• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Шукшин В.М. / Ваш сын и брат

Ваш сын и брат [2/3]

Скачать полное произведение

    - Нет, - сказал тот и качнул седой головой.
     - Как "нет"?
     - Так, нет.
     - Так у меня же рецепт... Вот же он, рецепт... Вот же он, рецепт-то!
     - Я вижу.
     - Да ты что, батя? - с таким отчаянием сказал Мак­сим. - Мне нужен этот яд.
     - Так нет же его, нет - где же я его возьму? Вы же може­те соображать - нет змеиного яда.
     Максим вышел на улицу, прислонился спиной к стене, бессмысленно стал смотреть в лица прохожих. Прохожие все шли и шли нескончаемым потоком... А Максим все смотрел и смотрел на них и никак о них не думал.
     Потом еще одна мысль пришла в голову Максиму. Он резко качнулся от стены и направился к центру города, где жил его брат.
     Квартира у Игната премиленькая. На стенах множество фотографий Игната; и так и эдак сидит Игнаха - самодо­вольный, здоровый, - напряженно улыбается.
     Максима встретила жена Игната, молодая крупная женщина с красивым, ничего не выражающим лицом. Привстала с тахты...
     - Здравствуй, Тамара, - поздоровался Максим.
     - Здравствуй.
     Максим сел в кресло, на краешек.
     - Ты что, не работаешь сегодня? - спросила Тамара.
     - Отпросился, - откликнулся Максим, доставая сигаре­ты. - Можно я закурю?
     - Кури, я сейчас окно открою.
     С улицы в затхленький уют квартиры ворвался шум города.
     Максим склонился руками на колени.
     - Ты чего такой? Заболел?
     - Нет. - Максим распрямился. - У тебя знакомых ап­текарей нет? Или врач, может?..
     - Н-нет... А зачем тебе?
     - Мать у нас захворала. Надо бы змеиный яд достать, а его нигде нету. Весь город обошел - нигде нету.
     - А что с ней?
     - Радикулит, гад такой.
     - Нет у меня таких знакомых. Может, у Игната?..
     - Он скоро приедет?
     - А он не уезжал никуда.
     - Как?.. А мне мать написала...
     - Они хотели ехать... в Болгарию, кажется, а потом отме­нили. Он там сейчас - в цирке.
     - Я тогда пойду к нему. - Максим встал.
     - Ты что-то не заходишь к нам?..
     - Да все некогда... Ну, пока.
     - Господи, Максим!.. Я совсем забыла сказать: мы же за­втра домой едем. Туда - к вам.
     - Да?
     - Конечно.
     Максим долго стоял в дверях, смотрел на Тамару.
     - У нас Степан пришел, - к чему-то сказал он.
     - Это который в тюрьме был?
     Максим улыбнулся.
     - Он один у нас...
     - Ну да, я понимаю. Он пришел, да?
     - Ага, пришел. А вы когда едете?
     - В восемь, кажется.
     - Я, наверно, успею проводить.
     - Приходи, конечно, - разрешила Тамара.
     - Ну пока - до завтра.
     - До свиданья.
     Игнат
     Вахтер в цирке поднялся навстречу Максиму.
     - Вам к кому?
     - К Воеводину Игнату.
     - У них репетиция идет.
     - Ну и что?
     - Репетиция!.. Как "что"? - Вахтер вознамерился не впускать.
     - Да пошли вы! - обозлился Максим, легко отстранил старика и прошел внутрь.
     Прошел пустым, гулким залом.
     На арене, посредине, стоял здоровенный дядя, а на нем, одна на другой, - изящные, как куколки, молодые женщины.
     - Але! - возгласил дядя. Самая маленькая женщина на самом верху встала на руки. - Гоп! - приказал дядя. Ма­ленькая женщина скользнула вниз головой.
     Максим замер.
     Дядя поймал женщину. И тут с него посыпались все ос­тальные.
     Максим подошел к человеку, который бросал в стороне тарелки.
     - Как бы мне Воеводина тут найти?
     Человек поймал все тарелки.
     - Что?
     - Мне Воеводина надо найти.
     - На втором этаже. А зачем?
     - Так... Он брат мой.
     - Вон по той лестнице - вверх. - Человек снова запус­тил тарелки в воздух.
     Игнат боролся с каким-то монголом. Монгол был устра­шающих размеров.
     - Э-ээ... Друг ситцевый! - весело орал Игнат. - У нас так не делают. Куда ты коленом-то нажал?!
     - Сево? - спросил монгол.
     - "Сево, сево!" - передразнил сердито Игнат. - На ду­шу, говорю, наступил! Дай-ка я тебе разок так сделаю... Монгол взвыл.
     - А-а!.. Дошло?
