Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Блок А.А. / Песня судьбы
Песня судьбы [3/4]
Спутник
Фаина, роса большая. Вы потеряете голос.
Фаина (не оборачиваясь)
Оставьте меня. (Говорит, обращаясь в пространство.) Жених мой! Статный,
русый, дивные серые очи! Приди, взгляни. Долго ждала тебя, все очи
проглядела, вся зарей распылалась, вся песнями изошла, вся синими туманами
убралась, как невеста фатой.
Спутник
С кем вы говорите, Фаина?
Фаина (не обращая на него внимания)
Жених мой, приди ко мне, суженый, погляди на меня! Погляди ты в мои
ясные очи, они твоей бури ждут! Послушай ты мой голос, голос мой серебряной
речкой вьется! Разомкни ты мои белые рученьки, тяжкий крест сыми с моей
девичьей груди! (Простирает руки над обрывом.) Они так рано будят меня, как
черное воронье, вьются надо мной и не дают мне спать. А ты хоронишь меня от
всех напастей, никому не даешь прикоснуться, сказки мне говоришь, и лебяжью
постелю стелешь, и девичьи мои сны сторожишь. Тебя, светлый, жду, бури жду,
солнца красного жду! Встань, солнце, развей туманы, светлым ветром разнеси!
Спутник встает с камня и поднимает шляпу со лба. Видно его лицо: отекшее, со
следами былой красоты; на нем самая ярая буря не пробудит ничего, кроме
тупого страдальческого волнения.
Спутник
Фаина... Вы гениальны...
Фаина (простерла руки над обрывом и бормочет в вещем
сне)
В ту ночь, когда горели деды, за красным пламенем привиделся ты мне на
том берегу. И бросилась я в поле, себя не помня, всю душу тебе отдала, все
песни мои на волю пустила, как птица, летела всю ночь, всю ночь... Мало тебе
этого? Ты обманул меня. Когда пою я бесстыжую песню, разве я эту песню пою?
О тебе, о тебе пою! Мало тебе, что люди - как рабы передо мною? Рукой махну
- золотом осыплют, на смерть пошлю - и на смерть пойдут? Мало тебе, что
берегу себя, как зеницу ока, что воли не даю красоте своей, что мимо всех
смотрю? Или не слышишь? Ветер осенний, донеси голос мой! Река разливная,
донеси милому весть обо мне!
Спутник (с волнением)
Фаина, милая, успокойтесь... вы расстроены... Вам надо отдохнуть...
Фаина (заломив руки)
Боже мой! Ты слышишь - он уводит меня! Старый, тихий, властный - опять
уводит меня! Услышь меня! Услышь! Освободи!
Останавливается и ждет. Ее голос, прозвенев где-то серебряным эхом,
замирает.
Спутник (бережно)
Фаина...
Фаина (в страшном гневе)
Никогда!.. Я говорю вам: никогда! Я жизнь мою проспала! Не буду спать
всю ночь! Мне вас не надо! (Бросается на землю.) Родимая! Родимая! Бури!
Бури! Или - тишины! Дай тишины, черной твоей, тишины твоей несмутимой!..
(Встает с сверкающими алмазами слез в очах.) Вон там, за решеткой... тихо...
белый лебедь спит... - Слушай! (Гневно топает ногой.) Ты придешь. Ты найдешь
меня! Бросаю тебе мою алую ленту!
Порывисто срывает алую ленту от пояса и бросает ее вниз с обрыва. Потом
быстро идет к решетке, открывает калитку и углубляется в парк. За ней -
тяжко идет грустный Спутник.
Тишина. Далекий рокот поезда. Луна бледнеет. Заря. Петухи начинают
перекличку - все дальше, все дальше. Утренник налетает, шелестя все смелей и
вдохновенней. - И медленно возрастая и ширясь, поднимается первая
торжественная волна мирового оркестра. Как будто за дирижерским пультом уже
встал кто-то, сдерживая до времени страстное волнение мировых скрипок.
Подымаясь на откосе, легким прыжком вскакивает на то место, где колдовала и
звала Фаина, Герман. Шрам от удара бича еще заметен на его озаренном лице; в
расширенных глазах - предчувствие бури. Как Фаина, он встает над откосом и
смотрит в даль. В руках у него - алая лента.
Через мгновение взбирается на откос, пожимаясь от утреннего холода, Друг
Германа.
Герман
Утро! Утро!
Друг
Когда вы угомонитесь, наконец? Таскаете меня за собой всю ночь по
каким-то пустырям и тычете в нос красотами природы, когда мне смертельно
хочется спать...
Герман
Хотел бы я знать, кто уронил красную ленту? Какая алая лента - как
заря! И пахнет свежими духами!
Друг (посмеиваясь)
Должно быть, какая-нибудь прекрасная незнакомка оставила вам ленту. Вы
очень возмужали и похорошели, Герман; пожалуй, певица не стала бы теперь
щелкать вас бичом...
Герман
Вы и над этим смеетесь, будто не знаете, как это важно для меня. Не
лицо, а все сердце облилось кровью. Сердце проснулось и словно забилось
сильнее... Я услыхал тогда волнующую музыку - она преследует меня до сих
пор: с каждым восходом солнца - все громче, все торжественней. По ночам я
просыпаюсь внезапно, и чей-то голос говорит мне: "ты избран, ты избран". И
больше я уж не могу уснуть: я блуждаю по улицам очарованный, я бросаюсь в
поле, в эту пьяную осеннюю гарь! Так проходят дни и недели, - и душа как
шумный водопад! Если бы знать, куда направить ее силу! Я не знаю! Знаю,
сколько дела, и не умею начать, не умею различить! И опять - тот же голос
шепчет, остерегая, что утро не наступило, что туман не поднялся, что нельзя
различить в тумане добро и зло... но я хочу! Боже мой! Какая страшная
радость, какое тяжелое бремя - этот хмельной, голодный, вечно влюбленный
дух!
Налетает ветер и пригибает бурьян, - и скрытый на мгновение за склоненным
бурьяном Друг говорит смеющимся и вызывающим голосом.
Друг
Вечно влюбленный дух! Берегитесь, Герман. Вы ушли из дому. Вас ждет
жена. Эй, Герман, чиста ли ваша совесть, с которой вы так носитесь?
Герман (вздрагивает)
Я забыл, что вы здесь. - Какой у вас иногда страшный голос! Я не вижу
вас - где вы? - Ах, это ветер спрятал вас в бурьяне... Да, я ушел из дому, я
понял приказание ветра, я увидал в окно весну, я услыхал песню судьбы! Разве
преступно смотреть в окно?
Друг
Берегитесь, Герман.
Герман
Не испугаете больше, - вижу вас, знаю вас давно. Я бежал от нее! Я
бежал от ее поцелуя! Бежал, падал, и опять бежал, - и вот забыл ее! Не помню
ее лица! Не помню даже этих страшных глаз!
Друг радостно хохочет. И ветер хохочет с ним вместе.
Друг
Однако вспомнили глаза! Правда - красивые глаза?
Герман
Вы не понимаете меня! Вы думаете, что я - раб? Нет, я свободный! Я не
знаю только, куда идти, но все пути свободны!
Друг
И вы пойдете всеми зараз...
Герман (кричит)
Я верен! Я верен! Никто не смеет заикнуться об измене! Вы ничего не
понимаете! Путь свободен, ведь здесь только и начинается жизнь! Здесь только
и начинается долг! Когда путь свободен - должно неминуемо идти. Может быть,
все самое нежное, самое заветное - надо разрушить! Ведь и весна
разрушительна: весной земля гудит, зори красные, синий туман в лощинах.
Слышите, - я должен был уйти из этого тихого дома, от этого безысходного
счастья! Потому что ветер открыл окно, монах пришел, сны приснились,
незнакомое ворвалось, - не знаю, не знаю...
Друг
Вы так горячо спорите, точно не уверены в себе или хотите оправдаться.
Я ведь не обвиняю вас, я приветствую вашу беспринципность...
Герман
Вы ничего не знаете, ничего! Я не один! Я ушел не во имя свое! Меня
позвал ветер, он спел мне песню, я в страшной тревоге, как перед подвигом!..
Сердце горит и ждет чего-то, о чем-то плачет, но уже торжествует, заранее
торжествует победу. И как будто вся вот эта необъятная ширь - заодно с моим
сердцем, тоже горит, и тоскует, и рвется куда-то со мной заодно!
Друг
О чем вы беспокоитесь, не понимаю. Вы страшно заняты собой, вы не
находите себе места, вы из кожи лезете, - к чему все это?
Герман (с возрастающей страстью)
Вы спрашиваете - к чему? Считайте меня за сумасшедшего, если хотите.
Да, может быть, я - у порога безумия... или прозрения! Все, что было, все,
что будет, - обступило меня: точно эти дни живу я жизнью всех времен, живу
муками моей родины. Помню страшный день Куликовской битвы. - Князь встал с
дружиной на холме, земля дрожала от скрипа татарских телег, орлиный клекот
грозил невзгодой. Потом поползла зловещая ночь, и Непрядва убралась туманом,
как невеста фатой. Князь и воевода стали под холмом и слушали землю: лебеди
и гуси мятежно плескались, рыдала вдовица, мать билась о стремя сына. Только
над русским станом стояла тишина, и полыхала далекая зарница. Но ветер угнал
туман, настало вот такое же осеннее утро, и так же, я помню, пахло гарью. И
двинулся с холма сияющий княжеский стяг. Когда первые пали мертвыми чернец и
татарин, рати сшиблись, и весь день дрались, резались, грызлись... А свежее
войско весь день должно было сидеть в засаде, только смотреть, и плакать, и
рваться в битву... И воевода повторял, остерегая: рано еще, не настал наш
час. - Господи! Я знаю, как всякий воин в той засадной рати, как просит
сердце работы, и как рано еще, рано!.. Но вот оно - утро! Опять -
торжественная музыка солнца, как военные трубы, как далекая битва... а я -
здесь, как воин в засаде, не смею биться, не знаю, что делать, не должен, не
настал мой час! - Вот зачем я не сплю ночей: я жду всем сердцем того, кто
придет и скажет: "Пробил твой час! Пора!"
В глубине парка мелькает черный платок Фаины. Дымятся утренние пруды. В
камышах поднимает голову разбуженный лебедь и кричит трубным голосом
навстречу восходящему солнцу.
Фаина идет. Движения ее неверны, точно ее захлестнуло смертной тоской, и нет
ей исхода, как грозовой туче; ее несет певучий, гнущий бурьян, утренний
ветер.
Лебедь кричит и бьет крылами. Наполняя воздух страстным звоном голоса,
вторит ему Фаина.
Фаина
Приди ко мне! Я устала жить! Освободи меня! Не хочу уснуть! Князь!
Друг! Жених!
Весь мировой оркестр подхватывает страстные призывы Фаины. Со всех концов
земли набегают волны утренних звонов. Разбивая все оковы, прорывая все
плотины, торжествует победу страсти все море мировых скрипок. В то же
мгновение на горизонте, брызнув над лиловой полосою дальних туч,
выкатывается узкий край красного солнечного диска, и вспыхивает все золото
лесов, все серебро речных излучин, все окна дальних деревень и все кресты на
храмах. Затопляя сиянием землю и небо, растет над обрывом солнечный лик, и
на нем - восторженная фигура Германа с пылающим лицом. Фаина близится,
шатаясь, как во хмелю, и в исступлении поднимает руки.
Фаина
Здравствуй!
Герман
Ты хлестнула меня бичом. Ты отравила меня поцелуем. Ты снилась мне все
ночи. Ты бросила мне алую ленту с обрыва.
Фаина
Нет, ты - не тот. Он был черен, зол и жалок. Ты светел, у тебя - русые
волосы, лицо твое горит господним огнем!
Герман
Смотри, у меня на лице - красный шрам от твоего бича.
