Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Мельников-Печерский П.И. / Бабушкины россказни
Бабушкины россказни [2/3]
- Здорово, собака, здорово... Садись поближе... А ты долой, по тому резону, что этот постарше тебя.
И велит первому сесть на тротуарную надолбу, либо холопам прикажет стул ему из хором принести.
Таким манером, один по одному, да весь le grand monde зимогорский к калиточке Сергея Михайлыча, бывало, и соберется: старые, молодые, женатые, холостые, дамы, барышни - все тут. И драгунский генерал, и комендант, и наместник с наместничихой, заслышав, что у Сергея Михайлыча гости на улице, все туда же. Иной раз по соседству и владыка пешечком придет - очень был дружен он с Сергеем-то Михайлычем. Из дома все стулья, все канапе повытаскают, а по углам улицы полиция, - подлым людям езду воспрещает по той причине, что la haute sociefe забавляется.
Горячее вынесут, подают, что кому на потребу: пунш, взварцы, глинтвейны, а дамскому полу - чай, оршад, фрукты, заедки и всякие закуски... Втихомолочку, mon pigeonneau, потчевали нашу сестру и наливочкой, только не при людях, а в задних горницах либо в кладовой... Марья Михайловна - арапка крещеная - тем делом у Сергея Михайлыча заправляла. Славная девка была, даром, что раба... Ежели погода тихая, на тротуарах столы поставят, за карты сядут. Кто постепенней да поскупее - в ломбер, в ламушь, в тентере, а кто помоложе да потароватее - в фараон [банк], в квинтич и в рокамболь. Дамы et demoiselles в наше время тоже охотницы были в картишки-то перекинуться, иные фараон даже метали... А молоденькие девицы - больше в марьяж, в тресет, в басет да в никитишны.
Разгуляются очень, велит Сергей Михайлыч музыкантам играть да архиерейским певчим петь. Тогда в Зимогорске публичный театр уж был: князь Кошавской, тамошний помещик, целу деревню во сто дворов в актеры поворотил, музыке обучал их, танцам и всему другому. Пятнадцать лет бился с сиволапыми, а на своем поставил-таки: всякие пьесы мужики да девки стали у него бесподобно разыгрывать... Музыканты у Сергея Михайлыча бывали театральные, князя Кошавского: арии и рондо всласть разыгрывали - из "Дидоны", из "Редкой вещи", из "Дианина древа", а певчие духовные канты, бывало, поют да хохлацкие песни... Сам владыка, с пуншиком в руках, иной раз, бывало, им подтягивает... Ужесть как было весело!.. И то случалось, что на улице-то полонез почнут водить да менуэты танцевать. Хоть не больно гладко, да не беда - весело-то зато как, смеху-то что!.. Ах, как утешно живали мы в старые годы, mon c?ur... Беспримерно, как утешно!.. Можно чести приписать, уж истинно можно...
Ужину, бывало, подадут тоже на вольном воздухе. На дворе у Сергея Михайлыча, возле кухни, нарочно для этого случая палатку разбивали. Поужинавши, кто постарше, в палатке останутся и пьют там мертвую вплоть до утра, а молодые в сад, с дамами да с барышнями променад пойдут делать. Садище у Сергея Михайлыча десятинах на пяти был - отделан незатейно, зато для утех и веселья очень был способен: аллеи темные, деревья высокие, шпалеры из акации да из сирени густые, а за шпалерами куртины с вишеньем, с малинником да с смородиной... Бывало, после ужина парочки по саду разбредутся... Там шепчутся, тут вздыхают, да то и дело чмок да чмок, чмок да чмок... Всего бывало, mon pigeonneau!.. Ух, чего не бывало, mon c?ur!.. И все-то прошло, все-то миновалось!..
А дамы тогдашние и барышни не того калибра были, что нынешние. Что нынче? Дрянь! Очень уж не в меру лебедки рассентиментальничались. Такими innocentes {невинными (франц.)} хотят себя казать, что смотреть даже гадко... А все притворство одно, лицемерие... Ей-богу! Не верю я им, mon c?ur, и ты не верь - это они так только, дурь одну на себя накладывают. Вся эта ихняя modestie, {скромность (франц.)} вся эта ихняя pudicite {стыдливость (франц.)} - одна только умора, - они один только вздор посадили себе в голову. Поверь, mon petit, что никакая женщина без мужчины дня одного прожить не может... Совсем напрасно они жеманятся и кажут себя inaccessibles... {неприступными (франц.)} Мы это понимали, и оттого в наше время все было просто, к натуре ближе... А теперь?.. Не переродились же они, наши же внучки, - от нас же родились!.. Притворство одно, лицемерие!.. То же самое творят, что и мы в свои годы, втихомолочку только... А это, по-моему, уж гадко... N'est-ce pas, mon petit?.. {Не правда ли, дитя мое? (франц.)} Опять теперь эта la sensibilite {чувствительность (франц.)} - один вздор, mon petit, безотменно один вздор... Ну на что это похоже? Иная словно по кровном покойнике разрюмится, как ходя по лугу цветочек помнет аль бабочку раздавит... Фу, ты, пропасть, какие сентименты!.. Да нас, бывало, мужчины-то самих мяли да давили, а ведь не плакали же мы... А это что за мода такая?.. Одно только безумие, mon petit... Об чем, бишь, я говорила, Андрюша?
- Об вашем кумире, бабушка, об Сергее Михайлыче.
- Oui, mon cher, c'est vrai... Certainement il etait notre idole, il etait idole de nos ames... {Да, мой дорогой, это правда... Он действительно был нашим кумиром, он был кумиром наших душ... (франц.)} Ух, какой бесподобный был!..
- Однако, скажите, бабушка, неужели все до единого перед ним так низкопоклонничали?..
- Ах, mon c?ur, как ты говоришь! Тебя даже слушать неприятно... Ты мартинист - я это вижу... Ах, Андрюша, Андрюша, - не опечаль бабушку-старуху!.. Долго ли, mon petit, к Шешковскому угодить?.. Низкопоклонство, говоришь... Да разве можно так называть это... уважение, это... это... высокопочитание, это... cette consideration et deference que nous avions а {...это уважение и почтительность, которую мы имели к... (франц.)} Сергей Михайлыч... Стыдно, mon petit, нехорошо... Ты то не забудь, что Сергей Михайлыч был штатский действительный советник, а ведь это не quelque chose des vetilles, mon c?ur. {какие-нибудь пустяки, душа моя (франц.)} Тогда же генералы-то не то, что теперь - в диковинку бывали... А главное, то вспомни, mon bijou, что Сергей Михайлыч большую фортуну имел и у него при самом дворе были сильные милостивцы. Сам князь Григорий Александрыч с руки ему был; не раз из Молдавии за солеными огурцами адъютантов к нему присылал!.. А ты - низкопоклонство!.. Стыдись, радость моя!..
- Да как же, бабушка? И ручку-то у него, точно у архиерея, целовали, и палкой-то он всякого бил...
- А зато, mon cher, кроме пользы ничего нельзя было и получить от Сергея Михайлыча. Везде у него были благоприятели, все мог сделать, что только душе его угодно. К местечку ль доходному кого пристроить, тяжба ль у кого, под суд ли кто угодит - всякого Сергей Михайлыч выручит, из глубины морской сухим вытащит, умей только подойти к нему. Надежней его заступы и быть не могло; захочет, говорю, со дна моря вытащит... Ему, бывало, стоит только пером черкануть - все в твое удовольствие будет. В коллегиях ля дело, в сенате ли - ему все равно, потому что везде рука... А уж, бывало, кто под гнев к нему попадет, тот лучше ложись да помирай... Бывали случаи...
- Какие ж это случаи, бабушка?
- Каких ни было, радость моя! Всяких бывало, mon c?ur... И всегда так выходило, что кто ни вздумает супротивничать Сергею Михайлычу, к нему же потом с повинной придет, у него же заступы да милостей станет просить. Человек был - сила. Да помнишь, я думаю, как он смирил Боровкова Ивана Никитича, когда тот за наследством Настасьи Петровны в Зимогорск приезжал?..
- Как же мне помнить, бабушка? Я тогда еще не родился.
- Точно, точно, родной, правду ты говоришь. Да, правду. Так видишь ли, mon petit. Боровков и сам не мелкой руки дворянин: четыреста дворов крестьян у него, век свой в Питере жил, ко двору приезд имел, даже по воскресеньям на куртагах бывал... А как вздумал не уважить Сергея Михайлыча, так он его в бараний рог согнул... Иван Никитич после того ползал-ползал перед ним, прощенье просивши...
А зла не помнил; добрый был человек, незлобивый... Боровкову все вины отдал и все к его удовольствию сделал... Да.... Кроме должного, Сергей Михайлыч ничего от других не требовал: отдай ему аттенцию да поцелуй ручку, так он удавиться готов за тебя.
- Что ж такое с Боровковым-то он сделал?..
- А видишь ли, радость моя, Боровков, Иван Никитич, родным племянником доводился кеславской помещице, вдове премьер-майора, Настасье Петровне Соколовой... Да постой, Андрюша, я лучше тебе про Настасью-то Петровну про самое расскажу... C'etait une femme remarquable, mon c?ur. {Это была замечательная женщина, душа моя (франц.)} Много говорить о себе заставила... Только вот что, не пора ли тебе баиньки, ангел мой?.. И у меня глаза что-то слипаются... Лучше завтра про Настеньку-то я расскажу тебе... А теперь поди-ка с богом - усни со Христом, mon enfant... Дай-ка я тебя перекрещу... Христос с тобой, приятный сон!.. А мне еще помолиться надо... Молчи ты у меня, Андрюша, - будешь богат, mon c?ur, вымолю тебе Воротынец.
II
НАСТЕНЬКА БОРОВКОВА
- Бабушка!
- Что, голубчик?
- А что ж вчерашнее-то обещание?
- Какое обещание, mon petit?
- А про Настасью-то Петровну рассказать.
- Про Настеньку-то? Да разве я тебе обещала, Андрюша?
- А разве вы забыли, бабушка?
- Не помню, голубчик. Хоть убей - не помню. Память-то у меня, не знаю с чего, какая-то стала короткая. От чего бы это, mon petit?
- От старости, бабушка.
- Полно-ка ты... Озорник этакой... Все бы над бабушкой ему потешаться... Молод еще - материно молоко на губах не обсохло... От старости!.. Разве годы мои великие?.. Шестьдесят восемь либо шестьдесят семь - разве это большие годы?.. Вот бабушка моя покойница, княгиня Марья Юрьевна Свиблова, царство ей небесное, жила - так уж можно сказать, что жила... Большие годы имела! Ста десяти годов померла, - царя Алексея Михайловича помнила... Когда великий государь овдовел, по скорости зачал он вдовством своим скучать и указал со всего царства шляхетских девок в Москву свозить, которы были покрасовитее. И выбирал царское величество из тех девок себе в царицы. И бабушку на смотр привозили, а смотрел ее великий государь в постели сонную - на Спиридона-поворота, двенадцатого, значит, декабря. А была бабушка-то из роду князей Сонцевых... И великому государю угодна не явилась - сталась царицей Наталья Кирилловна Нарышкиных... В молодых своих годах сидела бабушка у царицы Агафьи Семеновны в верховых боярынях, а когда царица от временного царствия в вечный покой преставилась, старая царевна Татьяна Михайловна бабушку в мастерскую свою палату взяла и к шитью архиерейских шапок приставила... Чего-то, бывало, не порасскажет покойница! И про стрельцов, как они Москвой мутили, и про капитонов, [капитонами называли раскольников] и про немцев, что на Кокуе [Кокуем называлась немецкая слобода в Москве] проживали... Не жаловала их бабушка, - ух, как не жаловала: плуты, говорит, были большие и все сплошь урезные пьяницы... Франц Яковлич Лефорт в те поры у них на Кокуе-то жил, и такие он там пиры задавал, такие "кумпанства" строил, что на Москве только крестились да шепотком молитву творили... А больше все у винного погребщика Монса эти "кумпанства" бывали - для того, что с дочерью его с Анной Франц Яковлич в открытом амуре находился... Самолично покойница-бабушка княгиня Марья Юрьевна ту Монсову дочь знавала. - "Что это, говорит, за красота такая была, даром, что девка гулящая. Такая, говорит, красота, что и рассказать не можно..." А девка та, Монсова дочь, и сама фортуну сделала и родных всех в люди вывела. Сестра в штатс-дамах была, меньшой брат, Васильем звали, в шамбеляны попал, только что перед самой кончиной первого императора ему за скаредные дела головку перед сенатом срубили... Долго торчала его голова на высоком шесту... Молчи, Андрюша, будь умник, а я тебе когда-нибудь на досуге все расскажу, что бабушка-покойница про эти дела мне рассказывала... Затейные истории, mon pigeonneau, оченно затейные - есть чего порассказать, есть чего и послушать... А теперь-то про что бишь я говорила?
- Про Настасью Петровну хотели, бабушка, говорить...
- Так, точно так, mon bijou, про Настасью Петровну, про Соколиху то есть - а по батюшке-то она Боровкова - генерал-поручика Петра Андреича Боровкова дочь... Знавала я ее, mon c?ur, до тонкости знала с самого ее малолетства. Помоложе меня была... Годами, я полагаю, шестью либо - семью, однако ж в куклы вместе игрывали. Я-то, признаться, уж замужем в те поры была, а Настеньке седьмой либо восьмой годок пошел... Молодехонька ведь я замуж-от шла, Андрюша, всего по четырнадцатому годочку, и для того, года три замужем живши, все еще ребячье в разуме-то держала... Покойник твой прадедушка Федор Андреич, дай бог ему царство небесное, к каждому, бывало, божьему празднику безотменно куколку мне купит... "На-ка, молвит, женушка-неженушка, побалуй, позабавься..." Дай бог ему царство небесное - любил меня покойник... И какие куклы-то покупал он, Андрюша!.. Нюрембергские!.. Такие были затейные, такие утешные, что, кажись бы, век в них играла... Беспримерные куклы!.. А нынче, mon c?ur, и их уж не видно - нюрембергских-то... Все, что ни было в старые годы хорошего, - все перевелось!.. О, ох, ох, ох!.. Про что бишь я говорила, Андрюша?
- Про Настасью Петровну, про Боровкову, бабушка.
- Да... да... Про Настеньку... Знала ее, mon c?ur, самым коротким манером знала... И в малолетстве знала, и при дворе государыни Екатерины Алексеевны, в ту пору, как самые первые царедворцы, ровно огня, ее язычка стали бояться...
Спервоначалу редкостная и премилая особа была: генеральская дочь, с немалым достатком, а из себя столь пригожа, что, бывало, какой ни на есть петиметр только взглянет на нее, так и заразится до безумия... Ух, как много от нее господчиков терзалось! По чести красавица была отменная... Одевалась, как надо быть щеголихе первой руки... Как теперь гляжу на нее, когда ее в первый раз в свет вывезли... Было это на бале у принцессы курляндской, у той, что от отца с матерью из Ярославля сбежала и в нашу веру перекрестилась. Государыня Елизавета Петровна за это за самое замуж ее за барона Черкасова выдала... Горбатенька была и с лица не больно казиста... Ух, как славна была в тот вечер Настенька!.. Диковинно как пригожа... Сама государыня в тот вечер изволила ей первую свою аттенцию сделать - к ручке пожаловала... Было тогда на Настеньке фурроферме из бланжевого транценеля с черными брабантскими кружевами, фижмы с крылышками, на голове пудра, конечно, и прическа a la crochet, с локонами по плечам. Личико беленькое, нежное, улыбочка умильная, брови - соболь сибирский, и мушки. Одна мушка над левой бровью налеплена, другая на лбу у самого виска. Петиметры от тех мушек в дезеспуар {в отчаянии (франц.)} были, для того, что мушка над левой бровью непреклонность означает, а на лбу, у виска - sang-froid {холодность (франц.)}.
Танцевала Настенька прелестно и, по чести сказать, всем на удивленье. В полонезе павой, бывало, так и выплывает, талию маленько набок перегнет, веер к губам приложит... Прелесть!.. Рост опять какой!.. Стройность какая!.. Одно слово... une taille svelte et bien proportionnee {изящная, стройная (франц.)}. Королева, по чести - королева!.. У Ланде первой ученицей была... Ах, нет - постой, Андрюша, постой, - это у Ланде-то я училась. Первый был maitre de ballet {учитель танцев (франц.)} при государыне Елизавете Петровне - у него и государь Петр Федорыч обучался и государыня Екатерина Алексеевна, когда еще на Москве в невестах проживала... Настенька к Ланде не попала для того, что он на ту пору, как ей танцам пришла пора обучаться, - помер... Значит, она училась у Гранже - тоже знатный был maitre de ballet... Изрядные балеты строил в эрмитажном театре: le Faune jaloux, Apollon et Daphnys. {"Ревнивый фавн", "Аполлон и Дафния"} Беспримерно, как прекрасно!.. И танцевать Гранже обучал отменно, ну, то возьми, что Панин к государю Павлу Петровичу для выучки танцам его приставил, значит, хороший maitre de ballet был... У него-то Настенька и училась, и так изрядно ее Гранже обучил, что не раз ее на шляхетный театр в Зимнем дворце Галатею представлять наряжали... Ух, как славна была Настенька, как, бывало, Галатею представляет!.. С золотым papillon {бабочкой (франц.)} в руке pas de trois с графинями Чернышевыми пойдет... Да вот тебе, Андрюша, одно слово - уж как беспримерно танцевала Глебова падчерица - Софья Николаевна Чоглокова, знаешь, которую государь Петр Федорыч la fraile de la c?ur {придворной дамой (франц.)} сделал. Хоть и кривобока маленько была, а весь свет собой восхищала, однако ж Настенька Боровкова и ее, бывало, за пояс заткнет. Манимаску да матрадуры невпример лучше Чоглоковой она танцевала. Та, бывало, чуть не лопнет с досады, на нее глядя. И в менуэтах Настенька ни разу в грязь лицом себя не ударила... Да...
И такая была скромница, такая добрая, кроткая, безответная... По чести, mon c?ur, когда было ей шестнадцать либо семнадцать лет - ангелом небесным все ее почитали. Да... c'etait une personne compatissante et sensible. {Чувствительная и добрая по натуре (франц.)}
"Отец с матерью души в ней не чаяли: была у них Настенька одна-единственная дочь - детище моленое, прошеное. Так в глаза и глядели ей... Тем девку и попортили, что смолоду полную волю ей дали во всем. Не знавала Настенька грозного слова родительского, не слыхивала слова запретного - на воле да в холе жила, как хотела... Ну и сдурилась... Совсем сбилась с похвей!.. Так сдурилась, mon petit, что в двадцать лет ее узнать было невозможно...
А все книги... Книг зачиталась - и зашел у ней ум за разум. Читала все, что ни попало, без толку, без разбору - а отец с матерью не запрещали: "читай, мол, все, что полюбится". И набралась Настенька дури да чепухи, - тем и себя погубила...
Еще в ребячьих годах много была начитана - в нюрембергские, бывало, забавляется, а сама наизусть Расиновы трагедии да "Генриаду" так и чешет... Расставит куклы на столе да и почнет из "Медеи" декламировать...
Это бы ничего - книги хорошие... А как было ей лет шестнадцать либо семнадцать, попадись ей Лашоссеева книга "L'Enfant prodigue". {"Блудный сын" (франц.)} Прочитала ее Настенька да в cemedie larmoyantes {слезная комедия (франц.)} и втянулась... Иссентиментальничалась, конечно, а потом к Жан-Жаку Руссо пристрастилась. Натура, видишь, больно ей по нутру пришлась, да еще не знай какие-то там les droits de l'humanite... И зачала дурить.
По-моему, mon bijou, уж если разобрала ее охота книги читать, романы читала бы... Невпример приятнее, и сдуриться никак невозможно... А в стары-то годы, Андрюша, какие бесподобные романы печатали... Ужесть какие затейные! Теперь, я так полагаю, mon pigeonneau, что так и печатать не умеют. Лесажевы романы взять на приклад - "Жильблаз-де-Сантильян" или "Хромоногого беса"... Ух, какие знатные романы!.. Читал ли ты их, Андрюша?
- Читал, бабушка.
- Очень хорошие романы. Ты мне почитай их когда-нибудь. Мне бы это очень приятно было, потому что эти романы беспримерные... А то еще в другом роде были у нас книжечки - это уж самые затейные... Читал ли, голубчик, Боккачио?.. А?..
- Читал, бабушка.
- А сказочки Лафонтеновы читал? Le Fables de Lafontaine, а сказочки, сказочки?
- Читывал и сказочки, бабушка.
- Э!.. плутишка!.. Уж успел!.. А, небось, мне никогда не почитает!.. Лень, видно, бабушку-то старуху потешить?.. А не правда ли, mon c?ur, какие утешные сказочки?.. Самые затейные!.. По чести, все мы были до них охотницы... А Настенька их не читала и ни до каких романов склонности никогда не имела... К философии, видишь ли, пристрастилась - все бы ей Монтескье, да Дидро, да Жан-Жака... Оно, правда, в ту пору и при дворе это в моде было: сама государыня с Вольтером в переписке была, оттого и метнулись все в философию, только не надолго, для того, что философия-то нам не к лицу пришлась... В самую ту пору и сдурилась моя девка. "Теперь, говорит, пришел золотой век Астреи - свободным языком можно обо всякой пользе говорить"... И пошла и пошла, да по скорости и договорилась до сибирских городов... Вот тебе и Астрея!..
- Что ж с ней сделалось, бабушка?
- Известно что - с ума спятила. Перво-наперво за то всех зачала шпынять, что дурок да шутов при себе держат. Это, говорит, зверский обычай, варварам подобный... Поди вот ты с ней...
- Да разве не правда, бабушка?..
- Правда?.. Хороша правда!.. Признаюсь!.. А почему это, позвольте вас спросить, не держать дворянину при себе дурака?.. Это очень забавно!.. Ты то вспомни, mon pigeonneau, что не только у знатного шляхетства, а при всех даже королевских дворах шуты и дураки не переводились... И у нас, в Питере, при дворе императрицы Анны Иоанновны бывали шуты, да еще какие!.. При государыниной собачке князь Волконский в няньках состоял, князю Кваснику-Голицыну в жены не то калмычку, не то камчадалку дали и в ледяном дворце их пристроили... И у первого императора шутом был Балакирев - человек тоже родословный, да еще целая коллекция кардиналов, а при них князь-папа, а князем-папой спервоначалу учитель государев Зотов был, а после него Бутурлин... Вон какие люди!.. Да и сама государыня Екатерина Алексеевна дурку держать при себе изволила - Матрену-то Даниловну. Дурка та городские слухи ей приносила... Все знатные очень боялись ее. Помню я, как на моих глазах в ней заискивали. Рылеев, обер-полицмейстер, к каждому, бывало, празднику Матрене Даниловне и кур, и уток, и гусей шлет, чтобы язычок-то на его счет покороче держала... Знала я и Матрену Даниловну, самолично знала.
Опять-то не по нутру Настеньке пришлось, что у знатных персон блюдолизы приживали. Паразитами их называли тогда... У всякого человека по десяти таких бывало, а у иных и больше. Всякими манерами они милостивцев своих потешали: кто плясать горазд - пляши, кто стихи мастак сочинять - оды пиши, а кто во хмелю забавен - поят, бывало, того винищем, каждый божий день, ровно свинью... А за то, что они знатного человека тешат, каждый день им стол открытый и ко всякому празднику кафтан с плеча... Что ж тут дурного, mon petit?.. Христианское братолюбие - больше ничего... Да... любили тогдашние вельможи бедным людям помощь оказывать. И сами жили и другим давали жить. А что иной раз, не разбирая ранга, вспороть велят паразита - так спина-то у него ведь не купленная - остались бы кости, а тело - наживное дело - нарастет... Отчего ж знатному и не потешить себя?.. Ну, а Настенька не в ту сторону гнула - все это, говорит, татарское рабство... Вон куда метнула!.. Беспримерно как дурила?..
Да пущай бы еще у себя дома, в четырех стенах такую чепуху городила - так нет, все, бывало, норовит при людях дичь нести. Не разбирая никого, так, бывало, и режет: и на куртагах, и у Локателлия, [Локателли прежде балетмейстер был, а потом содержатель дома для балов и маскарадов] и на банкетах... И горюшка ей мало, хоть сам князь Григорий Григорьич тут сидит. Да что Григорий Григорьич! Он и сам подчас любил так же поговорить, как и Настенька - за подлый народ всегда заступу держал... А другие-то, другие-то! Люди почтенные, сановники - обижались ведь!.. А петиметры, заразившись Настенькиной красотой, бегут, бывало, к ней, ровно овцы к соли, а она и почнет им свои рацеи распевать, а те слушают, развеся уши-то, да еще поддакивают... Иной, в угоду Настеньке, и сам где-нибудь на стороне такую же чепуху почнет городить... Всю молодежь девка перепортила - такая зловредная стала... И посты и все отбросила... Раз посоветовала ей на кофею судьбу узнать - и кофею не верит, mon petit... Вот что значат философские-то книги!.. Ты их не читай, Андрюша!..
Потом на воспитанниц накинулась. Что они ей сделали - до сих пор ума приложить не могу. В стары годы, дружок, во всяком почти шляхетском доме, мало-мальски достаточном, воспитанниц держали. Особливо охочи были до них бездетные барыни да старые девки. В Питере еще не так, а на Москве так счету этим воспитанницам не было. Набирали нищих девчонок в подьяческом ранге либо у шляхетства мелкопоместного. Которая барыня штуки две держит, которая пяток, а очень знатная - и десяток либо полтора. Учат девчонок, воспитывают себе на утеху, а им на счастье...
А старые девки да барыни бывали охочи до воспитанниц для того, что с ними в доме людней и от того веселее. К старью-то петиметры не больно охотно ездили: с праздничной визитой, аль в именины поздравить, да на званый обед, а запросто никто ни ногой... А привыкши смолоду в большом свете с аматерами возиться, старушкам-то и скучненько... Вот они для приманки щегольков молодых-то девок, бывало, и держат... Коли воспитанницы из себя пригожи, отбою от петиметров лет - так и льнут, как мухи к меду... А старушке-то весело: глядит на молодежь да свою молодость и вспоминает...
Настенька и супротив этого во всю ивановскую кричать зачала: это, говорит, рабство, это, говорит, татарское иго, разврат, говорит, один, а не доброе дело. Воспитанниц, говорит, к себе набирать - все едино, что вольных людей в холопство закреплять... Так при всех этими самыми словами, бывало, и ляпнет... И уж как на нее старые-то злились. Брякнет, бывало, Настенька такое слово где-нибудь в большом societe, а старые девки, сидя в углу либо за картами, таково злобно на нее взглянут да и за табачок. И промывали ж они ей косточки: каких сплеток ни выдумывали, чего про Настеньку ни рассказывали - да все ведь норовили, чтоб как-нибудь доброе имя ее опорочить... Злы ведь старые-то девки бывают, голубчик мой!..
Станешь, бывало, говорить Настеньке:
- Помилуй, мать моя, что это ты себе в голову посадила? Как же это возможно сказать, что воспитанниц нехорошо в знатном доме держать? Сироту сам бог призреть повелел...
А она:
- Хорошо, говорит, призрение!.. Нечего сказать!.. Наберут бедных девочек да тиранят их век свой.
- Да какое ж, говорю, тиранство, mon ange? Разве не фортуна для какой-нибудь голопятой дворяночки, что она и танцам у придворного maitre de ballet учится, и по-французски у выписной мадамы, и всему другому, что нужно? Разве это не фортуна, что какая-нибудь голь перекатная - с княжнами, с графинями вместе учится, и после того les dames de la cour ее своей подругой называют? Разве это не фортуна, говорю, что подьяческому отродью либо мелкопоместной дряни такие петиметры, что еще в колыбели гвардии сержантами служат, - деклярасьоны в амурах объявляют?.. Помилуй, говорю, Настенька, ведь это умора... С ума ты спятила, радость моя!.. Не по-дворянски рассуждаешь, ma delicieuse. {прелесть моя (франц.)}
А она:
- Не в том говорит, мать моя, фортуна человеческая. Хороша, говорит, фортуна выпала воспитанницам княжны Дуденевой!.. Одна за моськами нянькой ходит, другая с утра до вечера по гостиному двору да по мадамам рыщет, а вечером на кофее ворожит либо четьи-минею вслух читает. Сегодня, завтра - весь век одно да одно... Да все капризы княжны переноси, все брани ее и ругательства слушай: она беситься начинает, а ты ручку целуй у нее... Не рабство это, не кабала по-твоему?.. А тут еще племянничек какой-нибудь станет подъезжать с своей гнусной любовью - и сохрани тогда бог девочку, ежели она не дозволит ему далеко забираться - нагишом со двора сгонит.
А это точно было, Андрюша. Случилось это у старой у девки, у графини Тумавской. Ее племянник, голштинской армии поручик барон фон-Ледерлейхер, примазываться стал к тетушкиной воспитаннице. Отец-от ее, майор, в прусской войне был убит, а мать с горя да от бедности померла, потому графиня из христианского милосердия и взяла сироту, ихнюю дочку, к себе на воспитанье... Как зачал барон к майорской дочери примазываться, она супротив его на дыбы - не хочу, говорит... Он и так и сяк - не поддается девка. К тетушке, - а графиня души не чаяла в племяннике, баловень ее был. Стала и она майорскую дочь усовещевать - покорилась бы барону, а та и слышать не хочет - пущай, говорит, женится... Губа-то не дура - в баронессы захотела... Много билась с ней бедная графинюшка: и лаской, и грозой, и косу резала, и в подвале голодом маленько поморила, - ничем взять не могла - такая была упрямица... Нечего делать - сослала со двора с тем именьем, что после родителей осталось. А родительского-то благословения - тельной крест да материно кольцо обручальное...
По времени сказывали, что во вся тяжкая пустилась, в вольном доме даже проживала... Ну не дура ли, mon pigeonneau? He в пример бы ей пристойнее бароновой метреской быть, чем таким манером графиню срамить - ведь все знали, что она ее воспитанница... Вот как за хлеб-от да за соль заплатила!.. Много слез пролила бедная графиня от такого сраму...
- На ней взыщется грех майорской дочери, бабушка...
- Слышите!.. Слышите!.. Распутную девку к графине приравнял!.. Как не стыдно тебе, mon c?ur!.. Стыдно, mon petit, беспримерно стыдно так непочтительно о знатных персонах говорить... Не тебе об них судить: ты еще молод и не столь знатен - это завсегда ты должен помнить... Вот этак же, бывало, Настенька... Что же вышло?.. Сгибла сударка - след простыл... За такие неподобные речи часто я ее бранивала - как тебя вот теперь браню. Дуришь, бывало, говорю, ma delicieuse: вздор один сажаешь себе в голову... Держать, говорю, воспитанниц - дело христианское. А она: ты, говорит, мой свет, хоть и замужем, хоть и постарше меня, а этого тебе не понять. А чего не понять-то?.. Дурила голубка, просто дурила...
Отцу с матерью так-таки и не попустила держать воспитанниц. Покамест росла, были у Боровковых три: секретарская дочь да две мелкопоместные дворяночки... А коль скоро Настенька в годы вошла, родительский дом на свои руки приняла, для того, что с матерью с ее кровяной удар приключился - ни рукой ни ногой двинуть не могла. И как стала хозяйкой, скоро пошла докучать, не держали б родители воспитанниц. Так ведь и выжила их из дома.
И не разобрать: со зла ли так поступала Настенька, аль прямым делом девкам хотела добра. Да вот какой случай выпал. В самое то время, как она докучала отцу с матерью, чтоб из дому всех трех воспитанниц вон, одна из них возьми да оспой и захворай... Болезнь страшная: либо помрешь, либо навек рябой останешься, к тому же болезнь прилипчивая... Доктор приказал положить больную в особом флигеле и тем, у кого оспы не было, близко к тому флигелю не подходить... Что ж ты думаешь?.. Истинно ума лишилась, - сама за больною ходить вздумала... За оспенной-то!.. Отец с матерью ей и так и сяк, не дается девка под лад. Однако ж Петр Андреич на своем поставил. Стихла моя Настасья Петровна!..
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
/ Полные произведения / Мельников-Печерский П.И. / Бабушкины россказни
|
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
