Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Дюма А. / Королева Марго

Королева Марго [25/39]

  Скачать полное произведение

    - Хорошее?
     - Одно могу сказать: прикажи, чтобы его подали.
     - А ты куда?
     - Я, - спросил Ла Моль, донельзя удивленный, что его друг задает ему этот вопрос. - Как куда? Ухаживать за моей королевой!
     - Постой, постой! - сказал Коконнас. - А не пойти ли мне пообедать в наш домик на улицу Клош-Персе?
     Пообедаю остатками от вчерашнего, и кстати, там есть аликантское вино, которое хорошо подбадривает.
     - Нет, Аннибал, после того, что произошло ночью, это будет неосторожно, мой Друг! А кроме того, с нас взяли слово, что одни мы туда ходить не будем!.. Дай-ка мне мой плащ!
     - Верно, верно, я и забыл, - согласился Коконнас. - Но куда к черту запропастился твой плащ?.. А-а! Вот он.
     - Да нет. Ты даешь мне черный, а я прошу вишневый. В нем я больше нравлюсь королеве.
     - Честное слово, его нигде нет, - оглядевшись по сторонам, сказал Коконнас. - Ищи сам, я не могу его найти.
     - Как не можешь? Куда же он девался? - спросил Ла Моль.
     - Может быть, ты его продал...
     - Зачем? У меня осталось еще шесть экю.
     - Ну, надень мой.
     - Вот так так! Желтый плащ и зеленый камзол! Я буду похож на попугая.
     - Честное слово, на тебя трудно угодить! Делай как знаешь.
     Но в ту самую минуту, когда Ла Моль, перевернув все вверх дном, начал сыпать проклятиями по адресу воров, проникающих даже в Лувр, вошел паж герцога Алансонского с драгоценным и вожделенным плащом в руках.
     - Ага! Вот он! Наконец-то! - воскликнул Ла Моль.
     - Это ваш плащ, сударь? - спросил паж. - Да?.. Его высочество герцог посылал взять его у вас, чтобы убедиться, каков оттенок вашего плаща, по поводу которого он держал пари.
     - Мне он был нужен только потому, что я собираюсь уходить, но если его высочеству угодно оставить его у себя еще на некоторое время...
     - Нет, граф, все уже ясно.
     Паж вышел; Ла Моль застегнул плащ.
     - Ну как? Что ты решил? - спросил Ла Моль.
     - Понятия не имею.
     - А я тебя застану здесь вечером?
     - Что я могу тебе ответить?
     - Так ты не знаешь, что будешь делать через два часа?
     - Я прекрасно знаю, что буду делать я, но не знаю, что мне прикажут делать.
     - Герцогиня Неверская?
     - Нет, герцог Алансонский.
     - В самом деле, - сказал Ла Моль, - я заметил, что с некоторого времени он стал к тебе чрезвычайно благосклонен.
     - Чрезвычайно, - подтвердил Коконнас.
     - В таком случае, твое будущее обеспечено, - со смехом сказал Ла Моль.
     - Фу! Младший сын! - воскликнул Коконнас.
     - У него столь страстное желание сделаться старшим, что небо, может быть, и совершит для него чудо, - возразил Ла Моль. - Итак, ты не знаешь, где будешь вечером?".
     - Нет.
     - Тогда иди к черту.., или, лучше сказать, ну тебя к Богу!
     "Этот Ла Моль - ужасный человек, - сам с собой рассуждал Коконнас, - вечно он требует, чтобы ты сказал, где будешь вечером! Разве можно это знать заранее? А впрочем, похоже на то, что мне хочется спать".
     И Коконнас опять улегся в постель. А Ла Моль полетел к покоям королевы. В уже знакомом нам коридоре он встретил герцога Алансонского.
     - А-а! Это вы, господин де Ла Моль? - спросил герцог.
     - Да, ваше высочество, - почтительно кланяясь, отвечал Ла Моль.
     - Вы уходите из Лувра?
     - Нет, ваше высочество, я иду засвидетельствовать мое почтение ее величеству королеве Наваррской.
     - А в котором часу вы уйдете от нее, господин де Ла Моль?
     - Вам угодно что-нибудь мне приказать, ваше высочество?
     - Нет, не сейчас. Мне надо будет поговорить с вами вечером.
     - В котором часу?
     - Приблизительно между девятью и десятью.
     - Буду иметь честь явиться в этот час к вашему высочеству.
     - Хорошо, я полагаюсь на вас.
     Ла Моль раскланялся и пошел своей дорогой.
     "Иногда этот герцог вдруг бледнеет, как мертвец... Странно!.." - подумал он.
     Он постучал в дверь к королеве; Жийона, словно поджидавшая его прихода, провела его к Маргарите.
     Маргарита сидела за какой-то работой, видимо, очень утомительной; перед ней лежала бумага, пестревшая поправками, и том Исократа <Исократ (436 - 338 до н.э.) - знаменитый греческий оратор и учитель красноречия.>. Она сделала Ла Молю знак не мешать ей дописать раздел; довольно быстро его закончив, она отбросила перо и предложила молодому человеку сесть рядом с нею.
     Ла Моль сиял. Никогда еще не был он таким красивым, никогда не был таким веселым.
     - Греческая! - бросив взгляд на книгу, воскликнул он - Торжественная речь Исократа! Зачем она вам понадобилась?.. Ага! вижу на бумаге латинское заглавие: "Ad Sarmatiae legates reginae Margaritae concio!" <Речь королевы Маргариты к послам Сарматии (Польши)> Так вы собираетесь держать перед этими варварами торжественную речь на латыни?
     - Ничего не поделаешь: ведь они не знают французского, - ответила Маргарита.
     - Но как вы можете готовить ответную речь, не зная, что скажут они?
     - Женщина более кокетливая, чем я, ввела бы вас в заблуждение и сказала бы, что она импровизирует, но вас, мой Гиацинт, я обмануть не способна: мне заранее сообщили их речь, и я на нее отвечаю.
     - А разве польские послы приедут так скоро?
     - Они не приедут, они уже приехали утром.
     - И об этом никто не знает?
     - Они приехали инкогнито. Их торжественный въезд в Париж перенесен, кажется, на послезавтра. Во всяком случае, то, что я сделала сегодня вечером, - сделала в духе Цицерона, - вы услышите, - продолжала Маргарита с легким оттенком педантического удовлетворения. - Но оставим эти пустяки. Поговорим лучше о том, что было с вами.
     - Со мной?
     - Да, с вами.
     - А что со мной было?
     - Вы напрасно храбритесь, я вижу что вы слегка побледнели.
     - Вероятно, я слишком много спал, и в этой вине я чистосердечно раскаиваюсь.
     - Полно, полно! Не прикидывайтесь, я все знаю.
     - Будьте добры, жемчужина моя, объяснить мне, в чем дело, потому что я ничего не знаю.
     - Скажите откровенно: о чем вас расспрашивала королева-мать?
     - Королева-мать? Меня?! Разве она собиралась говорить со мной?
     - Как?! Разве вы с ней не виделись?
     - Нет.
     - Ас королем Карлом?
     - Нет.
     - Ас королем Наваррским?
     - Нет.
     - Но с герцогом Алансонским-то вы виделись?
     - Да, сию минуту я встретился с ним в коридоре.
     - И что он вам сказал?
     - Что ему нужно отдать мне какие-то распоряжения между девятью и десятью часами вечера.
     - И это все?
     - Все.
     - Странно!
     - Что же тут странного, скажите мне наконец!
     - Странно то, что вы не слыхали никаких разговоров.
     - Да что случилось?
     - А случилось то, несчастный, что сегодня вы весь день висели над пропастью.
     - Я?
     - Да, вы!
     - Но почему же?
     - Слушайте. Вчера ночью де Муи застали в покоях короля Наваррского - его хотели арестовать; де Муи убил трех человек и убежал; его не узнали, но обратили внимание на пресловутый вишневый плащ.
     - И что же?
     - А то, что этот вишневый плащ, который однажды ввел в заблуждение меня, теперь ввел в заблуждение и других; вас подозревают и даже обвиняют в этом тройном убийстве. Утром вас хотели арестовать, судить и, быть может, - кто знает? - приговорить к смертной казни; ведь вы, чтобы спасти себя, не признались бы, где вы были, не правда ли?
     - Сказать, где я был? - воскликнул Ла Моль. - Выдать вас, мою прекрасную королеву! О, вы совершенно правы: я умер бы, распевая песни, ради того, чтобы ваши прекрасные глаза не уронили ни одной слезинки!
     - Увы, несчастный граф! Мои прекрасные глаза плакали бы горько!
     - Но почему же утихла эта гроза?
     - Догадайтесь.
     - Откуда же мне знать?
     - Была только одна возможность доказать, что вы не были в комнате короля Наваррского.
     - Какая?
     - Сказать, где вы были.
     - И что же?
     - Я и сказала.
     - Кому?
     - Моей матери.
     - И королева Екатерина...
     - Королева Екатерина знает, что вы мой любовник.
     - Ваше величество! После того, что вы для меня сделали, вы можете требовать от меня, вашего слуги, чего угодно! Маргарита, ваш поступок воистину прекрасен и велик! Маргарита, моя жизнь принадлежит вам!
     - Надеюсь: ведь я вырвала ее у тех, кто хотел отнять ее у меня. Но теперь вы спасены.
     - И спасен вами! Моей обожаемой королевой! - воскликнул молодой человек.
     В это мгновение громкий треск заставил их вздрогнуть. Ла Моль, охваченный безотчетным страхом, отпрянул. Маргарита вскрикнула и замерла на месте, неотрывно глядя на разбитое окно.
     Камень величиной с яйцо пробил стекло, влетел в комнату и покатился по паркету.
     Ла Моль тоже увидел разбитое стекло и понял, почему раздался такой треск.
     - Кто этот наглец? - крикнул он и бросился к окну.
     - Одну минуту, - сказала Маргарита. - По-моему, к этому камню что-то привязано.
     - В самом деле, что-то, похожее на бумагу, - заметил Ла Моль.
     Маргарита подбежала к странному метательному снаряду и сорвала тонкий листок бумаги, сложенный в узенькую ленточку и опоясывавший камень.
     Бумага была прикреплена ниткой, кончик которой уходил за окно сквозь пробитую дырку.
     Маргарита развернула письмо и прочла его.
     - Ах, несчастный! - воскликнула она и протянула записку Ла Молю, бледному и неподвижному, стоявшему, как статуя Страха.
     Со сжавшимся от тяжелого предчувствия сердцем Ла Моль прочитал следующие строки:
     "В коридоре, который ведет к герцогу Алансонскому, длинные шпаги ждут господина де Ла Моля. Может быть, он предпочтет выпрыгнуть из окна и присоединиться в Манте к де Муи...".
     - Э, их шпаги не длиннее моей! - прочитав записку, сказал Ла Моль.
     - Да, но их может быть десять против одной!
     - Но кто мог прислать записку? Кто этот друг? - спросил Ла Моль.
     Маргарита взяла ее у молодого человека и внимательно посмотрела на нее горящими глазами.
     - Почерк короля Наваррского! - воскликнула она. - Если предупреждает он, значит, действительно есть опасность! Бегите же, Ла Моль, бегите, прошу вас!
     - А как мне бежать? - спросил Ла Моль.
     - В окно! В ней же говорится - из окна!
     - Приказывайте, моя королева, я готов повиноваться, я прыгну, хотя бы мне двадцать раз предстояло разбиться!
     - Постойте, постойте! - сказала Маргарита. - Мне кажется, к этой нитке что-то прикреплено.
     - Посмотрим, - молвил Ла Моль.
     Подтянув предмет, Ла Моль и Маргарита, к несказанной своей радости, увидели конец лестницы, сплетенной из конского волоса и шелка.
     - Вы спасены! - воскликнула Маргарита.
     - Это чудо, ниспосланное небом!
     - Нет, это доброе дело короля Наваррского.
     - А если, напротив, ловушка? - спросил Ла Моль. - Если эта лестница порвется подо мной? А ведь сегодня вы сами признались, что любите меня!
     Маргарита, на лице которой заиграл было румянец радости, снова смертельно побледнела.
     - Вы правы, это возможно, - ответила она и бросилась к двери.
     - Куда вы? Зачем вы туда бежите? - крикнул Ла Моль.
     - Хочу убедиться своими глазами, что вас подстерегают в коридоре.
     - Ни в коем случае! Ни за что на свете! Чтобы они выместили свою злобу на вас?!
     - Что могут сделать, по-вашему, принцессе крови? Я вдвойне неприкосновенна - как женщина и как королева!
     Королева произнесла эти слова с таким достоинством, что Ла Моль убедился и в ее полной безопасности и в необходимости предоставить ей свободу действий.
     Охранять Ла Моля Маргарита поручила Жийоне. Полагаясь на его сообразительность и предоставив возможность в зависимости от обстоятельств решать самому - бежать или ждать ее возвращения, она вышла в коридор, одно из ответвлений которого вело к библиотеке и к нескольким гостиным и шло все дальше и дальше к покоям короля, королевы-матери и к потайной лесенке, по которой поднимались к покоям герцога Алансонского и Генриха. Хотя пробило только девять часов, все лампы были потушены, так что в коридоре была кромешная тьма и лишь из ответвления чуть брезжил слабый свет. Королева Наваррская шла твердым шагом. Но не успела она пройти и трети коридора, как услыхала тихие голоса; стремление людей приглушить голоса придавало их шепоту таинственный и жуткий характер. Но в ту же минуту голоса как по команде затихли, даже чуть брезживший свет померк, и все погрузилось во мрак.
     Маргарита продолжала свой путь прямо туда, где ее могла ждать опасность. С виду она была спокойна, но судорожно стиснутые руки говорили о страшном нервном напряжении. По мере того как она продвигалась вперед, зловещая тишина становилась все более глубокой, и какая-то тень, похожая на тень руки, заслонила тусклый мерцающий источник света.
     Когда она подошла к ответвлению коридора, тень мужчины внезапно сделала два шага вперед, открыла серебряный, вызолоченный фонарик, осветила себя и крикнула:
     - Вот он.
     Маргарита лицом к лицу столкнулась с братом Карлом. Позади него стоял герцог Алансонский, державший в руке шелковый шнурок. Еще дальше в непроглядной тьме стояли рядом две тени, освещенные лишь отблеском на их обнаженных шпагах.
     Маргарита в мгновение ока охватила всю картину. Сделав над собой огромное усилие, она с улыбкой обратилась к Карлу:
     - Государь, вы хотели сказать: "Вот она!" Карл сделал шаг назад. Все остальные продолжали стоять неподвижно.
     - Так это ты, Марго! Куда ты идешь так поздно? - спросил он.
     - Так поздно? А разве уже такой поздний час? - спросила она.
     - Я тебя спрашиваю, куда ты идешь!
     - Взять книгу речей Цицерона - по-моему, я забыла ее у матушки.
     - Идешь так, без света?
     - Я думала, что коридор освещен.
     - Ты из своих покоев?
     - Да.
     - А что ты делаешь вечером?
     - Готовлю торжественную речь польским послам. Ведь совет соберется завтра, и мы условились, что каждый из нас представит свою речь вашему величеству.
     - В этом тебе никто не помогает? Маргарита собрала все свои силы.
     - Мне помогает господин Де Ла Моль, он человек очень образованный.
     - Настолько образованный, - вмешался герцог Алансонский, - что я просил его, когда он кончит заниматься с вами, сестра, прийти ко мне и помочь советом: ведь я отнюдь не так образован, как вы.
     - Так это его вы ждали здесь? - самым естественным тоном спросила Маргарита.
     - Да, - с раздражением ответил герцог Алансонский.
     - Тогда я сейчас пришлю его к вам, брат мой, - сказала Маргарита. - Мы уже кончили.
     - А ваша книга? - спросил Карл.
     - Я пошлю за ней Жийону. Братья переглянулись.
     - Идите, - сказал Карл, - а мы продолжим обход.
     - Обход! - повторила Маргарита. - А кого вы ищете?
     - Красного человечка, - ответил Карл. - Разве вы не знаете красного человечка, который иногда приходит в древний Лувр? Брат Алансон уверяет, что видел его, и мы идем его разыскивать.
     - Желаю удачи! - сказала Маргарита. Возвращаясь к себе, она оглянулась. На стене коридора она увидела четыре тени, которые, видимо, совещались. В одну секунду она очутилась у своей двери.
     - Открой, Жийона, открой! - сказала она.
     Жийона открыла дверь.
     Маргарита вбежала к себе в комнату и увидела Ла Моля; он ждал ее со шпагой в руке, решительный, спокойный.
     - Бегите, бегите, не теряя ни минуты! - сказал; она. - Они ждут вас в коридоре и хотят убить.
     - Вы приказываете? - спросил Ла Моль.
     - Я требую! Чтобы нам увидеться потом, сейчас мы должны расстаться.
     Пока Маргарита ходила на разведку, Ла Моль успел прикрепить лестницу к железному пруту в окне; теперь он сел верхом на подоконник, но прежде чем поставить ногу на первую ступеньку, нежно поцеловал руку королевы.
     - Если эта лестница - ловушка и я умру за вас, Маргарита, не забудьте ваше обещание!
     - Это не обещание, это клятва, Ла Моль! Не бойтесь ничего. Прощайте!
     Ободренный этими словами, Ла Моль не слез, а соскользнул по лестнице.
     В ту же минуту раздался стук в дверь.
     Маргарита следила за опасным приключением Ла Моля и обернулась лишь тогда, когда своими глазами убедилась, что Ла Моль коснулся земли.
     - Ваше величество, ваше величество! - повторяла Жийона.
     - Что такое? - спросила Маргарита.
     - Король стучится в дверь!
     - Откройте. Жийона открыла дверь.
     Четверо принцев, которым, конечно, надоело ждать, стояли на пороге.
     Карл вошел в комнату. Маргарита с улыбкой направилась к брату.
     Король быстрым взглядом оглядел комнату.
     - Что вы ищете, брат мой? - спросила Маргарита.
     - Я ищу.., ищу... А, чтоб! Ищу господина де Ла Моля! - ответил Карл.
     - Господина де Ла Моля?
     - Да! Где он?
     Маргарита взяла брата за руку и подвела к окну.
     В это время два всадника уже галопом скакали прочь, приближаясь к деревянной башне; один из них снял с себя шарф, и белый атлас в знак прощания зареял в ночи; эти два человека были Ла Моль и Ортон.
     Маргарита показала Карлу на этих двух человек.
     - Что это значит? - спросил король.
     - Это значит, - отвечала Маргарита, - что герцог Алансонский может спрятать в карман свой шелковый шнурок, а господа Анжу и Гиз - вложить шпаги в ножны: господин де Ла Моль сегодня ночью не пойдет по коридору! Глава 11 АТРИДЫ
     По возвращении в Париж Генрих Анжуйский еще ни разу не имел возможности поговорить с матерью, хотя ни для кого не являлось тайной, что он был ее любимцем.
     Это свидание было для него не формальным удовлетворением требований этикета и не тягостной церемонией, а исполнением весьма приятной обязанности - обязанности сына, который если и не любил мать, то был уверен, что нежно любим ею.
     В самом деле: Екатерина искренне любила его, любила гораздо больше других своих детей, любила то ли за храбрость, то ли за красоту, - Екатерина была не только матерью, но и женщиной, - а быть может, и за то, что, если верить некоторым скандальным хроникам, Генрих Анжуйский напоминал Екатерине счастливое время ее тайной любви.
     Она одна знала о возвращении герцога Анжуйского в Париж; даже Карл IX не подозревал бы об этом, если бы случай не привел его к дворцу Конде в ту самую минуту, когда его брат выходил оттуда. Король ждал его только на следующий день, но Генрих Анжуйский нарочно приехал днем раньше, надеясь сделать тайком от Карла два дела: увидеться с красавицей Марией Клевской, принцессой Конде, и переговорить с польскими послами.
     Об этом втором деле, цель которого была неясна даже Карлу, Генрих Анжуйский и хотел побеседовать с матерью, а читатель, который, подобно Генриху Наваррскому, конечно, тоже заблуждался относительно этого дела, извлечет пользу из их беседы.
     Как только к матери явился долгожданный герцог Анжуйский, дитя ее любви, Екатерина, обычно такая холодная и сдержанная, со времени отъезда своего любимого сына не обнимавшая от полноты души никого, кроме Колиньи накануне его убийства, раскрыла ему объятия и прижала его к груди в порыве такой нежной материнской любви, какой никто не мог ожидать от этого очерствевшего сердца.
     Затем она отошла, посмотрела на сына и снова принялась обнимать его.
     - Ах, ваше величество! - обратился он к матери. - Раз уж небо даровало мне счастье обнять мою матушку без свидетелей, утешьте самого несчастного человека в мире.
     - Господи! Что же приключилось с вами, мое дорогое дитя? - воскликнула Екатерина.
     - Только то, что вам известно, матушка. Я влюблен, и я любим! Но эта любовь становится моим несчастьем.
     - Объяснитесь, сын мой, - сказала Екатерина.
     - А, матушка.., эти послы, мой отъезд...
     - Да, - ответила Екатерина, - раз послы прибыли, значит, ваш отъезд не потерпит отлагательства.
     - Он потерпел бы отлагательство, матушка, но этого не потерпит мой брат. Он меня ненавидит, я внушаю ему опасения, и он хочет отделаться от меня.
     Екатерина усмехнулась.
     - Предоставив вам трон, бедный вы, несчастный венценосец?
     - А ну его, этот трон, матушка! - возразил с горечью Генрих. - Я не хочу уезжать! Я наследник французского престола, воспитанный в стране утонченных, учтивых нравов, под крылом лучшей из матерей, любимый одной из самых прекрасных женщин в мире, должен ехать неизвестно куда, в холодные снега, на край света, и медленно умирать среди грубиянов, которые пьянствуют с утра до ночи и судят о достоинствах своего короля, как о достоинствах винной бочки, - много ли он может вместить в себя вина! Нет, матушка, я не хочу уезжать, я там умру!
     - Скажите, Генрих, - спросила королева-мать, сжимая руки сына, - скажите, это истинная причина?
     Генрих потупил глаза, точно не осмеливаясь признаться даже матери в том, что происходит у него в душе.
     - Нет ли другой причины, - продолжала королева-мать, - причины не столь романтичной, а более разумной?.. Политической?
     - Матушка, не моя вина, что в голове у меня засела одна мысль и, возможно, занимает в ней больше места, чем должна была бы занимать. Но ведь вы сами мне говорили, что гороскоп, составленный при рождении брата Карла, предсказал, что он умрет молодым!
     - Да, - отвечала Екатерина, - но гороскоп может и солгать, сын мой. Теперь я хочу надеяться, что гороскопы говорят неправду.
     - Но все-таки его гороскоп говорил о ранней смерти?
     - Он говорил о четверти века, но неизвестно, о чем шла речь: о всей его жизни или о времени его правления.
     - Хорошо, матушка, тогда устройте так, чтобы я остался здесь. Брату вот-вот исполнится двадцать четыре года: через год вопрос будет решен.
     Екатерина глубоко задумалась.
     - Да, конечно, было бы лучше, если бы могло быть так, - ответила она.
     - Ах, матушка! Посудите сами, в каком я буду отчаянии, если окажется, что я променял французскую корону на польскую! - воскликнул Генрих. - Там, в Польше, меня будет терзать мысль, что я мог бы царствовать в Лувре, среди изящного и образованного двора, под крылом лучшей матери в мире, матери, которая своими советами избавила бы меня от доброй половины трудов и тягот; которая, привыкнув нести вместе с моим отцом государственное бремя, согласилась бы разделить это бремя и со мной! Ах, матушка! Я был бы великим королем!
     - Ну, ну, дорогое дитя мое! Не отчаивайтесь! - сказала Екатерина, всегда питавшая сладкую надежду на такое будущее. - А вы сами ничего не придумали, чтобы уладить это дело?
     - Конечно, придумал! Для этого-то я вернулся на два дня раньше, чем меня ждали, и дал понять моему брату Карлу, что поступил так ради принцессы Конде. После этого я поехал навстречу Ласко - самому значительному лицу из послов, - познакомился с ним и при первом же свидании сделал все от меня зависящее, чтобы произвести самое отвратительное впечатление, чего, надеюсь, и достиг.
     - Ах, дорогое дитя мое, - это нехорошо! - сказала Екатерина. - Интересы Франции надо ставить выше наших ничтожных антипатий.
     - Матушка! Но разве в интересах Франции, чтобы, в случае несчастья с братом, в ней царствовал герцог Алансонский или король Наваррский?
     - О-о! Король Наваррский! Ни за что, ни за что! - пробормотала Екатерина, и тревога бросила на ее лицо тень заботы, тень, набегавшую всякий раз, как только возникал этот вопрос.
     - Даю слово, - продолжал Генрих Анжуйский, - что мой брат Алансон не лучше его и любит вас не больше.
     - Ну, а что сказал Ласко? - спросила Екатерина.
     - Ласко заколебался, когда я торопил его испросить аудиенцию у короля. Ах, если бы он мог написать в Польшу и провалить это избрание!
     - Глупости, сын мой, глупости!.. Что освящено сеймом, то свято.
     - А нельзя ли, матушка, навязать полякам вместо меня моего брата?
     - Если это и не невозможно, то, во всяком случае, очень трудно, - ответила Екатерина.
     - Все равно! Попробуйте, попытайтесь, матушка, поговорите с королем! Свалите все на мою любовь к принцессе Конде, скажите, что от любви я сошел с ума, потерял рассудок! А он и в самом деле видел, как я выходил из дворца Конде вместе с Гизом, который ведет себя как истинный друг.
     - Да, чтобы составить Лигу! <Лига - конфедерация католической партии, основанная герцогом де Гизом в 1576 г., по видимости, для защиты католической религии от протестантов, но на самом деле с целью свержения с престола Генриха III и возведения на престол Гиза.> Вы этого не видите, но я-то вижу.
     - Верно, матушка, верно, но я им пользуюсь только до поры до времени. Разве мы не бываем довольны, когда человек, служа себе, служит нам?
     - А что вам сказал король, когда вас встретил?
     - Как будто поверил моим словам, то есть тому, что в Париж меня привела только любовь.
     - А он не расспрашивал вас, где вы проведете остаток ночи?
     - Спрашивал, матушка, но я ужинал у Нантуйе и нарочно учинил там большой скандал, чтобы король узнал о нем и не сомневался, что я там был.
     - Значит, о вашем свидании с Ласко он не знает?
     - И слыхом не слыхал!
     - Что ж, тем лучше. Я попытаюсь поговорить с ним о вас, дорогое дитя, но ведь вы знаете, что на его тяжелый характер ничье влияние не действует.
     - Ах, матушка, матушка! Какое было бы счастье, если бы я остался здесь! Я бы стал любить вас еще больше - если это только возможно!
     - Если вы останетесь, вас опять пошлют на войну.
     - Пускай пошлют - лишь бы не уезжать из Франции!
     - Вас могут убить.
     - Эх, матушка, умирают не от оружия! Умирают от горя, от тоски! Но Карл не разрешит мне остаться; он меня ненавидит.
     - Он ревнует вас к славе, прекрасный победитель, это всем известно! Зачем вы так храбры и так счастливы в битве? Зачем, едва достигнув двадцати лет, вы побеждаете в сражениях, как Цезарь, как Александр Македонский?.. А покамест никому ничего не говорите, делайте вид, что покорились своей участи и ухаживайте за королем. Сегодня же соберется семейный совет для чтения и обсуждения речей, которые будут произнесены на торжестве; изображайте из себя короля Польского, остальное предоставьте мне. Кстати, чем кончилась ваша вчерашняя вылазка?
     - Провалилась, матушка! Этого любезника кто-то предупредил, и он улепетнул в окно.
     - В конце концов, - сказала Екатерина, - я все-таки узнаю, кто этот злой гений, который разрушает все мои замыслы... Я подозреваю, кто он.., и горе ему!
     - Так как же, матушка? - спросил герцог Анжуйский.
     - Предоставьте это дело мне.
     И она нежно поцеловала Генриха в глаза, провожая его из кабинета.
     Вскоре к королеве пришли знатнейшие дамы ее двора.
     Карл был в духе - дерзкая выходка "сестрички Марго" скорее развеселила его, нежели разозлила: он не очень гневался на Ла Моля и поджидал его в коридоре только потому, что это было похоже на охоту из засады.
     В противоположность ему герцог Алансонский пребывал в самом беспокойном состоянии духа. Его всегдашняя неприязнь к Ла Молю превратилась в ненависть с той минуты, как он узнал, что Ла Моля любит его сестра.
     Маргарита о чем-то думала и зорко смотрела. Она должна была все помнить и быть начеку.
     Польские послы прислали тексты своих будущих торжественных речей.
     Маргарита, с которой о вчерашней сцене никто не заговаривал, словно ее и не было, прочла эти речи, на которые все члены королевской семьи, кроме Карла, должны были ответить. Карл позволил Маргарите ответить, как она найдет нужным. Он был крайне придирчив к Подбору выражений в речи герцога Алансонского; что же касается Генриха Анжуйского, то она привела его в ярость, и он потребовал всю ее исправить.
     Хотя на этом заседании еще не произошло никакой вспышки, оно вызвало сильное брожение умов.
     Генрих Анжуйский, которому надо было почти всю свою речь переделать заново, пошел заняться этим делом. Маргарита, не имевшая никаких вестей от короля Наваррского, кроме той, что проникла к ней в разбитое окно, вернулась к себе в надежде найти его там.
     Герцог Алансонский, подметив нерешительность в глазах своего брата герцога Анжуйского и перехватив понимающий взгляд, каким обменялись герцог Анжуйский и мать, ушел к себе, чтобы обдумать это обстоятельство, в котором он видел начало каких-то новых козней.
     Наконец Карл уже собрался было пройти в кузницу, чтобы закончить рогатину, которую он выковывал собственноручно, но его остановила Екатерина.
     Карл догадывался, что мать окажет сопротивление его воле; пристально глядя на нее, он спросил:
     - Что еще?
     - Только одно слово, государь. Мы забыли произнести его, а между тем оно немаловажно. На какой день мы назначим торжественный прием?
     - Ах да! Верно! - усевшись, сказал король. - Давайте поговорим, матушка. Какой день был бы вам угоден?
     - Мне показалось, - ответила Екатерина, - что в самом умолчании, в кажущейся забывчивости вашего величества заключался какой-то глубоко продуманный расчет.
     - Нет, матушка! - возразил Карл. - Почему вы так думаете?
     - Потому что, сын мой, - очень кротко ответила Екатерина, - не надо, как мне представляется, показывать полякам, что мы так жадно гонимся за их короной.
     - Напротив, матушка, - ответил Карл, - это они торопились и мчались сюда из Варшавы форсированным маршем... Честь за честь, учтивость за учтивость!
     - Ваше величество, вы, может быть, и правы с одной стороны, но с другой - могу и я не ошибаться. Итак, вы считаете, что нужно поторопиться с торжественным приемом?
     - Конечно, матушка! А разве вы со мной не согласны?
     - Вы знаете, что я заранее согласна со всем, что может споспешествовать вашей славе, потому-то я и опасаюсь, не вызывет ли такая торопливость нареканий, что вы воспользовались возможностью избавить королевскую семью от расходов на содержание вашего брата, хотя он, несомненно, возмещает их и своей славой, и своей преданностью.
     - Матушка, - ответил Карл, - при отъезде брата из Франции я одарю его так щедро, что никто не посмеет не то что сказать, но даже и подумать о том, чего вы опасаетесь.
     - Что же, коль скоро на все мои возражения у вас есть такие разумные ответы, я сдаюсь... - отвечала Екатерина. - Но для приема этого воинственного народа, который судит о силе государства по внешним признакам, вы должны развернуть значительную часть войск, а я не думаю, чтобы в Иль-де-Франсе было их собрано много.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ] [ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ]

/ Полные произведения / Дюма А. / Королева Марго


Смотрите также по произведению "Королева Марго":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis