Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Арцыбашев М.П. / Женщина, стоящая посреди

Женщина, стоящая посреди [6/8]

  Скачать полное произведение

    мысль. Стыдясь своего искреннего наивного порыва, она
     придала всему вид шалости и вместе с Катей Чумаковой,
     дурнушкой-курсисткой, помешанной на любовных приключениях, написала письмо
     Арсеньеву. А на другой день, вечером, обе они побежали в университетский
     сад.
     Никогда не был так тих, задумчив и прекрасен мартовский вечер. Еще
     совсем голые деревья отчетливо рисовались на мягком синем небе, в котором
     медленно и прозрачно зажигались весенние звезды. От земли шел волнующий, как
     неосознанная радость, пьяный запах, и она была черна и упруга. В маленьких
     лужицах похрустывал хрупкий весенний ледок. Было что-то радостное и пьянящее
     в черноте земли, в блеске первых звезд вверху, в ясном блеске зари, в
     румяных толпах, медленно движущихся по аллеям, в возникающем то тут, то там
     беспричинном смехе, в том, что не видно было лиц и только по голосам можно
     было узнавать знакомых.
     Нина и Катя долго ходили в толпе, возбужденные, взволнованные
     ожиданием. В сущности говоря, они не верили, что Арсеньев придет, но
     все-таки им было весело и немного страшно.
     - Я убегу!.. - говорила Катя, которая трусила, как гимназистка.
     Нина была покойнее, и должно быть, потому, что бессознательно
     чувствовала прелесть и желанность своего молодого тела, милых глаз и нежной
     молодости, она не считала таким невозможным, чтобы Арсеньев не отозвался на
     ее письмо.
     Уже совсем стемнело, когда они увидели и узнали его высокую фигуру в
     пальто и мягкой шляпе. Узнали по портрету, помещенному в местной газете по
     случаю приезда знаменитого писателя.
     Арсеньев шел от ворот в сопровождении какого-то плотно-щеголеватого
     господина, по бритому лицу и манерам - несомненного актера.
     Толкая друг друга, еле сдерживая смех и желание убежать, девушки сейчас
     же повернули и пошли следом, как-то странно притихнув и не спуская глаз с
     Арсеньева.
     Сначала их не заметили. Арсеньев шел медленно, и по тому, как он
     оглядывался на каждую проходящую женскую фигуру, было видно, что он пришел
     именно по письму и ждет продолжения. Еще больше волновался актер. Очевидно,
     он знал про письмо и в качестве телохранителя сопровождал знаменитость на
     любовное приключение. Его присутствие неприятно удивило Нину, и она тогда же
     смутно почувствовала, что шутка вовсе не так уж невинна, как казалось.
     Нина и прежде не представляла себе, что выйдет из всего этого, но
     теперь, когда Арсеньев явился не один, она уже и окончательно растерялась, и
     почувствовала, что не выйдет ничего. То, о чем она мечтала, читая рассказы
     Арсеньева, сразу стало казаться ей детски наивным и невозможным. И когда
     нетерпеливая Катя, вся дрожа от волнения, шептала ей: "Ну, что же ты?..
     Ну!.." - Нина отталкивала подругу локтем и начинала сердиться.
     Катя волновалась совершенно бескорыстно. Ей и в голову не приходило,
     чтобы Арсеньев мог заинтересоваться ею самой, но она была влюблена в Нину,
     как только молоденькие некрасивые девушки могут влюбляться в хорошеньких
     умных подруг, и потому ей до смерти хотелось, чтобы Нина познакомилась с
     Арсеньевым. Нерешительность подруги еще больше возбуждала ее.
     Так они прошли по аллее два раза. Девушки неотступно следовали за
     Арсеньевым, а актер первый обратил на них внимание. Он что-то сказал
     Арсеньеву, но тот ответил нерешительным жестом.
     Стало совсем темно. В аллеях понемногу пустело. Наконец мужчины
     решительно двинулись к выходу.
     - Ну что же ты?.. Он уйдет!.. - исступленно шептала Катя, не чуя ног
     под собою.
     Нина испуганно оттолкнула ее и ускорила шаги, чтобы раньше выйти из
     сада, но в это время актер развязно приподнял шляпу и громко спросил:
     - Скажите, пожалуйста, это не вы писали Владимиру Сергеевичу?
