Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Крапивин В.П. / Журавленок и молнии
Журавленок и молнии [5/12]
Вну счастливый Журка лихо перекинул со спины на грудь автомат, и в это время рядом с ним прыгнул Горька.
- Бежим!
Они крадучись пересекли площадку перед окнами, пролезли в дыру старого каменного забора и оказались в переулке, выходившем на Парковую улицу. Горька, пригибаясь, побежал вдоль заборов и ворот. Журка за ним. Тоже пригнулся, хотя, кажется, прятаться было не от кого.
Через минуту Горька привел Журку в тупичок. Слева была оштукатуренная стена одноэтажного дома с решетчатыми окошками под самой крышей.
- Как тюрьма, - прошептал Журка. Но Горька объяснил ему, что это не тюрьма, а склад продуктового магазина.
Справа возвышался деревянный забор с колючей проволокой наверху: какой-то частник надежно огородил свой сад. А впереди - тоже стена, только высокая и кирпичная. Журка вспомнил, что у таких стен есть специальное название - брандмауэр. Их строят для защиты от пожара.
У брандмауэра лежали сваленные пустые ящики реек и фанеры.
- Вон там и прячься, - сказал Горька. - А я пошел... Как услышишь топот, приготовься. Меня пропустишь к себе, а по ним - очередями...
Горькины глаза были решительными, но слова звучали немного нервно. Он хотел еще что-то сказать, но только мотнул волосами. Отдал Журке свой автомат и пошел тупика. У поворота оглянулся.
- Прячься получше.
- Все будет в порядке, - отозвался Журка, чувствуя тревожный холодок.
Спрятаться оказалось нетрудно, за ящиками Журка нашел удобное местечко - будто нарочно для засады. Но сидеть было неуютно и скучно. Среди запаха отсыревшей фанеры, в зябкой тени этого глухого угла Журка продрог и ругал себя, что не взял курточку. Время ползло еле-еле. Сквозь частые рейки решетчатого ящика Журка поглядывал укрытия, но видневшийся впереди солнечный переулок был пуст.
От неподвижности заныла спина. Потом не сильной, но надоедливой болью налились длинные царапины на ногах, защипало подбородок.
Он сердито шевельнулся, потер царапины, потрогал на подбородке ссадину... и вдруг подумал: а если все зря?
Если ребят на пустыре не оказалось? Или они сцапали Горьку, едва увидев? Они ведь тоже не дураки. А Горька... Может, не всегда он такой ловкий. Одно дело - с веревкой прыгать, другое - уйти от погони. И вообще что он за человек? Что о нем Журка знает? Ничего. Вроде бы обыкновенный мальчишка. Правда, иногда что-то мелькает в нем: какая-то смесь хвастовства и боязливости.
А может быть, хитрости?
Может, он просто решил подшутить над Журкой, притащил сюда и оставил. А потом будет рассказывать ребятам, как разыграл новичка!
Да ну, чушь какая... Скорее всего. Горька просто попался...
Нет, не попался!
Нарастающий топот разогнал тишину переулка. Журка дернулся и направил автомат. Горька на отчаянной скорости влетел в тупик, а за ним - пять или шесть мальчишек. Горька пригнулся, бросился к ящикам, скрылся с линии прицела. А противник был - вот он! И Журка нажал спуск.
Новая батарейка рванула в автомате мотор трещотки. Красная лампочка заметалась в белом пластмассовом стволе. Горька оказался рядом, тоже схватил автомат, дернул рычаг пружинного механма. Потом вскочил, толкнул от себя ящики. Они посыпались, открыв засаду, Журка тоже вскочил.
Они стояли рядом, и пластмассовые автоматы с ревом и треском бились у них в руках.
Что и говорить, победа была полная. Те, кто гнался, даже не пытались открыть ответный огонь. Они стояли перед ящиками растерянной кучкой и обалдело смотрели на прыгающие автоматные стволы. Потом высокий парнишка в черной морской пилотке сплюнул и что-то сказал.
Журка наконец перестал жать на спусковой крючок. Горька тоже. В наступившей тишине парнишка в пилотке (Журка понял, что это Егор Гладков) повторил с усмешкой:
- Хватит уж трещать-то. Развоевались, будто нас целая дивия...
- Чья взяла? - жестко спросил Горька.
