• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Краткие содержания / Малышкин А.Г. / Люди из захолустья

Люди из захолустья [1/2]

Скачать краткое содержание

    Люди из захолустья.
     Роман.
    Время действия: зима 1929-весна 1930.
    Место действия: Мшанск (прообразом послужил посёлок городского типа Мокшан (Пензенская область)); Москва; Красногорск- вымышленный город на Урале.
     Глава 1: Разлука.
    Начало ноября. Ночь. По заснеженным огородам Мшанска едут сани. В санях сидит извозчик Василий и гробовщик Иван Журкин. От крайнего стога соломы отделилась фигура человека. Это был Пётр Соустин. Извозчик окрикнул его, и Пётр стремглав запрыгнул в сани. Троица направлялась к железнодорожной станции. У Журкина дома осталась жена и шестеро детей, у Петра дома осталась сестра. По дороге все трое стали жаловаться друг другу на Советскую власть: всех насильно загонят в колхоз; бедняки берут верх над теми, кто хоть как-то сводит концы с концами; работы в Мшанске почти не осталось. Поэтому Иван и Пётр едут на Красногорскую стройку, на Урал. Как только приехали на станцию, Журкин побежал за билетами. Пассажирский паровоз проезжал здесь раз в сутки, и знающие люди сказали Журкину, что билеты будет очень трудно достать. Подъехал паровоз, и началась посадка. Билеты Журкин так и не достал. Пётр и Иван без билетов кое-как протиснулись в вагон и разместились. Тронулись.
    
     Глава 2: В Москве.
    6 ноября. Брат Петра Соустина – Николай (сотрудник «Производственной газеты», известный в публицистической среде под прозвищем Раздол) взбегал по редакционной лестнице. Он уединился в пустом отделе своей газеты и решил прочитать свежий номер «Производственной…» Он сразу открыл вторую полосу (полосу «Промышленного отдела»), которую именно он, Соустин, делал с начала и до конца. Прочитав, Николай понял, что товарищ Зыбин (временно замещающий ответственного секретаря и по совместительству заведующий партийным отделом) своей иссушающей рукой убирал из его статей всяческую хлёсткую завлекательность. В это время в отдел вошёл репортёр Пашка Горюнов. Он написал статью и просил Николая прочитать её и оценить. Соустин посоветовал Пашке сначала перепечатать статью на машинке, а то ничего не разобрать. Начинался рабочий день. На столе у Николая лежали праздничные и итоговые отчёты по разным промышленным предприятиям, из них он должен был собрать статью. Первая статья, выдернутая наугад, содержала в себе что-то итоговое и перспективное о деревне… И тут Соустин вспомнил про Мшанск, в котором он не был уже одиннадцать или двенадцать лет, про сестру, которая писала ему, что в Мшанске теперь всё по – новому, всех мужиков тянут колхоз. Пора бы послать ей денег. Настал час полуденного перерыва, служащие спешили к буфету за завтраком. В это время в отдел вошла Люба Зайцева - сестра жены Николая (он устроил Любу машинисткой в «Производственной газете»). Она принесла ему домашний завтрак от жены (Кати). С женой, вследствие неопределённых квартирных обстоятельств, они жили раздельно. Люба спросила, придёт ли он погостить на праздники. Николай ответил уклончиво, сказав, что у него много работы. С началом пятилетки перед «Производственной газетой» открылся непочатый край работы. Тираж газеты вырос с сорока до семидесяти пяти тысяч экземпляров. В два часа пришёл заведующий промышленным отделом Калабух. Он попросил Соустина отредактировать его завтрашнюю статью. Пришёл курьер. Он принёс перепечатанную рукопись Пашки Горюнова. Соустину и Калабуху статья не понравилась. Николай продолжил свою работу. Ему попалась статья о хлебозаводе… И тут он снова вспомнил Мшанск, в котором, до революции, у его деда была собственная пекарня и как он помогал ему выпекать хлеб. В это время пришёл Зыбин. Калабух кинулся доказывать ему, что статья Горюнова плохая и он (Калабух) её не напечатает. Зыбин заметил, что газете нужны молодые кадры, а статью можно отредактировать. Соустину Зыбин поручил завтра отправиться на парад на Красной площади и подготовить отчёт. Калабух и Зыбин отправились к редактору, но в дверях их остановила Ольга Львовна – жена Зыбина. Ольга была любовницей Николая и теперь хотела узнать, когда они смогут увидеться. Соустин назначил ей свидание. Пришёл Калабух, разгневанный тем, что статью Горюнова всё-таки придётся напечатать. Потом он стал собираться и сказал, что сходит на книжный развал. Вернулся Калабух с полным портфелем философских сборников. Наступил вечер. Калабух ездил домой на служебной машине и предложил Соустину поехать вместе с ним. В машине разговорились. Соустин заметил, что сейчас все готовятся к празднику, но не многие помнят, как двенадцать лет назад в это же самое время солдаты сходились к Зимнему дворцу. Калабух согласился и сказал, что дело правильного революционного руководства заключается в грамотном подталкивании неизбежных процессов, а не в их насиловании. Соустин вспомнил, что он сдал статью Калабуха в набор и что в этой статье одно из слов вычеркнуто: «То место, где говорится, чтобы… наступать на кулака, не подрывая производственных возможностей деревни. Вот именно это «не подрывая» вычеркнуто, судя по зелёному карандашу, товарищем Зыбиным». Калабух назвал Зыбина тупицей. Николай не стал доезжать до дома: ему нужно ещё потолкаться по улицам - для праздничного отчёта. Калабух поехал назад в типографию. На улицах было очень много народу. Кругом висели плакаты: «Выполним пятилетку в четыре года!» На Соустина нашло уныние: скоро его хвалёный язык не будет востребован, а такие как Пашка Горюнов обойдут его.

    Во время Гражданской войны Николай был командиром батальона. В 1919 году он завоевал для Советской власти три села на Южном Урале. За это он был награждён золотыми часами. Потом его подкосил сыпной тиф. Командование батальоном принял Миша Зайцев – командир роты. С Мишей Николай встретился, когда Колчака гнали уже под Омск. Миша познакомил его со своей женой – Любой и её сестрой – Катей. Соустин женился на ней. После войны все четверо отправились в Москву. Миша работал заведующим магазином, Николай - секретарём в коллегии по делам пленных и беженцев. Жили все вместе в полуподвальной квартирке и по вечерам устраивали пирушки. Через восемь месяцев коллегия прекратила своё существование. Люба забеременела. Катюша, взяв у соседей швейную машинку, шила на заказ кое-какие платья. Через два месяца Соустину дали новую работу – переписывать население. Этой работы хватило лишь на неделю. Николаю с Катюшей жилось всё тяжелее, Мише с Любой всё легче. Пришлось отдать часы в ювелирный магазин. У Зайцевых родился сын Дюнька. Миша сочувствовал Николаю и как мог помогал ему. И всё перевернулось от одной случайности… Соустин встретил Григория Ивановича – своего первого учителя, который когда-то отбывал ссылку в Мшанске. Григорий Иванович после революции проснулся человеком с высокими знакомствами. Он устроил Николая в «Производственную газету»

    7 ноября. В редакции «Производственной…» была вечеринка по случаю праздника. Все танцевали и веселились. У Соустина стали спрашивать, как же он с полосой в газете отличился? Николай свежий номер ещё не читал и поэтому ничего не знал. А над ним всё подшучивали: «Теперь припаяют кое-кому… главное – твоему Калабуху!» Люба стала интересоваться, почему он не пришёл к ним? Николай пообещал придти послезавтра. В это время вошёл Зыбин. Выяснилось, что вчера, вернувшись в типографию, Калабух восстановил в статье ту фразу, которую вычеркнул Зыбин. Теперь Зыбин опасался серьёзных последствий. Соустин вызвался отправиться в Мшанск и составить статью о том, как проходит коллективизация в селе. Зыбин одобрил это предложение. В разговоре Николай нечаянно проговорился о том, что ему вчера говорил Калабух о революционном руководстве. Зыбин сделал для себя необходимые выводы, но вида не показал.
    С Ольгой Зыбиной Николай близко познакомился на одной из вечеринок редакционного отдела. Ольга была со своим мужем холодна. У неё всегда собирались различные малоизвестные поэты и художники. Она их опекала и ходила за них хлопотать. После той вечеринки Николай и Ольга полтора месяца прожили в Крыму. Этот август 1929 они снова решили провести там, но Николай страшно ревновал её ко всем этим деятелям искусства, которые и здесь не давали Ольге прохода. В один из дней Николай собрал чемодан и уехал обратно. И вот теперь он снова увиделся с ней. Она называла его сумасшедшим и говорила, что он напрасно её ревнует. Он доказывал ей, что несмотря на то, что ему уже 34 года, он мог бы закончить обучение в университете и заняться своим самым любимым делом – химией. Но из-за неё у него внутри угасло всякое стремление.

    9 ноября. Утро после праздников было хмурое, невыспавшееся. Калабух на работу не пришёл. Соустину пришлось самому нести свой праздничный отчёт Зыбину. Зыбин отчёт одобрил и попросил Николая взять шефство над Пашкой Горюновым. Соустин напомнил о себе, что он должен непременно отправиться в Мшанск. Сегодня Николай хотел зайти к жене, но снова не получилось – ночное дежурство в типографии. В типографии Соустин встретил Горюнова, который сообщил ему, что Калабуха сегодня вызвало большое начальство и, как следует пропесочило, вот он и не пришёл на работу: «Он одному беспартийному такую, понимаешь, штуку про партию ляпнул…» Николай сразу понял, кто был этот беспартийный, и что начальству про это всё донёс Зыбин. В третьем часу ночи он отправился к Катюше. Она не выразила ни удивления, ни восторга, а приняла его (по родственному) такого какой есть. Николай страшно соскучился и страшно устал, поэтому сразу лёг спать.

     Глава 3: Счастье
    (данная глава не является частью сюжетной линии романа, повествование ведётся от лица автора)
    Время действия: дореволюционный период ( конец 19 – начало 20 века)
    Когда я немного повзрослел, меня отправили в Пензу, учиться в гимназии. Я жил у своего дяди. У него была жена и сын. Дядя работал столяром и делал гробы. Сначала мне было страшно просыпаться среди гробов, но я привык. Потом я стал даже помогать делать гробы, по мере своих сил. Если нужно было сделать детский гроб, с меня брали мерки. Я так привык к гробам, что даже спал в них. Когда одноклассники узнали про моё житьё-бытьё, они стали меня побаиваться и уважать. С заказами у дяди всегда было туго. Гробовщиков в Пензе было много, но в тот год по городу гулял тиф, и кое-какая работа была. У нас на шкафу стоял массивный дубовый гроб – венец творения дяди. Дёшево его было жалко продать, а за дорого никто не брал. В гимназии я учился хорошо, но очень плохо шли дела с математикой. Учитель математики – Пётр Эмилиевич Слюсарёв, человек болеющий чахоткой, внушал мне страх. На его уроках я немел и ничего не мог понять. Уже давно у меня в голове была мысль: «Вот бы этот Пётр Эмилиевич умер, и положили бы его в тот самый дубовый гроб!» Перед зимними каникулами Пётр Эмилиевич поставил мне две двойки. Когда я приехал домой и показал отцу свои оценки, он яростно меня выпорол, потому что за каждую отметку отец платил своим горбом. Но потом отец подобрел, моя семья не оставляла надежд, что хотя бы я выучусь и выбьюсь в люди. В город отец поехал вместе со мной, чтобы посоветоваться с дядей. На совете решили, что нужно дать взятку Петру Эмилиевичу, но тут я объявил, что он всё равно скоро помрёт. Учитель кроме чахотки теперь ещё подхватил воспаление лёгких и долго ему не протянуть. На следующий день дядя вместе со мной пошёл в школу и о чём – то долго разговаривал со школьным швейцаром. Вместо Петра Эмилиевича у нас теперь преподавал математику сын директора, студент. И тут началась светлая полоса. На его уроках я сразу стал всё понимать и даже получил четвёрку. Другие гробовщики тоже сообразили, что учитель математики скоро умрёт и стали допытываться подробностей у швейцара. Дома у меня постоянно интересовались о здоровье Петра Эмилиевича. Но тут он снова вернулся в школу, к счастью ненадолго. Всё случилось как нельзя лучше. Пётр Эмилиевич умер. Дядя дорого продал гроб его родственникам. Математику у нас в гимназии стал вести сын директора. Весной дядя со всем семейством уехал в Сызрань, а меня отдали к другому дяде - сапожнику.

     Глава 4: Едут.
    Иван Журкин и Пётр Соустин продолжали своё путешествие. Ночь. Когда подъехали к станции «Пенза», Иван стал будить Петра, чтобы тот сбегал за билетами. Нехотя Пётр сделал это. Через два часа паровоз двинулся дальше. В Красногорске у них из знакомых была только Аграфена Ивановна. После Мшанска скрывалась она уже в третьем месте, на Урале, в заштатной слободе. Героям и самим не верилось, что Аграфена Ивановна приютит их, но больше рассчитывать было не на кого. К утру уже проезжали Сызрань. На Журкина напали горькие воспоминания.
    25 лет назад у него с отцом здесь была своя мастерская. Жили они довольно неплохо. Иван даже вступил в пожарное общество и проходил мимо барышень в золотой каске. Но в один июньский день половина Сызрани сгорела, а вместе с нею и мастерская Журкиных. Отец умер через три дня, не выдержало сердце. Иван сам сколотил ему гроб.
    Теперь Журкину шёл пятый десяток, а он так и не добился в жизни сладкого куска. Пётр разговорился с парнишкой, который сидел в углу вагона. Парня звали Тишкой, ему было 18 лет, и он оказался земляком Петра. Тишка с матерью работали на кулака, но когда его раскулачили, кормиться стало негде. Умные люди посоветовали Тишке ехать на Красногорскую стройку. Пётр сказал Тишке, чтобы тот держался поближе к нему и к Журкину, тогда не пропадёт. Когда встали у Сызрани, Тишка сбегал за кипятком, стали есть. Все, кто был в вагоне, делились друг с другом едой. За перекусом разговорились. Все, так же как и Пётр, и Иван, и Тишка, ехали куда глаза глядят, за лучшим куском. Все стали ругать Советскую власть, которая обложила народ непомерными налогами. В Самаре вагон изрядно опустел, остающиеся захватили лучшие места, чтоб поспать. Когда паровоз остановился, Тишка вышел на перрон и стал клянчить деньги у прохожих. Его чуть не поймали. Тут Тишка увидел Петра, который направился к привокзальному буфету. Пётр сел за освободившийся стол и стал доедать то, что не съели посетители буфета. Тишка стал делать то же самое. В это время Журкин тайком доедал домашние куски (не всё время же делиться с Петром). Всех позвали на посадку. Пётр и Ивану кое – что принёс перекусить. Совестно стало Журкину. Утром, проехав Уфу, очутились совсем в чужой местности. Народ теперь подобрался в вагоне почти весь попутный – на Красногорск. В вагоне появились два комсомольца. Журкин пытался разузнать, как там с работой, но никто ничего не знал – все ехали в первый раз. На одном полустанке ввалилось в вагон целое семейство: муж шахтёр перевозил жену с ребёнком из деревни в Челябинск, люди бежали от колхоза. Один из комсомольцев, представившись членом выездной комсомольской бригадой московского органа «Производственная газета», стал отчитывать шахтёра за несознательность. Пётр, от тщеславия, чуть не вскочил спросить про своего брата, но вовремя опомнился. Он на своего Николая обиду таил, дескать, брат обучался в университете за счёт денег Петра, а теперь от Николая никаких вестей нет. Журкин выведал у шахтёра про Красногорск. Действительно, работы там было очень много, люди туда едут и днём и ночью, но многие возвращаются, жалуясь на пищу и что тяжело. Ивана это обнадёжило. Местность за окном стала представлять собой сплошную цепь гор. Приближались те самые места.

     Глава 5: За горами, за долами
    В ночной степи стоит Казачья слобода. Напротив церкви находится дом булочницы Аграфены Ивановны. Она сидит за столом и угощает чаем двух бородачей. Давно она уже ждёт весточки от своего сына Миши. Живёт Аграфена Ивановна вместе с дочерью – Дусей. Бородачи и Аграфена Ивановна занимаются базарным делом. Один из них заметил, что при таком большом скоплении народа, здесь можно неплохо развернуться. Другой сказал, что всё это до поры до времени. Придёт лето и с ним придут страшные ветра, и сдуют всё, что успели построить на заводе. На стройке сейчас сложилась плачевная обстановка – паровозы привезли всё, что требовалось, а разгружать некому. Тут в ставни окон кто - то постучал. Это пришёл Санечка – молодой парень, знакомый Аграфены Ивановны, он работал на плотине, у него была рассечена губа. Санечка стал хвастаться, что на завод привезли много всякой модной одежды и что таким, как он одежду будут раздавать первым. Когда бородачи ушли, Санечка стал излагать Аграфене Ивановне план, как можно на этой мануфактуре нажиться, но тут в дверь кто – то постучал. Это были Журкин, Пётр и Тишка. Санечка ушёл. Пётр сказал, что он друг Миши и что сын её жив и здоров. На радостях Аграфена Ивановна пригласила всех за стол. Разговорились. Оказалось, что людей выгоняют на разгрузку железнодорожных составов, а за работу вот уже два месяца не платят. Пётр понял, что Аграфена Ивановна вьётся у «большой воды». Дочь её Дуся была избалованной и замуж собиралась за инженера, не ниже. Пётр на Дусю сразу глаз положил. Увидев, что Журкин привёз с собой гармонь, Аграфена Ивановна попросила сыграть, но Иван сказал, что дал зарок: не играть, пока не найдёт своё счастье и спокойный кусок. Аграфена Ивановна выгнала Тишку и Журкина, Петра она хотела оставить, но тот из солидарности, тоже ушёл.

     Глава 6: Трудные дни.
    Когда троица добралась до барака, дверь им открыла заведующая бараком - Поля (сама она приехала из Мордовии, от мужа ушла). Сначала Журкин с Тишкой записались в плотничную артель. Но плотничали не больше недели. Всех, и мастеровых и артельных, перекинули в подмогу чернорабочим, на разгрузку железнодорожных путей. До вагонов добирались на грузовиках. Пётр этой каторжной работы избежал. Он, через Санечку, устроился помощником заведующего арматурным складом на плотине. Про Журкина узнала вся стройка. К нему все несли свои гармонии на починку. Уединившись, в свободное от работы время, у Поли в каморке, Иван занимался своим любимым делом. В бараке была полная антисанитария, и Поля не знала, как ей совладать с бородачами – сезонниками? В каморке у Поли Журкин прятал свою единственную ценность – гармонь. В бараке давно ходил недовольный говор: сколько продлится разгрузка; когда пошлют на настоящую работу? Однажды в барак заявился уполномоченный от рабочкома, партиец Подопригора. Он начал успокаивать всех, что скоро разгрузка закончится и все пойдут работать по своим специальностям. Насчёт зарплаты он тоже обмолвился, что в самом скором времени зарплата будет выдана. Все отнеслись к Подопригоре с недоверием. Пётр к этому времени завёл много знакомств в других бараках. Он упрекал Журкина в том, что тот упускает Полю, она, дескать, уже с уполномоченным под ручку ходит. Иван сказал, что ему всё равно, однако про себя он стал что – то соображать. Пётр начал читать книгу «Что нужно знать арматурщику». В бараке пронёсся слух, что скоро выдадут жалование. Тишка на радостях стал мечтать, как он отправит первую получку матери. К Петру часто заглядывали дружки из соседних бараков, от них разило запретной водкой. Журкин их сторонился и как можно скорее удалялся к Поле в каморку. Однажды к Ивану в каморку зашёл Пётр (Поли тогда не было) и стал рассказывать, что Аграфена Ивановна большими делами тут орудует, и всё не сама, а через молодцов своих, и что нужно ему (Петру) лишь на ноги встать и всё у него будет и Дуся будет его. Журкин дал совет Петру: прекратить все походы к Аграфене Ивановне и к дружкам своим, и Дусю оставить в покое – она девка бракованная, аборт уже успела сделать, всю свою энергию Иван советовал Петру направить в работу. Пётр снова стал пристыжать Ивана, что у него Полю уводят из - под носа. Тут пришла Поля. Пётр стал рассказывать ей, что Журкин один – одинёшенек, нет у него ни жены, ни детей. У Поли появился повышенный интерес к Ивану. Журкин тоже стал подумывать - не купить ли какой-нибудь подарок Поле? Но когда он лёг спать, перед ним встала жена (тоже Поля). Дни подходили ещё жесточе, чем раньше. К концу второй недели, в самый день выдачи жалованья, Тишку с Журкиным поставили на разгрузку мануфактуры. К полудню дополз до мануфактурных вагонов слух: на плотине давали деньги. От разгружаемой одежды у Тишки рябило в глазах, и он снова улетал в свои мечты. Когда Журкин и Тишка пришли в барак, то по лицам поняли: денег сегодня не давали. Лишь Пётр получил своё жалование сполна – девяносто рублей, Тишка в лучшем случае рассчитывал на семнадцать рублей. В бараке нарастало роптание. И тут вошёл Подопригора. Он снова стал успокаивать всех, что разгрузка скоро будет завершена, что зарплату скоро выдадут и что нужно составить общий список для профсоюза: кто кем работает и семейное положение. Поля сидела в каморке и помогала Подопригоре. Когда Журкин вошёл туда, то еле выдавил из себя, что он вдовец и что детей у него нет. Но когда он вышел, стала грызть его совесть: продал он всех и жену и детей, так бы хоть одежду может быть дали для семьи, а теперь… За чаем Иван отошёл и пораздумался: на гармониях тоже можно заработать. Из барака вышел Подопригора и с мыслью: «Где они водку берут, надо выяснить» пошёл домой. Жил он не близко. Подопригора понимал, на стройке наступает критический момент: в бараках творится чёрт знает что, зарплату не платят, и такие как Пётр наверняка ходят по баракам и подговаривают народ на бунт, там наверху поторопились с мировым размахом стройки и теперь что – то укорачивают, а может быть и свёртывают. Подопригора – мастер коксовых печей, приехал из Донбасса. Во время гражданской войны участвовал в разгроме Врангеля. Жена его бросила, и вот он с двумя ребятишками приехал в Красногорск, проводить индустриализацию.
    На другое утро работа у вагонов творилась невесело, как бы расслабленными руками. Казалось Журкину, что пошатывается, идёт к разору даже временное его устроение. В любой момент мужики могли бросить работу и уйти, потом попробуй, останови. Всё чаще в бараке слышались предложения не выходить утром на работу, только тогда дадут зарплату. К вечеру принесли водки, и все в бараке напились. Поля то и дело выбегала из каморки и ругала пьяных.
    Наступило утро. За бараком уже грохотали грузовики. Человек восемь поднялись и пошли к грузовикам. Остальные сорок человек притворялись что не слышат, что ещё спят. Грохот машин вдруг стих и послышались гудки. Затем гудки стихли, и машины уехали пустыми. Журкин, Тишка и Пётр тоже остались в бараке. К Ивану снарядилась делегация с просьбой, чтобы он говорил с Подопригорой от имени всех здесь присутствующих. Журкин стал отнекиваться. Пришёл Подопригора. Началась первая схватка. «Кто тут на Гражданской участвовал?»,- спросил он. Полтора десятка рук поднялось. Это были его будущие дружки, те на кого можно будет положиться. Подопригора стал внушать рабочим не поддаваться на провокации врагов Советской власти. Он захотел, чтобы от лица рабочих кто-нибудь высказался. Все единогласно выбрали Журкина. «Каждый, значит, завсегда хочет себе кусок получше оторвать. Так», - вот всё, что смог сказать Журкин. Все стали потихоньку одеваться.
    У Петра в голове уже давно созревали мысли насчёт промысла по торговой линии. Всё, что касалось торговли, было для Петра родным. С малых лет он обучался около бакалейных полок и торговых счетов. Пётр уже давно присматривался к заведующему магазином – Сысою Яковлевичу, и чем дольше он присматривался, тем лучше понимал – это свой человек. И в один из дней Пётр близко с ним познакомился. Он расписал ему, какую прорву всякого довольствия и материала валят сейчас на строительство. Со временем, конечно, хватятся за разум, наладят насквозь учёт, возьмут под тройной, строжайший контроль каждую крошку, - ну, а до той поры!.. Пётр и на арматурном складе времени зря не терял. Заведующий оставил ему склад в полном расстройстве. Пётр взял себе в подмогу пятерых ребят и в два дня они рассортировали всё железо по полочкам. О Петре стало известно, на образцовый склад ходили смотреть с других участков. Заведующий складом не возвращался уже около полутора месяцев, и Пётр ждал, что его могут скоро назначить на эту должность. Он не отказался от идеи – покорить Дусю. Пётр постоянно появлялся в доме у Аграфены Ивановны. Мануфактуру выдали на участках, и уже с мануфактурой делались дела. Но не только из-за этого он бывал у них в доме. Пётр хотел, чтобы Дуся привыкла к его обществу. Времени терять было нельзя: у Дуси появился новый ухажёр – вербовщик Никитин. Пётр всё больше убеждался в том, что Аграфена Ивановна собрала вокруг себя огромное количество добра. Хватит, чтобы Дуся прожила безбедно до самой смерти. После того, как Пётр рассказал ей про Сысоя Яковлевича и про те выгоды, которые они могли бы от него иметь, старуха ещё больше прониклась к нему уважением. Решено было ошеломить Сысоя Яковлевича своим богатством. Эффект был достигнут. Сысоя Яковлевича с удовольствием принимали в компанию, причём слобода брала на себя все хлопоты по получению и сбыту товара. Для получения в кооперативе малыми хотя бы дозами ребят можно найти сколько угодно. Посыльные при этом ничего знать не будут. Пётр потребовал с Аграфены Ивановны расчёт: она должна была отдать ему половину всего дохода. Сопротивляться старуха уже не могла, Пётр царствовал над нею. Но в виде компенсации он пообещал ей, что возьмёт её в компанию с Сысоем Яковлевичем. Пётр советовал Аграфене Ивановне гнать от себя вербовщика Никитина, потому скоро он может за решётку загреметь: вместо того, чтобы ехать в Самару и вербовать там рабочую силу, для чего были даны ему большие казённые деньги, Никитин выискивал тут по баракам лодырей и нанимал их, будто в Самаре, выплачивая им в половинном размере проездные и кормовые деньги, другую половину брал себе, и свои командировочные, и проездные тоже в карман положил. Старуха хотела побольше узнать о своём сыне, Пётр сказал, что пока не имеет права ничего говорить: «были раньше разные борцы… и как они скрывались… Так и мы… сейчас нас никто не знает, а придёт срок… и Миша, и всё…» Начальство закручивало гайки, и Петру приходилось творить свои делишки всё изощрённее.
    Народ на стройку всё прибывал. Уже начали лить из бетона угольную башню. После той схватки в бараке, Поля всё чаще стала ругать эгоизм мужиков, больше не вела она душевных бесед с Журкиным. Иван перестал работать у Поли в каморке, а разместился со своим инструментом в бараке, но Поля позвала его обратно.
    Лет двадцать назад сошла на Журкина благодать небесная, показалось ему, что нашёл он своё счастье в жизни. На радостях Иван устроил пир горой и прошёлся по всему Мшанскому уезду со своей гармонью. За Журкиным шла огромная масса народа, а он всё пел антиправительственные песни. На следующий день Иван уже сидел в остроге.
    Подопригора всё чаще появлялся в бараке. Вся молодёжь уже перешла на его сторону, и даже Тишка тянулся к нему. Подопригора решил оторвать его от мужицкой родни, он предложил Тишке выучиться на шофёра. Тишка рассказал про это Петру, тот только посмеялся над этим. Тишку это очень задело. Подопригора всё глубже входил в жизнь барака. С молодёжью ему было легче, с нею он беседовал о завтрашнем дне. Со старшим поколением было тяжелее, его больше интересовало то, что будет сегодня. Однажды Подопригора выступил в бараке с докладом. Он говорил, что пятилетку нужно выполнить в четыре года, что Советская власть всё делает для трудового народа, и что нужно нещадно бороться с врагами коммунизма. Пётр рассказал Подопригоре про вербовщика Никитина и того вскоре забрали. После доклада принесли зарплату за полтора месяца. Тишке дали 66 рублей. Журкин стал жаловаться Петру на Подопригору, который явно на него зуб точит. Пётр отдал Тишке и Ивану какие-то талончики, завтра они должны были зайти с ними в магазин. В магазине им отвалили кучу всякого добра. Журкин и Тишка отдали всё Петру, тот и с ними поделился малой частью того, что они принесли. Пётр снова стал совать талончики Ивану, но тот отказался и Тишку туда не пускал, понял Журкин, что дело там не чистое.
    На следующий день, после работы, Иван и Тишка пошли на базар. По дороге Тишка стал рассказывать, как Подопригора уговаривал его учиться на шофёра. Тишка согласился, но про то, что согласился, Журкину не сказал. В марте Тишка должен был получить командировку на водительские курсы. Иван говорил, что он и Тишка – люди недалёкие, к работе с машинами не приспособленные, лучше уж прибиться к плотницкому делу. На базаре им встретился Пётр, он повёл их по торговым рядам. Тишке Пётр помог купить шубу и даже добавил от себя денег в долг. В шубе Тишка был похож на попа.

     Глава 7: На земле предков.
    Калабух уже несколько дней не приходил в редакцию. Николай корил себя: «Это всё я, всё из-за меня» Вечером состоялось партийное собрание по поводу того самого инцидента. Собрание потребовало от Калабуха, чтобы тот написал статью о головокружительных успехах на трудовых участках фронта. После собрания Соустин дождался Калабуха, он стал было извиняться перед ним, но Калабух сказал, что Николай тут ни при - чём. У Соустина камень с души свалился.
    В одной из статей Николай прочитал: в Мшанском районе Пензенского округа не выполнен план по хлебозаготовкам. Это стало последней каплей. Соустин решился ехать. К тому же на это его подталкивали и другие обстоятельства. Сестра прислала ему письмо, в котором говорилось, что брат Пётр скрылся в неизвестном направлении, а дом их хотят отобрать, как у кулаков. Калабух одобрил поездку Соустина. Зыбин тоже вскоре должен был уехать – в Красногорск (там строился гигантский металлургический завод).
    Николаю давно хотелось увидеть Ольгу, но она каждый раз отодвигала дату свидания. Ольга устроилась секретарём в профессионально-техническом издательстве. Оно появилось из-за страшной нехватки водителей тракторов и других машин. Каждую полночь под окнами Ольги проезжали грузовые машины завода «АМО» - так москвичам демонстрировалась продукция завода. Ольгу мучила совесть-вся Москва, и огромная страна рвались в светлое будущее, а она не сделала для этого ничего полезного. Ольга работала в отделе бюрократической системы, и эта работа угнетала её, она чувствовала себя ненужной. Ольга решила устроиться на автомобильные курсы, по телефону ей сказали, чтобы она приходила через месяц. Ольга назначила свидание Соустину, при встрече она сказала ему, что им нужно расстаться, потому что роль любовницы ей надоела: «Коля, я с двоими жить не могу…Мне кажется, тогда не будет вымученного дурмана, всё станет спокойнее, яснее…Освободятся силы для другого, это необходимо сейчас…А всё-таки, Коля, ты не тот человек, которому можно довериться, чтобы спокойно перейти улицу»

/ Краткие содержания / Малышкин А.Г. / Люди из захолустья