Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
/ Полные произведения / Войнович В. / Путем взаимной переписки
Путем взаимной переписки [3/4]
- Милиция, - сказал Борис и, слегка надавив ему на плечи, усадил на крайний стул возле двери. Людмила стояла возле стола и - то ли от холода, то ли от возбуждения - мелко постукивала зубами. Девушка открыла сейф, вынула и положила на стол толстую книгу типа бухгалтерской и какие-то бланки. Потыкала ручкой чернильницу, но чернила замерзли.
- На, Катя, - Борис протянул ей свою авторучку.
- Где у него служебная книжка? - спросила Катя.
- Ваня, где у тебя служебная книжка? - ласково спросила Людмила. Алтынник открыл один глаз.
- Какая книжка?
- Служебная. Ты ж ее вынимал. Борис, не помнишь, куда он ее положил?
- Должна быть в правом кармане, - подумав, рассудил Борис. - В левом партийный или комсомольский билет, в правом - служебный документ. Он подошел к Ивану, расстегнул правый карман, и книжка очутилась на столе перед Катей. Катя долго дула на замерзший прямоугольный штамп, потом приложила его к книжке и с силой придавила двумя руками. В этот момент Алтынник на миг протрезвел и понял, что происходит что-то непоправимое, какое-то ужасное шарлатанство.
- Э-э! Э! - закричал он и захотел подняться, но только оторвался от стула, как почувствовал, что пол под его ногами стал подниматься к потолку и одновременно переворачиваться. Алтынник быстро ухватился за спинку стула, сел и махнул рукой. И он не помнил, как подносили ему бумагу, вложили в пальцы авторучку и водили его рукой...
13
Потом справляли свадьбу, не свадьбу, но что-то похожее было. Был стол, выдвинутый на середину комнаты, были какие-то гости. Пили "кубанскую", красное и разбавленный самогон. Алтынник сидел во главе стола рядом с Людмилой, и гости кричали "горько". Он послушно поднимался и подставлял губы невесте, хотя и было противно. Борис играл на гармошке. Толстая, лет сорока пяти баба плясала и дергала за веревку спрятанную под юбкой палку и выкрикивала частушки похабного содержания. Потом какой-то парень, дружок Бориса, в косынке и переднике изображал невесту. Гости смеялись. Мать Людмилы хлопотала у стола, следя, чтобы всем всего хватило и чтобы никто не взял ничего лишнего. Потом Людмила плясала с Борисом, а на гармошке играл парень в косынке. Рядом с Алтынником на месте Людмилы сидел пожилой человек в старом военном кителе без погон. Это был местный учитель, и его имя-отчество было Орфей Степанович.
- Я, Ваня, тоже служил в армии. - Он придвинулся к уху Алтынника. - До войны еще служил. Да. Людей расстреливали. Мне, правда, - он вздохнул, - не пришлось.
- А чего ж так? - удивился Алтынник.
- По здоровью не прошел, - Орфей Степанович развел руками. - А у меня, Ваня, дочь тоже замужем за майором. В Германии служит. Вот китель мне подарил. А с женой я развелся. Ушла она от меня, потому что я пьяница. Суд был, - сказал он уважительно.
- А трудно разводиться? - поинтересовался Алтынник.
- Ерунда, - сказал Орфей Степанович и уронил голову в тарелку с салатом. Потом Алтынник каким-то образом очутился на огороде за баней, и его рвало на белом, как сахар, снегу. Черная облезлая собака тут же все подбирала, и Алтынник никак не мог понять, откуда взялась эта собака. Потом появилась откуда-то Людмила. Протянув руку Алтынника через свое плечо она пыталась его сдвинуть с места и ласково говорила, как маленькому:
- Тебе нехорошо, Ваня. Пойдем домой, постелим постельку, ляжешь спатки. Тебе завтра рано вставать.
- Уйди! - он мотал головой и хватался за живот. Его еще мучили спазмы, но рвать уже было нечем, а собака, не зная этого, отбежав на два шага, виляла хвостом и голодными глазами с надеждой смотрела Алтыннику в рот.
- Пошла вон! -топнула ногой Людмила. Собака отбежала еще на шаг и теперь виляла хвостом с безопасного расстояния. Потом Людмила тащила его на себе через весь огород, а он вяло перебирал ногами. На крыльце он все-таки задержался. На улице вдоль забора стояли и смотрели на него, Алтынника, черные, похожие на ту собаку за баней старухи. Они заискивающе улыбались, надеясь, что если и не пригласят, то по крайности, может быть, вынесут угощение. Не потому, что были голодные, а ради праздника, На крыльце Алтынник оттолкнул от себя Людмилу.
- Эй, бабки! - закричал он, делая руками какие-то непонятные круговые движения. - Валите все сюда! Гулять будем! Алтынник женится. Он попытался изобразить что-то вроде ритуального индийского танца, но потерял равновесие и чуть не свалился с крыльца, спасибо Людмила вовремя подхватила. Старухи дружно загомонили и тут же повалили в калитку, словно прорвали запруду.
- Да куды ж вы, окаянные, лезете! - закричала Людмила, подпирая Алтынника плечом и подталкивая к двери. - Стыда на вас нету!
- Хозяин приглашает, - округляя "о" в слове "хозяин" и ставя ногу на крыльцо, упорствовала возглавлявшая шествие маленькая старуха с выдвинутым вперед подбородком.
- "Хозяин, хозяин", - передразнила Людмила, - Хозяин-то вон на ногах не стоит, а вам лишь бы попить да пожрать за чужой счет, бессовестные! Она втолкнула Алтынника в сени и захлопнула дверь перед самым носом маленькой старухи, и за дверью слышен был еще глухой недовольный гомон. В комнату Алтынник вполз чуть ли не на карачках. Из круговорота множества лиц, сливающихся в одно, выплыл со стаканом в руке Орфей Степанович.
- Выпей, Ваня, винца, полегчает, - говорил он, тыча стаканом Алтынника в нос. От одного только вида водки Алтынника перекосило всего, и он зарычал по- звериному и отчаянно замотал головой.
- Уйди, ненормальный! Уйди! - закричала Людмила учителю и ткнула в лицо ему маленьким своим кулачком. Из носа Орфея Степановича хлынула кровь и потекла на китель. Орфей Степанович неестественно задрал голову вверх и пошел, как слепой, к столу, в вытянутой руке держа перед собой стакан. Появились Борис и Вадик. Вдвоем подхватили они Алтынника под руки, втащили в соседнюю комнату. Людмила забежала вперед, сдернула с кровати одеяло, и Алтынник повалился в пуховую перину, как в преисподнюю. Последнее, что он помнил, это как кто-то стаскивал с него сапоги,
14
Не успел он заснуть, как его разбудили.
- Ваня, вставай. - Над ним стояла Людмила. Под потолком горела лампочка без абажура. За окном было черно,
- Сейчас утро или вечер? - спросил Алтынник.
- Полвторого ночи, - сказала Людмила. - Скоро поезд. Он послушно спустил ноги с кровати. Одеваться было трудно. Болела голова, жгло в груди и дрожали руки. А когда наклонился, чтобы намотать портянку, так замутило, что чуть не упал. Кое-как все же оделся и вышел в другую комнату. Старуха, босая и в нижней рубахе, хлопотала возле стола.
- Позавтракай, Ваня, - сказала она. На столе стояла сковородка с яичницей, пироги, полбутылки водки. Алтынника передернуло.
- Что ты, бабка, какой там завтрак. Он встал под рукомойник и нажал затылком штырек. Вода медленно текла по ушам и за шиворот. Потом он отряхнулся, как собака, и вытер лицо поданным ему бабкой полотенцем. Выпил ковшик воды из ведра. Вода была теплая и пахла железом. И от нее как будто он снова слегка захмелел. Повесил ковшик на ведро и долго стоял, бессмысленно глядя на стену прямо перед собой.
- Пойдем, Ваня, - тронула его за рукав Людмила. Он надел шинель, нахлобучил пилотку, тронул рукой - звездочка оказалась сзади, но поправлять не хотелось, каждое движение давалось с трудом. Взял чемодан. Бабка сунула ему узелок из старой, но чистой косынки.
- Чего это? - спросил он.
- Пироги с грибами. - Бабка заискивающе улыбнулась.
- Ой, бабка, - скривился Алтынник, - на кой мне эти ваши пироги.
- Ничего, ничего, в дороге покушаешь, - сказала Людмила. Она взяла у бабки узел и отворила дверь. Алтынник помотал головой, протянул бабке руку.
- До свиданья, бабка. - И первым вышел на улицу. На улице потеплело и стоял густой липкий туман. Иван шел впереди, ноги расползались в отмерзшей под снегом глине, он осторожно переставлял их, думая только о том, чтобы не упасть - потом не встанешь. Людмила сзади старалась ступать след в след. На станции Людмила едва успела сбегать к кассирше прокомпостировать билет - подошел поезд. Алтынник поднялся в тамбур, встал рядом с проводницей у открытой двери.
- Возьми пироги. - Людмила подала ему узел. Он вздохнул, но взял. Людмила стояла внизу маленькая, жалкая и, держась за поручень, смотрела на Ивана преданными глазами. Он молчал, переминался с ноги на ногу, ожидая, когда дадут отправление. Дежурный ударил в колокол, Зашипели тормоза, поезд тронулся. Людмила, держась за поручень, осторожно, боясь поскользнуться, пошла рядом.
- Уж ты, Ваня, не забывай, пиши почаще, - сказала она, - а то мы с мамой будем волноваться. А если что будет нужно из еды либо одежи, тоже пиши. Алтынник поколебался - сказать не сказать. Потом решил: была не была, наклонился и прокричал:
- Ты меня, Людмила, не жди! На том, что вы со мной сделали, я ставлю крест и больше к тебе не вернусь!
- Ax! - только успела раскрыть рот Людмила, но тут же ей пришлось отцепиться - поезд убыстрял ход.
15
Прошло, может быть, месяца три с тех пор, как Алтынник с тяжелой головой покинул станцию Кирзавод, выполнил свое командировочное задание и вернулся в родную часть. О том, что с ним за это время произошло, Алтынник никому не рассказывал, и никто не заметил в нем никаких перемен, кроме, пожалуй, Казика Иванова, который обратил внимание на то, что Алтынник совершенно перестал писать письма, но сам Казик никакого значения своему открытию не придал. Письма от заочниц Алтыннику еще поступали. Некоторые он просматривал, другие выбрасывал не читая. Не писал он, конечно, и Людмиле, и она тоже молчала. На октябрьские праздники демобилизовались последние однополчане, кому вышел срок в этом году, теперь Алтынник стал самым старослужащим, вышел, как говорят, на последнюю прямую. Последний год стал он тяготиться службой, надоело, считал дни, а дней оставалось неизвестно сколько, могут отпустить пораньше, а могут и задержать. Работы на аэродроме в последнее время он избегал, все время старался попасть в наряд - дежурным по летной столовой, по штабу или, в худшем случае, по эскадрилье. Так и кантовался он - лишь бы день до вечера, сутки в наряде, сутки свободен и снова в наряд. О женитьбе своей среди хлопот армейской жизни он иногда забывал, иногда она казалась ему просто кошмарным сном. Но убедиться в том, что это ему не приснилось, было совсем нетрудно, стоило только достать из кармана служебную книжку и открыть на странице "Особые отметки". Конечно, можно было протестовать против незаконного заключения брака, но Алтынник не верил, что жалобами можно чего-либо достичь. Как бы не было еще хуже, потому что он трижды, и грубейшим образом, нарушил армейские законы. Во- первых, сутки фактически пробыл в самоволке, а самовольная отлучка свыше двух часов считается дезертирством. Во-вторых, напился пьяный, что тоже запрещено. И, в-третьих, женился без разрешения командира части. Пытался свести штамп вареным яйцом - не получилось, думал залить чернилами - побоялся, что посадят за подделку документов. Оставалось ему ждать, что рано или поздно обман раскроется или что доживет он как-нибудь до демобилизации, а там сменит служебную книжку на чистый паспорт и - прощайте, Людмила Ивановна.
16
Однажды, вскоре после Нового года, был он в наряде дежурным по эскадрилье. Был понедельник, вегетарианский день (солдаты называют его итальянский) и день политзанятий. После завтрака эскадрилью построили и увели в клуб смотреть тематический кинофильм "Защита от ядерного нападения". Двух дневальных после уборки старшина де Голль увел на склад ОВС получать белье для бани. Алтынник еще раз обошел все комнаты казармы, проверил заправку постелей, поправил сложенные треугольником полотенца и вышел в коридор. Дневальный Пидоненко возле входа в казарму сидел верхом на тумбочке и ковырял ее вынутым из ножен кинжалом.
- Пидоненко, - сказал ему Алтынник, - смотри, Ишты-Шмишты должен зайти, попутает, что сидишь, двое суток влепит без разговоров.
- Не бойсь, не влепит, - сказал Пидоненко. - Приказ командира дивизии - техсостав не сажать.
- Это летом, - возразил Алтынник, - когда много полетов. А сейчас полетов нет, кому ты нужен. Однако настаивать он не стал, да и Пидоненко его не очень-то бы послушал. В авиации офицеров не больно боятся, а о младшем сержанте и говорить нечего. Алтынник ушел к себе в комнату и, расстегнув верхний крючок шинели, прилег на свою койку на нижнем ярусе, шапку сдвинул на лоб, а ноги в сапогах пристроил на табуретку. В казарме было жарко натоплено, клонило в сон. Но только он закрыл глаза, как в коридоре раздался зычный голос Пидоненко:
- Эскадрилья, встать! Смирно! Дежурный, на выход! Трахнувшись головой о верхнюю койку, Алтынник вскочил, быстро поправил постель, шапку, застегнул крючок шинели и, опрокинув табуретку, выскочил в коридор. Пидоненко по-прежнему сидел верхом на тумбочке, болтал ногами, и лицо его выражало полное удовлетворение оттого, что так ловко удалось провести дежурного.
- Дурак и не лечишься, - сказал Алтынник и покрутил у виска пальцем. Он хотел вернуться в казарму, но Пидоненко его окликнул:
- Алтынник!
- Чего? - Алтынник смотрел на него подозрительно, ожидая подвоха.
- Тебе Казик письмо принес.
- Ну давай заливай дальше.
- Не веришь, не надо. - Пидоненко вытащил из-под себя мятый конверт, стал вслух разбирать обратный адрес: - Станция... не пойму... Пивзавод, что ли?
- Дай сюда! - кинулся к нему Алтынник. Если б он просто сказал равнодушно, Пидоненко бы отдал, А тут ему захотелось подразнить дежурного, он соскочил с тумбочки, отбежал в сторону.
- Нет, нет, ты сперва спляши. Кто это? "Алтынник, - прочитал он, - Л. И.". Жена, что ли?
- Дай, тебе говорят! - Расставив руки, Алтынник пошел на него. Началась беготня. Опрокинули тумбочку. В конце концов договорились, что Пидоненко отдаст письмо за четыре (по числу углов на конверте) удара по носу. С красным носом, выступившей слезой и конвертом в руках Алтынник вернулся в свою комнату и у окна дрожащими от волнения руками вскрыл письмо. "Привет со станции Кирзавод!!! Здравствуйте, дорогой и любимый супруг Ваня, с приветом к вам ваша супруга Людмила, добрый день или вечер! Настоящим сообщаю, что мы живы и здоровы, чего и вам желаем в вашей молодой и цветущей жизни, а также в трудностях и лишениях воинской службы. У нас, Ваня, все хорошо. Учитель Орфей Степанович, которого видели вы на нашей свадьбе, в нетверезом виде попал под поезд, в виду чего на похороны приезжала его дочь Валентина из Германской Демократической республики. Она плакала и убивалась. На Октябрьские зарезали кабана, так что теперь живем с салом и мясом, одно только горе, что вы живете не поблизости и ничего нам не пишите вот уже целых три месяца. Мама все спрашивает, когда конец вашей армейской службе, а Вадик мне говорит: мама, можно я дядю Ваню буду называть папа? А вы как думаете, а???! О себе кончаю. Погоды у нас стоят холодные, много снега. Старики говорят, что урожай будет обильный. Борис вступил в партию КПСС, потому что перевели его на должность главным бухгалтером и работа очень ответственная. К сему остаюсь с приветом ваша любимая супруга Людмила. P. S. Ваня, приезжайте скорее, мама на пекла пирогов с грибами, они вас дожидаются". Не желая откладывать этого дела, Алтынник тут же примостился на тумбочке и составил ответ: "Людмила, во первых строках моего маленького послания разрешите сообщить вам, что наш законный брак считаю я недействительным, потому что вы с вашим братом Борисом (а еще коммунист!) обманули меня по пьяному