     Увлекая за собою Катю, Нина пугливо шарахнулась в сторону, но Арсеньев уже шагнул к ним, и девушки невольно
     остановились. Катя совсем обмерла от страха, у Нины мучительно забилось
     сердце.
     - Ну что же... давайте познакомимся, - нахально продолжал актер. -
     Чего вы так испугались?
     Эта фраза оскорбила Нину: ей показалось, что актер принимает их за
     каких-нибудь швеек, и она ответила холодно и сухо:
     - Пожалуйста...
     Актер сразу переменил тон, почтительно сняв шляпу. Он догадался, кто из
     двух - главная, и прежде всего поклонился Нине.
     - Позвольте представиться: Строев... Владимир Сергеевич Арсеньев...
     От волнения девушки ничего не ответили и руки их дрожали, когда они
     обменивались рукопожатиями. Арсеньев молчал, не зная, что сказать. Актер
     пришел всем на помощь.
     - Ну что же, давайте пройдемся немного, - предложил он, и вышло как-то
     так, что сам он пошел с Катей впереди, а Арсеньев и Нина молча последовали
     за ними.
     Девушка не смела поднять глаз, и ей было мучительно неловко, точно
     случилось что-то недостойное и пошлое. Арсеньев украдкой разглядывал ее, а
     Нина чувствовала его взгляд и не знала, как держать себя. Было страшно, что
     он заговорит, и она почти ненавидела Катю, в такую минуту покинувшую ее на
     произвол судьбы.
     - Почему вы мне писали? - тихо спросил Арсеньев.
     Нина вздрогнула и ответила не сразу.
     - Так... - сказала она и не могла придумать ничего больше.
     Они опять пошли молча.
     Когда Арсеньев шел сюда, он ожидал встретить женщину, опытную в таких
     приключениях и знающую, чего она хочет. Все представлялось ему донельзя
     просто, но теперь инстинктом мужчины он почувствовал,
     что это совсем не то, и смутился неожиданно для самого себя. Актер
     снова пришел к нему на помощь.
     - Знаете что, - сказал он не задумываясь, - становится холодно, не
     поехать ли нам куда-нибудь?
     - Куда? - машинально спросила Нина.
     - Ну, куда-нибудь... в ресторан, например... Можно спросить отдельный
     кабинет...
     Катя испуганно взглянула на Нину, но та сделала такое движение, что
     актер сразу осекся.
     - Ну, если не хотите, можно просто зайти в кондитерскую. Выпьем кофе
     и поболтаем... И этого нельзя?..
     Нине показалось, что смешно от всего отказываться, раз они же сами
     написали это глупое письмо, но ей все-таки пришлось сделать над собой
     огромное усилие, чтобы кивнуть головой.
     В тесном, ярко освещенном и душном зале кондитерской было жарко и пахло
     кухней. Сладкий пар и табачный дым висели в воздухе. Было много студентов и
     подозрительного вида нарядных дам.
     Актер угощал девушек, острил, хохотал и вообще самым добросовестным
     образом старался рассеять общую неловкость. Но чем развязнее становился он,
     тем молчаливее и отчужденнее держали себя Катя и Нина. Им обеим уже
     казалось, что вышло что-то некрасивое и совсем не забавное. Нина сидела
     против Арсеньева и исподтишка разглядывала его. В этой пошлой обстановке, в
     присутствии наглого, шумного актера, она не могла тот образ, который создали
     в ней его книги, соединить с этим интеллигентного вида господином, у
     которого была наружность провинциального врача, морщинки в уголках рта и
     слегка смущенное выражение. То, что он говорил, было очень обыкновенно и
     даже банально. Нина думала уже только о том, как бы скорее прикончить эту
     глупую историю и уйти, чтобы никогда не вспоминать об этой неудачной,
     ненужной встрече. Временами она взглядывала на Арсеньева даже враждебно,
     точно он чем-то обманул ее.
     Арсеньев видел произведенное им впечатление,
     и его мужское избалованное самолюбие испытывало неприятные уколы.
     Один актер чувствовал себя превосходно. Он был совершенно уверен, что
     все кончится прекрасно, именно так, как, с его точки зрения, и должно
     кончиться: Нина отдается Арсеньеву, а Катя - ему. Иного конца он даже не
     представлял себе и был убежден, что девушки и сами хотят этого. Надо было
     только найти кратчайший путь к цели, а поэтому актер быстро перевел разговор
     на любовь, которую понимал крайне просто и определенно. Когда же, по его
     мнению, почва была подготовлена, он предложил проводить барышень. При этом
     устроил так, что Нина с Арсеньевым пошли в одну сторону, а сам он с Катей - в
     другую. На прощанье он успел шепнуть Арсеньеву:
     - Да вы, батенька, не церемоньтесь: ведите ее прямо к себе, да и вся
     недолга!..
     А потом игриво приподнял шляпу и, под руку увлекая совсем растерявшуюся
     Катю, крикнул многозначительно и нагло:
     - Всяких благ!.. Желаю успеха!..
     Нине показалось, что ее хлестнули по лицу, и ей стало так гадко и
     стыдно, что девушка чуть не заплакала. Стыдно за самое себя, что она могла
     поставить себя в такое положение. Но оборвать не хватило духу, и против воли
     Нина пошла с Арсеньевым, думая только о том, чтобы скорее дойти до дома и
     навсегда покончить с этой неудачной, глупой шалостью.
     Они шли молча. Арсеньев уже успел разглядеть всю ее высокую и стройную
     фигуру в длинном пальто с пушистым воротником и в меховой шапочке. Под
     мягкими изгибами пальто угадывались линии молодого тела, и легкое волнение
     приятно щемило сердце Арсеньева. Девушка шла рядом, такая тихая, загадочная
     и пленительно хорошенькая при бледном свете электричества, что Арсеньеву
     хотелось поцеловать ее. Он давно привык к скорым и легким связям, и теперь
     ему было даже странно, что нельзя просто взять и увезти ее к себе.
     - Мне сюда, - тихо сказала Нина на повороте в переулок.
     Они перешли улицу, и, когда мимо с шумом пронесся сверкающий
     автомобиль, Арсеньев взял девушку под руку. От этой неожиданной и, как ей
     показалось, оскорбительной фамильярности, вся кровь прилила к лицу Нины, но
     она не посмела протестовать и притворилась, что не придает этому значения.
     Ярко освещенная улица осталась позади. Кругом сразу стало тихо и
     пустынно. Синий месяц, которого совсем не было заметно в центре города,
     среди наглых фонарей, теперь встал над темными крышами, и от него заблестели
     голубые искорки на неровных камнях черной мостовой.
     - Давайте погуляем немного. Куда же вы так спешите! - сказал Арсеньев и
     чуть-чуть прижал ее руку, тепло которой чувствовалось даже сквозь рукав
     пальто.
     - Как хотите, - нерешительно ответила Нина.
     - Мне бы хотелось поговорить с вами, - продолжал он мягко и осторожно,
     - в нашей встрече вышло что-то нехорошее, и мне не хотелось бы, чтобы мы
     расстались под таким впечатлением...
     Нина промолчала.
     - Скажите, - снова начал Арсеньев, - вы очень разочаровались, когда
     увидели меня?..
     Девушка смутилась, но почему-то не могла солгать.
     - Да... по вашим книгам я представляла вас совсем не таким...
     Арсеньева покоробило.
     - А каким же?
     Нина ничего не могла ответить и сказала, как давеча:
     - Так, не таким...
     Арсеньев пристально взглянул на нее.
     - Ну да... Все так говорят. Вы ожидали встретить какое-то
     необыкновенное существо, а встретили самого обыкновенного человека.
     - Обыкновенного? - невольно переспросила Нина.
     Именно это и было больно и оскорбительно ей.
     Арсеньев понял, но вместо того, чтобы отрицать это, смело повторил:
     - Конечно, обыкновенного! Нина чуть-чуть пожала плечом.
     - Ведь под словом "необыкновенный" вы подразумеваете и в самом деле
     нечто такое, чего и на свете не бывает. А писатель прежде всего человек. Он
     так же живет, так же скучает, любит, страдает, так же ищет радости и
     развлечения, как и все... Быть может, он тоньше чувствует, чем другие, но
     это только дает ему больше желаний и большую неудовлетворенность!..
     Арсеньев долго говорил о том, что такое писатель. Близость красивой
     девушки и с каждой минутой нетерпеливо возрастающее желание ее близости
     делали голос его горячим и проникновенным, слова красивыми и значительными.
     Арсеньев сам увлекся, и ему казалось, что никогда не говорил он так хорошо,
     хотя то же самое и не раз ему уже приходилось испытывать и с другими
     женщинами.
     В словах его не было никакой сознательной лжи, да Арсеньев и не любил
     лгать. Он всегда гордился тем, что может быть искренним до полной
     беспощадности к самому себе. Но теперь им владело одно желание, и потому
     все, что он говорил, имело цель только показать ей, какой он и на самом деле
     необыкновенный человек и какое счастье для каждой женщины принадлежать
     именно ему.
     Никто не попадался им навстречу. Месяц светил таинственно и точно
     украдкой. Позади глухо гудела большая улица, а здесь, в пустынном переулке,
     звонко раздавались только их медленные шаги.
     Нина слушала молча. Без этого наглого актера, без глупой Кати, среди
     тонкой тишины весеннего вечера, Арсеньев казался ей совсем другим. В его
     словах она узнавала знакомые по его книгам мысли, образы и выражения, и в
     этом было что-то неожиданно волнующее. Она всегда любила читать и о многих
     писателях говорила, как о любимых, но ей никогда в голову не приходило
     представить их себе живыми, близкими людьми. То, что говорил ей Арсеньев,
     было ново и ярко. Целый мир, необыкновенно красочный и полный такими
     переживаниями, о которых даже и не подозревали
     в том кругу, где жила она, открывался Нине, и ей было завидно и
     казалось, что величайшее счастье - жить в этом мире, среди этих
     необыкновенных, замечательных людей!
     Арсеньев говорил, и Нина слушала, стараясь не проронить слова. Так они
     дошли до конца переулка, давно пройдя ее дом, и повернули обратно.
     - Вас оскорбило то, - говорил Арсеньев, - что я пришел по вашему
     зову, как на какое-нибудь пошлое приключение, но ведь я же не знал вас! На
     вашем месте могла быть женщина, не стоящая большего!..
     - Зачем же вы тогда пришли?.. Неужели вам все
     равно?..
     Нина не кончила, смутившись своей мысли. Арсеньев пристально посмотрел
     на нее и сказал:
     - Да, все равно!..
     Нина чуть-чуть отодвинулась, но Арсеньев силой придержал ее руку.
     - Видите ли, Нина Сергеевна... - И вдруг перебил самого себя:
     - Позвольте мне называть вас просто Нина. Вы еще так молоды, что
     тяжеловесное отчество как-то не идет с языка...
     - Как хотите... - пробормотала ошеломленная
     Нина.
     - Видите ли, Нина... Мы только что говорили о том, что у писателя
     должна быть большая душа... Но ведь под этим словом нельзя понимать, что эта
     душа преисполнена всяческой добродетели. Большая душа- это душа огромного
     диапазона, совмещающая все. От крайней мерзости до высшей красоты. Только
     человек с такой душой может охватить жизнь во всем ее многообразии... В этом
     сила и искренность писателя, но в этом и несчастье его личной жизни... Душа
     его всегда расколота, раздвоена... Никто лучше меня не знает, как пошло и
     грязно то любовное приключение, которое я ожидал встретить сегодня, но и ни
     у кого не может быть такого острого любопытства и жажды испытать все... Да,
     я думал, что это будет встреча с какой-нибудь похотливой барынькой,
     чувственность которой щекочет возможность принадлежать человеку с громким именем... Но
     если бы это было и еще! гаже, я все равно пошел бы. Человеку заурядному, с
     одной маленькой, ограниченной душой, хочется вознестись на высоту, такому
     же, как я, хочется иногда упасть в такую бездну, из которой неба не
     видать... Бывают моменты, когда мне хочется быть таким, чтобы самому
     преклоняться перед красотой своего подвига, но бывает время, когда хочется и
     презирать себя... В этом есть свое острое, болезненное наслаждение.
     - Но ведь это же ужасно!.. - наивно и искренно возмутилась Нина.
     - Может быть, - согласился Арсеньев, красиво наклоняя голову, - я
     всегда гордился тем, что могу быть искренним до конца... Правда, я могу и
     лгать, но бывают моменты, когда лгать нельзя... Я скажу вам, что, когда я
     увидел вас, я понял, что вы не та, которую я думал встретить, меня охватила
     самая искренняя глубокая нежность к вам за вашу молодость и чистоту... И в
     то же время чем больше растет эта нежность, тем больше хочется мне отнять
     эту чистоту у вас...
     Нина низко опустила голову, растерянная, не находящая слов для ответа.
     - Я исковерканный, злой человек... - продолжал Арсеньев вздрагивающим
     голосом, - быть может, я готов плакать от нежности и жалости к вам, но я
     готов и на последнюю подлость, чтобы вы полюбили меня и принадлежали мне...
     Голос у него вздрагивал, когда он спросил:
     - А возможно это?.. Нина?.. Нет?..
     - Я не знаю... Зачем вы говорите так?.. - прошептала Нина в смутном
     страхе.
     - Затем, что я не хочу вас обманывать!.. Или вы хотите, чтобы я лгал?..
     - Нет...
     - Я говорю то, что есть!.. Я прекрасно знаю, что это невозможно, что вы
     не только не любите меня, но даже и не знаете, а между тем я все бы отдал
     сейчас только за то, чтобы поцеловать вас...
     Нина была как пьяная. Все это налетело так неожиданно. Ей было странно и дико, хотелось вырвать свою руку, оскорбиться
     и уйти. Но она не могла этого сделать.
     Время шло, и месяц уже до половины скрылся за черной крышей большого
     темного дома, а они все ходили взад и вперед, и Нина не замечала этого. Они
     уже не говорили о литературе, о том, что такое писатель, что такое жизнь и
     душа. Неуклонно и жестоко Арсеньев вел к цели, представление о которой жгло
     его. Девушка пыталась уклониться, пыталась говорить о другом, но Арсеньев
     настойчиво возвращался к тому же. Голос у него был уже другой, такой же
     жадный, срывающийся и жестокий, какой Нина уже слышала раньше. Голова у нее
     горела, девушка была беспомощна и безвольна.
     Временами маленькая гордость овладевала ею. Она вспоминала, что так
     настойчиво домогается ее ласки не кто другой, как знаменитый писатель,
     человек необыкновенный и талантливый. Тогда становилось легче и хотелось
     продолжения. Робкая, наивная мысль о настоящей любви с его стороны, о
     постоянной жизни вместе смутно мелькала в душе. И тогда Нина вспоминала о
     Высоцком, о Лугановиче, и ей становилось горько и досадно, что свои первые
     чувства, свой первый стыд она отдала таким ничтожествам.
     - Милая Ниночка, - с невыразимой нежностью и лаской говорил
     Арсеньев, - какая у вас нежная и милая душа, как преданно и нежно вы можете
     полюбить, должно быть!..
     Нина взглянула на него со слабой, беспомощной улыбкой и опустила
     голову.
     В это время они уже стояли у подъезда дома, где жила Нина, но девушка
     медлила позвонить. Арсеньев наклонился к ней и спросил:
     - Ну, теперь вы видите, что я именно тот, которого вы знали по моим
     книгам?..
     Неожиданная мысль, что, быть может, он преувеличил произведенное
     впечатление и Нина в душе смеется над ним, обожгла его. Но девушка была еще
     слишком молода. Она посмотрела на Арсеньева большими правдивыми глазами, улыбнулась нежно, застенчиво и сказала:
     - Да... теперь вижу...
     - Ну и что же?.. Таким, как я есть, я нравлюсь вам?..
     - Да... - так же просто и открыто ответила Нина, глядя ему прямо в
     глаза немигающим детским взглядом.
     И вы могли бы меня поцеловать?.. Голос Арсеньева дрогнул, и Нина
     почувствовала, что в эту минуту он боится ее. Эта робость в таком сильном
     человеке, перед которым она казалась маленькой и ничтожной, тронула девушку.
     Горячая волна нежности и потребности ласки прошла по всему телу ее. Нина
     ответила едва слышно:
     - Могла бы.
     - А вы хотите этого?..
     Как будто закружилась голова, но девушка так же тихо сказала:
     - Хочу.
     Они стояли у темной стеклянной двери, за которой не чувствовалось
     жизни, и месяц прямо светил в лицо Нины, белое, странно красивое лицо, с
     блестящими глазами, на которых чудились слезы. Она чуть-чуть приподняла
     голову и застенчиво улыбнулась. Арсеньев прижал ее к двери, подложил руку
     под голову, на теплую мягкую шею, и поцеловал.
     Странно, что Нина не ощутила ни страха, ни стыда. Она обвила его шею
     свободной рукой и закрыла глаза, отдаваясь поцелую спокойно и полно, всем
     существом своим.
     "Боже мой, как хорошо!.." - смутно мелькнуло у нее в голове.
     Арсеньев, не выпуская, долго смотрел в освещенное месяцем белое
     счастливое личико, улыбающееся нежно и радостно.
     - Милая, бедная девочка!.. - сказал он тихо и грустно.
     Нине было приятно это, и она не обратила внимания на то, что он назвал
     ее бедной. Девушка улыбнулась ему и опять потянулась с наивным требованием ласки.
     Наконец он отпустил ее.
     - Как жаль, что завтра надо ехать!..
     Нина вздрогнула, побледнела и
     по-детски ухватилась за него обеими руками.
     - Нет!.. - жалобно прошептала она.
     - Надо, - ласково возразил он. - Но я вернусь через неделю, и если вы
     захотите, мы снова увидимся. Вместо ответа она прижалась к нему. Ей
     казалось, что она нашла что-то драгоценное, без чего жить нельзя, и было
     страшно потерять это.
     - Бедная девушка!.. - с острой грустью повторил Арсеньев. - Но ведь
     если я вернусь, разве вы не знаете, чего я потребую от вас...
     Но Нина не испугалась. Она просто не думала об этом и знала только
     одно, что ей хорошо.
     - Я не буду вас обманывать, - сказал Арсеньев, - в сущности говоря, я
     такой же негодяй, как и все... Я хочу, чтобы вы принадлежали мне...
     Нина задрожала всем телом, но только еще крепче прижалась к нему.
     Арсеньев приподнял ее лицо, посмотрел прямо в глаза, полные радости и
     опьянения.
     - Значит, вы все-таки хотите, чтобы я вернулся? Нина кивнула головой.
     - Несмотря ни на что?..
     - Да.
     Арсеньев подождал, пока не открыли дверь. Потом
     пошел назад.
     Синий месяц спрятался. Было пусто и темно кругом. Арсеньев шел по
     звонкому тротуару и думал о Нине, о ее судьбе, которая рисовалась ему
     невыразимо печальной, о своей подлости по отношению к ней, о ее поцелуях и
     тех наслаждениях, которые она может дать. Когда он представлял себе девушку,
     отдающуюся ему, все тело Арсеньева содрогалось в сладкой истоме.
     На большой улице он попал в мертвые потоки холодного электрического
     света, казавшегося еще мертвее от пустоты тротуаров, по которым только кое-где одиноко бродили
     странные женские фигурки.
     Одна из них встретилась с Арсеньевым. При свете фонаря в лицо ему
     сверкнуло ее матово-бледное лицо, со странными подведенными глазами и резко
     темными губами. Женщина улыбнулась ему нахально и жалко. Судорога отвращения
     прошла по телу Арсеньева, и он гадливо отшатнулся.
    
     XIX
    
     Когда Нина вернулась домой, она была так захвачена неожиданностью
     происшедшего, что даже не могла разобраться ни в чем. Но все тело ее было
     подхвачено какой-то звонкой и чистой волной, хотелось громко запеть,
     засмеяться, скорее уснуть крепким радостным сном.
     Только утром вспомнилось все и как-то всем существом бессознательно
     понялось, что это уже конец. Почему это так, Нина не знала, но когда
     Высоцкий ласкал ее, девушка не могла даже и представить себе, что отдастся
     ему, а теперь не разумом, не мыслью, а каким-то внутренним властным чувством
     она уже знала, что так будет. И это не испугало ее. Было только такое
     чувство, какое испытывала она, бывало, навсегда покидая место, где прожила
     много лет, где ко всему привыкла и все полюбила. Было немного грустно,
     чего-то жаль, но новая жизнь манила и звала, радостно и властно.
     Минутами мелькала мысль, что невозможно, чтобы Арсеньев полюбил ее и
     остался с нею навсегда. При этой мысли тайный ужас шевелился в душе, но зов
     жизни был сильнее и не хотелось думать об этом. Будет то, что должно быть, а
     пока так хорошо!
     Ужасно было только то, что она не увидит Арсеньева целую неделю.
     Девушке казалось, что неделя это - целая вечность. Она старалась представить
     себе, как они встретятся, но не могла.
     Вероятно, бессознательное чувство что-то подсказывало ей, потому что
     Нина вдруг особенно ярко вспомнила инженера, и при воспоминании о том, что
     это ничтожество видело ее тело, досада и злость вызывали слезы у нее на
     глазах. Она готова была отдать все что угодно, лишь бы этого не было, и тут
     же решила, что ничего не скроет от Арсеньева. Этим решением, этим желанием,
     чтобы он знал о ней все, девушка отдавалась ему вся целиком, душою и телом.
     Всю неделю она ходила как шальная, не могла найти себе места, а Катю,
     на другой день забежавшую, чтобы узнать, чем кончилось, просто прогнала. Ей
     казалось кощунством пустить в свою новую жизнь кого бы то ни было. Бедная
     Катя, едва вырвавшаяся от актера и оскорбленная его наглостью, была страшно
     обижена.
     А Нина все думала и думала об Арсеньеве, перечитала все его книги,
     которые показались ей теперь совсем другими, точно живыми, и к концу недели
     уже любила его всем телом и душою.
     Когда наконец ее позвали к телефону и она услышала его голос, Нина чуть
     не зарыдала от счастья.
     - Вы еще не забыли меня? - спрашивал Арсеньев.
     - А вы?.. - только и могла ответить девушка, и в голосе ее звучала
     такая безмерная любовь, что Арсеньеву даже немного стыдно стало.
     Нина едва дождалась вечера, и, когда бежала на условное место в
     маленький скверик на площади, была как пьяная. Ей пришлось ждать довольно
     долго, но девушка даже и не заметила этого, а когда увидела Арсеньева,
     забыла обо всем на свете и бросилась к нему.
     Кругом были люди, и ее порыв сконфузил Арсеньева. Нина же ни на что не
     обращала внимания. Она хотела кинуться ему на шею и, как девочка, цеплялась
     за руки.
     - Как я рада!.. Если бы вы знали!.. - несвязно бормотала она, глядя
     влюбленными влажными глазами.
     На них стали обращать внимание. Кое-кто улыбался, проходя мимо.
     Арсеньев чувствовал себя положительно неловко.
     - Поедем куда-нибудь... - предложил он.
     Нина даже как будто и не поняла, что он говорит, но когда они дошли до
     лихача, она сама вскочила в пролетку. Пока Арсеньев усаживался, девушка
     смотрела на него как зачарованная, а когда лошадь рванула с места, Нина
     обеими руками схватила руку Арсеньева и не выпускала ее, сжимая все сильнее
     и сильнее.
     Они подъехали к ресторану, но там не оказалось свободного кабинета.
     Пролетка помчалась дальше. Нина была вне себя. Почти невыносимое нетерпение
     заставляло ее дрожать как в лихорадке.
     В другом ресторане было то же, в третьем также не нашлось кабинета.
     Нина чуть не плакала. Наконец, в четвертом, почти за городом, толстый
     швейцар в поддевке и с павлиньими перьями на шляпе ответил:
     - Пожалуйте-с!..
     Нина так стремительно выскочила из пролетки, что запуталась в юбке и
     едва не упала на руки. Швейцар подхватил ее и осклабился, но девушка даже не
     заметила этого, зато заметил Арсеньев, и его покоробило. Нина показалась ему
     уж чересчур наивной и простенькой.
     В кабинете было страшно светло и неуютно. Диван, на котором сидела
     Нина, был узенький, неудобный. На столе стояли запыленные цветы, в углу
     черное пыльное пианино. За стеной играла музыка, а в коридоре гремели
     посудой и шаркали подошвами.
     Арсеньев заказал вино и фрукты, и пока лакей все это устанавливал на
     столе, Нина сидела в уголке дивана и дико смотрела кругом. Она инстинктивно
     чувствовала что-то нехорошее в этой нарядной, но грязноватой обстановке и в
     бесстрастии старого жирного лакея.
     Когда лакей вышел, плотно закрыв дверь, Арсеньев сел рядом и как-то
     особенно улыбнулся.
     - Моя бедная девочка испугалась?.. - спросил он и взял ее за руку.
     Нина взглянула на него как будто с удивлением, немного отшатнулась и
     вдруг стремительно бросилась на шею.
     По этому детскому порыву Арсеньев наконец понял, что она и в самом деле
     влюбилась в него, и ему стало нехорошо, точно раскрылась какая-то страшная
     подлость с его стороны. Мелькнула даже мысль не трогать ее, пожалеть, но она
     была такая молодая и хорошенькая, поцелуи ее были так свежи и беззаветны,
     что для нее все-таки лучше принадлежать ему, чем кому-нибудь другому. Он
     только тут же принял решение сразу поставить ее в известность, что она
     ничего ждать и требовать от него не должна.
     "Какие мы все подлецы!.." - смутно подумал он и больше уже не думал ни
     о чем.
     Нина сидела рядом с ним, плечи ее были обнажены его жадной рукой.
     Арсеньев целовал их, а она боролась со стыдом, боялась, что кто-нибудь
     войдет, и бессознательно наслаждалась сознанием, что нравится ему. Наготы
     своей она старалась не замечать и неестественно торопливо болтала все, что
     приходило в голову.
     Когда Арсеньев устал от этих раздражающих бесплодных ласк, ему
     захотелось помучить ее.
     - Значит, вы меня любите? - спросил он. Нина кивнула головой.
     - Но ведь вы же меня совсем не знаете?.. Ведь вы видели меня всего один
     раз... а уже позволяете... так целовать вас...
     Он смотрел ей прямо в глаза жестокими глазами, но Нина только краснела
     и улыбалась. Она сама не знала, как это могло случиться.
     - Разве вы так легко... позволяете мужчинам целовать вас?..
     Нина вспыхнула, почуя оскорбление, но в голове у нее промелькнул образ
     Высоцкого, и она, побледнев только, медленно покачала головой и закрыла
     глаза.
     - Ведь вы знаете, чем это кончится? - продолжал Арсеньев.
     Он и сам не знал, зачем мучил ее, но это доставляло ему огромное
     болезненное наслаждение.
     Нина не ответила ничего и только спрятала лицо у него на плече.
     - А потом?.. - настаивал Арсеньев с горящими глазами.
     Нина молча пожала плечом. Она не могла сказать, но подумала:
     "Зачем он спрашивает?.. Не все ли мне равно теперь!.."
     И всей силой обняла его шею своими обнаженными руками, от нежности и
     аромата которых у Арсеньева кружилась голова. Но он все-таки разнял ее руки
     и слегка отвел ее от себя, чтобы взглянуть в лицо.
     - Но разве вы не знаете, что я женат... - с легким усилием проговорил
     он. - Ведь я не могу жениться на вас...
     Нина побледнела, опять закрыла глаза и снова как-то особенно странно
     пожала голым плечом. Она старалась не слышать.
     - Ведь все равно я скоро уеду и мы должны будем расстаться... Это вас
     не пугает?.. Значит, вы хотите быть моей любовницей?.. - нарочито грубо
     говорил Арсеньев, наслаждаясь этой пыткой и в то же время уверяя себя, что
     делает это сознательно, для того, чтобы отнять у нее все иллюзии, честно
     сказать всю правду и дать полную свободу поступить как хочет. Ему хотелось
     взять ее без обязательств и последствий, но не быть подлецом.
     Из-под опущенных ресниц показались слезы, но девушка ответила только:


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ]

/ Полные произведения / Арцыбашев М.П. / Женщина, стоящая посреди


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis