Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Дюма А. / Королева Марго

Королева Марго [31/39]

  Скачать полное произведение

    Передняя, как мы уже сказали, была пуста, когда к Генриху проникла Маргарита.
     Как ни легки были шаги королевы, Генрих услыхал их и обернулся.
     - Это вы, ваше величество? - спросил он.
     - Да. Читайте скорее, - ответила Маргарита и подала ему раскрытое письмо.
     В письме были следующие строки:
     "Государь! Настало время осуществить наш план бегства. На послезавтра назначена соколиная охота вдоль Сены - от Сен-Жермена до Домиков, то есть - на протяжении всего леса.
     Примите участие в этой охоте, хотя это охота соколиная; наденьте под платье добрую кольчугу, возьмите лучшую Вашу шпагу, выберите самого породистого коня в Вашей конюшне.
     Около полудня, то есть в разгар охоты, как только король поскачет за соколом, ускользните один, если поедете на охоту один, или с королевой Наваррской, если королева едет с Вами.
     Пятьдесят наших спрячутся в павильоне Франциска I; ключ от павильона у нас есть; никто не будет знать, что они там, - они приедут ночью, и ставни будут закрыты.
     Вы проедете по Дороге Фиалок, в конце которой буду ждать Вас я, а справа от дороги на полянке будут с двумя запасными лошадьми г.г. Ла Моль и Коконнас. Эти лошади предназначаются для смены, на случай, если Ваша лошадь и лошадь ее величества королевы Наваррской устанут.
     Прощайте, государь, будьте готовы, - мы-то будем!".
     - Жребий брошен! - произнесла Маргарита те самые слова, которые тысячу шестьсот лет назад произнес Цезарь на берегу Рубикона.
     - Хорошо, ваше величество, - ответил Генрих, - я не обману ваших ожиданий.
     - Станьте героем, государь, это не трудно: вы должны только идти своей дорогой, а для меня создайте красивый трон, - сказала дочь Генриха II.
     Неуловимая улыбка скользнула по тонким губам Беарнца. Он поцеловал руку Маргариты и вышел первым, чтобы осмотреть проход, мурлыча припев старинной песни:
     Тот, кто строил крепко замок,
     В нем не будет жить.
     Предосторожность оказалась нелишней: в ту минуту, когда он отворил дверь своей опочивальни, герцог Алансонский отворил дверь своей передней; Генрих сделал знак рукой Маргарите и громко сказал:
     - А-а! Это вы, мой брат! Добро пожаловать! По знаку мужа королева все поняла и бросилась в туалетную комнату, дверь в которую была завешена огромным стенным ковром.
     Герцог Алансонский вошел робким шагом, то и дело озираясь.
     - Мы одни, брат мой? - вполголоса спросил он.
     - Совсем одни. Что случилось? У вас такой взволнованный вид.
     - Генрих, мы разоблачены!
     - Каким образом?
     - Де Муи арестован.
     - Я знаю.
     - И де Муи все рассказал королю.
     - Что же он сказал?
     - Что я желал занять наваррский престол и что с этой целью вступил в заговор.
     - Ах, бедняга! - сказал Генрих. - Вот вы и скомпрометированы, мой бедный брат. Почему же вы до сих пор не арестованы?
     - Я и сам не знаю. Король издевался надо мной, притворяясь, что дарует мне наваррский престол. Он, разумеется, рассчитывал вырвать у меня признание из глубины души, но я ничего не выдал.
     - И хорошо сделали. Черт возьми! - сказал Беарнец. - Будем держаться стойко - от этого зависит наша с вами жизнь.
     - Да, положение затруднительное, - ответил Франсуа, - потому-то, брат мой, я и пришел просить у вас совета: как вы думаете - бежать мне или оставаться?
     - Ведь вы же видели короля, коль скоро он с вами говорил?
     - Конечно!
     - Так вы должны были прочесть его мысли. Руководствуйтесь своим чутьем.
     - Я предпочел бы остаться здесь.
     Как ни владел собой Генрих, на лице его мелькнуло радостное выражение, и, сколь неуловимым оно ни было, Франсуа подметил его на лету.
     - Так оставайтесь! - сказал Генрих'.
     - А вы?
     - Я-то, разумеется, останусь! Мне вовсе незачем ехать, коль скоро вы остаетесь здесь, - возразил Генрих. - Я ведь хотел уехать вместе с вами только из дружеских чувств, чтобы не расставаться с любимым братом.
     - Конец всем нашим планам, - сказал герцог Алансонский, - вы отступаете без боя при первом налете злого рока.
     - Я не вижу злого рока в том, что останусь здесь, - отвечал Генрих, - с моим беспечным нравом мне везде хорошо.
     - Хорошо, пусть так, не будем больше говорить об этом, - сказал герцог Алансонский. - Но если вы примете какое-нибудь другое решение, известите меня.
     - Черт побери! Я не премину это сделать, можете мне поверить, - сказал Генрих. - Разве мы не условились, что у нас нет тайн друг от друга?
     Герцог Алансонский больше не настаивал и, глубоко задумавшись, удалился: он заметил, что в какое-то мгновение стенной ковер на двери туалетной комнаты всколыхнулся.
     В самом деле, как только герцог Алансонский вышел, стенной ковер приподнялся, и Маргарита появилась снова.
     - Что вы думаете об этом визите? - спросил Генрих.
     - Думаю, что произошло нечто новое и важное.
     - А что, по-вашему, могло случиться?
     - Еще не знаю, но узнаю. - А до этого?
     - А до этого - непременно зайдите ко мне завтра вечером.
     - Непременно зайду! - ответил Генрих, любезно целуя жене руку.
     С теми же предосторожностями, с какими Маргарита вышла из своих покоев, она вернулась к себе. Глава 9 КНИГА О СОКОЛИНОЙ ОХОТЕ
     Тридцать шесть часов протекло после событий, о которых мы сейчас рассказали. День только занимался, но в Лувре все уже встали, как это всегда бывало в дни охоты, а герцог Алансонский отправился к королеве-матери, памятуя о приглашении, которое он от нее получил.
     Королевы-матери уже не было в ее опочивальне, но она приказала, чтобы герцога попросили подождать, если он явится.
     Через несколько минут она вышла из потайного кабинета, куда никто, кроме нее, не входил, и куда она удалялась для занятий химическими опытами.
     То ли в открытую дверь, то ли пристав к одежде Екатерины, в комнату вместе с королевой-матерью проник какой-то острый, едкий запах, и герцог увидел в эту дверь густой дым, как от ароматических курений, плававший белым облаком в лаборатории, откуда вышла королева.
     Герцог не мог удержаться от любопытного взгляда.
     - Да, - сказала Екатерина Медичи, - да, я сожгла кое-какие старые пергаменты, и от них пошла такая вонь, что я подбросила в жаровню немного можжевельника, - от него-то и пошел этот запах.
     Герцог Алансонский поклонился.
     - Ну что у вас нового со вчерашнего дня? - спросила Екатерина, пряча в широкие рукава халата руки, испещренные красновато-желтыми пятнами.
     - Ничего, матушка, - ответил герцог.
     - Вы виделись с Генрихом?
     - Виделся.
     - И он по-прежнему отказывается уезжать?
     - Наотрез.
     - Обманщик!
     - Что вы сказали, матушка?
     - Я сказала, что он уедет.
     - Вы думаете?
     - Уверена.
     - Значит, он ускользнет от нас?
     - Да, - ответила Екатерина.
     - И вы дадите ему уехать?
     - Не только дам, я скажу больше: необходимо, чтобы он уехал.
     - Я вас не понимаю, матушка.
     - Франсуа! Выслушайте внимательно то, что я сейчас вам скажу. Один весьма искусный врач - это он дал мне книгу об охоте, которую вы отнесете Генриху, - уверял меня, что у короля Наваррского вот-вот начнется какая-то изнурительная болезнь, одна из тех болезней, которые не милуют и против которых у науки нет никаких средств. Теперь вам понятно, что если ему суждено умереть от столь жестокого недуга, пусть лучше он умрет вдали от нас, не на наших глазах, не при дворе.