Фаина (хватая его за руку, смотрит ему в лицо)
Это - солнце горит на твоем лице! Ты - тот, кого я ждала. Лебедь
кричит, труба взывает! Час пробил! Приди!
Герман (в страхе и восторге)
На лице твоем - вся судьба! Ты - день беззакатный! Час пробил!
Фаина торжественно распускает алый пояс и кланяется Герману в ноги. Лебедь
умолк. Только море мировых скрипок торжествует страсть. И, задыхаясь и
трепеща, как земля перед солнцем, лебяжьим трубным голосом кричит Фаина.
Фаина
Старый, старый, прощай! Старый, я свободна! Старый, я невеста! -
Тройку! Тройку!
Она увлекает Германа туда, где вздрагивают разбуженные ее голосом бубенцы
тройки. - Через мгновение раздается окрик ямщика, свист и конский топ; голос
колокольчика, побеждая бубенцы, вступает в мировой оркестр, берет в нем
первенство, а потом теряется, пропадает, замирая где-то вдали на сияющей
равнине.
Печальный, одинокий Спутник садится на большой камень среди пустыря. Его
борода совсем опустилась на грудь, его белые руки уронили трость.
Драгоценный перстень сияет на беспомощном пальце, как бриллиантовая слеза.
И, словно заодно с ним, непостоянный и неверный голос ветра переходит в стон
и рыдание, а в воздухе начинают кружиться прощальные тучи золотых листьев.
ШЕСТАЯ КАРТИНА
Дом Германа. Ясный зимний день. Холмы, кусты и дороги запушены снегом.
Елена стоит в дверях на крыльце, а Друг Германа сходит со ступеней.
Друг
Прощайте.
Елена
Все кончено между нами.
Друг
Спасибо. Вы прогоняете меня из дому за то, что я люблю вас.
Елена
Нет, не за то.
Друг
Не за то ли, что я рассказал вам правду том, как вам изменил ваш муж?
Елена
В последний раз прошу, не кощунствуйте. О, я никогда больше не
произнесу даже этого имени. - Прощайте...
Елена
Постойте... Вы хоть что-нибудь еще способны понимать, все-таки?
Забудьте на минуту, что вы в меня влюблены, вам, право, это не трудно.
Скажите мне просто, дружески, как человек другому человеку: хороша собой
Фаина?
Друг
Я затрудняюсь говорить с вами об этой женщине. Может быть, она и
красива, но в ней нет ничего таинственного, ничего женственного. Я могу
только удивляться...
Елена
Но ведь вы можете и не удивляться - все дело в этом. Желаю вам всякого
благополучия. Мы расстаемся мирно.
Друг
Так вы не сердитесь на меня?
Елена
Я - на вас? Никогда в жизни. Хотите, я скажу правду?
Друг
Говорите. Вам ведь все равно, если от вашей холодности и презрения я
сойду с ума.
Елена
О, нет!.. Вы никогда не сойдете с ума. И никогда вам не надоест
ломаться, потому что вы - самый обыкновенный, самый мирный человек. Грозите
ли вы, пугаете ли, говорите ли колкости, - никого вы этим не обидите. Вы,
что называется, золотая середина... Вот вам и все.
Друг
Да, прощайте. Вы никогда не понимали меня, это я знаю. Что делать? -
Желаю вам счастья... с вашим монахом...
Елена
Бедный, бедный... Как мне вас жалко... Господи, и такие все люди...
какие несчастные.
Друг уходит. - Елена садится на крыльце и тихо плачет. - Через некоторое
время из дверей выходит монах.
Монах
Много перенесла ты. Не на легкую жизнь ты родилась. Посмотри на себя:
какая ты здоровая, молодая, сильная.
Елена
Как он меня любил... как он меня любил...
Монах
А долго ты будешь плакать?
Елена
Всю жизнь... всю жизнь... А ты зачем спрашиваешь?
Монах
Разве такие плачут всю жизнь?
Елена
Всю жизнь проплачу... Моего горя не выплакать...
Монах
Поплачешь - и перестанешь. Много я видел слез: это только матери
слезами исходят; мать, которой ничего в мире, кроме сына, не осталось. А
перед тобой - вся жизнь впереди. Вот смотри: белая дорога; ты всю эту дорогу
еще пройдешь... Слушай-ка, Елена; сама знаешь, уйти мне отсюда некуда, да и
жить осталось немного...
Елена
Что мне до тебя? Хоть живи, хоть помирай, мне все равно; у меня своего
горя довольно.
Монах
Я не о себе, Елена, забочусь. Ты об одном подумай: вот муж твой ушел...
Елена
Жили бы мирно...
Монах
Да разве можно теперь живому человеку мирно жить, Елена? Живого
человека так и ломает всего: посмотрит кругом себя, - одни человеческие
слезы... посмотрит вдаль, - так и тянет его в эту даль...
Елена
Я понимаю, что ты говоришь. И Герман говорил об этом. Но ведь и я
прекрасна. И моя душа как даль.
Монах
Твоя душа тиха, Елена. Ты вот слушаешь меня. А та - разве стала бы
слушать? Нет ей покоя ни ночью, ни днем...
Елена
Ты говоришь, точно видишь ее...
Монах (смотрит вдаль)
Вижу, милая. Вижу.
Елена (в испуге)
Кого видишь?
Монах
Родину мою.
Елена
Не знают люди, не понимают... даже ты не понимаешь. В Писании сказано:
пророк увидал господа не в огне и не в буре, но в гласе хлада тонка.
Монах
Сам думал, что понимаю, милая. Да нет: тайна сия велика. Где мне
понять, кто поймет? Видишь, какой я: и жизни-то во мне осталось, как воску в
свече после обедни; все монастыри обошел, все глаза свои проглядел; а вот -
гляжу, и опять тянет, не оторваться...
Елена
Так, значит, не вернется Герман, по-твоему? - Смешной ты. Я думала, -
ты умнее. - Да что, она лучше меня, что ли?
Монах (улыбается)
Сейчас тебе скажи, кто лучше, кто хуже. Да разве можно сказать, что
лучше: буря или тишина?
Елена
Стыдись, монах. Посмотри на себя: тебе умирать пора, а ты - влюбился...
Господи! И никто-то не утешит! Мой Герман, мой! Нам с ним ничего не надо,
кроме тихого, белого дома...
Монах
Мать умерла. Белого дома больше не будет, Елена.
Елена
Как не будет? Что ты говоришь? Пойми, Герман вернется! Он все оставил
здесь: войди только в дом: все книги, все вещи, даже рваные рукавицы, в
которых он копался в этом цветнике, - брошены на столе! Вся душа его
здесь...
Монах
Душа Германа отдана...
Елена
Да как ты смеешь говорить это мне? Мне, которую он любил и любит! Мой
Герман! - Молчи, глупый, глупый монах... (Плачет горько.)
Монах
Плачь, Елена. Всю душу выплачешь, криком изойдешь, - тогда сама
узнаешь...
Елена (встает)
Молчи, монах. Он сказал мне: вернусь скоро. (Вся выпрямляется;
напряженно смотрит вдаль, на снежный путь.) Вот - сейчас он придет.
В эту минуту доносится с равнины какой-то звук: нежный, мягкий, музыкальный:
точно ворон каркнул, или кто-то тронул натянутую струну.
Елена
Ты слышал?
Монах
Слышал.
Елена
Что же мне делать?
Монах
Оденься потеплее. Зажги венчальную свечу.
Елена послушно уходит в дом. - Монах тихо сидит на крылечке и напевает:
"Идеже несть печали и воздыхания"...
Выходит Елена с зажженной свечой.
Елена
Так я оделась?
Монах
Так, милая.
Елена
Что же мне теперь делать?
Монах
Прилепи свечу на крылечке...
Он становится на колени. Елена - за ним. Потом встают.
Елена
Теперь что делать, брат?
Монах тихо напевает: "Жизнь бесконечная"... - Елена, в теплой шубке, стоит
перед ним.
