• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Верн Ж. / Двадцать тысяч лье под водой

Двадцать тысяч лье под водой [7/28]

Скачать полное произведение

    - О командир, - воскликнул я, - ваш "Наутилус" действительно чудеснейшее судно!
     - Да, господин профессор, - взволнованно отвечал капитан Немо, - я люблю его, как плоть от плоти моей! Если ваши суда, подверженные всем случайностям мореплавания, всюду подстерегает опасность, если первое впечатление, которое производит море, как хорошо сказал голландец Янсен, - страх бездны, то на борту "Наутилуса" человек может быть спокоен. Тут нечего бояться прогиба в корпусе, ибо двойная обшивка судна крепче железа; тут нет такелажа, который страдает от боковой качки или "устает" от качки килевой; нет парусов, которые может сорвать ветер; нет паровых котлов, которые могут взорваться; тут исключена опасность пожара, потому что на корабле нет деревянных частей; нет угля, запас которого может истощиться, потому что корабль управляется электрическими аппаратами; нет опасности столкновения, ибо он один плавает в морских пучинах; не страшны и бури, потому что в нескольких метрах под уровнем моря царит глубокий покой! Так-с, сударь! Вот совершенный подводный корабль! И если верно, что изобретатель больше верит в свое судно, нежели конструктор, а конструктор больше, чем сам капитан, то поймите, с каким безграничным доверием отношусь к "Наутилусу" я, одновременно изобретатель, конструктор и капитан судна!
     Капитан Немо говорил с большим воодушевлением. Горящий взгляд, порывистые движения совершенно преобразили его. Да, он любил свое судно, как отец любит свое детище!
     Но вопрос, возможно нескромный, так и срывался с моих губ; и, наконец, я все же спросил:
     - Вы, стало быть, инженер, господин Немо?
     - Да, господин профессор, - ответил он, - я обучался в Лондоне, Париже и Нью-Йорке в те времена, когда еще был жителем Земли.
     - Но как же вам удалось сохранить в тайне строительство этого удивительного подводного корабля?
     - Каждая часть корабля, господин Аронакс, получена мною из различных стран земного шара. Предназначение каждого заказа было вымышленным. Киль "Наутилуса" выкован у Крезо, гребной вал у "Пена и компании" в Лондоне, листовая обшивка корпуса у Лерда в Ливерпуле, винт у Скотта в Глазго, резервуары у "Кайля и компании" в Париже, машины у Круппа в Пруссии, таран в мастерских Мотала в Швеции, измерительные приборы у братьев Гарт в Нью-Йорке и так далее. Поставщики получали мои чертежи, подписанные всякий раз другим именем.
     - Но, получив отдельные части, вы должны были их собрать, смонтировать? - спросил я.
     - Господин профессор, моя судостроительная верфь находилась на пустынном острове, в открытом океане. Там обученные мною рабочие, мои отважные товарищи, под моим наблюдением собрали наш "Наутилус". Когда корабль был собран, огонь уничтожил всякие следы нашего пребывания на острове, который, если бы мог, я взорвал бы!
     - Надо полагать, что корабль стоил вам немалых денег?
     - Господин Аронакс, броненосец обходится в одну тысячу сто двадцать пять франков с каждой тонны. "Наутилус" весит тысячу пятьсот тонн. Стало быть, он обошелся около двух миллионов франков, если считать только стоимость его оборудования, и не менее четырех или пяти миллионов франков вместе с коллекциями и художественными произведениями, хранящимися в нем.
     - Разрешите, капитан, задать последний вопрос?
     - Извольте, господин профессор!
     - Вы очень богаты?
     - Несметно богат! Я мог бы свободно уплатить десять миллиардов государственного долга Франции!
     Я пристально посмотрел на своего собеседника. Не злоупотреблял ли он моей доверчивостью? Время покажет! 14. "ЧЕРНАЯ РЕКА"
     Площадь, занимаемая водой на поверхности земного шара, исчисляется в три миллиона восемьсот тридцать две тысячи пятьсот пятьдесят восемь квадратных мириаметров [мириаметр - десять тысяч метров]; иначе говоря, вода занимает свыше тридцати восьми миллионов гектаров земной поверхности. Объем этой жидкой массы равен двум миллиардам двумстам пятидесяти миллионам кубических миль; и если вообразить себе эту жидкую массу в форме шара, то окажется, что диаметр его равен шестидесяти лье, а вес составляет три квинтиллиона тонн. А чтобы осмыслить эти цифры, необходимо знать, что квинтиллион относится к миллиарду, как миллиард к единице, иными словами, в квинтиллионе столько же миллиардов, сколько в миллиарде единиц. Образно говоря, такое количество воды могли бы излить все земные реки лишь в течение сорока тысяч лет!
     В геологическом прошлом нашей планеты за огненным периодом следовал период водяной. Земная поверхность представляла собою ложе мирового океана. Затем, в силурийский период, начался горообразовательный процесс; из вод выступили горные вершины, на поверхности океана появились острова, которые исчезали во время потопов и затем вновь возникали, соединяясь между собою и образуя материки; соотношение между пространствами суши и воды на Земле неоднократно изменялось, и, наконец, рельеф земной поверхности принял те очертания, какие мы видим на современных географических картах. Суша отвоевала у воды тридцать семь миллионов шестьсот пятьдесят семь квадратных миль, или двенадцать миллиардов девятьсот шестнадцать миллионов гектаров.
     Очертания материков позволяют разделить мировые воды на пять главных водоемов: Северный Ледовитый океан, Южный Ледовитый океан, Индийский океан, Атлантический океан, Тихий океан.
     Тихий океан простирается с севера на юг, занимая все пространство между обоими полярными кругами, и с запада на восток, между Азией и Америкой, на протяжении ста сорока пяти градусов долготы. Это самый спокойный из океанов, течения его широки и не быстры, приливы и отливы умеренны, осадки обильны. Таков океан, с которого началось мое путешествие в самых необычайных условиях.
     - Господин профессор, - сказал капитан Немо, - если вам угодно, мы с точностью определим место, где мы находимся, и установим отправную точку нашего путешествия. Теперь без четверти двенадцать. Я прикажу поднять судно на поверхность океана.
     Капитан нажал трижды кнопку электрического звонка. Тотчас же насосы начали выкачивать воду из резервуаров; стрелка манометра поползла вверх, указывая на то, что давление все уменьшается; наконец, она замерла на месте.
     - Мы вышли на поверхность, - сказал капитан.
     Я направился к центральному трапу. Взобравшись по железным ступенькам наверх, я вышел через открытый люк на палубу "Наутилуса".
     Палуба выступала из воды не больше чем на восемьдесят сантиметров. Округлый и длинный корпус "Наутилуса" и в самом деле был похож на сигару. Я обратил внимание на то, что его черепитчатая обшивка из листового железа напоминала чешую, покрывающую тело наземных пресмыкающихся. И я понял, почему, несмотря на самые сильные подзорные трубы, это судно всегда принимали за морское животное.
     Полускрытая в корпусе "Наутилуса" шлюпка образовывала небольшую выпуклость в самой середине палубы. На носу и на корме выступали две невысокие кабины с наклонными стенками, частично прикрытые толстым чечевицеобразным стеклом: передняя служила рубкой рулевого, в задней был установлен мощный электрический прожектор, освещавший путь.
     Океан был великолепен, небо ясно. Длинный корпус судна лишь слегка покачивался на широких океанских волнах. Легкий восточный ветерок чуть рябил водную гладь. Туман не застилал линии горизонта, и можно было с большой точностью вести наблюдение.
     Ничто не останавливало взгляда. Ни островка, ни скалы в виду. Ни следа "Авраама Линкольна"... Необозримая пустыня!
     Капитан Немо, взяв секстан, приготовился измерить высоту солнца, чтобы определить, на какой широте мы находимся. Он ожидал несколько минут, пока дневное светило не вышло из-за облака. И покамест он наблюдал, ни один мускул его руки не дрогнул, словно секстан держала рука статуи.
     - Полдень, - сказал капитан. - Господин профессор, не угодно ли вам...
     Я кинул последний взгляд на желтоватые воды, омывавшие, несомненно, японские берега, и сошел вслед за ним в салон.
     Там капитан сделал при помощи хронометра вычисления, определил долготу данного места и проверил свой расчет по предшествующим угломерным наблюдениям. Затем он сказал:
     - Господин Аронакс, мы находимся под сто тридцать седьмым градусом и пятнадцатью минутами западной долготы...
     - По какому меридиану? - живо спросил я, надеясь, что ответ капитана прольет свет на его национальность.
     - Сударь, - отвечал он, - у меня разные хронометры, поставленные по Парижскому, Гринвичскому и Вашингтонскому меридианам. Но в честь вас я выбираю парижский.
     Ответ не осветил ровно ничего. Я поклонился, а капитан продолжал:
     - Под сто тридцатью семью градусами и пятнадцатью минутами западной долготы от Парижского меридиана и под тридцатью градусами и семью минутами северной широты, иными словами, в трехстах милях от берегов Японии. Итак, сегодня, восьмого ноября, в полдень, начинается наше кругосветное путешествие под водой.
     - Храни нас господь! - сказал я.
     - А теперь, господин профессор, - прибавил капитан, - продолжайте свои занятия. Я приказал взять курс на восток-северо-восток и идти на глубине пятидесяти метров. На карте ежедневно будет отмечаться пройденный нами путь. Салон в вашем распоряжении. А теперь позвольте покинуть вас.
     Капитан Немо откланялся и вышел. Я остался наедине со своими мыслями. Я думал о капитане "Наутилуса". Узнаю ли я когда-нибудь, какой национальности этот загадочный человек, отрекшийся от своей родины? Что вызвало в нем ненависть к человечеству, возможно, ненависть, жаждавшую отмщения? Не из тех ли он непризнанных ученых, не из тех ли гениев, которых, как говорит Консель, "обидел свет"? Не современный ли Галилей, не жрец ли науки, как американец Мори, ученая карьера которого была прервана политическими событиями? Неизвестно! Случай бросил меня на борт его судна, и жизнь моя была в его руках. Он встретил меня холодно, но не отказал в гостеприимстве. Ни разу не пожал он моей протянутой руки. Ни разу не подал мне своей руки!
     Целый час провел я в размышлениях, стараясь проникнуть в волнующую тайну этого человека. Нечаянно взгляд мой упал на карту Земли, разложенную на столе; и я, водя пальцем по карте, нашел точку скрещения долготы и широты, указанные капитаном Немо.
     На океанах, как и на материках, есть свои реки. Это океанские течения, которые легко узнать по цвету и температуре и самое значительное из которых известно под названием Гольфстрим. Наука нанесла на карту земного шара направление пяти главнейших течений: первое на севере Атлантического океана, второе на юге Атлантического океана, третье на севере Тихого океана, четвертое на юге Тихого океана и, наконец, пятое в южной части Индийского океана. Вполне вероятно, что в северной части Индийского океана существовало и шестое океанское течение в те времена, когда Каспийское и Аральское моря и большие озера Азии составляли одно водное пространство.
     Путь "Наутилуса" лежал по одному из таких течений, обозначенному на карте под японским названием _Куро-Сиво_, что значит "Черная река". Выйдя из Бенгальского залива, согретое отвесными лучами тропического солнца, это течение проходит через Малаккский пролив, идет вдоль берегов Азии и, огибая их в северной части Тихого океана, достигает Алеутских островов; оно увлекает с собой стволы камфарного дерева, тропические растения и резко отличается ярко-синим цветом своих теплых вод от холодных вод океана.
     Я изучал путь этого течения по карте, представляя себе, как оно теряется в бескрайних просторах Тихого океана; и воображение так увлекло меня, что я не заметил, как Нед Ленд и Консель вошли в салон.
     Мои спутники не могли прийти в себя от удивления при виде чудес, представших перед их глазами.
     - Где же мы находимся? Где? - вскричал канадец. - Не в Квебекском ли музее?
     - С позволения сказать, - заметил Консель, - скорее в особняке Соммерара!
     - Друзья мои, - сказал я, приглашая их подойти поближе, - вы не в Канаде и не во Франции, а на борту "Наутилуса", в пятидесяти метрах ниже уровня моря.
     - Приходится поверить, раз сударь так говорит, - сказал Консель. - Но, признаться, этот салон может удивить даже такого фламандца, как я.
     - Удивляйся, друг мой, да, кстати, осмотри витрины, там найдется много любопытного для такого классификатора, как ты.
     Поощрять Конселя не было надобности. Склонившись над витриной, он уже бормотал что-то на языке натуралистов: "брюхоногие, класс животных из типа моллюсков, семейство трубачей, род ужовки, вид Мадагаскарской ципреи".
     Тем временем Нед Ленд, мало осведомленный в конхиологии, расспрашивал меня о моем свидании с капитаном Немо. Узнал ли я, кто он, откуда прибыл, куда направляется, в какие глубины увлекает нас. Короче говоря, он задавал мне тысячи вопросов, на которые я не успевал отвечать.
     Я сообщил ему все, что я знал, вернее, чего я не знал, и в свою очередь спросил его, что он слышал или видел со своей стороны.
     - Ничего не видел, ничего не слышал, - отвечал канадец. - Даже из команды судна никто мне на глаза не попался. Неужто и экипаж электрический?
     - Электрический!
     - Ей-ей, в это можно поверить! Но вы, господин Аронакс, - спросил Нед Ленд, одержимый своим замыслом, - вы-то можете мне сказать, сколько людей на борту? Десять, двадцать, пятьдесят, сто?
     - Не могу вам на это ответить, Нед! И послушайте меня, выбросьте-ка из головы вашу затею овладеть "Наутилусом" или бежать с него. Судно - настоящее чудо современной техники, и я очень сожалел бы, если б мне не довелось с ним ознакомиться. Многие пожелали бы оказаться в нашем положении, хотя бы ради возможности поглядеть на все эти чудеса! Поэтому успокойтесь и давайте наблюдать за тем, что происходит вокруг нас.
     - Наблюдать! - вскричал гарпунер. - Да разве что увидишь в этой железной тюрьме! Мы движемся, мы плывем, как слепые...
     Не успел Нед окончить фразу, как вдруг в салоне стало темно. Светоносный потолок померк так внезапно, что я почувствовал боль в глазах, как это бывает при резком переходе из мрака на яркий свет.
     Мы замерли на месте, не зная, что нас ожидает, - удовольствие или неприятность. Но тут послышался какой-то шорох. Словно бы железная обшивка "Наутилуса" стала раздвигаться.
     - Конец конца! - сказал Нед Ленд.
     - Отряд гидромедуз! - бормотал Консель.
     Внезапно салон опять осветился. Свет проникал в него снаружи с обеих сторон, через огромные овальные стекла в стенах. Водные глубины были залиты электрическим светом. Хрустальные стекла отделяли нас от океана. В первый момент я содрогнулся при мысли, что эта хрупкая преграда может разбиться; но массивная медная рама сообщала стеклам прочность почти несокрушимую.
     Морские глубины были великолепно освещены в радиусе одной мили от "Наутилуса". Дивное зрелище! Какое перо достойно его описать! Какая кисть способна изобразить всю нежность красочной гаммы, игру световых лучей в прозрачных морских водах, начиная от самых глубинных слоев до поверхности океана!
     Прозрачность морской воды известна. Установлено, что морская вода чище самой чистой ключевой воды. Минеральные и органические вещества, содержащиеся в ней, только увеличивают ее прозрачность. В некоторых частях океана, у Антильских островов, сквозь слой воды в сто сорок пять метров можно прекрасно видеть песчаное дно, а солнечные лучи проникают на триста метров в глубину! Но электрический свет, вспыхнувший в самом лоне океана, не только" освещал воду, но и превращал жидкую среду вокруг "Наутилуса" в жидкий пламень.
     Если допустить гипотезу Эремберга, полагавшего, что вода в морских глубинах фосфоресцирует, то надо признать, что природа приберегла для обитателей морей одно из самых чарующих зрелищ, о чем я могу свидетельствовать, наблюдая игру световых лучей, преломляющихся в грани тысячи жидких алмазов. Окна по обе стороны салона были открыты в глубины неизведанного. Темнота в комнате усиливала яркость наружного освещения, и казалось, глядя в окна, что перед нами гигантский аквариум.
     Создавалось впечатление, что "Наутилус" стоит на месте. Объяснялось это тем, что в виду не было никакой неподвижной точки. Но все же океанские воды, рассеченные форштевнем судна, порою проносились перед нашими глазами с чрезвычайной скоростью.
     Очарованные картиной подводного мира, опершись на выступ оконной рамы, мы прильнули к стеклам, не находя слов от удивления, как вдруг Консель сказал:
     - Вы желали видеть, милейший Нед, ну вот и смотрите!
     - Удивительно! Удивительно! - говорил восторженно канадец, позабыв и свой гнев и свои планы бегства. - Стоило приехать издалека, чтобы полюбоваться на такое чудо!
     - Да, теперь мне понятна жизнь этого человека! - воскликнул я. - Он проник в особый мир, и этот мир раскрывал перед ним свои самые сокровенные тайны!
     - Но где же рыбы? - спрашивал канадец. - Я не вижу рыб!
     - А на что они вам, милейший Нед? - отвечал Консель. - Ведь в рыбах вы ничего ровно не смыслите.
     - Я? Да ведь я рыбак! - вскричал Нед Ленд.
     И между друзьями завязался спор; оба они знали толк в рыбах, но каждый по-своему.
     Известно, что рыбы составляют четвертый и последний класс позвоночных [современная систематика делит позвоночных на 6 классов]. Им дано очень точное определение: "позвоночные - животные с двойным кровообращением и холодной кровью, дышат жабрами и приспособлены жить в воде". Рыбы подразделяются на костистых и хрящевых. Костистые - это рыбы, у которых костяной скелет; хрящевые - рыбы, у которых скелет хрящевой.
     Канадец, возможно, слышал о таком подразделении, но Консель, более сведущий в этой области, не мог из чувства дружбы допустить, чтобы Нед оказался менее образованным, чем он. Поэтому он сказал:
     - Милейший Нед, вы гроза рыб, искуснейший рыболов! Вы переловили множество этих занятных животных. Но бьюсь об заклад, что вы и понятия не имеете, как их классифицируют.
     - Как классифицируют рыб? - серьезно отвечал гарпунер. - На съедобных и несъедобных!
     - Вот так гастрономическая классификация! - воскликнул Консель. - А не скажете ли вы, чем отличаются костистые рыбы от хрящевых?
     - А может быть, и скажу, Консель!
     - А вы знаете, как подразделяются эти два основных класса?
     - Понятия не имею, - отвечал канадец.
     - Так вот, милейший Нед, слушайте и запоминайте! Костистые рыбы подразделяются на шесть подотрядов: primo, колючеперые с цельной и подвижной верхней челюстью, с гребенчатыми жабрами. Подотряд включает пятнадцать семейств, иначе говоря, почти три четверти всех известных рыб. Представитель подотряда: обыкновенный окунь.
     - Рыба недурна на вкус, - заметил Нед Ленд.
     - Secundo, - продолжал Консель, - рыбы с брюшными плавниками, расположенными позади грудных, но не соединенными с плечевой костью. Подотряд включает пять семейств, и сюда относится большая часть пресноводных рыб. Представители подотряда: карп, щука.
     - Фи! - сказал канадец с пренебрежением, - пресноводные рыбы!
     - Tertio, - продолжал Консель, - мягкоперые, у которых брюшные плавники находятся под грудными и непосредственно связаны с плечевой костью. Подотряд включает четыре семейства. Представители: палтус, камбала, тюрбо и так далее...
     - Превосходные рыбы! Превосходные! - восклицал гарпунер, не признававший другой классификации рыб, кроме вкусовой.
     - Quarto, - продолжал не смущаясь Консель, - бесперые, с удлиненным телом, без брюшных плавников, покрытые жесткой и слизистой кожей. Подотряд включает только одно семейство. Сюда относятся угревые: угорь обыкновенный, гимнот - угорь электрический.
     - Посредственная рыба! Посредственная! - заметил Нед Ленд.
     - Quinto, - говорил Консель, - пучкожаберные, с цельной подвижной челюстью; жабры состоят из кисточек, расположенных попарно вдоль жаберных дуг. В этом подотряде одно семейство. Представители: морской конек, летучий дракон.
     - Мерзость! Мерзость! - заметил гарпунер.
     - Sexto, - сказал Консель в заключение, - сростночелюстные, у которых кости, ограничивающие рот сверху, сращены, придавая полную неподвижность челюсти, - подотряд, порочащий настоящих рыб. Представители: иглобрюхи, луна-рыба.
     - Ну, эта рыба только осквернит кастрюлю! - вскричал канадец.
     - Вы хоть сколько-нибудь поняли, милейший Нед? - спросил ученый Консель.
     - Нисколько, милейший Консель! - отвечал гарпунер. - Но валяйте дальше, любопытно послушать!
     - Что касается хрящевых рыб, - невозмутимо продолжал Консель, - они подразделяются на три отряда.
     - И того много! - буркнул Нед.
     - Primo, круглоротые, у которых вместо челюсти одно срединное носовое отверстие, а позади черепа ряд круглых жаберных отверстий. Отряд включает лишь одно семейство. Представитель: минога.
     - Хороша рыба! - сказал Нед Ленд.
     - Secundo, селахии; жабры у них похожи на жаберные отверстия круглоротых, но с подвижной нижней челюстью. Отряд самый значительный в классе. Подразделяется на два семейства. Представители: акулы и скаты.
     - Как! - вскричал Нед. - Скат и акула в одном отряде? Ну, милейший Консель, в интересах скатов не советую вам сажать их вместе в один сосуд!
     - Tertio, - продолжал Консель, - осетровые. Жабры у них открываются, как обычно, одной щелью, снабженной жаберной крышкой, - отряд включает четыре вида. Представитель семейства: осетр.
     - Э, э! Милейший Консель, вы приберегли на мой вкус лучший кусочек на закуску! И это все?
     - Да, милейший Нед, - отвечал Консель. - И заметьте, что знать это, еще не значит узнать все, потому что семейства подразделяются на роды, виды, разновидности.
     - Так-то, милейший Консель! - сказал гарпунер, взглянув в окно. - А вот вам и разновидности!
     - Рыбы! - вскричал Консель. - Право, можно подумать, что перед нами аквариум!
     - Нет! - возразил я. - Аквариум - та же клетка, а эти рыбы свободны, как птицы в воздухе.
     - А ну-ка, милейший Консель, называйте рыб! Называйте! - сказал Нед Ленд.
     - Это не по моей части, - отвечал Консель. - Это дело хозяина!
     И в самом деле, славный парень, рьяный классификатор, не был натуралистом, и я не уверен, мог ли он отличить тунца от макрели. Канадец, напротив, называл без запинки всех рыб.
     - Балист, - сказал я.
     - Балист китайский, - заметил Нед Ленд.
     - Род балистов, семейство жесткокожих, отряд сростночелюстных, - бормотал Консель.
     Право, вдвоем они составили бы замечательного натуралиста!
     Канадец не ошибся. Множество китайских балистов, со сплющенным телом, с зернистой кожей, с шипом на спинном плавнике, резвилось вокруг "Наутилуса", ощетинясь колючками, торчавшими в четыре ряда по обе стороны хвоста. Ничего нет прелестнее китайских балистов, сверху серых, белых снизу, с золотыми пятнами на чешуе, мерцавшими в темных струях за кормою. Между балистами виднелись скаты, словно полотнища, развевающиеся по ветру; и среди них я заметил, к величайшей радости, японского ската с желтоватой спиной, нежно-розовым брюхом и тремя шипами над глазом; вид настолько редкий, что самое существование его было в свое время поставлено под сомнение Ласепедом, который видел такого ската только в одном собрании японских рисунков.
     В продолжение двух часов подводное воинство эскортировало "Наутилус". И покуда рыбы резвились и плескались, соперничая красотою расцветки, блеском чешуи и юркостью, я приметил зеленого губана, барабульку, отмеченную двойной черной полоской, бычка, белого, с фиолетовыми пятнами на спине и закругленным хвостом, японскую скумбрию, чудесную макрель здешних морей, с серебряной головой и голубым телом, блистательных лазуревиков, одно название которых заменяет всякие описания, спарид рубчатых, с разноцветным плавником, голубым и желтым, спарид полосатых, с черной перевязью на хвосте, спарид поясоносных, изящно зашнурованных шестью поперечными полосами, трубкоротых с рыльцем в форме флейты, или морских бекасов, некоторые представители которых достигают метра в длину, японскую саламандру, мурену, род змеевидного угря, длиною в шесть футов, с маленькими живыми глазками и широким ощеренным зубами ртом, всего не перечислишь...
     Восхищению нашему не было предела. Восклицаниям не было конца. Нед называл рыб, Консель их классифицировал, а я восторгался живостью их движений и красотою формы. Мне не доводилось видеть таких рыб в их естественной среде.
     Не стану описывать все разновидности, промелькнувшие перед нашими ослепленными глазами, всю эту коллекцию Японского и Китайского морей.
     Рыбы, привлеченные, несомненно, блеском электрического света, стекались целыми стаями, их было больше, чем птиц в воздухе.
     Внезапно в салоне стало светло. Железные створы задвинулись. Волшебное видение исчезло. Но я долго бы еще грезил наяву, если б мой взгляд случайно не упал на инструменты, развешанные на стене. Стрелка компаса по-прежнему показывала направление на северо-северо-восток, манометр - давление в пять атмосфер, соответствующее глубине в пятьдесят метров ниже уровня моря, а электрический лаг - скорость в пятнадцать миль в час.
     Я ждал капитана Немо. Но он не появлялся. Хронометр показывал пять часов.
     Нед Ленд и Консель ушли в свою каюту. Я тоже вернулся к себе. Обед уже стоял на столе. Был подан суп из нежнейших морских черепах, на второе барвена, которая славится своей белой, слегка слоистой мякотью и печень которой, приготовленная особо, считается изысканнейшим блюдом, затем филейная часть рыбы из семейства окуневых, более вкусная, чем лососевое филе.
     Вечером я читал, писал, размышлял. Когда же меня начало клонить ко сну, я лег на свое ложе из морской травы и крепко заснул, меж тем как "Наутилус" скользил по быстрому течению "Черной реки". 15. ПИСЬМЕННОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ
     На следующий день, 9 ноября, я проснулся после глубокого двенадцатичасового сна. Консель, по обыкновению, пришел узнать, "хорошо ли хозяин почивал", и предложить свои услуги. Его друг, канадец, все еще спал так безмятежно, как будто другого занятия у Него и не было.
     Я не мешал славному малому болтать, но отвечал невпопад. Меня тревожило, что капитан не присутствовал на вчерашнем зрелище, и я надеялся увидеть его нынешним днем.
     Я облачился в свои виссоновые одеяния. Качество ткани вызвало у Конселя целый ряд замечаний. Пришлось ему объяснить, что ткань эта вырабатывается из шелковистых прочных нитей биссуса, посредством которых прикрепляется к скалам раковина, так называемая "пинна", которая встречается во множестве у берегов Средиземного моря. В старину из биссуса выделывали прекрасные ткани - виссоны, а позже чулки, перчатки, чрезвычайно мягкие и теплые. И экипаж "Наутилуса" не нуждался ни в хлопке, ни в овечьей шерсти, ни в шелковичных червях, потому что материал для одежды ему доставляло море!
     Одевшись, я вошел в салон. Там было пусто.
     Я занялся изучением конхиологических сокровищ, хранившихся в витринах. Я рылся в гербариях, наполненных редкостными морскими растениями, хотя и засушенными, но не утратившими пленительной яркости красок. Среди этих изящных морских растений я заметил кольчатые кладостефы, пластинчатые падины, каулерпы, похожие на виноградные листья, бугорчатые каллитамнионы, нежные церамиумы ярко-красных расцветок, хрупкие алые веерообразные агариумы и другие различные водоросли.
     День прошел, а капитан Немо не удостоил меня своим посещением. Железные створы на окнах в салоне не раскрывались. Не желали ли охранить нас от пресыщения столь дивным зрелищем?
     "Наутилус" держал курс на восток-северо-восток и шел на глубине пятидесяти - шестидесяти метров со скоростью двенадцати миль в час.
     Следующий день, 10 ноября, прошел как и остальные: по-прежнему не показался ни один человек из команды "Наутилуса". Нед и Консель провели большую часть дня со мною. Отсутствие капитана удивляло их. Может быть, этот странный человек заболел? А может быть, он переменил свое решение в отношении нас?
     Впрочем, как правильно заметил Консель, у нас не было причины жаловаться: мы пользовались полной свободой, нас вкусно и сытно кормили. Наш хозяин строго соблюдал условия договора. И к тому же самая необычность нашего положения представляла такой интерес, что мы не вправе были сетовать на судьбу.
     С этого дня я стал аккуратно вести запись текущих событий, и поэтому могу восстановить все наши приключения с величайшей точностью. И любопытная подробность! Свои записи я вел на бумаге, изготовленной из морской травы.
     Итак, 11 ноября, проснувшись ранним утром, я догадался по притоку свежего воздуха, что мы всплыли на поверхность океана, чтобы возобновить запасы кислорода. Я направился к трапу и вышел на палубу.
     Было шесть часов утра. Погода стояла пасмурная, море было серое, но спокойное. Лишь легкая зыбь пробегала по водной глади. Появится ли нынче капитан Немо? Я так надеялся встретить его тут. Но, кроме рулевого, заключенного в свою стеклянную будку, на палубе никого не было. Сидя на возвышении, образуемом корпусом шлюпки, я жадно вдыхал насыщенный солью морской воздух.
     Понемногу, под действием солнечных лучей, туман рассеялся. На восточной части горизонта показался лучезарный диск. Море вспыхнуло, как порох. Высокие, рассеянные облака окрасились в удивительно нежные тона, а обрамлявшие их, точно кружевом, перистые облачка, так называемые "кошачьи языки", предвещали ветреный день.

/ Полные произведения / Верн Ж. / Двадцать тысяч лье под водой

Смотрите также по произведению "Двадцать тысяч лье под водой":

• Характеристика героев