     - Вы правы, это очень огорчило бы нас, - сказал герцог.
     - Особенно вашего брата Карла, - добавила Екатерина. - А вот если Генрих умрет, ослушавшись его, король увидит в его смерти небесную кару.
     - Вы правы, матушка, - с восхищением ответил герцог Алансонский, - его отъезд необходим. Но вы уверены в том, что он уедет?
     - Он уже принял для этого все меры. Встреча назначена в Сен-Жерменском лесу. Пятьдесят гугенотов должны сопровождать его до Фонтенбло, а там будут ждать еще пятьсот.
     - А моя сестра Марго тоже едет с ним? - с легким колебанием спросил заметно побледневший герцог.
     - Да, - ответила Екатерина, - это решено. Но как только Генрих умрет. Марго вернется ко двору свободной вдовой.
     - А Генрих умрет, матушка? Вы в этом уверены?
     - По крайней мере, так утверждает врач, который дал мне книгу об охоте.
     - А где же эта книга?
     Екатерина неспешным шагом подошла к таинственному кабинету, отворила дверь, прошла в глубь кабинета и тут же вновь появилась с книгой в руках.
     - Вот она, - сказала королева-мать. Герцог Алансонский не без ужаса посмотрел на книгу, которую ему протягивала мать.
     - Что это за книга, матушка? - задрожав от страха, спросил герцог.
     - Я уже сказала вам, сын мой, это трактат об искусстве выращивать и вынашивать соколов, кречетов и ястребов, написанная весьма ученым человеком, луккским правителем - синьором Каструччо Кастракани.
     - А что я должен с ней делать?
     - Отнести вашему другу Анрио, который, как вы говорили, просил у вас эту или какую-нибудь другую книгу в том же роде, чтобы постичь науку соколиной охоты. А так как на сегодня назначена охота с ловчими птицами, в которой примет участие сам король, он не преминет прочесть хоть несколько страниц, чтобы показать королю, что он послушался его советов и взялся за учение. Все дело в том, чтобы вручить книгу самому Генриху.
     - О нет, я не посмею! - весь дрожа, ответил герцог.
     - Отчего? - спросила Екатерина. - Книга как книга, только она долго лежала в запертом шкафу, и страницы слиплись. Вы сами, Франсуа, не пробуйте ее читать, потому что придется мусолить пальцы и отделять страницу от страницы, а это очень долго и очень трудно.
     - Значит, только тот, кто жаждет знаний, станет тратить на это время и так усердно трудиться? - спросил герцог Алансонский.
     - Совершенно верно, вы правильно меня поняли, сын мой.
     - Ага! Вон и Анрио - он уже во дворе, - сказал герцог Алансонский. - Дайте книгу, матушка, дайте книгу! Я воспользуюсь его отсутствием и отнесу ему книгу; он вернется и найдет ее у себя.
     - Я предпочла бы, чтобы вы передали ее из рук в руки, Франсуа, - так было бы вернее.
     - Я уже сказал вам, что не посмею, - возразил герцог.
     - Пустяки! Во всяком случае, положите ее на видном месте.
     - Раскрытую? Или класть раскрытую не стоит?
     - Нет, так будет лучше.
     - Ну дайте.
     Герцог Алансонский дрожащей рукой взял книгу из твердой руки, которую протянула ему Екатерина.
     - Берите же, берите, - сказала Екатерина, - раз я ее трогаю, значит это не опасно, а вы еще и в перчатках.
     Для герцога Алансонского этой предосторожности было мало, и он завернул книгу в плащ.
     - Скорей, скорей! - сказала Екатерина, - Генрих может вернуться с минуты на минуту.
     - Вы правы, сударыня, я иду, - сказал герцог и вышел, шатаясь от волнения.
     Мы уже не раз вводили нашего читателя в покои короля Наваррского и делали его свидетелем происходивших там событий - то страшных, то радостных, в зависимости от того, грозил или улыбался гений-покровитель будущему французскому королю.
