Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
/ Полные произведения / Аксенов В.П. / Коллеги
Коллеги [3/10]
— Да, там была Вера. С мужем, конечно… Нет, не болтал… Ну ее!
— А тебе-то что? — сухо сказал Владька.
Правда, ему-то что? Какое дело Максимову до того, что Вера ушла из Владькиной жизни? Он-то ведь к ней равнодушен. Есть девчонки и красивее и искреннее. Какое ему до всего до этого дело?
— Как ты думаешь, — спросил Владька тоскливо, — неужели она вышла замуж только из-за распределения?
— Не думаю.
— Может быть, ты думаешь, что она любит этого?
— Все может быть. Р?ли увлекла идея научного содружества. Мария Склодовская Рё Пьер Кюри… Верочка СЃРїРѕСЃРѕР±РЅР° РЅР° такие параллели. Рђ ведь ты РІ этом смысле парень бесперспективный.
— Ты так думаешь? — вскинулся Карпов.
— Рто РѕРЅР° так думает. Вернее, СЏ думаю, что РѕРЅР° так думает.
— Р, тебе Р±С‹ только…
В первом часу ночи они лежали на даче в темноте
и курили, когда воровато заскрипела лестница под окном и на фоне глубокого прозрачного неба появился контур Зеленина. Звездный свет блестел в его очках.
— Те же и Дон-Жуан! — проворчал Максимов.
— Какая девушка! Ах, какая девушка! — сказал Зеленин, не слезая с окна.
— Ложись спать, Паниковский!
— Целовались? — спросил Владька, пытаясь скрыть зависть.
— С ума сошел! В день первой встречи? Мы говорили. О многом, обо всем. Но, увы, она москвичка и учится в МГУ, а я уезжаю в Круглогорье. Увы!
РџСЂРѕРІРѕРґС‹
Папа и мама Зеленины стояли возле своего сына. Чрезмерно вежливые и несколько чопорные, они были не к месту здесь, на дебаркадере речной пристани, в суматошной толпе.
— Помни, сын… — сказал папа.
— Да-да…
— Сашенька, сразу же сообщи, как устроишь свой быт. Быт — это все-таки очень важно, — с апломбом, маскирующим ее смятение, сказала мама.
Чуть поодаль стояли друзья. Молчали, грустные.
Р?РЅРЅР° появилась уже РЅР° палубе теплохода.
Зеленин с бессознательным интересом смотрел, как лавирует в толпе стройная девушка в синем свитере. Вдруг в глазах у нее метнулись искорки радости, она разлетелась к Саше и остановилась в замешательстве при виде родителей. Владька и Алексей поспешили к ней на выручку.
— Сейчас Саша подойдет, — сказал Владька, — только выслушает последние наставления.
— Р? получит пузырек СЃ бальзамом, — сказал Максимов.
— Р? СЌРЅРЅРѕРµ количество СЌРєСЋ, — подхватила Р?РЅРЅР°. Ребята невесело рассмеялись. Р?РЅРЅР° почувствовала, что РѕРЅРё приняли ее РІ СЃРІРѕСЋ компанию. Ей нравились эти ребята, Рё РѕРЅР° отлично понимала РёС… СЋРјРѕСЂ Рё грусть. РќРѕ сейчас РѕРЅРё грустят, Р° РѕРЅР° радуется. Для нее РїСЂРѕРІРѕРґС‹ — только начало истории СЃ этим смешным Сашей.
— Как видите, ребята, — сказал, подойдя, Зеленин, — я раньше вас всех ухожу в плавание.
— Мы к тебе приедем кататься на лыжах, — сказал Карпов. — Говорят, там прекрасные места для катания на лыжах.
— Ой, верно! — обрадовалась Р?РЅРЅР°. — Давайте поедем туда РЅР° каникулы!
— У нас уже не будет каникул, — сказал Максимов, — а в это время мы будем в штормовых условиях писать диссертации.
