• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Верн Ж. / Дети капитана Гранта

Дети капитана Гранта [29/39]

Скачать полное произведение

    Начало было трудным. Но в конце концов туземцы начали уважать жизнь миссионеров. Они не отвергали ни их забот, ни их учения. Нравы некоторых дикарей смягчились. Чувство благодарности пробудилось в этих безжалостных сердцах. Был даже случай в 1821 году, когда новозеландцы защитили своего уважаемого миссионера от грубых матросов, которые осыпали его бранью и готовы были расправиться с ним.
     Таким образом, постепенно миссии расцвели, вопреки присутствию бежавших из порта Джаксона каторжников, разлагающе действовавших на туземное население. В 1831 году "Журналь де миссион еванжелик" указывал на два заслуживающих внимания учреждения, находящихся одно в Киди-Киди, на берегу пролива, вливающегося в море вблизи бухты Островов, другое - в Пай-Хия, на берегу реки Кава-Кава. Туземцы, обращенные в христианство под руководством миссионеров, проложили дороги сквозь огромные лесные чащобы, перебросили мосты через бурные потоки. Каждый миссионер в свою очередь отправлялся проповедовать в отдаленные поселки, строя там тростниковые или из древесного лыка часовни, школы для молодых туземцев; на скромных кровлях этих строений развевался флаг миссии, на котором виднелся крест и слова "Rongo-Pai", то есть "Евангелие" на местном наречии.
     К сожалению, влияние миссионеров распространилось лишь на ближайшие окрестности, а все кочевники остались вне сферы их влияния. Людоедство исчезло лишь среди обращенных в христианство, да и то опасно было подвергать этих новообращенных слишком большим соблазнам. В них кровавый инстинкт еще не угас. Кроме того, новозеландские племена непрерывно враждовали между собой.
     Новозеландцы не похожи на кротких австралийцев, которые отступают перед нашествием европейцев, - новозеландцы сопротивляются, защищаются, ненавидят захватчиков, и эта неукротимая ненависть побуждает их в данное время набрасываться на захватчиков-англичан.
     Будущность этих двух больших островов поставлена на карту. Их ждет либо немедленное приобщение к цивилизации, либо вековое невежество. Все решит оружие.
     Так Паганель, горя нетерпением поскорее добраться до Новой Зеландии, восстанавливал в памяти ее историю. Но ничто не давало ему права называть два острова "континентом". И если некоторые слова документа вновь воспламеняли воображение географа, то два слова "конти" мешали дать новое истолкование документа капитана Гранта. 3. РЕЗНЯ НА НОВОЙ ЗЕЛАНДИИ
     31 января, спустя четыре дня после отплытия, "Макари" не прошел еще и двух третей расстояния от Австралии до Новой Зеландии. Билль Галлей мало занимался судном, предоставляя все своим подчиненным. Он редко показывался на палубе, и никто не жаловался. Пусть бы он просто проводил все время у себя в каюте, никто не возражал бы, но грубиян хозяин ежедневно напивался джином и бренди. Команда охотно следовала его примеру, и никогда ни одно судно не было так предоставлено воле волн, как "Макари" из залива Туфолда.
     Эта непростительная беспечность заставляла Джона Манглса быть настороже и беспрерывно наблюдать за ходом судна. Мюльреди и Вильсон не раз бросались выправлять руль, когда бриг кренило сильно набок. Нередко Галлей обрушивался за это на обоих матросов с грубейшей бранью. Те были мало склонны терпеть его грубость и были не прочь скрутить пьяницу и засадить его на дно трюма на все время перехода. Но Джон Манглс не без труда сдерживал справедливое негодование своих матросов.
     Однако такое положение судна сильно заботило молодого капитана. Но, не желая тревожить Гленарвана, он поделился своими опасениями лишь с майором и Паганелем. Мак-Наббс, правда в иных выражениях, но дал ему тот же совет, что Мюльреди и Вильсон.
     - Если вы полагаете нужным, Джон, - сказал майор, - то, не колеблясь, берите на себя командование кораблем, или, если вы предпочитаете иное выражение, то руководство судном. Этот пьянчуга, когда мы высадимся в Окленде, снова станет хозяином брига и пусть тогда, сколько его душе угодно, переворачивается и тонет.
     - Конечно, мистер Мак-Наббс, я так поступлю, если это будет безусловно необходимо, - ответил Джон Манглс. - Пока мы в открытом море, достаточно того, что ни я, ни мои матросы не покидаем палубы. Но если этот Билль Галлей не протрезвится при приближении к берегу, то, признаюсь, я окажусь в очень затруднительном положении.
     - Сможете вы держать правильный курс? - спросил Паганель.
     - Это будет трудно, - ответил Джон. - Подумайте, ведь на этом судне нет ни одной морской карты.
     - Неужели?
     - Уверяю вас. "Макари" плавает только между Иденом и Оклендом, и Билль Галлей так привык к этим местам, что ему не нужны никакие вычисления.
     - Он, очевидно, воображает, что его бриг сам знает дорогу и идет куда надо, - сказал Паганель.
     - Ну, я что-то не верю в суда, которые сами выбирают правильный путь, - отозвался Джон Манглс. - Если только Билль Галлей будет пьян, когда мы подплывем к берегу, то он поставит нас в очень затруднительное положение.
     - Будем надеяться, что вблизи берегов этот пьяница образумится, - промолвил Паганель.
     - Значит, если понадобится, то вы не сумеете ввести "Макари" в Оклендский порт? - спросил Мак-Наббс.
     - Без точной карты побережья это невозможно. Берега там очень опасны. Это ряд небольших, неправильных и причудливых фьордов, как фьорды Норвегии. Там множество рифов, и чтобы избежать их, надо иметь очень большой навык. Как бы ни было крепко судно, оно неминуемо разобьется, если киль наткнется на одну из таких подводных скал.
     - В таком случае плывущим на судне придется искать спасения на берегу, не так ли? - спросил майор.
     - Да, мистер Мак-Наббс, но только в том случае, если погода будет благоприятной.
     - Рискованный выход, - отозвался Паганель. - Ибо берега Новой Зеландии очень негостеприимны, так что нам на суше грозит такая же опасность, как и на море.
     - Вы намекаете на маорийцев, господин Паганель? - спросил Джон Манглс.
     - Да, друг мой. Среди моряков, плавающих по океану, репутация маорийцев установлена прочно. Это не робкие австралийцы, но смышленое, кровожадное племя, людоеды, от которых пощады не ждите.
     - Следовательно, если бы капитан Грант потерпел крушение у берегов Новой Зеландии, то вы не посоветовали бы нам разыскивать его? - спросил майор.
     - На побережье - да, - ответил географ, - там, может быть, удалось бы найти следы "Британии", но внутри страны - нет. Всякий европеец, рискнувший проникнуть в этот опасный край, попадает в руки маорийцев, а любой пленник маорийцев обречен на верную гибель. Я настоял на том, чтобы мои друзья пересекли пампу, пересекли Австралию, но я никогда не стал бы уговаривать их пускаться в путь по тропам Новой Зеландии. Да сохранит нас судьба от этих свирепых туземцев.
     Опасения Паганеля имели полное основание. Новая Зеландия пользуется ужасной славой, и почти каждое открытие какой-либо новой земли отмечено кровавой датой.
     Перечень мореплавателей, погибших мученической смертью, очень велик. Первыми в этом кровавом перечне каннибализма можно назвать пять матросов Авеля Тасмана, убитых и съеденных туземцами. Та же участь постигла капитана Туклея и всех матросов его шлюпки. Так же были съедены новозеландцами пять рыбаков судна "Сидней-Ков", захваченных в восточной части пролива Фово. Следует перечислить еще четырех матросов шхуны "Братья", съеденных в гавани Молине, многих солдат из отряда генерала Гейтса, трех дезертиров с судна "Матильда", чтобы подойти к печальной судьбе капитана Мариона дю Френа.
     11 мая 1772 года, после первого путешествия Кука, в бухту Островов вошли два французских судна: под командой Мариона "Маскарен" и "Кастри" под командой его помощника, капитана Крозе. Лицемерные новозеландцы встретили вновь прибывших чрезвычайно радушно. Они даже притворились робкими, чтобы приручить их, пришлось их одаривать, оказывать услуги, ежедневно дружески общаться с ними.
     Их вождь, смышленый Такури, если верить Дюмон-Дюрвилю, принадлежал к племени вангароа и был родственником туземца, предательски захваченного в плен Сюрвилем два года тому назад.
     В стране, где долг чести требует от каждого маорийца кровавой мести за оскорбление, Такури, конечно, не мог простить обиду, нанесенную не только ему, но и его племени. Он терпеливо выжидал появления какого-нибудь европейского судна, обдумывая свою месть, и привел ее в исполнение с чудовищным хладнокровием.
     Обманув французов притворной робостью, Такури всеми средствами старался усыпить их бдительность. Он сам и его товарищи часто ночевали на французских кораблях. Они привозили французам отборную рыбу. Им сопутствовали их жены и дочери. Вскоре дикари узнали имена офицеров и стали приглашать посетить их поселения. Марион и Крозе, подкупленные такими знаками дружелюбия, объехали таким образом все побережье с его четырехтысячным населением. Туземцы встретили французов без всякого оружия и всячески старались внушить к себе полное доверие.
     Капитан Марион стал на якорь в бухте Островов, чтобы сменить на судне "Кастри" мачты, очень пострадавшие от последних бурь. Он осмотрел остров и 23 мая нашел чудесный кедровый лес, находившийся в восьми километрах от берега, вблизи бухты, расположенной в четырех километрах от стоянки кораблей. В этом лесу разбили лагерь, и две тысячи матросов, вооружившись топорами и прочими инструментами, принялись рубить кедры и чинить дорогу, ведущую к бухте. Раскинули еще два лагеря: один на острове Моту-Аро, в центре бухты, куда перевели больных и судовых кузнецов и бондарей, а другой на берегу океана, в шести километрах от стоянки судов; последний сообщался с лагерем плотников. Во всех трех пунктах морякам помогали в их разнообразных работах сильные и ловкие дикари.
     Однако капитан Марион считал необходимым принимать все же некоторые меры предосторожности. Так, дикарям запрещали появляться на судах вооруженными, а шлюпки ходили на берег не иначе, как с хорошо вооруженной командой. Но и Мариона и самых недоверчивых офицеров усыпило безукоризненное поведение дикарей, и глава экспедиции приказал матросам отправляться на берег без оружия. Тщетно капитан Крозе убеждал Мариона отменить этот приказ - он не добился успеха.
     После этого предупредительность и преданность новозеландцев возросли. Их вожди близко подружились с французскими офицерами. Неоднократно Такури привозил на суда своего сына и оставлял его там ночевать. 8 июня, когда Марион нанес торжественный визит вождю, туземцы провозгласили французского капитана "великим вождем" всего края и в знак почтения украсили его волосы четырьмя белыми перьями.
     Так прошло тридцать три дня пребывания судов в бухте Островов. Работа по замене мачт успешно продвигалась вперед. Ею руководил лично капитан Крозе. Суда запасались пресной водой из источников островка Моту-Аро. Все шло более чем благополучно, казалось, что не могло быть ни малейшего сомнения в успехе предприятия.
     12 июня в два часа дня катер командира был спущен на воду для рыбной ловли близ поселения, где жил Такури. Марион отправился с двумя молодыми офицерами - Водрикуром и Легу, одним волонтером, одним каптенармусом и двенадцатью матросами. Их сопровождали пять туземных вождей во главе с Такури. Ничто не предвещало ужасной трагедии, ожидавшей шестнадцать европейцев из семнадцати.
     Катер отвалил от борта, поплыл к берегу и вскоре скрылся из виду.
     Вечером капитан Марион не вернулся ночевать на судно. Его отсутствие не возбудило ни в ком беспокойства. Все решили, что капитан отправился посетить лагерь в лесу и там заночевал.
     На следующее утро шлюпка с судна "Кастри", по обыкновению, отправилась за пресной водой на островок Моту-Аро и благополучно вернулась обратно.
     В девять часов утра вахтенный с "Маскарена" заметил в море обессилевшего человека, плывшего к судам. Ему на помощь была послана шлюпка, которая и доставила его на судно.
     Это был Турнер, гребец с катера капитана Мариона; он был ранен в бок копьем. Из семнадцати человек, покинувших судно, вернулся он один.
     Турнера засыпали вопросами и вскоре узнали подробности ужасной драмы.
     Катер несчастного Мариона причалил к берегу в семь часов утра. Дикари весело приветствовали гостей и на плечах вынесли на берег офицеров, так как те не желали замочить себе ног.
     Затем французы разбрелись в разные стороны, и дикари тотчас же, вооруженные пиками, дубинками, кастетами, набросились на них, десять на одного, и убили их. Матросу Турнеру, дважды раненному копьем, удалось ускользнуть от врагов и спрятаться в чаще. Лежа там, он был свидетелем жестоких сцен. Дикари раздели мертвецов, вспороли им животы и разрезали на куски. Никем не замеченный, Турнер бросился в море и почти умирающий был подобран шлюпкой с "Маскарена".
     Рассказ Турнера привел в ужас экипаж обоих судов. Раздались призывы к мести. Но прежде чем мстить за мертвых, надо было спасать живых. На берегу находилось три лагеря, и тысячи кровожадных дикарей-людоедов, уже отведавших человеческого мяса, окружали их.
     В отсутствие капитана Крозе, ночевавшего в лагере, необходимые меры принял старший офицер Дюклемер. Он отправил с "Маскарена" шлюпку с отрядом солдат под командой офицера, которому приказал в первую очередь оказать помощь плотникам. Шлюпка поплыла вдоль побережья, офицер увидел выброшенный на мель катер капитана Мариона и высадился на берег.
     Капитан Крозе, проведший, как сказано, ночь в лагере, в лесу, ничего не знал о резне, когда около двух часов пополудни он увидел приближающийся взвод солдат. Предчувствуя беду, он поспешил им навстречу и узнал о том, что произошло. Не желая сеять панику среди команды, Крозе запретил сообщать ей о случившемся.
     А между тем туземцы, собравшиеся толпами, заняли все окрестные возвышенности. Капитан Крозе велел собрать главные инструменты, а прочие зарыть, поджечь сараи и начал отступать во главе отряда в шестьдесят человек.
     Туземцы следовали за ними, выкрикивая: "Такури мате Марион!" ["Такури убил Мариона!"] Они думали, что, сообщив матросам о гибели их начальника, они приведут их в смятение, но те, охваченные бешенством, хотели броситься на дикарей. Капитану Крозе еле удалось удержать их.
     Пройдя два лье, взвод добрался до берега, и, соединившись с матросами из второго лагеря, все начали размещаться по шлюпкам. В это время тысяча дикарей сидела неподвижно на берегу. Но лишь только лодки вышли в море, как вслед полетели камни. Тотчас же четыре матроса, хорошие стрелки, открыли огонь и перебили вождей племени, к великому изумлению дикарей, не имевших еще понятия об огнестрельном оружии.
     Капитан Крозе, вернувшись на "Маскарен", тотчас же послал шлюпку с отрядом солдат на островок Моту-Аро. Под охраной этого отряда бывшие на островке больные провели там еще ночь, а утром перевезены были на суда.
     На другой день сторожевой пост Моту-Аро был усилен добавочным отрядом солдат. Надо было очистить островок от наводнивших его туземцев, а затем продолжать пополнять запасы пресной воды. Поселение Моту-Аро насчитывало триста жителей. Французы напали на них. Шестерых вождей убили, остальных дикарей обратили в бегство штыками, а поселение сожгли.
     Но "Кастри" не мог выйти в море без мачт. Крозе вынужден был отказаться от мысли использовать стволы кедров и приказал починить старые мачты. Работа по снабжению судов пресной водой продолжалась. Так прошел месяц. Дикари делали не раз попытки вернуть себе Моту-Аро, но неудачно. Лишь только их пироги подходили на расстояние пушечного выстрела, как их обращали в щепы.
     Наконец ремонт мачт был закончен. Оставалось узнать, не остался ли в живых кто-нибудь из шестнадцати жертв, и отомстить за убитых. Шлюпка с офицерами и отрядом солдат направилась к тому поселению, где жил Такури. При ее приближении вероломный и трусливый вождь, накинув плащ командира Мариона, бежал. Хижины поселка тщательно обыскали. В хижине Такури нашли человеческий череп, который недавно был сварен. На нем виднелись еще следы зубов людоеда. Тут на деревянном вертеле торчала человеческая ляжка, там валялась сорочка Мариона с окровавленным воротником, несколько поодаль одежда и пистолеты юного Водрикура, оружие, бывшее на шлюпке, куча разорванной одежды, а в соседнем поселке нашли вычищенные и сваренные человеческие внутренности.
     Отряд собрал все эти неопровержимые доказательства убийства и людоедства. Человеческие останки были с почетом преданы земле, а поселения Такури и его соучастника Пики-Оре были сожжены. 14 июля 1772 года оба корабля покинули роковые места.
     Таково было ужасное событие, которое должен помнить всякий путешественник, вступающий на берега Новой Зеландии. Неосторожен тот капитан, который не извлечет предостережения из этого рассказа. Новозеландцы и поныне вероломны и падки на человеческое мясо. В этом при всем своем пристрастии к Новой Зеландии убедился и Кук во время своего второго путешествия в 1773 году. Шлюпка одного из кораблей "Авантюр", посланная 17 декабря капитаном Фюрно на новозеландский берег за травой, не возвратилась. На шлюпке находился мичман и девять матросов. Обеспокоенный капитан Фюрно послал на розыски лейтенанта Бюрнея. Тот, высадившись на берег, наткнулся на ужасную картину каннибализма и варварства, о которой, по его словам, "нельзя говорить без содрогания: кругом, на песке, валялись головы, внутренности, легкие наших товарищей, и тут же собаки грызли объедки".
     Чтобы закончить этот кровавый перечень, следует упомянуть о нападении в 1815 году на судно "Братья" и гибель в 1820 году от руки тех же новозеландцев всей команды судна "Бойд" (до капитана включительно). Наконец, 1 марта 1829 года вождь Энараро разграбил английский бриг "Гаус", пришедший из Сиднея. При этом орда людоедов убила многих матросов и трупы их зажарила и съела.
     Такова была Новая Зеландия, куда шел бриг "Макари", с тупоумной командой, возглавляемой капитаном-пьяницей. 4. ПОДВОДНЫЕ СКАЛЫ
     Тем временем утомительный переход продолжался. 2 февраля, спустя шесть дней после отплытия, с "Макари" еще не было видно оклендского побережья, хотя ветер был попутный - юго-западный, но бригу препятствовали встречные течения, и он еле двигался вперед. Море было бурное. "Макари" сильно качало, его корпус трещал, нырял в волны и с трудом оттуда поднимался. Плохо натянутые ванты, бакштаги и штаги слабо держали мачты, и сильная качка расшатывала их.
     К счастью, Билль Галлей, не любивший торопиться, не поднимал всех парусов, в противном случае мачты неизбежно сломались бы. Джон Манглс надеялся, что жалкая посудина благополучно доползет до гавани, но его огорчало, что его спутникам приходится ехать в столь плохих условиях.
     Однако ни леди Элен, ни Мери Грант не жаловались, хотя непрерывный дождь вынуждал их сидеть в рубке, где было душно и сильно качало. Поэтому, не обращая внимания на дождь, они порой выходили на палубу, и только нестерпимые порывы ветра заставляли их спускаться обратно в тесную рубку, более пригодную для перевозки товаров, чем пассажиров, а тем более пассажирок.
     Друзья всячески старались развлечь их. Паганель пытался рассказывать всевозможные истории, но они не имели успеха. Печальное возвращение действовало на путешественников угнетающе. Насколько прежде они с интересом внимали повествованиям географа о пампе и Австралии, настолько теперь Новая Зеландия оставляла их холодными и равнодушными. И действительно, ведь они плыли в этот мрачный край помимо своей воли, без энтузиазма, в силу роковой необходимости.
     Из всех пассажиров "Макари" наибольшего сожаления заслуживал Гленарван. Его редко можно было видеть в рубке - ему не сиделось на месте. Человек нервный, легко возбуждающийся, он не мог примириться с бездельничаньем. Все дни, порой даже ночи, проводил он на палубе, не обращая внимания на волны, хлеставшие по ней, ни на потоки дождя. Он то неподвижно стоял, опершись на поручни, то лихорадочно расхаживал по палубе, упорно вглядываясь в нависший кругом туман, а если туман на мгновение рассеивался, то Гленарван всматривался в просветы, словно вопрошал немые волны и хотел одним взмахом руки разорвать эту завесу тумана, это скопление паров, застилавшее горизонт. Он не мог примириться с постигшим его несчастьем, и лицо его выражало глубокое страдание. Это был энергичный человек, до сей поры счастливый и могущественный, которому вдруг изменило и то и другое.
     Джон Манглс не покидал Гленарвана и вместе с ним переносил все прихоти непогоды. В этот день Гленарван с особенной настойчивостью вглядывался в просветы на горизонте.
     - Вы ищете землю, сэр? - спросил Джон Манглс.
     Гленарван отрицательно покачал головой.
     - Однако я уверен, что вы с нетерпением ждете той минуты, когда покинете этот бриг, - промолвил молодой капитан. - Еще тридцать шесть часов тому назад мы должны были увидеть огни Оклендского порта.
     Гленарван промолчал. Он продолжал смотреть в подзорную трубу в ту сторону горизонта, откуда дул ветер.
     - Земля не в той стороне, - заметил Джон Манглс. - Вам следует направить подзорную трубу направо, сэр.
     - Зачем, Джон? - ответил Гленарван. - Ведь я не землю ищу.
     - А что же, сэр?
     - Мою яхту! Мой "Дункан"! - гневно ответил Гленарван. - Она плавает в этих водах, пенит эти волны и служит зловещему ремеслу пиратов! Яхта тут, Джон! Тут, говорю вам, на пути между Австралией и Новой Зеландией. Я предчувствую, что мы встретим ее.
     - Лучше бы нам не встречать ее, сэр!
     - Почему, Джон?
     - Вы забываете, сэр, в каком мы положении. Что мы будем делать на этом бриге, если "Дункан" погонится за нами? Мы не в силах уйти от него.
     - Уйти, Джон?
     - Да, сэр! Мы будем напрасно пытаться сделать это! Нас захватят, и мы окажемся во власти этих негодяев, а Бен Джойс уже показал, что не остановится перед преступлением. Речь идет не о нашей жизни - мы будем защищаться до последнего вздоха! А потом что? Подумайте, сэр, о леди Гленарван, о Мери Грант.
     - Бедные женщины! - прошептал Гленарван. - У меня сердце разрывается, Джон, и порой я прихожу в отчаяние. Мне кажется, что нас ждут новые беды, что судьба ополчилась против нас, я боюсь, Джон!
     - Вы, сэр?
     - Не за себя, Джон, но за тех, кого я люблю и кого вы тоже любите.
     - Успокойтесь, сэр, - ответил молодой капитан. - Бояться нечего. "Макари" идет плохо, но все-таки идет. Билль Галлей - тупоумная скотина, но ведь я-то здесь, если я увижу, что подходить к берегу опасно, то поведу судно обратно в открытое море. Итак, с этой стороны почти или даже совсем нет опасности. А вот оказаться бок о бок с "Дунканом", вот это было бы ужасно, и я на вашем месте, сэр, осматривал бы горизонт не для того, чтобы увидеть его, а для того, чтобы уйти от него.
     Джон Манглс был прав: встреча с "Дунканом" была бы роковой для "Макари". Ибо встреча с пиратами была бы страшна именно в этих водах, где они могли свободно разбойничать. К счастью, в этот день яхта не появилась, и шестая ночь со времени отплытия из залива Туфолда наступила без каких-либо угрожающих признаков.
     Но этой ночи суждено было стать ужасной. Стемнело внезапно в семь часов вечера. Небо было грозным. Инстинкт моряка заговорил даже в пьяном Билле Галлее. Протирая глаза, тряся своей большой рыжей головой, он вышел из каюты и с силой втянул в себя воздух, как другой выпил бы стакан воды, и затем начал осматривать паруса. Ветер свежел и, повернув на четыре румба к западу, нес бриг к новозеландскому побережью.
     Билль Галлей, грубо ругая матросов, велел им убрать брамселя. Джон Манглс мысленно одобрил это распоряжение капитана, но промолчал. Он решил не вступать ни в какие разговоры с грубияном моряком. Но ни молодой капитан, ни Гленарван не ушли с палубы. Два часа спустя ветер усилился, и Билль Галлей приказал взять марселя на рифы. С этой работой было бы трудно справиться команде из пяти человек, если бы не имелись двойные реи американской системы, при наличии которых достаточно было опустить верхнюю рею, чтобы площадь марселя значительно уменьшилась.
     Прошло еще два часа. Море становилось все более бурным. Волны так резко били в бриг, что всякий раз казалось, будто киль его натыкается на подводные скалы, но этого не было, тяжелый корпус брига с трудом поднимался на волну. Набегавшие сзади волны перехлестывали через борт и бурно разливались по палубе. Шлюпка, висевшая над левым бортом, была смыта нахлынувшим валом.
     Джон Манглс тревожился. Любому другому судну такие волны были не страшны, но тяжеловесный "Макари" мог сразу пойти ко дну, ибо каждый раз, когда он зарывался в волны, вода, заливавшая палубу, не успевая стекать по желобам, угрожала затопить бриг. Чтобы ускорить сток воды, благоразумнее было бы прорубить топорами отверстия в верхней части бортов, но Билль Галлей не согласился на эту меру предосторожности. Впрочем, "Макари" угрожала большая опасность, и ее предотвратить уже не было времени.
     Около половины двенадцатого ночи до Джона Манглса и Вильсона, стоявших у борта с подветренной стороны, донесся какой-то необычный шум. Инстинкт моряков заставил их насторожиться. Джон схватил матроса за руку.
     - Прибой! - сказал он.
     - Да, - отозвался Вильсон, - волны разбиваются о рифы.
     - Не больше как в двух кабельтовых?
     - Не больше. Там земля!
     Джон перегнулся через борт, посмотрел на темные волны и крикнул:
     - Лот, Вильсон, лот!
     Хозяин "Макари", стоявший на носу, по-видимому, ничего не подозревал. Вильсон схватил лот, свернутый в лот-баке, и бросил его в воду. Лотлинь заскользил между его пальцами, но на третьем узле остановился.
     - Три сажени, - крикнул Вильсон.
     - Капитан, мы у бурунов! - крикнул Джон, подбегая к Биллю Галлею.
     Заметил ли Джон Манглс, как Галлей пожал плечами, или нет, было неважно, только молодой капитан кинулся к рулю, повернул румпель, тогда как Вильсон, бросив лот, стал подтягивать марсель, чтобы привести бриг к ветру. Рулевой, которого Джон Манглс с силой оттолкнул, даже не понял, чем вызвано это внезапное нападение.
     - К наветренным брасам! Трави! Трави! - кричал молодой капитан, поворачивая бриг таким образом, чтобы уйти от бурунов.
     С полминуты судно шло, почти задевая правым бортом рифы, и, несмотря на темноту, Джон разглядел саженях в четырех от "Макари" белые гребни, ревущих волн. Тут Билль Галлей, поняв наконец грозящую судну опасность, потерял голову. Полупьяные матросы не могли понять, чего от них требует капитан. Его сбивчивая речь, противоречивость его приказаний, все говорило о том, что этот тупоумный пьяница не обладал хладнокровием. Галлей был совершенно ошеломлен: он полагал, что земля от него в тридцати - сорока милях, а она оказалась в восьми. Судно отнесло течением в сторону от его обычного пути, и это захватило незадачливого капитана врасплох.
     Благодаря быстрому вмешательству Джона Манглса "Макари" избежал бурунов. Но Джон Манглс не знал фарватера. Быть может, рифы окружали его со всех сторон? Ветер нес бриг прямо на восток, и каждую минуту он мог налететь на подводную скалу.
     Вскоре шум прибоя стал нарастать справа. Пришлось снова лавировать. Джон снова положил руль на ветер. Перед форштевнем судна то и дело возникали буруны. Надо было во что бы то ни стало выйти в открытое море. Но удастся ли этот маневр на неустойчивом судне, с малой парусностью? Шансов на успех было мало, но другого выхода не было.
     - Руль на ветер! На борт! - крикнул Джон Манглс Вильсону.
     "Макари" приближался к новой гряде подводных скал. Море вокруг кипело. Наступила минута мучительного ожидания. Волны светились от пены, будто вспыхивая фосфорическим светом. Море дико ревело.
     Вильсон и Мюльреди налегли изо всех сил на штурвал. Вдруг почувствовался страшный толчок. "Макари" наткнулся на подводную скалу. Ватер-штаги лопнули, и фок-мачта потеряла устойчивость. Удастся ли повернуть судно без других аварий?
     Нет, не удалось - ветер внезапно спал, бриг увалило под ветер. Нахлынувший вал подхватил его, поднял, понес прямо на рифы и со страшной силой швырнул на скалы. Фок-мачта со всей оснасткой рухнула. Бриг дважды ударился килем о скалы и замер, накренившись на правый борт на тридцать градусов.
     Стекла в рубке разлетелись вдребезги. Пассажиры выбежали на палубу, но волны перекатывались по ней, и оставаться там было небезопасно. Джон Манглс, зная, что судно основательно увязло в песке, попросил пассажиров вернуться в рубку.
     - Скажите правду, Джон, - спокойно спросил Гленарван, - что нам грозит?
     - Правду, сэр? Хорошо: ко дну мы не пойдем, хотя судно может быть разбито волнами, но у нас есть время принять нужные меры.
     - Теперь полночь?
     - Да, сэр, надо подождать до утра.
     - Нельзя ли спустить шлюпку?
     - При такой волне и среди такого мрака это невозможно. К тому же мы даже не знаем, где можно пристать к берегу.
     - Хорошо, Джон, останемся здесь до утра.
     В то время Билль Галлей метался, словно сумасшедший, по палубе. Его матросы, придя в себя, вышибли дно у бочонка с водкой и начали пить. Джон предвидел, что это пьянство не замедлит вызвать дикие выходки. Рассчитывать на капитана нельзя было, он уже утратил свой авторитет. Этот жалкий человек рвал на себе волосы, ломал руки и думал только о своем грузе, который не был застрахован.

/ Полные произведения / Верн Ж. / Дети капитана Гранта

Смотрите также по произведению "Дети капитана Гранта":

• Сочинения
• Краткое содержание