Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Дюма А. / Королева Марго

Королева Марго [15/39]

  Скачать полное произведение

    - Нет, нет, Рене! Я пока вполне убеждена и этими. Подождем, не удастся ли нам добыть голову какого-нибудь осужденного, - тогда в день казни ты сговоришься с палачом.
     Рене поклонился в знак согласия, затем, со свечой в руке, подошел к полкам с книгами, встал на стул, взял одну из книг и подал королеве.
     Екатерина раскрыла книгу.
     - Что это такое? - спросила она. - "Как надлежит вынашивать и питать ловчих птиц, соколов и кречетов, дабы они сделались смелы, сильны и к ловле охочим.
     - Ах, простите, я ошибся! Это трактат о соколиной охоте, написанный одним луккским ученым для знаменитого Каструччо Кастракани. Он стоял рядом с той книгой и переплетен в такой же переплет, - я и ошибся. Впрочем, эта книга очень ценная; существуют только три экземпляра во всем мире: один в венецианской библиотеке, другой, купленный вашим предком Лоренцо Медичи, но затем подаренный Пьетро Медичи королю Карлу Восьмому, проезжавшему через Флоренцию, а вот этот - третий.
     - Чту его как редкость, - ответила Екатерина, - но он мне не нужен: возьмите его.
     Передавая книгу левой рукой, она протянула к Рене правую руку за другой книгой.
     На этот раз Рене не ошибся - другая книга была именно той, какая нужна была королеве. Рене слез со стула, полистал книгу и подал Екатерине, открыв на нужной странице.
     Екатерина села за стол, Рене поставил перед ней чародейную свечу, и ори свете ее синеватого огонька она вполголоса прочла несколько строк.
     - Хорошо, - закрыв книгу, сказала она, - тут все, что мне хотелось знать.
     Она поднялась со стула, оставив книгу на столе, но унося в голове мысль, которая только зарождалась и должна была еще созреть.
     Рене со свечой в руке почтительно ожидал, когда королева, видимо собиравшаяся уходить, даст ему новые распоряжения или обратится с новыми вопросами.
     Екатерина, склонив голову и приложив палец к губам, молча сделала несколько шагов по комнате.
     Затем она вдруг остановилась перед Рене и подняла на него свои круглые, устремленные вперед, как у хищной птицы, глаза.
     - Признайся, ты сделал для нее какое-то приворотное зелье! - сказала она.
     - Для кого? - затрепетав, спросил Рене.
     - Для Сов.
     - Я? Никогда не делал! - ответил Рене.
     - Никогда?
     - Клянусь душой, ваше величество.
     - А все-таки тут не без колдовства: он безумно влюблен в нее, хотя никогда не отличался постоянством.
     - Кто он?
     - Он, проклятый Генрих, тот самый, который станет преемником моих трех сыновей и назовется Генрихом Четвертым, а ведь он сын Жанны д'Альбре!
     Последние слова Екатерины сопровождались таким вздохом, что Рене вздрогнул, вспомнив о пресловутых перчатках, которые он, по приказанию Екатерины, приготовил для королевы Наваррской.
     - Разве он по-прежнему бывает у нее? - спросил Рене.
     - По-прежнему.
     - А мне казалось, что король Наваррский окончательно вернулся к своей супруге.
     - Комедия, Рене, комедия! Не знаю, с какой целью, но все как сговорились меня обманывать! Даже Маргарита, моя родная дочь, и та настроена против меня. Быть может, и она рассчитывает на смерть своих братьев - быть может, надеется стать французской королевой.
     - Да, быть может, - сказал Рене, снова уйдя в свою думу и откликаясь, как эхо, на страшное подозрение Екатерины.
     - Что ж, посмотрим! - сказала Екатерина и направилась к входной двери, очевидно не считая нужным идти потайной лестницей, будучи уверена, что она здесь одна.
     Рене шел впереди, и через несколько секунд оба очутились в лавке парфюмера.
     - Ты обещал мне новые кремы для рук и для губ. - сказала королева-мать. - теперь зима, а ты ведь знаешь, как моя кожа чувствительна к холоду.