делу, ввиду чего я считаю брак недействительным и прошу больше меня не беспокоить. С приветом не ваш Иван. Р. S. А насчет пирогов, кушайте их сами". Фамилию адресата написал он не "Алтынник", а "Сырова". Письмо это он отдал Казику Иванову, но попросил при этом отправить его через гражданскую почту доплатным. После этого он затаился и стал ждать возможных неприятностей, И через две недели получил новое письмо. Людмила писала так, как будто ничего не случилось: "Ваня, ваше письмо по лучили, большое спасибо. У нас все по старому. Мама не много болели верхним катаром дыхательных путей, теперь по правились. Соседа нашего Юрку Крынина ударило током, когда он починял телевизор. Наши мужики за копали его в землю, а надо было делать искусственное дыхание рот- в-рот, в результате чего летальный исход неизбежен. Ваня, я хочу сообщить вам огромную радость, которая переполняет всю мою душу и сердце. У нас будет... ребенок!!! Как вы на это смотрите, а???" Алтынник на это посмотрел так, что в глазах у него потемнело. В своем ответе он написал: "Людмила, вы эти свои шутки бросьте, потому что мы были с вами только один раз, и то еще не известно. Отчего вы должны были предохраняться, если на себя не надеялись. Тем более что с незнакомым мужчиной, с которым до этого не были лично знакомы, а знакомство было на основании взаимной переписки, куда вы подложили фото, где вы снимались до Революции. А если у вас будет ребенок, то он будет не мой, что может показать судебная экспертиза, вы являетесь медиком по здоровью населения и должны это хорошо себе знать и зарубить на своем носу. А от пирогов ваших меня давно тошнит, к чему и остаюсь не ваш Иван". Это письмо он тоже отправил доплатным. Несмотря на это, она продолжала регулярно писать, аккуратно отделяя приставки от остальных частей слова и сообщая Алтыннику станционные новости, с кем что случилось. И даже когда Алтынник перестал отвечать на ее письма и перестал их читать и, не читая, вкладывал в конверт и отправлял их назад доплатным, Людмила не отчаялась, не опустила руки, а продолжала писать с завидной настойчивостью. 23 февраля получил Алтынник от нее поздравительную телеграмму, а на 1 мая пришла посылка, которую он получать отказался и не поинтересовался, что в ней находится, но думал, что там пироги с грибами, и, наверное, не ошибся.
17
Летом полк переехал в лагеря в деревню Граково. В первый месяц в увольнения не пускали, было много работы. Сезон начался с лесных происшествий. Один летчик заблудился в воздухе, израсходовал керосин и сел в чистом поле за сорок километров от аэродрома с убранными шасси. Самолет списали. Другой летчик сломал на посадке переднюю ногу шасси, выворотил пушки, одна из которых пробила керосиновый бак. Когда взломали заклинившийся фонарь кабины, летчик сидел по горло в керосине, хорошо, что еще не загорелся. Для расследования происшествий приезжала высокая комиссия во главе с генералом. Целыми днями генерал в длинных синих трусах лазил с бреднем по местной речке Граковке, а по ночам играл в преферанс со старшими офицерами. Проиграл, говорят, четыре рубля. Что касается происшествий, то по ним комиссия составила заключение, что виной всему слабая воинская дисциплина. За то, что летчики не умеют летать, досталось больше всего, конечно, срочной службе. Рядовой и сержантский состав лишили на месяц увольнении. Правда, ходить все равно было некуда: в деревне одни старухи, а несколько молодых девчонок, которые там еще оставались, всё работали в части поварами и официантками в летной столовой. Официантки солдатами и сержантами пренебрегали, летом им хватало и офицеров. Но километрах в трех от деревни была станция - тоже Граково, и совхоз Граково. Там у Алтынника была знакомая девушка по имени Нина. Ей было семнадцать лет, и она училась в десятом классе, У Алтынника были на Нину серьезные виды, и он нетерпеливо ждал, когда кончится этот проклятый месяц и можно будет вырваться в увольнение. И вот наконец этот день наступил, В субботу после полетов семь человек выстроились на линейке перед палатками. Старшина де Голль, заложив руки за спину, прошел перед строем, проверяя чистоту под- воротничков, блеск пуговиц и сапог. Остановился напротив Алтынника и долго его разглядывал, Алтынник весь напрягся: сейчас старшина к чему-нибудь придерется.
- Алтынник, - сказал старшина, - комэска тебя вызывает.
- Зачем? - удивился Алтынник.
- Раз вызывает, значит, нужно. Майора Ишты-Шмишты нашел он в беседке напротив штаба, где у летчиков бывал разбор полетов, а у механиков политзанятия. На восьмигранном столике перед майором лежали шлемофон с очками, планшет и толстый журнал, куда майор, высунув от напряжения язык, записывал сведения о последнем летном дне. Если бы Алтынник встретил майора на улице в гражданском костюме, он никогда не поверил бы, что этот тучный, обрюзгший, с бабьим лицом человек летает на реактивном истребителе и считается одним из лучших летчиков во всей дивизии. Впрочем, многие считали майора дураком, потому что он ездил на велосипеде, в отличие от других летчиков, имевших автомобили. Отпечатав, как положено, три последних шага строевым, Алтынник вытянулся перед майором и кинул ладонь к пилотке.
- Товарищ майор, младший сержант Алтынник по вашему приказанию прибыл. На секунду оторвавшись от журнала, майор поднял глаза на Алтынника и покачал головой.
- Ишь ты, шмиш ты, надраился, как самовар. В увольнение собираешься?
- Так точно, товарищ майор! - рявкнул Алтынник.
- Пьянствовать думаешь? -. Майор склонился над журналом.
- Никак нет!
- А может быть, у тебя свидание с девушкой?
- Так точно! - Алтынник интимно улыбнулся в том смысле, что, дескать, мы, мужчины, можем понять друг друга. Но майор этой улыбки не видел, потому что писал.
- Так-так. - Майор перевернул страницу и стал строчить дальше. - А служебная книжка у тебя с собой?
- Так точно! - механически прокричал Алтынник и тут почувствовал, как сердце в груди сжалось. Он понял, что то, чего долго боялся, пришло.
- Положи сюда, - Свободной левой рукой майор хлопнул по столу, показывая, куда именно Алтынник должен положить служебную книжку. При этом, не поднимая головы, он продолжал писать. Алтынник расстегнул правый карман, нащупал твердую обложку документа, но вынимать медлил, как будто мог думать, что майор забудет.
- Давай, давай, - сказал майор и, не глядя на Алтынника, протянул руку, Замирая от страха и от предчувствия беды, Алтынник положил книжку на край стола. Майор сгреб и пододвинул ее к себе. Продолжая что-то писать в журнале, он одновременно перелистывал страницы книжки и перебрасывал взгляд с одного на другое, так что Алтынник, как ни был напуган предстоящим, а удивился: здорово это у него получается, и тут и там успевает. Так, перелистывая служебную книжку, майор дошел до того места, где стоял злополучный штамп. Майор глянул на штамп, дописал еще какую-то фразу, поставил точку, отодвинул в сторону журнал вместе с планшетом и шлемофоном и придвинул к себе служебную книжку.
- Ишь ты, шмиш ты! - удивленно сказал он, разглядывая книжку как-то сбоку.
- "Зарегистрирован брак с Сыровой Людмилой Ивановной". Что это такое? - Он отодвинулся от книжки и тыкал пальцем в штамп с такой брезгливостью, словно это был какой-нибудь клоп или таракан. Не зная, что сказать, Алтынник молчал.
- Я вас спрашиваю, что это такое? - Майор грохнул кулаком по столу так, что планшет с шлемофоном подпрыгнули. Алтынник не реагировал.
