• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Королева Марго

Королева Марго [23/39]

Скачать полное произведение

    - Верно, - ответил Карл. - В Писании сказано: три существа не оставляют следа: птица - в воздухе, рыба - в воде и женщина.., нет, я ошибся.., мужчина... <Карл путает изречения из двух библейских книг: "...после прохождения корабля.., невозможно найти следа.., от птицы.., не остается никакого знака ее пути.." (Книга Премудрости Соломона, V, 10, 11) и "Три вещи непостижимы Для меня, и четырех я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к девице" (Книга Притчей Соломоновых, XXX, 18, 19).>.
     - Таким образом, - прервал его Генрих, - самое лучшее, что мы можем сделать...
     - ..это, - подхватил Карл, - мне полечить мой ушиб, вам, Анжу, смыть апельсиновый сироп, а вам, Гиз, велеть очистить кабанье сало.
     Все четверо вышли из дома, даже не потрудившись закрыть за собой дверь.
     Когда они дошли до Сент-Антуанской улицы, король спросил герцога Анжуйского и герцога де Гиза:
     - Куда вы направляетесь, господа?
     - Государь, мы идем к Нантуйе, он ждет нас - моего лотарингского кузена и меня - к ужину. Не желаете ли, ваше величество, присоединиться к нам?
     - Нет, благодарю; мы идем в другую сторону. Не хотите ли взять одного из моих факельщиков?
     - Нет, нет, спасибо! - поспешно ответил герцог Анжуйский.
     - Будь по-вашему... Это он боится, чтоб я не велел проследить его, - шепнул Карл на ухо королю Наваррскому и, взяв его за руку, сказал:
     - Идем, Анрио! Сегодня я угощаю тебя ужином.
     - Разве мы не вернемся в Лувр? - спросил Генрих.
     - Говорят тебе - нет, упрямая ты голова! Идем со мной, говорят тебе! Идем!
     И Карл повел Генриха по улице Жоффруа-Ланье.
    Глава 7
    АНАГРАММА
     К центру Жоффруа-Ланье вела улица Гарнье-сюр-Ло, другим концом упиравшаяся в перпендикулярную ей улицу Бар.
     В нескольких шагах от перекрестка, по направлению к улице Мортельри, виднелся домик, одиноко стоявший среди сада, окруженного высокой каменной стеной с одним-единственным входом, закрытым цельной дверью.
     Карл вынул из кармана ключ, открыл дверь, которая была заперта только на замок и которая тотчас отворилась, и, пропустив вперед Генриха и лакея с факелом, запер ее за собой.
     В доме светилось одно маленькое окошко. Карл показал на него Генриху пальцем и улыбнулся.
     - Государь, я не понимаю, - промолвил Генрих.
     - Сейчас поймешь, Анрио.
     Король Наваррский с удивлением посмотрел на Карла. И в голосе и в лице его была нежность, которую до такой степени непривычно было у него заметить, что Генрих просто не узнавал его.
     - Анрио, - сказал король, - я уже говорил тебе, что, когда я выхожу из Лувра, я выхожу из ада. Когда я вхожу сюда, я вхожу в рай.
     - Ваше величество, - ответил Генрих, - я счастлив тем, что вы удостоили взять меня с собой в путешествие на небо.
     - Путь туда тесный, - ступая на узенькую лестницу, сказал король, - таким образом, сравнение вполне справедливо <"..тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь.." - Евангелие от Матфея, VII, 14.>.
     - Что же за ангел охраняет вход в ваш Эдем, государь?
     - Сейчас увидишь, - ответил Карл IX. Сделав Генриху знак, чтобы он не шумел. Карл IX отворил одну дверь, затем другую и остановился на пороге.
     - Взгляни! - сказал он.
     Генрих подошел и замер на месте перед самой очаровательной картиной, какую ему приходилось видеть.
     Женщина лет восемнадцати-девятнадцати спала, положив голову на изножье кроватки, где спал ребенок, и держала обеими руками его ножки у своих губ, а ее длинные вьющиеся волосы рассыпались по одеялу золотой волной.
     Это была точная копия картины Альбани, изображающей Богоматерь с Христом-младенцем.
     - Государь! Кто это прелестное создание? - спросил король Наваррский.
     - Это ангел моего рая, Анрио, единственная, кто любит меня ради меня самого. Генрих улыбнулся.
     - Да, ради меня самого, - повторил Карл, - она полюбила меня, когда еще не знала, что я король.
     - А когда узнала?
     - А когда узнала, - ответил Карл со вздохом, говорившим о том, что залитая кровью королевская власть порой становилась для него тяжким бременем, - а когда узнала, то не разлюбила. Суди сам!
     Король тихонько подошел к молодой женщине и прикоснулся губами к ее цветущей щеке так осторожно, как пчелка к лилии.
     И все-таки она проснулась.
     - Карл! - прошептала она, открывая глаза.
     - Слышишь? - сказал король Генриху. - Она называет меня просто Карл. А королева говорит мне "государь".
     - Ах! - воскликнула молодая женщина. - Вы не один, король?
     - Нет, милая Мари. Мне хотелось показать тебе другого короля, более счастливого, чем я, потому что у него нет короны, и более несчастного, чем я, потому что у него нет Мари Туше. Бог дает каждому свою награду.
     - Государь, это король Наваррский? - спросила Мари.
     - Он самый, дитя мое. Подойди к нам, Анрио. Король Наваррский подошел. Карл взял его за правую руку.
     - Мари, взгляни на эту руку, - сказал он, - это рука хорошего брата и честного друга! Знаешь, если бы не эта рука...
     - Так что же, государь?
     - ..если бы не эта рука, Мари, наш ребенок остался бы сегодня без отца.
     Мари вскрикнула, упала на колени, схватила руку Генриха и поцеловала.
     - Хорошо, Мари, ты поступила правильно, - сказал Карл.
     - А чем вы его отблагодарили, государь?
     - Тем же.
     Генрих с изумлением посмотрел на Карла.
     - Когда-нибудь, Анрио, ты поймешь, что я хочу сказать. А покуда - иди взгляни!
     Карл подошел к кроватке, в которой безмятежно спал ребенок.
     - Да, - сказал король, - если бы этот великан спал в Лувре, а не здесь, на улице Бар, многое было бы иначе и сейчас, а возможно, и в будущем <В самом деле, если бы этот внебрачный ребенок, ставший никем иным, как знаменитым герцогом Ангулемским, умершим в 1650 г., родился в законном браке, вместо Генриха III, Генриха IV, Людовика XIII и Людовика XIV царствовал бы он Что бы он нам дал? Ум мешается и блуждает во тьме подобных вопросов. Карл де Валуа, герцог Ангулемский, стал видным полководцем и политическим деятелем.>.
     - Государь, не сердитесь на меня, - заметила Мари, - но я рада, что он спит здесь; здесь ему спокойнее.
     - Ну и дадим ему спать спокойно. Хорошо спится, когда не видишь снов! - сказал король.
     - Пойдемте, государь? - спросила Мари, указывая рукой на дверь в другую комнату.
     - Да, Мари, ты права, - ответил Карл, - будем ужинать.
     - Мой любимый, - сказала Мари, - вы ведь попросите вашего брата-короля извинить меня, да. Карл?
     - За что?
     - За то, что я отпустила наших слуг. Дело в том, государь, - обратилась она к королю Наваррскому, - что Карл любит, чтобы за столом ему прислуживала только я.
     - Охотно верю, - ответил Генрих.
     Мужчины прошли в столовую, а заботливая и беспокойная мать укрыла теплым одеяльцем малютку Карла, который спал крепким детским сном, вызывавшим зависть у его отца, и не проснулся.
     Укрыв мальчика, Мари присоединилась к гостям.
     - Здесь только два прибора! - сказал король.
     - Позвольте мне прислуживать вашим величествам, - ответила Мари.
     - Вот видишь, Анрио, ты принес мне несчастье! - сказал Карл.
     - Как так, государь?
     - Ты не понимаешь?
     - Простите, Карл, простите!
     - Прощаю, садись рядом со мной - здесь, между нами.
     - Хорошо, - ответила Мари.
     Она принесла еще один прибор, села между двумя королями и принялась их угощать.
     - Скажи, Анрио, - заговорил Карл, - ведь хорошо, когда у тебя есть такое место в мире, где ты можешь есть и пить спокойно, не заставляя кого-нибудь другого сначала пробовать вино и мясо?
     - Государь, - сказал Генрих, улыбаясь и отвечая этой улыбкой на вечное беспокойство своего духа, - поверьте, что я, как никто, способен оценить такое счастье.
     - А чтобы мы продолжали чувствовать себя счастливыми, поговори с ней о чем-нибудь хорошем, Анрио, - не надо ей вмешиваться в политику, а главное, не надо ей знакомиться с моей матерью.
     - Да, королева Екатерина так горячо любит ваше величество, что может приревновать вас к другой любви, - ответил Генрих, найдя ловкую увертку и, таким образом, ускользнув от опасной откровенности короля.
     - Мари, - сказал король, - рекомендую тебе самого хитрого и самого умного человека, какого я когда-либо знал. При дворе - а этим много сказано - он обвел вокруг пальца всех; один я, быть может, ясно вижу - не скажу, то, что у него на душе, но то, что у него на уме.
     - Государь, - ответил Генрих, - меня огорчает, что вы сильно преувеличиваете одно и подозрительно относитесь к другому.
     - Я ничего не преувеличиваю, Анрио, - сказал король. - Впрочем, когда-нибудь тебя поймут. Король обратился к Мари:
     - Он восхитительно составляет анаграммы. Попроси его составить анаграмму из твоего имени, - ручаюсь, что он ее сделает.
     - Что же можно найти в имени такой простой девушки, как я? Какую приятную мысль можно извлечь из сочетания букв, которыми случай написал: Мари Туше?
     - Государь, сделать анаграмму из этого имени легко, в том, чтобы ее составить, большой заслуги нет, - сказал Генрих.
     - Ага! Уже готово! - сказал Карл. - Видишь, Мари? Генрих вынул из кармана записные таблички, вырвал один листок и под именем:
     Marie Touchet
     <Мари Туше> написал:
     Je charme tout
     <Чарую все (франц).>.
    Затем он протянул листок молодой женщине.
     - Я глазам своим не верю! - воскликнула Мари.
     - Что же он написал? - спросил Карл.
     - Государь, я не решаюсь произнести это вслух.
     - Государь, - заговорил Генрих, - если в имени Marie Touchet заменить букву "i" буквой "j", как это часто делают, то получится буква в букву: Je charme tout.
     - Верно, буква в букву! - воскликнул Карл. - Слушай, Мари, я хочу, чтобы это стало твоим девизом! Никогда ни один девиз не был так заслужен. Спасибо, Анрио! Мари, я подарю тебе этот девиз, составленный из бриллиантов.
     Ужин кончился; на соборе Богоматери пробило два часа.
     - А теперь, Мари, - сказал Карл, - в награду за его комплимент ты дать ему кресло, чтобы он мог спать в нем до утра; только уложи его подальше от нас, а то он так храпит, что даже страшно становится. Затем, если проснешься раньше меня, то разбуди меня, - в шесть утра мы должны быть у Бастилии. Спокойной ночи, Анрио! Устраивайся поудобнее. Только вот что, - добавил он, подойдя к королю Наваррскому и положив руку ему на плечо, - заклинаю тебя твоей жизнью, - слышишь, Генрих? Твоей жизнью! - не выходи отсюда без меня, а главное, не возвращайся в Лувр!
     Генрих если и не все понимал, то слишком многое подозревал, вот почему он не пренебрег этим советом.
     Карл IX ушел к себе в комнату, а Генрих, суровый горец, удовольствовался креслом и очень скоро доказал, насколько прав был в своих предостережениях шурин, который просил поместить его подальше от себя.
     На рассвете Карл разбудил Генриха. Так как Генрих спал одетым, туалет его занял не много времени. Король был счастлив и улыбчив - таким его никогда не видели в Лувре. Часы, которые он проводил в домике на улице Бар, были в его жизни часами солнечного света.
     Они вдвоем прошли через спальню. Молодая женщина спала на своей кровати, ребенок - в своей колыбели. Во сне оба улыбались.
     Карл с глубокой нежностью поглядел на них, затем обернулся к королю Наваррскому.
     - Анрио, - сказал он, - если тебе когда-нибудь случится узнать, какую услугу я оказал тебе сегодня ночью, а со мной произойдет несчастье, вспомни об этом ребенке, который спит в своей колыбели.
     Не дав Генриху времени задать ему вопрос, Карл поцеловал в лоб мать и ребенка.
     - До свидания, ангелы мои! - прошептал Карл и вышел.
     Генрих в раздумье последовал за ним.
     Дворяне, которым Карл приказал встретить его, ждали у Бастилии, держа под уздцы двух лошадей. Карл сделал Генриху знак сесть на одну из них, сам тоже вскочил в седло, выехал через Арбалетный сад и направился по внешним бульварам.
     - Куда мы едем? - спросил Генрих.
     - Мы едем, - ответил Карл, - посмотреть, вернулся ли герцог Анжуйский только ради принцессы Конде, или в сердце у него честолюбия не меньше, чем любви, а я сильно подозреваю, что так оно и есть.
     Генрих ничего не понял и молча последовал за Карлом. Когда они доехали до Маре, где из-за палисада открывалось все, что называлось в ту пору Сен-Лоранским предместьем, Карл показал Генриху в сероватой дымке утра людей в длинных плащах и в меховых шапках - они ехали верхом за тяжело нагруженным фургоном. По мере того как эти люди приближались, их фигуры принимали все более четкие очертания, так что уже можно было различить ехавшего тоже верхом и беседовавшего с ними человека в длинном коричневом плаще и в широкополой французской шляпе, надвинутой на лоб.
     - Ага, - с улыбкой сказал Карл. - Так я и думал.
     - Государь, если я не ошибаюсь, вон тот всадник в коричневом плаще - герцог Анжуйский, - сказал Генрих.
     - Он самый, - подтвердил Карл. - Осади немного, Анрио, - я не хочу, чтобы нас увидели.
     - Кто же эти люди в сероватых плащах и в меховых шапках? И что вон в той повозке? - спросил Генрих.
     - Эти люди - польские послы, - ответил Карл, - в повозке - корона. А теперь, - сказал он, пуская лошадь в галоп по дороге к воротам Тампля, - едем, Анрио! Я видел все, что хотел видеть! Глава 8 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛУВР
     Когда Екатерина решила, что в комнате короля Наваррского все сделано - трупы стражников убраны, Морвель перенесен домой, ковры замыты, - она отпустила своих придворных дам, так как дело шло к полуночи, и попыталась заснуть. Но удар оказался слишком жестоким, а разочарование - слишком сильным. Ненавистный Генрих, постоянно ускользавший из ее ловушек, обычно смертельных, казалось, был храним какой-то непобедимой силой, которую Екатерина упорно называла случаем, хотя какой-то голос в глубине ее души говорил ей, что настоящее имя этой силы - судьба Мысль о том, что слух о неудачном покушении, распространившись по Лувру и выйдя за его пределы, придаст Генриху и всем гугенотам еще большую уверенность в их будущем, приводила ее в бешенство, и, если бы этот самый случай, против которого она боролась столь несчастливо, свел ее сейчас с ее врагом, она с помощью висевшего у нее на поясе флорентийского кинжальчика несомненно победила бы судьбу, столь благосклонную к королю Наваррскому.
     Часы ночи, так медленно тянущиеся для тех, кто ждет или не спит, били одни вслед за другими, а Екатерина все не смыкала глаз Целый мир новых замыслов развернулся в ее уме, полном видений. Наконец на рассвете она встала с постели, сама оделась и направилась в покои Карла IX.
     Стража, привыкшая к ее приходам в любое время дня и ночи, пропустила ее. Через переднюю она прошла в Оружейную палату. Но там она застала только бодрствующую кормилицу.
     - Где мой сын? - спросила королева.
     - Ваше величество! К нему запрещено входить до восьми часов.
     - Запрещение не касается меня, кормилица!
     - Оно касается всех. Екатерина усмехнулась.
     - Да, я знаю, - продолжала кормилица, - я хорошо знаю, что здесь ничто не может воспрепятствовать вашему величеству; я только молю внять просьбе простой женщины и не ходить дальше.
     - Кормилица, мне надо поговорить с сыном.
     - Я отопру только по приказу вашего величества.
     - Откройте, кормилица, я требую! - сказала Екатерина.
     Услышав этот голос, вызывавший большее уважение, а главное, больший страх, чем голос самого Карла, кормилица подала Екатерине ключ, но Екатерине он был не нужен. Она вынула из кармана свой ключ, быстро отперла дверь в покои сына, и под ее нажимом дверь распахнулась.
     Спальня была пуста, постель не смята; борзая Актеон, лежавшая около кровати на медвежьей шкуре, встала, подошла к Екатерине и принялась лизать ее руки цвета слоновой кости.
     - Вот как! Он ушел из дому, - нахмурив брови, сказала королева - Что ж, я подожду.
     В мрачной решимости она задумчиво села у окна, которое выходило на Лувровский двор и из которого был виден главный вход.
     В течение двух часов она не сходила с места, неподвижная и белая, как мраморная статуя, и наконец увидела, что в Лувр въезжает отряд всадников с Карлом и Генрихом Наваррским во главе; она их узнала.
     И тут она поняла все. Вместо того чтобы препираться с ней из-за ареста своего зятя. Карл увел его и этим спас.
     - Слепец! Слепец! Слепец! - прошептала она и снова принялась ждать.
     Минуту спустя в комнате послышались шаги со стороны Оружейной палаты.
     - Государь, хотя бы теперь, когда мы уже в Лувре, - говорил Генрих, - скажите мне, почему вы меня увели и какую услугу вы мне оказали?
     - Нет, нет, Анрио! - со смехом ответил Карл. - Когда-нибудь ты, быть может, узнаешь все, но пока что это тайна. Знай только одно: по всей вероятности, сейчас у меня будет из-за тебя страшная ссора с матерью.
     Карл поднял портьеру и очутился лицом к лицу с Екатериной.
     Из-за его плеча выглянуло бледное и взволнованное лицо Беарнца.
     - А-а! Вы здесь, сударыня! - нахмурив брови, сказал Карл.
     - Да, сын мой. Мне надо с вами поговорить, - отвечала Екатерина.
     - Со мной?
     - С вами наедине.
     - Что делать? - сказал Карл, оборачиваясь к зятю. - Раз уж никак невозможно избежать этого, то чем скорее, тем лучше.
     - Я оставляю вас, государь, - сказал Генрих.
     - Да, да, оставь нас одних, - ответил Карл. - Ты ведь теперь католик, Анрио, так сходи к обедне и помолись за меня, а я останусь слушать проповедь.
     Генрих поклонился и вышел.
     Карл сам предупредил вопросы матери.
     - Итак, - сказал он, пытаясь обратить дело в шутку - вы ждали меня, чтобы побранить, так ведь? Черт побери! Я непочтительно разрушил ваш замысел. Но - смерть дьяволу! - не мог же я позволить арестовать и посадить в Бастилию человека, который только что спас мне жизнь! Но и ссориться с вами мне тоже не хотелось: я хороший сын. К тому же, - добавил он шепотом, - Господь Бог карает детей, которые бранятся с матерью; пример - мой брат Франциск Второй <Франциск Второй (1543 - 1560), женатый на Марии Стюарт, племяннице Гизов, всецело подпал под их влияние. Это была одна из серьезных причин, в силу которых в 1560 г, вспыхнул гугенотский Амбуазский мятеж.>. Простите меня великодушно и признайтесь, что шутка недурна.
     - Ваше величество, вы ошибаетесь, - возразила Екатерина, - дело это совсем не шуточное.
     - Так я и знал! Знал, что так вы и посмотрите на это, черт меня возьми!
     - Государь, ваш промах разрушил тщательно продуманный план, который должен был открыть нам весьма многое.
     - Ба! План!.. Неужели какой-то провалившийся план может вас смутить - вас, матушка? Вместо него вы придумаете двадцать новых, и я обещаю, что помогу вам.
     - Даже если бы вы и помогли мне, теперь слишком поздно: он предупрежден и будет начеку.
     - Слушайте, - сказал король, - давайте поговорим откровенно. Что вы имеете против Анрио?
     - То, что он заговорщик.
     - Да, я понимаю, в этом вы постоянно его обвиняете! Но кто же в той или иной степени не занимается заговорами в этом прелестном королевском жилище, именуемом Лувр?
     - Но он - больше, чем кто-либо, и он тем опаснее, что об этом никто и не подозревает.
     - Скажите, какой Лоренцино! <Побочный сын отца Екатерины, герцог Алессандро, был убит своим родственником Лоренцино, возглавившим заговор против него; убийца, однако, вынужден был бежать и впоследствии сам был убит.> - сказал Карл.
     - Послушайте, - сказала Екатерина, помрачневшая при упоминании этого имени, вызывавшем у нее в памяти одну из самых кровавых драм флорентийской истории, - вы можете доказать мне, что я не права.
     - Каким образом, матушка?
     - Спросите Генриха, кто был у него в спальне сегодня ночью.
     - В его спальне.., сегодня ночью?
     - Да. И если он вам скажет...
     - То что тогда?
     - Тогда я готова буду признать, что ошибалась.
     - Но если это была женщина, не можем же мы требовать...
     - Женщина?
     - Да.
     - Женщина, которая убила двух ваших стражников и ранила де Морвеля - быть может, смертельно?
     - Ого! Это уже серьезно, - сказал король. - Значит, дело было кровавое?
     - Трое легли на месте.
     - А тот, кто их уложил?
     - Убежал цел и невредим.
     - Клянусь Гогом и Магогом! - сказал Карл. - Он молодец, и вы правы, матушка: я должен знать, кто это такой.
     - А я заранее говорю вам, что не узнаете, - во всяком случае, не узнаете от Генриха.
     - А от вас, матушка? Не мог же этот человек удрать, не оставив никаких следов? Неужели никто не заметил чего-нибудь в его одежде?
     - Заметили только, что на нем был очень элегантный вишневый плащ.
     - Так, так! Вишневый плащ! - сказал Карл. - При дворе я знаю только один, столь заметный, что бросается в глаза.
     - Совершенно верно, - сказала Екатерина.
     - И что же? - спросил Карл.
     - Подождите меня здесь, сын мой, - сказала Екатерина, - я проверю, как исполнены мои приказания.
     Екатерина вышла, а Карл, оставшись один, начал рассеянно ходить взад и вперед по комнате, насвистывая охотничью песенку, заложив одну руку за камзол и опустив другую, которую лизала борзая, всякий раз как он останавливался.
     А Генрих ушел от шурина сильно встревоженный и, вместо того чтобы идти, как обычно, по коридору, пошел по маленькой потайной лесенке, которая уж неоднократно упоминалась и которая вела на третий этаж. Но, поднявшись всего на четыре ступеньки, он увидел на первом повороте чью-то тень. Он остановился и взялся за рукоять кинжала. И тут же узнал женщину; она схватила его за руку, и прелестный, хорошо ему знакомый голос произнес:
     - Слава Богу, государь, вы целы и невредимы! Я так за вас боялась! Но, верно, Бог услышал мои молитвы.
     - Да что случилось? - спросил Генрих.
     - Вы все поймете, когда войдете к себе. Не беспокойтесь об Ортоне, я приютила его у себя.
     Молодая женщина быстро спустилась, как будто столкнулась с Генрихом, встретив его на лестнице случайно.
     - Странно! - сказал себе Генрих. - Что же произошло? Что с Ортоном?
     К сожалению г-жа де Сов уже не могла слышать его вопросов: г-жа де Сов была уже далеко.
     Внезапно наверху лестницы появилась другая тень: на сей раз это была тень мужчины.
     - Tсc! - произнес этот человек.
     - А, это вы, Франсуа?
     - Не называйте меня по имени.
     - Что случилось?
     - Пройдите к себе, и вы все узнаете, а потом проскользните в коридор, хорошенько осмотритесь, не подглядывают ли за вами, и зайдите ко мне - дверь будет только притворена.
     И он исчез, подобно призраку в театре, который проваливается в люк.
     - Вот тебе раз! - прошептал Беарнец. - Загадка остается загадкой. Но раз отгадка находится у меня, пойдем ко мне и там хорошенько все разглядим.
     Однако Генрих продолжал свой путь не без волнения; он обладал восприимчивостью, этим суеверием юности. В его душе все отражалось ясно, как на гладкой поверхности, а все, что он сейчас слышал, предвещало ему беду.
     Он подошел к двери в свои покои и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Кроме того, раз Шарлотта сказала, чтобы он шел к себе, значит, было ясно, что бояться нечего. Он быстро заглянул в переднюю; она была пуста, ничто не указывало ему на какое-то происшествие.
     - А Ортона-то в самом деле нет, - сказал он и прошел в следующую комнату.
     Здесь все объяснилось.
     Хотя на пол были вылиты реки воды, всюду виднелись большие красноватые пятна; одно кресло было сломано; полог был изрезан ударами шпаги; венецианское зеркало было пробито пулей, чья-то окровавленная рука, приложившись к стене, оставила на ней страшный отпечаток, свидетельствовавший о том, что эта безмолвная комната была свидетельницей борьбы не на жизнь, а на смерть.
     Генрих блуждающим взглядом пробежал по этим разнородным следам драки и провел рукой по влажному от пота лбу.
     - Да-а! - прошептал он. - Теперь я понимаю, что за услугу оказал мне король; какие-то люди приходили убить меня... А де Муи? Что они сделали с де Муи? Мерзавцы! Они его убили!
     Как герцогу Алансонскому не терпелось поскорее рассказать Генриху о происшествии, так и самому Генриху не терпелось узнать, что произошло. Бросив на окружающие предметы последний мрачный взгляд, он выбежал из комнаты, выскочил в коридор, убедился, что никого нет, толкнул приоткрытую дверь, тщательно запер ее за собой и устремился к герцогу Алансонскому.
     Герцог ждал его в первой комнате. Он схватил Генриха за руку и, приложив палец к губам, увлек его в кабинетик, помещавшийся в башенке, совершенно уединенный и благодаря этому недоступный для шпионства.
     - Ах, брат мой, какая ужасная ночь! - сказал герцог.
     - Да что случилось? - спросил Генрих.
     - Вас хотели арестовать.
     - Меня?
     - Да, вас.
     - За что?
     - Не знаю. Где вы были?
     - Вчера вечером король увел меня с собой в город.
     - Значит, ему было известно все, - сказал герцог Алансонский. - Но если вас не было дома, кто же был у вас?
     - А разве кто-нибудь у меня был? - спросил Генрих таким тоном, словно ничего не знал.
     - Да, у вас был какой-то мужчина. Услыхав шум, я побежал к вам на помощь, но было слишком поздно.
     - А этого мужчину арестовали? - с тревогой спросил Генрих.
     - Нет, он опасно ранил Морвеля, убил двух стражников и убежал.
     - Молодец де Муи! - воскликнул Генрих.
     - Так это был де Муи? - быстро спросил герцог Алансонский.
     Генрих понял, что допустил промах.
     - По крайней мере, я так думаю, - ответил он, - потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и сказать ему, что все мои права на наваррский престол я уступаю вам.
     - Если это станет известно, мы погибли, - побледнев, сказал герцог Алансонский.
     - Да, Морвель, конечно, все расскажет.
     - Морвель получил удар шпагой в горло; хирург, который делал ему перевязку, сказал мне, что недели полторы Морвель не сможет произнести ни одного слова.
     - Неделя! Для де Муи этого больше чем достаточно, чтобы оказаться в полной безопасности.
     - В конце концов это мог быть и не де Муи, - сказал герцог Алансонский.
     - Вы так думаете? - спросил Генрих.
     - Да. Ведь этот человек скрылся так быстро, что заметили только его вишневый плащ.
     - В самом деле, - сказал Генрих, - этот вишневый плащ скорее подходит какому-нибудь дамскому угоднику, чем солдату. Никому и в голову не придет заподозрить, что под вишневым плащом скрывается де Муи.
     - Да, - согласился герцог, - если кого и заподозрят, так скорее уж... Герцог запнулся.
     - ..так уж скорее Ла Моля, - подхватил Генрих.
     - Разумеется! Я и сам, глядя на бегущего, подумал было, что это Ла Моль.
     - Ах, и вы так подумали? Тогда вполне возможно, что это и впрямь был Ла Моль.
     - А он ничего не знает? - спросил герцог Алансонский.
     - Ровно ничего, во всяком случае, ничего важного, - ответил Генрих.
     - Брат мой, - сказал герцог, - теперь я уверен, что это был он.
     - Черт возьми! - сказал Генрих. - Если так, то это очень огорчит королеву: она принимает в нем большое участие.
     - Вы говорите, участие? - переспросил озадаченный герцог.
     - Конечно. Разве вы забыли, Франсуа, что вам рекомендовала его ваша сестра?
     - Верно, - глухим голосом ответил герцог. - Потому мне и хотелось быть ему полезным, а доказательством служит то, что я, опасаясь, как бы его вишневый плащ не навлек на него подозрений, поднялся к чему и унес плащ к себе.
     - Что ж, это очень умно, - заявил Генрих. - Теперь я мог бы не только побиться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.
     - Даже на суде? - спросил Франсуа.
     - Ну конечно, - ответил Генрих. - Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от Маргариты.
     - Если бы я был уверен, что могу опереться на ваше свидетельство, я даже выступил бы против него как обвинитель, - сказал герцог Алансонский.
     - Если вы, брат мой, выступите с обвинением, то вы понимаете, что я не стану вас опровергать.
     - А королева? - спросил герцог Алансонский.
     - Ах да! Королева!
     - Надо узнать, как поведет себя она.
     - Это я беру на себя.
     - А знаете, ей, пожалуй, выгодно будет поддержать нас. Ведь этот молодой человек приобретет теперь громкую славу храбреца, и слава эта обойдется ему очень дешево, - он купит ее в кредит. Правда, возможно и то, что она будет стоить ему вместе с процентами и всего капитала.
     - Ничего не поделаешь, черт побери! - заметил Генрих. - Ничто не дается даром в этом мире.
     С улыбкой помахав герцогу Алансонскому рукой, он осторожно высунул голову в коридор; убедившись, что никто их не подслушивал, он быстро проскользнул на потайную лесенку, которая вела в покои Маргариты.
     Королева Наваррская была взволнована не меньше мужа. Ночная вылазка против нее и герцогини Неверской, затеянная королем, герцогом Анжуйским, герцогом де Гизом и Генрихом, которого она тоже узнала, сильно ее встревожила. Несомненно, у них не было никаких улик против нее; привратник, которого отвязали от решетки Ла Моль и Коконнас, уверял, что не промолвил ни слова. Но четыре высоких особы, которым два простых дворянина - Ла Моль и Коконнас - оказали сопротивление, свернули со своей дороги не случайно, прекрасно зная, зачем они свернули. Остаток ночи Маргарита провела у герцогини Неверской и вернулась в Лувр на рассвете. Она легла в постель, но не заснула: она вздрагивала при малейшем шуме.
     В мучительной тревоге Маргарита вдруг услышала стук в потайную дверь и, узнав от Жийоны, пришел, велела впустить посетителя.
     Генрих остановился на пороге; он нисколько не походил на оскорбленного мужа - на его тонких губах играла его обычная улыбка и ни один мускул на лице не выдавал того страшного волнения, которое он пережил несколько минут назад.

/ Полные произведения / Дюма А. / Королева Марго

Смотрите также по произведению "Королева Марго":

• Краткое содержание
• Характеристика героев