Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Абэ К. / Тайное свидание
Тайное свидание [10/11]
Другой случай произошел чуть раньше. Я тогда возвращался самой дальней дорогой и проходил мимо развалин хлева рядом с музеем. Почти у самого убежища я наткнулся на брошенный окурок. Старательно притушенный, до фильтра оставалось еще сантиметра два. Он не дымился, прикоснувшись к нему, я убедился, что он уже совсем холодный. Окурок - и это особенно не понравилось мне - не успел пропитаться влагой, не пересох - нет, он был слишком свежим. Случалось, находили мумии, казавшиеся живыми, обнаружить недокуренную сигарету куда проще, чем мумию, - разумеется, это не повод для паники. Да и марка сигарет та же, которую курю я, - "Севен старс"; это меня успокоило. Хорошо, когда тревожащие тебя улики оказываются следами твоих собственных действий, они ничем уже не грозят, напротив, вселяют покой. Кстати, когда начали продаваться "Севен старс"?
Наверху что-то медленно, с равными промежутками грохочет.
Пять часов две минуты.
Я вынимаю из вентиляционной трубы заткнутый в нее пенопласт. Громыхает огромный барабан. Видимо, такова традиция. Эхо, отражаясь в подземном лабиринте, напоминает рев прибоя. Может быть, как раз сейчас жеребец, встреченный жидкими аплодисментами, неестественно выпрямившись, перерезает ленточку.
По кругу вечернего неба в вентиляционном отверстии плывет туча, напоминающая подгоревшую лепешку. Толстая и набухшая, она вот-вот лопнет и прольется дождем.
Наконец подошло, мне кажется, время расстаться с убежищем. Тетрадь, чтоб не намокла, я положу в полиэтиленовый пакет и крепко залеплю клейкой лентой. Спрятать все, что я хочу, можно вон в той трещине в стене, похожей на картуз бейсболиста. Длинный козырек с одной стороны оборван, и там зияет дыра вроде кармана. (Чем не сейф для денег, проездного билета и ультракоротковолнового передатчика, снятого с ножки стула в восьмой палате?)
Пусть девочка еще полчасика поспит.
Если бы у меня спросили, чего я хочу сейчас больше всего, я бы ответил: суметь до того, как верну жену, предпринять кое-что. В каком виде найду я свою жену, в какой обстановке встречусь с ней? Никто не в состоянии ответить мне на этот вопрос. Как будто можно считать установленной связь между исчезновением жены и кражей пилюль, но такое допущение не помогает ни на шаг продвинуться даже в косвенных уликах. Лишь осторожные намеки жеребца наводят на эту мысль. Возможно, жена и впрямь больна и остается до сих пор в клинике, а то, что она не нашла способа связаться со мной по телефону, - чистая случайность. С другой стороны, если взглянуть на все, что произошло, глазами жены, именно я являюсь человеком, пропавшим без вести. Быть может, пытаясь выяснить, куда я исчез, она поступила на временную работу, скажем, в библиотеку главного корпуса. Но нельзя не учитывать и вероятность того, что после удара, нанесенного ей в аптеке во время кражи пилюль, она утратила память. В самом же худшем случае ей насильно или под гипнозом ввели лекарство, лишившее ее возможности действовать по собственной воле.
Так или иначе, я должен предпринять соответствующие меры. Если будет необходимо - не останавливаясь даже перед применением силы. В туфлях для прыжков да еще с металлической трубой в четверть метра, которую я спрячу под мышкой, удастся обеспечить немалую атакующую мощь. Девочке неприятны мои упражнения - она вся сжимается, увидев прыгающего человека, - поэтому я сейчас не в форме, а ведь одной врожденной быстроты реакции мало, чтобы, надев такие туфли, сразу же совершать в них прыжки.
Везти тут девочку в кресле-каталке непросто. Малейшая неосторожность - и вместе грохнемся.
Однако чем сложнее становится положение, тем меньше у нас шансов снова вернуться в убежище. Может быть, найдя путь к бегству, удастся увести из клиники и жену. Путь к бегству один: скатиться вниз по северному склону, поближе к городской улице. А мы находимся на южной стороне. Бежать одному, оставив здесь девочку, - значит, бросить ее навсегда. Ну а тетрадь, ее можно спокойно засунуть в щель в стене, и она до скончания века никому не попадется на глаза, - бог с ней. Но девочка - не тетрадь.
Еду на первое время я положил в коробку, под сиденье кресла-каталки.
Четыре банки кока-колы, пять булочек, четыре печенья, два огурца, два вареных яйца, немного соли, завернутой в фольгу, четверть фунта масла, плитка шоколада, четыре побитых персика; там же - пачка бумажных салфеток...
Девочка с наушником в ухе чуть приоткрыла глаза и улыбнулась. Руку она по-прежнему держала между ног. Мне не хотелось докучать ей замечаниями. Потом она снова заснула. Тело ее стало еще короче. Чтобы оно не искривлялось, я осторожно выпрямил его (шведское кресло-каталка удобно и для этого тоже) - то ли дело лепешки из рисовой муки, тянучки, пирожки с бобовой начинкой: как их ни мни, они всегда сохраняют форму, близкую шару. Хочешь не хочешь, но без помощи жеребца - заведующего отделением хрящевой хирургии - не обойтись.
Глядя на девочку, так стремительно превращающуюся чуть ли не в грудного ребенка, я поддался иллюзии, что время идет вспять. Единственное, что осталось неизменным - выражение глаз. Если кто-нибудь будет увлечен девочкой, то, несомненно, благодаря ее глазам, устремленным вдаль и не видящим, что делается у нее под ногами.
Как быть с халатом? Я думаю, он поможет мне пробраться сквозь толпы людей, но не станет ли он слишком явной приметой для преследователей? Пусть все решится на празднике, а пока я его не брошу. Даже если не придется воспользоваться им, подложу его под голову девочке вместо подушки.
Жаль, пришлось оставить там, в заброшенной комнате, портфель со всем необходимым для торговых сделок. В нем тридцать каталогов туфель для прыжков, пятнадцать бланков-заказов и столько же талонов на получение памятных подарков - в общем, не такая уж ценность. Но портфель итальянской кожи жалко - купить новый мне не по карману. Ничего не поделаешь. Сам теперь не пойму, что вынудило меня пойти на такой расход.
Шесть часов семь минут.
Что ж - в путь. Маршрут 8, 4, 8, 4, 3, 3, 2. Этот шифр поможет мне запомнить повороты, чтобы добраться до музея.
- Я видела сон, будто протухло мыло.
- Мыло не тухнет.
- Почему?
- Мыло, которое может протухнуть, - не мыло.
Наверно, лучше взять тетрадь с собой, чем только из-за нее снова приходить в клинику; надо попытаться вынести ее отсюда. В ней появится необходимость, когда я буду приперт к стенке, и, оказавшись у меня под рукой, она сослужит мне хорошую службу. Засуну-ка ее между пружинами и подкладкой сиденья кресла-каталки. Ремонтировать его не надо, так что туда пока никто не заглянет.
Дополнение
Когда я, обхватив коляску с девочкой, вылез через щель в искусственном утесе, площадь перед музеем уже была забита машинами, владельцы которых приехали посмотреть на праздник. Почти не скрываясь, мы дошли до каменной лестницы.
- Музей. Смотрите, на крыше шест для флага.
- Это антенна.
- Нет, шест.
- Возможно, он служит и тем и другим.
Вдруг у одной из машин кто-то сказал:
- Разве бывает флагшток, на котором бы в праздник не развевался флаг.
Этот голос, как моментально схватывающий клей, прилепил к земле мои туфли и колеса кресла-каталки. Боевой дух покинул меня, словно улетучившись сквозь выбитое дно бочонка. Нет, не может быть, подумал я и робко обернулся. О, как я жаждал обознаться! Увы, надежда моя не оправдалась. Это была секретарша заместителя директора. С набитой бумажной сумкой в руке, она стояла, натянуто улыбаясь. В бежевой кофте и юбке цвета какао (клыки, готовые разорвать меня, спрятаны), она выглядела неплохо.
- Похоже, вам все было известно.
- С каждым разом вы становитесь все догадливей.
- На карту поставлена жизнь.
- Я и стараюсь облегчить вашу задачу. Вам нужно... вот это?..
Секретарша глянула на меня исподлобья, прикусив нижнюю губу, и отвернула угол газеты, прикрывавшей бумажную сумку. Там лежал небрежно свернутый лоскут блекло-багровой ткани. Девочка вся напряглась, точно скованная судорогой.
- Бедняжка.
- Если не нужно, можете выбросить. Я разбила стекло шкафа в музее, украла и принесла вам...
Секретарша подобрала валявшуюся под ногами ветку, брезгливо поддела ею багровую ткань и стала размахивать ею, как флагом. Лоскут напоминал багровый трупик раздавленной на шоссе кошки.
- Это и есть мама, заболевшая извержением ваты?
- Совсем как кусок старого фетра, бедняжка. И еще чем-то обрызгали от насекомых - без противогаза в руки не взять.
Вдруг девочка со сдавленным криком вцепилась в багровую тряпку. И заплакала в голос. Опешив, секретарша попятилась, а я даже ощутил укол ревности - какое глубокое чувство у девочки.
- Это она от радости...
- Я бы и сам не отказался от такой любви.
С помощью секретарши - она делала это без особого энтузиазма - мы развернули одеяло и накрыли им девочку. Мятая багровая тряпка никак не вязалась с функциональной красотой кресла. Девочка обеими руками впилась в одеяло и, откинув голову, сказала в нос:
- Пахнет очень неприятно, что ж, ничего не поделаешь.
Я обессилел. Усевшись на каменную ступеньку, я выпил с секретаршей банку тепловатой кока-колы. Девочке, поглощенной одеялом, было не до питья. Секретарша, выставив голую ногу, прижала ее к моей.
- У нас прямо пикник.
Небо черное, как от внутреннего кровоизлияния, вот-вот пойдет дождь. Когда я бросил в траву пустую банку от кока-колы, раздался вопль какой-то женщины. И тут же откликнулась секретарша:
- Отстань.
Да, начало не ободряющее. Если так точно предугаданы все мои действия, на успех мне рассчитывать нечего. Придется поворачивать обратно - другого выхода нет.
Мы пересекли площадь перед музеем и стали спускаться по асфальтированной дороге, огибавшей парк, но тут путь нам преградила целая колонна передвижных платформ, распространявших запах ацетилена. Мы решили пройти парком. Там по-прежнему было тихо. Время от времени в небо взмывали столбы белого дыма и слышался треск фейерверков.
- По-моему, девочка выглядит сейчас так же, как до поступления в клинику.
- Думаете, не хуже?
- Весь вопрос в том, как долго смогут кости выдерживать давление внутренних органов.
- Что вы имеете в виду?
- Какую, по-вашему, форму примет зонт, если спицы вдруг начнут таять? Нечто подобное происходит и с девочкой.
На площади у фонтана счастливые на вид музыканты, не желая больше репетировать, танцевали рок, похожий на танец бон в день поминовения усопших. Открыто было лишь несколько ларьков, где торговали золотыми рыбками и кустарными поделками. На скамейке сидели рядышком медсестра в бикини (и почему-то в форменной шапочке) - у нее были непомерно толстые ляжки - и одноногий мальчик с черной облезлой собачонкой; они неотрывно смотрели на брызги, срывавшиеся с упругих струй фонтана.
Под ногами вода. В луже, нанесенной ветром из фонтана, билась розовая бабочка, величиной чуть ли не с маленькую птичку.
- Холодно.
Девочка передернула плечами. Прикрывавшее ее багровое одеяло выглядело как передничек на Дзидзо - покровителе детей и путников, стоящем у проселочной дороги. У меня вспотела шея.
Через центральные ворота мы снова вышли из парка на дорогу.
Вдруг, точно аромат, льющийся из лопнувшего мешочка с благовониями, начало вскипать оживление. Примерно на середине спускавшейся вниз бесконечной дороги начиналась подземная торговая улица, словно насквозь прорезавшая высокий холм. На арке, обрамленной неоновыми лампами, была выведена огромная надпись: "Поздравляем. Годовщина основания клиники. Михарасу Гиндза"*. Девочка, выпростав из-под одеяла руки, радостно вскрикнула. Все вокруг заполонили сотни стоявших где попало машин, застывшие в ожидании несметные толпы - кого здесь только не было: служащие, молодежь в джинсовых шортах, врачи с медсестрами в белых халатах и даже больные, только что выбравшиеся из палат, в чем с первого взгляда убеждали их пижамы. Да, улица, по всему судя, необычная.
______________
* Гиндза - главная торговая улица в Токио.
Может, именно здесь и состоится празднество?
- Не смешно ли - подземную улицу назвать "Михарасу Гиндза"?
- Наверно, название местности - Михарасу: широкий обзор. А с этого холма, пожалуй, и Фудзи можно увидеть.
- Вам не кажется это опасным? Ведь расширь они улицу еще немного, и достигли б фундамента старого здания клиники.
- Ну, фундамент обычно кладут очень глубоко.
- А разве подземная улица не глубже?
- Вы, наверно, не представляете себе планировки этого здания: там, где вы прятались, - третий этаж старой клиники.
- Да что вы?
- Тогдашний директор приказал засыпать все больничные корпуса. Он страдал манией страха перед воздушными налетами или чем-то в этом роде...
По земле застучали тяжелые крупные капли дождя. Девочка ловила их ртом и вдруг запела неприятно взрослым голосом. Может быть, это и впрямь была фраза из песни:
- Как бы ни хмурилась погода, в моих воспоминаньях всегда ясное небо...
Под напором толпы, которая, спасаясь от дождя, двинулась в подземную улицу, мы тоже нырнули под неоновую арку. Сначала улица мне показалась обычной, и фонари обычные - в форме ландышей. Как и на улицах клиники, главное место здесь занимали цветочный и фруктовый магазины, магазин постельных принадлежностей, товаров для рукоделия, а между ними ютились "Обувь", "Оптика", "Книги", "Игрушки", "Парфюмерия", "Кондитерская", "Писчебумажные принадлежности", "Закусочная", "Табак". Улица вскоре стала совсем узкой. Но зато, без конца разветвляясь, она увлекала прохожих все дальше и дальше. Хотя кое-где попадались лестницы, затруднявшие наше движение, мы все же шли вперед. Девочка, позабыв о своей болезни, оживилась, секретарша шагала в ногу со мной.
Постепенно менялся характер магазинов.
"Автомобильные принадлежности", "Джинсы", "Китайская медицина", "Грампластинки", "Электротовары по сниженным ценам", "Патинко" - оттуда доносились бравурные военные марши, "Закусочная - жареная птица", дорогу перед закусочной загромождали ящики с пустыми пивными бутылками, "Фотомагазин", "Библиотека", "Закусочная - карэ-райс* и салаты", "Продажа подслушивающей аппаратуры", "Кафе-мороженое"...
______________
* Карэ-райс - рис с мясной подливкой, с острой приправой.
В этом кафе мы купили три порции шоколадного мороженого. Девочка, откинув край одеяла, с наслаждением лизала мороженое. Меня охватила тоска - казалось, время застывает.
Напротив кафе в узком переулке указатель - "Общественная уборная". Дальше улица снова изменилась. На вывесках призывно плясали неоновые огни. Мозолили глаза шеренги игровых автоматов, кабаре, стрип-шоу. Улица эта вовсе не такова, чтобы прогуливаться по ней, толкая одной рукой кресло с девочкой, а другой поддерживая под локоть секретаршу. Но мне казалось, что впереди вдруг забрезжила надежда. Да, если мне вообще суждено встретиться с женой, то именно здесь, в этих закоулках. У меня не было серьезных оснований считать, будто конец моего пути уже близок, но какое-то предчувствие, смутная уверенность то и дело посылали по моим нервам сигнал тревоги.
Лучше всего поручить бы кресло секретарше, а самому хоть что-то предпринять.
- Могу я довериться вам?
- Да, и я постараюсь оправдать ваше доверие.
- Что я должен буду сделать для вас, если вы сдержите обещание?
- Угадайте сами.
По прищуру ее черных глаз я понял - она обожжена злостью, искрой проскочившей между висками, точно в разрядной трубке. Но даже доверься я ей, времени у меня в обрез - столько, сколько понадобится им, чтобы доесть мороженое. Оставлять их одних и дольше мне не хотелось.
- Сэнсэй! - вдруг воскликнула девочка. - Посмотрите, вон он...
Вафельный стаканчик с мороженым указывал на какую-то лавку наискосок от кафе, смахивавшую на контору по торговле недвижимостью. Во всю ширину витрины золотились выпуклые иероглифы: "Консультирую покупку и продажу любых внутренних органов", чуть ниже - прейскуранты Центра переливания крови, Банка мужского семени, Конторы страхования роговицы. На двери висела неприметная деревянная табличка: "Справочное бюро по всем видам развлечений".
В просветах между приклеенными к стеклу иероглифами прейскурантов виднелась как бы разделенная на части комната. Нагнувшись, чтобы мои глаза оказались вровень с девочкиными, я подвигал головой из стороны в сторону и, отыскав наконец подходящий просвет, увидел такую картину. У окна стоял стол, и человек семь или восемь врачей в белых халатах, сидя вокруг него, пили пиво. Один раскачивался взад-вперед, поглаживая усы, другой нелепо смеялся, широко раскрыв рот и обнажив зубы, третий прочищал спичкой трубку - словом, каждый держался совершенно свободно. С ними, похоже, была и женщина, но я не уверен в этом. В глубине комнаты - конторка. Еще один мужчина в белом халате, стоя в неестественно напряженной позе, разговаривал с сидевшей за конторкою женщиной. На ее круглом лице блестели очки без оправы, из глубокого разреза гордо выставилась напоказ пышная грудь - женщина была как две капли воды похожа на владелицу посреднической конторы Мано, рядом с клиникой. Неужели мужчина, принявший столь странную позу, и впрямь заместитель директора?
Вафельный стаканчик в руке раскис, точно намокший хлеб. Бросив его под кресло и слизывая с пальцев мороженое, я покосился украдкой на секретаршу - она, нагнувшись, как и я, следила за тем, что делалось за стеклом.
- Уж не заместитель ли это директора клиники?
- По-моему, он. Остальные - из аптеки, а может, и из отделения искусственных органов.
- Что, если они нас заметят?
Девочка откусила край вафельного стаканчика и, понизив голос, сказала:
- Меня, думаю, здорово отругают.
- Не посмеют. Какое они имеют право?
Но секретарша промолчала. Она не отрывала глаз от окна и, казалось, наподобие быстродействующего компьютера оценивала обстановку. Может быть, ей все известно - зачем собрались там эти люди и что они намерены делать? Это мне приходится строить туманные предположения, а она - секретарь заместителя директора - не может не быть в курсе дела. И молчит, лишь пока не прикинет в уме: стоит ли поделиться со мной своей тайной.
- Давайте вернемся, - испуганно сказала девочка: ей, наверно, передалось наше беспокойство.
- Куда?
- Куда хотите.
Я погладил ее по щеке и вытер ей уголки глаз. Осталось ощущение, будто к пальцам прилип крахмал.
Секретарша резко выпрямилась и, осмотревшись, сказала:
- Только б они не заметили нас, тогда все в порядке.
Неужели она решила перейти на нашу сторону? Мужчины в белых халатах вставали из-за стола. Мы укрылись вместе с коляской позади колонны, и я решил заказать по одному апельсиновому шербету.
Врачей, вместе с заместителем директора, было семеро. Провожаемые вежливым поклоном женщины, похожей на Мано, они поспешно пересекли улицу и скрылись в общественной уборной.
Скрылись, и долго ни один из них не выходит. Шербет уже наполовину съеден. Не иначе, они там по большой нужде. Все семеро - разом? Нет, это немыслимо. Да и заместителю директора из-за резинового корсета не воспользоваться обычным унитазом. Что же могло случиться? Подожду еще две минуты, нет, минуту и, если они не появятся, сам зайду в уборную.
Оставив своих спутниц, я пошел туда. У входа была приклеена бумажка "неисправна", чуть ниже - "M", a на ставнях какие-то полустершиеся иероглифы. Внутри ни души. Спрятаться в этом пропитанном запахом аммиака помещении, ярко освещенном лампами дневного света, семерым мужчинам немыслимо. На левой стене пять пожелтевших писсуаров. Справа - три кабинки. Видно, к празднику их кое-как подлатали кусками фанеры. Я не мог представить, чтобы в каждой кабинке уместилось по два или три человека. Но на всякий случай, постучав, распахнул одну за другой все двери. Никого.
Правда, последняя кабинка отличалась от остальных. Там не было унитаза. На его месте зиял четырехугольный люк, и в нем виднелись ступеньки, ведущие в полутемный подвал. И в потолке был люк, к которому вела металлическая лесенка. Прямо как вход в трюм грузового судна. Вся эта компания, несомненно, скрылась через один из люков. Но нигде никаких следов. Да, семерым потребовалось немало времени, чтобы выбраться отсюда. Почему же я не зашел сюда следом за ними? - с запоздалым сожалением подумал я. Войти в общественную уборную может каждый - даже извиняться бы не пришлось.
Я уже выходил из уборной, когда на меня обрушился сердитый окрик:
- Написано же "неисправна". Вы что, читать не умеете?
Женщина из справочного бюро. Она окинула меня оценивающим взглядом. Точно так же смотрел на нее и я. Что еще за неисправность? Она на моих глазах проводила сюда семерых врачей. Но ссориться с ней не стоит. Надо выведать у нее, куда они скрылись.
- Мано-сан?
Вопрос мой не усыпил ее бдительности, напротив, складки над переносицей стали еще глубже.
- Я где-то вас видел. Не в конторе ли рядом с клиникой?
Толкая перед собой кресло-каталку, подошла секретарша:
- Кстати, этот господин - новый главный охранник, все вопросы охраны...
Реакция была мгновенной. Помнится, мне говорили, что посредники, имеющие конторы рядом с клиникой, находятся в ведении главного охранника. Женщина из справочного бюро кисло улыбнулась, но не оробела.
- Хорошо, я такая оборотистая; процент-то мне платят мизерный, а билеты я все-таки сбыла. Ах, значит, вы и есть новый главный охранник? Поздравляю. Только что господин заместитель директора клиники и вместе с ним шестеро молодых врачей взяли последние билеты...
- Куда они ушли?
- Вам это прекрасно известно.
- Отвечайте на вопрос.
- Спрашивайте...
- Вверх или вниз?..
- Внизу только машинное отделение. Вряд ли...
- Благодарю.
Но секретарша вдруг проявила странную нерешительность. Ей, сказала она, претит заходить в мужскую уборную. Моими доводами, что, мол, уборная на ремонте, она пренебрегла. Тогда я обрезком трубы, который носил при себе, содрал букву "М" и лишь после этого уговорил ее.
Первой по лесенке поднялась секретарша, я передал ей девочку, потом стал подниматься сам с креслом-каталкой на плечах. Будь кресло просто тяжелым - полбеды; хуже, что люк оказался мал - вместе с креслом в него не пролезть; пришлось поднять кресло к самому люку и, с трудом сохраняя равновесие, вталкивать его туда головой.
Тем временем девочка расплакалась. Это были судорожные рыдания человека, превозмогающего боль. Секретарша пыталась успокоить ее. Установить, что, собственно, произошло, я не мог, поскольку сражался с креслом. Я решил никого не ругать. Хорошо бы они больше не давали мне повода браниться.
Мы оказались в пропахшем сыростью коридоре. Двери по обе его стороны были заколочены досками, вокруг - ни души. Примерно через каждые десять метров с потолка свешивалась двадцативаттная лампочка без абажура. На каждом углу - стрелка из красной клейкой ленты, если идти, следуя им, куда-нибудь да доберемся. К тому же после четырехдневного пребывания в тайнике я познакомился немного с планировкой этого здания.
Пол, словно рассыпавшаяся в пыль глина, поглощал шум тагов - казалось, уши заткнуты резиновыми пробками. Поэтому даже крик здесь, будто долетев из колодца, превратится в шепот.
- Вам, конечно, известно, что происходит?..
- В самых общих чертах.
- А что происходит? - спросила вполголоса девочка.
- Отстань, - нервно одернула ее секретарша. - Скоро сама все узнаешь.
Мы шли довольно долго, пока наконец, повернув за угол, не очутились в другой части здания. Здесь было шумно и светло. В шести комнатах, выходивших во внутренний двор, царило оживление. Посреди двора стояли башенные часы, вокруг них, как посетители на выставке, расхаживали люди. По пути сюда мы никого не встретили - наверно, этот ход предназначен только для служащих клиники. Вдруг послышался тусклый, монотонный голос - казалось, это научный обозреватель комментирует некий эксперимент:
- Итак, число прошедших предварительные испытания равно шести. Лучшие показатели по-прежнему у двоих... соревнующиеся заняли двадцать девятую позицию... Только что... шестой... средняя продолжительность более девяти... не констатируется... постоянный контроль врачей... согласно рассчитанной на компьютере специальной программе, интервал...
Мы решили присоединиться к зрителям и сделать вместе с ними полный круг. Зрителей было немного, среди них попадались и женщины. Но я не заметил, чтобы кто-нибудь пришел с детьми. У каждой из шести комнат стоял щит с фотографией (в рост) обнаженной женщины - вероятно, участницы конкурса. Рядом с фотографией - таблица, испещренная цифрами. Время от времени цифры менялись. Что они означают, я не знал. Над дверью - выведенные большими цветными иероглифами броские надписи: "Кукольный дом", "Женщина-цунами", "Магма", "Лебединое озеро". Должно быть - девизы, под которыми выступают соискательницы. В руках у многих зрителей программы форматом в половину газетного листа, где они делают какие-то пометки, сопоставляя девизы и цифры, - в общем, атмосфера вполне спортивная, как на велодроме.
Миновав "Женщину-цунами", мы оказались у "Магмы", напротив была комната отдыха, где торговали напитками и легкой закуской. Здесь толпился народ. За стоявшим посредине столиком сидели шестеро в белых халатах - с виду врачи. Они пили виски с содовой, закусывая хрустящим картофелем. Другой компании из шести человек, да еще в белых халатах, не было - значит, это скорее всего спутники заместителя директора. Сам он из-за корсета не мог даже присесть и потому смешался с толпившимися у стойки.
В толчее мы, никем не замеченные, быстро прошли мимо комнаты отдыха.
Следующей была "Женщина-маска". В соответствии с девизом лицо, покрытое белилами, казалось маской. Белая маска отсвечивала и переливалась, как жемчужина, и это лишало лицо всякого выражения. "Женщина-маска" пользовалась особенной популярностью, или, возможно, подошли новые зрители...
- Это не ваша супруга?
Мне самому почудилось... Но нет, я не был уверен. Точнее, будь даже у меня возможность удостовериться в этом, я предпочел бы воздержаться. К тому же оставалась еще одна соискательница. Быстро подойдя к комнате, обозначенной девизом "Страус", я увидал фотографию совершенно неизвестной мне женщины. Неужели "Женщина-маска" в самом деле моя жена? Мне стало не по себе, будто из пор моей кожи выползали сонмища паучков. Во всяком случае, нужно быть готовым ко всему, хотя никому не дано предвидеть и малой доли сюрпризов, которые преподносит жизнь.
Я решил пройтись по кругу еще раз.
"Кукольный дом"... "Женщина-цунами"... "Магма"... "Лебединое озеро"... Нет, все они не имеют ничего общего с женой. Снова "Женщина-маска"... Какое прекрасное тело, как изящно она сложена. В самом деле, очень похожа на жену. Но будь это и впрямь моя жена, я узнал бы ее подсознательно, даже со спины. В чем же причина моих колебаний?
- Если все прочие отпадают, то это, несомненно, ваша супруга.
Возможно, возможно. Но какие у меня доказательства того, что жена вошла в число шести женщин, прошедших предварительные испытания? И все-таки можно предположить самое худшее.
- Странное дело. Сколько можно раздумывать, когда речь идет о собственной жене...
Действительно странно. Разве моя жена не есть нечто цельное и неповторимое? А "Женщина-маска" на фотографии... Да, она прекрасна, и все же это - несуразное, ужасающее соединенье частей двух различных тел, явно несовместимые голова и торс. Эта жемчужная белизна, достигнутая с помощью толстого слоя белил, кажется порожденьем чужой крови, влитой в сосуды "Женщины-маски", бегущей по всему ее телу. Но тогда изменилось и все ее существо.
- Вы, трое, и - вместе? А как записки, мой друг, переписали начисто?
За спиной у нас вдруг возник заместитель директора клиники. Лицо секретарши стало напряженным, но ни малейшего испуга на нем не отразилось.
- Вот текст завтрашнего выступления, я отпечатала две копии, одну отправила в Совет... Размножим их - пяти экземпляров, думаю, хватит?
- Вполне.
Выходит, они сообщники? Девочка, глядя на заместителя директора, еле заметно ласково улыбнулась ему. Я испытал такое чувство, будто меня предали. А чего еще следовало ожидать? Мой план с самого начала был обречен на провал. Из памяти у меня почему-то улетучились все вопросы, которые я по пунктам обдумал, готовясь к встрече с жеребцом.
Будь хоть какой-нибудь способ узнать настоящие имена соискательниц - все стало бы на свои места.
- Разумеется, эти нелепые девизы - чистая выдумка. Среди соискательниц есть и массажистки из турецких бань, и исполнительницы модных песен. - Тут заместитель директора ухватил девочку за ухо и строго сказал: - Очень жаль, но ты ведешь себя безобразно...
Толпа зрителей разделилась надвое, и по возникшему проходу, высоко подкидывая колени, точно на ногах у них туфли для прыжков, пробежали трое стриженых в трусах. Заметив нас, они, будто по команде, приложили ладони ребром к вискам и задвигали ими, будто это слоновьи уши. У одного из них с плеча свешивалась пачка перевязанных ремнем газет.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
/ Полные произведения / Абэ К. / Тайное свидание
|
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