— Р?РЅРЅР°, СЏ РїРѕР·РІРѕРЅСЋ вам РІ РњРѕСЃРєРІСѓ, — сказал Зеленин. Раздался первый утробный РіСѓРґРѕРє теплохода. Дебаркадер покачивался, Рё оставшимся казалось, что РѕРЅРё сейчас тоже тронутся РІ путь РІ кильватере теплохода.
— Сашенька, питайся рационально! — кричала мама. — Умоляю тебя, питайся рационально!
Она разрыдалась. Папа, смущенный, тронул ее за плечо:
— Помнишь, как сказано: мальчик создан, чтобы плавать, мама — чтобы ждать.
Р?РЅРЅР° смотрела РІРѕ РІСЃРµ глаза, Р° ребята пели институтский РіРёРјРЅ. РћРЅРё были уверены, что Зеленин РЅР° РєРѕСЂРјРµ сейчас поет то же самое.
Зеленин на корме пел и думал: «Она все-таки пришла на пристань, хотя и обещала так, вскользь. Прощайте, ребята, прощайте! Какие вы хорошие, ребята! Да, мамочка, я буду питаться рационально. Да, папа, да…»
Теплоход, словно высеченный из глыбы белого мрамора, постоял немного на середине реки, а потом быстро ушел на восток, в сумерки.
Р—Р° СЃРїРёРЅРѕР№ Сѓ Р?РЅРЅС‹ смущенно кашлянули.
— Простите, — сказал папа Зеленин, — мы бы хотели познакомиться с вами.
В этот вечер предстояли еще одни проводы. С Московского вокзала отбывала группа «якутян». Они стояли возле вагона, Клара, Костя Горькушин, Амбарцумян, Сема Фишер и другие, все в прорезиненных куртках и тяжелых ботинках, члены туристской секции, мало похожие на докторов. Пели институтский гимн. Думали о дороге и о том, что ждет их там, где дорога кончится. Кричали провожающим:
— РР№, РјС‹ РІСЃРµ РІ кадре? РЇ РІ кадре?
— Смешно, — сказал Максимов, — всех провожаем мы, уезжающие дальше всех.
В Фонтанке расплывались маслянистые световые пятна. Шум с Невского долетал сюда то сплошным нарастающим гулом, то рвался частыми нелепыми синкопами. Карпов сплюнул в Фонтанку.
— Ох, жалко Сашку, — вздохнул он.
— РС…, хрыч! — РїСЂРёРєСЂРёРєРЅСѓР» Максимов. — Перестань его отпевать! РРєР° невидаль — поехал человек РїРѕ распределению! Вернется СЃРєРѕСЂРѕ. Наберется СѓРјР°, чертяка длинный.
— А мы?
— Что мы? Мы тоже по распределению. Только нам повезло, и все.
— Ты уверен, что мы не струсили?
— Давай-ка без загибов, Владька.
— Понимаешь… — Карпов был серьезен. — Как будто все в порядке, и совесть и логика, но иногда мне кажется, что прошмыгнул в кино по билету с оторванным контролем. Что-то очень уж ослепительно выходит.
— Посмотри, какие девочки, — сказал Максимов.
— Где? — встрепенулся Владька. — РћРіРѕ! Р’РѕС‚ это РґР°! Блеск! Привет, девочки. Р’С‹ РєСѓРґР°? Р? РјС‹ туда же. Пошли, Макс.
Фанфары молчали
Первый день работы. Первый день трудовой деятельности. Первый день самостоятельной жизни. Обычный жаркий августовский день. Не гремели фанфары с небес, и даже тучные, усталые деревья не шелохнулись. Начался этот день с аудиенции у начальника.
Максимов, Карпов и Петр Столбов сидят на диване. Черное клеенчатое великолепие кабинета несколько подавляет их. Начальник за столом выглядит иначе, чем на распределении. Он строг, суховат.
— Трудности неизбежны, — говорит он. — Я говорю это вам для того, чтобы вы не настраивались на легкую жизнь, а потом не хныкали и не помышляли об уходе. Нам нужен крепкий кадровый костяк, а не гастролеры.
Начальник вырывает лист из блокнота, что-то пишет.
— Пока СЏ откомандировываю вас РІ распоряжение санитарно-карантинного отдела. Там Сѓ меня опытные специалисты. РћРЅРё познакомят вас СЃ санитарной техникой СЃСѓРґРѕРІ Рё СЃ нашими гигиеническими установками. Что? Хотите заниматься хирургией? Никаких совместительств! Рто РјРЅРµ РЅРµ нравится, товарищ Карпов. Как лечебники РІС‹ РЅРµ снизите квалификацию. Р’С‹ сможете периодически повышать ее РІ нашей клинической больнице. РќРѕ главное РІ РјРѕСЂСЃРєРѕР№ медицине — РїСЂРѕ-фи-лак-тика. РЇСЃРЅРѕ? РќСѓ РІРѕС‚. Сейчас идите РІ отдел кадров заполнять выездные дела. Анкеты, пожалуйста, пишите четко — папа, мама Рё тэ РґСЌ. Бабушек сейчас вспоминать РЅРµ нужно. Жить будете РІ порту, РЅР° Карантинной станции. Отправляйтесь, РґСЂСѓР·СЊСЏ, Рё Р·Р° работу.
Анкеты, автобиографии, справки и характеристики, разговоры в бухгалтерии, звонки по телефону, знакомства, рукопожатия, и вот рабочий день кончается, Максимов, Карпов и Петр Столбов идут к порту. Жарко. В середине августа всегда жарко.
РџРѕСЂС‚
Возле главных ворот боец охраны объяснил им:
— Р?дите, сынки, РІСЃРµ время РїСЂСЏРјРѕ РґРѕ холодильника, Свернете налево, РІ Лесную гавань. Дойдете РґРѕ Частой Пилы Рё топайте РїРѕ ней РІСЃРµ время РїСЂСЏРјРѕ РґРѕ самого РґРѕ желтого РґРѕРјР°. Рто Рё есть «карантинка». Далеко ли? Да километров пять СЃ гаком будет.
— Весело было нам! — крякнул Петя Столбов. — Ну, пошли.
— Р?дите, сынки, идите, — С…РёС…РёРєРЅСѓР» старый боец. — Протрясетесь как следует, аппетит будет отменный, — правда, жрать-то там нечего.
— Не ехидничай, папаша Цербер, — хлопнул его по плечу Максимов. — Оревуар!
— Гуд бай, — неожиданно сказал старик.
Максимов и Карпов переглянулись. Заморское слово в устах усатого сторожа как бы возвестило о том, что в эту минуту они вступают в особенный уголок земли, доступный голосам фантастически далеких стран, что сейчас они пойдут по последним бетонированным выступам суши, пойдут по территории порта, где хлопают флаги разных наций, где всерьез звучат слова из детских книжек: «Трави конец! Самый малый! Вира! Майна! Каррамба! Доннерветтер!»
Навстречу РёРґСѓС‚ люди РІ кителях, спецовках, пиджаках. Нет ли среди РЅРёС… РєРѕРіРѕ-РЅРёР±СѓРґСЊ РІ ботфортах, СЃ кортиком Рё СЃ пистолетами Р·Р° РїРѕСЏСЃРѕРј? Нет, обычный рабочий люд идет вдоль серых складских строений. Р? РІРґСЂСѓРі над крышей возникают мачты парусного корабля. Р—Р° складами, оказывается, скрываются причалы. Рђ дальше уже небо повисает РЅР° высоких распорках портальных кранов Рё мачт. Р’СЃРµ гуще закипает РІРѕРєСЂСѓРі портовая жизнь. Здесь нет светофоров — посматривай! Р’ метре РѕС‚ ребят СЃ бешеным жестоким грохотом РїСЂРѕС…РѕРґРёС‚ железнодорожный состав. В«РР№, СЃ РґРѕСЂРѕРіРё, так вашу Рё РЅРµ так!В» Крутятся коротышки автопогрузчики, бегают мужчины РІ кителях, неторопливо, РЅРѕ так же сокрушительно, как паровозы, передвигаются фигуры грузчиков. Максимов, Карпов Рё Столбов оказались РІ самом центре погрузочных работ. Р?Р·-Р·Р° угла холодильника выдвигается Рё растет белоснежная громадина.
— Что за пароход? — спрашивает Максимов проходящего грузчика.
— Пароход! — ухмыляется тот. — Це дизель-электроход «Балтика», юноша. Регулярный лайнер: Ленинград — Лондон.
«Балтика» идет мимо них, посвечивая зеркальным стеклом, чуть-чуть дымя конической трубой, гудя непонятным на расстоянии радиоголосом. На палубе стоят заграничные люди в темных очках, помахивают. Прямо из Лондона, из туманного Лондона!
Мыс Частая Пила назван так потому, что он весь с обеих сторон изрезан геометрически правильными пожарными водоемами. Здесь просторно и свежо, в воздухе бродят волны приятных запахов. То пахнет соснами от штабелей досок, то прелью от песка, покрытого зеленой морской плесенью. Вокруг расстилается темно-голубой морщинистый плац Малого Баржевого бассейна. Визгливо галдят чайки, кружащие над плотами.
РќР° конце мыса стоит желтый трехэтажный РґРѕРј СЃ башней. Рто «карантинка». Периодически здание это используется как гостиница для репатриантов Рё экипажей СЃСѓРґРѕРІ, встающих РЅР° дезобработку, РЅРѕ большую часть РіРѕРґР° постоянными его обитателями являются голуби РЅР° чердаке, СЃРєРІРѕР·РЅСЏРєРё Рё шорохи РЅР° всех трех этажах. Р’ четырех комнатах башни находится дежурная карантинная служба. Ночью РґРѕРј высится, покинутый Рё РѕРґРёРЅРѕРєРёР№. РћРіРЅРё порта проплывают РІ его темных окнах, страшновато гремит РїРѕРґ взмахами ветра одряхлевшая кровля.
Максимов и Карпов поселились в угловой комнате. Одно громадное окно смотрело на запад, два других на юг. Только узкие простенки прерывали сплошную линию стекла. Не вставая с постели, можно было наблюдать работу кранов на Западной дамбе и Кирпичном молу, движение судов на рейде. Столбов презрительно заявил, что это не комната, а бутылка. Без пробки к тому же.
— Тут же ветер гуляет. Вот посмеюсь, когда услышу стук ваших костей!
— Р?дем РЅР° жертвы, Петечка, ради РїСЂРёСЂРѕРґРЅРѕР№ тяги Рє РІРѕРґРЅРѕРјСѓ пространству, — сказал Карпов.
— Если ты за сероводород, Столб, то мы за озон, — добавил Максимов.
Столбов чертыхнулся и отправился искать себе теплую комнату. Мало кто в институте понимал этого парня, Петю Столбова. Он был расчетлив, давал деньги взаймы и строго взыскивал долги в назначенный срок, аккуратно записывал все лекции, прилично сдавал экзамены, горделиво отрыгивал после еды, оглушительно храпел, временами напивался и грубо приставал к девочкам.
— Зачем тебе, Столб, вторая сигнальная система? — допытывался в такие моменты Максимов. — Тебе бы лапы подлинней, шерсти побольше, и качался бы ты спокойно в джунглях, не испытывая потребности в высшем образовании.
Столбов лениво отругивался.
Максимов пошел в кладовую за чайником. Кладовщица сидела за столом. К уху ее опереточным соблазнителем склонился Карпов. Он небрежно кивнул Максимову:
— Забирай обстановку, Макс.
«Бутылка» приобрела обжитой вид. Два письменных стола, отделанные полированной фанерой, и приемник «Нева» придавали ей комфорт. Роскошное Владькино одеяло и настольная лампа создавали уют. Картина «Мишки в лесу» вносила в быт успокоительное ощущение близких перемен. На стены были брошены текущие лозунги: «Больше Баха, меньше джаза» и «Работай над обменом своих веществ».
РџРѕ ночам РІ комнате ходили пятна света. Луна, прожекторы, топовые РѕРіРЅРё СЃСѓРґРѕРІ, зарницы электросварки, багровый султан завода сплетали СЃРІРѕРё лучи Рё создавали таинственное брожение портовой ночи. Р’ РѕРєРЅРѕ густым клином РІС…РѕРґРёР» пахучий портовый РІРѕР·РґСѓС…. Мерный далекий РіСѓР», отрывистые РіСѓРґРєРё, переплеск волн — это был Р·РІСѓРєРѕРІРѕР№ фон ночи. Алексей обычно долго лежал РЅР° СЃРїРёРЅРµ Рё созерцал звезды. Сейчас РѕРЅ чуть иронически относился Рє своему страху перед этим зрелищем, РєРѕРіРґР° начинала кружиться голова Рё терялось ощущение своего «я». Рто началось еще давно, РІ детстве. РљРѕРіРґР° лежишь РЅР° крыше или РІ траве лицом Рє звездам, внезапно содрогаешься РѕС‚ ощущения, что РІРѕС‚-РІРѕС‚, еще РјРёРі, Рё ты превратишься РІ пылинку, растворишься РІ ошеломляющем звездном РјРёСЂРµ, перестанешь существовать. Уже тогда РѕРЅ нашел уловку — тряхнуть головой Рё вспомнить Рѕ чем-РЅРёР±СѓРґСЊ простом (Рѕ задачках РїРѕ арифметике или Рѕ Рыжем СЃ «того двора») — Рё смутно догадался, что РІ этом Рё заключается высокое мужество человека. Рђ сейчас? Сейчас РЅРµ было страха. РЇСЃРЅРѕ, РЅРµ РІСЃРµ пойдет гладко, РЅРѕ ночью, глядя РЅР° звезды, РѕРЅ улыбался, Рё ему казалось, что РєРѕР№РєР°, тихо покачиваясь, летит РІ какие-то теплые, жизнетворные глубины.
Утро. Р?шачьи вопли «грязнух», паровых шаланд, вывозящих донный РёР», добытый землечерпалкой. Грохот Рё скрежет земснаряда. Р’РѕС‚ это марш! Максимов Рё Карпов вскакивают. Начинается работа над обменом веществ. РџРѕР» содрогается РѕС‚ прыжков. Р’ РІРѕР·РґСѓС…Рµ вращаются гантели Рё утюги. Свежие, выбритые РґСЂСѓР·СЊСЏ поднимаются РІ служебные помещения. Карпов сразу бросается СЃ биноклем РЅР° балкон.
— Кто сегодня на подходе, Тамарочка? — кричит он телефонистке.
— На РїРѕРґС…РѕРґРµ германский «Хапаранда», польский «Гливице», РѕРґРёРЅ англичанин, очень трудное название, Рё РґРІР° наших — «Белосток» Рё Р±СѓРєСЃРёСЂ «Котельщик» СЃ лихтером «Двина», — будничной СЃРєРѕСЂРѕРіРѕРІРѕСЂРєРѕР№ отвечает Тамара, РЅРµ подозревая, какой музыкой отдаются эти слова РІ ушах ребят. Р’СЃРµ здесь нравится Карпову: Рё панорама, Рё чайки, прорезающие РІРѕР·РґСѓС…, Рё сам РІРѕР·РґСѓС…, настоянный РЅР° водорослях, РЅР° угле, РЅР° СЃРѕСЃРЅРµ Рё железе. Владька вырос РІ рыбачьем поселке РЅР° берегу РјРѕСЂСЏ. Сейчас РІ нем всколыхнулось забытое ощущение беспричинного счастья. Р? Максимову тоже здесь нравится. Катер летит РїСЂСЏРјРѕ РІ слепящий солнечный блеск, словно стремится расплавиться, лавирует Сѓ подножия гигантов, пришедших РёР· дальних морей. Р? РјС‹ будем плавать РЅР° РЅРёС…!
Работа. Обследование судов, проверка камбуза и санитарных книжек, акт под копирку — скучная процедура. Но зато потом снова на катер!
Рљ причалу бегут женщины. Бегут молча РІ РѕРґРЅРѕРј темпе, как РІР·РІРѕРґ солдат РЅР° учении. Бегут встречать теплоход, который РЅРµ был РЅР° СЂРѕРґРёРЅРµ полгода. Приближается Р±РѕСЂС‚ теплохода, Рё женщины стоят РЅР° причале, толстые тетки Рё изящные модницы, разные женщины, связанные РѕРґРЅРѕР№ СЃСѓРґСЊР±РѕР№, — морячки. Рђ РЅР° борту теплохода мужья только молча странновато улыбаются. Кажется, РѕРЅРё РЅРµ верят, что это реальность, что РІРѕРЅ там, РІ двадцати метрах, стоят женщины, народившие РёРј детей, подарившие РёРј любовь. Рто неизбежные минуты смутного анализа нахлынувших чувств, Р° потом уже начинаются РєСЂРёРєРё, смех, беготня РїРѕ трапу, поцелуи.
Р—Р° пять дней теплоход разгрузился, погрузился СЃРЅРѕРІР° Рё вечером ушел РІ Р?РЅРґРёСЋ. Наблюдая его темную массу, растворяющуюся РІ сумерках, Максимов представил себе женщин РЅР° причале СЃ платочками Сѓ горестных глаз, подернутых пеленой похмелья.
— Верное средство от пресыщения, — сказал он Владьке. — Вот как надо жениться, чтобы чувства были натянуты, как струна, чтоб о встрече мечтать полгода, чтоб о жене думать, как о прекрасной любовнице…
— А по-моему, — тихо сказал Карпов, — это единственное, что может отпугнуть от моря. Если бы я… если бы мы с ней… Как ты думаешь, был бы я здесь?
Максимов твердо посмотрел ему в глаза и промолчал. Лишний раз он понял, что образ Веры прочно связан для Владьки с сентиментальным «понятием о „настоящей любви“. Удивительное дело! Владька — легкий, веселый малый, красавец, атлет. Кажется, несется человек по жизни, хохоча от удовольствия. Собственно, так оно и есть. Может, раньше чахли из-за обманутой любви, а Владька по-прежнему наращивает мускулы, носит яркие галстуки, целует девушек. Мало кто относится к нему серьезно, мало кто знает о двух его страстях. Вера и Хирургия. Владька давно мечтает о Большой Хирургии, о работе в знаменитой на весь мир клинике. Все это кончилось нелепым провалом; Он потерял все сразу.
Максимов тряхнул головой. Ему было неприятно вспоминать подробности, потому что Владька был ему дорог. Ладно, что было, то прошло. Кажется, сейчас хирургия вытесняется морскими путешествиями, а Вера… что ж, время залечит и это. Время все лечит. Понял, Максимов?
Они стояли возле окна в коридоре «карантинки». Немного неприятно было чувствовать за спиной скрипучую пустоту большого дома. Вдруг на лестнице затопали шаги, и в коридоре появился невысокий человек в синем макинтоше, морской фуражке и с чемоданом,
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
/ Полные произведения / Аксенов В.П. / Коллеги
|
Смотрите также по
произведению "Коллеги":
|