Елена
Не пой панихидного. Сердце разрывается.
Монах
От радости пою, Елена. Моя радость оттого, что твой милый - жив.
Елена
Жив. Я знаю, знаю.
Монах
Рано ему умирать. Только заблудился он. Тут вам обоим и жить, Елена.
Наклонись-ка. Вот тебе, милая, на дорогу. (Вешает ей на шею крестик.)
Елена
Куда же мне идти, брат?
Монах
А вот она, твоя белая, снежная дорога. Путь длинный, путь многолетний.
А в конце пути - душа Германа.
Елена
А в конце пути - душа Германа.
Монах
Ступай - и найдешь ее. Ты сильная. Иди, родная, господь с тобой.
Елена
Спасибо, братец.
Монах
И тебе, милая, за все спасибо.
Елена
Прощай, братец. (Плачет.) Тихий дом сохрани.
Монах
Сохраню, родная. Господь сохранит тебя.
Елена сходит вниз и смотрит, обернувшись, на свой тихий, запушенный снегом
дом. Потом - уходит. Монах осторожно замыкает дверь и запирает ставни. Потом
садится на ступеньку и смотрит вслед Елене. На крылечке горит свеча.
СЕДЬМАЯ КАРТИНА
Хмурый морозный день. Пустая равнина, занесенная снегом. Посредине - снежный
холм. Ветер свистит и грозит метелью; сквозь ветер звенят как будто далекие,
удалые бубенцы. Герман стоит на холме.
Герман
Все миновало. Прошлое - как сон.
Холодный, бледный день. Душа, как степь,
Не скованная ни единой цепью,
Свободная от краю и до краю.
Не вынесла бы жалкая душа,
Привыкшая к домашнему уюту,
К теплу и свету очагов семейных, -
Такой свободы и такого счастья.
В моей душе - какой-то новый холод,
Бодрящий и здоровый, как зима,
Пронзающий, как иглы снежных вьюг,
Сжигающий, как темный взор Фаины.
Как будто я крещен вторым крещеньем,
В иной - холодной, снеговой купели.
Не надо чахлой жизни - трех мне мало!
Не надо очага и тишины -
Мне нужен мир с поющим песни ветром!
Не надо рабской смерти мне - да будет
И жизнь, и смерть - единый снежный вихрь!
Метель запевает, становится темнее.
Голос Фаины
Эй, Герман! Где ты?
Герман
Сюда! Ко мне! На снежный холм!
Фаина является из темноты, хватает Германа за руку и любуется им. Метель
проносится, становится светлее.
Фаина
Я не могла сдержать коней. Они испугались чего-то, шарахнулись в сугроб
и умчались... (Смеется.) Вот, теперь мы одни. Что ты стоишь там, наверху?
Герман
Там - виднее.
Фаина
Здесь виднее! Здесь - я сама! Сядь рядом со мной. Расскажи о себе: ты
еще ничего не рассказывал мне.
Герман (садится под холмом рядом с нею)
Рассказывать нечего. Ничего не было. Что мне делать, я не знаю: ты
больше меня. Только у ног твоих вздыхать о славе. Ты смотришь на меня
незнакомым, горящим взором: а я ничтожный, я чужой, я слабый, - и ничего не
могу... и ничего не помню... ничего...
Фаина
Все - слова! Красивые слова. А детство? Родные, семья, дом, жена? А
город? А бич мой - помнишь?
Герман
Вот только бич. И больше ничего. Удар твоего бича оглушил меня, убил
все прошлое. Теперь на душе бело и снежно. И нечего терять - нет ничего
заветного... И не о чем больше говорить, потому что душа, как земля, - в
снегу.
Фаина
Вот, все вы такие... Точно мертвые... а я живая! У меня - ни дома, ни
родных, ни близких никогда не было! Куда хочу, туда пойду!
Герман
Не топчи цветов души. Они - голубые, ранние. Что тебе до них? Тебя,
Фаина, ношу я в сердце. Остальное - отошло. Может быть, я умру в снегу. Все
равно: могу и умереть. (Ложится на снег, лицом к небу.)
Фаина
Опять - слова? Мало ты жил, чтобы умирать! Это только в сказках
умирают!.. (Вдруг вскакивает и звонко кричит.) Эй, берегись! Метель идет!
Налетает снег и с ним - темнота. Из дали слышно - дребезжащий голос поет:
Ой, полна, полна коробушка,
Есть и ситцы и парча.
Пожалей, душа зазнобушка,
Молодецкого плеча...
Песня обрывается.
Фаина
Слышишь?
Герман
Кто-то идет вдали.
Фаина (низко наклонившись, смотрит на Германа в
темноте)
Идет без дороги, поет песню... Никто не потревожит, все пройдут мимо.
(Обвивает его шею руками.) Голубчик мой. Милый мой...
Герман
Мне страшно, Фаина.
Фаина
Не бойся, мой милый: никто не узнает... Вот такого, как ты, я видела во
сне... вот такого ждала по ночам на реке...
Герман
Ты смотришь прямо в душу... черными глазами...
Фаина
Неправда. Смотри ближе: это ночью черные глаза. А днем рыжие; видишь -
рыжие? Не бойся, Герман, бедный мальчик, милый мальчик, русые кудри...
Еще ближе придвигает к нему лицо. - И опять слышно ближе:
Выди, выди в рожь высокую,
Там до ночки погожу,
А завижу черноокую, -
Все товары разложу...
Песня обрывается.
Фаина
Слышишь?
Герман
Не слышу больше... Тихо... Никогда не слыхал такой тишины... Там была
другая тишина...
Метель проносится, опять светлеет.
Фаина (садится по-прежнему)
Эй, Герман! Жена твоя - плачет о тебе?
Герман
Это было во сне, Фаина?
Фаина (резко)
Во сне! Слышишь, ветер плачет? Это жена твоя плачет!
Она начинает тревожно вслушиваться: в стонах ветра просыпается та же старая
нота: будто кто-то рыдает призывно, жалобно, безутешно.
Герман
Не вспоминай, Фаина.
Фаина
Вольна вспоминать! Все вольна! Уйти вольна, задушить - все вольна!
Слушай ветер! Слушай!
Герман
За что ты так сурова?
Фаина
За то, что ждала и не дождалась! За то, что был ты человеком, пока лицо
у тебя было в крови! - Господи! Господи! Стань человеком!
Метель рыдает вдали старыми слезами.
Герман
Ты бьешь меня речами и взорами, как бичом, как метель.
Фаина
Я бью тебя за слова! Много ты сказал красивых слов! Да разве знаешь ты
что-нибудь, кроме слов!
Герман
Все знаю. Все знаю теперь. Не тревожь: больше не разбудишь ни бичом, ни
поцелуем.
Фаина (в тревоге)
Эй, Герман, берегись! Герман, метель идет!
Герман
Все равно. Не буди. Пусть другой отыщет дорогу.
Фаина (в безумной тревоге)
Ты засыпаешь, Герман? Пора проснуться, пора!
Метель налетает. Мрак и звон. Еще яснее звучат старые слезы.
Герман
Не вижу ничего. Не помню ни о чем. Чьи это очи - такие темные? Чьи это
руки - такие ласковые? Чьи это руки - такие нежные? Так ты - невеста моя?
Открой лицо.
Фаина (приникает к нему)
Очнись - все будет по-новому: взмахну узорным рукавом, запою удалую
песню, полетим на тройке... Дальше от него... дальше.
Герман (в бреду)
Куда? Все пути заметены...
Фаина
К самому сердцу прижму тебя, желанный. Слушай, слушай, бьется сердце,
просыпается сердце, запевает алая, жаркая кровь, слушай, слушай...
Герман (в бреду)
Слышу, звенит. Кони умчались. Открой лицо: я не помню тебя.
Фаина (в тоске)
Не смертью - жизнью дышу на тебя! (Она прикладывает горсть снега к его
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
/ Полные произведения / Блок А.А. / Песня судьбы
|
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