     Игнат слез с монгола.
     - Максим!.. Здорово. Ну, иди погуляй пока, - сказал он монголу. - Я с брательником поговорю. Здоровый, бугай, а бороться не умеет.
     - Неужели ты его одолеешь? - усомнился Максим.
     - Хошь, покажу?
     - Да ну его. Игнат, я письмо получил из дома...
     Пошли в уборную Игната.
     - ...Але! - возвещает дядя на манеже. - Гоп! - Малень­кая женщина опять бесстрашно скользит вниз.
     Человек с испитым лицом бросает вверх тарелки и поет под нос (для ритма, должно быть):
     ...Или я не сын страны, --
     Или я за рюмку водки
     Не закладывал штаны...
     Какой-то шут гороховый кричит в пустой зал:
     - А чего вы смеетесь-то? Чего смеетесь-то? Тут плакать надо, а не смеяться. Во!
     - Ну, как они там? Я ж еду завтра к ним! - вспомнил Игнат.
     - Мать захворала...
     - Но? Что с ней?
     - Радикулит. Степка пришел.
     - Пришел? Ну, это хорошо. А отец как? Верка...
     - Игнат, надо достать змеиного яда. Матери-то. Я вто­рой день хожу по городу - нигде нету.
     - Змеиный яд... Это лекарство, что ли?
     - Но.
     - Тэк, тэк, тэк... - задумался Игнат. - Счас я отпущу своего чайболсана и пойдем ко мне. Попробую дозвониться до кого-нибудь.
     Игнат ушел. Максим стал рассматривать фотографии брата на стенах. Их тут было великое множество - Игнат так, Игнат эдак: сидит, стоит, борется, опять стоит и улыба­ется в аппарат. Лента через плечо, на ленте медали.
     - ...Ну а ты как живешь? - вернулся Игнат. Стал оде­ваться.
     - Ничо.
     - Все на стройке вкалываешь?
     - На стройке.
     - Эхх... Максим, Максим...
     - Ладно, брось про это.
     - Чего "брось"-то? Чего "брось"-то? Жалко же мне тебя, дурака. Упрямый ты, Максим, а - без толку. Так и загнешь­ся в своем общежитии!
     - Загнусь - схоронишь. И все дело.
     - Дело нехитрое. А ты лучше подумай - как не про­пасть! Такой красивый парнина, а...
     - На квартире жениться?
     - Да не на квартире, а - нормально, чтобы не бегать по­том друг к другу из общежития в общежитие. Что, Нинка - плохая баба?
     - Для тебя, может, хорошая, для меня - нет. Вообще, не суйся в мои дела.
     - Ох ты. Господи!.. "Дела"... Пошли.
     Опять прошли пустым залом.
     - Как жизнь, Савелий Иваныч? - покровительственно-снисходительно спросил Игнат у вахтера. Игната просто не узнать: в шикарном костюме, под пиджаком нарядный сви­тер, походка чуть вразвалочку - барин.
     Вахтер заулыбался.
     - Спасибо, Игнат Ермолаич. Хорошо.
     - От это правильно! - похвалил Игнат.
     Пошли к троллейбусу.
     - Мне же тебе помочь охота, дура. Давай разберемся...
     - Сам разберусь.
     - Вижу, как ты разбираешься. Два года на стройке вка­лывать, и все разнорабочим. Разобрался, называется, что к чему.
     - Чем же моя работа хуже твоей?
     - Ну, конечно, - научили. У тебя своя-то башка должна быть на плечах или нет?
     Они разговаривают мирно, не привлекая ничьего внима­ния.
     Сели в троллейбус.
     Игнат оторвал билеты. Сели на свободное сиденье.
     - Ведь тебе уж, слава те Господи, двадцать пять. А ты еще - ничем ничего: штанов лишних нету. Заколачиваешь девяносто рублей - и довольный. Устроился бы по-челове­чески - хоть вздохнул бы маленько. А то ведь на себя не похож стал. Я ж помню, какой ты в солдатах ко мне прихо­дил - любо поглядеть.
     Сошли с троллейбуса, пошли двором к подъезду.
     - Там, глядишь, курсы бы какие-нибудь кончил... Жить надо начинать, Максим. Пора.
     Стали подниматься в лифте.
     - Я старше вас и больше вашего хлебнул. Поэтому и го­ворю вам... А вы - что Степан, что ты - упретесь как бара­ны и ничего слушать не желаете.
     Приехали.
     Игнат позвонил.
     Открыла Тамара.
     - Цыпонька! Лапочка!.. Что же ты сидишь-то? Я думал, у тебя тут дым коромыслом. Надо ж собираться в дорогу-то!
     - А у меня все собрано.
     - А подарки! Верке-то надо взять чего-нибудь. Давай, давай, а то магазины закроют, останемся на бобах. Быстро! Не скупись - платье какое-нибудь.
     Тамара стала одеваться.
     - Вот сапоги купил тяте! - похвалился Игнат. - Глянь. Обрадуется старик. А это шаль - матери... Она здорово хво­рает-то?
     - Лежит. Ногу, говорит, к затылку подводит.
     Игнат сел к телефону. Заговорил миролюбиво:
     - Я хочу, чтоб Воеводины жили не хуже других. Что, мы у Бога телка съели, чтоб нам хуже других жить? Чтоб собра­лись мы, допустим, с тобой на праздник погулять, так не ху­же разных там... Чтоб семьи были - все честь по чести. А то придешь - голодранец голодранцем, аж совестно...
     - Если совестно, не якшайся, никто тебя не заставляет.
     - Але! - заговорил в трубку Игнат. - Коля? Коль... у меня мать, оказывается, приболела... Ты бы не мог там до­стать змеиного яда... Ага. Ну-ка, поинтересуйся. Жду. Совестно, Максим, совестно - честно тебе говорю...
     Максим резко встал и пошел к выходу.
     - Куда ты?
     Вместо ответа Максим крепко хлопнул дверью.
     Так же решительно, как шел от двадцать седьмой аптеки, Максим пошел снова туда.
     Подошел к старичку аптекарю.
     - Я к вашему начальнику пройду.
     - Пожалуйста, - любезно сказал аптекарь. - Вон в ту дверь. Он как раз там.
     Максим пошел к начальнику.
     В кабинете заведующего никого не было. Была еще одна дверь, Максим толкнул в нее и ударил кого-то по спине.
     - Сейчас, - сказали за дверью.
     Максим сел на стул.
     Вошел низенький человек, с усами, с гладко выбритыми, до сияния, жирненькими щеками, опрятный, полненький, лет сорока.
     - Что у вас?
     - Вот. - Максим протянул ему рецепт.
     Заведующий повертел в руках рецепт.
     - Не понимаю...
     - Мне такое лекарство надо. - Максим поморщился - сердце защемило.
     - У нас его нет.
     - А мне надо. У меня мать хворает. - Максим смотрел на заведующего немигающими глазами: чувствовал, как глаза наполняются слезами.
     - Но если нет, что же я могу сделать?
     - А мне надо. Я не уйду отсюда, понял? Я вас всех нена­вижу, гадов!
     Заведующий улыбнулся.
     - Это уже серьезнее. Придется найти. - Он сел к теле­фону и, набирая номер, с любопытством поглядывал на Мак­сима. Максим успел вытереть глаза и смотрел в окно. Ему было стыдно, он жалел, что сказал последнюю фразу.
     - Алле! - заговорил заведующий. - Петрович? Здоров. Я это, да. Слушай, у тебя нет... - тут он сказал какое-то не­понятное слово. - Нет?
     У Максима сдавило сердце.
     - Да нужно тут... пареньку одному... Посмотри, посмот­ри... Славный парень, хочется помочь.
     Максим впился глазами в лицо заведующего. Заведую­щий беспечно вытянул губы трубочкой - ждал.
     - Да? Хорошо, тогда я подошлю его. Как дела-то? Мгм... Слушай, а что ты скажешь... А? Да что ты? Да ну?..
     Пошел какой-то базарный треп: кто-то заворовался, ко­го-то сняли и хотят судить, какого-то Борис Михалыча. Мак­сим смотрел в пол, чувствовал, что плачет, и ничего не мог сделать - плакалось. Он крепко устал за эти два дня. Он молил Бога, чтобы заведующий подольше говорил, - может, к тому времени он перестанет плакать, а то хоть сквозь зем­лю проваливайся со стыда. А если сейчас вытереть глаза, зна­чит, надо пошевелиться и тогда заведующий глянет на него и увидит, что он плачет.
     "Вот морда! Вот падла!" - ругал он себя. Он любил сей­час заведующего, как никого никогда, наверное, не любил.
     Заведующий положил трубку, посмотрел на Максима. Максим нахмурился, шаркнул рукавом пиджака по глазам и полез в карман за сигаретой. Заведующий ничего не сказал, написал записку, встал... Максим тоже встал.
     - Вот по этому адресу... спросите Вадим Петровича. Не отчаивайтесь, поправится ваша мама.
     - Спасибо, - сказал Максим. Горло заложило, и полу­чилось, что Максим пискнул это "спасибо". Он нагнул голо­ву и пошел из кабинета, даже руки не подал начальнику.
     "Вот те ж морда!" - - поносил он себя. Ему было стыдно, и он был очень благодарен начальнику.
     На другой день рано утром к Максиму влетел Игнат. Внес с собой шум и прохладу политых асфальтов.
     - Максим!.. Я поехал! Будешь провожать-то?..
     Максим вскочил с кровати.
     - Я быстро. А яд-то я достал вчера! Я сейчас...
     - Давай. Только - одна нога здесь, другая там! - орал Игнат. - Пятнадцать минут осталось. Жена сейчас икру ме­чет в вагоне. Я тоже достал флакон.
     - Она уже там, Тамара-то? - Максим прыгал по комна­те на одной ноге, стараясь другой попасть в штанину.
     - Там.
     - Сейчас... мигом. Мы в магазин не успеем заскочить? Хотел тоже каких-нибудь подарков...
     - Да ты что! - взревел Игнат. - Я что, по шпалам жену догонять буду?!
     - Ладно, ладно...
     Побежали вниз, в такси.
     - Друг, - взмолился Игнат. - Десять минут до поезда. Жми на всю железку! Плачу в трехкратном размере.
     Жена ждала Игната у вагона. Оставалось полторы мину­ты. Она вся изнервничалась.
     - Игнат, это... это черт знает что такое, - встретила она мужа со слезами на глазах. - Я хотела чемоданы выносить.
     - Порядок! - весело гудел Игнат. - Максим, пока! Крош­ка, цыпонька, - в вагон.
     Поезд тронулся.
     - Будь здоров, Максим!
     Максим пошел за вагоном.
     - Игнат, передай там: я, может, тоже скоро приеду! Не забудь, Игнат!
     - Не-ет!
     Максим остановился.
     Поезд набирал ходу.
     Максим опять догнал вагон и еще раз крикнул:
     - Не забудь, Игнат, скажи - приеду!
     - Передам!
     Надо было уже бежать за вагоном.
     - Игнат, скажи!..
     Но Игнат уже не слышал.
     Уже расходились с перрона люди.
     А Максим все стоял и смотрел вслед поезду.
     ...Уже никого почти не осталось на перроне, а Максим все стоял. Смотрел в ту сторону, куда уехал брат. Там была Родина.
     Летит степью поезд.
     Кричит...
     ...Игнат пинком распахнул ворота, оглядел родительский двор и гаркнул весело:
     - Здорово, родня!
     Тамара, стоящая за ним, сказала с упреком:
     - Неужели нельзя потише?.. Что за манера, Игнатий!
     - Ничего-о, - загудел Игнат. - Сейчас увидишь, как обрадуются. Э-э... А дом-то новый у них! Я только счас заме­тил. Степка с отцом развернулись...
     Из дома вышел Ермолай Воеводин... Тихо засмеялся и вытер рукавом глаза.
     - Игнаха, хрен моржовый, - сказал он и пошел навстре­чу Игнату.
     Игнат бросил чемодан... Облапили друг друга, трижды крест-накрест - поцеловались. Ермолай опять вытер глаза.
     - Как надумал-то?
     - Надумал...
     - Сколько уж не был! Лет пять, однако. Мать у нас за­хворала, знаешь?.. В спину что-то вступило... - Отец и сын глядели друг на друга, не могли наглядеться. О Тамаре со­всем забыли. Она улыбалась и с интересом рассматривала старика.
     - А это жена, что ли? - спросил наконец Ермолай.
     - Жена, - спохватился Игнат. - Познакомься.
     Женщина подала старику руку... Тот осторожно пожал ее.
     - Тамара.
     - Ничего, - сказал Ермолай, окинув оценивающим взглядом Тамару - Красивая.
     - А?! - с дурашливой гордостью воскликнул Игнат.
     - Пошли в дом, чего мы стоим тут! - Ермолай первым двинулся к дому. - Степка-то наш пришел, окаянная душа.
     - Как мне называть его? - тихо спросила Тамара мужа. Игнат захохотал.
     - Слышь, тять!.. Не знает, как называть тебя, - сказал он. Ермолай тихо засмеялся.
     - Отцом вроде довожусь. - Он взошел на крыльцо, за­орал в сенях: - Мать, кто к нам приехал-то!
     В избе, на кровати, лежала мать Игната. Увидела Игната, заплакала.
     - Игнаша, сынок... приехал?
     Сын наскоро поцеловал мать и полез в чемодан. Гулкий, сильный голос его сразу заполнил всю избу.
     - Шаль тебе привез... пуховую. А тебе, тять, - сапоги. А это - Верке. А это - Степке. Все тут живы-здоровы?..
     Отец с матерью, для приличия снисходительно сморщив­шись, с интересом наблюдали за движениями сына - он все доставал и доставал из чемодана.
     - Все здоровы. Мать вон только... - Отец протянул длинную руку к сапогам, бережно взял один и стал щипать, мять, поглаживать добротный хром. - Ничего товар... Степ­ка износит. Мне уж теперь ни к чему такие.
     - Сам будешь носить. Вот Верке еще на платье. - Игнат выложил все, присел на табурет. Табурет жалобно скрипнул под ним. - Ну, рассказывайте, как живете? Соскучился без вас. Как Степка-то?
     - Соскучился, так раньше бы приехал.
     - Дела, тятя.
     - "Дела"... - Отец почему-то недовольно посмотрел на молодую жену сына. - Какие уж там дела-то!
     - Ладно тебе, отец, - сказала мать. - Приехал - и то слава Богу.
     - Ты говоришь - какие там дела! - заговорил Игнат, положив ногу на ногу и ласково глядя на отца. - Как тебе объяснить?.. Вот мы, русские, - крепкий ведь народишко! Посмотришь на другого - черт его знает!.. - Игнат встал, прошелся по комнате. - Откуда что берется! В плечах - са­жень, грудь как у жеребца породистого - силен! Но чтобы научиться владеть этой силой, выступить где-то на соревно­ваниях - Боже упаси! Он будет лучше в одиночку на медведя ходить. О культуре тела - никакого представления. Физ­культуры боится, как черт ладана. Я же помню, как мы в школе профанировали ее.
     С последними словами Игнат обратился к жене.
     Тамара заскучала и стала смотреть в окно.
     - ...Поэтому, тятя, как ты хошь думай, но дела у меня важные. Поважнее Степкиных.
     - Ладно, - согласился отец. Он слушал невнимательно. - Мать, где там у нас?.. В лавку пойду...
     - Погоди, - остановил его Игнат. - Зачем в лавку? Вот и эту привычку тоже надо бросать русскому народу: чуть что - сразу в лавку. - Но отец так глянул на него, что он сразу от­ступил, махнул рукой, вытащил из кармана толстый бумаж­ник, шлепнул на стол. - На деньги.
     Отец обиженно приподнял косматые брови.
     - Ты брось тут, Игнаха... Приехал в гости, - значит, сиди помалкивай. Что у нас, своих денег нету?
     Игнат засмеялся.
     - Ты все такой же, отец.
     - Какой?
     - Ну... такой же.
     - Да ладно вам - сцепились. Что вас лад-то не берет? - вмешалась мать. - Иди в лавку-то. Пошел - дак иди.
     Ермолай ушел.
     - Сынок... не хотела уж при им спрашивать: как там Максим-то?
     - Максим?.. Честно говорить?
     - Господи, ну дак а как же?
     - Плохо.
     Мать вздохнула.
     - А что шибко-то плохо?
     - Плохо, потому что дурак... И не слушается. Причем... колосс - сильный, конечно, парень... Приходит как-то с де­вушкой - ничего, хорошая девушка... - Игнат повернулся к жене. - А? Нинка-то.
     - Да.
     - Двухкомнатная квартира с удобствами, в центре - это же!.. Ну, думаю, поумнел парень. Вызвал его на кухню. "Ты, - говорю, - опять не сваляй дурака". А девка - без ума от него. Ну и что? Через неделю - конец: горшок об гор­шок - и кто дальше. Наш Макся затеял. Она мне звонила потом, девка-то. Чуть не плачет. "Вы, - говорит, - скажите ему, Игнатий Ермолаич, чтобы он не уходил". Скажи ему - хлопнет дверью и поминай как звали.
     Матери тяжело было слышать все это про младшего сына. Она не разбиралась в перипетиях дел городских сыновей, ей было горько за младшего.
     - Осподи, осподи, - опять вздохнула она. - Помог бы уж там ему как-нибудь.
     - Да не хочет! - искренне воскликнул Игнат. - Ну ска­жи ей: не стараюсь, что ли!
     - Это верно... мамаша: он не хочет никого слушать.
     - Отцу-то уж не говорите про него.
     В сенях загремело ведро. Шаги...
     - Верка идет, - сказала мать.
     - Она где работает-то?
     - Дояркой.
     Вошла немая... Всплеснула руками, увидела брата, кину­лась к нему. Расцеловала.
     - От она... От мы как. От как, - приговаривал Игнат, чуть уклоняясь от поцелуев. - От мы как брата любим... Ну та... Ну, хватит... Познакомься вот с женой моей.
     Вера поглядела на Тамару. "Спросила": "Вот это твоя жена?"
     - Ну. А что?.. - Игнат показал: "Хорошая?"
     Вера закивала головой и начала целовать Тамару. Тамара улыбалась смущенно.
     - Пойдемте, я вам платье привезла, - сказала она. Вера не поняла.
     - Верка, иди в горницу - платье мерить.
     Вера всплеснула руками и запрыгала по избе, счастливая.
     Все были довольны.
     - Да хватит скакать-то! - притворно рассердилась мать. - Прям уж обрадуется, так удержу нету.
     Тамара с немой ушли в горницу.
     - Так у тебя что со здоровьем-то? Да! Я ж лекарство при­вез - змеиный яд-то, ты просила.
     - Вот хорошо-то, сынок, спасибо тебе... Может, поды­мусь теперь. Радикулит - измучилась вся. А сказали тут...
     Пришел Ермолай.
     - А Степан все плотничет? - продолжал расспрашивать Игнат, расхаживая по прихожей в избе.
     Отвечал теперь отец:
     - Плотничает, ага. Коровник счас рубют. Ничо, хорошо получают. Этта девяносто рублишек принес. Куда с добром!
     - Не закладывает?
     - Бывает маленько... Так ведь оно что - дело холостое. Соберутся с ребятами, заложут.
     - Жениться-то собирается?
     - А мы знаем? Помалкивает. Да женится... куда девает­ся... Садись, пока суд да дело - пропустим маленько.
     - Подождали бы Степку-то.
     - Мы по маленькой... Садись.
     Из горницы вышла немая в новом платье. Вышла торже­ственная и смотрела на всех вопросительно и удивленно. И в самом деле, она сделалась вдруг очень красивой. Молча смотрели на нее. Она прошлась раз-другой... сама не выдержала важности момента, опять запрыгала, поцеловала брата. По­том побежала в горницу, привела Тамару и стала показывать ее всем и хвалить - какая она добрая, хорошая, умная.
     Тамаре неловко стало.
     Игнат был доволен.
     Вера потащила Тамару на улицу, мыча ей что-то на ходу.
     ...Выпили маленько.
     Ермолай склонился головой на руки, сказал с неподдель­ной грустью:
     - Кончается моя жизнь, Игнаха. Кончается, мать ее... А жалко.
     - Почему такое пессимистическое настроение?
     Отец посмотрел на сына.
     - А ты, Игнат, другой стал, - сказал он. - Ты, конечно, не замечаешь этого, а мне сразу видно.
     Игнат смотрел трезвыми глазами на отца, внимательно слушал.
     - Ты вот давеча вытащил мне сапоги... Спасибо, сынок! Хорошие сапоги...
     - Не то говоришь, отец, - сказал Игнат. - При чем тут сапоги?
     - Не обессудь, если не так сказал, - я старый человек. Ладно, ничего. Степка скоро придет, брат твой... Он плотни­чает. Ага. Но, однако, он тебя враз сломит, хоть ты и про физкультуру толкуешь. Ты жидковат против Степана. Куда там...
     Игнат засмеялся: к нему вернулась его необидная весе­лость-снисходительность.
     - Посмотрим, посмотрим, тятя.
     - Давай еще по маленькой, - предложил отец.
     - Нет, - твердо сказал Игнат.
     - Вот сын какой у тебя! - не без гордости заметил ста­рик, обращаясь к жене. - Наша порода - Воеводины. Сказал "нет" - значит, все. Гроб. Я такой же был. Вот Степка скоро придет.
     - Ты, отец, разговорился что-то, - урезонила жена ста­рика. - Совсем уж из ума стал выживать. Черт-те чего мелет. Не слушай ты его, брехуна, сынок.
     Пришли Вера с Тамарой. Тамара присела к столу, а Вера начала что-то "рассказывать" матери. Мать часто повторяла "Ну, ну... Батюшки мои! Фу ты Господи!"
     - Не такой уж ты стал, Игнаха. Ты не обижайся, - по­вернулся он к Тамаре. - Он сын мне. Только другой он стал.
     - Перестал бы, отец, - попросила мать.
     - Ты лежи, мать, - беззлобно огрызнулся старик. - Ле­жи себе, хворай. Я тут с людями разговариваю, а ты нас пере­биваешь.
     Тамара поднялась из-за стола, подошла к комоду стала разглядывать патефонные пластинки. Ей, видно, было не­ловко.
     Игнат тоже встал... Завели патефон. Поставили "Грушицу".
     Все замолчали. Слушали.
     Старший Воеводин смотрел в окно, о чем-то невесело думал.
     Вечерело. Горели розовым нежарким огнем стекла домов. По улице, поднимая пыль, прошло стадо. Корова Воеводи­ных подошла к воротам, попробовала поддеть их рогом - не получилось. Она стояла и мычала. Старик смотрел на нее и не двигался. Праздника почему-то не получилось. А он дав­ненько поджидал этого дня - думал, будет большой празд­ник. А сейчас сидел и не понимал: почему же не вышло праздника? Сын приехал какой-то не такой... В чем не та­кой? Сын как сын, подарки привез. И все-таки что-то не то.
     - Сейчас Степка придет, - сказал он. Он ждал Степку. Зачем ему нужно было, чтобы скорее пришел Степка, он не знал.
     Молодые ушли в горницу; унесли с собой патефон. Игнат прихватил туда же бутылку красного вина и закуску.
     - Выпью с сестренкой, была не была! Хотя вредно вооб­ще-то.
     - Давай, сынок, это ничего. Это полезно, - миролюби­во сказал отец.
     Начали приходить бывшие друзья и товарищи Игната. Пришло несколько родных. Тут-то бы и начаться празднику. А праздник все не наступал. Приходили, здоровались со ста­риком и проходили в горницу, заранее улыбаясь. Скоро там стало шумно, гудел снисходительный могучий бас Игната, смеялись женщины, дребезжал патефон. Двое дружков Игна­та сбегали в лавку и вернулись с бутылками и кульками.
     - Сейчас Степка придет, - сказал старик. Не было у него на душе праздника, и все тут.
     Пришел наконец Степка. Загорелый, грязный...
     - Игнаша наш приехал, - встретил его отец.
     - Я уж слышал, - сказал Степан, улыбнулся и тряхнул русыми спутанными волосами.
     Старик поднялся из-за стола, хотел идти в горницу, но сын остановил его:
     - Погоди, тять, дай я хоть маленько сполоснусь. А то не­удобно даже.
     - Ну, давай, - согласился отец. - А то верно - он на­рядный весь, как это... как артист.
     И тут из горницы вышел Игнат с женой.
     - Брательник! - заревел Игнат, растопырив руки. - Степка! - И пошел на него.
     Степка засмеялся, переступил с ноги на ногу, - видно, застеснялся Тамары.
     Игнатий облапил его.
     - Замараю, слушай, - Степка пытался высвободиться из объятий брата, но тот не отпускал.
     - Ничего-о!.. Это трудовая грязь, братка! Дай поцелую тебя, окаянная душа! Соскучился без вас.
     Братья поцеловались.
     Отец смотрел на сыновей, и по щекам его катились свет­лые, крупные слезы. Он вытер их и громко высморкался.
     - Он тебе подарки привез, Степка, - громко и хвастли­во сказал он, направляясь к чемоданам.
     - Брось, тятя, какие подарки! Ну, давай, что ты должен делать-то? Делай скорей! Выпьем сейчас с тобой! Вот! Видела Воеводиных? - Игнат легонько подтолкнул жену к брату. - Знакомьтесь.
     Степка даже покраснел - не знал: подавать яркой жен­щине грязную руку или нет. Тамара сама взяла его руку и крепко пожала.
     - Он у нас стеснительный перед городскими, - пояснил отец. - А мне - хоть бы хны!
     Степка осторожно кашлянул в кулак, негромко, коротко засмеялся: готов был провалиться сквозь землю от таких объ­яснений отца.
     - Тятя... скажет тоже.
     - Иди умывайся, - подсказал отец.
     - Да, пойду маленько... того... - обрадовался Степан. И пошел в сени. Игнат двинулся за ним.
     - Пойдем, полью тебе по старой памяти.
     Отец тоже вышел на улицу.
     Умываться решили идти на Катунь - она протекала под боком, за огородами.
     - Искупаемся, - предложил Игнат и похлопал себя ла­донями по могучей груди,
     Шли огородами по извилистой, едва приметной тропке в буйной картофельной ботве. Отец - сзади сыновей.
     - Ну, как живете-то? - басил Игнат, шагая вразвалку между отцом и братом. Он все-таки изрядно хватил там, с друзьями.
     Степка улыбался. Он был рад брату.
     - Ничего.
     - Хорошо живем! - воскликнул отец. - Не хуже город­ских.
     - Ну и слава Богу! - с чувством сказал Игнат. - Степан, ты, говорят, нагулял тут силенку?
     - Какая силенка!.. Скажешь тоже. Как ты-то живешь?
     - Я хорошо, братцы! Я совсем хорошо. Как жена моя вам? Тять?
     - Ничего. Я в них не шибко понимаю, сынок. Вроде ни­чего.
     - Хорошая баба, - подхватил Игнат. - Человек хороший.
     - Шибко нарядная только. Зачем так?
     Игнат оглушительно захохотал.
     - Обыкновенно одета! По-городскому, конечно. Поотставали вы в этом смысле.
     - Чего-то ты много хохочешь, Игнат, - заметил ста­рик, - как дурак какой.
     - Рад, поэтому смеюсь.
     - Рад... Мы тоже рады, да не ржем, как ты. Степка вон не рад, что ли? А он улыбается - и все.
     - Ты когда жениться-то будешь, Степка? - спросил Игнат.
     - Не уйдет, куда торопиться.
     Пришли к реке.
     Игнат первый скинул одежду; обнажив свое красивое тренированное тело, попробовал ногой воду, тихонько охнул.
     - Мать честная! Вот это водичка!
     - Что? - Степан тоже разделся. - Холодная?
     - Ну-ка, ну-ка? - заинтересовался Игнат. Подошел к брату и стал его похлопывать и осматривать со всех сторон, как жеребца. Степка терпеливо стоял, смотрел в сторону, беспрерывно поправляя трусы, улыбался.
     - Есть, - закончил Игнат. - Есть, братишка. Давай по­пробуем?
     - Да ну! - Степка недовольно тряхнул волосами.
     - А чего, Степка? Поборись! - Отец с укором смотрел на младшего. - Не под бабой лежать...
     - Бросьте вы, на самом деле, - упрямо и серьезно ска­зал Степка. - Чего ради сгребемся? На смех людям?
     - Тьфу! - рассердился отец. - Ты втолкуй ему, Игнат, ради Христа! Он какой-то телок у нас - всего стесняется.
     - А чего тут стесняться-то! Если б мы какие-нибудь дох­лые были, тогда действительно стыдно.
     - Объясни вот ему!
     Степка нахмурился и пошел к воде. Сразу окунулся и по­плыл, сильно загребая огромными руками; вода вскипала под ним.
     - Силен! - с восхищением сказал Игнат.
     - Я же тебе говорю! Он бы тебя уложил.
     - Не знаю, - не сразу ответил Игнат. - Силы у него больше, это ясно.
     Отец сердито высморкался на песок. Игнат постоял еще немного и тоже полез в воду А отец пошел вниз по реке, куда выплывал Степка. Когда тот вышел на берег, они о чем-то негромко и горя­чо разговаривали. Отец доказывал свое, даже прижимал к груди руки. Игнат подплыл к ним, они замолчали.
     Игнат вылез из воды и задумчиво стал смотреть на дале­кие синие горы, на многочисленные острова.
     - Катунь-матушка, - негромко сказал он.
     Степка и отец тоже посмотрели на реку.
     На той стороне на берегу сидела на корточках баба с вы­соко задранной юбкой, колотила вальком по белью; ослепи­тельно белели ее тупые круглые коленки.
     - Юбку-то опусти маленько, ай! - крикнул старик.
     Баба подняла голову, посмотрела на Воеводиных и про­должала молотить вальком белье.
     - Вот халда! - с возмущением негромко сказал ста­рик. - Хоть бы хны ей!
     Братья стали одеваться.
     Хмель у Игната прошел. Ему что-то грустно стало.
     - Чего ты такой? - спросил Степка, у которого, наобо­рот, было очень хорошее настроение.
     - Не знаю. Так просто.
     - Не допил, поэтому, - пояснил старик. - Ни два ни полтора получилось.
     - Черт его знает. Не обращайте внимания. Давайте поси­дим, покурим...
     Сели на теплые камни... Долго молчали, глядя на волны. Солнце село на той стороне, за островами. Трое смотрели на родную реку, думали каждый свое... Игнат присмирел.
     - Что, Степа? - негромко сказал он.
     - Ничего, - Степка бросил камешек в воду.
     - Все строгаешь?
     - Строгаем.
     Игнат тоже бросил в воду камень. Помолчали.
     - Жена у тебя хорошая, - сказал Степан. - Красивая.
     - Да? - Игнат оживился, с любопытством, весело по­смотрел на брата. Сказал неопределенно: - Ничего. Тяте вон не нравится.
     - Я не сказал, что не нравится, чего ты зря? - Старик неодобрительно посмотрел на Игната. - Хорошая женщина. Только, я считаю, шибко фартовая.
     Игнат захохотал.
     - Ты у нас приблатненный, тять! Ты знаешь, что такое фартовая-то?
     Отец отвернулся к реке, долго молчал - обиделся. Потом повернулся к Степке и сказал сердито:
     - Зря ты не поборолся с ним. Ну хоть в ухо стукнитесь?
     - Вот привязался! - удивился Степка. - Ты что?
     - Заело что-то тятю, - сказал Игнат. - Что-то не нра­вится ему.
     - Что "не нравится"? - повернулся к нему отец.
     - Не знаю. На душе у тебя что-то не так, я же вижу.
     - Ты шибко грамотный стал, прямо спасу никакого нет. Все ты видишь, все понимаешь!
     - Будет вам! - сказал Степка. - Чего взялись? Нашли время...
     - Да ну его! - Отец высморкался и полез за кисетом. - Приехал, расхвастался тут... Подарков навез, подумаешь!
     Игнат даже растерялся.
     - Тять, да ты что, на самом деле?

/ Полные произведения / Шукшин В.М. / Ваш сын и брат