     - Я уже позаботился об этом, ваше величество, и все принесу вам завтра.
     - Завтра ты не застанешь меня раньше девяти-десяти часов вечера. Днем я буду в церкви.
     - Хорошо, сударыня, я буду в Лувре в десять часов вечера.
     - У госпожи де Сов красивые губы и руки, - небрежным тоном заметила Екатерина. - А какой крем она употребляет?
     - Для рук?
     - Да, для рук.
     - Крем на гелиотропе.
     - А для губ?
     - Для губ она будет теперь употреблять новый опиат моего изобретения; завтра я принесу коробочку вашему величеству, а заодно - и ей.
     Екатерина на мгновенье задумалась.
     - Она действительно красива, - промолвила королева-мать, словно отвечая самой себе на какую-то тайную мысль, - нет ничего удивительного, что Беарнец влюбился в нее по уши.
     - А главное, она предана вашему величеству, по крайней мере, мне так кажется, - сказал Рене. Екатерина усмехнулась и пожала плечами.
     - Разве может любящая женщина быть предана кому-нибудь, кроме своего любовника? - сказала она. - А все-таки, Рене, какое-то приворотное зелье ты ей изготовил! - сказала она.
     - Клянусь, что нет!
     - Ну хорошо, оставим этот разговор. Покажи-ка мне твой новый опиат, от которого ее губки станут еще красивее и свежее.
     Рене подошел к полке и указал на шесть одинаковых круглых серебряных коробочек, стоявших в ряд, одна к другой.
     - Вот единственное приворотное зелье, какое она у меня просила, - сказал Рене. - И как вы, ваше величество, совершенно верно изволили заметить, этот крем я изготовил специально для госпожи де Сов, так как ее губы настолько чувствительны и нежны, что трескаются и от солнца и от ветра.
     Екатерина раскрыла одну из коробочек с помадой карминного цвета удивительно красивого оттенка.
     - Рене, дай мне крем для рук; я возьму его с собой. Рене взял свечу и пошел за кремом для королевы в другое отделение лавки. По дороге он быстро обернулся, и ему показалось, что Екатерина стремительным движением руки схватила одну коробочку и спрятала ее под своей длинной накидкой. Но Рене давно привык к таким кражам королевы-матери, а потому не допустил неловкости и не подал виду, что заметил это. Он достал требуемый крем, запакованный в бумажный мешочек с лилиями.
     - Вот он, ваше величество, - сказал он.
     - Спасибо, Рене! - ответила она и, помолчав с минуту, добавила:
     - Не носи этого опиата госпоже де Сов раньше, чем через неделю или десять дней; я хочу попробовать его первая.
     Екатерина собралась уходить.
     - Ваше величество, прикажете проводить вас? - спросил Рене.
     - Только до конца моста, - ответила Екатерина. - а там меня дожидаются мои дворяне с носилками.
     Они вышли из лавки и дошли до угла улицы Барийри, где Екатерину ждали четыре дворянина верхом и носилки без гербов.
     Вернувшись в лавку, Рене первым делом пересчитал коробочки с опиатом.
     Одна из них исчезла.
    Глава 3
    ПОКОИ ГОСПОЖИ ДЕ СОВ
     Екатерина не ошиблась: Генрих не изменил своим привычкам и каждый вечер отправлялся к г-же де Сов. Сначала эти посещения Держались в глубочайшей тайне, но мало-помалу осмотрительность Генриха ослабла, он перестал принимать меры предосторожности, а потому Екатерине нетрудно было убедиться, что Маргарита лишь называлась королевой Наваррской, а на самом деле ею была г-жа де Сов.
     В начале нашего повествования мы успели сказать два слова о покоях г-жи де Сов, но дверь, открытая Дариолой королю Наваррскому, закрылась за ним накрепко, покои г-жи де Сов и место таинственных любовных свиданий пылкого Беарнца остались нам неведомы.
     Такие комнаты августейшие особы обыкновенно предоставляют во дворце своим придворным, которых желают всегда иметь под рукой; покои эти были, разумеется, не столь просторны и не столь удобны, как собственные городские квартиры. Как уже известно читателю, покои г-жи де Сов помещались в третьем этаже, почти под комнатами Генриха, и дверь из них выходила в коридор, дальний конец которого освещался готическим окном с маленькими стеклами в свинцовом переплете, пропускавшими лишь тусклый свет даже в самый ясный день. Зимою же после трех часов дня приходилось зажигать лампу, но и зимой в лампу масла наливали столько же, сколько летом, и к десяти часам вечера она гасла, обеспечивая любовникам в эти зимние дни наибольшую безопасность свиданий.
     Маленькая передняя, обитая шелком с большими желтыми цветами, приемная, затянутая синим бархатом, и спальня, где стояла кровать с витыми колонками и вишневым атласным пологом, отделенная от стены узким проходом, и где висело зеркало в серебряной оправе и две картины, изображавшие любовь Венеры и Адониса, составляли покои - теперь сказали бы "гнездышко" - очаровательной придворной дамы королевы Екатерины Медичи.
     Если поискать внимательнее, то в темном углу, напротив туалета со всеми принадлежностями, можно было заметить дверцу в своего рода молельню. Там, на возвышении, к которому вели две ступени, стояла скамеечка для коленопреклонений. Там на стенах, как бы в противовес упомянутым картинам на мифологические сюжеты, висели три-четыре картинки самого возвышенного, духовного содержания. Между картинами, на золоченых гвоздиках. висело женское оружие, так как и женщины в ту эпоху - эпоху тайных интриг - носили при себе оружие и, случалось, владели им не хуже мужчин.
     Вечером, на следующий день после описанной нами сцены у Рене, г-жа де Сов сидела у себя в спальне на кушетке и говорила Генриху о своей любви к нему и о своем страхе за него, доказывая и любовь, и страх той преданностью, какую она обнаружила в ночь, последовавшую за Варфоломеевской, то есть в ночь, когда Генрих, как помнит читатель, ночевал у своей жены, Генрих выражал ей свою признательность. Г-жа де Сов в простом батистовом пеньюаре была очаровательна, а Генрих был ей глубоко признателен.
     В такой обстановке Генрих, искренне влюбленный, предавался мечтам. А г-жа де Сов, воспылавшая самой горячей любовью, начавшейся по приказанию Екатерины, пристально всматривалась в Генриха, желая удостовериться, то ли, что губы, говорят его глаза.
     - Генрих, - молвила г-жа де Сов, - скажите откровенно: в ту ночь, когда вы спали в кабинете ее величества королевы Наваррской, а в ногах у вас спал Ла Моль, - вы не жалели о том, что этот достойный дворянин лежал между вами и спальней королевы?
     - Жалел, душенька моя, - отвечал Генрих. - ведь я неминуемо должен был пройти через ее спальню, чтобы попасть в ту комнату, где мне так - хорошо и где в эту минуту я так счастлив.
     Госпожа де Сов улыбнулась.
     - А после вы туда ходили?
     - И всякий раз говорил вам об этом.
     - И вы не пойдете туда тайком от меня?
     - Никогда.
     - Поклянитесь.
     - Поклялся бы, будь я гугенотом, но...
     - Что "но"?
     - Но католическая религия, догматы которой я сейчас изучаю, научила меня, что клясться не надо никогда.
     - Сейчас видно гасконца! - покачивая головой, сказала г-жа де Сов.
     - Шарлотта, а если бы я стал вас расспрашивать, вы ответили бы на мои вопросы?
     - Конечно, - ответила молодая женщина. - Мне нечего скрывать от вас.
     - В таком случае объясните мне, Шарлотта, как случилось, что, оказав мне отчаянное сопротивление до моей женитьбы, вы после нее перестали быть жестокой по отношению ко мне, беарнскому увальню, смешному провинциалу, к государю настолько бедному, что он не может придать драгоценностям своей короны должный блеск?
     - Генрих, вы требуете, чтобы я разгадала загадку, которую на протяжении трех тысячелетий не могут разгадать философы всех стран, - отвечала Шарлотта. - Генрих, никогда не спрашивайте женщину, за что она вас любит; довольствуйтесь вопросом: "Вы меня любите?".
     - Вы меня любите, Шарлотта? - спросил Генрих, - Люблю, - ответила г-жа де Сов с обаятельной улыбкой, кладя свою красивую руку на руку возлюбленного. Генрих сжал ее руку.
     - А что, если бы разгадку, которую тщетно ищут философы на протяжении трех тысячелетий, я нашел, по крайней мере, в вашей любви, Шарлотта? - преследуя свою мысль, настаивал он.
     Госпожа де Сов покраснела.
     - Вы меня любите, - продолжал Генрих, - значит, мне больше нечего просить у вас, и я считаю себя счастливейшим человеком в мире. Но ведь вы знаете: любому счастью всегда чего-нибудь да не хватает. Даже Адам в раю не чувствовал себя вполне счастливым и вкусил от злосчастного яблока, наградившего всех нас любопытством, а потому всю жизнь мы стремимся узнать то, что нам неведомо. Скажите же, душенька моя, и откройте мне неведомое: может статься, поначалу вам приказала любить меня королева Екатерина?
     - Генрих, говорите тише, когда говорите о королеве-матери, - заметила г-жа де Сов.
     - O-o! - воскликнул Генрих так свободно и непринужденно, что обманул даже г-жу де Сов. - Когда-то я и впрямь побаивался нашей дорогой матушки и не ладил с нею, но теперь я - муж ее дочери...
     - Муж королевы Маргариты! - покраснев от ревности, сказала Шарлотта.
     - Лучше говорите тише, - сказал Генрих. - Теперь, когда я - муж ее дочери, мы с королевой-матерью - лучшие друзья. Чего от меня хотели? По-видимому, чтобы я стал католиком. Превосходно: меня коснулась благодать, и предстательством святого Варфоломея я стал католиком. Теперь мы живем одной семьей, как хорошие братья, как добрые христиане.
     - А королева Маргарита?
     - Королева Маргарита? - переспросил Генрих. - Что ж, она-то и является для всех нас связующим звеном.
     - Но вы говорили мне, Генрих, что королева Наваррская на мою к ней преданность ответила великодушием. Если вы сказали мне правду, если королева Маргарита в самом деле относится ко мне великодушно, за что я ей очень признательна, значит, она только звено, которое нетрудно разорвать. И вам не удержаться за него, потому что мнимой близостью с королевой вам никого не провести.
     - Однако я держусь за него и езжу на этом коньке уже три месяца.
     - Значит, вы обманули меня, Генрих! - воскликнула г-жа де Сов. - Значит, королева Маргарита - ваша жена на самом деле!
     Генрих улыбнулся.
     - Знаете, Генрих, - заметила г-жа де Сов, - эти улыбки выводят меня из себя, и, хотя вы и король, иногда у меня возникает жестокое желание выцарапать вам глаза!
     - Значит, мне все же удается кое-кого провести этой мнимой близостью, - заметил Генрих, - коль скоро бывают случаи, когда вам хочется выцарапать мне глаза, хотя я и король, значит, и вы верите в эту близость.
     - Генрих, Генрих! По-моему, сам Господь Бог не знает, что у вас на уме! - сказала г-жа де Сов.
     - Я так рассуждаю, душенька моя, - сказал Генрих, - сначала Екатерина приказала вам любить меня, потом заговорило ваше сердце, и теперь, когда заговорили оба эти голоса, вы прислушиваетесь только к голосу сердца. Я тоже люблю вас всей душой, и потому-то, если бы у меня и были тайны, я не поверил бы их вам из боязни повредить вам.., ведь дружба королевы-матери ненадежна - это дружба тещи!
     Совсем не такого ответа ждала Шарлотта: каждый раз, как она пыталась проникнуть в бездны души своего возлюбленного, ей казалось, что между ними опускается плотный занавес и тотчас превращается в непроницаемую стену, отделяющую их Друг от друга. Она почувствовала, что глаза у нее наполняются слезами, и, услыхав, что часы бьют десять, сказала Генриху:
     - Государь, пора спать: завтра я должна очень рано явиться к королеве-матери.
     - Сегодня вы прогоняете меня, душенька? - спросил Генрих.
     - Генрих, мне грустно. А раз мне грустно, вам станет со мной скучно, и вы меня разлюбите. Поймите, что лучше вам уйти.
     - Хорошо! - отвечал Генрих. - Раз вы этого хотите, Шарлотта, я уйду, но, ради Бога, сделайте милость, разрешите присутствовать при вашем переодевании!
     - Государь! А как же королева Маргарита? Неужели вы заставите ее ждать, пока я буду переодеваться?
     - Шарлотта, - серьезным тоном сказал Генрих, - мы условились никогда не говорить о королеве Наваррской, а сегодня мы проговорили о ней чуть ли не весь вечер.
     Госпожа де Сов вздохнула и села за туалетный столик. Генрих взял стул, пододвинул его к своей возлюбленной, стал коленом на сиденье и оперся на спинку стула.
     - Ну вот, малютка Шарлотта, - сказал Генрих, - теперь я вижу, как вы наводите красу, и притом наводите для меня, что бы вы там ни говорили. Боже мой! Сколько тут разных разностей, сколько баночек с ароматными кремами, сколько пакетиков с пудрой, сколько флаконов, сколько коробочек с помадой!
     - Это только кажется, что всего много, - со вздохом отвечала Шарлотта, - а на самом деле очень мало; оказывается, и этого недостаточно, чтобы царить в сердце вашего величества безраздельно.
     - Послушайте! Не будем возвращаться в область политики, - сказал Генрих. - Что это за маленькая тоненькая кисточка? Не для того ли, чтобы подводить брови моему Юпитеру Олимпийскому?
     - Да, государь, - с улыбкой ответила г-жа де Сов, - вы угадали.
     - А этот гребешок слоновой кости?
     - Делать пробор.
     - А эта прелестная серебряная коробочка с резной крышечкой?
     - О, это прислал мне Рене, государь; это его опиат, который он уже давно обещал изготовить для смягчения моих губ, хотя вы, ваше величество, благоволите находить их иногда достаточно нежными без всяких опиатов.
     Тут Генрих, как бы в знак согласия с очаровательной женщиной, лицо которой светлело по мере того, как она возвращалась в царство кокетства, поцеловал ее в губы, которые баронесса внимательно рассматривала в зеркале.
     Шарлотта протянула было руку к коробочке, служившей темой вышеприведенного разговора, очевидно, желая, показать Генриху, как нужно накладывать на губы эту красную помаду, как вдруг короткий стук в дверь заставил обоих влюбленных вздрогнуть.
     - Сударыня, кто-то стучится, - сказала Дариола, высунув голову из-за портьеры.
     - Посмотри - кто и доложи, - ответила г-жа де Сов.
     Генрих и Шарлотта тревожно переглянулись, и Генрих уже решил было скрыться в молельню, где он не раз находил себе убежище, как снова появилась Дариола.
     - Сударыня, это парфюмер Рене.
     При этом имени Генрих нахмурился и невольно закусил губы.
     - Если хотите, я откажусь его принять, - сказала Шарлотта.
     - Нет, нет! - возразил Генрих. - Рене никогда не делает ничего, не продумав своих действий заранее, и если он пришел к вам, значит, не без причины.
     - Тогда, может быть, вы спрячетесь?
     - Ни в коем случае, - отвечал Генрих, - Рене знает все на свете и, конечно, прекрасно знает, что я здесь.
     - Но, может быть, вам, ваше величество, его общество тягостно?
     - Мне? Нисколько! - отвечал Генрих с усилием, которого при всем своем самообладании он, однако, не мог скрыть. - Правда, отношения у нас были прохладные, но с кануна святого Варфоломея они наладились.
     - Впусти его! - сказала г-жа де Сов Дариоле. Вошел Рене и одним взглядом осмотрел всю комнату.
     Госпожа де Сов по-прежнему сидела за туалетным столиком.
     Генрих снова уселся на кушетке. Шарлотта сидела на свету, Генрих - в тени.
     - Сударыня, я явился принести вам мои извинения. - почтительно, но непринужденно сказал Рене.
     - А в чем вы провинились, Рене? - спросила г-жа де Сов с той благосклонностью, какую хорошенькие женщины всегда оказывают всем своим поставщикам, которые теснятся вокруг них и помогают им стать еще более хорошенькими.
     - В том, что я давно уже обещал вам потрудиться для ваших красивых губок, и в том...
     - Ив том, что сдержали ваше обещание только сегодня, да? - спросила Шарлотта.
     - Только сегодня? - переспросил Рене.
     - Да, я получила эту коробочку только сегодня, да и то вечером.
     - Ах да! - произнес Рене, с каким-то странным выражением лица глядя на коробочку с опиатом, стоявшую на столике перед г-жой де Сов и как две капли воды похожую на те, что остались у него в лавке.
     "Так я и знал!" - подумал он.
     - А вы уже пользовались моим опиатом? - спросил он вслух.
     - Нет еще; я как раз собиралась испробовать его, когда вошли вы.
     Лицо Рене приняло задумчивое выражение, и это не ускользнуло от Генриха, от которого, впрочем, мало что ускользало.
     - Рене, что с вами? - спросил король.
     - Со мной, государь? Ничего, - ответил парфюмер, - я смиренно жду, не скажете ли вы мне что-нибудь, ваше величество, до того, как меня отпустит баронесса.
     - Полноте! - с улыбкой сказал Генрих. - Вы и без слов прекрасно знаете, что я всегда рад вас видеть.
     Рене посмотрел по сторонам, прошелся по комнате, словно исследуя зрением и слухом все двери и обивку стен, и стал так, чтобы одновременно видеть и г-жу де Сов и Генриха.
     - Нет, не знаю. - возразил он.
     Изумительный инстинкт Генриха Наваррского, подобно какому-то шестому чувству руководивший им всю первую половину его жизни, полную опасностей, подсказал ему, что сейчас в душе парфюмера происходит нечто необычное, похожее на борьбу, и, обратившись к флорентийцу, стоявшему на свету, тогда как сам он оставался в тени, сказал:
     - Рене, почему вы пришли сюда об эту пору?
     - Разве я имел несчастье потревожить ваше величество? - спросил парфюмер, делая шаг назад.
     - Вовсе нет. Но мне хочется задать вам один вопрос.
     - Какой вопрос, государь?
     - Вы думали, что застанете меня здесь?
     - Я был в этом уверен.
     - Значит, вы меня искали?
     - Во всяком случае, я счастлив вас видеть.
     - Вы хотите что-то сказать мне? - гнул свою линию Генрих.
     - Быть может, государь! - ответил Рене. Шарлотта покраснела: она задрожала от страха при мысли, что парфюмер, который, по-видимому, хотел раскрыть Генриху тайну, раскроет ему глаза на то, как она вела себя по отношению к Генриху вначале; делая вид, что всецело занята своим туалетом и ничего не слышит, она прервала их разговор.
     - Ах. Рене, поистине вы чародей! - открыв коробочку с опиатом, воскликнула она. - У этой помады чудесный цвет, и, раз уж вы здесь, я хочу, из уважения к вам, попробовать ваше изделие при вас!
     Она взяла коробочку и кончиком пальца захватила немного красноватой помады, чтобы намазать ею губы.
     Рене вздрогнул.
     Баронесса с улыбкой поднесла палец к губа.
     Рене побледнел.
     Генрих, по-прежнему сидевший в полумраке, следил за всем происходящим жадным, напряженным взором, не упустив ни движения г-жи де Сов, ни трепета Рене.
     Пальчик Шарлотты почти коснулся губ, как вдруг Рене схватил ее за руку в то самое мгновение, когда Генрих вскочил, чтобы остановить ее.
     Генрих бесшумно опустился на кушетку.
     - Простите, сударыня, - принужденно улыбаясь, сказал Рене, - этот опиат нельзя употреблять без особых наставлений.
     - А кто же даст мне эти наставления?
     - Я.
     - Когда?
     - Как только скажу кое-что его величеству королю Наваррскому.
     Шарлотта широко раскрыла глаза, ничего не поняв из таинственного разговора, который велся в ее присутствии; она так и осталась сидеть с коробочкой опиата в руке, глядя на кончик своего пальца, окрашенного помадой в карминный цвет.
     Повинуясь мысли, которая, как и все мысли молодого короля, преследовала две цели, одну - явную, другую - тайную. Генрих встал и, подойдя к Шарлотте, взял ее руку и стал поднимать вымазанный кармином пальчик к своим губам.
     - Одну минуту, - поспешно сказал Рене, - одну минуту! Соблаговолите, сударыня, вымыть ваши прекрасные руки вот этим неаполитанским мылом, которое я забыл прислать вам вместе с опиатом и которое имею честь принести лично.
     Вынув из серебряной коробочки прямоугольный кусок зеленоватого мыла, он положил его в серебряный, золоченый тазик, налил в тазик воды и, встав на одно колено, поднес его г-же де Сов.
     - Честное слово, мэтр Рене, я вас не узнаю! - сказал Генрих. - Своей любезностью вы заткнете за пояс всех придворных волокит.
     - Какой прелестный запах! - воскликнула Шарлотта, намыливая свои прекрасные руки жемчужной пеной, отделявшейся от душистого куска.
     Рене до конца выполнил обязанности услужливого кавалера и подал г-же де Сов салфетку из тонкого фрисландского полотна, чтобы вытереть руки.
     - Вот теперь, ваше величество, - обратился к Генриху флорентиец, - вы можете делать все что угодно.
     Шарлота протянула Генриху руку для поцелуя, затем уселась вполоборота, приготовляясь слушать, что станет говорить Рене, а король Наваррский занял свое место. глубоко убежденный, что в душе парфюмера происходит нечто необычайное.
     - Итак? - спросила Шарлотта.
     Флорентиец, видимо, собрал всю свою решимость и повернулся к Генриху. Глава 4 ГОСУДАРЬ, ВЫ СТАНЕТЕ КОРОЛЕМ
     - Государь, - обратился к Генриху Рене, - я пришел поговорить с вами о том, что меня давно интересует.
     - О духах? - улыбаясь, спросил Генрих.
     - Да, государь, пожалуй.., о духах! - ответил Рене, сделав какой-то странный знак согласия.
     - Говорите, я слушаю: этот предмет всегда казался мне весьма увлекательным.
     Рене взглянул на Генриха, пытаясь, что бы тот ни говорил, прочитать его непроницаемые мысли, но, увидав, что это дело совершенно безнадежное, продолжал:
     - Государь, один мой друг должен на днях приехать из Флоренции: он усиленно занимается астрологией...
     - Да, - прервал его Генрих. - я знаю, что это страсть всех флорентийцев.
     - В содружестве с крупнейшими учеными всего мира он составил гороскопы самых именитых дворян Европы.
     - Ах, вот оно что! - сказал Генрих.
     - А так как род Бурбонов является знатнейшим из знатных, ибо ведет свое начало от графа Клермона, пятого сына Людовика Святого, то вы, ваше величество, можете быть уверены, что он составил и ваш гороскоп.
     Генрих стал слушать парфюмера еще внимательнее.
     - А вы помните этот гороскоп? - осведомился король Наваррский, пытаясь равнодушно улыбнуться.
     - О! - кивнув головой, произнес Рене, - такие гороскопы, как ваш, не забывают.
     - В самом деле? - иронически пожав плечами, сказал Генрих.
     - Да, государь, ибо гороскоп утверждает, что вас ждет самая блестящая судьба.
     Глаза молодого короля невольно сверкнули молнией, тотчас погасшей в облаке равнодушия.
     - Все эти итальянские оракулы - льстецы, - возразил Генрих. - а льстец и обманщик - родные братья. Разве один из них не предсказал мне, что я буду командовать войсками? Это я-то!
     И Генрих расхохотался. Но наблюдатель, менее занятый своими мыслями, нежели Пене, почувствовал и понял бы, что это смех деланный.
     - Государь, - холодно сказал Рене, - гороскоп предвещает нечто большее.
     - Он предвещает, что во главе одного из этих войск я одержу победу?
     - Больше того, государь!
     - Ну, тогда я стану завоевателем, вот увидите, - сказал Генрих.
     - Государь, вы станете королем.
     - Да я и так король, - заметил Генрих, пытаясь успокоить неистово забившееся сердце.
     - Государь, мой друг знает, что говорит: вы не только будете королем, вы будете царствовать.
     - Понимаю, - тем же насмешливым тоном продолжал Генрих, - вашему другу нужны пять экю - ведь правда, Рене? Такое пророчество, особливо в наше время, сильно действует на людей честолюбивых. Слушайте, Рене, я не богат, и потому сейчас я дам вашему другу пять экю, а еще пять экю я дам ему, когда пророчество сбудется.
     - Государь, не забывайте, что вы заключили договор с Дариолой, - заметила г-жа де Сов, - не давайте же слишком много обещаний.
     - Сударыня, я надеюсь, что, когда это время настанет, ко мне будут относиться, как к королю; следовательно, если я сдержу хотя бы половину своих обещаний, все будут очень довольны.
     - Государь, - сказал Рене. - я продолжаю.
     - Как, еще не все? - воскликнул Генрих. - Ну хорошо, если я стану императором, я заплачу вдвое больше.
     - Государь, мой друг везет с собою из Флоренции ваш гороскоп; когда-то, будучи в Париже, он составил и другой гороскоп, и оба показали одно и то же. А кроме того, мой друг доверил мне одну тайну.
     - Тайну, важную для его величества? - оживленно спросила г-жа де Сов.
     - Думаю, что да, - ответил флорентиец.
     "Он подыскивает слова, - подумал Генрих, не приходя Рене на помощь. - Трудненько же ему, сдается мне, выложить то, что у него на душе".
     - Так говорите же, в чем дело! - сказала г-жа де Сов.
     - Дело вот в чем, - начал флорентиец, взвешивая каждое слово, - дело в тех слухах о разных отравлениях, которые недавно ходили при дворе.
     Ноздри короля Наваррского чуть-чуть расширились, и это был единственный признак, что его внимание к разговору, принявшему неожиданный оборот, удвоилось.
     - А ваш флорентийский друг кое-что знает об этих отравлениях? - спросил Генрих.
     - Да, государь.
     - Как же так, Рене? Вы доверяете мне чужую тайну, да еще такую страшную? - спросил Генрих, стараясь говорить как можно более естественным тоном.
     - Этому Другу нужен совет вашего величества.
     - Мой?
     - Что ж тут удивительного, государь? Вспомните старого солдата, участника сражения при Акциуме; у него был судебный процесс, и он просил совета у императора Августа.
     - Август был адвокатом, Рене, а я не адвокат.
     - Государь, когда мой друг доверил мне эту тайну, вы, ваше величество, еще принадлежали к протестантской партии, вы были первым ее вождем, а вторым - принц Конде.
     - Что же дальше? - спросил Генрих.
     - Мой друг надеялся, что вы воспользуетесь вашим всемогущим влиянием на принца Конде и попросите его не помнить зла.
     - Объясните, в чем дело. Рене, если хотите, чтобы я вас понял, - не меняя ни тона, ни выражения лица, сказал Генрих.
     - Ваше величество, вы поймете меня с первого слова: мой друг знает во всех подробностях, как пытались отравить его высочество принца Конде.
     - А разве принца Конде пытались отравить? - спросил Генрих с прекрасно разыгранным изумлением. - В самом деле?.. Когда же?
     Рене пристально посмотрел на короля.
     - Неделю тому назад, государь, - коротко ответил он.
     - Какой-нибудь враг? - спросил король.
     - Да, - отвечал Рене, - враг, которого знаете вы, ваше высочество, и который знает вас.
     - Да, да, мне кажется, я что-то слышал, - сказал Генрих, - но я не знаю никаких подробностей, которые друг ваш собирается мне рассказать; расскажите вы.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ] [ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ]

/ Полные произведения / Дюма А. / Королева Марго


Смотрите также по произведению "Королева Марго":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis