• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Черный тюльпан

Черный тюльпан [7/14]

Скачать полное произведение

    XV
     Окошечко
     За Грифусом следовала его собака.
     Он обводил ее по всей тюрьме, чтобы в нужный момент она могла узнать заключенных.
     - Отец, - сказала Роза, - вот знаменитая камера, из которой ежал Гроций; вы знаете, Гроций?
     - Знаю, знаю, мошенник Гроций, друг этого злодея Барневельта, казнь которого я видел, будучи еще ребенком. Гроций! Из этой камеры он и бе- жал? Ну, так я ручаюсь, что теперь никто больше из нее не сбежит.
     И, открыв дверь, он стал впотьмах держать речь к заключенному.
     Собака же в это время обнюхивала с ворчанием икры узника, как бы спрашивая, по какому праву он остался жив, когда она видела, как его уводили палач и секретарь суда.
     Но красавица Роза отозвала собаку к себе.
     - Сударь, - начал Грифус, подняв фонарь, чтобы осветить немного вок- руг, - в моем лице вы видите своего нового тюремщика. Я являюсьстаршим надзирателем, и все камеры находятся под моим наблюдением. Я не злой че- ловек, но я непреклонно выполняю все то, что касается дисциплины.
     - Но я вас прекрасно знаю, мой дорогой Грифус, - сказал заключенный, став в освещенное фонарем пространство.
     - Ах, так это вы, господин ван Берле, - сказал Грифус: - ах, так это вы, вот как встречаешься с людьми!
     - Да, и я, к своему большому удовольствию, вижу, дорогой Грифус, что ваша рука в прекрасном состоянии, раз в этой руке вы держите фонарь.
     Грифус нахмурил брови.
     - Вот видите, - сказал он, - всегда в политике делают ошибки. Его вы- сочество даровал вам жизнь, - я бы этого никогда неделал.
     - Вот как! Но почему же? - спросил Корнелиус.
     - Потому что вы и впредь будете устраивать заговоры. Ведь вы, ученые, общаетесь с дьяволом.
     - Ах, Грифус, Грифус, - сказал смеясь молодой человек, - уже за то ли вы на меня так злы, что я вам плохо вылечил руку, или за плату, какую я с вас взял за лечение!
     - Наоборот, черт побери, наоборот, - проворчал тюремщик: - вы слишком хорошо мне ее вылечили, в этом есть какое-то колдовство: не прошло и шести недель, как я стал владеть ею, словно с ней ничего не случилось. До такой степени хорошо, что врач Бюйтенгофа предложил мне ее снова сло- мать, чтобы вылечить по правилам, обещая, что на этот раз я не смогу ею действовать раньше чем через три месяца.
     - И вы на это не согласились?
     - Я сказа нет! До тех пор, пока я смогу делать крестное знамение этой рукой, - ифус был католиком, - до тех пор, пока я смогу делать крестное знамение этой рукой, мне наплевать на дьявола.
     - Но если вы плюете на дьявола, господин Грифус, то тем более вы не должны бояться ученых.
     - О, ученые, ученые! - воскликнул Грифус, не отвечая на вопрос - Я предпочитаю охранять десять военных, чем одного ученого Военные курят, пьют, напиваются. Они становятся кроткими, как овечки, когда им дают ви- ски или мозельвейн. Но, чтобы ученый стал пить, курить Или напиваться О, да, они трезвенники, они ничего не тратят, сохраняют свою голову ясной, чтобы устраивать заговоры. Но я вас предупреждаю, что вам устраивать за- говоры будет нелегко Прежде всего - ни книг, ни бумаги, никакой чертов- щины. Ведь благодаря книгам Гроцию удалось бежать.
     - Я вас уверяю, господин Грифус, - сказал ван Бле, что, быть может, был момент, когда я подумывал о побеге, но теперь у меня, безусловно, нет этих помыслов.
     - Хорошо, хорошо, - сказал Грифус: - следите за собой; я так же буду следить. Все равно, все равно его высочество допустил большую ошибку.
     - Не отрубив мне голову?пасибо, спасибо, господин Грифус.
     - Конечно. Вы видите, как теперь спокойно себя ведут господа де Вит- ты.
     - Какие ужасные вещи вы говорите, господин Грифус, - сказал Корнели- ус, отвернувшись, чтобы скрыть свое отвращение. - Вы забываете, что один из этих несчастных - м лучший друг, а другой... другой мой второй отец.
     - Да, но я помню, что тот и другой были заговорщиками И к тому же я говорю так скорее из чувства сострадания.
     - А, вот как! Ну, так объясните мне это, дорогой Грифус, я что-то плохо понимаю.
     - Да, если бы вы остались на плахе палача Гербрука...
     - То что же было бы?
     - А то, что вам не пришлось бы больше страдать. Между тем здесь, - я этого не скрываю, - я сделаю вашу жизнь очень тяжелой.
     - Спасибо за обещание, господин Грифус.
     И в то время, как заключенный иронически улыбался тюремщику, Роза за дверью ответила ему улыбкой, полной утешения.
     Грифус подошел к ну.
     Было еще достаточно светло, чтобы можно было видеть, не различая де- талей, широкий горизонт, который терялся в сером тумане.
     - Какой отсюда вид? - спросил тюремщик.
     - Прекрасный, - ответил Корнелиус, глядя на Розу.
     - Да, да, слишком много простора, слишком много простора.
     В эторемя встревоженные голосом незнакомца голуби вылетели из свое- го гнезда и, испуганные, скрылись в тумане.
     - О, о, что это такое?
     - Мои голуби, - ответил Корнелиус.
     - Мои луби, - закричал тюремщик. - Мои голуби! Да разве заключенный может иметь что-нибудь свое?
     - Тогда, - ответил Корнелиус, - это голуби, которых мне сам бог пос- лал.
     - Вот уже одно нарушение правил, - продолжал Грифус. - Голуби! Ах, молодой человек, молодой человек, я вас предупреждаю, что не позднее, чем завтра, эти пти будут жариться в моем котелке.
     - Вам нужно сначала поймать их, гоодин Грифус, - возразил Корнелиус - Вы считаете, что я не имею права иметь этих голубей, но вы, клянусь вам, имеете на это прав еще меньше, чем я.
     - То, что отложено, еще не потеряно, - проворчал тюремщик, - и не позднее завтрашнего дня я им сверну шеи.
     И, давая Корнелиусу это злое обещание, Грифус перегнулся через окно, осматривая конструкцию гнезда. Это позволило Корнелиусу подбежать к две- ри и подать руку Розе, которая прошептала ему:
     - Сегодня, в девять часов вечера.
     Грифус, всецело занятый своим желанием захватить голубей завтра же, как он обещал, ничего не видел, ничего не слышал и, закрыв окно, взял за руку дочь, вышел, запер замок и направился к другому заключенному, поо- бещать ему что-нибудь в этом же роде.
     Как только он вышел, Корнелиус подбежал к двери и стал прислушиваться к удалявшимся шагам. Коа они совсем стихли, он подошел к окну и совер- шенно разрушил голубие гнездо.
     Он предпочел навсегда расстаться со своими пернатыми друзьями, чем обрекать на смерть милых вестников, которым он был обязан счастьем вновь видеть Розу.
     Ни посещение тюремщика, ни его грубые угрозы, ни мрачная перспектива его надзора, которым - Корнелиусу это было хорошо известно - он так зло- употреблял, - ничто не могло рассеять сладких грез Корнелиуса и в осо- бенности той сладостной надежды, которую воскресила в нем Роза.
     Он с нетерпением ждал, когда на башне Левештейна часы пробьют девять.
     Роза сказала: "Ждите меня в девять часов".
     Последний звук бронзового колокола еще дрожал в воздухе, а Корнелиус уже слышал на лестнице легкие шаги и шорох пышного платья прелестной фрисландки, и вскоре дверная решетка, на которую устремил свой пылкий взор Корнелиус, осветилась.
     Окошечко раскрылось с наружной стороны двери.
     - А вот и я! - воскликнула Роза, задыхаясь от быстрого подъема по лестнице. - А вот и я!
     - О милая Роза!
     - Так вы довольны, что видите меня?
     - И вы еще спрашиваете!? Но расскажите, как вам удалось прийти сюда.
     - Слушайте, мой отец засыпает обычно сейчас же после ужина, и тогда я укладываю его спать, слегка опьяненного водкой. Никому этого не расска- зывайте, так как благодаря этому сну я смогу каждый вечер на час прихо- дить сюда, чтобы поговорить с вами.
     - О, благодарю вас, Роза, дорог Роза!
     При этих словах Корнелиус так плотно прижал лицо к решетке, что Роза отодвинула свое.
     - Я принесла вам ваши луковички, - сказала она.
     Сердце Корнелиуса вздрогнуло: он не решалссам спросить Розу, что она сделала с драгоценным сокровищем, которое он ей оставил.
     - А, значит, вы их сохрали!
     - Разве вы не дали мне их, как очень дорогую для вас вещь?
     - Да, но, раз я вам их отдал, мне кажется, они теперь принадлежат вам.
     - Они принадлежали бы мне после вашей смерти, а вы, к счастью, живы. О, как я благословляла его высочество! Если бог наградит принца Вильгельма всем тем, что я ему желала, то король Вильгельм будет самым счастливым человеком не только в своем королевстве, но и во всем мире. Вы живы, говорила я, и, оставляя себе библию вашего крестного, я решила вернуть вам ваши луковички. Я только не знала, как это сделать. И вот я решила просить у штатгальтера место тюремщика в Горкуме для отца, и тут ваша кормилица принесла мне письмо. О, уверяю вас, мы много слез пролили вместе с нею. Но ваше письмо только утвердило меня в моем решении, и тогда я уехала в Лейден. Остальное вы уже знаете.
     - Как, дорогая Роза, вы еще до моего письма думали приехать ко мне сюда?
     - Думала ли я об этом? - ответила Роза (любовь у нее преодолела стыд- ливость), - все мои мысли были заняты только этим.
     Роза была так прекрасна, что Корнелиус вторично прижал свое лицо и губы к решетке, по всей вероятности, чтобы поблагодарить молодую девуш- ку.
     Роза отшатнулась, как и в первый раз.
     - Правда, - сказала она с кокетством, свойственным каждой молодой де- вушке, - правда, я довольно часто жалела, что не умею читать, но нигда я так сильно не жалела об этом, как в тот раз, когда кормилица передала мне ваше письмо. Я держала его в руках, оно обладало живой речью для других, а для меня, бедной дурочки, - было немым.
     - Вы часто сожалели о том, что не умеете читать? - спросил Корнелиус. - Почему?
     - О, - ответила, улыбаясь, девуш, - потому, что мне хотелось читать все письма, которые мне присылают.
     - Вы получаете письма. Роза?
     - Сотнями.
     - Но кто же вам пишет?
     - Кто мне пишет? Да все сденты, которые проходят по Бюйтенгофу, все офицеры, которые идут на уние, все приказчики и даже торговцы, которые видят меня у моего маленого окна.
     - И что же вы делали, дорогая Роза, с этими записками?
     - Раньше мне их читала какая-нибудь приятельница, я это меня очень завляло, а с некоторых пор - зачем мне слушать все эти глупости? - с некоторых пор я их просто сжигаю.
     - С некоторых пор! - воскликнул Корнелиус, и глаза его засветились любовью и счастьем.
     Роза, покраснев, опустила глаза.
     И она не заметила, как приблизились уста Корнелиуса, которые, увы, соприкоснулись только с решеткой. Но, несмотря на это препятствие, до губ молодой девушки донеслось горячее дыхание, обжигавшее, как самый нежный поцелуй.
     Роза вздрогнула и убела так стремительно, что забыла вернуть Корне- лиусу его луковички чеого тюльпана.
     XVI
     Учитель и ученица
     Как мы видели, старик Грифус соем не разделял расположения своей дочери к крестнику Корнеля де Витта.
     В Левештейне находилось только пять заключенных, и надзор за нимиыл нетруден, так что должность тюремщика была чем-то в роде синекуры, дан- ной Грифусу на старости лет.
     Но в своем усердии достойный тюремщик всей силой своего воображения усложнил порученное ему дело. В его воображении Корнелиус принял ги- гантские размеры перворазрядного преступника. Поэтому он стал в его гла- захамым опасным из всех заключенных. Грифус следил за каждым его ша- г; обращался к нему всегда с самым суровым видом, заставляя его нестиару за его ужасный, как он говорил, мятеж против милосердного штатгаль- тера.
     Он заходил в камеру ван Берле по три раза в день, надеясь застать его на месте преступления, но Корнелиус, с тех пор как его корреспондентка оказалась тут же рядом, отрешился от всякой пеписки. Возможно даже, что если бы Корнелиус получил полную свободу и возможность жить, где ему угодно, он предпочел бы жизнь в тюрьме с Розой и своими луковичками, чем где-нибудь в другом месте без Розы и без луковичек.
     за обещала приходить каждый вечер в девять часов для беседы с доро- гим заключенным и, как мы видели, в рвый же вечер исполнила свое обе- щание.
     На другой день она пришла с той же таинственностью, с теми же предос- торожностями, как и накануне. Она дала себе слово не приближать лица к самой решетке. И, чтобы сразу же начать разговор, который мог бы серьез- но заинтересовать ван Берле, она начала с того, что протянула ему сквозь решетку три луковички, завернутые все в ту же бумажку.
     Но, к большому удивлению Розы, ван Берле отстранил ее белую ручку кончиками своих пальцев.
     Молодой человек обдумал все.
     - Выслушайте меня, - сказал он, - мне кажется, что мы слишком риску- ем, вкладывая все наше состояние в один мешок. Вы понимаете, дорогая Ро-а, мы собираемся выполнить задание, которое до сих пор считалось невы- полнимым. Нам нужно вырастить знаменитый черный тюльпан. Примем же все предосторожности, чтобы в случае неудачнам не пришлось себя ни в чем упрекать. Вот каким путем, я думаю, мы достигнем цели.
     Роза напрягла все свое внимание, чтобы выслушать, что ей скажет зак- люченный, не потому, чтобы она лично придавала этому бошое значение, а только потому, что этому придавал значение бедный цветовод.
     Корнелиус продолжал:
     - Вот как я думаю наладить наше совместное участие в этом важном де- ле.
     - Я слушаю, - сказала Роза.
     - В этой крепости есть, по всей вероятности, какойнибудь садик, а ес- ли нет садика, то дворик, а если не дворик, то какая-нибудь насыпь.
     - У нас здесь чудесный сад, - сказала Роза, - он тянется вдоль реки и усажен прекрасными старыми деревьями.
     - можете ли вы, дорогая Роза, принести мне оттуда немного земли, чтобы я мог судить о ней?
     - Завтра же принесу.
     - Вы возьмете немного земли в тени и немного солнце, чтобы я мог определить по обоим образчикам ее сухость и влажность.
     - Будьте покойны.
     - Когда я выберу землю, мы разделим луковички. Одну луковичку возьме- те вы и посадите в указанный мною день в землю, которую я выберу. Она, безусловно расцвет, если вы будете ухаживать за ней согласно моим ука- заниям.
     - Я не покину ее ни на минуту.
     - Другую луковичку вы оставите мне, и я попробую вырастить ее здесь, в своей камере, что будет для меня развлечениев те долгие часы, кото- рые я провожу без вас. Признаюсь, я очень мало надеюсь на эту луковичку и заранее смотрю на нее, бедняжку, как на жертву моего эгоизма. Однако же, иногда солнце проникает и ко мне. Я постараюсь мым искусным обра- зом использовать все. Наконец, мы будем, - вернеевы будете держать про запас третью луковичку, нашу последнюю надежду на случай, если бы первые два опыта не удались. Таким путем, дорогая Роза, невозможно, чтобы мы не выиграли ста тысяч флоринов - ваше приданое, и не добились бы высшего счастья, достигнув своей цели.
     - Я поняла, - ответилРоза. - Завтра я принесу землю, и вы выберете ее для меня и для себя. Что касается земли для вас, то мне придется пот- ратить на это много вечеров, так как каждый раз я смогу приносить только небольшое количество.
     - О, нам нечего торопиться, милая Роза. Наши тюльпаны должны быть по- сажены не раньше чем через месяц. Как видите, у нас еще много времени. Только для посадки вашего тюльпана вы будете точно выполнять все мои указания, не правда ли?
     - Я вам это обещаю.
     - И, когда он будет посажен, вы будете сообщать мне все отоя- тельства, касающиеся нашего воспитанника, именно: изменение темпатуры, следы на аллее, следы на грядке. По ночам вы будете прислушиваться, не посещают ли наш сад кошки. Две несчастные кошки испортили у меня в Дорд- рехте целых две грядки.
     - Хорошо, я буду прислушиваться.
     - В лунные ночи... Виден ли от вас сад, милое дитя?
     -кна моей спальни выходят в сад.
     - Отлично. В лунные ночи вы будете следить, не выползают ли из от- верстий забора крысы. Крысы - опасные грызуны, которых нужно остере- гаться; я встречал цветоводов, которые горько жаловались на Ноя за то, что он взял в ковч пару крыс.
     - Я послежу и, если там есть крысы и кошки...
     - Хорошо, нужно все предусмотреть. Затем, - продолжал ван Берле, ставший очень подозрительным за время своего пребывания в тюрьме, - за- тем есть еще одно животное, более опасное, чем крысы и кошки.
     - о это за животное?
     - Это человек. Вы понимаете, дорогая Роза, крадут один флорин, рискуя из-за такой ничтожной суммы попасть на коргу; тем более могут украсть луковичку тюльпана, который стоит сто тысяч флоринов.
     - Никто, кроме меня, не войдет в сад.
     - Вы мне это обещаете?
     - Я клянусь вам в этом.
     - Хорошо, Роза. Спасибо, дорогая Роза. Теперь вся радость для меня будет исходить от вас.
     И, так как губы ван Берле с таким же пылом, как накануне, приблизи- лиск решетке, а к тому же настало время уходить, Роза отстранила голо- ву и протянула руку.
     В красивой руке девушки была луковичка тюльпана.
     Корнелиус страстно поцеловал кончики пальцев ее руки.
     Потому ли, что эта рука держала одну из луковичек знаменитого черного тюльпана? Или потому, что эта рука принадлежала Розе? Это мы предостав- ляем разгадывать лицам, более опытным, чем мы.
     Итак, Роза ушла с двумя другими луковичками, крепко их прижимая к груди.
     Прижимала она их к груди потому ли, что это были луковички черного тюльпана, или потому, что луковички ей дал Корнелиус ван Берле? Нам ка- жется, что эту задачу легче решить, чем предыдущую.
     Как бы там ни было, но с это момента жизнь заключенного становится приятной и осмысленной.
     Роза, как мы видели, передала ему одну из луковичек.
     Каждый вечер она приносила ему по горсти земли из той части сада, ка- кую он нашел лучшей и которая была действительно превосходной.
     Широкий кувшин, удачно надбитый Корнелиусом, послужил ему вполне под- ходящим гшком. Он наполнил его наполовину землей, которую ему принесла Роза, сшав ее с высушенным речным илом, и у него получился прекрасный чернозем.
     В начале апреля он посадил туда первую луковичку.
     Мы не смогли бы описать стараний, уловок и ухищрений, к каким прибег Корнелиус, чтобскрыть от наблюдений Грифуса радость, которую он полу- чал от работыДля заключенного философа полчаса - это целая вечность ощущений и мыслей.
     Роза приходила каждый день побеседовать с Корнелиусом.
     Тюльпаны, о которых Роза прошла за это время целый курс, являлись главной темой их разговоров. Но, как бы ни была интересна эта тема, нельзя все же говорить постоянно только о тюльпанах. Итак, говорили и о другом, и, к своему великому удивлению, литель тюльпанов увидел, как может расширяться круг тем для разговоров.
     Только Роза, как правило, стала держать свою красивую головку на расстоянии шести дюймов от окошечка, ибо прекрасная фрисландка стала опасаться за себя самое, с тех пор, по всей вероятности, как она по- чувствовала, что дыхание заключенного может даже сквозь решетку обжигать сердца молодых девушек.
     Одно обстоятельство беспокоило в это время Корнелиа почти так же сильно, как его луковички, и он постоянно думал о нем.
     Его смущала зависимость Розы от ее отца.
     Словом, жизнь ван Берле, известного врача, прекрасного художника, че- ловека высокой культуры, - ван Берле-цветовода, который безусловно пер- вым взрастил то чудо творения, которое, как это заранее было решено, должно было получить наименование Rosa Barlaensis, - жизнь ван Берле, больше чем жизнь, блополучие его, зависело от малейшего каприза друго- го человека. И уровень умственного развития того человека - самый низ- кий. Человек-тюремк - существо менее разумное, чем замок который он запирал, и болееесткое, чем засов, который он задвигал. Это было нечто среднее между человеком и зверем.
     Итак, благополучие Корнелиуса зависело от этого человека. Он мог в одно прекрасное утро соскучиться в Левештейне, найти, что здесь плохой воздух, что водка недостаточно вкусна, покинуть крепость и увезти с со- бой дочь. И вновь Роза с Корнелиусом были бы разчены.
     - И тогда, дорогая Роза, к чему послужат почтовые голуби, раз вы не сможете ни прочесть моих писем, ни излагать мне свои мысли?
     - Ну, что же, - ответила Роза, которая в глубине души так же, как и Корнелиус, опасалась разлуки, - в нашем распоряжении - по часу каждый вечер; употребим это время с пользой.
     - Но мне кажется, - заметил Корнелиус, - что мы его и сейчас употреб- ляем не без пользы.
     - Употребим его с еще большей пользой, - повторила улыбаясь Роза. - Научите меня читать и писать. Уверяю вас, ваши уроки пойдут мне впрок, и тогда, если мы будем когда-нибудь разлучены, то только по своей собственной воле.
     - О, - воскликнул Корнелиус, - тогда перед нами вечность!
     Роза улыбнулась, пожав слегка плечами.
     - Разве вы останетесь вечно в тюрьме? - ответила она: - разве, аро- вав вам жизнь, его высочество не даст вам свободы? Разве вы не внетесь снова в свои владения? Разве вы не станете вновь богатым? А будучи бога- тым и свободным, раз вы, проезжая верхом на лошади или в карете, удос- тоите взглядом маленькую Розу, дочь тюремщика, почти дочь палача?
     Корнелиус пытался протестовать и протестовал бы, без сомнения, от всего сердца, с искренностью души, переполненной любовью.
     Молодая девушка прервала его:
     - Как поживает ваш тюльпан? - спросила она с улыбкой.
     Говоть с Корнелиусом о его тюльпане было для Розы способом заста- вить его пабыть все, даже самое Розу.
     - Неплохо, - ответил он, - кожица чернеет, брожение началось, жилки луковички нагреваются и набухают; через неделю, пожалуй, даже раньше, можно будет наблюдать первые признаки прорастания. А ваш тюльпан, Роза?
     - О, я широко поставила дело и точно следовала вашим указаниям.
     - Послушайте, Роза, что же вы сделали? - спросил Корнелиус. Его глаза почти так же вспыхнули, и его дыхание было таким же горячим, как в тот вечер, когда его глаза обжигали лицо, а дыхание - сердце Розы.
     - Я, - заулыбалась девушка, так как в глубине души она не могла не наблюдать за двойной любовью заключенного и к ней и к черному тюльпану, - я поставила дело широко: я приготовила грядку на открытом месте, вдали от деревьев и забора, на слегка песчаной почве, скорее влажной, чем у- хой, и без единого камушка. Я устроила грядку так, как вы мне ее иса- ли.
     - Хорошо, хорошо, Роза.
     - Земля, подготовленная таким разом, ждет только ваших распоряже- ний. В первый же погожий день вы прикажете мне посадить мою луковичку, и я посажу ее. Ве мою луковичку нужно сажать позднее вашей, так как у нее будет гораздо больше воздуха, солнца и земных соков.
     - Правда, правда! - Корнелиус захлопал от радости в ладоши. - Вы прекрасная ученица, Роза, и в конечно, выиграете ваши сто тысяч флори- нов.
     - Не забудьте, - сказала смеясь Роза, - что ваша ученица - раз вы ме- ня так называете - должна еще учиться и другому, кроме выращивания тюльпанов.
     - Да, да, и я так же заинтересован, как и вы, прекрасная Роза, чтобы вы научились читать.
     - Когда мы начнем?
     - Сейчас.
     - Нет, зава.
     - Почему завтра?
     - Потому что сегодня наш час уже прошел, и должна вас покинуть.
     - Уже!? Но что же мы будем читать?
     - О, - ветила Роза, - у меня есть книга, которая, надеюсь, принесет нам счастье.
     - Итак, до завтра.
     - До завтра.
     XVII
     Пвая луковичка
     На следующий день Роза пришла с библией Корнеля де Витта.
     Тогда началась между учителем и ученицей одна из тех очаровательных сцен, какие являются радостью для романиста, если они, на его счастье, попадают под его перо.
     Окошечко, единственное отверстие, которое служило для общения влюб- ленных, было слишком высоко, чтобы молодые люди, до сих пор довольство- вавшиеся тем, что читали на лицах друг у друга все, что им хотелось ска- зать, могли с удобством читать книгу, принесенную Розой.
     Вследствие этого молодая девушка была вынуждена опираться на окошеч- ко, склонив голову над книгой, корую она держала на уровне фонаря, поддерживаемого правой рукой. Чбы рука не слишком уставала, Корнелиус придумал привязывать фонарь носовым платком к решетке. Таким образом Ро- за, водя пальцем по книге, могла следить за буквами и слогами, которые заставлял ее повторять Корнелиус. Он, вооружившись соломинкой, указывал буквы своей внимательной ученице через отверстие решетки.
     Свет фонаря освещал румяное личико Розы, ее глубокие синие глаза, ее белокурые косы под потемневшим золотым чепцом, - головным убором фрис- ландок. Ее поднятые вверх пальчики, от которых отливала кровь, станови- лись бледнорозовыми, прозрачными, и меняющаяся окраска словно вскры- вала таинственную жизнь, пульсирующую у нас под кожей.
     Способности Розы быстро развивались под влиянием живого ума Корнелиу- са, и когда зауднения казались слишком большими, то их углубленные друг в друга глаза, их соприкоснувшиеся ресницы, их смешивающиеся волосы испускали такие электрические искры, которые способны были осветить даже самые непонятные слова и выражения.
     И Роза, спустившись к себе, повторяла одна в памяти данный ей урок чтения одновременно в своем сердце тайный урок любви.
     Однажды вечером она пришла на полчаса позднее обычного.
     Запоздание на полчаса было слишком большим событием, чтобы Корнелиус раньше всего не справился о его причине.
     - О, не браните меня, - сказала девушка: - это не моя вина. Отец во- зобновил в Левештейне знакомство с одним человеком, который часто прихо- дил к нему в Гааге с просьбой показать ему тюрьму. Это славный парень, большой литель выпить, который рассказывает веселые истории и, кроме того, щедро платит и никогда не останавливается перед издержками.
     - С другой стороны вы его не знаете? - спросил изумленный Корнелиус.
     - Нет, - ответила молодая девушка, - вот уже около двух недель, как мой отец пристрастился к новому знакомому, который нас усердно посещает.
     - О, - заметил Корнелиус, с беспокойством покачивая головой, так как каждое новое событие предвещало ему какую-нибудь катастрофу, - это, ве- роятно, один из тех шпионов, которых посылают в крепости для наблюдения и за закленными и за их охраной.
     - Я думаю, - сказала Роза с улыбкой, - чтотот славный человек сле- дит за кем угодно, но только не за моим отц.
     - За кем же он может здесь следить?
     - А за мной, например.
     За вами?
     - А почему бы и нет? - сказала смеясь девушка.
     - Ах, это правда, - заметил, вздыхая, Корнелиус, - не все же ваши поклонники, Роза, должны уходить ни с чем; этот человек может стать ва- шим мужем.
     - Я не говорю: "нет".
     - А на чем вы основываете эту радость?
     - Скажите, это опасение, господин Корнелиус...
     - Спасибо, Роза, вы правы, это опасение...
     - А вот на чем я его основываю.
     - Я слушаю, говорите.
     - Этот человек приходил уже несколько раз в Бюйтенгоф в Гааге; да, как раз в то время, когда вас туда посадили. Когда я выходила, он тоже выходил; я приехала сюда, он тоже приехал. В Гааге он приходил под пред- логом повидать вас.
     - Повидать меня?
     - Да. Но это, без всякого сомнения, был только предлог; теперь, когда вы снова стали заключенным моего отца или, вернее, когда отец снова стал вашим тюремщиком, он больше не выражает желания повидать васЯ слышала, как он вчера говорил моему отцу, что он вас не знает.
     - Продолжайте, Роза, я вас прошу. Я попробую установить, что это за человек и чего он хочет.
     - Вы уверены, господин Корнелиус, что никто из ваших друзей не может интересоваться вами?
     - У меня нет друзей, Роза. У меня никого не было, кроме моей кормили- цы; вы ее знаете, и она знает вас. Увы! Эта бедная женщина пришла бы са- ма и безо всякой хитрости, плача, сказала бы вашему отцу или вам: "Доро- гой господин или дорогая барышня, мое дитя здесь у вас; вы видите, в ка- ком я отчаян, разрешите мне повидать его хоть на один час, и я всю свою жизнь буду молить за вас бога". О, нет, - продолжал Корнелиус, - кроме моей доброй кормилицы, у меня нет друзей.
     - Итак, остается думать то, что я предполагала, тем более, что вчера, на заходе солнца, когда я окапывала гряду, на которой я должна посадить вашу луковичку, я зетила тень, проскользнувшую через открытую калитку за осины и бузину. Я притворилась, что не смотрю. Это был наш парень. Он спрятался, смотре как я копала землю, и, конечно, он следил за мной. Это он меня выслеживает. Он следил за каждым взмахом моей лопаты, за каждой горстью мли, до которой я дотрагивалась.
     - О, да, о, да, это, конечно, влюбленный, - сказал Корнелиус. - Что, он молод, красив?
     И он жадно смотрел на Розу, с нетерпением ожидая ее ответа.
     - Молодой, красивый? - воскликнула, рассмеявшись, Роза. - У него отв- ратительное лицо, у него скрюченное туловище, ему около пятидесяти лет, и он не решается смотреть мне прямо в лицо и громко со мной говорить.
     - А как его зовут?
     - Якоб Гизельс.
     - Я его не знаю.
     - Теперь вы видите, что он не для вас сюда приходит.
     - Во всяком случае, если он вас любит. Роза, а это очень вероятно, так как видеть вас - значит любить, то вы-то не любите его?
     - О, конечно, нет.
     - Вы хотите, чтобы я успокоился на этот счет?
     - Я этого требую от вас.
     - Ну, рошо, теперь вы умеете уже немного читать, Роза, и вы прочте- те, не авда ли, все, что я вам напишу о муках ревности и разлуки?
     - Я прочту, если вы это напишете крупными буквами.
     Так как разговор начал принимать тот оборот, который беспокоил Розу, она решила оборвать его.
     - Кстати, - сказала она, - как поживает ваш тюльпан?
     - Судите сами о моей радости, Роза. Сегодня утром я осторожно раско- пал верхний слой земли, который покрывает луковичку, рассмотрел ее на солнце и увидел, что появляется первый росток. , Роза, мое сердце рас- таяло от радости! Эта незаметная белесоватая почка, которую могло бы содрать крылышко задевшей ее мухи, этот намек на жизнь, которая проявля- ет себя в чем-то почти неосязаемом, взволновал меня больше, чем чтение указа его высочеств задержавшего меч палача на эшафоте Бюйтенгофа и вернувшего меня к жизн
     - Так вы надеетесь? - сказала улыбаясь Роза.
     - О, да, я надеюсь.
     - А когда же я должна посадить свою луковичку?
     - В первый благоприятный день. Я вам скажу об этом. Но, главное, не берите себе никого в помощки. Главное, никому не доверяйте этой тайны, никому на свете. Видите ли, знаток при одном взглядеа луковичку сможет оценить ее. И главное, главное, дорогая Роза, тщательно храните третью луковичку, которая у нас осталась.

/ Полные произведения / Дюма А. / Черный тюльпан