• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Арцыбашев М.П. / Женщина, стоящая посреди

Женщина, стоящая посреди [2/8]

Скачать полное произведение

    совершеннейшее орудие наслаждения, пока она молода и хороша. Когда же она
     состарилась, ее вид не возбуждает ничего, кроме скуки, в лучшем
     случае - какого-то забавного почтения, как к отставной любовнице. Это уже -
     пенсия инвалиду!.. Все те прекрасные слова о женщине, которые мы читаем на
     страницах либеральных газет и поэтических произведений, ни для кого не
     обязательны в личной жизни!..
     Когда мы восхищаемся тургеневским ароматом чистых девушек, мы, в
     действительности, только вдыхаем запах свежего женского тела.
     Женщина-товарищ нам не только не нужна, но даже враждебна, ибо конечная
     мечта мужчины - женщина-раба, покорная ласкам и не стесняющая его свободу ни
     в чем. Чистые девушки дороги нам только тем, что их еще можно лишить
     невинности. Первое наше стремление при соприкосновении с невинной девушкой -
     развратить ее. Ничто так не увлекает мужчину, как физическое и моральное
     насилие над женщиной, борьба с ее стыдом, дикарская грубость захвата. И кто
     знает, не это ли, в конце концов, и нравится женщине. Пока мы молоды и
     наивны, мы часто боимся оскорбить женщину, играем в благородство, а она
     фатально ускользает от нас в руки более грубого и смелого.
     Луганович быстро посмотрел на инженера. Ему показалось, что Высоцкий
     намекает на него и Нину. Не было ни малейшего основания подозревать это,
     потому что девушка даже не была знакома с инженером, но смутная ревность
     сейчас же шевельнулась в Лугановиче, и вдруг с поразительной
     убедительностью студент почувствовал, как был глуп тогда, на обрыве, уступив
     сопротивлению Нины. Он немедленно дал себе слово в другой раз быть
     настойчивее и не отступать даже перед насилием.
     Инженер не заметил ничего и продолжал, видимо сам увлекаясь пряным
     содержанием своей речи. Слово "женщина" он произносил как-то особенно, с
     таким оттенком, точно из всех человеческих слов только это одно было ему
     понятно до конца.
     - Беспомощность женщины, которую насилуют, вовсе не вызывает в нас
     жалости и негодования... Она только возбуждает нас. Когда в газетной хронике
     мы читаем об изнасиловании беззащитной девушки толпою каких-нибудь
     хулиганов, мы только из лицемерия возмущаемся, а на самом деле жаждем
     подробностей и мучительно завидуем, что нас не было в этой толпе, хотя бы в
     качестве зрителя... О, если бы не существовало каторги!.. Если бы сегодня
     отменили всякую кару за
     изнасилование, завтра к вечеру во всем мире не осталось бы
     неизнасилованной женщины. Их ловили бы повсюду, в лесах, в салонах, в
     комнатах для прислуги, в дортуарах пансионов, в классах гимназий и в
     монастырских кельях... Ибо для чего же нам нужна женщина?.. Неужели вы
     думаете, юноша, что мы не обошлись бы без нее в наших искусствах, войнах,
     науках и работах?.. Солдаты, депутаты, рабочие, литераторы, философы разве
     нуждаются в помощи женщины?.. Отнимите у нее орудие наслаждения, и женщина
     станет для нас только лишним ртом.
     - Отчасти вы, может быть, и правы, - нерешительно возразил Луганович,
     оглушенный этим потоком цинизма, - но мне кажется, что в сфере, например,
     искусства...
     - Это вы об актрисах?.. - спросил инженер. - Оставьте!.. Попробуйте
     выпустить некрасивую женщину на сцену или написать пьесу, в которой нет
     специально любовной роли для женщины!.. Нет, женщина в искусстве только
     возбудитель, и больше ничего!..
     - Женщина-мать?
     - Ах, юноша... - насмешливо вздохнул инженер, - давайте называть вещи
     их собственными именами: что такое мать?.. Аппарат для высиживания и
     кормления, кормилица и нянька!.. Зачем произносить это слово с таким
     пафосом, когда слово "отец" произносится так просто?.. Я никогда не видел,
     чтобы мужчина гордился тем, что носит в себе зародыши миллионов жизней, а
     почему, скажите, пожалуйста, эта роль менее почтенна? Клянусь честью, что
     беременная женщина не возбуждает во мне больше благоговения, чем виновный в
     этом мужчина!..
     Луганович невольно вспомнил свою мать - женщину легкомысленную и с
     тяжелым характером, но почувствовал какую-то неловкость и с легкой запинкой
     возразил:
     - Не все матери только аппарат, как вы выражаетесь... Должно быть, у
     вас никогда не было матери...
     Высоцкий взглянул на него с таким комическим удивлением, что студент
     покраснел и разозлился.
     - Я говорю не в буквальном смысле, конечно... Но вы, вероятно, рано
     лишились матери или...
     - О нет... - спокойно перебил инженер, - моя матушка жива и до сих пор,
     и уверяю вас, я питаю к ней самую искреннюю нежность... Но это ужасно
     по-обывательски - думать, что если человек пришел к каким-нибудь выводам, то
     непременно по причинам личного свойства. Точно в выводах разума нельзя идти
     даже против собственного чувства! Мать моя решительно ничего не сделала
     такого, что могло бы меня разочаровать в матерях вообще. Напротив, она очень
     любила меня и была превосходной нянькой.
     - Только нянькой?
     - А чем ей быть?
     - Мать может быть воспитательницей, другом...
     - Другом, конечно, может быть, но какая же это заслуга - быть другом
     чьим бы то ни было, а тем более - своего собственного щенка!.. Любая
     свинья - друг своего поросенка!.. А насчет воспитания, так вы это лучше
     оставьте: человек воспитывается не нравоучениями своих родителей, а всей
     окружающей обстановкой. И если бы мы отчетливо представляли себе, как
     ничтожно мала роль женщины в мировой культуре, нам бы стало ясно, что
     мать-воспитательница не может идти дальше азбуки, да и то сочиненной
     мужчиной.
     - Ну, знаете, - возразил Луганович, - с такими взглядами должно быть и
     противно и скучно жить!.. Если вы так презираете женщин...
     - Кто вам сказал, что я ее презираю?.. Я только ставлю ее на то место,
     которое ей принадлежит по праву и способностям.
     - Хорошее место, нечего сказать!.. - возмутился Луганович.
     - Самое для нее подходящее: место любовницы. Луганович только плечами
     пожал.
     - Да, - заговорил инженер, помолчав, - я знаю, что в нашем
     добродетельном обществе - ведь наше общество страшно добродетельно, - в нашем
     высоконравственном обществе принято относиться с презрением к тому, кто в
     женщине видит прежде всего женщину. Мы называем таких людей развратниками и глубоко убеждены, что,
     во-первых, это одно и то же, а во-вторых, что сладострастник это какое-то
     грубое животное, лишенное чувств красоты и добра, какая-то живая грязь,
     пятнающая человечество!.. А между тем все великие произведения человеческого
     искусства созданы именно величайшими сладострастниками... Да оно и понятно:
     нет жизни более красочной, захватывающей и полной, чем жизнь
     сладострастника!..
     - Ну!.. - пробормотал Луганович.
     - Конечно!.. Ведь это только тупые, бездарные мещане, всю жизнь свою до
     тошноты развратничающие с одной своей законной половиной, представляют себе
     душу сладострастника как темный и грязный лупанарий. А на самом деле это -
     таинственный сад, где растут ядовитые, но прекрасные цветы!.. Сладострастник
     это мечтатель, жаждущий вечной молодости, вечной красоты и наслаждения...
     Его не удовлетворяет одна женщина, потому что он стремится впитать в себя
     всю мировую женственность. Он брезгливо уходит от женщины будней, с ее
     привычным апатичным актом самки, с пеленками, кухней, дрязгами и сплетнями,
     к женщине, которая еще только жрица на празднике жизни!.. Каждый раз,
     встречая женщину молодую и прекрасную, он с новой силой переживает безумие
     влюбленности. Он живет в вечном подъеме, его жизнь полна исканиями, он не
     знает скуки, томления духа и пустоты... Женщина заполняет для него весь мир.
     Он бесконечно изощряется в восприятии женщины: для него брюнетка, блондинка,
     страстная, холодная, худая и полная, хищная и безвольная, умная и наивная,
     грубая самка и нежный ребенок, весна и осень женщины, все это - бесконечные
     оттенки, аккорды прекраснейшей симфонии, сказка вечной влюбленности!..
     Вспомните, что один из величайших пророков населил рай гуриями, а другой,
     еще более великий, не осудил женщину, взятую в прелюбодеянии!..
     Луганович с нескрываемым изумлением посмотрел на инженера, не понимая,
     шутит он или говорит серьезно. В конце концов, это бесконечное повторение
     пряного слова "женщина" возбуждало и его. С каждым эпитетом,
     произносимым инженером, новый образ женщины вставал перед молодым человеком
     и все образы сплелись в какой-то сладострастный танец, проносясь перед ним с
     рассыпанными по обнаженным плечам волосами, с пьяными от желания глазами, с
     гибкими руками, протянутыми для объятий и ласк.
     Студент невольно вспомнил все свои еще столь немногие встречи с
     женщинами, и ему стало завидно и стыдно, что он так неопытен в этом мире,
     где инженер, видимо, знал все. Если бы в эту минуту Высоцкий спросил о числе
     его любовниц, Луганович не мог бы назвать те два-три имени, которые с
     гордостью хранил в памяти, а солгал бы, как хвастливый мальчишка. Солгал бы,
     прежде чем успел бы оценить свою ложь.
     Но инженер ничего не спросил. Он посмотрел на Лугановича странно
     прозрачными глазами и неожиданно сказал деланно равнодушным тоном:
     - Кстати, кто эта барышня, с которой вы часто гуляете в парке... Такая
     высокая, с шарфом?.. Познакомьте меня с ней.
     От неожиданности Луганович даже вздрогнул. В связи со всем тем, что
     говорил инженер, было что-то оскорбительное в этой просьбе. Но взгляд
     инженера был так ясен, показаться наивным мальчиком было выше сил
     Лугановича, и студент, стараясь казаться равнодушным, ответил:
     - А, с Ниной?.. Что же, с удовольствием!..
     Впоследствии он старался не вспоминать, что в эту минуту едва не сказал
     вместо Нина - Нинка, и не мог скрыть хвастливой усмешки счастливого
     любовника.
     - Значит, познакомите?.. Слово?.. - настаивал инженер.
     - Конечно, почему же нет?.. - тем же тоном ответил Луганович.
     И ему стало так стыдно, точно он совершил какое-то предательство.
     Как будто только этого и надо было инженеру. Высоцкий встал, потянулся
     и лениво пробормотал:
     - Вот и прекрасно. Мне давно хотелось. А теперь пора нам и по домам.
     Поздно.
     Он крепко постучал палкой по столу и крикнул подбежавшему лакею:
     - За мной.
     Потом, не глядя, небрежно протянул руку.
     - Так-то юноша!.. Ну, до приятного!.. Покойной ночи. Кланяйтесь
     Ниночке.
     Несколько мгновений Луганович растерянно смотрел в спину инженера,
     медленно спускавшегося по ступенькам в темноту парка. Студент не мог бы
     объяснить, что случилось, но вся кровь прилила у него к голове. Совершенно
     внезапное бешенство овладело им, и вне себя, еще сам не зная зачем,
     Луганович кинулся за инженером.
     Он догнал Высоцкого на главной аллее, ведущей к выходу из парка. Везде
     уже были потушены огни, но здесь, на широкой просеке, мощенной беловатым
     кирпичом, было светлее, и при бледном отблеске звезд лицо инженера
     показалось странно бледным, а борода чернее сажи.
     - А, это вы? В чем дело?.. - небрежно спросил он, приостанавливаясь
     только вполоборота к Лугановичу.
     И, как будто угадав, что делалось в душе студента, с непостижимой
     наглостью подхватил его под руку и, не давая сказать ни слова, проговорил:
     - А та дамочка ничего!.. Та, черная, с прошивочками... Очень
     любопытная дама!.. Рекомендую. Рекомендую и завидую. Искренно завидую! Огонь
     баба!..
     Сбитый с толку Луганович невольно широко и польщенно осклабился.
     Инженер взглянул ему прямо в глаза и прибавил:
     - А Ниночка ваша и того лучше!.. Молодец, юноша: не зеваете!.. Да так и
     надо: что им смотреть...
     Высоцкий в упор произнес страшно грубое и грязное слово, захохотал,
     подмигнул с самым приятельским видом, крепко тряхнул локоть Лугановича и
     быстро пошел прочь.
     Луганович, окончательно растерявшись, остался на месте.
     Из темноты неожиданно донесся голос инженера: - Ах да... насчет
     шампанского не беспокойтесь!.. Я всегда плачу сам. Покойной ночи!.. Не
     забудьте о Ниночке!..
     Луганович вздрогнул, как от удара, вспыхнул, сжал кулаки и опрометью
     устремился за инженером, но того уже нигде не было видно. Может быть, он
     свернул в боковую аллею, но впоследствии Луганович готов был поклясться, что
     Высоцкий просто спрятался где-нибудь в тени.
    
     V
    
     Вверху беззвучно и торопливо искрились звезды. Они мигали и шевелились,
     как живые, наполняя необъятный простор вечным движением. На земле же были
     тишина и сон. Белые домики дач смутно белели под деревьями. Мрак проступал
     меж стволами сосен и полз на бледные поляны, где недвижно никли сонные травы
     и цветы; воздух был пряный и душный.
     От выпитого шампанского и недавнего возбуждения у Лугановича кружилась
     голова и беспокойно стучало сердце. Поглощенный своими мыслями, студент уже
     часа два бродил в этом ночном царстве, и все казалось ему странным, точно он
     видел ночь в первый раз.
     Невольно сторожко всматриваясь в темноту под деревьями, где чудились
     какие-то присевшие подстерегающие тени, Луганович думал об инженере, а шаги
     его звонко скрипели по деревянным мосткам, проложенным вдоль дач и белевшим
     во мраке.
     "Как он смел так говорить о Нине?.. - думал Луганович. - За кого он
     принимал меня? За такого же мерзавца, как и он сам, или за глупого
     мальчишку?.. Негодяй!.. Даже не потрудился скрывать своих намерений!.."
     Эти намерения цинично представлялись Лугановичу и были так ярки; он
     уже видел Нину, такую чистую и нежную, в объятиях инженера, похожего на
     козлоногого чернобородого сатира. Кулаки Лугановича инстинктивно сжимались. Студент вспомнил слова инженера о том, что
     молодые мужчины часто из глупого благородства уступают женщин другим, более
     наглым, и почувствовал себя именно таким глупым рыцарем. Как будет инженер
     смеяться над ним, если овладеет Ниной!.. Злоба и ревность овладели
     Лугановичем, и, отлично сознавая, что, во всяком случае, этой ночью ничего
     быть не может, он все-таки повернулся и почти побежал к даче, где жила
     девушка.
     Сердце сильно билось у него в груди, когда через решетчатый забор он
     увидел пустынный двор, знакомую аллейку тоненьких сосенок и темное запертое
     крыльцо дачи.
     Ни одного огонька не было в слепых окнах. Полная тишина, в которой тихо
     бродил сон, стояла кругом. Как зачарованные, неподвижно замерли тоненькие
     елочки, а через поляну навевал мрак темный, жуткий бор.
     Луганович тихонько обошел кругом дачи, вышел на дорогу в поле и долго
     стоял на углу, глядя в далекие, уходящие во мрак луга и широкое звездное
     небо. Чувство глубокого одиночества охватило его, и вдруг до боли захотелось
     женской ласки. Он представил себе Нину, как она спит сейчас, свернувшись
     клубочком и рассыпав по подушке свои светлые пушистые волосы, и жажда
     близости заставила его задрожать.
     "Милая!.." - подумал Луганович со страстным порывом, и ему захотелось
     вслух произнести ее имя.
     Но кругом была такая тишина, что слова не шли с языка.
     - Нина!.. Ниночка!.. - наконец со страшным усилием невнятно выдавил из
     себя Луганович и сам вздрогнул от своего голоса, таким странно громким и
     незнакомым показался он в тишине и неподвижности ночи.
     Студент даже оглянулся невольно, но все было пусто и тихо и загадочно
     чернели окна кругом запертой дачи.
     Он уже собирался двинуться назад, в обход дома, как вдруг что-то
     зашуршало, злобно заворчало и гавкнуло над самым ухом. Подкравшаяся со двора соседней дачи, невидимая в
     темноте собака залилась оглушительным глупым лаем.
     - О, черт!.. - вздрогнул Луганович, чувствуя, как мурашки побежали по
     спине.
     Собака кидалась на забор, рычала и захлебывалась от злости.
     - Пшла ты, проклятая!.. - сквозь зубы цыкнул студент и замахнулся,
     испугавшись, что этот лай перебудит всех в доме.
     Собака даже взвизгнула от злости и кинулась с такой силой, что забор
     затрещал. Лай ее, казалось, действительно был способен разбудить целое
     кладбище.
     Луганович на цыпочках отбежал в сторону и пошел прочь, но проклятая
     собака и не думала успокоиться. Лугановичу послышались сонные голоса. Собака
     залилась еще пуще.
     "Недоставало еще, чтобы меня за вора приняли!.." - подумал студент и
     ускорил шаги, уже не по мосткам, а прямо по мягкой росистой траве.
     Еще долго издали доносился заливистый лай собаки, которая, очевидно,
     все еще чуяла его. Наконец все затихло, и Луганович вздохнул спокойно.
     - Вот проклятая собака!..
     Он оглянулся кругом и заметил, что стало светлее.
     Летняя ночь быстро шла к концу. Близился рассвет. Где-то далеко, на
     деревне, звенящим и тоскливым криком откликнулся петух.
     "Скоро и утро", - подумал Луганович, и ему стало странно, что он
     пробродил, сам не зная зачем, целую ночь.
     Но когда он подумал, что надо идти спать, прежнее смутное желание снова
     поднялось. Стало жаль чего-то, что могло бы быть и не было. И сквозь
     нежность к Нине, которая вдруг охватила его, пробилась животная досада:
     - Неужели она не понимает, как нужна мне... А как могло бы быть
     хорошо!..
     Сладкая истома прошла по всему телу при этой мысли, и внезапно
     Луганович вспомнил другую женщину:
     - Ах, если бы...
     Он представил себе Раису Владимировну, с ее черными подрисованными
     глазами, яркими губами, такую смелую, откровенную и доступную. Только одно
     мгновение было противно ее порочный образ ставить рядом с милой, чистой
     Ниной, но потом пришла темненькая юркая мысль:
     "Сама и виновата!.. Чего ж она капризничала!.."
     Луганович постоял, охваченный неожиданными дерзкими соображениями.
     Странная улыбка трусливо бродила по его губам. Пришедшая в голову мысль
     пугала его самого и казалась совершенно дикой.
     "А вдруг?.." мелькало у него в голове.
     И еще не веря себе, Луганович нерешительно повернул и пошел к даче, где
     жила Раиса Владимировна.
    
     VI
    
     Должно быть, где-то за лесом уже светало, потому что стволы сосен
     явственно выступили из мрака и промежутки между ними посерели.
     На стенах дачи лежал синеватый свет. На дворе побелела трава, и
     откуда-то потянуло резким ветерком. Звезды как будто углубились в синеву
     побледневшего неба.
     Луганович стоял перед калиткой и чутко прислушивался. Глаза у него
     вдруг стали зорки, слух тонок, движения быстры и ловки.
     Он все еще не верил тому, что хотел сделать. Было страшно и стыдно, и
     казалось, что это совершенно невозможно. А вдруг она вовсе и не думала
     ничего подобного, и выйдет глупо и скверно?..
     Но темное желание было уже сильнее голоса рассудка. Нина вдруг вылетела
     у него из головы, и навязчивое невыносимое представление о большом мягком
     теле и черных бесстыдных глазах одно стояло перед ним.
     Чувствуя, как сладко ноет и слабеет у него под коленками, Луганович
     отворил калитку, на цыпочках
     пробежал весь двор и, как вор, юркнул за угол дома. Ему казалось, что
     со всех сторон видят и следят за ним. Сердце безумно колотилось.
     По эту сторону дачи был садик, окруженный молодой фруктовой посадкой.
     За обвитым хмелем плетнем шли какие-то пустыри и огороды, а еще дальше
     виднелась холодная белая полоса утреннего тумана над рекой. Было как-то
     особенно пусто и светло.
     На стене странно и неожиданно чернело открытое окно.
     - Я всегда сплю с открытым окном!.. - вспомнил Луганович лукавый
     женский голос, в котором звучал откровенный и циничный намек.
     Голова у него закружилась. Луганович подкрался к самому окну и
     прислушался. В комнате было тихо и темно, но студенту послышалось мерное
     дыхание. Может быть, это просто шумело у него в ушах.
     - Раиса Владимировна!.. - прерывающимся шепотом проговорил он.
     Никто не ответил, только какая-то птица шелохнулась на верхушке дерева.
     - Раиса Владимировна!.. - громче повторил Луганович и облизал вдруг
     пересохшие губы. Что-то шевельнулось в комнате и затихло.
     - Раиса Владимировна!.. - в третий раз позвал студент почти громко. Он
     уже не владел собою и был готов на все.
     Шорох послышался сильнее, и сонный женский шепот что-то спросил из
     темноты. Луганович почувствовал, что от слабости у него подгибаются ноги. Он
     уже не видел ничего, кроме черного четырехугольника окна.
     И вдруг мрак в окне заколебался: что-то белое выплыло в нем, и из
     темноты выступило красивое, странно бледное при неверном свете утра женское
     лицо с черными глазами и черными распущенными волосами.
     Она с испугом смотрела на Лугановича, и студент ответил ей кривой
     нелепой улыбкой.
     - Кто это?.. - спросила Раиса Владимировна тревожно и вдруг узнала его.
     Мгновенно выражение глаз изменилось, и что-то порочное, насмешливое и
     обрадованное мелькнуло в них.
     - Сумасшедший!.. - шепнула она. - Откуда вы?..
     Он хотел ответить и не мог. Раиса Владимировна пытливо посмотрела на
     него, быстро оглянулась кругом и протянула руку.
     Рука была совсем обнажена и слабо розовела в синеньком свете утра.
     Луганович схватил ее и жадно пополз губами по теплой бархатистой коже, туда,
     где у сгиба локтя неуловимо нежно голубела мягкая ямочка.
     - Сумасшедший!.. - как бы в раздумье повторила она и опять оглянулась.
     Студент с кривой, преступной улыбкой тянул ее руку к себе и не знал,
     что делать дальше. От этого движения свалилось что-то белое и обнажилось
     круглое голое плечо, по которому стекали черные спутанные волосы. Ей было
     неловко стоять так, и она невольно потянула руку к себе, но Луганович не
     пускал и все смотрел ей прямо в глаза с той же кривой, нелепой, умоляющей
     улыбкой.
     - Пустите же!.. - прошептала она. - Увидят!..
     Но студент вскочил на карниз и резко и грубо дернул ее к себе. Женщина
     пошатнулась и всем своим мягким и горячим телом прислонилась к нему. Он
     жадно искал губами, увидел близко черные, как-то странно внимательно
     смотревшие глаза, почувствовал упругую тяжесть ее груди и изо всех сил сжал
     ее в объятиях, внезапно озверев до потери сознания.
     Раиса вырвалась, с пьяными глазами и странно улыбающимся ртом.
     - Идите сюда... - прошептала она чуть слышно и, не выпуская его руки,
     отступила куда-то назад, в темноту.
     Луганович неловко, помогая себе одной рукой, перевалился через
     подоконник и опустился в какую-то
     душную темную бездну, ничего не видя и не зная, где он.
     Голые горячие руки нашли его и уверенно повлекли
     куда-то.
    
     VII
    
     Было уже совсем светло, и в деревне бабы шли на базар, когда Луганович
     быстро шагал домой. Солнце стояло еще низко, и его ослепительно яркие косые
     лучи резко чеканили каждую кочку на дороге. Зелень была свежа и чиста, небо
     прозрачно, и перистые облачка высоко кудрявились над землей. Мычали коровы;
     с топотом, не подымая пыли на сбросившейся за ночь мягкой дороге, проскакал
     табун из ночного. Из труб подымался легкий сизый дымок и розовел на солнце.
     Слышались бодрые громкие голоса, скрип ворот и радостное оглушительное
     чириканье воробьев, возбужденных ярким солнцем и свежим утром.
     Только дачи смотрели по-прежнему темными слепыми окнами и около них
     было пусто и тихо.
     Луганович шел, чувствуя себя молодым, сильным и гордым, как победитель.
     Он совсем не думал, что Раиса Владимировна отдавалась многим, и, блестя
     глазами, повторял про себя: "Четвертая!.. Четвертая!.."
     Первою была горничная Оля, второй - модистка Катя, третьего Луганович,
     с натяжкой, считал Нину, и Раиса Владимировна была его четвертой победой,
     наполнившей его мужской гордостью. Он чувствовал себя настоящим мужчиной.
     Перед глазами у него все еще стояла смятая постель, черные спутанные
     волосы, обнаженное роскошное тело, и в каждом мускуле своем он чувствовал
     силу и сладкую истому.
     Только немного было стыдно, когда бабы провожали его глазами, и
     казалось, что они все догадываются, откуда он идет.
     Дома, на даче, все еще спали, но дверь на балкон
     была открыта и ступеньки крыльца мокры и блестящи. Прислуга, высоко
     подоткнув юбку и согнувшись, мыла пол и встретила его равнодушно-удивленным
     взглядом. Луганович поскорее прошел мимо нее и затворил дверь в свою
     комнату.
     Здесь было совсем светло, несмотря на закрытые ставни. Сквозь все щели
     неудержимо проникал яркий солнечный свет, и косые пыльные полосы,
     переливаясь и играя, тянулись через всю комнату. Воздух застоялся за ночь, и
     было душно.
     Луганович поспешно разделся и лег, хотя было как-то странно ложиться
     спать, когда кругом так светло. Но когда он вытянул ноющие от усталости ноги
     по свежей холодноватой простыне, все тело его охватило такое сладостное и
     удовлетворенное чувство покоя, что Луганович даже засмеялся от радости.
     "А хорошая штука жизнь!.." - подумал он.
     И это чувство полного физического удовлетворения было так сильно, что
     когда студент вспомнил Нину и впервые понял, что он ей изменил, это уже не
     могло побороть восторга молодого, здорового и сильного тела.
     "Ну, что же... сама виновата!.. - опять подумал он, успокаивая что-то
     странно уколовшее сердце. И маленькая, юркая и хитренькая мысль мелькнула в
     голове: - Да она не узнает!.."
     И, засыпая мгновенным здоровым сном, Луганович спутал и Нину, и Раису,
     и еще много таких же молодых, прекрасных женщин в одно ощущение бесконечной
     радости жизни.
    
     VIII
    
     Нина и Коля Вязовкин шли вдвоем по лесу. Кругом все было насквозь
     пронизано солнцем и жаром. Под ногами скользили сухие иголки старой хвои и
     трещали полусгнившие шишки. Коля Вязовкин вспотел так, что пот прямо лил с
     него. Нина тоже раскраснелась. На груди и спине ее, когда от движения
     раздвигался широкий вырез легкой кофточки, показывался милый треугольник темного
     загара на нежной бело-розовой коже. Вся она дышала молодостью, здоровьем и
     свежестью, и казалось, что ей не может быть так жарко и потно, как всем
     другим людям.
     В лесу свистели и верещали птицы. Какие-то, насквозь пронизанные
     солнцем, золотистые мухи пулями мелькали от дерева к дереву. На ярких
     лужайках взлетали и падали пестрые бабочки. Суетливо ползли куда-то муравьи,
     копошились жучки и козявки. Лето было в разгаре, могучее, хлопотливое,
     полное мириадами жизней.
     - Вот жара, Коля!.. - засмеялась Нина, как крыльями, помахав в воздухе
     приподнятыми руками. - Боже мой, какая жара!..
     - Да, тепво!.. - отвечал Коля, снимая фуражку и в изнеможении вытирая
     мокрый лоб.
     - Даже все дачники попрятались. Одни мы с вами такие храбрые!.. А мне
     нравится. Я люблю, когда жарко!
     Коля не отвечал, он совсем разварился.
     - А, вон кто-то сидит!.. - заметила Нина.
     В стороне от тех мест, где обыкновенно гуляли дачники, что-то
     зачернелось.
     Нина и Коля шли мимо этого места, невольно поглядывая туда.
     Там висел большой нарядный гамак с кистями. В гамаке лежала женщина, а
     у ног ее, прямо на земле, сидел мужчина. Они были близко друг к другу.
     Мужчина, в студенческой фуражке, что-то говорил. Из гамака смотрели на него
     черные глаза и улыбались спокойные яркие губы.
     Нина сразу узнала их, но как-то даже и не поняла сначала, что это может
     значить и отчего вдруг так стукнуло сердце.
     - Это Луганович, - сказал Коля.
     Нина вдруг побледнела и быстро пошла вперед, углубляясь в лес.
     - Нина Сергеевна, куда же вы?.. Подождите!.. - закричал сразу отставший
     Коля Вязовкин.
     Нина скорее почувствовала, чем увидела, как на крик Коли Луганович
     быстро оглянулся.
     Раиса Владимировна проводила ее глазами.
     - Это, кажется, ваша пассия?.. - насмешливо спросила она.
     Даже не глядя, опытным женским чутьем она поняла, что происходит в душе
     Лугановича, и усмехнулась.
     - Попался, миленький!.. - каким-то дурашливым, нехорошим тоном сказала
     она. - Так вам и надо!..
     - Почему - попался?.. Вот глупости!.. - по-мальчишески пробормотал
     Луганович, не смея взглянуть на нее и чувствуя, что глупо краснеет.
     - Да, да, да!.. - грозя пальцем, смеялась Раиса. - Знаем мы все!
     Луганович думал, что она ревнует, и испугался. Но Раиса Владимировна
     слишком хорошо знала мужчин и знала власть своего тела. Она смотрела на
     Лугановича плотоядно и уверенно. Он нравился ей именно своей молодостью и
     нетронутостью. Такого любовника у нее давно не было, и она твердо знала, что
     не уступит его этой простенькой провинциальной барышне, по крайней мере,
     пока он не надоест ей. Как раз в ту минуту, когда показались Нина и Коля
     Вязовкин, Раиса Владимировна уговаривала Лугановича перевестись в
     Петроградский университет.
     Луганович был смущен и растерян. Его поза у самых ног Раисы была так
     интимна и он так ясно понял инстинктивное движение Нины, что сразу стало
     понятно: теперь все между ними кончено. Внезапно его охватила злобная досада
     против Раисы.
     Раиса Владимировна презрительно и властно посмотрела на него, чуть-чуть
     усмехнулась и, лениво откинувшись назад, протянула:
     - Жарко!.. Так, кажется, взяла бы да и разделась совсем!..
     Луганович быстро взглянул на нее. Мысль видеть ее нагой тут, в лесу,
     среди белого дня, обожгла его.
     Раиса прекрасно поняла этот взгляд.
     - А что, если я в самом деле разденусь?.. Вам не очень будет стыдно?..
     - русалочьим тоном спросила
     она, потянулась всем своим богатым телом и закинула руки за голову,
     чтобы выпуклее выставить грудь.
     Луганович покраснел, но ответил нарочито наглым тоном:
     - Если вам не будет стыдно, так почему же мне будет?.. Хотите, я
     помогу?..
     Раиса Владимировна смеялась, точно ее щекотали эти слова.
     - А что ж, это было бы пикантно!.. - по слогам протянула она и уронила
     свою полную обнаженную руку у самых губ Лугановича.
     Луганович взял и провел по своим губам ее нежной влажной кожей. Женщина
     раскинулась в гамаке, лениво отдаваясь его ласкам.
     Ее пышное тяжелое тело красиво и выпукло изгибалось в натянутой сетке.
     Тонкие бечевки обрисовывали, обтягивая, все линии его. Ноги, маленькие и
     крепкие, в прозрачных чулках, стройно скрещивались в воздухе выше головы.
     Вся она была мягкая, дразнящая, жаркая.
     И, мысленно махнув на все рукой, Луганович забыл Нину.
     Схватившись за гамак, он перекатил тело женщины на самый край его,
     запутал в платье и стал умолять о чем-то. Глаза у него блестели и смотрели,

/ Полные произведения / Арцыбашев М.П. / Женщина, стоящая посреди