- Герой. Красиво сделано, - сказал Егор. Но в голосе его не было прнания Горькиной победы. Он смотрел насмешливо. Спросил небрежно:
- Значит, союзника нашел?
- А что? - ощетиненно отозвался Горька. - Разве нельзя? Все по правилам.
- Это точно. Правила ты знаешь, - опять усмехнулся Егор. И сказал: Пошли отсюда. А то еще сторож прибежит, от него не отстреляемся...
Непонятно было, кому он это сказал: только своим или Горьке с Журкой тоже? Но, когда ребята двинулись тупика, Горька торопливо выбрался -за ящиков. Журка за ним...
Они все прошли на пустырь, где среди высокой травы и лопухов лежало несколько бетонных блоков. Журка уже знал, что когда-то один здешний жилец задумал строить посреди пустыря капитальный гараж, но ему не разрешили.
Егор приложил к бетону ладонь - сильно ли остыл за ночь? Неторопливо сел. И четверо его друзей тоже сели на треснувший блок. Больше места на блоке не было, и Журка с Горькой остались стоять среди влажной травы. То ли случайно это вышло, то ли не совсем случайно. И хотя были они победители, получилось, что стоят перед своими противниками, будто пленные и в чем-то виноватые.
- Ты внук Юрия Григорьевича? - спросил Егор.
- Да, - хмуро сказал Журка и шевельнул на груди автомат.
- Ясно... А он что? - Егор с насмешкой кивнул на Горьку.- Уже в друзья к тебе записался?
Журка смотрел на Егора, но все равно заметил, почувствовал, как напрягся в беспокойном ожидании Горька. Наверно, испугался, что Журка ответит: "Да нет, мы просто так..." Но было уже не просто так. Потому что был вчерашний вечер, Горькина печальная доверчивость, просьба о защите. А сегодня - надежная веревка, которую он заботливо обмотал вокруг Журки. И еще - как они плечом к плечу, с автоматами навскидку... И Журка сказал с дерзкой ноткой:
- Да. А что?
Егор лениво улыбнулся. У него было узкое умное лицо и острые глаза: сразу видно, что это командир.
- Ничего... - сказал Егор. - Дело ваше. Только ты смотри, это друг такой...
- Какой? - негромко и напряженно спросил вместо Журки Горька.
- А такой! - звонко и бесстрашно врезался в разговор белобрысый мальчишка в порванной голубой майке (небольшой, класса третьего). Как заяц. Тогда всех припутали за то, что костер жгли, а ты заныл: "Я не жег, я потом пришел..."
- Дак я же правда потом!
- Ну, точно. Опять все по правилам, - усмехнулся Егор. И остальные негромко засмеялись.
Их было пятеро. Кроме Егора и пацаненка в порванной майке, еще худой веснушчатый мальчишка с большим насмешливым ртом и два брата, очень похожие друг на друга, русые, круглолицые, спокойные и молчаливые. Веснушчатый (звали его, кажется, Митька) вдруг спросил у Журки:
- А ты хоть знаешь, почему он от нас бегал? Он пакет с паролем не доставил!
- Дома отсиделся! - добавил мальчишка в майке.
- Да знаю я, - решительно сказал Журка. - Пароль - это игра. А если бы он ушел дома, его бы... ему бы знаете как досталось! Это уже не игра.
- Вот и получается, что струсил, - заметил старший братьев. - А если бы по правде война? Там еще не такие опасности...
- Ты, Сашка, не путай, - сказал Горька. - Если война, там все по-другому. И отец бы у меня дома не сидел, меня бы не караулил...
Младший брат посмотрел на старшего и сказал не сердито, а будто жалея:
- Все равно ты, Горька, дезертир.
- Сам ты... - глупо и беспомощно огрызнулся Горька.
А Журка, глядя на Егора, проговорил:
- Война была понарошке, просто игра. А вы теперь так, будто он по-настоящему дезертир. - Это справедливо?
Веснушчатый Митька хмыкнул:
- Только что приехал, а уже справедливости нас учит...
Журка не растерялся:
- Ну и что же, что приехал? Справедливость везде одинаковая.
- Игры зато разные, - сказал старший братьев. - Ты с нами еще не играл.
- А я в такую игру и не хочу, - насупленно отозвался Журка. - Что за игра: людей расстреливать...
- Не нравится? - спросил Митька.
- Не нравится.
Егор задумчиво посмотрел на Журку и возразил миролюбиво:
- А что делать? Если играешь, надо стараться, чтобы похоже было на настоящую жнь. А в жни тоже не все нравится.
- Нет, в жни не так, - упрямо сказал Журка и подумал о черных молниях. - Там, если что-нибудь плохое случится, то уже некуда деваться. А игру можно выбирать, какую хочешь.
Егор вдруг откинулся назад, сладко потянулся и засмеялся. Сказал уже совсем по-другому, вроде бы без насмешки:
- Умные слова полезно слушать. Давайте выберем футбол. Все равно мы уже перестрелянные, воевать не можем. Давайте вызовем "Тигров" на матч века.
- Они нам наклепают, - хмуро возразил Горька.
- Если опять будешь сам водиться, пасовать не захочешь, - вредным голосом проговорил Сашка в голубой майке.
- Ну, хватит вам, - остановил Егор. И деловито спросил у Журки: - Ты в футбол как?
- Я - так себе, - честно сказал Журка. - Редко играл. Даже и не очень люблю.
- Все равно. У нас команда неполная. Сможешь?
- Ну, если надо...
- Эй, вояки, Капрала не видели? Это крикнул от края пустыря какой-то парень с велосипедом.
Все разом оглянулись. Егор медленно сказал:
- Нам его видеть - какая радость?
- А какая печаль? - насмешливо откликнулся парень.
- Ни то ни другое, - ровно объяснил Егор.
- Зря-то не скреби... - сказал парень. И уехал.
- Их величество Капрал еще, небось, дрыхнут, - проговорил Митька. Они поздно ложатся, дел много...
Егор пренебрежительно зевнул, встретился с Журкиным вопросительным взглядом и разъяснил нехотя:
- Это другой компании...
- Из "Тигров"?
- Нет... "Тигры" - это наши же ребята, мы с ними играем. А у Капрала игры свои... Доиграется когда-нибудь.
Договорились, что встретятся после обеда и тогда все уточнят насчет футбола. А пока разбежались - кто завтракать, кто досыпать. Было около семи часов. Горька пошел проводить Журку до крыльца.
- Ой-ей. - вдруг сказал Журка.
- Что? - испугался Горька.
- Я позвоню, а меня спросят: "Как ты оказался на улице?" Дверь-то на замке.
- Ой... да... - Горька озадаченно остановился. - А если сказать про веревку? Влетит?
- При чем тут "влетит"... Сначала у мамы будет инфаркт.
- А может, они еще спят? И мама, и отец...
- Ну и что? Думаешь, ничего не поймут спросонок, когда позвоню?
- А зачем звонить? Можно же и обратно через окно. Тогда ничего не заметят.
Журка заколебался:
- Не забраться мне без тренировки. Это же не вн...
- Ты что, по деревьям не лазил?
- Почти, - прнался Журка. - Один раз только, да и то невысоко.
- Ну ничего, я помогу.
К своему удивлению, Журка стал подниматься без большого труда. Только страшновато было. А Горька, будто заведенный, двигался сзади и приговаривал:
- Давай-давай, ничего... Уже скоро.
Иногда подталкивал Журку ладонями в пятки.
Наконец Журка лег животом в развилку, отдышался, успокоил беспорядочную стукотню сердца и, обдирая коленки, поднялся на ноги. Тут же втиснулся рядом Горька.
После подъема перелет в комнату казался совсем не страшным. Журка взялся за веревку с узлами, натянул.
- Может, обвяжешься? - осторожно спросил Горька.
- Да ну, чепуха...
Федот по-прежнему сидел на карне - и неодобрительно поглядывал на мальчишек. Журка показал ему язык и оттолкнулся от тополя.
Опять охватила Журку страшноватая радость полета, окно стремительно придвинулось, подоконник мелькнул под ногами и ушел назад, и Журка увидел раскрывшуюся дверь и громадные глаза перепуганной мамы.
Он выпустил веревку и брякнулся на пол посреди комнаты. Крепко брякнулся. Посидел, поднял на маму нерешительные глаза и сказал:
- Доброе утро...
После завтрака неожиданно пришел Горька. На этот раз через дверь. Принес Журкин костюм и автомат. На Горьке была новая пестрая рубашка и потрепанные вну, но отглаженные брюки. Очевидно, он подготовился к "официальному виту".
Мама сдержанно поздоровалась с Горькой и спросила:
- Значит, это твоя идея устроить воздушные полеты на уровне третьего этажа?
Горька не смутился. Мельком глянув на виноватого Журку, он поведал, что идея общая: его и Юрия Григорьевича, а веревку он, Горька, примотал к суку толщиной в пушку, сделал там пять витков и затянул тремя морскими узлами. Скорее сам тополь сломается пополам, чем треснет сук, развяжется узел или порвется капроновая альпинистская веревка. Журка робко добавил, что для полной безопасности можно сделать еще страховочный пояс, как у верхолазов. Горька громко одобрил эту мысль и пообещал, что не только Журка, но и он сам этим поясом будет пользоваться с охотой и радостью.
Мама хотела что-то возразить, но тут ее окликнул комнаты папа, и она ушла.
- На улицу выйдешь? Мячик попинаем для тренировки, - предложил Горька.
- Потом. Сначала мне надо... к одному человеку. Я обещал.
- А что за человек?
- Ну... девочка одна. Знакомая.
Горька смотрел спокойно. Даже самой капельки насмешки не было в его глазах. Было только сожаление, что Журка не может идти с ним пинать мячик.
- А хочешь, пойдем со мной, - вдруг сказал Журка.
В самом деле, почему бы не пойти к Иринке вдвоем? А потом можно вместе в парк или еще куда-нибудь.
- Пойдем, - сразу согласился Горька. - Отец до обеда на работе, я пока вольный.
И они пошли. Но у Иринкиного дома Горька вдруг придержал шаги. Сказал настороженно:
- Здесь одна девчонка нашего класса живет. Ирка Брандукова. Неохота мне ее видеть. Журка растерянно остановился.
- Я не знал, что она вашего...
- А ты что? К ней идешь? - удивился Горька.
Журка виновато кивнул. И сразу рассердился и на Горьку, и на себя:
- А что такого? Разве нельзя?
- Когда это ты успел познакомиться?
- Успел...
- Ну, иди, - примирительно сказал Горька. - А я лучше к ребятам...
- Вы с ней поссорились, что ли? - неловко спросил Журка.
- Да не... - беспечно отозвался Горька. - Просто... Чего мне с ней встречаться? И так надоели друг другу, четыре года на соседних партах сидим... А ты иди.
- Я обещал...
- Ну и давай. А я потом к тебе забегу. Можно?
- Конечно, приходи обязательно, - с облегчением сказал Журка. Сперва ему казалось, что Горька обижается, а сейчас он увидел, что нет.
Иринка встретила Журку, будто ждала у самого порога. Не приглашая в комнату, быстро сказала:
- Поехали в краеведческий музей! Там недавно планетарий открыли...
- Поехали.
На лестнице Иринка оглянулась на закрывшуюся дверь, нерешительно посмотрела на Журку и с тихой досадой проговорила:
- Мама с папой там... выясняют, кто прав, кто виноват. Из-за вчерашнего...
- А что вчера? - с тревогой спросил Журка. - Потому что я приходил?
- Да при чем здесь ты? - удивилась Иринка.- Вчера вечером к папе дядя Иннокентий пришел. Ну, приятель папин... В общем, выпивший он был, расшумелся, расхвастался. Мама его и трезвого не очень любит, а так совсем...
Журка кивнул: понимаю, мол.
Запинаясь от неловкости, Иринка сказала:
- Ты только не подумай, что папа тоже с ним... Просто мама волнуется: у папы сердце неважное, у него по ночам такая аритмия бывает... В общем, ты не обижайся, что я тебя домой не позвала....
- Я понимаю, - сказал Журка. И подумал, что нигде на свете нет полного счастья и спокойствия.
Не игра...
У Горьки не было ясной причины, чтобы не ходить к Ирке Брандуковой. То, что они "надоели друг другу", он придумал. Не могли они надоесть, потоку что друг на друга почти не обращали внимания. Вернее, Брандукова не обращала. Горька-то иногда на нее поглядывал с интересом. Ему нравилось, как Ирка улыбается своим щербатым ртом и как грызет головку авторучки, если решает сложную задачку. Но это был минутный, легкий интерес, и Горька очень быстро забывал думать о Брандуковой, занятый своими заботами и тревогами.
Сейчас он не пошел с Журкой -за смутного опасения, что будет лишним. Вдруг Ирка глянет насмешливо и тоже спросит у Журки: "Он что, уже в друзья к тебе записался?" К тому же у нее и у Журки свои дела, они о чем-то договорились. А он, Горька, зачем? Журка ни в коем случае не должен думать, будто Горька назойливый. Он вообще не должен думать про Горьку ничего плохого...
Однако если бы Горька знал про то, что с ним случится через полчаса, он пошел бы куда угодно: к Брандуковой, на край света, к черту на рога.
А случилось вот что.
Недалеко от дома, на углу Парковой и переулка с магазинчиком, Горьку неожиданно окликнули:
- Эй, Горислав...
Это был тот парень с велосипедом, что утром искал Капрала. Звали его Студент. На самом деле он был не студент, а, кажется, девятиклассник. Просто отец у него работал профессором в институте, а сынок однажды сказал в ребячьей компании: "Мне пятерочный аттестат ни к чему, дорога и так открыта. Можно считать, что я уже студент". С тех пор кличка прилипла к парню намертво...
Рядом со Студентом стоял Череп - сумрачное неуклюжее существо, ученик восьмого класса той же школы, где учился Горька. У Черепа была яйцеобразная, покрытая мелким пухом голова и длинные ноги в тяжелых ботинках (он всегда волочил эти ботинки, как гири).
Горька остановился. Оклик прозвучал мирно, и драпать, видимо, не стоило. Хотя бы для того, чтобы зря не раздражать Студента и его друзей. Да и не убежать. Череп, конечно, запутается в ботинках, но Студент на велике догонит в два счета...
- Чего? - стараясь быть независимым, сказал Горька. Студент и Череп медленно подошли.
- Дело есть, - сообщил Студент. - Предложение одно... Пойдем поговорим.
- Мне домой надо, - попробовал отвертеться Горька. Но Студент ласково и крепко взял его за плечо.
- Да пойдем, не бойся.
Он повел заробевшего Горьку в гараж, который стоял в глубине большого двора. Когда-то в гараже находились "Жигули", но потом папаша сел в тюрьму и машину пришлось продать. А гараж куда денешь? Если бы железный - другое дело, а кирпичный с места не сдвинешь. И теперь в гараже собиралась компания Капрала.
Занимались они там вроде бы обыкновенным делом: ремонтировали старый мотоцикл. Но все ребята знали, что это дело у них - не главное.
Сейчас в гараже сидели на верстаке сам Капрал и вертлявый семиклассник Шкалик.
- Во, - сказал Студент и подтолкнул Горьку вперед. - Нашел. Это геройский парень, сделает все о'кей.
Горька тоскливо подумал, что лучше все-таки драпануть. Но в дверях стоял Череп и смотрел на него с ленивой скукой.
Капрал вдруг соскочил с верстака и резко сказал:
- Череп, сгинь дверей! Я вас, идиотов, просил добровольца привести, а вы его, будто заложника, притащили! Если не хочет, пусть уходит...
Потом он глянул на Горьку бархатными своими глазами и спросил с участием:
- Они что, силой тебя тянули?
- Не... - пробормотал Горька. - Я сам.
- А! Ну, другое дело... Тогда вот что. Помоги нам по-человечески.
- А чего... - нерешительно откликнулся Горька.
У Капрала затуманилось красивое лицо, он виновато улыбнулся:
- Да дело-то обыкновенное... Честно говоря, перебрали мы вчера на дне рождения у одного корешка. Тебе этого не понять, да и слава богу. Не надо... Только поверь мне, грешному: голова трещит, будто в ней рота барабанщиков, и муторно так, словно мыла наелся.. Вон и Студент слегка бледный...
Он говорил тихо, доверительно и смотрел на Горьку с надеждой, словно тот и в самом деле мог помочь.
Горька ощутил симпатию и жалость к страдающему Капралу. И легкую гордость оттого, что знаменитый Капрал не грозит, не требует, а так по-доброму просит о помощи. Но о какой? На бутылку ему, что ли, надо? Горька добросовестно вывернул карманы, вытряхнул крошки и несколько медяков.
- Вот, все... - Он честно взглянул в печальные глаза Капрала.
Капрал вздохнул и качнул головой:
- Да нет, не то. Все на деньги не мерить... особенно, когда их нет... Понимаешь, тут надо немного смелости. Конечно, не .как в партанском отряде, но все-таки... Найдется у тебя?
В Горьке опять задрожала тоскливо-тревожная струнка. Он пожал плечами.
- Найдется, - уверенно сказал Капрал. - Да и задача-то пустяк. У магазина сейчас будут разгружать ящики с коньяком "Белый аист". Никто за ними толком не смотрит, грузчики мотаются туда-сюда. Протопаешь мимо ящиков, дернешь одну бутылку, сунешь вот в эту сумку, обойдешь кругом квартал - и сюда. Нас там всякая собака знает, а на тебя и не взглянут. Сделаешь?
- Нет... - сказал Горька, осипнув от страха. И неловко затоптался на месте.
Капрал без улыбки смотрел, как он топчется. Потом сказал со вздохом:
- Ну, нет, так нет. А может, решишься?
- Нет. Пустите меня, - опять пробормотал Горька, пряча глаза.
- А кто тебя держит? Иди, - проговорил Капрал. - Только условимся по-джентльменски: про наш разговор никому. Понял?
- Понял, - торопливо согласился Горька и оглянулся на дверь. Выход был свободен. Горька обрадовался... и не пошел. Виновато посмотрел на Капрала, будто в чем-то обманул хорошего человека. Капрал сказал ему ласково:
- Ты ведь не боишься. Ты это с непривычки. Думаешь, наверно, что нехорошо, мол... А какая разница, кто эту бутылку выпьет? Мы для поправки здоровья или какие-нибудь алкаши, которые работу прогуливают? Или думаешь, государство обеднеет на десятку?
Горька не думал про государство, он думал про себя.
- Если поймают...
Капрал засмеялся:
- Да кто тебя поймает? Если даже увидят, разве догонят? Да и не увидят...
- Ну, а поймают, так что такого? - с писклявой усмешкой вмешался Шкалик. - Ты скажи, что коньяк хотел вылить, а бутылку сдать, чтобы двенадцать копеек получить.
- Точно, - согласился Капрал. - Посмеются да отпустят. Ну, может, пинка дадут... Да чушь это, никто не увидит. Зато от нас будет тебе вечная благодарность и защита от недругов. А?
Потом, вспоминая все, что было. Горька так и не мог понять, почему он согласился. Боялся Капрала и его дружков? Пожалуй, нет. Мстить они не стали бы, слишком мелкая он для них личность. Да и связываться с сыном милиционера - себе дороже. Пожалел Капрала? Может быть, самую чуточку. Но не настолько, чтобы идти -за него на риск. Обрадовали слова о благодарности и защите? Пожалуй, обрадовали, но все же не в этом дело. Хотел доказать, что не трус? Кому? Себе? Про себя он и так все знал. Капралу и его компании? А зачем? Все равно они жулики...
И все же пошел. Будто его заколдовали. Вместо того, чтобы кинуть в траву сумку и рвануть домой, он деревянными шагами двинулся в переулок.
От крыльца магазинчика отъехал крытый грузовик, у входа осталось несколько ящиков, в которых блестели стеклянные горлышки. Два дюжих дядьки подхватили пару ящиков, крякнули и потащили в магазин. Прохожих не было. Оглушительно звенел в ушах августовский полдень. Горька с застрявшим в горле страхом боком подошел к ящику и липкими пальцами вытянул узкую бутылку. Шагнул в сторону. Брючина зацепилась за полуоторванную жестяную полоску на ящике. Полоска задребезжала. Ее звон показался Горьке громом небесным.
Горька замер, будто надетый на громадную стальную спицу. И сквозь грохот и звон услышал:
- Ах ты, жулик проклятый!
На крыльце стояла грузная тетка и смотрела на Горьку пронзительными глазами.
Пробитый ужасом, как ударом тока, Горька дернулся и остался на месте. Бутылку он держал перед собой, не решаясь ее ни уронить, ни поставить обратно.
- Ах ты, сопляк! А ну иди сюда! - сказала тетка, будто не сомневаясь ни капельки, что Горька и в самом деле пойдет.
И он пошел. Как под гипнозом. На ослабевших ногах. По-прежнему держа бутылку в согнутой руке на уровне груди.
Тетка дождалась его, взяла за шиворот и крепко огрела сумкой, в которой лежали тугие кульки.
...Он оказался в комнатушке с письменным столом, за которым сидела молодая крашеная женщина в белом халате. Она сразу стала кричать на Горьку. Тетка, которая привела его, тоже кричала и один раз хлопнула по шее. Грузчики стояли в углу и добродушно гоготали. Потом в комнату втолкнули Шкалика. Он дернул плечом и презрительно скривил губы.
Сквозь отчаяние и страх Горька все же сообразил, что Шкалик, видимо, следил за ним, был неподалеку. Значит, его тоже заподозрили и поймали. Украдкой Шкалик показал Горьке кулак. Наверно, хотел напомнить, чтобы Горька молчал про Капрала.
Горька пытался захныкать, что больше не будет, и бормотал что-то про двенадцать копеек, но его не слушали. Женщина в халате куда-то позвонила. Через какое-то время (заполненное для Горьки безнадежным ужасом) приехал милицейский фургончик...
Потом была серая комната, где пахло клеем и едкой весткой. В окне за решеткой в виде солнечных лучей светился и звенел такой радостный и свободный мир, теперь недоступный для Горьки. За столом Горька увидел пожилую женщину в форме лейтенанта милиции. У нее было усталое и скучное лицо.
Женщина открыла серую папку, посмотрела на Горьку и Шкалика почти ласково, встряхнулась и бодро спросила:
- Ну что? Будем отпираться или сразу все скажем честненько? Как у нас насчет совести?
Шкалик закатил истерику. Он зарыдал, затопал ногами и взахлеб закричал, что стало уже невозможно выйти на улицу. Что такого он сделал? Шел мимо магазина, а его хватают как вора! Есть в Советской стране такие законы, чтобы ни с того ни с сего хватать? Да что же это такое?! В чем он виноват?! Взрослого бы, небось, не схватили! Взрослый знает, что делать: он и к прокурору пойдет, и в суд, и в газету напишет! А с маленьким все можно, да?
Была в слезах и ярости Шкалика такая неподдельная правота, что лейтенантша растерялась. К тому же Шкалик упал на деревянный диванчик и крепко стукнулся лбом о подлокотник. Прибежала девушка-сержант, Шкалику дали воды, велели успокоиться и отпустили. Уходя, он напомнил Горьке залитым слезами взглядом: "Не болтай"...
Горька, всхлипывая, покорно рассказал историю, как хотел сдать бутылку, чтобы получить деньги на кино.
- Так-так, - покачивая какой-то домашней, не милицейской прической, сказала лейтенантша. - С этого все и начинают. Жаль мне тебя, но родителей придется для беседы пригласить. И, возможно, оштрафовать. Где ты живешь?
Горька знал, что ворачиваться бессмысленно. Морщась от слез, назвал адрес, потом - как зовут маму и папу.
- Место работы родителей?
Услыхав о работе отца, лейтенантша отложила ручку. Что-то менилось в ее лице.
- Как? Значит, тот самый Геннадий Сергеевич Валохин, старшина? Ну и ну... Ладно, иди домой, Горислав Валохин, а папе я позвоню. Надеюсь, папа займется твоим воспитанием...
Горька знал, что "папа займется"...
Страх у Горьки сначала поубавился, когда он оказался на улице. Все-таки кругом был простор и была свобода. Но Горька понимал, что свобода эта обманчивая. Куда он денется? Бежать? Все равно сыщут, доставят обратно через детприемник. Еще хуже будет.
От досады и отчаяния Горька закинул в траву сумку Капрала. Он знал, что на этот раз отец не будет горячиться: тут не двойка в дневнике и не ведро с мусором, которое Горька забыл вынести... Станет тихо-тихо, мама уйдет на кухню, прижав к лицу руки, и в этой тишине отец спокойно скажет: "Ну-ка иди сюда... Значит, воровать начал? Хочешь, чтобы отца прогнали с работы? Не выйдет, лучше я тебя сам..." Потом начнут слабо звякать колечки портупеи...
Горька тихо заплакал на ходу и так, с опущенной головой, наткнулся на Егора Гладкова.
- Ты чего? - спросил Егор с усмешкой, но и с тревогой.
Егор, конечно, не был другом. Он относился к Горьке "не очень". Кажется, даже слегка презирал. Но он был справедливый. И он был все-таки свой. Горька, ничего не скрывая, рассказал свою печальную историю.
Егор плюнул, хмыкнул и несколько раз назвал Горьку дураком и дубиной. Горька покорно молчал.
Егор привел Горьку на пустырь, где на блоках сидела вся компания, и сердито пересказал ребятам Горькины приключения.
Горька, сидя с головою ниже плеч, молча выслушал все насмешки и высказывания о его безмозглости.
- Ох и врежет ему папаша, - задумчиво проговорил Митька Бурин и поерзал, будто врезать собирались ему самому.
- Ну и правильно, - сказал беспощадный Сашка Граченко.
- Правильно или неправильно, а что делать... - заметил Егор. - Сам напросился.
Подошел Журка, увидел зареванного Горьку и серьезные лица. Спросил, конечно, что случилось. Журке сумрачно и подробно рассказали. Журка недоуменно и, кажется, с испугом взглянул на Горьку. Они на миг встретились глазами, и Горька еще ниже опустил голову: надеяться на дружбу с внуком Юрия Григорьевича теперь не приходилось... Сашка Лавенков сказал:
- А Капрал ох и скотина. Не мог сам-то пойти, дурака со стороны позвал.
- Шкалик тоже шкура, - заметил его брат Вовка. - Унес ноги и рад.
- Так он же и правда ничего не делал, - усмехнулся Митька. - Когда они мопед от школы угнали, он тоже... Помните?
Все, кроме Журки, кивнули: помнили. И Горька помнил. Но что ему какой-то мопед, что ему Шкалик? С ним-то, с Горькой, что будет?
- Анальгину купи в аптеке, - вдруг посоветовал Митька Бурин. То ли шутя, то ли по правде. - Таблетку слопаешь, боль задерживает. У меня когда сломанная нога болела, я так спасался.
Горька поднял глаза.
- Правда?
Митька пожал плечами: не хочешь - не верь. А Горька опять столкнулся взглядом с Журкой, и тот опять быстро опустил глаза. А позади Журки Горька увидел отца. Еще далеко. Он медленно шел к ребятам через пустырь.
Горька начал съеживаться. Все сильнее и сильнее - как проколотый воздушный шарик. Старшина Валохин подошел и негромко сказал согнутой Горькиной спине:
- Пошел домой...
Горька поднялся. Все захолонуло в нем. И мелкими шажками, не оглянувшись на ребят, он двинулся за отцом... И услышал тонкий вскрик:
- Подождите!.. Постойте! Товарищ старшина!
Отец оглянулся. Горька тоже оглянулся. Журка подлетел - в сбившейся рубашке, с растрепанными волосами, с распахнутыми глазами. И были в этих глазах отчаяние и решительность.
- Товарищ старшина!.. Но вы же не знаете... Вот вы его... А он же не виноват. Его Капрал заставил! И этот... Шкалик! Правда...
Журкин голос угас под внимательным взглядом Горькиного отца. Горька знал этот взгляд. От него всегда терялись слова и пропадала надежда на помилование.
Но Журка не опустил глаза. Он мотнул волосами и снова сказал, только потише:
- Горька не виноват.
Горькин отец спросил ровным голосом:
- Ты внук Юрия Григорьевича Савельева?
- Да...
- Понятно... А тебя Капрал смог бы заставить воровать?
Горька увидел, что Журка смешался, потупился. Сказал сбивчиво:
- Не знаю...
- Знаешь. Не смог бы, - с короткой усмешкой сказал отец. - Ну, хорошо, спасибо за ценную информацию. Разберемся. - И кивнул Горьке: Пошли.
Когда Горька с отцом скрылся в своем доме, Журка почувствовал, как дрожат у него ноги. И сердце стучит с такой частотой, будто ушел от опасной погони. Ладно, не в этом дело. Все же он успел хоть чем-то помочь бестолковому Горьке. Как он это придумал и как решился побежать следом, Журка и сам не понял. Когда увидел, с какой покорностью и страхом семенит Горька за отцом, будто сорвалась пружина. Нельзя беспомощно сидеть, когда человека уводят на казнь...
Подошли ребята. Встали рядом с Журкой, помолчали. Он смущенно улыбнулся им: "А что было делать?"
Маленький Вовка Лавенков серьезно сказал:
- Ты его сегодня второй раз спас.
- Еще невестно, спас ли, - усмехнулся Митька Бурин.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
/ Полные произведения / Крапивин В.П. / Журавленок и молнии
|
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