     Но никогда в этих стенах, забрызганных кровью убийств, залитых вином кутежей, опрысканных духами перед любовными свиданиями, никогда в этом уголке Лувра не появлялось лицо, более бледное, чем лицо герцога Алансонского, когда он с книгой в руке отворял дверь в опочивальню короля Наваррского.
     А между тем в ней, как и ожидал герцог, не было никого, кто мог бы тревожным или любопытным оком подсмотреть, что он собирался сделать. Первые лучи солнца освещали совершенно пустую комнату.
     На стене висела наготове шпага, которую де Муи советовал Генриху взять с собой. Несколько звеньев от пояса-цепи валялось на полу. Туго набитый кошелек почтенных размеров и маленький кинжал лежали на столе; легкий пепел еще носился в камине, и все это вместе с другими признаками говорило герцогу Алансонскому, что король Наваррский надел кольчугу, потребовал от своего казначея денег и сжег компрометирующие бумаги.
     - Матушка не ошиблась. Этот обманщик предает меня! - сказал герцог Алансонский.
     Это заключение несомненно придало новые силы молодому человеку, ибо после того, как он обшарил глазами каждый уголок комнаты, после того, как он приподнял все стенные ковры, и после того, как сильный шум, долетавший со двора, и полная тишина, царившая в покоях Генриха, убедили герцога, что никто и не думает за ним подсматривать, он вынул книгу из плаща и быстрым движением положил ее на стол, где лежал кошелек, прислонил ее к пюпитру из резного дуба; тотчас же отойдя подальше, он протянул руку в перчатке и с нерешительностью, выдававшей его страх, раскрыл книгу на странице с охотничьей гравюрой.
     Раскрыв книгу, герцог Алансонский отступил на три шага, сорвал с руки перчатку и бросил ее в еще горевшую жаровню, которая только что поглотила письма. Мягкая кожа зашипела на угольях, свернулась и развернулась, как большая мертвая змея, и вскоре от нее остался лишь черный сморщенный комочек.
     Герцог Алансонский подождал, пока пламя сожжет перчатку окончательно, затем свернул плащ, в котором принес книгу, сунул его под мышку и скорыми шагами удалился к себе. С бьющимся сердцем отворяя свою дверь, он услыхал на винтовой лестнице чьи-то шаги; будучи совершенно уверен, что это возвращается Генрих, он быстро запер за собой дверь.
     Он бросился к окну, но из окна видна была только часть луврского двора. Генриха в этой части не было, и герцог окончательно убедился, что это возвращается к себе Генрих.
     Герцог сел, раскрыл книгу и попытался читать. Это была история Франции от эпохи Фарамона до Генриха II, который спустя несколько дней после своего восшествия на престол дал привилегию на ее печатание.
     Но мысли герцога витали далеко: лихорадка ожидания сжигала его жилы. Биение в висках отдавалось в самой глубине мозга, и, как это бывает иногда во сне или в магнетическом экстазе, Франсуа казалось, что он видит сквозь стены; взгляд его проникал в комнату Генриха, несмотря на тройное препятствие, отделявшее его от комнаты.
     Чтобы удалить страшный предмет, который, как ему казалось, он видел своим внутренним взором, герцог пытался сосредоточить взгляд на чем-нибудь другом, не на этой страшной книге, прислоненной к дубовому пюпитру и открытой на охотничьей гравюре. Но тщетно брал он в руки то один, то другой предмет из своего оружия, то одну, то другую Драгоценность, и сотни раз прошагал взад и вперед по одной линии: каждая подробность гравюры, которую, кстати сказать, герцог видел мельком, запечатлелась у него в мозгу. То был какой-то дворянин на коне - он сам исполнял обязанности сокольника, махал вабилом, подманивая сокола, и скакал во весь опор среди болотных трав. Как ни сильна была воля герцога, воспоминание торжествовало над волей.
     Кроме того, он видел не только книгу, но и короля Наваррского: он подходит к книге, смотрит на гравюру, пытается переворачивать страницы, но страницы слиплись, это ему мешает, он мусолит палец и, устранив помеху, листает книгу.
