• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Катаев В.П. / Белеет парус одинокий

Белеет парус одинокий [9/17]

Скачать полное произведение

    Петя заинтересовался, каким образом на ушах держатся серьги, и девочка показала ему проколотые совсем недавно дырочки. Петя даже решился потрогать мочку Мотиного уха, нежную и еще припухшую, как долька мандарина.
     Потом они поиграли в картонки, причем Петя начисто обыграл девочку. Но у нее сделалось такое несчастное лицо, что ему стало жалко, и он не только отдал ей обратно все выигранные картонки, но даже великодушно подарил все свои. Пускай знает!
     Потом натаскали сухого бурьяна, щепочек и затопили кукольную плиту. Дыму было много, а огня совсем не вышло. Бросили и стали играть в "дыр-дыра", иначе - в прятки.
     Прячась друг от друга, они залезали в такие отдаленные, глухие местечки, сидеть в которых одному становилось даже страшновато.
     Но зато как жгуче-радостно было слышать осторожное приближение робких шажков, сидя в засаде и обеими руками закрывая рот и нос, чтобы не фыркнуть!
     Как дико колотилось сердце, какой неистовый звон стоял в ушах!
     И вдруг -за угла медленно-медленно выдвигается половина бледного от волнения, вытянутого лица с плотно сжатыми губами. Облупленный носик, круглый глаз, острый подбородок, чепчик с оборочками...
     Глаза вдруг встречаются. Оба так испуганы, что вот-вот потеряют сознание. И тотчас неистовый, душераздирающий вопль торжества и победы:
     - Петька! Дыр-дыра!
     И оба лупят во все лопатки - кто скорее? - к месту, где лежит палочка-стукалочка.
     - Дыр-дыра!
     - Дыр-дыра!
     Один раз девочка спряталась так далеко, что мальчик искал ее битых полчаса, пока наконец не догадался перелезть через задний плетень и сбегать на выгон.
     Мотя сидела на корточках, полумертвая от страха, в яме, заросшей будяками. Поставив худой подбородок на исцарапанные колени, она смотрела исподлобья вверх, в небо, по которому плыло предвечернее облако.
     Вокруг тыркали сверчки и ходили коровы. Было необыкновенно жутко.
     Петя заглянул в яму. Дети долго смотрели друг другу в глаза, испытывая необъяснимое жгучее смущение, совсем не похожее на смущение игры.
     "Дыр-дыра, Мотька!" - хотел крикнуть мальчик, но не мог вымолвить ни слова. Нет, это, уж конечно, не была игра, а что-то совсем, совсем другое.
     Мотя осторожно вылезла ямы, и они смущенно пошли во двор как ни в чем не бывало, поталкивая друг друга плечами, но в то же время стараясь не держаться за руки.
     Тень облака прохладно скользила по бессмертникам городского выгона.
     Впрочем, едва они перелезли обратно через плетень, как Петя опомнился.
     - Дыр-дыра! - отчаянно закричал хитрый мальчик и кинулся к палочке-стукалочке, чтобы поскорее "задыркать" зазевавшуюся девочку.
     Словом, все было так необыкновенно, так увлекательно, что Петя даже не обратил внимания на Гаврика, подошедшего в самый разгар игры.
     - Петька, как звать того матроса? - озабоченно спросил Гаврик.
     - Какого матроса?
     - Который прыгал с "Тургенева".
     - Не знаю.
     - Ты ж еще рассказывал, что его на пароходе как-то там называл тот усатый черт сыскного.
     - Ну да... Ах, да!.. Жуков, Родион Жуков... Не мешай, мы играем.
     Гаврик ушел озабоченный, а Петя тотчас забыл об этом, всецело поглощенный новой любовью.
     Вскоре пришла Мотина мама звать ужинать:
     - Мотя, приглашай своего кавалера кулеш кушать, а то они, наверно, голодный.
     Мотя сильно покраснела, потом побледнела, стала опять прямая, как палка, и пронесла сдавленным голосом:
     - Мальчик, хочете с нами кушать кулеша?
     Только сейчас Петя почувствовал голод. Ведь он сегодня не обедал!
     Ах, никогда в жни не ел он такого вкусного, густого кулеша с твердоватой, упоительно придымленной картошечкой и маленькими кубиками свиного сала!
     После этого чудеснейшего ужина на свежем воздухе под той же шелковицей мальчики отправились домой.
     С ними пошел в город и Терентий. Он на минутку сбегал в дом и вернулся в коротком пиджаке и люстриновом картузике с пуговичкой, держа в руке тоненькую железную палочку от зонтика, такую самую, с какой обыкновенно гуляли одесские мастеровые в праздник.
     - Тереша, не ходи, поздно, - умоляюще сказала жена, провожая мужа до калитки.
     Она посмотрела на него с такой тревогой, что Пете почему-то стало не по себе.
     - Сиди лучше дома! Мало что...
     - Есть дело.
     - Как хочешь, - покорно сказала она.
     Терентий весело мигнул:
     - Ничего.
     - Не иди мимо Товарной.
     - Спрашиваешь!
     - Счастливого.
     - Взаимно.
     Терентий и мальчики зашагали в город.
     Однако это была совсем не та дорога, по которой пришли сюда. Терентий вел их какими-то пустырями, переулками, огородами. Этот путь оказался гораздо короче и безлюднее.
     По дороге Терентий остановился возле небольшого домика и постучал в окно. В форточку выглянуло худое, костлявое лицо человека с усами, опущенными на рот.
     - Здорово, Синичкин, - сказал Терентий. - Выйди на минуточку. Есть новости.
     Затем на улицу вышел в жилете поверх сатиновой рубахи высокий, тощий человек, напоминавший Пете "Дон Кихота", которого он недавно читал.
     Терентий и Синичкин пошептались, после чего путь продолжался.
     Совершенно неожиданно они вышли на знакомую Сенную площадь. Здесь Терентий сказал Гаврику:
     - Я еще сегодня к вам заскочу.
     Кивнул головой и исчез в толпе.
     Солнце уже село. Кое-где в лавочках зажигали лампы.
     Петя ужаснулся: что будет дома!
     Счастье кончилось. Наступила расплата. Петя старался об этом не думать, но не думать было невозможно.
     Боже, на что стали похожи новые башмаки! А чулки! Откуда взялись эти большие круглые дыры на коленях? Утром их совсем не было. О руках нечего и говорить - руки как у сапожника. На щеках следы дегтя. Боже, боже!
     Нет, положительно дома будет что-то страшное!
     Ну, пусть бы хоть отлупили. Но ведь в том-то и ужас, что лупить ни в коем случае не будут. Будут стонать, охать, говорить разрывающие душу горькие, но - увы! - совершенно справедливые вещи.
     А папа еще, чего доброго, схватит за плечи и начнет о всех сил трясти, крича: "Негодяй, где ты шлялся? Ты хочешь свести меня в могилу?", что, как вестно, в десять раз хуже, чем самая лютая порка.
     Эти и тому подобные горькие мысли привели мальчика в полное уныние, усугублявшееся безумными сожалениями по поводу картонок, так глупо отданных в порыве страсти первой попавшейся девчонке. 25 "МЕНЯ УКРАЛИ"
     Казалось, никакая сила в мире не могла спасти Петю от неслыханного скандала. Однако недаром у него на голове была не одна макушка, как у большинства мальчиков, а две, что, как вестно, является вернейшим прнаком счастливчика. Судьба посылала Пете неожиданное бавление.
     Можно было ожидать все, что угодно, но только не этого.
     Недалеко от Сенной площади, по Старопортофранковской улице, спотыкаясь, бежал Павлик. Он был совершенно один.
     По его замурзанному лицу, как выжатой тряпки, струились слезы. В открытом квадратном ротике горестно дрожал крошечный язык. Из носу текли нежные сопли.
     Он непрерывно голосил на буквы "а", но так как при этом не переставал бежать, то вместо плавного: "а-а-а-а-а" - получалось икающее и прыгающее: "а! а! а! а! а!"
     - Павлик!
     Ребенок увидел Петю, со всех ног бросился к нему и обеими ручками вцепился в матроску брата.
     - Петя, Петя! - кричал он, дрожа и захлебываясь. - Петечка!
     - Что ты здесь делаешь, скверный мальчишка? - сурово спросил Петя.
     Ребенок вместо ответа стал икать, не в силах выговорить ни слова.
     - Я тебя спрашиваю: что ты здесь делаешь? Ну? Негодяй, где ты шлялся? Ты, кажется, хочешь довести меня до могилы... Вот... набью тебе морду, тогда будешь знать!
     Петя схватил Павлика за плечи и стал его трясти до тех пор, пока тот не прорыдал сквозь икоту:
     - Меня... и!... Меня ук... украли.
     И опять залился слезами.
     Что же случилось?
     Оказывается, не одному Пете пришла в голову счастливая мысль на другой день после приезда самостоятельно погулять. Павлик тоже давно мечтал об этом.
     Он, конечно, не собирался заходить так далеко, как Петя. В его планы входило лишь побывать на помойке да, в самом крайнем случае, сходить за угол посмотреть, как у подъезда штаба солдаты отдают ружьями честь. Но, на беду, как раз в это время во двор пришел Ванька-Рутютю, иначе говоря - Петрушка. Вместе с другими детьми Павлик посмотрел все представление, показавшееся слишком коротким. Впрочем, распространился слух, что в другом дворе будут показывать больше.
     Дети перекочевали вслед за Ванькой-Рутютю в другой Но там представление оказалось еще короче. Оно закончилось тем, что Ванька-Рутютю - длинноносая кукла в колпаке, похожем на стручок красного перца, с деревянной шеей паралитика - убил дубинкой городового. Между тем решительно всем было вестно, что потом должно еще обязательно появиться страшное чудовище - нечто среднее между желтой мохнатой уткой и крокодилом - и, схватив Ваньку-Рутютю зубами за голову, утащить его в преисподнюю.
     Однако этого-то и не показали. Может быть, потому, что слишком мало падало окон медяков. Не было сомнения, что в следующем дворе дело пойдет лучше.
     Жадно поглядывая на плетеную кошелку с таинственно спрятанными там куклами, дети как очарованные переходили таким образом одного двора в другой вслед за пестрой женщиной, тащившей на спине шарманку, и мужчиной без шапки, с ширмой под мышкой.
     Пожираемый непобедимым любопытством, Павлик топал на своих крепеньких ножках в толпе других детей. Высунув язык и широко раскрыв светло-шоколадные глаза с большими черными зрачками, ребенок забыл все на свете: и тетю, и папу, и даже Кудлатку, которую не успел поставить на конюшню и хорошенько накормить овсом и сеном.
     Мальчик потерял всякое представление о времени и пришел в себя, лишь заметив с удивлением, что уже вечер и он идет за шарманкой по совершенно незнакомой улице. Все дети давно отстали и разошлись. Он был совсем один.
     Пестрая женщина и мужчина с ширмой шли быстро, очевидно торопясь домой. Павлик едва поспевал за ними. Город становился все более незнакомым, подозрительным. Павлику показалось, что мужчина и женщина о чем-то зловеще шепчутся.
     Поворачивая за угол, они вдруг оба обернулись, и Павлик с беспокойством увидел во рту у женщины папироску. Ребенка охватил ужас. Ему в голову внезапно пришла мысль, заставившая его задрожать. Ведь было решительно всем вестно, что шарманщики заманивают маленьких детей, крадут их, выламывают руки и ноги, а потом продают в балаганы акробатам.
     О, как он мог забыть об этом! Это было так же общевестно, как то, что конфетами фабрики Крахмальниковы" можно отравиться или что мороженщики делают мороженое молока, в котором купали больных.
     Сомненья нет. Только цыганки и другие воровки детей курят папиросы. Сейчас его схватят, заткнут тряпкой рот и унесут куда-нибудь на слободку Романовку, где будут выворачивать руки и ноги, превращая в маленького акробата.
     С громким ревом Павлик бросился наутек и бежал до тех пор, пока неожиданно не наткнулся на Петю.
     Задав братику основательную трепку, Петя торжественно приволок его за руку домой, где уже царила полнейшая паника. Дуня, свистя коленкоровой юбкой, носилась по соседним дворам. Тетя натирала виски карандашом от мигрени. Папа уже надевал летнее пальто, чтобы идти в участок заявлять о пропаже детей.
     Увидев Павлика целым и невредимым, тетя бросилась к нему, не зная, что делать - плакать или смеяться.
     Она заплакала и засмеялась в одно и то же время. Потом под горячую руку хорошенько отшлепала беглеца. Потом обцеловала всю его зареванную мордочку. Потом опять отшлепала. И только после этого обратила грозное лицо к Пете:
     - А ты, друг мой?
     - А ты где шлялся, разбойник? - закричал отец, хватая мальчика за плечи.
     - Искал Павлика, - скромно ответил Петя. - По всему городу бегал, пока не нашел. Скажите спасибо. Если б не я, его бы уже давно украли.
     И Петя тут же рассказал великолепную историю, как он гнался за шарманщиком, как шарманщик убегал от него через проходные дворы, но как он все-таких его схватил за шиворот и стал звать городового. Тогда шарманщик испугался и отдал Павлика, а сам все-таки удрал.
     - А то б я его в участок посадил, истинный крест!
     Хотя Петин рассказ, против ожидания, не вызвал ни в ком ни малейшего восторга, а папа даже с отвращением зажмурился, сказав: "Как не стыдно языком молоть... Ведь уши вянут!" - однако ничего не поделаешь: не кто другой, а именно Петя привел домой пропавшего Павлика. Благодаря этому Петя и вышел сухим воды, бавившись от неслыханного скандала.
     На то он, видно, и был счастливчиком с двумя макушками!
     ... Тем временем Гаврик вернулся в хибарку, где застал дедушку и матроса в большом волнении. Оказывается, совсем недавно, только что, к ним заходила какая-то комиссия городской якобы управы проверять разрешение на рыбную ловлю. Бумаги оказались в исправности.
     - А это у тебя кто лежит? - спросил вдруг господин с портфелем, заметив матроса.
     Дедушка замялся.
     - Больной, что ли? Если больной, то что ж ты его не отведешь в больницу?
     - Не, - сказал дедушка, напуская на себя веселое равнодушие, - он не больной, а только пьяный.
     - А, пьяный! Сын, что ли?
     - Не.
     - Чужой?
     - Я же вам говорю, ваше благородие: пьяный!
     - Я понимаю, что пьяный, да откуда он у тебя?
     - Как это - откуда? - забормотал дедушка, прикидываясь совсем выжившим
     ума стариком. - Ну, пьяный и пьяный, вестное дело. Валялся в бурьяне, и годи!
     Господин внимательно посмотрел на матроса:
     - Что ж он, так и валялся в бурьяне в одних подштанниках?
     - Так и валялся.
     - Эй, ты, а ну-ка, дыхни! - закричал господин, совсем блко наклоняясь к матросу.
     Жуков сделал вид, что ничего не слышит, и повернулся лицом к стенке, закрыв голову подушкой.
     - Пьяный, а вином не пахнет, - заметил господин и, строго уставившись на дедушку, прибавил: - Смотри!
     С тем комиссия и удалилась.
     Гаврику это не понравилось.
     Проходя мимо ресторана, он видел за столиком околоточного надзирателя, того самого вредного надзирателя, которого местные рыбаки называли не иначе, как "наш около-лодочный".
     Он пил пиво, ставя кружку на толстый кружочек прессованного картона с надписью: "Пиво Санценбахера". И не столько пил, сколько посматривал на серебряные часы.
     ... Матрос чувствовал себя гораздо лучше. Как видно, крис уже миновал. Жара не было.
     Он сидел на койке, потирая колючие щеки, и говорил:
     - Не иначе, как сейчас же надо скрываться.
     - Куда ж ты пойдешь без штанов? - сокрушенно заметил дедушка. - Пока не смеркнет, надо в хате сидеть. Одно. Гаврик, кушать хочешь?
     - Я у Терентия повечерял.
     Дедушка высоко поднял брови. Вот оно что. Значит, внучек уже успел побывать у Терентия. Ловко!
     - Как там дело?
     - Собирался сегодня до нас заскочить.
     Старик пожевал губами и еще выше поднял брови, удивляясь, какой у него вырос бедовый внучек: все понимает лучше всякого взрослого. И, главное, хитрый! У, хитрый!
     Несмотря на свои девять с половиной лет, Гаврик в иных случаях жни действительно разбирался лучше, чем многие взрослые. Да и не мудрено. Мальчик с самых ранних лет жил среди рыбаков, а одесские рыбаки, в сущности, мало чем отличались от матросов, кочегаров, рабочих доков, портовых грузчиков, то есть самой нищей и самой вольнолюбивой части городского населения.
     Все эти люди на своем веку довольно хлебнули горя и на собственной шкуре испытали, "почем фунт лиха", что взрослые, что дети - безразлично. Может быть, детям было даже еще хуже, чем взрослым.
     Шел тысяча девятьсот пятый год, год первой русской революции.
     Все нищие, обездоленные, бесправные подымались на борьбу с цармом. Рыбаки занимали среди них не последнее место. А борьба начиналась лютая: не на жнь, а на смерть. Борьба учила хитрости, осторожности, зоркости, смелости.
     Все эти качества совершенно незаметно, исподволь росли и развивались в маленьком рыбаке.
     Брат Гаврика, Терентий, тоже сперва рыбачил, но потом женился и пошел работать в вагонные мастерские. По множеству прнаков Гаврик не мог не догадываться, что старший брат его имеет какое-то отношение к тому, что в те времена называлось глухо и многозначительно - "движение ".
     Бывая в гостях у Терентия на Ближних Мельницах, Гаврик частенько слышал, как братон говорил слова "комитет", "фракция", "явка"... И хотя смысла их Гаврик не понимал, однако чувствовал, что слова эти связаны с другими, понятными всякому: "забастовка", "сыскное", "листовка".
     Особенно хорошо было вестно Гаврику, что такое листовки - эти странички плохой бумаги с мелкой серой печатью. Однажды, по просьбе Терентия, Гаврик даже разносил их ночью по берегу и клал, стараясь, чтобы никто не заметил, в рыбачьи шаланды.
     Тогда Терентий сказал:
     - А как кто-нибудь увидит - прямо кидай их в воду и тикай. А как поймают - скажи, что нашел в бурьяне.
     Но все обошлось благополучно.
     Вот именно поэтому Гаврик прежде всего и решил рассказать про матроса брату своему, Терентию. Мальчик знал, что Терентий все устроит. Однако он понимал, что следует еще кое с кем посоветоваться, кое-где побывать, может быть, даже в том самом "комитете".
     Значит, нужно пока что ждать. Но ждать становилось опасно.
     Несколько раз матрос приоткрывал дверь и осторожно выглядывал наружу. Но хотя вокруг было уже довольно темно, все же не настолько, чтобы можно было выйти в таком виде, не обратив на себя внимания, тем более что на берегу еще оставалось много народу и с моря слышались песни катающихся на лодках.
     Матрос снова садился на койку и, уже не стесняясь старика и Гаврика, громко говорил:
     - Драконы... Шкуры... Ну, только пусть они мне когда-нибудь попадут в руки!.. Я них не знаю что наделаю... Голову положу, а наделаю... - и постукивал тихонько по койке литым кулаком. 26 ПОГОНЯ
     Уже смеркалось, когда дверь хибарки неожиданно открылась и вошел большой человек, на миг заслонив собой звезды. Матрос вскочил.
     - Ничего, дядя, сидите, это наш Терентий, - сказал Гаврик.
     Матрос сел, силясь в темноте рассмотреть вошедшего.
     - Вечер добрый, - сказал голос Терентия. - Кто тут есть, никого не вижу. Почему лампу не зажигаете: керосину нема, чи шо?
     - Ще трошки есть, - прокряхтел дедушка и зажег лампочку.
     - Здорово, диду, как дело? А я вышел сегодня в город - и дай, думаю, заскочу до своих родичей. Э, да, я вижу, у вас тут еще кто-то есть в хате! Здравствуйте!
     Терентий быстро, но очень внимательно оглядел матроса при слабом свете разгоравшейся коптилки.
     - Наш утопленник, - с добродушной усмешкой пояснил дедушка.
     - Слыхал.
     Матрос с сумрачным сомнением смотрел на Терентия и молчал.
     - Родион Жуков? - спросил Терентий почти весело.
     Матрос вздрогнул, но взял себя в руки. Он еще тверже уперся кулаками в койку и, сузив глаза, выговорил с дерзкой улыбкой:
     - Допустим, Жуков. А вы кто такой, что я вам обязанный отвечать? Я,. может быть, обязанный отвечать лишь перед одним комитетом.
     Усмешка сошла с рябоватого лица Терентия. Гаврик никогда не видел брата таким серьезным.
     - Можешь меня считать за комитет, - немного подумав, заметил Терентий и сел рядом с матросом на койку.
     - Чем вы докажете? - упрямо сказал матрос, отвергая товарищеское "ты" и отодвигаясь.
     - Надо сначала, чтоб вы доказали, - ответил Терентий.
     - Кажется, мои факты довольно-таки ясные. - И матрос сердито показал глазами на ноги в подштанниках.
     - Мало что!
     Терентий подошел к двери, приоткрыл ее и негромко сказал в щель:
     - Илья Борисович, зайдите на минуту.
     Тотчас зашумел бурьян, и в хибарку вошел маленький, щуплый, очень молодой человек в пенсне с черной тесемкой, заложенной за ухо. Под старой расстегнутой тужуркой виднелась черная сатиновая косоворотка, подпоясанная ремешком. На обросшей голове сидела приплюснутая техническая фуражка.
     Матросу показалось, что он уже где-то видел этого "студента".
     Молодой человек стал боком, поправляя пенсне и посмотрел на матроса одним глазом.
     - Ну? - спросил Терентий.
     - Я видел товарища утром пятнадцатого июня на Платоновском молу в карауле у тела матроса Вакулинчука, зверски убитого офицерами, - быстро и без передышки проговорил молодой человек. - Вы там были, товарищ?
     - Факт!
     - Видите. Стало быть, я не ошибся.
     Тогда Терентий молча достал -под пиджака сверток и положил на колени матросу.
     - Пара брюк, ремешок, тужурка, ботинок, к сожалению, не достали, пока будете ходить так, а потом купите, не теряя времени - одевайтесь, мы можем отвернуться, - так же быстро и без знаков препинания высыпал молодой человек, прибавив: - А то мне кажется, что за этим домом слежка.
     Терентий мигнул:
     - А ну-ка, Гаврик.
     Мальчик сразу понял и тихонько выбрался хибарки в темноту. Он остановился. Прислушался. Ему показалось, что на огороде трещит сухая картофельная ботва.
     Он пригнулся, сделал несколько шажков и вдруг, привыкнув к темноте, ясно увидел посреди огорода две неподвижные фигуры.
     У мальчика захватило дух. В ушах так зашумело, что он перестал слышать море. Прикусив о всех сил губу, Гаврик совсем неслышно пробрался за хибарку, с тем чтобы посмотреть, нет ли кого-нибудь на тропинке.
     На тропинке стояло еще двое, которых один белел кителем.
     Гаврик пополз к горке и увидел на ней несколько городовых. Он сразу узнал их по белым кителям. Хибарка была окружена.
     Мальчик хотел броситься назад, как вдруг почувствовал большую горячую руку, крепко схватившую его сзади за шею. Он рванулся, но тотчас получил подножку и полетел лицом в бурьян.
     Сильные руки схватили его. Он вывернулся и, к ужасу своему, нос к носу увидел над собой усатого, его открытый рот, которого разило говядиной, его жесткий, как сосновая доска, солдатский подбородок.
     - Дяденька-а-а, - притворно тонким голосом заплакал Гаврик.
     - Молчи, шкура... - зашипел усатый.
     - Пусти-и-ите!
     - А ну, покричи у меня, сволочуга, - сквозь зубы выцедил усатый, взяв железными пальцами мальчика за ухо.
     Гаврик съежился и диким голосом закричал, повернув лицо к хибарке:
     - Тикайте!
     - Молчи, убью!
     Усатый так рванул ухо, что оно затрещало. Показалось, что лопнула голова. Ужасная, ни с чем не сравнимая боль обожгла мозг. Вместе с тем Гаврик почувствовал прилив ненависти и ярости, от которой потемнело в глазах.
     - Тикайте! - еще раз закричал он во всю глотку, корчась от боли.
     Усатый навалился на Гаврика, продолжая одной рукой о всех сил крутить ухо, а другой затыкая рот. Но мальчик катался по земле, кусая потную, ненавистную волосатую руку, и, обливаясь слезами, исступленно орал:
     - Тикайте! Тикайте! Тика-а-а-айте-е-е!
     Усатый яростно отшвырнул мальчика и кинулся к хибарке. Раздался длинный полицейский свисток.
     Гаврик поднялся на ноги и сразу понял, что его крик был услышан: три фигуры - две рослые и одна маленькая - выскочили хибарки и, спотыкаясь, бежали через огород.
     Два белых кителя преградили им дорогу. Беглецы хотели повернуть, но увидели, что окружены.
     - Стой! - закричал в темноте незнакомый голос.
     - Илья Борисович, стреляйте! - услышал мальчик отчаянный крик Терентия.
     В тот же миг сверкнули огоньки, и раздались подряд три револьверных выстрела, похожих на хлопанье кнута. По крикам и возне Гаврик понял, что в темноте происходит свалка.
     Неужели их возьмут? Ничего не соображая от ужаса, Гаврик бросился вперед, как будто мог чем-нибудь помочь.
     Не успел он пробежать и десяти шагов, как увидел, что свалки вырвались все те же три фигуры - две большие и одна маленькая, - кинулись к обрыву и пропали в темноте.
     - Держи! Держи-и-и!
     Вылетел красный сноп огня. Ударил сильный выстрел полицейского смит-вессона. Вверху на обрывах заливались свистки городовых. Было похоже, что оцеплен весь берег.
     Мальчик в отчаянии прислушивался к шуму погони. Он совершенно не понимал, зачем Терентий выбрал для бегства это направление. Надо быть сумасшедшим, чтобы взбираться наверх: там засада, и наверняка их там схватят. Лучше было бы проскользнуть вдоль берега.
     Гаврик пробежал еще немного, и ему показалось, что он видит, как по крутому, почти отвесному обрыву карабкаются три фигурки. Верная гибель!
     - Ой, Терентий, куда ж вы полезли! - с отчаянием шептал мальчик, кусая руки, чтоб не заплакать, а едкие слезы щекотали нос и кипели в горле.
     И вдруг, в одну секунду, мальчик понял, зачем понадобилось им лезть на обрыв. Он совсем упустил виду... А ведь это так просто! Дело в том, что... Но в это время усатый налетел на Гаврика, схватил его под мышку и, разрывая на нем рубаху, поволок его обратно. Он с силой втолкнул мальчика в хибарку. Возле нее уже стояло двое городовых. Гаврик больно треснулся скулой о косяк и упал в угол на дедушку, сидевшего на земле.
     - Уйдут - головы сорву! - крикнул усатый городовым и выбежал вон.
     Гаврик сел рядом с дедушкой, совершенно так же, как и он, подвернув ноги. Они сидели, ничего не говоря, прислушиваясь к свисткам и крикам, мало-помалу затихающим в отдалении. Наконец шума совсем не стало слышно.
     Тогда Гаврик почувствовал ухо, о котором было забыл. Оно ужасно болело. Казалось раскаленным. До него страшно было дотронуться.
     - У, дракон, чисто все ухо оторвал, - проговорил Гаврик, о всех сил сдерживая слезы и желая казаться равнодушным.
     Дедушка искоса посмотрел на него. Глаза старика были неподвижны, страшные своей глубокой пустотой. Губы мягко жевали. Он долго молчал. Наконец покачал головой и укорненно пронес:
     - Видели вы, господа, такое дело, чтобы ухи детям обрывать? Разве это полагается?
     Он тяжко вздохнул и опять зажевал губами. Вдруг суетливо наклонился к Гаврику, испуганно посмотрел на дверь - не подслушивает ли кто - и шепнул:
     - Ничего не слыхать, ушли они или остались?
     - Они на обрыв полезли, - быстро и тихо сказал мальчик. - Терентий их повел до катакомбы. Если их по дороге не постреляют, непременно уйдут.
     Дедушка повернул лицо к чудотворцу, прикрыл глаза и медленно, размашисто перекрестился, с силой вдавливая сложенные щепоткой пальцы в лоб, в живот, в оба плеча. Крошечная, еле заметная слеза поползла по щеке и пропала в морщине. 27 ДЕДУШКА
     Под многими городами мира есть катакомбы. Катакомбы есть в Риме, Неаполе, Константинополе, Александрии, Париже, Одессе.
     Когда-то, лет пятьдесят тому назад, одесские катакомбы были городскими каменоломнями, которых выпиливали вестняк для построек. Они и сейчас простираются запутанным лабиринтом под всем городом, имея несколько выходов за его чертой.
     Жители Одессы, конечно, знали о существовании катакомб, но мало кто спускался в них, а тем более представлял себе их расположение. Катакомбы являлись как бы тайной города, его легендой.
     Но недаром же Терентий был в свое время рыбаком.
     Он великолепно знал одесский берег и в точности учил все выходы катакомб к морю.
     Один таких выходов находился в ста шагах позади хибарки, посредине обрыва. Это была узкая щель в скале, сплошь заросшая шиповником и бересклетом. Маленький ручеек просачивался щели и бежал вн по обрыву, заставляя вздрагивать ползучие растения и бурьян.
     Отбившись от первого натиска городовых и сыщиков, Терентий повел товарищей прямо к знакомой расселине.
     Преследователи понятия о ней не имели. Они думали, что беглецы хотят дачами пробраться в город. Полицейским это было на руку. Все дачи были оцеплены. Беглецы небежно попадали в засаду.
     Поэтому после первого же выстрела городовым было приказано больше не стрелять.
     Однако, прождав вну с четверть часа, пристав Александровской части, который лично руководил облавой, послал околоточного надзирателя узнать, схвачены ли преступники.
     Околоточный отправился в обход удобной дорогой и вернулся еще через четверть часа, сообщив, что беглецы наверху не появлялись. Таким образом, их не было ни наверху, ни вну. Где же они? Было совершенно невероятно, чтобы они сидели где-нибудь посреди обрыва, в кустах, и ждали, пока их схватят.
     Тем не менее пристав велел своим молодцам лезть вверх и обшарить каждый кустик. Страшно ругаясь, поминутно скользя лакированными сапогами по траве и глине, он сам полез на обрыв, больше не доверяя "этим болванам".
     Они обшарили в темноте весь обрыв сну доверху и ничего не нашли. Это было похоже на чудо. Не провалились же беглецы, в самом деле, сквозь землю!
     - Ваше высокоблагородие! - раздался вдруг испуганный голос сверху. - Пожалуйста сюда!
     - Что там такое?
     - Так что, ваше высокоблагородие, катакомба!
     Пристав схватился белыми перчатками за колючие ветки. Тотчас он был подхвачен дюжими руками и втащен на маленькую площадку.
     Усатый зажигал спичку за спичкой. При свете их можно было рассмотреть заросшую кустами черную узкую щель в скале.
     Пристав мигом понял, что дело проиграно. Ушла такая добыча! Он затрясся в ярости, затопал узкими сапогами и, тыча кулаками в белых перчатках направо и налево, куда попало, в морды, в скулы, в усы, кричал залихватским, осипшим от крика голосом:
     - Что же вы стоите, бал-л-ваны? Вперед! Обыскать все катакомбы! Головы посрываю, мор-р-ды р-р-р-раскрошу к чертовой матери! Чтоб негодяи были схвачены! Марш!

/ Полные произведения / Катаев В.П. / Белеет парус одинокий

Смотрите также по произведению "Белеет парус одинокий":

• Сочинения
• Краткое содержание