- Алтынник! - распалялся майор. - Я вас русским языком спрашиваю: где вы нашли эту Людмилу Сырову? Кто вам давал право жениться без разрешения командира полка? И тут Алтынник почувствовал, как все, что у него накопилось за это время, подступило к горлу комком и вдруг вырвалось каким-то странным и диким звуком, похожим на овечье блеянье.
- Вы что - смеетесь? - удивился майор. Но тут же он понял, что Алтынник совсем не смеется, а схватился за столб и колотится в истерике.
- Алтынник, ты что? Что с тобой? Перепуганный майор подбежал к Алтыннику, схватил за плечи, заглянул в лицо. Алтыннику было стыдно за то, что он так воет, он хотел, но не мог сдержаться.
- Алтынник, - тихо, чуть ли не шепотом сказал майор, - Ну, перестань, пожалуйста. Я тебя очень прошу. Я не хотел тебя обижать. Конечно, ну встретил ты там какую-то женщину, полюбил, решил жениться, пожалуйста, никто тебе не мешает. Но ты хоть предупреди, хоть скажи, чтоб я знал. А то вдруг ни с того, ни с сего получаю эту писульку. Он достал из планшета лист из тетради в клеточку, и Алтынник, все еще всхлипывая, но уже гораздо спокойнее, увидел знакомый почерк: "В виду не устойчивого морального облика моего мужа Алтынника Ивана, прошу не от пускать его в увольнение, что бы избежать случайного знакомства с женщинами легкого по ведения и сохранить развал семьи, более не желательные по следствия. К сему..." И какая-то закорючка и в скобках печатными буквами: "Алтынник". Дочитал Алтынник этот документ до конца, задержал взгляд на подписи и почувствовал, как губы его опять поползли в разные стороны и он снова заплакал, да так безутешно, как не плакал, может быть, с самого детства,
18
В сентябре отпускали первую очередь демобилизованных. Оказалось их в эскадрилье всего восемь человек, в том числе и Алтынник. Накануне вечером Ишты-Шмишты произнес перед строем торжественную речь и каждому из восьми выдал по грамоте. Пришел он и утром после завтрака, когда демобилизованные вышли на линейку с чемоданами. Явился в парадной форме, которую за два десятка лет службы носить так и не научился. Ремень на боку, фуражка на ушах. Алтынник, как старший по званию, скомандовал "смирно".
- Вольно, -сказал майор. Прошел перед строем. - Ишь ты, шмиш ты, собрались. Рады небось? Надоело? - Воровато оглянувшись, он сказал шепотом:--Да мне, если честно сказать, самому надоело. Во! -ребром ладони он провел по горлу. Демобилизованные засмеялись, и вместе со всеми Алтынник. И, может быть, первый раз за все время он понял, что Ишты-Шмишты, в сущности, неплохой мужик и что, как видно, ему, несмотря на то, что он майор, летчик первого класса, получает кучу денег, здесь тоже несладко. Майор пожал каждому руку, пожелал всего, чего желают в таких случаях. Алтынник скомандовал "налево" и "шагом марш", и демобилизованные пошли к проходной не строем, а так - кучей. Машину им, конечно, не дали. Вчера, говорят, Ишты-Шмишты поругался из-за этого с командиром полка. А идти до станции предстояло километра три с вещами. Уже подходя к КПП, встретили Казика Иванова с сумкой. Кинулись в последний раз к нему - нет ли писем.
- Тебе есть, - сказал Казик Алтыннику.
- От кого?
- Из Житомира.
- Возьми его себе, - махнул рукой Алтынник.
- Договорились, - засмеялся Казик и поманил Алтынника в сторону. - Слушай, там тебя на КПП баба какая-то дожидается.
- Какая баба? - насторожился Алтынник.
- Не знаю, какая. С ребенком. Говорит: жена. У Алтынника руки опустились.
- Ребята, вы идите, -крикнул он остальным, -я сейчас догоню! Подумав, он решил двинуться через дальнюю проходную, бывшую в другом конце городка. Но, когда вышел за ворота, первый человек, которого он увидел, был Борис. В новом синем костюме, в белой рубашке с галстуком, Борис разговаривал с часовым. Увидев Алтынника, Борис заулыбался приветливо и пошел навстречу, Алтынник опустил чемодан на землю.
- Ты чего здесь делаешь? - спросил он хмуро.
- Да это все Людка панику навела. - Борис засмеялся. - Пойди, говорит, там покарауль, а то он, может, не знает, что мы здесь стоим. - Он повернулся в сторону главной проходной и, приложив ко рту ладонь, закричал:
- Людка! Давай сюда! Алтынник растерялся. Что делать? Бежать? Да куда побежишь с чемоданом? Догонят. А Людмила с белым свертком, перевязанным синей лентой, уже приближалась.
- Не плачь, не плачь, - бормотала она на бегу, встряхивая сверток, - вот он, наш папочка дорогой. Вот он нас ждет. Не плачь. Она перехватила сверток в левую руку, а правую, не успел Алтынник опомниться, обвила вокруг его шеи и впилась в его губы своими. Не резко, но настойчиво отжал он Людмилу от себя, отошел в сторону и рукавом вытер губы.
- Чего это? - спросил он, кивая на сверток.
- "Чего", - хмуро передразнил Борис. - Не "чего", а "кто". Это человек.
- Это твой сынок, Ваня, - подтвердила Людмила. - Петр Иванович Алтынник. Из свертка послышался какой-то писк, который, по всей вероятности, издал Петр Иванович. Людмила снова стала подбрасывать его и бормотать:
- Ну-ну, не плачь, Петенька, птенчик мой золотой. Твой папка тут, он тебя не бросит. Алтынник прошелся вокруг чемодана.
- Вот что, Людмила, - сказал он негромко, - ты меня ребенком своим не шаржируй, потому что я не знаю, откуда он у тебя есть, и никакого к нему отношения не имею. Что касается всего остального, то я нашу женитьбу ни за что не считаю, потому что вы завлекли меня обманом в виде нетверезого состояния. Он взял станцию.
- Ой, господи! Ой, несчастье! - запричитала и засеменила рядом Людмила.
- Обманули! - закричала она неожиданно тонким и противным голосом. - Обманули! Алтынник прибавил шагу.
- Петенька! - закричала Людмила свертку, - Сыночек! Обманул тебя папка! Бросил! Родной папка! Сиротинушка ты моя горемычная! Алтынник не выдержал, остановился. Оглянулся на проходную, там уже высыпали и с любопытством смотрели свободные солдаты из караульного помещения.
- Людмила, - сказал он проникновенно. - Я тебя прошу, оставь меня в покое. Ты же знаешь, что я тут ни при чем,
- Да как же - ни при чем, - подошел Борис. - Ведь ребенок весь в тебя, как вылитый. У нас вся деревня, кому ни показывали, говорит: капля воды - Иван. Да ты сам погляди. Людка, не ори, дай-ка сюда робенка. Он взял у сестры сверток и развернул сверху. Алтынник невольно скосил глаза. Там лежало что-то красное, сморщенное, похожее скорее на недозрелый помидор, чем на него, Ивана Алтынника. Но что-то такое, что было выше его, шепнуло ему на ухо: "Твой". И сжалось в тоске, и заныло сердце. Но сдаться для него сейчас - значило смириться и поставить крест на всем, к чему он стремился.
- Не мой, - сказал Алтынник и облизнул губы.
- Ах, не твой? -вскрикнула Людмила. -Вот тебе! -И Алтынник не успел глазом моргнуть, как сверток очутился в пыли у его ног. - Забери его, гад ненормальный! - закричала Людмила и побежала в сторону станции. -Борис!
-позвала она уже издалека. -Пойдем отсюдова, чего там стоишь?
- Я сейчас, - сказал Борис виновато и сперва нерешительно, а потом бегом кинулся за Людмилой. Догнал ее, остановил, о чем-то они коротко между собой поспорили и пошли, не оглядываясь, дальше. С чемоданом в руках и с раскрытым ртом Алтынник долго стоял и смотрел им вслед.
- У а! - послышался у его ног слабый писк. - Уа! Он поставил чемодан и опустился на колени над свертком. Отвернул угол одеяла. Маленькое красное существо, у которого не было ничего, кроме широко раскрытого рта, закатывалось от невыносимого горя. И казалось непонятным, откуда столько силы, чтобы так кричать.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
/ Полные произведения / Войнович В. / Путем взаимной переписки
|
|