     Сколь ни мнимо, сколь ни фантастично было это видение, герцог Алансонский зашатался и вынужден был опереться на стол одной рукой, а другой прикрыть глаза, как будто, прикрыв глаза, он не так ясно видел то зрелище, от которого хотел бежать.
     А зрелище было плодом его воображения!
     Вдруг герцог Алансонский увидел, что по двору идет Генрих: он остановился на несколько минут около людей, грузивших на двух мулов якобы охотничьи припасы, которые на самом деле были не чем иным, как деньгами и вещами, необходимыми для путешествия, и, отдав распоряжения, пересек двор по диагонали, очевидно, направляясь к входной двери.
     Герцог Алансонский застыл на месте. Значит, по потайной лестнице поднимался не Генрих! Значит, все душевные муки, которые он претерпевал в течение четверти часа, он претерпел напрасно! То, что он считал уже конченным или близким к концу, должно было только начаться.
     Герцог Алансонский открыл дверь своей комнаты, закрыл ее за собой и, подойдя к двери в коридор, прислушался. На сей раз ошибиться было невозможно: это в самом деле был Генрих. Герцог Алансонский узнал его походку и даже характерный звон колесиков его шпор.
     Дверь в покои Генриха отворилась и захлопнулась. Герцог Алансонский вернулся к себе в комнату и упал в кресло.
     - Да! Да! - рассуждал он сам с собой. - Вот что там происходит: он прошел в переднюю, прошел первую комнату, вошел в опочивальню; теперь он ищет глазами шпагу, кошелек, кинжал и на том же столике вдруг видит раскрытую книгу. "Что это за книга? - спрашивает он себя. - Кто мне ее принес?" Затем он подходит ближе, видит гравюру, на которой изображен всадник, подманивающий сокола, хочет почитать книгу и пытается перевернуть страницу.
     Холодный пот выступил на лбу Франсуа.
     "Будет ли он звать на помощь? - продолжал герцог. - Действует ли этот яд сразу? Нет, конечно, нет: ведь матушка сказала, что он медленно умрет от истощения".
     Эта мысль немного успокоила его.
     Так прошло десять минут - целая вечность мучительной тревоги, прожитая мгновенье за мгновеньем, и каждое из этих мгновений несло с собою все, что порождает в воображении человека безумный страх - целый мир видений.
     Герцог Алансонский де выдержал, встал и прошел через переднюю - здесь уже начали собираться его придворные.
     - Привет вам, господа! - сказал он. - Я спущусь к королю.
     Чтобы обмануть снедающее его волнение, а может быть, чтобы подготовить себе алиби, герцог в самом деле спустился к брату. Зачем он шел к нему? Он и сам не знал... Что он мог сказать брату?.. Ничего! Не к Карлу он шел, он бежал от Генриха.
     Он спустился по винтовой лестнице и увидел, что дверь короля приоткрыта.
     Стража пропустила герцога, не останавливая: в дни охоты этикет отменялся, и вход был свободен.
     Франсуа прошел сначала переднюю, потом гостиную, потом опочивальню, не встретив никого; он подумал, что Карл, наверно, в Оружейной, и отворил дверь из опочивальни в Оружейную.
     Карл сидел за столом, спиной к двери, в которую вошел Франсуа, в большом кресле с резной остроконечной спинкой.
     Он, видимо, был погружен в какое-то занятие, которое захватило его целиком.
     Герцог подошел к нему на цыпочках; Карл читал.
     - Прекрасная книга, ей-ей! - неожиданно воскликнул он. - Я много слышал о ней, но не знал, что она есть во Франции!
     Герцог Алансонский прислушался и сделал шаг вперед.
     - Проклятые страницы! - сказал король, поднеся палец к губам и нажимая им на страницу, которую он прочитал, чтобы отделить ее, от следующей, которую он собирался прочитать. - Можно подумать, будто кто-то нарочно склеил все страницы, чтобы скрыть от человеческих глаз чудеса, которые заключены в этой книге!
     Герцог Алансонский рванулся вперед.
     Книга, над которой склонился Карл, была та, которую он оставил у Генриха!
     У него вырвался глухой крик.
     - А-а! Это вы, Алансон? - сказал Карл. - Добро пожаловать! Подойдите и посмотрите на самую прекрасную книгу о соколиной охоте, которая когда-либо выходила из-под пера человека.
     Первым движением герцога Алансонского было вырвать книгу из рук брата, но адская мысль пригвоздила его к месту, страшная усмешка пробежала по его белым губам, и он, словно ослепленный молнией, провел рукой по глазам.
     Мало-помалу он пришел в себя, но не сделал ни шагу ни вперед, ни назад.
     - Государь! Как попала эта книга в руки вашего величества? - спросил герцог Алансонский.
     - Очень просто. Сегодня утром я поднялся к Анрио посмотреть, готов ли он, но его уже не было дома, - верно, бегал по псарням и конюшням; однако вместо него я нашел там это сокровище и принес сюда, чтобы почитать всласть.
     Король опять поднес палец к губам и опять перевернул строптивую страницу.
     - Государь! - пролепетал герцог Алансонский, у которого волосы встали дыбом и который почувствовал какое-то страшное томление во всем теле. - Я пришел сказать вам...
     - Дайте мне кончить главу, Франсуа, а потом говорите все, что вам будет угодно, - ответил Карл. - Я прочел уже пятьдесят страниц - иными словами, я просто пожираю эту книгу.
     "Он принял яд двадцать пять раз, - подумал Франсуа. - Мой брат уже мертвец!".
     И тут он подумал, что, пожалуй, это перст Божий, а отнюдь не случайность.
     Франсуа дрожащей рукой вытер холодный пот, струившийся у него по лбу, и, исполняя приказание брата, принялся ждать окончания главы. Глава 10 СОКОЛИНАЯ ОХОТА
     Карл продолжал читать. Побуждаемый жгучим интересом, он пожирал глазами страницы, а каждая страница, как мы уже сказали, то ли от того, что книга долго лежала в сырости, то ли по совсем другим причинам, прилипла к следующей странице.
     Герцог Алансонский угрюмо смотрел на эту страшную драму, развязку которой смутно предвидел он один.
     "Ох, что же это будет? - рассуждал он сам с собой. - Как? Я уеду, я отправлюсь в изгнание, я побегу за воображаемым троном, а Генрих при первом известии о болезни Карла объявится в каком-нибудь укрепленном городе милях в двадцати от столицы, будет стеречь добычу, которую нам посылает случай, и может одним махом очутиться в Париже, так что не успеет король Польский получить известие о смерти брата, как произойдет смена династии. Это недопустимо!".
     Это были те самые мысли, которые пересилили первое невольное чувство ужаса, побуждавшее Франсуа остановить Карла. Это был тот рок, который, казалось, неизменно охраняет Генриха и преследует Валуа и против которого Франсуа решил пойти еще раз.
     В одно мгновение весь план его действий по отношению к Генриху Наваррскому изменился. Ведь оставленную книгу прочел Карл, а не Генрих; Генрих должен был уехать, но уехать обреченным. Однако если рок спас его еще раз, необходимо было, чтобы Генрих остался здесь, ибо Генрих - узник Венсенна или Бастилии - не так страшен, как король Наваррский во главе тридцатитысячного войска.
     Итак, герцог Алансонский дал Карлу кончить главу; когда же король поднял голову, он сказал:
     - Брат мой! Я ждал, ибо так приказали мне вы, ваше величество, но ждал с величайшим сожалением, потому что должен был сказать вам одну чрезвычайно важную вещь.
     - Э! К черту! - ответил Карл, бледные щеки которого начали мало-помалу багроветь - то ли от чрезмерной страстности, с которой он читал, то ли от начавшего действовать яда. - К черту! Если ты пришел говорить со мной все о том же, ты уедешь так же, как уехал король Польский. Я освободился от него, освобожусь и от тебя, и больше об этом ни слова!
     - Но я, брат мой, хочу поговорить с вами не о своем отъезде, а об отъезде другого человека, - объявил Франсуа. - Вы, ваше величество, задели самое глубокое, самое деликатное мое чувство - мою любовь к вам как брата, мою верность как подданного, и я стремлюсь доказать вам, что я-то не изменник.
     - Ну? Какой-нибудь новый слух? - произнес Карл, облокотившись на книгу, положив ногу на ногу и глядя на Франсуа с видом человека, вопреки своему обыкновению, запасающегося терпением. - Какое-нибудь обвинение, изобретенное сегодня утром?
     - Нет, государь. Это дело вполне достоверное, это заговор, который только моя смехотворная щепетильность не позволяла мне вам открыть.
     - Заговор? - переспросил Карл. - Посмотрим, какой там еще заговор!
     - Государь! - продолжал Франсуа. - Пока вы будете охотиться с соколами у реки и в долине Везине, король Наваррский поскачет в Сен-Жерменский лес, где его будет ждать группа друзей, и убежит вместе с ними.
     - Так я и думал, - ответил Карл. - Еще одна чудная клевета на моего бедного Анрио! Послушайте, вы когда-нибудь оставите его в покое?
     - Вашему величеству не придется долго ждать, чтобы убедиться, - клевета или не клевета то, что я имел честь сказать вам.
     - Каким образом?
     - Таким, что наш зять сегодня вечером убежит. Карл встал с места.
     - Вот что, - сказал он, - в последний раз я соглашаюсь сделать вид, что верю вашим вымыслам; но предупреждаю и тебя, и мать - это в последний раз.
     - Позвать ко мне короля Наваррского! - приказал он, возвысив голос.
     Один из стражников двинулся было, чтобы исполнить приказание, но Франсуа остановил его жестом.
     - Это плохой способ, брат мой, так вы ничего не узнаете. Генрих от всего отопрется, даст знать своим, те будут предупреждены и разбегутся, а мою мать и меня обвинят не только в игре воображения, но и в клевете.
     - Чего же вы хотите в таком случае?
     - Чтобы вы, ваше величество, во имя нашего родства, послушались меня, чтобы во имя моей преданности, в которой вы убедитесь, вы не, торопили событий. Действуйте так, государь, чтобы истинно виновный - тот, кто в течение двух лет изменял вашему величеству в мыслях, чтобы потом изменить на деле, - был наконец признан виновным на основании неопровержимых доказательств и наказан по заслугам.
     Карл ничего не ответил; он подошел к окну и отворил его: кровь приливала ему к мозгу.
     Затем он быстро обернулся.
     - Хорошо! Как поступили бы вы сами? - спросил он. - Говорите, Франсуа!
     - Государь! - отвечал герцог Алансонский. - Я приказал бы оцепить Сен-Жерменский лес тремя отрядами легкой кавалерии, с тем, чтобы они в условленное время, например в одиннадцать часов, двинулись в путь, сгоняя всех, кто окажется в лесу, к павильону Франциска Первого, который я, как бы случайно, назначил местом встречи Для обеда. Затем я сделал бы вид, что следую за своим соколом, а заметив, что Генрих удаляется, поскакал бы к месту сбора, где он был бы схвачен вместе со своими сообщниками.
     - Мысль хороша, - сказал король. - Пусть ко мне позовут командира моей охраны.
     Герцог Алансонский вынул из-за камзола серебряный свисток, висевший на золотой цепочке, и свистнул.
     Карл подошел к командиру и шепотом отдал ему распоряжения.
     В это время его большая борзая Актеон схватила какую-то добычу и, делая бесконечные резвые скачки, начала таскать ее по комнате и раздирать своими прекрасными зубами.
     Карл обернулся со страшным проклятием. Добычей, которую схватил Актеон, оказалась драгоценная книга о соколиной охоте, коей, как мы уже сказали, существовало лишь три экземпляра в мире.
     Наказание соответствовало преступлению.
     Карл схватил арапник, и свистящий ремень тройным кольцом обвился вокруг животного. Актеон взвизгнул и залез под стол, покрытый огромным ковром и служивший ему убежищем.
     Карл поднял книгу и с радостью увидел, что не хватает только одной страницы, да и на той был не текст, а гравюра.
     Он аккуратно поставил книгу на полку, где Актеон не мог ее достать. Герцог Алансонский смотрел на него с беспокойством. Ему очень хотелось, чтобы книга, выполнившая свою страшную миссию, теперь ушла из рук Карла.
     Пробило шесть часов.
     Это был час, когда король должен был спуститься во двор, запруженный лошадьми в богатой сбруе, мужчинами и женщинами в богатых костюмах. Сокольничьи держали на руке соколов в клобучках; у нескольких доезжачих висели через плечо рога, на случай, если королю надоест охота с ловчими птицами и он захочет, как это не раз бывало, поохотиться на косулю или лань.
     Король спустился вниз, предварительно заперев дверь в Оружейную палату. Герцог Алансонский, следивший за каждым его движением горящим взглядом, видел, как он положил ключ в карман.
     Спускаясь по лестнице, король остановился и приложил руку ко лбу.
     Ноги герцога Алансонского дрожали не меньше, чем ноги короля.
     - Мне кажется, будет гроза, - сказал герцог.
     - Гроза в январе? Вы с ума сошли! - сказал Карл. - У меня кружится голова, кожа у меня сухая. Нет, я просто устал, вот и все.
     И добавил вполголоса:
     - Они меня убьют своей ненавистью и своими заговорами.
     Но, как только король ступил на двор, свежий утренний воздух, крики охотников, шумные приветствия ста человек, собравшихся на охоту, произвели на Карла свое обычное действие.
     Он вздохнул свободно и радостно.
     Прежде всего он отыскал глазами Генриха. Генрих был рядом с Маргаритой.
     Эти превосходные супруги, казалось, не могли расстаться - до того они любили друг друга.
     Заметив Карла, Генрих поднял лошадь на дыбы и, заставив ее сделать три курбета, очутился рядом с королем.
     - Ого, Анрио! - воскликнул Карл. - Можно подумать, что вы собираетесь скакать за ланью! А ведь вам известно, что сегодня у нас охота с соколами.
     И, не дожидаясь ответа, крикнул:
     - Едем, господа, едем! Мы должны быть на месте охоты в девять часов!
     Король произнес эти слова, нахмурив брови и почти грозно.
     Екатерина смотрела на эту сцену из луврского окна. За приподнятой занавеской виднелось ее бледное лицо под вуалью, а ее фигура в черном одеянии терялась в полумраке.
     По приказу Карла вся эта раззолоченная, разукрашенная, благоухавшая толпа во главе с королем вытянулась в струнку, чтобы проехать в пропускные ворота Лувра, и выкатилась лавиной на дорогу в Сен-Жермен, сопровождаемая криками народа, приветствовавшего молодого короля, а он, задумчивый и озабоченный, ехал впереди всех на белоснежной лошади.
     - Что он сказал вам? - спросила Генриха Маргарита.
     - Поздравил меня с изящной лошадью.
     - И только?
     - Только.
     - Значит, ему стало что-то известно.
     - Боюсь, что да.
     - Будем осторожны!
     Лицо Генриха озарила одна из его лукавых улыбок, которые были ему свойственны и которые словно хотели сказать, особливо Маргарите: "Будьте спокойны, душенька моя".
     Едва весь кортеж выехал с Луврского двора, Екатерина опустила занавеску.
     Но кое-какие обстоятельства не укрылись от ее глаз: и бледность Генриха, и его нервные вздрагивания, и его разговоры вполголоса с Маргаритой.
     Но бледность Генриха объяснялась тем, что его мужество носило сангвинический характер, его кровь во всех случаях, когда его жизнь ставилась на карту, не приливала к мозгу, как это обычно бывает, а отливала к сердцу.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ] [ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ]

/ Полные произведения / Дюма А. / Королева Марго


Смотрите также по произведению "Королева Марго":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis