• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Азимов А. / Ловушка для простаков

Ловушка для простаков [2/5]

Скачать полное произведение

    Капитан забеспокоился и поднял свою широкую руку:
     - Погодите. Аннунчио сказал, что в земных регистрах нет корабля под названием "Трижды Г". Значит, он знает наизусть все названия, какие только есть в регистрах?
     - Вероятно. Наверное, он прочитал Регистр торговых судов. В этом случае он знает все названия, тоннаж, годы постройки, порты приписки, численность экипажа и все остальное, что есть в Регистре.
     - И еще он считал звезды.
     - А почему бы и нет? Это тоже информация.
     - Будь я проклят!
     - Не исключено, капитан. Но я хочу сказать, что люди, подобные Марку, не такие, как все. Он получил необычное, ненормальное воспитание, у него выработалось необычное, ненормальное восприятие жизни. С тех пор, как в пятилетнем возрасте он поступил в Мнемоническую Службу, он впервые покинул ее территорию. Он легко возбудим, и ему можно нанести непоправимый вред. Это не должно произойти, и мне поручено следить, чтобы этого не случилось. Он - мой прибор; он ценнее, чем любой прибор на этом корабле. Таких, как он, на весь Млечный Путь всего сотня.
     Лицо капитана Фолленби ясно выражало уязвленное чувство собственного достоинства.
     - Ну, ладно. Значит, журнал. Строго конфиденциально, а?
     - Строго. Он рассказывает все только мне, а я никому не рассказываю, если только не сделано ценное сопоставление.
     Судя по виду капитана, это не совсем соответствовало тому, что он понимал под словами "строго конфиденциально", но он сказал:
     - И никаких разговоров с экипажем.
     После многозначительной паузы он добавил:
     - Вы знаете, что я имею в виду.
     Шеффилд шагнул к двери.
     - Марк в курсе дела. Поверьте, экипаж от него ничего не узнает.
     Когда он уже выходил, капитан окликнул его:
     - Шеффилд!
     - Да?
     - А что такое "нонкомпос"?
     Шеффилд подавил улыбку.
     - Он вас так назвал?
     - Что это такое, я спрашиваю!
     - Просто сокращение слов "нон компос ментис". Все мнемонисты называют так всех, кто не принадлежит к Мнемонической Службе. Это относится и к вам. И ко мне. По латыни это значит "не в своем уме". И знаете, капитан, по-моему, они правы.
     Он быстро вышел.
    6
     На просмотр судового журнала Марку Аннунчио понадобилось секунд пятнадцать. Он ничего там не понял, но он не понимал большинство из того, что запоминал. Это его не смущало. Не смутило его и то, что журнал оказался скучным. Но Марк так и не нашел там того, что искал, и отложил журнал со смешанным чувством облегчения и неудовольствия.
     Марк направился в библиотеку и просмотрел десятка четыре книг с такой скоростью, какую только позволяло развить сканирующее устройство. В детстве он три года учился так читать и до сих пор с гордостью вспоминал, как на выпускных экзаменах установил рекорд школы.
     Наконец Марк забрел в лабораторный отсек и начал заглядывать то в одну, то в другую лабораторию. Он не задавал никаких вопросов и уходил, как только кто-нибудь обращал на него внимание.
     Марк ненавидел их невыносимую привычку глядеть на него, как на какое-то диковинное животное. Он ненавидел их всезнающий вид, как будто стоило тратить все возможности мозга на один крохотный предмет и при этом помнить какую-то ничтожную его часть.
     Конечно, со временем придется задавать им вопросы. Это его работа, а даже если бы и было иначе, он все равно бы не удержался - из любопытства. Впрочем, он надеялся выдержать до тех пор, когда они сядут на планету.
     Марк был рад, что корабль находится уже в пределах звездной системы. Скоро он увидит новую планету с новыми солнцами, да еще двумя, и новой луной. Четыре объекта, каждый из которых содержит свеженькую информацию; бездна фактов, которые можно любовно собирать и сортировать...
     У Марка захватило дух при одной мысли об этой бесформенной горе сведений, которая его ожидала. Ему представился собственный мозг в виде огромной картотеки с перекрестным указателем, простиравшейся бесконечно во всех направлениях. Аккуратный, четкий, хорошо смазанный механизм высочайшей точности.
     Он чуть не засмеялся, подумав о тех пыльных чердаках, которые называют своим мозгом нонкомпосы. Он чувствовал это даже тогда, когда говорил с доктором Шеффилдом. А этот еще был из лучших: он очень старался все понять, и иногда это ему почти удавалось. У всех остальных пассажиров корабля были не мозги, а дровяные склады - пыльные дровяные склады, заваленные трухой, и достать оттуда можно было только то, что лежало сверху.
     Бедные глупцы! Он бы их пожалел, не будь они такими злобными. Если бы они только знали, на что похожи их мозги! Если бы они это поняли!
     Все свободное время Марк проводил в наблюдательных рубках, следя за приближением новых миров.
     Корабль прошел недалеко от Илиона. Саймон педантично называл планету, куда они направлялись, Троей, а ее спутник - Илионом, хотя все остальные окрестили их Малышкой и Сестренкой. По другую сторону от двух солнц, в противоположной "троянской точке", находилась группа астероидов. Саймон называл их "Лагранж-Эпсилон", все остальные - Щенками.
     Все эти смутные мысли пронеслись одновременно в мозгу Марка, как только он подумал об Илионе. Он почти не осознал их и пропустил как не представляющие в данный момент интереса. Еще более смутно и еще глубже в его подсознании зашевелилось еще сотен пять подобных нехитрых кличек, заменявших торжественные астрономические наименования. Некоторые из них он где-то вычитал, другие услышал в субэфирных передачах, третьи узнал из обычных разговоров, а некоторые встречалась ему в последних известиях. Кое-что ему говорили прямо, кое-что было подслушано. Даже "Трижды Г", заменившее "Георга Г. Гронди", тоже стояло в этой туманной картотеке.
     Шеффилд часто расспрашивал Марка о том, что происходило в его мозгу - расспрашивал очень мягко, очень осторожно.
     - Мнемонической Службе нужно много таких, как ты, Марк. Миллионы, а со временем - и миллиарды, если наша раса заселит всю Галактику. А откуда они возьмутся? Полагаться на врожденный талант не приходится. Им наделены все мы, в большей или меньшей степени. Важнее всего обучение, а чтобы обучать, мы должны узнать, как это делается.
     И, понуждаемый Шеффилдом, Марк следил за собой, слушал себя, изучал себя, пытаясь это осознать. Он понял, что его мозг подобен гигантской картотеке; он видел, как карточки строятся одна за другой; он заметил, как нужные сведения выскакивают по первому зову, трепеща от готовности служить. Это было трудно объяснить Шеффилду, но он старался, как мог.
     И его уверенность в себе росла. Забывались тревоги его детства, первых лет Службы. Он перестал просыпаться среди ночи, весь в поту, с криком ужаса при мысли о том, что он может все забыть. Прекратились и головные боли.
     Марк увидел в иллюминаторе Илион. Он был ярче, чем любая луна, какую только Марк мог себе представить. (В его мозгу в убывающем порядке проплыли цифры - отражающая способность поверхности трехсот обитаемых планет. Он почти не обратил на них внимания.)
     Перед ним ослепительно сверкали огромные пятна неправильной формы. Недавно Марк подслушал, как Саймон, устало отвечая на чей-то вопрос, сказал, что когда-то это было морское дно. Тут же в мозгу Марка возник еще один факт. В первом сообщении Хидошеки Макоямы говорилось, что состав этих ярких солевых отложений - 78,6% хлористого натрия, 19,2% карбоната магния, 1,4% сульфата ка... Мысль оборвалась - она была не нужна.
     На Илионе была атмосфера. Всего около 100 миллиметров ртутного столба. (Чуть больше 1/8 земной, в десять раз больше марсианской, 0,254 атмосферы Коралемона, 0,1376 - Авроры...) Он лениво следил, как растут десятичные знаки. Это было полезное упражнение, но скоро оно ему надоело. Мгновенный счет они проходили еще в пятом классе. Сейчас для него представляли трудность лишь интегралы. Иногда ему приходило в голову: это оттого, что он не знает, что такое интеграл. Мелькнуло полдюжины определений, но ему не хватало математических знаний, чтобы их понять, хотя процитировать их на память он мог.
     В школе им всегда говорили: "Старайтесь не увлекаться каким-нибудь одним предметом или темой. Как только вы заинтересуетесь, вы начнете отбирать факты, а этого вы никогда не должны делать. Для вас важно все. Раз уж вы запомнили тот или иной факт, неважно, понимаете вы его или нет".
     А нонкомпосы думают иначе. Зазнавшиеся дырявые мозги!
     Теперь они приближались к самой Малышке. Она тоже ярко светилась, но по-своему. На севере и на юге планеты сверкали полярные шапки. (Перед глазами Марка поплыли страницы учебников палеоклиматологии Земли, но он не стал их останавливать.) Полярные шапки отступали. Еще миллион лет - и на Малышке будет такой же климат, как сейчас на Земле. Размер и масса Малышки были такими же, как у Земли, а период ее вращения составлял 36 часов.
     Это был настоящий двойник Земли. А те отличия, о которых говорилось в сообщении Макоямы, были в пользу Малышки. Насколько было известно до сих пор, на Малышке ничто не угрожало человеку. Никто и не подумал бы, что там может таиться какая-то опасность.
     Если бы только не то обстоятельство, что первая колония людей на этой планете погибла до последнего человека.
     Хуже того, это произошло таким образом, что вся сохранившаяся информация никак не могла объяснить, что же все-таки случилось. 7
     За два часа до посадки Шеффилд пришел в каюту к Марку. Сначала их поселили в одной каюте. Это был эксперимент: мнемонисты не любили находиться в обществе нонкомпосов. Даже самых лучших. Во всяком случае, эксперимент не удался. Почти сразу же после старта покрытое испариной лицо и умоляющие глаза Марка ясно показали, что ему необходимо остаться одному.
     Шеффилд чувствовал себя виноватым. Он отвечал за все, что было связано с Марком - неважно, была в этом его вина или нет. Он и ему подобные брали детей вроде Марка и своим воспитанием губили их. Их рост искусственно ускоряли. Из них делали все, что хотели. Им не разрешали общаться с нормальными детьми, чтобы они не приобрели привычки к нормальному мышлению. Ни один мнемонист еще не вступил в нормальный брак, даже в пределах своей группы.
     Поэтому Шеффилд чувствовал себя страшно виноватым.
     Первую дюжину таких ребят вырастили двадцать лет назад в школе Ю. Караганды. Со временем Караганда по каким-то неясным причинам покончил с собой, но другие психологи, менее гениальные, но более респектабельные, и в том числе Шеффилд, успели поработать с ним и стать его учениками. Школа росла, к ней прибавились другие. Одна из них даже была основана на Марсе. В данный момент в ней училось пять человек. По последним сведениям, в живых насчитывалось 103 человека, прошедших полный курс (естественно, до конца доучивалась лишь малая часть поступавших). А пять лет назад Общепланетное правительство Земли организовало в системе Департамента внутренних дел Мнемоническую Службу.
     Мнемоническая Служба уже окупилась сторицей, но об этом знали лишь немногие. Общепланетное правительство не устраивала вокруг нее шума. Это было его уязвимое место - эксперимент, неудача которого могла дорого обойтись. Оппозиция, которую с трудом уговорили не замешивать этого вопроса в предвыборную кампанию, не упускала случая поговорить на общепланетных съездах о "разбазаривании средств налогоплательщиков". И это - несмотря на то, что существовали документальные доказательства обратного.
     В условиях машинной цивилизации, заполнившей всю Галактику, трудно научиться оценивать достижения невооруженного разума. Этому нужно долго учиться. "Сколько же?" - подумал Шеффилд.
     Однако в присутствии Марка следовало скрывать грустные мысли. Слишком велика опасность того, что это повлияет на его настроение. Поэтому Шеффилд сказал:
     - Ты выглядишь прекрасно.
     Марк, казалось, был рад с ним увидеться. Он задумчиво произнес:
     - Когда мы вернемся на Землю, доктор Шеффилд...
     Он запнулся, слегка покраснел и продолжал:
     - То есть, если мы вернемся, я достану, сколько смогу, книг и пленок о народных обычаях и суевериях. Я почти ничего о них не читал. Я был в корабельной библиотеке - там на эту тему ничего нет.
     - А почему это тебя интересует?
     - Да это все капитан. Вы, кажется, говорили - он сказал, команда не должна знать, что мы посетим такую планету, на которой погибла первая экспедиция
     - Да, конечно. Ну и что?
     - Потому что космолетчики считают плохой приметой посадку на такой планете особенно если она с виду безобидна, да? Их называют "ловушками для простаков".
     - Верно.
     - Так говорит капитан. Но только, по-моему, это неправда. Я помню, что есть семнадцать годных для жизни планет, с которых не вернулись первые экспедиции и не основали там колоний. И все равно потом все они были освоены и теперь входят в Конфедерацию. Взять хотя бы Сарматию - теперь это вполне приличная планета.
     - Но есть и такие планеты, где постоянно происходят несчастья.
     Шеффилд нарочно сказал это в утвердительной форме. "Никогда не задавайте наводящих вопросов", - таков один из Законов Караганды. Мнемонические сопоставления - не сознательное порождение разума; они не подчиняются воле человека. Как только задается прямой вопрос, появляются в изобилии сопоставления, но лишь такие, какие мог бы сделать любой более или менее сведущий человек. Только подсознание может перебросить мостик через огромные, неожиданные пробелы.
     Марк попался на эту удочку, как это сделал бы на его месте любой мнемонист. Он энергично возразил:
     - Нет, я о таких не слыхал. Во всяком случае, если планета вообще годится для жизни. Если она вся ледяная или сплошная пустыня - тогда другое дело. Но Малышка не такая.
     - Да, не такая, - согласился Шеффилд.
     - Тогда почему бы команде ее бояться? Я думал об этом все время, пока лежал в постели. Вот почему я и решил посмотреть судовой журнал. Я никогда ни одного не видел, так что все равно это было бы полезно. И, конечно, я думал, что найду там правду.
     - Угу, - произнес Шеффилд,
     - И, знаете, я, кажется, ошибался. Во всем журнале нигде не говорится о цели экспедиции. Это значит, что цель составляет секрет. Похоже, что он держит ее в тайне даже от других офицеров корабля. А корабль там в самом деле назван "Георг Г. Гронди".
     - А как же иначе?
     - Ну, не знаю. У меня были кое-какие подозрения насчет "Трижды Г", - загадочно ответил Марк.
     - Ты как будто разочарован, что капитан не солгал, - сказал Шеффилд.
     - Не разочарован. Пожалуй, я чувствую облегчение. Я думал... Я думал...
     Он замолчал в крайнем смущении, но Шеффилд и не пытался прийти ему на помощь. Марку пришлось продолжать:
     - Я думал, может быть, все мне говорят неправду, а не только капитан? Может быть, даже вы, доктор Шеффилд. Я думал, вы просто почему-то не хотите, чтобы я разговаривал с экипажем.
     Шеффилд попытался улыбнуться, что ему удалось. Подозрительность была профессиональным заболеванием мнемонистов. Они жили отдельно от остальных людей и многим отличались от них. Последствия этого были ясны.
     Шеффилд весело ответил:
     - Я думаю, когда ты прочитаешь про народные поверья, ты увидишь, что они могут быть совершенно нелогичными. От планеты, пользующейся дурной славой, ждут зла. Если случается что-нибудь хорошее, на это не обращают внимания, а обо всем плохом кричат на каждом перекрестке, да еще с преувеличениями. Молва растет, как снежный ком.
     Шеффилд подошел к гидравлическому креслу. Скоро посадка. Он без всякой надобности потрогал широкие лямки и, стоя спиной к юноше, чтобы тому не было видно его лицо, произнес почти шепотом:
     - Но, конечно, хуже всего то, что Малышка совсем не такая, как те планеты.
     ("Полегче, полегче. Не нажимай. Это уже не первая попытка...")
     - Нет, ничуть, - отвечал Марк. - Те экспедиции, что погибли, были не такими. Вот это верно.
     Шеффилд стоял, повернувшись к нему спиной, и ждал. Марк продолжал:
     - Все семнадцать экспедиций, что погибли на планетах, которые сейчас заселены, были маленькими разведочными партиями. В шестнадцати случаях причиной гибели была какая-нибудь авария с кораблем, а в семнадцатом, на Малой Коме - неожиданное нападение местной формы жизни - конечно, не разумной. Я помню все подробности...
     Шеффилд невольно затаил дыхание. Марк и в самом деле мог рассказать все подробности. Все. Процитировать на память все сообщения каждой из экспедиций, слово в слово, было для него так же легко, как сказать "да" или "нет". И он это сделает, если ему вздумается. Мнемонисты не обладают избирательностью. Это было одним из обстоятельств, которые делали невозможным их нормальное общение с нормальными людьми. По существу своему все мнемонисты - страшные зануды. Даже Шеффилд, привычный выслушивать все и не собиравшийся прерывать Марка, если тому захотелось поговорить, даже он вздохнул про себя.
     - ...Но это неважно, - продолжал Марк, и Шеффилд почувствовал огромное облегчение. - Они просто были совсем не такими, как экспедиция на Малышку. Это же была настоящая колония - 789 мужчин, 207 женщин и 15 детей моложе тринадцати лет. За первый же год к ним прибавилось еще 315 женщин, 9 мужчин и двое детей. Колония просуществовала почти два года, и причина ее гибели не установлена, если не считать того, что судя по их сообщениям, это могла быть какая-то болезнь. Вот в чем действительно есть различие. Но сема Малышка ничем не выделяется - конечно, если не говорить о...
     Марк умолк, как будто это было слишком несущественно и не заслуживало упоминания. Шеффилд чуть не закричал от нетерпения, но заставил себя спокойно произнести:
     - А, об этом...
     Марк сказал:
     - Ну, это все знают. У Малышки два солнца, а у других - по одному.
     Психолог чуть не заплакал от разочарования. Опять неудача! Но что делать? В другой раз может повезти. С мнемонистом приходится быть терпеливым, иначе от него не будет никакого толку.
     Он сел в гидравлическое кресло и поплотнее пристегнулся. Марк сделал то же (Шеффилд хотел бы ему помочь, но это было бы неразумно). Он взглянул на часы. Уже сейчас они, вероятно, спиралью идут на снижение.
     Кроме разочарования, Шеффилд ощущал сильное беспокойство. Марк Аннунчио поступил неправильно, начав действовать согласно своему убеждению, будто капитан и все остальные его обманывают. Мнемонисты нередко думали, что раз им известно огромное количество фактов - значит, они знают все. Очевидно, это было их первейшее заблуждение. Поэтому они должны (так говорил Караганда!) сообщать свои сопоставления соответствующему начальству и никогда не должны действовать сами.
     Но что означал этот проступок Марка? Он первым из мнемонистов покинул территорию Службы, первым расстался с себе подобными, первым оказался в одиночестве среди нонкомпосов. Как это на него подействует? Что он будет делать дальше? Не будет ли беды? И если будет, то как ее предотвратить?
     На все эти вопросы доктор Освальд Мейер Шеффилд ответить не мог. 8
     Тем, кто управлял кораблем, повезло. Им и, конечно, Саймону, который в качестве астрофизика и начальника экспедиции присоединился к ним по специальному разрешению капитана. Остальные члены экипажа были заняты на своих постах, а ученые на время спирального спуска к Малышке предпочли относительный комфорт своих гидравлических кресел.
     Самым великолепным это зрелище было тогда, когда Малышка была еще довольно далеко, и всю ее можно было окинуть взглядом.
     На севере и на юге треть планеты покрывали ледяные шапки, только начавшие свое тысячелетнее отступление. Посадочная спираль "Трижды Г" была проложена с севера на юг специально, чтобы можно было разглядеть полярные области, как настоял Саймон, хотя это была и не самая безопасная траектория. Поэтому под ними расстилалась то одна, то другая ледяная шапка. Обе они одинаково сияли в солнечных лучах: ось Малышки не имела наклона. И каждая шапка была разделена на секторы, как торт, разрезанный радужным ножом.
     Одна треть была освещена обоими солнцами и сверкала ослепительно белым светом, который понемногу желтел к западу и зеленел к востоку. Восточнее белого сектора лежал следующий, вдвое уже его, освещенный только Лагранжем-I, и здесь снег горел сапфировыми отблесками. К западу еще полсектора, доступные только лучам Лагранжа-II, светились теплыми оранжево-красными тонами земного заката. Цвета полосами переходили друг в друга, отчего сходство с радугой еще усиливалось.
     И, наконец, последняя треть казалась сравнительно темной, но можно было разглядеть, что и она делится на неравные части. Меньшая была в самом деле черной, а большая - слегка молочного цвета.
     - Лунный свет? Ну, конечно, - пробормотал Саймон и поспешно огляделся, не слышал ли кто-нибудь. Он не любил, когда кто-то наблюдал за тем, как в его уме складываются заключения. Они должны были представать перед студентами и слушателями в готовом, законченном виде, без всяких следов рождения и развития. Но вокруг сидели только космонавты, которые ничего не слышали. В своих полетах они всякого насмотрелись, но здесь и они отрывались от приборов лишь для того, чтобы пожирать глазами открывавшиеся перед ними чудесные картины.
     Спираль спуска изогнулась, переменила свое направление на юго-западное, потом на западное, обещавшее меньше всего риска при посадке. В рубку проник глухой рев прорезаемой атмосферы - сначала резкий и высокий, но становившийся все более низким и гулким.
     До сих пор в интересах научных наблюдений (и к немалому беспокойству капитана) спираль была крутой, скорость снижалась медленно, а облетам планеты не было конца. Но как только корабль вошел в воздушную оболочку Малышки, перегрузки резко возросли, а поверхность планеты как будто бросилась им навстречу.
     Ледяные шапки исчезли из виду, сменившись равномерным чередованием суши и воды. Под ними все реже и реже проносился материк с гористыми окраинами и равниной посередине, как суповая миска с двумя ледяными ручками. Материк занимал половину планеты - остальное было покрыто водой.
     Большая часть океана в этот момент приходилась на темный сектор, а остальное было залито красновато-оранжевым светом Лагранжа-II. В этом свете вода казалась тускло-пурпурной. Там и сям виднелись багровые точки, к северу и к югу их становилось больше. Айсберги!
     Часть суши находилась в красновато-оранжевом полусекторе, другая часть была освещена ярким белым светом. Только восточное побережье казалось синевато-зеленым. Поразительное зрелище представлял восточный горный хребет. Его западные склоны были красными, восточные - зелеными.
     Корабль быстро замедлял свое движение. Он в последний раз пролетел над океаном. Началась посадка. 9
     Первые шаги экспедиции на новой планете были достаточно осторожными и медленными. Саймон долго разглядывал цветные фотографии Малышки, снятые из космоса с наибольшей возможной точностью, По требованию членов экспедиции снимки были розданы и им, и не один из них застонал про себя при мысли, что в погоне за комфортом лишил себя возможности видеть это великолепие в оригинале.
     Борис Вернадский, что-то ворча, не отрывался от своего газового анализатора.
     - По-моему, мы примерно на уровне моря, - сказал он. - Судя по величине g.
     И он небрежно добавил, объясняя остальным:
     - То есть гравитационной постоянной.
     Большинство все равно ничего не поняло, но он продолжал:
     - Атмосферное давление - около 800 миллиметров ртутного столба, значит, процентов на 5 выше, чем на Земле. И из них 240 миллиметров - кислород, а на Земле только 150. Неплохо.
     Он как будто ожидал одобрительных откликов, но ученые предпочитали как можно меньше высказываться по поводу данных из чужой области. Вернадский продолжал:
     - Конечно, азот. Скучно - природа повторяется, как трехлетний ребенок, который выучил только три урока. Теряешь всякий интерес, когда видишь, что планета, где есть вода, всегда имеет кислородно-азотную атмосферу. Тоска, да и только.
     - Что еще в атмосфере? - раздраженно спросил Саймон. - До сих пор мы слышали только про кислород, азот и еще познакомились с собственными соображениями дядюшки Бориса.
     Вернадский оперся на спинку кресла и довольно добродушно огрызнулся:
     - А вы кто такой? Начальник, что ли?
     Саймон, для которого руководство экспедицией сводилось к необходимости писать длинные отчеты для Бюро, покраснел и мрачно повторил:
     - Что еще есть в атмосфере, доктор Вернадский?
     Не глядя в свои записи, Вернадский ответил:
     - От 0,01 до 1 процента водорода, гелия и двуокиси углерода - в порядке убывания. От 0,0001 до 0,001 процента метана, аргона и неона в порядке убывания. От 0,000001 до 0,00001 процента радона, криптона и ксенона в порядке убывания. Информация не очень обильная. Все, что я могу из этих цифр извлечь - это то, что Малышка окажется богатой ураном, бедной калием, и не удивительно, что у нее такие симпатичные ледяные шапки.
     Это было сказано явно в расчете на то, что кто-нибудь удивленно спросит, откуда он знает, и кто-то, конечно, спросил. Довольный Вернадский ласково улыбнулся и ответил:
     - Радона в атмосфере в 10 - 100 раз больше, чем на Земле. Гелия тоже. Радон и гелий образуются при радиоактивном распаде урана и тория. Вывод: урановых и ториевых минералов в коре Малышки в 10 - 100 раз больше, чем в земной. С другой стороны, аргона более чем в 100 раз меньше, чем на Земле. Скорее всего, на Малышке вовсе не осталось первоначального аргона. На планетах такого типа аргон может образовываться только из калия-40 - одного из изотопов калия. Мало аргона - значит, мало калия. Проще пареной репы.
     Один из ученых спросил:
     - А насчет ледяных шапок?
     Саймон, который знал ответ на этот вопрос, перебил Вернадского, собравшегося было ответить:
     - Каково точное содержание двуокиси углерода?
     - Ноль ноль шестнадцать миллиметра, - ответил Вернадский.
     Саймон кивнул и от дальнейших разговоров воздержался.
     - Ну и что? - нетерпеливо спросил тот, кто задал первый вопрос.
     - Двуокиси углерода примерно вдвое меньше, чем на Земле, она вызывает парниковый эффект. Она пропускает к поверхности коротковолновую часть солнечного излучения, но не выпускает наружу длинноволновое тепловое излучение планеты. Когда в результате вулканической деятельности содержание двуокиси углерода повышается, планета нагревается, и начинается каменноугольный период с высоким уровнем океанов и минимальной поверхностью суши. Когда растительность начинает поглощать бедную двуокись углерода и толстеть за ее счет, температура падает, образуются ледники, начинается порочный круг оледенения, и вот пожалуйста...
     - Что-нибудь еще есть в атмосфере? - спросил Саймон.
     - Водяные пары и пыль. И вдобавок, вероятно, в каждом кубическом сантиметре взвешено несколько миллионов возбудителей разных заразных болезней.
     Он произнес это довольно весело, но по комнате прошло какое-то движение. У многих захватило дыхание. Вернадский пожал плечами и сказал:
     - Пока погодите волноваться. Мой анализатор хорошо отмывает пыль и споры. И вообще это не мое дело. Предлагаю Родригесу сейчас же вырастить свои проклятые культуры под стеклом. Под хорошим толстым стеклом! 10
     Марк Аннунчио бродил повсюду. Он слушал с сияющими глазами и лез везде, чтобы слышать лучше. Члены экспедиции терпели это, относясь к нему с разной степенью неприязни в зависимости от характера и темперамента. Никто с ним не заговаривал.
     Шеффилд держался поблизости от Марка. Он тоже почти не разговаривал. Все его усилия были направлены на то, чтобы не попадаться Марку на глаза. Он не хотел, чтобы Марк чувствовал, будто он его преследует; он хотел, чтобы мальчик чувствовал себя свободным. Он старался, чтобы каждое его появление выглядело случайным.
     Он чувствовал, что эти попытки тщетны, но что он мог поделать! Он должен следить, чтобы мальчик не впутался в беду. 11
     Микробиолог Мигель Антонио Родригес-и-Лопес был смуглый человек небольшого роста с иссиня-черными длинными волосами и репутацией заправского сердцееда, как и подобало представителю латинской расы (избавиться от этой репутации он не стремился). Со своей обычной тщательностью и аккуратностью он вырастил культуры микроорганизмов из пыли, уловленной газовым анализатором Вернадского.
     - Ничего, - сказал он в конце концов. - Те дурацкие культуры, которые растут, выглядят совершенно безвредными.
     Ему возразили, что бактерии Малышки могут только казаться безобидными и что токсины и метаболические процессы нельзя изучать на глазок, даже вооружившись микроскопом.
     Это вторжение в область его профессии возмутило его. Подняв бровь, он заявил:
     - У меня на это чутье. Кто с мое поработает с микромиром, начинает чуять, есть опасность или нет.
     Это было чистейшее хвастовство, но Родригес сумел подтвердить свои слова, тщательно перенеся пробы различных колоний микробов в буферные изотонические растворы и введя их концентрат хомякам, что не произвело на них никакого впечатления.
     В большие контейнеры взяли пробы воздуха и впустили туда несколько мелких животных с Земли и других планет. На них это тоже не произвело впечатления. 12
     Ботаником экспедиции был Невил Фоукс, державшийся весьма высокого мнения о своей красоте и подчеркивавший ее прической наподобие той, с которой древние скульпторы обычно изображали Александра Македонского; правда, наружность Фоукса сильно портил нос, куда более орлиный, чем у Александра. В течение двух суток (по счету Малышки) Фоукс совершал облет планеты на одной из атмосферных ракет "Трижды Г". Он был единственный человек на корабле, помимо экипажа, который умел управлять такой ракетой, так что задача, естественно, легла на его плечи. Казалось, Фоукс не слишком этому радовался.

/ Полные произведения / Азимов А. / Ловушка для простаков