Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
/ Полные произведения / Линдгрен А. / Сказки
Сказки [2/5]
И вдруг птичка исчезла!
- Если птичка не найдется, я умру! - сказала Анна.
Стал Маттиас сестренку утешать, по щеке гладить.
- Слышу я, птичка за горой поет, - говорит он.
- А как попасть за гору? - спросила Анна.
- Через - Через это темное ущелье, - ответил Маттиас.
Повел он Анну через ущелье. И видят вдруг брат с сестрой - лежит на белом снегу в глубине ущелья блестящее алое перышко. Поняли дети, что они - на верном пути. Ущелье становилось все теснее и теснее, а под конец стало таким узким, что только ребенку впору в него протиснуться.
- Ну и щель, - сказал Маттиас, - только нам можно здесь пройти! Вот до чего мы отощали!
- Хозяин Торфяного Болота позаботился, - горько пошутила Анна.
Пройдя в узкую щель, они оказались за горой в зимнем лесу.
- Ну, теперь мы за горой, - сказала Анна. - Но где же моя алая птичка?
Маттиас прислушался.
- Птичка вон здесь, за этой стеной, - ответил он.
Поглядела Анна - перед ними стена, высокая-превысокая, а в стене ворота. Ворота полуоткрыты, словно кто-то недавно тут прошел да и забыл их за собой закрыть. Кругом - снежные сугробы, мороз, стужа, а за стеной вишневое дерево цветущие ветви распростерло.
- Помнишь, Маттиас, - молвила Анна, - и у нас дома на хуторе вишня была, только она и не думала зимой цвести.
Повел Маттиас Анну в ворота.
Видят вдруг брат с сестрой - на березе, покрытой мелкими зелеными
кудрявыми листочками, алая птичка сидит. И они мигом поняли - тут весна: тысячи крохотных пташек поют на деревьях, ликуют, ручьи весенние журчат, цветы весенние пестреют, на зеленой поляне дети играют. Да, да, детей вокруг видимо-невидимо: одни - берестяные лодочки вырезают и пускают их плавать в ручьи и канавы, другие - дудочки мастерят и на них играют. Вот и кажется, будто скворцы весной поют. И дети такие красивые в алых, лазоревых да белых одеждах. И кажется, будто это тоже весенние цветы в зеленой траве пестреют.
- Дети эти, верно, и не знают, что на свете водятся серые мыши-полевки, - печально сказала Анна и поглядела на Маттиаса.
А на нем одежда алая, да и на ней самой тоже! Нет, больше они не серые, будто мыши-полевки на скотном дворе!
- Да, таких чудес со мной в жизни не случалось, - сказала Анна. - Куда это мы попали?
- На Солнечную Полянку, - ответили им дети; они играли рядом, на берегу ручья.
- На хуторе Солнечная Полянка мы жили раньше, до того как поселились у хозяина Торфяного Болота, - сказал Маттиас. - Только на нашей Солнечной Полянке все иначе было.
Тут дети засмеялись и говорят:
- Верно, то была другая Солнечная Полянка.
И позвали они Маттиаса и Анну с ними играть. Вырезал тогда Маттиас
берестяную лодочку, алое же перышко, что птичка потеряла, Анна вместо паруса поставила. И пустили брат с сестрой лодочку в ручей. Поплыла она вперед - самая веселая среди других лодочек. Алый парус - пламенем горит. Смастерили Маттиас с Анной и водяное колесо: как зажужжит, как закружится оно на солнце! Чего только не делали брат с сестрой: даже босиком по мягкому, песчаному дну ручья бегали.
- По душе мне мягкий песок и шелковистая травка, - сказала Анна.
И слышат они вдруг, как кто-то кричит:
- Сюда, сюда, детки мои!
Маттиас с Анной так и замерли у своего водяного колеса.
- Кто это кричит? - спросила Анна.
- Наша матушка, - ответили дети. - Она зовет нас к себе.
- Но нас с Анной она, верно, не зовет?! - сказал Маттиас.
- И вас тоже зовет, - ответили дети, - она хочет, чтобы все дети к ней пришли.
- Но она-то не наша матушка, - возразила Анна.
- Нет, и ваша тоже, - сказали дети.
Тут Маттиас и Анна пошли с другими детьми по полянке к маленькому домику, где жила матушка. Сразу видно, что это была матушка. Глаза у нее были материнские и руки тоже - материнские. А глаза ее и руки ласкали всех детей - те вокруг нее так и толпились.
Матушка испекла детям пряники и хлеб, сбила масло и сварила сыр. Дети уселись в траву и наелись досыта.
- Лучше этого я ничего в своей жизни не ела, - сказала Анна.
Тут вдруг Маттиас побледнел и говорит:
- Упаси нас бог на хутор к сроку не воротиться! Упаси нас бог коров оставить недоеными!
Вспомнили тут Маттиас с Анной, как далеко они от Торфяного Болота зашли, и заторопились в обратный путь.
Поблагодарили они за угощение, а матушка их по щеке погладила и молвила:
- Приходите скорее опять!
- Приходите скорее опять! - повторили за ней все дети.
Проводили они Маттиаса с Анной до ворот. А ворота в стене по-прежнему были приотворены.
Смотрят Маттиас с Анной, а за стеной снежные сугробы лежат!
- Почему не заперты ворота? - спросила Анна. - Ведь ветер может нанести на Солнечную Полянку снег.
- Если ворота закрыть, их никогда уже больше не отворить, - ответили дети.
- Никогда? - переспросил Маттиас.
- Да, никогда больше, никогда! - повторили дети.
На березе, покрытой мелкими кудрявыми зелеными листочками, которые
благоухали так, как благоухает березовая листва весной, по-прежнему сидела алая птичка. А за воротами лежал глубокий снег и темнел замерзший студеный сумеречный зимний лес.
Тогда Маттиас взял Анну за руку, и они выбежали за ворота. И тут вдруг стало им до того холодно и голодно, что казалось, будто никогда у них ни пряников, ни кусочка хлеба во рту не было.
Алая птичка меж тем летела все вперед и вперед и показывала им дорогу. Однако в зимней сумеречной мгле она не казалась больше такой алой. И одежда детей не была больше алой: серой была шаль на плечах у Анны, серой была старая сермяжная куртка Маттиаса, что ему от хозяина Торфяного Болота досталась.
Добрались они под конец на хутор и стали скорее коров доить да воловьи стойла в хлеву чистить.
Вечером пришли дети на поварню, а хозяин и говорит им:
- Хорошо, что школа эта не на веки вечные.
Долго сидели в тот вечер в углу темной поварни Маттиас с Анной и все о Солнечной Полянке толковали.
Так и шла своим чередом их серая, подобная мышиной жизнь на скотном дворе хозяина Торфяного Болота. Но всякий день шли они в школу, и всякий день на обратном пути их в снегу на лесной дороге алая птичка поджидала. И уводила она Маттиаса с Анной на Солнечную Полянку. Они пускали там в канавах берестяные лодочки, мастерили дудочки и строили игрушечные шалаши на склонах холмов. И всякий день кормила их матушка досыта.
- Не будь Солнечной Полянки, недолго бы мне оставалось на свете жить! - повторяла Анна.
Когда же вечером приходили они на поварню, хозяин говорил:
- Хорошо, что школа эта не на веки вечные. Ничего, насидитесь еще на скотном дворе!
Глядели тогда Маттиас с Анной друг на друга, и лица их бледнели.
Но вот настал последний день: последний день школы и последний день Солнечной Полянки.
- Упаси вас бог к сроку не вернуться! Упаси вас бог оставить коров не доеными! - повторил в последний раз хозяин Торфяного Болота те же самые слова, что говорил и раньше.
В последний раз сидели Маттиас и Анна с детьми вокруг очага - буквы складывали. В последний раз поели они свою холодную картошку, и когда Йоель сказал:
- Побирушки вы этакие, никак вы еды в глаза не видали? - лишь улыбнулись в ответ.
А улыбнулись они потому, что Солнечную Полянку вспомнили; скоро их там накормят досыта.
В последний раз пробежали они по лесной дороге, словно две маленьких мыши-полевки. Стоял самый студеный за всю зиму день, дыхание белым паром струилось у детей изо рта, а пальцы рук и ног сводило от жгучего холода. Закуталась Анна поплотнее в шаль и сказала:
- Мне холодно и голодно! Никогда в жизни не было мне так худо!
Да, стужа была лютая, и дети так по алой птичке затосковали! Скорее бы она их на Солнечную Полянку отвела! А вот и птичка - алая на белом снегу. Такая яркая-преяркая!
Увидела ее Анна, засмеялась от радости и сказала:
- Все-таки доведется мне напоследок на моей Солнечной Полянке побывать!
Близился к концу короткий зимний день, уже надвинулись сумерки, скоро наступит ночь.
Все замерло: обычно шумную песню сосен задушила ледяная стужа. В сонную тишину леса неожиданно ворвалось пение птички. Похожая на ярко-красный язычок пламени, птичка взлетела меж ветвей и запела, да так, что тысячи снежных звездочек стали падать на землю в студеном примолкшем лесу.
А птичка все летела и летела; Маттиас с Анной изо всех сил пробивались за ней через сугробы - не близкий был путь на Солнечную Полянку!
- Вот и конец моей жизни, - сказала Анна. - Холод погубит меня, и до Солнечной Полянки мне не добраться.
Но птичка будто звала все вперед и вперед! И вот они уже у ворот. До чего же знакомы им эти ворота! Кругом - снежные сугробы, а вишневое дерево за стеной свои цветущие ветви распростерло. И ворота - полуоткрыты!
- Никогда ни о чем я так не тосковала, как о Солнечной Полянке, - сказала Анна.
- Но теперь ты здесь, - утешил ее Маттиас, - и тебе больше незачем
тосковать!
- Да, теперь мне больше незачем тосковать! - согласилась Анна.
Тогда Маттиас взял сестренку за руку и повел ее в ворота. Он повел ее на волшебную Солнечную Полянку, где была вечная весна, где благоухали нежные березовые листочки, где пели и ликовали на деревьях тысячи крохотных пташек, где в весенних ручьях и канавах плавали берестяные лодочки и где на лугу стояла матушка и кричала:
- Сюда, сюда, детки мои!
За спиной у них в ожидании зимней ночи застыл морозный лес. Глянула Анна через ворота на мрак и стужу.
- Почему ворота не закрыты? - дрожа спросила она.
- Ax, милая Анна, - ответил Маттиас, - если ворота закрыть, их никогда уже больше не отворить. Разве ты не помнишь?
- Да, ясное дело, помню, - отозвалась Анна. - Их никогда, никогда больше не отпереть.
Маттиас с Анной глянули друг на друга и улыбнулись. А потом тихо и молча закрыли за собой ворота Солнечной Полянки.
Файл из библиотеки OCR Альдебаран: http://aldebaran.com.ru/
Астрид ЛИНДГРЕН: СОЛНЕЧНАЯ ПОЛЯНКА
Астрид ЛИНДГРЕН
СТУК-ПОСТУК
Давным-давно, во времена нищеты и голода, по всей стране водились волки. И вот однажды на хутор Капелу пришел волк и напал на овец. Проснулись утром хуторяне, глядь, а курчавые овечки и ласковые ягнятки лежат на лугу мертвые, и кругом разбрызгана кровь - всех волк загрыз, ни одной не оставил. Худшего несчастья для бедных людей невозможно и представить. Ах, как горевали, как плакали обитатели Капелы! Как проклинала вся округа кровожадного убийцу! Мужики собрались и с ружьями, с ловчей сетью отправились на охоту, выгнали зверя из логова и поймали в сеть. Там волку и смерть пришла. Поделом ему, злодею. Не будет больше овец губить! Да только плохое это утешение: пропали овечки - назад не воротишь! Ужасное горе случилось в Капеле.
Больше всех горевали двое: дедушка да внучка Стина-Мария, самый старый и самая малая из обитателей Капелы. Сели они на пригорке позади овчарни и заплакали. Сколько раз они любовались отсюда овечками, которые паслись на лужайке, и всегда все было тихо и спокойно, никаких волков в помине не было. Все лето каждый день дедушка и внучка приходили сюда: дед грел на солнышке старые косточки, а Стина-Мария строила среди камней игрушечные домики и слушала дедушкины рассказы. Дедушка много сказывал такого, про что знают только старые люди. Про хульдру - чешет хульдра золотым гребешком свои длинные волосы, а сама спину закрывает, потому что сзади она пустотелая; и про эльфов сказывал дедушка - к эльфам близко не подходи, эльф дохнет на тебя, порчу наведет; еще сказывал дедушка про водяного - водяной живет в речном омуте и на арфе играет; от дедушки узнала Стина-Мария про троллей - тихо бродят тролли в лесной чаще; и про подземных жителей - эти прячутся в глубоких норах, и даже и имя их нельзя произносить вслух. Обо всем этом и толковали дедушка и внучка, сидя за овчарней, - старый да малый всегда друг к другу тянутся.
Иной раз дедушка говорил Стине-Марии заветный стих, такой же древний, как хутор Капела:
Стук-стук-постук!
Для овечек тучный луг.
Сколько было - столько есть.
Тучек на небе не счесть.
В такт этим словам дедушка ударял посохом о землю, а под конец подымал его над головой, чтобы Стина-Мария поглядела, как в вышине пасутся тучки; поэтому, дескать, небеса хранят всех овечек и ягнят, которые живут в Капеле.
Но сегодня дедушка со Стиной-Марией оба плакали, потому что нынче никак нельзя было сказать "сколько было - столько есть", овечки погибли все до единой, и небеса, хоть и пасутся на них тучки, не уберегли земных овечек и ягнят от волка.
- Кабы живы были овечки, мы бы их завтра стригли, - сказала Стина-Мария.
- Да, кабы живы были овечки, - вздохнул дедушка, - мы бы их завтра
стригли.
Стрижка овец была для Капелы праздником. Конечно, для овец и ягняток никакой радости в этом не было, зато радовались Стина-Мария с дедушкой и все остальные обитатели хутора. Сначала на холм возле овчарни притаскивали большую бельевую лохань, потом доставали большие овечьи ножницы, которые в остальное время висели на стене в сарае, а мама Стины-Марии выносила из дому нарядные красные ленты, которые она соткала своими руками, - этими лентами овцам опутывали ноги, чтобы не разбежались. Потому что овцы трусили и не хотели купаться в лохани, им не нравилось, когда их связывали и переворачивали вверх ногами, им неприятно было прикосновение холодных железных ножниц. И они совсем не желали расставаться со своей мягкой, теплой шубой для того, чтобы обитатели Капелы могли сделать себе зимнюю одежду. Овцы отчаянно блеяли у дедушки на коленях, не понимая, зачем их стригут. Дедушка всегда сам стриг овец, никто не умел так ловко управляться с ножницами. А пока дедушка стриг, Стина-Мария держала голову ягненочка и пела ему песенку, которой выучилась у дедушки:
Ох ты мой ягненок,
Бедненький малыш!
Ах, бедные ягнятки! То, что с ними теперь случилось, было куда страшнее. Волчьи зубы злее, чем ножницы, а обливаться собственной кровью, конечно, гораздо хуже, чем искупаться в большой лохани.
- Никогда уж, наверно, не будет больше овечьей стрижки в Капеле, -
сказала Стина-Мария.
Но, как говорится, поживем-увидим...
Наступил вечер. Дедушка уже отправился спать в свою каморку, но вдруг спохватился, что забыл где-то свой посошок.
- Остался, поди, лежать за овчарней, - сказал дедушка. - Сбегай,
внученька. Да смотри, поторопись, чтобы похлебку без тебя не съели.
Дело было уже к осени, и когда Стина-Мария пустилась бегом за дедушкиным посохом, на дворе начинали сгущаться сумерки; кругом было тихо-тихо, нигде ни шороха. Странное чувство охватило девочку, ей вдруг сделалось очень страшно. Вспомнила она тут все, что слыхала про хульдру и троллей, про эльфов и водяного и про подземных жителей. И начало ей всякое мерещиться. Скирды хлеба в поле чернели так угрюмо! Никак это тролли? Сейчас подкрадутся неслышными шагами! Вот плавают над лугом пряди вечернего тумана. Нет! Это эльфы потихоньку слетаются все ближе, чтобы дохнуть на девочку и навести порчу. А хульдра в лесу! Не она ли затаилась среди деревьев? Так и зыркает огненными очами на девочку, которая вздумала одна бродить среди ночи! А что затевают подземные жители? Те, кого нельзя называть по имени?
Но за овчарней на пригорке, на том месте, где сидел дедушка, нашелся его посох. Стина-Мария подняла его с земли и, едва почувствовала в руке гладкое дерево, как сразу перестала бояться. Присела Стина-Мария на камушек и снова окинула взглядом поле и луг, лес и усадьбу. Увидала девочка, что в поле стоят скирды, из которых потом намолотят хлеб, увидала, как на лугу, колыхаясь, подымается вечерний туман, как чернеют в лесу деревья, увидала, как светятся в доме окошки, озаренные изнутри приветливым пламенем очага: и вс„ это - милая, родная Капела - тут уж все страхи Стины-Марии точно рукой сняло.
Даже камень, на котором сидела Стина-Мария, был частью Капелы. Лисьим камнем называл его дедушка, потому что под камнем в земле была дыра. Дедушка говорил, что это - лисья нора, но никто на хуторе уже не помнил, чтобы тут когда-нибудь водились лисы. Стина-Мария подумала про лису, вспомнила про волка, но нисколько не испугалась. Она подняла дедушкин посох и постучала по земле, точно как дедушка. А потом взяла и сказала старинный стих, такой же старый, как хутор Капела:
Стук-стук-постук!
Для овечек тучный луг.
Сколько было - столько есть.
Тучек на небе не счесть.
И вдруг в тот же миг что-то произошло. Откуда ни возьмись, появился перед Стиной-Марией маленький человечек, весь сумеречно-серый и смутный, как вечерний туман. И глаза у него были старые-престарые, как земля и камни; и голос был старый, словно журчание воды в реке или шорох ветра. Старичок заговорил так тихо, что Стина-Мария еле различала его слова.
- Кончились все овечки, - бормотал он, - кончились овечки, и Стук-постук кончился. Не будете барабанить у нас над головой. Кончились ваши овечки!
После этих слов Стина-Мария поняла, что перед нею стоит один из подземных жителей. И тут ей стало так страшно, так страшно, как никогда После этих слов Стина-Мария поняла, что перед нею стоит один из подземных жителей. И тут ей стало так страшно, так страшно, как никогда еще не бывало! Она не могла ни слова сказать, ни пальцем пошевелить - так и застыла, сидя на камне, и только слушала шепот и бормотание.
- Сама говоришь: "Сколько было - столько есть"! И вот и нету у тебя овец, были да сплыли! Мы видали ночью, как их волк всех придушил. Но если ты обещаешь, что не будешь делать Стук-постук, тогда я дам тебе новых овец.
Стина-Мария вся дрожала от страха, но услышав, что ей дадут новых овец, разом перестала дрожать:
- Ты и взаправду дашь мне новых овечек?
- Дам, если сама за ними придешь, - ответил серый человечек.
Не успела Стина-Мария опомниться, как человечек снял ее с Лисьего камня будто пушинку, откатил камень в сторону, а потом подхватил девочку, и они провалились в темный подземный лаз, такой длинный, что, казалось, конца не будет этой дороге, она тянулась, точно долгая черная ночь, и Стина-Мария подумала:
"Вот уж никогда не видала таких лисьих нор. Верно, смерть моя пришла!" И вот она очутилась в подземном царстве. Там, где дремлют окутанные сумраком дремучие леса, где ветер никогда не колышет ветвей, где густой туман неподвижно висит над сумрачными водами, в которые никогда не заглядывают ни солнце, ни луна, ни звезды - там вечно царит первозданная древняя тьма, и там в глубоких пещерах и гротах живут подземные жители. Но сейчас они все вылезли из своих нор и толпою теней окружили Стину-Марию.
Седой старичок, который привел Стину-Марию в подземное царство, сказал подземным жителям:
- Мы дадим ей овец - столько, сколько у нее было. А ну-ка, овцы! Сколько вас волк задрал - все идите сюда!
И тут Стина-Мария услыхала, как зазвенели колокольчики, смотрит она и видит - выходят из лесу друг за дружкой овечки и ягнятки. Только не беленькие, как в Капеле, а серые, и у каждой овцы за ушко подвешен золотой колокольчик.
- Забирай своих овец и возвращайся в Капелу, - сказал серый человечек.
И тут все подземные жители расступились, чтобы пропустить Стину-Марию и ее овечек. И только одна женщина не сошла с дороги. Стала и стоит перед Стиной-Марией - серая, словно тень, и старая, как земля и камни.
И вот женщина-тень берет в руку русую косу Стины-Марии и шепчет:
- Какая ты беленькая, какая светленькая! Красавица моя, солнышко! Давно я мечтала о такой девочке.
Потом женщина-тень ласково провела невесомой рукой по лбу девочки, и в тот же миг Стина-Мария позабыла все, что раньше любила.
Позабыла она про солнце, про луну и звезды, забыла голос родимой матушки, забыла имя отчее, забыла милых братцев и сестричек, забыла дедушку, который качал ее на руках, - никого больше не помнила Стина-Мария, вся Капела в один миг сгладилась в ее памяти. Одно только и запомнила девочка, что стала она хозяйкой овечек с золотыми колокольчиками. И начала Стина-Мария гонять овечек в дремучий лес на пастбище и водить на водопой к сумрачному озеру, а самого маленького ягненочка она брала на руки и укачивала, напевая песенку:
Ох ты мой ягненок,
Бедненький малыш!
Эти слова девочка помнила; а когда она пела, ей почему-то казалось, что и сама она маленькая овечка, отбившаяся от дома, и порой Стине-Марии случалось тогда всплакнуть. Но она все про себя забыла и не знала, кто она такая на самом деле. Ночевать девочка приходила в пещеру, где жила женщина-тень; Стина-Мария звала эту женщину мамой. Овечек она тоже приводила на ночь в пещеру и укладывала спать рядом с собой, ей нравилось слушать, как в темноте позванивают их колокольчики.
Сменялись дни и ночи, проходили месяцы и годы, а Стина-Мария все пасла своих овечек в сумрачном лесу, мечтала да пела песенки на берегу сумрачного озера, а время все шло.
Безмолвная тишина царила в подземном мире. Ни звука не слышала тут
Стина-Мария, кроме собственного тихого пения да тонкого звона золотых колокольчиков; разве что иногда над сумрачным озером, куда она приводила на водопой своих овечек, вскрикнет в тумане какая-то птица.
И вот однажды сидела она в забытьи на бережку, глядела, как пьют овцы, и задумчиво черпала рукой воду. Как вдруг раздался такой грохот, что все кругом вздрогнуло, всколыхнулись сумрачные воды; потом раздался голос, такой громкий, что все деревья в сумрачном лесу приклонились к земле, и на все подземное царство прогремели старинные слова, такие же старые, как хутор Капела:
Стук-стук-постук!
Для овечек тучный луг,
Сколько было - столько есть.
Тучек на небе не счесть.
Стина-Мария вздрогнула и точно проснулась.
- Слышу, дедушка! Слышу! Я - здесь! - закричала она.
Тут же она опамятовалась и все припомнила. Вспомнила дедушку, вспомнила голос родимой матушки, вспомнила имя отчее, вспомнила, кто она такая, и поняла, что родной дом ее на хуторе Капела.
И вспомнила Стина-Мария, что она живет в плену у подземных жителей в том темном царстве, где не светят ни солнце, ни луна, ни звезды. И вот пустилась Стина-Мария бежать со всех ног, а овцы и ягнята за ней; казалось, что серая речка течет следом за Стиной-Марией по сумрачному дремучему лесу.
А подземные жители, услыхав грохот и громкий голос, вылезли из своих пещер и гротов и злобно зашептались, а глаза у них почернели от злости. Все смотрели на Стину-Марию и бормотали все громче и показывали пальцем на девочку. И тогда серый старичок, который привел сюда Стину-Марию, кивнул головой.
- Пускай поспит в сумрачном озере, - пробормотал он. - Не будет нам тишины и покоя, покуда ее род живет в Капеле. Пускай она поспит в сумрачном озере.
И сразу же подземные жители, словно тени, обступили Стину-Марию, и
схватили ее, и повлекли к озеру, над которым стелился густой туман.
Но тут женщина, которую Стина звала своей мамой, вдруг как закричит во весь голос! Никто еще не слыхал в подземном царстве такого крика.
- Красавица моя! - кричала женщина-тень. - Солнышко мое!
Она ворвалась в толпу и обхватила Стину-Марию своими легкими руками. Посмотрев на подземных жителей почерневшими от гнева глазами, она крикнула им срывающимся голосом:
- Только я сама, и никто другой, уложу мое дитя спать, когда настанет время!
Она подняла Стину-Марию на руки и понесла к озеру, все подземные жители стояли молча и ждали.
- Пойдем, красавица моя! - бормотала женщина. - Пойдем, спать пора!
Над озером клубился туман. Едва женщина вступила в него, он густой пеленою обвил ее и девочку. Но Стина-Мария заметила, как внизу под ногами блеснула вода, и с тоской подумала: "Ох ты мой ягненочек, не видать тебе больше Капелы!" Но женщина-тень, которую Стина-Мария звала мамой, погладила ее легкой рукой по головке и шепнула:
- Беги вслед за овечками, красавица моя!
И Стина-Мария очутилась совсем одна, в густом тумане не видно было ни зги, только впереди звенели золотые колокольцы, и девочка шла за ними. Колокольчики вели ее сквозь мрак и туман, она шла долго-долго, сама не зная куда, и после долгого пути вдруг почувствовала под ногами траву, короткую общипанную овцами травку, какая бывает на выгоне.
"Вот уж не знаю, куда я попала, - подумала Стина-Мария. - Но трава тут растет такая же, как у нас дома".
В тот же миг туман пал росою и девочка увидала месяц. Месяц светил над хутором Капела, он как раз выглянул из-за крыши овчарни. А на Лисьем камне сидел дедушка и держал в руках своих посох.
- Где же ты так долго пропадала? - спросил дедушка. - Пойдем скорее домой, пока похлебка не остыла!
Но тут он замолчал. Потому что увидел овец. Красивые белые овечки паслись на лугу вместе с малыми ягнятами, дедушка ясно разглядел их на лугу в свете месяца и услышал нежный звон колокольчиков.
- Вот уж правда, старость - не радость, - сказал дедушка. - У меня в ушах звенит, и я вижу овец, которых загрыз волк.
- Это не те овцы, которых волк загрыз, - сказала Стина-Мария.
Тогда дедушка посмотрел ей в глаза и понял, где побывала Стина-Мария. Тот, кто побывал у подземных жителей, на всю жизнь остается меченым. Даже если ты пробыл там ровно столько времени, сколько надо, чтобы похлебка сварилась и месяц успел подняться над овчарней, метка все равно останется у тебя на всю жизнь.
Дедушка поднял Стину-Марию на руки и посадил ее к себе на колени.
- Ох ты мой ягненочек, - сказал дедушка. - Сколько же времени ты
пропадала, бедная овечка?
- Много месяцев и много лет, - ответила Стина-Мария. - И если бы ты не позвал меня, я бы там и осталась.
Но в старых дедушкиных глазах светилась радость при виде овечек. Он всех пересчитал и убедился, что их столько же, сколько сгубил волк.
- Похоже, что в Капеле все-таки будут стричь овец, - сказал дедушка Стине-Марии. - Похоже, что надо мне с вечера наточить овечьи ножницы. Если, конечно, лунные овечки - твои.
- Мои они, чьи ж еще! - сказала Стина-Мария. - Сейчас они беленькие, а были серые, когда мне их дали...
- Тсс. Молчок! - перебил дедушка.
- Дали те, кого нельзя называть по имени, - закончила Стина-Мария.
Месяц все выше поднимался над крышей овчарни и озарил своим светом луг, на, котором паслись овцы и ягнята хутора Капела. Дедушка взял свой посох и постучал по земле: "Стук-стук-постук..." - Тсс! Молчок! - остановила его Стина-Мария. И шепотом, дедушке на ушко, сказала стих, который был так же стар, как старинный хутор Капела:
Стук-стук-постук!
Для овечек тучный луг.
Сколько было - столько есть.
Тучек на небе не счесть.
Файл из библиотеки OCR Альдебаран: http://aldebaran.com.ru/
Астрид ЛИНДГРЕН: СТУК-ПОСТУК
Астрид ЛИНДГРЕН
ЭЛЬФА И НОСОВОЙ ПЛАТОЧЕК
День рождения у Лены - в мае, когда цветут яблони. Весь сад в это время утопает в цветах. И не было такого, чтобы тетушки, которые приезжают из города поздравить Лену, не всплеснули руками и не сказали:
- Нет, до чего же здесь прекрасно!
И Лена видит, как ее мама радуется этим словам. В тот день Лене
исполнилось шесть лет, и в гости к ним приехала тетя Эбба. Лена встретила ее на остановке автобуса. Потом пили кофе в саду, и тетя Эбба, всплеснув руками, как всегда, сказала:
- Нет, до чего же здесь прекрасно!
И только после этого вспомнила, что Лена еще не получила от нее подарок.
Это был тонкий, как пух, белый носовой платочек, отделанный шитьем и кружевами. Такого красивого платочка Лена никогда в жизни не видела и очень ему обрадовалась. Правда, обрадовалась не так, как новой красивой кукольной колясочке, но все равно обрадовалась очень!..
Вечером, когда Лена уже лежала в постели, мама еще раз осмотрела подарки, лежавшие в детской на подарочном столике, и сказала:
- Смотри не потеряй свой платочек.
- Постараюсь, - ответила Лена.
Мама подоткнула со всех сторон одеяло, слегка приоткрыла окошко, пожелала спокойной ночи и ушла.
Лена лежала в постели, но заснуть не могла. Ей хотелось, чтобы поскорее наступило утро, потому что можно будет поиграть с кукольной колясочкой и другими подарками.
А над садом уже сгущался вечерний туман, в детскую заструился аромат яблоневых цветов, и веки Лены отяжелели.
Она уже почти засыпала, как вдруг, испугавшись, села в кровати. Она услыхала плач! Это был чей-то душераздирающий плач!
Потрясенная чужими рыданиями, Лена внимательно осмотрела комнату,
заглянула во все углы, чтобы понять - откуда доносятся эти рыдания, и обнаружила на подоконнике... крошечную, совсем голенькую эльфу, которая плакала так отчаянно, что казалось, у нее вот-вот разорвется сердце.
Лена никогда в жизни не видела эльфов, а потому не знала, как с ними разговаривать. Но громкий плач голенькой эльфы становился все безутешней! Так что Лена набралась храбрости и спросила:
- Отчего ты плачешь?
Маленькая эльфа испуганно посмотрела на нее:
- Я думала, ты спишь... Я пробралась сюда, чтобы побыть одной...
- Хорошо. Конечно. Пожалуйста, - ласково сказала Лена. - Только скажи, что у тебя случилось.
Маленькая эльфа заплакала снова.
- У меня... у меня нет платья, - рыдала она. - Как раз сегодня вечером, когда мне так нужно платье, у меня его нет!
- А почему именно сегодня? - удивилась Лена.
- Да потому что сегодня в нашем саду бал.
До сих пор Лена думала, что сад принадлежит ее папе и маме, ну и немножко ей, а тут появляется эльфа и говорит: "В нашем саду...".
- Ты должна знать все, - продолжала эльфа. - Мы, эльфы, которым
принадлежит этот сад, даем сегодня бал в честь короля эльфов. Он прибывает к нам из своего сада на Дороге Майских Колокольчиков со своей королевской свитой. Каждую ночь посещает он какой-нибудь сад. Догадайся, зачем? Он хочет найти себе королеву! И вот как раз сегодня у меня нет платья! Ты-то понимаешь - не могу же я пойти на бал раздетая...
И эльфа снова заплакала.
- Где же ты потеряла свое платье?
- Оно осталось висеть на кусте роз - разорванное. Ах, как я хочу умереть!
- Зачем же так отчаиваться? - спросила Лена. Ей было очень жаль маленькую эльфу.
- Затем, что я... люблю короля, - произнесла эльфа тихо-тихо. - Так люблю, так люблю...
Эльфа поднялась, чтобы уйти. Но вдруг громко воскликнула, а через секунду уже стояла на столике с подарками.
- Какая чудесная ткань! - воскликнула она, поднимая платочек своими тоненькими нежными пальчиками.
- Милая моя, чудная моя! - Слова буквально посыпались у нее изо рта. - Можно мне взять эту ткань? Я бы не просила тебя, если бы это не было так важно для меня! - умоляла она. - О, я даже не знаю, что и делать, если ты мне откажешь!
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
/ Полные произведения / Линдгрен А. / Сказки
|
|