/ Полные произведения / Киплинг Р. / Отважные мореплаватели
Отважные мореплаватели [1/9]
    Приключенческая повесть
        
                                      Глава I
         Большой  пассажирский  пароход  качался  на  волнах Северной Атлантики, свистом  предупреждая  рыбачьи суда о своем приближении. В распахнутую дверь курительного салона ворвался холодный морской туман.
         - Ну  и  противный  мальчишка  этот  Чейн,  - сказал человек в мохнатом пальто, со стуком захлопывая дверь. - Зелен еще среди взрослых толкаться.
         Седоволосый немец потянулся за бутербродом и проворчал с набитым ртом:
         - Знаем  мы  их.  Ф  Америка  полно  такой  мальчишка. Фам надо верефка дешефый, чтобы их стегайть.
         - Куда  хватили!  Не  так  уж он плох. Жалеть его надо, а не бранить, - отозвался  пассажир  из  Нью-Йорка, растянувшийся на диване под забрызганным иллюминатором.  -  Его  с  малых  лет таскают по гостиницам. Сегодня утром я говорил  с  его  матерью. Очень милая дама, но сладить с ним ей не по силам. Теперь он едет в Европу, чтобы закончить образование.
         - Учиться  он  и  не  начинал.  -  Это  сказал пассажир из Филадельфии, примостившийся  в  углу.  -  Этот  парнишка получает по две сотни в месяц на расходы. Сам мне сказал. А ему и шестнадцати не стукнуло.
         - Его отец имеет шелезный дорога, да? - спросил немец.
         - Точно.  И  еще шахты, и лес, и перевозки. Старик выстроил один дворец в  Сан-Диего,  другой  -  в  Лос-Анджелесе. У него полдюжины железных дорог, половина  всего леса на Тихоокеанском побережье, и он позволяет жене тратить денег,  сколько  та захочет, - лениво продолжал филадельфиец. - На Западе ей скучно.  Вот  она  и  ездит  повсюду с мальчишкой да со своими нервами и все ищет,  чем  бы  его  подразвлечь.  Сейчас-то  у него знаний не больше, чем у клерка  из  второразрядной  гостиницы. А вот закончит учение в Европе, тогда задаст всем жару.
         - Что  же  отец сам за него не возьмется? - раздался голос из мохнатого пальто.
         - Недосуг   ему,   наверно.   Деньги   делает.   Через   несколько  лет спохватится...  А  жаль,  в  парнишке  что-то есть, только надо найти к нему подход.
         - Стегайть его надо, стегайть, - проворчал немец.
         Дверь  хлопнула  еще  раз,  и  за  высоким  порогом показался худощавый стройный  мальчик  лет  пятнадцати.  Недокуренная сигарета свисала у него из уголка  рта.  Одутловатое,  с  желтизной  лицо  как-то  не  вязалось  с  его возрастом;  держался  он  развязно  и в то же время нерешительно. На нем был вишневого  цвета  пиджак,  бриджи, красные чулки и спортивные туфли. Красное фланелевое  кепи  он  лихо  сдвинул  на  затылок.  Посвистывая  сквозь зубы, мальчик осмотрел всю компанию и сказал громким и тонким голосом:
         - Ну  и темнотища на море! А кругом кудахчут эти рыбацкие шхуны. Вот бы наскочить на одну, а?
         - Закройте  дверь,  Гарви,  -  сказал пассажир из Нью-Йорка. - Да с той стороны. Вам здесь не место.
         - А  вам-то что? - ответил мальчик развязно. - Уж не вы ли оплатили мой билет,  мистер  Мартин?  У меня такое же право сидеть здесь, как у любого из вас.
         Он  взял  с  доски  несколько  пешек  и стал перебрасывать их с руки на руку.
         - Тоска  здесь смертная. Послушайте, джентльмены, а не сыграть ли нам в покер?
         Все   промолчали,   а   мальчик,  небрежно  попыхивая  сигаретой,  стал барабанить  по  столу  довольно  грязными  пальцами.  Потом он вытащил пачку долларов, будто намереваясь их пересчитать.
         - Как  ваша  мама?  -  спросил  кто-то.  -  Я  что-то  не  видел  ее за завтраком.
         - Наверно,  у  себя  в  каюте.  На  море ее всегда укачивает. Надо дать стюардессе  долларов пятнадцать, чтобы присмотрела за ней. Сам-то я стараюсь как  можно  реже  спускаться  вниз. Не по себе становится, когда мимо буфета прохожу. Знаете, я ведь первый раз в океане.
         - Ну, ну, Гарви, не оправдывайтесь.
         - Я  и  не  оправдываюсь.  Это,  джентльмены,  мое  первое  плавание по океану, но меня ничуть не укачало, разве что в первый день. Вот так-то!
         Он  торжествующе  стукнул кулаком по столу, послюнявил палец и принялся пересчитывать деньги.
         - Да,  вы из особого теста слеплены, это сразу видно, - зевнул пассажир из Филадельфии. - Глядишь, гордостью Америки станете.
         - Еще  бы!  Я  американец с головы до ног. Вот доберусь до Европы, я им всем  там  покажу...  Тьфу,  сигарета  погасла!  Ну  и  дрянь  продается  на пароходе! Нет ли у кого-нибудь настоящей турецкой сигареты?
         В   салон   заглянул   старший   механик,   раскрасневшийся,  мокрый  и улыбающийся.
         - Эй, парень, - крикнул Гарви бодрым голосом, - как наша посудина?
         - Как  ей  положено,  -  ответил  механик  сдержанно.  -  Молодежь, как всегда, вежлива со стариками, и старшие это ценят.
         В  углу кто-то хихикнул. Немец открыл портсигар и протянул Гарви тонкую черную сигару.
         - Это  тот,  што фам надо, мой молодой друг, - сказал он. - Попробуйте, да? Будете ошень довольны.
         Гарви  с  важным видом принялся раскуривать сигару - он чувствовал себя взрослым.
         - Видали  мы и не такие, - сказал он, не подозревая, что немец подсунул ему одну из самых крепких сигар.
         - Ну,  это мы сейшас увидим, - сказал немец. - Где мы находимся, мистер Мактонал?
         - Там,  где надо, или недалеко оттуда, мистер Шефер, - ответил механик. -  Вечером  подойдем  к Большой Отмели; а вообще-то пробираемся сейчас через рыбачью  флотилию.  Едва не потопили три лодки, а у француза чуть не сорвали рей. Что ни говори, плавание рискованное.
         - Хороша  сигара?  -  спросил немец у Гарви, глаза которого наполнились слезами.
         - Прелесть!  Какой аромат! - ответил он, стиснув зубы. - Похоже, что мы замедлили ход? Пойду наверх, посмотрю.
         - И правильно сделаете, - сказал немец.
         Гарви  вышел,  пошатываясь,  на  мокрую палубу и ухватился за ближайший поручень.  Ему было очень плохо. На палубе стюард связывал стулья, а так как Гарви  раньше  похвалялся  перед  ним,  что никакая качка ему не страшна, он собрал  все  свои силы и стал пробираться на корму. Здесь не было никого. Он почти  ползком пробрался в дальний ее конец, к самому флагштоку, и скорчился в  три  погибели.  От  крепкой сигары, качки и дрожавшей от винта палубы его стало  выворачивать наизнанку. В голове гудело, искры плясали перед глазами, тело,  казалось,  стало невесомым, и тут корабль накренился. Гарви перелетел через  поручни  и  оказался на самом краю скользкой кормы... Затем из тумана поднялась  серая,  мрачная  волна,  подхватила  его  будто под руки и унесла прочь с парохода. Зеленая пучина поглотила его, и он потерял сознание.
         Он  очнулся  от  звука  рожка,  каким  в  Адмирондэкской школе созывают учеников  к  обеду. Он понемногу приходил в себя и стал припоминать, что его зовут  Гарви  Чейн  и  что  он утонул в открытом море; но он был еще слишком слаб, чтобы связать свои мысли.
         Какой-то  незнакомый  запах  наполнил его ноздри, его слегка знобило, и весь  он  словно был пропитан соленой морской водой. Открыв глаза, он понял, что  находится  на  поверхности,  а  не  под  водой,  потому что вокруг него ходуном  ходили  серебристые холмы волн. Он лежал на груде полуживой рыбы, а перед ним маячила чья-то широкая спина в синей шерстяной куртке.
         "Плохи  дела,  -  подумал мальчик. - Ведь я умер, а этот, как видно, за мной присматривает".
         Он  застонал.  Человек  обернулся,  и  в  его  курчавых  черных волосах блеснули маленькие золотые серьги.
         - Ага!  Тебе  малость  получше?  -  сказал  он.  -  Лежи спокойно, а то накренишь лодку.
         Резким  движением  он  направил  дрожащий нос лодки прямо на высокую, в двадцать  футов,  волну, лодка взобралась на нее, а потом скатилась с другой ее стороны прямо в блестящую яму.
         Совершая этот опасный маневр, человек в синем продолжал говорить:
         - Здорово,  что  я наскочил на тебя, а не на пароход, верно? Как это ты свалился?
         - Мне было плохо, - сказал Гарви, - вот и свалился.
         - Не  дунь  я в рожок, пароход подмял бы меня. Тут, вижу, летишь ты. А? Что?  Я  думал, винт разнесет тебя на кусочки. Но тебя вынесло наверх, прямо к  лодке,  и  я  тебя  выудил,  как большую рыбу. Видно, тебе еще не суждено умереть.
         - Где  я?  -  спросил  Гарви,  который вовсе не чувствовал себя здесь в безопасности.
         - Ты  в  рыбачьей  лодке.  Зовут меня Мануэль. Я со шхуны "Мы здесь" из Глостера. В Глостере я и живу. Скоро мы будем на шхуне... Что?
         Казалось,  у  него  две  пары  рук, а голова отлита из чугуна: с трудом сохраняя  равновесие,  он то дул изо всех сил в большую раковину, заменявшую ему  рожок,  то  посылал  в  туман  громкий  и пронзительный вопль. Гарви не помнит,  сколько  длился  этот концерт. Он лежал на спине, с ужасом глядя на дымящиеся  волны.  Но  вот послышался выстрел, и звук рожка, и чьи-то крики. Над  лодкой  навис  борт какого-то судна, которое, несмотря на свои размеры, прыгало на волнах, как лодка. Несколько человек говорили одновременно.
         Его  подхватили  и  опустили  в  какой-то  люк,  где  люди в дождевиках напоили его чем-то горячим, сняли с него одежду, и он уснул.
         Когда   мальчик   проснулся,   он   ожидал  услышать  колокол,  зовущий пассажиров  парохода  к  завтраку,  и  не мог понять, почему его каюта стала такой   маленькой.  Повернувшись,  он  оглядел  узкую  треугольную  каморку, освещенную  фонарем,  подвешенным к массивной квадратной балке. Совсем рядом стоял  треугольный стол, а в дальнем конце кубрика за старой чугунной печкой сидел  мальчик  по  виду  одних  с  ним  лет,  с  плоским,  румяным  лицом и блестящими  серыми  глазами.  На  нем  была синяя куртка и высокие резиновые сапоги.  На  полу  валялось  несколько  пар  такой  же обуви, старая кепка и несколько   потертых   шерстяных   носков;   черные   и   желтые   дождевики раскачивались  над  койками.  Каюта  была  битком  набита  разными запахами. Своеобразный  густой запах дождевиков служил как бы фоном для запаха жареной рыбы,  подгорелого  машинного  масла,  краски,  перца  и  табака. Но все это перекрывал  и  сливал  воедино особый аромат корабля и соленой воды. Гарви с отвращением  заметил,  что  на  его  койке  не  было  простыни.  Он лежал на каком-то  грязном,  очень  неудобном  матрасе.  Да и ход судна был совсем не такой,  как  у  пассажирского  парохода.  Оно  не  скользило, не катилось по волнам,  а  бессмысленно  дергалось  во  все  стороны,  словно  жеребенок на привязи.  У  самого  уха  слышался  шум воды, а бимсы скрипели и стонали. От всего этого Гарви всхлипнул в отчаянии и вспомнил о матери.
         - Тебе лучше? - спросил мальчик, улыбаясь. - Хочешь кофе?
         Он налил кофе в оловянную кружку и подсластил его патокой.
         - А  молока  разве  нет?  -  спросил  Гарви,  оглядывая  каюту,  словно надеялся увидеть здесь корову.
         - Нету,  - сказал мальчик. - И, наверно, не будет до середины сентября. Кофе неплохой. Сам заваривал.
         Гарви  молча  принялся  пить  кофе,  а  мальчик  протянул  ему миску со свиными шкварками. Гарви с жадностью набросился на них.
         - Я  высушил твою одежду. Она, наверно, немного села, - сказал мальчик. -  Мы  такую  не носим, у нас одежда совсем другая. Ну-ка повертись немного, посмотрим, не ушибся ли ты.
         Гарви потянулся во все стороны, но никакой боли не почувствовал.
         - Вот  и  хорошо,  -  сказал мальчик с чувством. - Собирайся, пойдем на палубу.  Отец  потолковать  с тобой хочет. Меня зовут Дэн. Я помогаю коку да делаю  всякую  черную  работу за взрослых. У нас был еще один юнга, Отто, да за  борт  упал.  Отто  был  голландец,  и  ему двадцать стукнуло. А как тебя угораздило свалиться в такой штиль?
         - Хорош  штиль, - надулся Гарви. - Был настоящий шторм, и меня укачало. Наверно, через поручни свалился.
         - Вчера  днем  и  ночью волны-то не было, - сказал Дэн. - И если ты это называешь  штормом...  -  он присвистнул, - посмотрим, что ты скажешь потом. Пошевеливайся! Отец ждет.
         Как  и  многие балованные дети, Гарви не привык выслушивать приказания: ведь  дома  его всегда только просили или уговаривали что-нибудь сделать для его  же  пользы.  Миссис  Чейн  жила в вечном страхе, как бы ее сын не вырос слишком  покорным,  и  потому,  наверное, довела себя до настоящего нервного истощения.  Вот  Гарви  и  не  мог понять, почему он должен куда-то спешить, если кто-то хочет его видеть. Он прямо так и сказал:
         - Если  твой  отец  хочет  со  мной поговорить, пусть сам сюда идет. Он должен немедленно доставить меня в Нью-Йорк. Я за это уплачу.
         Глаза  Дэна  широко раскрылись, когда до него дошел смысл этой отличной шутки.
         - Эй,  пап,  -  крикнул  он через люк, - он говорит, что если ты хочешь его повидать, спускайся сюда сам! Слышишь, отец?
         В  ответ  раздался  такой  бас,  какого  Гарви  в  жизни  не доводилось слышать:
         - Не валяй дурака, Дэн. Пришли его ко мне.
         Дэн  хихикнул  и  бросил  Гарви  его покоробившиеся спортивные туфли. В голосе  с палубы было нечто такое, что заставило Гарви унять свою ярость. Он утешался  тем,  что по пути в Нью-Йорк еще успеет рассказать и о себе самом, и  о  богатстве  своего  отца. Это приключение навсегда сделает его героем в глазах  приятелей.  А  пока  он  взобрался  по  отвесному трапу на палубу и, спотыкаясь  о  разные  предметы,  стал  пробираться  на  корму. На лестнице, ведущей  на шканцы, сидел небольшой человек с гладко выбритым лицом и седыми бровями.  За ночь волнение прекратилось, и море стало маслянисто-гладким. По всей  его  глади,  до  самого горизонта, были разбросаны белые пятна парусов рыбачьих  шхун.  Между  ними  виднелись  черные точки - плоскодонки рыбаков. Шхуна   с   треугольным   парусом,   на   которой  находился  Гарви,  слегка покачивалась  на  якоре.  Кроме  этого  человека,  сидевшего  возле  рубки - "дома", как ее здесь называли, на судне никого не было.
         - Доброе  утро,  вернее, добрый день. Вы почти сутки проспали, юноша, - поздоровался он с Гарви.
         - Здравствуйте,  -  ответил  Гарви. Ему не понравилось, что его назвали "юноша",  и  как  человек, едва избежавший смерти, он рассчитывал на большее сочувствие.  Его  мать  сходила  с ума, если ему случалось промочить ноги, а этому моряку, похоже, все безразлично.
         - Что  ж,  послушаем, как все случилось. Главное, что всем нам повезло. Так  как  вас зовут? Откуда вы - полагаем, из Нью-Йорка? Куда путь держите - полагаем, в Европу?
         Гарви  назвал  себя,  дал  название  парохода  и  вкратце  рассказал  о случившемся,  закончив  требованием немедленно доставить его в Нью-Йорк, где его отец выложит за эту услугу любую сумму.
         - Гм,  -  отозвался бритый моряк, пропустив мимо ушей требование Гарви. -  Хорош,  нечего  сказать,  тот мужчина или даже юноша, которого угораздило упасть  за  борт  такого  судна,  да  еще при таком штиле. Если он к тому же сваливает все на морскую болезнь.
         - "Сваливает"!  -  воскликнул Гарви. - Уж не кажется ли вам, что я ради забавы прыгнул за борт, чтобы попасть на эту вашу грязную посудину?
         - Не  могу сказать, юноша, потому что не знаю, что вы считаете забавой. Но  на вашем месте я бы не стал обзывать лодку, которая благодаря провидению спасла  вам  жизнь.  Во-первых, это неприлично; во-вторых, это обижает лично меня...  А  я - Диско Троп со шхуны "Мы здесь" из Глостера, что вам, видимо, невдомек.
         - Я  этого  не знаю и знать не хочу, - ответил Гарви. - Я благодарен за спасение  и  все  такое  прочее,  но  я хочу, чтобы вы поняли: чем скорее вы доставите меня в Нью-Йорк, тем больше получите.
         - Это  как  же  так?  -  Лохматая  бровь Тропа взлетела кверху, а в его светло-голубых глазах появилась настороженность.
         - Получите  доллары  и центы! - с восторгом ответил Гарви, полагая, что произвел  наконец  на  него  впечатление.  - Настоящие доллары и центы. - Он сунул  руку  в  карман  и  немного выпятил живот: он думал, что так выглядит солиднее.  - Вы никогда в жизни не заработаете больше, чем в тот день, когда вытащили меня из воды. Я ведь единственный сын Гарви Чейна.
         - Ему здорово повезло, - сухо заметил Диско.
         - А  если вы не знаете, кто такой Гарви Чейн, то вы невежда, вот и все. А теперь разворачивайте шхуну - и полный вперед.
         Гарви  полагал,  что большинство американцев только и говорят о деньгах его отца да завидуют ему.
         - Может,  развернусь,  а  может, и нет. А пока распустите пояс, молодой человек. Не я ли набил вам живот?
         До  Гарви  донесся  смешок  Дэна,  притворявшегося, будто он занимается чем-то возле фок-мачты. Гарви густо покраснел.
         - За  это  вам  тоже  заплатят,  -  сказал  он.  - Когда, по-вашему, мы прибудем в Нью-Йорк?
         - Мне  в Нью-Йорк ни к чему. Как и в Бостон. А в Истерн-Пойнт мы придем где-нибудь  в  сентябре,  а ваш папа - мне очень жаль, но я никогда о нем не слышал,  -  так он, может, и впрямь раскошелится долларов на десять. Правда, я в этом не уверен.
         - Десять  долларов!  Да  поглядите  сюда,  я...  - Гарви стал шарить по карманам в поисках денег. Но вынул лишь измятую пачку сигарет.
         - Странные  у  вас  деньги, да к тому же они вредны для легких. За борт их, юноша, и поищите другие.
         - Меня обокрали! - закричал Гарви возбужденно.
         - Значит, вам придется подождать, пока ваш папочка не заплатит.
         - Сто  тридцать  четыре  доллара...  и  все  украли!  - повторял Гарви, беспорядочно шаря по карманам. - Отдайте мои деньги!
         Суровое лицо старого Тропа приняло странное выражение.
         - На что вам, в ваши годы, сто тридцать долларов, юноша?
         - Это  часть  моих  карманных  денег...  на  месяц.  - Гарви думал, что теперь-то он по-настоящему поразит старика, и поразил - только по-другому.
         - О,  сто  тридцать четыре доллара - это его деньги на расходы. И всего на  один  месяц!  Вы,  часом,  не  стукнулись  головой  о  что-нибудь, когда свалились,  а?  Может,  о  пиллерс,  а?  А  то  старина Хескен с "Восточного ветра",  -  Троп,  казалось, разговаривал сам с собой, - споткнулся у люка и здорово  приложился  головой  о  мачту. Через три недели старина Хескен стал твердить,  что  "Восточный  ветер"  -  военный  корабль,  и он объявил войну острову  Сейбл-Айленд,  принадлежавшему  Англии.  Рыба,  мол, слишком далеко выходит  в  море...  Его  упаковали  в подматрасник, так что снаружи торчали только  голова  да  ноги.  Сейчас  у  себя  дома  он  забавляется тряпичными куклами.
         Гарви задохнулся от ярости, а Троп продолжал успокаивающе:
         - Нам  очень  вас  жаль...  Очень  жаль...  Вы так молоды... Давайте не будем больше говорить о деньгах.
         - Вы-то не будете, конечно. Вы ведь их и украли.
         - Ну  и  ладно.  Украли,  если  вам так угодно. А теперь о возвращении. Если  бы  мы могли вернуться, а мы вернуться не можем, вам в таком состоянии нельзя  показываться  дома.  К тому же мы пришли сюда, чтобы заработать себе на  хлеб.  Что  до  денег,  так у нас в месяц и полсотни долларов не бывает. Если  нам  повезет,  то  где-нибудь  в  середине сентября мы пришвартуемся к берегу.
         - Но...  сейчас же только май! И я не могу бездельничать только потому, что вам хочется наловить рыбы. Слышите?
         - Вполне  справедливо,  вполне.  А вас и не просят бездельничать. Здесь полно  работы,  особенно  с тех пор, как Отто упал за борт. Это случилось во время  шторма,  и  он не удержался на ногах. Во всяком случае, мы его больше не  видели.  А  вы  появились  прямо  с  неба,  будто  вас  само  провидение направило. Здесь, скажу я вам, найдется, чем заняться. Ну так как?
         - Ну  и  достанется  вам  и  вашей  банде,  как  только  мы причалим, - отозвался  Гарви,  бормоча  какие-то угрозы о "пиратстве". А Троп в ответ на это лишь криво усмехнулся.
         - Только  не  надо  болтать.  Я  б  этого не делал. На борту "Мы здесь" много  болтать не положено. Будьте внимательны и делайте все, что скажет вам Дэн,  и  тому  подобное.  Я  кладу  вам - хоть вы этого не стоите - десять с половиной  в  месяц; значит, тридцать долларов в конце плавания. От работы у вас  немного  в  голове  прояснится, а потом вы расскажете нам и о папе, и о маме, и о своих деньгах.
         - Она  на  пароходе, - сказал Гарви, и его глаза наполнились слезами. - Немедленно отвезите меня в Нью-Йорк!
         - Несчастная  женщина,  несчастная  женщина! Но когда вы вернетесь, она все  это  забудет.  Нас  на  борту  восемь  человек,  и  если б нам пришлось вернуться  - значит, пройти больше тысячи миль, - мы бы потеряли весь сезон. Команда будет против, даже если бы я и согласился.
         - Но отец возместит вам убытки!
         - Может  быть.  Даже  не  сомневаюсь  в  этом, - ответил Троп, - но наш летний  улов  прокормит  восемь  человек. Да и вам работа на судне пойдет на пользу.  Так  что  идите-ка  и  помогите  Дэну.  Значит,  десять с половиной долларов в месяц и, конечно, доля от улова наравне с остальными.
         - Это значит, я должен мыть за всеми посуду и убирать?
         - И не только. Да не повышайте голос, юноша.
         - Не  хочу!  Мой  отец  заплатит вам в десять раз больше, чем стоит эта грязная  посудина,  - Гарви топнул ногой по палубе, - только отвезите меня в Нью-Йорк... И... и... вы у меня и так взяли сто тридцать монет.
         - Что-о? - Железное лицо Тропа потемнело.
         - А  то,  что  вам  отлично известно. И вы еще хотите, чтобы я до самой осени  гнул на вас спину? - Гарви был очень горд своим красноречием. - Нет - вот мое слово! Слышите?
         Троп  некоторое  время  с  пристальным  вниманием  рассматривал  кончик грот-мачты, а Гарви в ярости вертелся вокруг него.
         - Цыц,  -  произнес  он  наконец. - Я соображаю, что беру на себя. Надо принять решение.
         Дэн подкрался к Гарви и тронул его за локоть.
         - Не  надоедай  больше  отцу,  - тихо попросил он. - Ты уже два или три раза обозвал его вором, а он такого никому не простит.
         - Отстань! - Взвизгнул Гарви, не обращая внимания на совет.
         Троп все размышлял.
         - Не  по-соседски  получается,  - сказал он наконец, переводя взгляд на Гарви.  -  Я  вас не виню нисколечко, юноша. И вы не будете на меня в обиде, когда  из  вас  выйдет злость. Поймите, что я вам сказал. Десять с половиной долларов  второму  юнге  на  шхуне  и часть улова - за науку и за укрепление здоровья. Да или нет?
         - Нет!  -  ответил  Гарви.  -  Отправьте  меня в Нью-Йорк, или я сделаю так...
         Он  не  совсем  хорошо  помнит,  как он растянулся на палубе и почему у него из носа шла кровь. Троп спокойно смотрел на него сверху вниз.
         - Дэн,  - обратился он к сыну, - сначала я плохо подумал об этом юноше, потому  что сделал поспешные выводы. Никогда не делай поспешные выводы, Дэн, иначе  ошибешься.  Сейчас  мне его жаль. У него голова явно не в порядке. Не его  вина,  что  он  обзывал  меня  и  всякую  другую чушь нес и что за борт прыгнул,  в  чем  я  почти  уверен.  Будь с ним помягче, Дэн, иначе получишь больше, чем он. Эти кровопускания прочищают мозги.
         Троп  с  важным  видом  спустился  в  каюту, где находилась его койка и койки  других членов экипажа. А Дэн остался утешать незадачливого наследника тридцати миллионов.
                                      Глава II
         - Я  предупреждал  тебя,  -  сказал  Дэн.  На потемневшую, промасленную обшивку  палубы  дождем  падали  тяжелые  брызги.  -  Отец  ничего не делает сгоряча, и ты получил по заслугам. Тьфу, да не расстраивайся ты так...
         Плечи Гарви сотрясались от рыданий.
         - Я  тебя  понимаю.  Меня  отец тоже однажды так уложил. Это случилось, когда  я  в первый раз вышел на промысел. Сейчас тебе больно и грустно, я-то знаю.
         - Правда,  -  простонал  Гарви.  - Он или спятил, или напился, а я... я ничего не могу поделать.
         - Не  говори  так  об  отце,  -  прошептал  Дэн.  -  Он  в рот не берет спиртного  и...  ну,  в  общем,  он  сказал, что спятил ты. С какой стати ты обозвал его вором? Он мой отец.
         Гарви сел, утер нос и рассказал о пропавшей пачке денег.
         - Я  не  сумасшедший, - закончил он свой рассказ. - Только... Твой отец в  жизни  не видел долларовой бумажки больше пяти долларов, а мой папа может раз в неделю покупать по такой шхуне, как ваша, и не поморщится.
         - А  знаешь,  сколько  стоит "Мы здесь"? У твоего папаши, наверно, куча денег. Где он их взял?
         - В шахтах, где добывают золото, и в других местах на Западе.
         - Я  об  этом  читал.  Значит, на Западе? У него тоже есть пистоль и он ездит  верхом,  как в цирке? Это называется Дикий Запад, и я слышал, будто у них шпоры и уздечка из сплошного серебра.
         - Вот  дурак!  -  невольно  рассмеялся  Гарви.  -  Моему отцу лошади не нужны. Он ездит в вагоне.
         - В чем?
         - В вагоне. Собственном, конечно. Ты хоть раз видел салон-вагон?
         - Да,  у  Слэтина  Бимена,  -  сказал  он  осторожно.  -  Я видел его в Бостоне,  когда  три  негра начищали его до блеска. - Но Слэтин Бимен, он же владелец  почти всех железных дорог в Лонг-Айленде. Говорят, он скупил почти половину  Нью-Гэмпшира  и  огородил  его  и напустил туда львов, и тигров, и медведей,  и  буйволов,  и  крокодилов,  и всякого другого зверья. Но Слэтин Бимен - миллионер. Его вагон я видел. Ну?
         - Ну,   а   моего   папу  называют  мультимиллионером,  и  у  него  два собственных  вагона.  Один назвали, как меня - "Гарви", а другой, как маму - "Констанс".
         - Постой,  -  сказал  Дэн.  -  Отец  не разрешает мне давать клятвы, но тебе, наверно, можно. Поклянись: "Умереть мне на месте, если я вру".
         - Конечно, - сказал Гарви.
         - Так не пойдет. Скажи: "Умереть мне на месте, если я вру".
         - Умереть  мне  на  месте,  -  сказал  Гарви, - если хоть одно слово из того, что я сказал, - неправда.
         - И  сто  тридцать  четыре доллара тоже? - спросил Дэн. - Я слышал, что ты говорил отцу.
         Гарви  густо  покраснел.  Дэн  был  по-своему толковым парнем, и за эти десять  минут  он  убедился, что Гарви ему не лгал, почти не лгал. К тому же он  произнес самую страшную для мальчика клятву, и вот сидит перед ним живой и невредимый с покрасневшим носом и рассказывает о всяких чудесах.
         - Ух  ты! - воскликнул изумленный Дэн, когда Гарви закончил перечислять всякие  штучки,  которыми  набит  вагон,  названный  в  его  честь.  На  его скуластом  лице  расплылась  озорная,  восторженная  улыбка.  - Я верю тебе, Гарви. А отец на сей раз ошибся.
         - Это  уж  точно,  -  заметил  Гарви,  подумывая  о  том,  как  бы  ему отомстить.
         - Ну  и  взбесится  же  он! Страсть как не любит ошибаться. - Он лег на спину и хлопнул себя по бедрам. - Только смотри, Гарви, не выдай меня.
         - Я не хочу, чтобы меня снова поколотили, но я с ним рассчитаюсь.
         - Еще  никому  не  удавалось рассчитаться с отцом. А тебе он еще задаст трепку.  Чем  больше  он  ошибся,  тем хуже для тебя. Но эти золотые шахты и пистоли...
         - Я  ничего  не  говорил о пистолетах, - прервал его Гарви: ведь он дал клятву.
         - Верно,  не  говорил. Значит, два собственных вагона, один назван, как ты,  а  другой  - как она; двести долларов в месяц на расходы - и ты получил по  носу  за  то,  что  не  хочешь работать за десять с половиной долларов в месяц! Ну и улов у нас нынче! - И он залился беззвучным смехом.
         - Значит,  я  прав? - спросил Гарви, так как ему показалось, что Дэн на его стороне.
         - Ты  неправ.  Ты  совсем по-настоящему неправ! Ты лучше держись ко мне поближе  и  не отставай, не то снова получишь, да и мне перепадет за то, что я  - за тебя. Отец всегда выдает мне двойную порцию, потому что я его сын, и он  терпеть  не может поблажек. Ты, наверно, страсть как злишься на него. На меня  тоже,  бывало, находило такое. Но отец - самый справедливый человек на свете. Все рыбаки это знают.
         - И  это,  по-твоему, справедливо? Да? - указал Гарви на свой распухший нос.
         - Это  ерунда.  Из  тебя  выйдет  сухопутная  кровь.  Это  для твоей же пользы.  Только  послушай, я не хочу иметь дела с человеком, который считает меня,  или отца, или кого другого на борту "Мы здесь" вором. Мы не из таких, кто  бьет  баклуши  на  пристани,  ничего с ними общего. Мы - рыбаки и ходим вместе  в море больше шести лет. Крепко-накрепко запомни это! Я говорил, что отец  не разрешает мне божиться. Он говорит, что это богохульство, и лупцует меня.  Но  если бы я мог поклясться, как ты про своего папашу, я бы поклялся насчет  твоих  пропавших  долларов. Не знаю, что у тебя было в карманах, я в них  не  рылся, когда сушил твою одежду. Но, поверь, ни я, ни мой отец - а с тех  пор  как  тебя  вытащили,  только  мы  с  ним  и  толковали  с  тобой - ничегошеньки  не  знаем  о твоих деньгах. Вот и все, что я хотел сказать. Ну как?
         Кровопускание   определенно   прочистило  Гарви  мозги.  А  может,  это пустынное  море  так  подействовало  на  него. Во всяком случае, он смущенно сказал:
         - Ну  ладно. Похоже, что я оказался не слишком благодарным за спасение, Дэн.
         - Ты  был  расстроен и вел себя глупо, - ответил Дэн. - Но, кроме нас с отцом, никто этого не видел. Кок не в счет.
         - Как  это  я  не  подумал,  что деньги могли потеряться, - пробормотал Гарви  как  бы  про  себя,  - а стал называть всех подряд ворами... Где твой отец?
         - В рубке. Что тебе теперь от него надо?
         - Увидишь,  -  сказал  Гарви,  встал  и  пошел, пошатываясь, к ступеням рубки, окрашенной изнутри в желто-шоколадный цвет.
         Недалеко  от  штурвала,  над  которым  висели судовые часы, сидел Троп, держа  в  руках  блокнот  и  огромный  черный  карандаш, который он время от времени усердно слюнявил.
         - Я  не  совсем  хорошо себя вел, - сказал Гарви, удивляясь собственной робости.
         - Что еще стряслось? - спросил шкипер. - Стакнулся с Дэном?
         - Нет, я насчет вас.
         - Ну, слушаю.
         - Так  вот,  я...  я хочу взять свои слова обратно, - быстро проговорил Гарви. - Тех, кто спасает тебя от смерти... - Он проглотил слюну.
         - А? Если так пойдет дальше, из вас получится человек.
         - ...нельзя обзывать по-всякому, - закончил Гарви.
         - Правильно говорите, правильно. - Троп сдержанно улыбнулся.
         - Вот я и пришел извиниться.
         Троп  медленно  и  тяжело  поднялся  с  рундука,  на  котором  сидел, и протянул ему ладонь в одиннадцать дюймов шириной.
         - Я  полагал,  что  вам  это  очень  пойдет  на  пользу, и вижу, что не ошибся.  -  С палубы донесся приглушенный смешок. - Я очень редко ошибаюсь в людях.  -  Огромная ладонь поглотила руку Гарви почти до локтя. - Мы малость поработаем  над вами, прежде чем расстанемся, юноша. И я не держу против вас зла  - что было, то прошло. Не ваша в том вина. Ну, а сейчас - за дело, и не обижайся.
[ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ]