• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Мордовцев Д. Л. / Гроза двенадцатого года

Гроза двенадцатого года [35/42]

Скачать полное произведение

    Император Александр оказывал Коленкуру особенное предпочтение, двор следовал его примеру. Но далеко не так относилось к нему высшее наше общество, и лишь мало-помалу ухаживая за публикой а давая великолепные праздники и пышные обеды, удалось ему добиться лучшего приема. Государь явно и громко высказывал свое личное расположение к нему и к Франции вообще, и только это несколько сдерживало в границах выражение неприязненных чувств, которыми одушевлена была тогда Россия. Сам я еще мало вращался в обществе и не настолько созрел умственно, чтобы подметить настроение, но люди, постоянно посещавшие высший круг, передавали мне свои наблюдения. И эти наблюдения запечатлелись в моем уме как довольно любопытные свидетельства, до какой степени независимости доходило у нас в то время общественное мнение. Замечательно, что в таком самодержавном государстве, как наше, при государе столь любимом, как был Александр Павлович, несмотря на вкоренившееся в высших классах предпочтение к иностранцам, политические обстоятельства того времени произвели в обществе глухой, но все же внятный ропот противоречия открыто выражаемым симпатиям двора. Это общее настроение заметил я и в моем непосредственном начальнике графе А. Н. Салтыкове <Салтыков Александр Николаевич - сын известного генерал-фельдмаршала Н. И. Салтыкова. Занимал должность товарища министра иностранных дел, после заключения Тильзитского мира являлся некоторое время министром иностранных дел. Впоследствии член Государственного совета.>: он разделял чувства большинства, между тем как министр, у которого он был товарищем, поклонялся Наполеону и его политике. Эта политика восстановила нашу дружбу с Францией и вместе с тем поставила нас в необходимость вести в одно и то же время две войны: одну с Англией, другую с Швецией, несмотря на то, что у нас еще с прошлого года была на руках война с Турцией, возникшая из необходимости удержать за собой покровительство над Молдавией и Валахией, состоявших под охраной России. В то время, как сухопутные войска, под начальством старого генерала Михельсона <Михелъсон Иван Иванович (1740-1807) - генерал. Участвовал в семилетней и русско-турецкой (1770 г,) войнах, а также в борьбе против Польши. Получил известность как активный уча-отник усмирения Пугачевского восстания. В 1803 г. был назначен военным губернатором в Белоруссию. В 1805 г. получил командование войсками, находившимися на западных границах России. В 1806 г. направлен в днепровскую армию для действия против турок. При его участии был проведен ряд успешных операций, заняты молдавские земли, Яссы и Бухарест.> (некогда прославившегося свонми успехами против Пугачева) овладели Яссами и Букурештом, адмирал Сенявин <Сенявин Дмитрий Николаевич (1763-1831) - русский адмирал. Командовал русской средиземноморской эскадрой в войне протдеэ Турции 1806-1812 гг. Осуществил блокаду Дарданелл и разгром турецкого флота в Афонском сражении 1 июля 1807 г. Проявил себя как выдающийся флотоводец, сумевший добиться победы над численно превосходящим противником. Военные действия эскадры в Архипелаге продолжались до августа 1807 г. и прекратились в связи с начавшимися переговорами в Тильзите, которые повлекли за собой мирные переговоры с Турцией. Эскадре было предписано покинуть Архипелаг и возвращаться в Россию. Эскадра Д. Н. Сенявина двинулась к Гибралтару, чтобы затем направиться в Балтийское море. Однако штормовая погода и необходимость пополнения запасов вынудили ее зайти в порт Лиссабона. В это время столица Португалии была оккупирована французами, а выход из порта блокировала английская эскадра. Русские моряки оказались запертыми в бухте в весьма незавидном положении. Наполеон, стремясь продемонстрировать всему миру дружбу с императором Александром, намеревался использовать русскую эскадру в своих боевых действиях. Однако Сенявин, несмотря ни на какие уговоры командующего французской армией Жюно, сохранял нейтралитет, что позволило ему сберечь эскадру. По конвенции с английским адмиралом Коттоном русские корабли отводились в Портсмут, но не считались пленными, а русским морякам разрешено было вернуться на родину.> с русским флотом победоносно действовал в Архипелаге и в нюне 1807 года одержал морскую победу, которой навел трепет на Константинополь, так как дело происходило у входа в Дарданеллы, близ острова Тенедоса. Но эта победа не имела последствий из-за того же Тильзитского мира, вследствие которого наши военные действия против турок были приостановлены. Позднее мне случилось лично узнать славного адмирала Сенявина, у дяди моего Спафарьева, которому он был другом и товарищем по службе.
    
     1809 год
    
     Весна и лето 1809 года ознаменованы нашими успехами в Финляндии и взятием Свеаборга <...ознаменованы нашими успехами в Финляндии и взятием Свеаборга... - По русско-французскому мирному договору, подписанному в Тильзите, Россия обязывалась потребовать от Дании, Швеции и Португалии закрытия портов для английского флота и объявления ими войны Англии. В случае отказа подразумевалось, что Россия и Франция будут относиться к этим странам как к неприятелю. 14 сентября 1807 г. министр иностранных дел Франции Шампани направил на имя посла Савари в Петербург инструкцию с требованием добиваться активных действий России против Швеции с тем, чтобы последняя присоединилась к континентальной блокаде. Если же шведский король не примет предложений, то, по мнению Наполеона, Россия должна была объявить Швеции войну. "Это объявление, - подчеркивалось в инструкции, - должно сопровождаться враждебными мерами. Шведская Финляндия должна быть захвачена Россией". В феврале 1808 г. русские войска начали военные действия в Финляндии. 1 марта ими был взят Гельсингфорс, после чего основная часть армии была направлена на осаду Свеаборгской крепости, прикрывавшей Гельсингфорс с моря. Осада длилась немногим более месяца, и к 22 апреля крепость перешла в руки русского командования. Быстрая сдача была обусловлена тем, что многие офицеры были противниками шведского ига над Финляндией.> или так называемого Северного Гибралтара, который сдался Сухтелену <...сдался Сухтелену. - См. прим. к с. 555.>. В Турции военные действия шля вяло, а война с Англией состояла лишь в том, что английский флот, появившийся в Балтийском море <...английский флот, появившийся в Балтийском море... -В октябре 1807 г. произошел разрыв отношений России и Англии. В Балтийском море были приняты серьезные меры для обороны Петербурга. Кронштадт был приведен в боевое состояние. Военные действия русских не были активными ыз-за плохого состояния флота. Английские суда вели борьбу главным образом с русским коммерческим флотом: они захватывали торговые суда в Балтийском и Северном морях, нанося серьезный ущерб российской экономике.>, мирно плавал вдоль берегов Эстландии и Финляндии, лишь изредка имея незначительные дела с нашей кронштадтской эскадрою, не производя нападений иа берега наши, которые были беззащитны от Кронштадта до Ревеля, и даже не помогая шведской флотилии, действовавшей против нас со стороны Финляндии. Англичане довольствовались тем, что заперли наш военный Ревельский порт, куда укрылись главнейшие наши корабли, будучи не в состоянии бороться с чрезмерным превосходством английского флота, которым командовал адмирал Сомарец.
     В течение этого же 1809 года, кроме тех войн на оконечностях государства, мы должны были помогать Наполеону в его войне с Австрией. Еще веспою оттуда нарочно приезжал князь Шварценберг хлопотать если не о содействии, то, но крайней мере, о невмешательстве России. Славный своим происхождением, благородством характера и блестящим умением вести беседу, он был отлично принят государем и двором и встретил в обществе самое радушное гостеприимство, чем именно хотел уколоть Колен-кура. Александр Павлович из высших соображений считал необходимым сохранять добрые отношения к Наполеону: 30-тысячный корпус под начальством князя Сергея Федоровича Голицына, занял Галицию, но не имел случая драться с австрийцами. Только русские войска вместе с французскими и польскими, почти без бою взяли Варшаву, которая была захвачена австрийцами в самом начале войны.
     Тогдашние наши войны не возбуждали народного сочувствия ни в столице, ни внутри государства, кроме разве войны против турок, этих извечных наших неприятелей. О воЙЕ1е с англичанами мало кто и думал, в чем я имел случай удостовериться в кратковременную мою поездку в Ревель к родным, летом 1809 года. С берега виден был английский флот, и это не мешало Равелю веселиться по случаю Ивановской ярмарки, на которую съехалось местное дворянство. Ярмарка сопровождалась танцевальными собраниями и спектаклями, в полной беззаботности. И это было вроде негласного перемирия. Правда, английские моряки не выходили на берег, но посылали в окрестности за водою и свежими припасами и передавали начальникам наших береговых укреплений английские и немецкие газеты с известиями о том, что происходило в Австрии.
    
     1810 год
    
     В дипломатическую канцелярию стекались важнейшие политические дела, и служба в ней была для меня наилучшею школою: я мог следить за общим ходом наших внешних сношении, которые все сосредоточивались в руках государственного канцлера. Я трудился с удвоенным усердием, и вскоре досталась мне честь самому составлять депеши и ноты (конечно, менее важные), а не переписывать только чужую работу.
     1810 год прошел для России без особенно важных внешних событий, за исключением разве блестящих, но непрочных успехов молодого героя графа Каменского в Турции <...успехов... графа Каменского в Турции. - Речь идет о русско-турецкой войне 1806-1812 гг. В 1810 г. русские войска полностью перенесли боевые действия на южный берег Дуная. Весной 800-тыс. армия под командованием генерала М. Н. Каменского овладела крепостями Туртукай и Силистрия, блокировала Рущук и развивала наступление на южном направлении. Однако на зимние квартиры русские войска были снова отведены на северный берег Дуная.>. В европейских делах наше влияние подавлялось преобладающею силою Наполеона. Все эти государи-выскочки, посаженные им на престолы, его братья Иосиф в Испании, Людовик в Голландии, Иероним в Вестфалии, его зять Мюрат в Неаполе, сестра Элиза в Тоскане, были официально признаны Тильзитским договором, они имели дипломатических представителей в Петербурге <...они имели дипломатических представителей в Петербурге... - Поскольку Александр I официально признал изменения, произошедшие в Европе в результате завоеваний Наполеона, то в Петербург прибыли представители новых правительств. Большей частью они носили формальный характер и не оказывали заметного влияния на дипломатию. Так, например, Жозеф Бонапарт, возведенный Наполеоном на испанский престол, папра-вил в Петербург генерала Пардо де Фигероа, который пробыл в России вплоть до войны 1812 г. Влиянием он не пользовался. Александр I старался с ним не встречаться, но в то же самое время вел активные переговоры с представителями испанских повстанцев, которые находились в Петербурге для заключения союзного договора.> и при себе русских министров, с обычным взаимным обменом орденов и лент. Наполеонова свадьба с Марией-Луизой <Наполеонова свадьба с Марией-Луизой... - После Тильзита, желая укрепить союз, Наполеон посватался к сестре царя вел. кн. Екатерине Павловне, после чего ее поспешили выдать замуж за Георга Ольденбургского. Наполеон сделал предложение другой сестре царя, Анне Павловне, но получил отказ. Тогда, в январе 1810 г.. на совещании высших оановников по вопросу о разводе и о новом браке Наполеон склоняется в пользу австрийской эрцгерцогини Марии-Луизы. В марте 1810 г. в Вене состоялась свадьба. Однако сам император на свадьбу не приехал, направив вместо себя маршала Бертье и эрцгерцога Карла. "Супруги" впервые встретились недалеко от Парижа, по дороге в Компьен.>, которая сопровождалась великими празднествами в Париже в июле 1810 года, вызвала соответственные празднества в Петербурге и Петергофе.
     Личная и политическая дружба между обоими наиболее мо-гущественнымп монархами Европы, по-видимому, продолжалась <Личная и политическая дружба... продолжалась. - Согласно взгляду Бутенева дружба Александра I и Наполеона после Тильзита оставалась нерушимой. Это явно противоречит действительности. Уже с конца 1809-го и тем более в 1810 г. наметились серьезные противоречия, более того, оба императора начинают с этого периода подготовку к войне. 1 февраля 1810 г. Барк-лай-де-Толли был назначен военным министром и возглавил подготовку к войне. Кривая военных расходов резко пошла вверх, такими же темпами росла и численность войск.>. Внутри России шла действительная работа по преобразованию управления и финансов, производились негласные, но усиленные военные приготовления под искусным руководством Барклая-де-Толли, который в начале этого года сделался военным министром на место графа Аракчеева <Аракчеев Алексей Андреевич (1769-1834) - генерал от артиллерии, председатель Департамента военных дел Государственного совета. С декабря 1812 г. находился в Главной квартире действующей армии. Впоследствии начальник управления военных поселении. После Тильзитского мира Аракчеев был ближайшим помощником царя, военным министром. Перед ним была поставлена задача восстановить боеспособность армии, укомплектовать ее с помощью рекрутских наборов, реорганизовать артиллерию. Его неукротимая энергия дала свои результаты: преобразования (особенно в артиллерии) сделали ее одной из лучших в Европе. В 1812 г. Аракчеев не принимал участия в военных действиях, но находился неотлучно при Александре I, за что и получил новое назначение: быть докладчиком по делам Комитета министров. Фактически он стал не только премьер-министром, но единственным министром, наделенным нравом доклада у царя.>.
    
     1811 год
    
     Это был год знаменитой кометы. В простонародном мнении ее появление считается предвестием великих событий, счастливых или злополучных. Начало и развязка достопамятной войны 1812 года были полнейшим оправданием этой приметы в обоих смыслах, и не только для России, но и для всей Европы, положение которых как будто каким волшебством совершенно изменилось. Россия, кроме кометы, озарялась в 1811 году зловещим пламенем частых и опустошительных пожаров по разным губерниям. В Туле, между прочим, совершенно сгорел большой оружейный завод. Распространившаяся повсюду тревожная опасли-вость как бы готовила умы к великим испытаниям следующего года. Я очень хорошо помню тогдашнее настроение в Петербурге, где люди, знакомые с ходом политических дел, имели еще более поводов, нежели простонародье, дрожать за ближайшую будущность.
     А между тем, как нарочно, год кометы был одним из самых урожайных относительно всех плодов земных, как у нас, так и во всей Европе. В странах, где растет виноград, 1811 год славен "вином кометы". Долго стояла великолепная летняя погода, даже в Петербурге. С лишком два месяца ярко горела комета, видимая даже невооруженным взглядом. По вечерам на набережных и бульварах толпы любовались ее долгим хвостом и ярким блеском на голубом и светлом, как среди бела дня, небе.
     По службе моей в министерской канцелярии я имел возможность видеть, как в переписке между парижским и петербургским кабинетами, при наружной вежливости, усиливалась неискренность, сдержанность и скрытая горечь. Новый посол Лористон <Лористон Жак-Александр-Бернар (1768-1828) - маркиз де Лоу, военный деятель и дипломат, в 1811-1812 гг. являлся послом Франции в России.>, явившийся в конце этого года на место Коленкура, был, по-видимому, откровенный и честный генерал, но он не имел дипломатического дарования своего предшественника и не пользовался особенною благосклонностью и личным доверием императора Александра, хотя вскоре сумел приобрести расположение и уважение петербургского общества. Часто бывая у канцлера, всякий раз обедая у него во время моего дежурства (что почиталось милостью, так как, помимо парадных обедов, он редко приглашал к своему столу), я мог замечать его озабоченность и недовольство. Он порицал открыто направление, которое принимали политические дела, и остуда между императорами Александром и Наполеоном, грозившая уничтожением союза, коего он заявлял себя приверженцем, внушала ему тревожные опасения. К чести его надо заметить, что он поступал искренне и последовательно, хотя и вопреки тогдашнему общему настроению. По его понятиям, один Наполеон был в состоянии сдержать и подавить революцпонные движения в Европе, и в 1813 году, когда Наполеон пал, граф Румянцев <Румянцев, Николай Петрович (1754-1826) - граф, государственный деятель, дипломат. В 1807-1814 гг. был управляющим министерством иностранных дел. Ярый сторонник русско-французского союза. В 1808 г. сопровождал Александра I на свидание с Наполеоном в Эрфурт.> предсказывал возобновление революционных смут, что и оправдалось еще при его жизни в Италии и в Испании в 1820 и 1821 годах. В 1811 году он, конечно, понимал, что с переменою политической системы ослабевало его собственное, до тех пор весьма гпльноо значение при государе и дворе, где у пего было множество завистников и противников. Единственное значительное лицо, с кем канцлер не прерывал добрых отношений, был знаменитый граф Аракчеев, который уступил военное министерство Барклаю-де-Толли, но, оставаясь председателем военного департамента в Государственном совете, пользовался, однако, личным доверием государя и имел большой вес во внутренних государственных делах. Надо сказать однако правду: оба эти лица, графы Румянцев и Аракчеев, были ненавистны тогдашнему петербургскому обществу. Ненависть ко второму из 1.-Г.Х возрастала и не прекращалась до самой его кончины, что касается графа Румянцева, то, удалившись от дел после 1812 года, он посвятил остаток дней своих и своего великого богатства и а покровительство наукам и всякого рода ученым предприятиям и снискал себе в отечественных летописях не менее почетную и наслуженную славу, как и отец его на военном поприще.
    
     1812 год
    
     В исходе марта, еще санным путем, возвращаясь в Петербург, я беспрестанно встречал по дороге прекрасную императорскую гвардию. В довольно сильную еще стужу, по сугробам, направлялась в Виленскую губернию гвардейские отряды на соединение с главною нашей армией, которая должна была первая противостоять вторжению страшных неприятельских сил, ужо собранных Наполеоном в Польше, Пруссии и разных частях Германии, вполне ему подчиненной. Передвижение войск с нашей стороны было только мерой предупредительною, которая предписывалась явною опасностью. Война еще не была объявлена, послы еще не покидали Парижа и Петербурга; велись очень длительные, по-видимому, переговоры для предупреждения неисчислимого в своих последствиях взрыва.
     По возвращении моем в Петербург я узнал о ссылке Сперанского <Сперанский Михаил Михайлович (1772-1839) - граф, государственный деятель. Государственная карьера Сперанского была блестящей, но весьма короткой. Его звезда взошла после Тильзитского мира в 1807 г.. когда он стал статс-секретарем царя, его ближайшим советником. Будучи человеком просвещенным, наделенным широкими и разносторонними познаниями, он был убежден в необходимости реформ и отвечал тем стремлениям, которые в первые годы своего правления высказывал российский монарх. В конце 1808 г. Александр I поручил Сперанскому разработку плана государственного преобразования России. Этот проект был встречен в штыки высшими чиновниками, сенаторами, министрами, считавшими его слишком радикальным и опасным. День ото дня множились нападки на Сперанского. Министра обвиняли в связи с французами, в полной преданности Наполеону, в поношении старых русских учреждений. Видя такое ожесточение и боясь поколебать свою популярность накануне войны, царь решил "принести его в жертву". В марте 1812 г. Сперанский получил отставку и был отправлен в ссылку. Только после окончания войны с Наполеоном он был прощен и назначен (1816) пензенским губернатором. В 1821 г. был возвращен в Петербург, назначен членом Государственного совета и управляющим Комиссии по составлению законов.>. Она всех поразила и всех занимала даже посреди политических и военных забот: до такой степени кроткое досоле и отеческое правление имлератора Александра отучило нас от деспотических приемов его предшественника. Сперанский подвергся опале и высылке немедленно по выходе из кабинета государя, с которым в тот вечер работал. Причина осталась неразгаданной не только для публики, но и для людей, занимавших самые высшие должности. Если верить рассказам, дошедшим до меня гораздо позже, Сперанский в тот вечер уже мог заметить, что государь обращается с ним не по-прежнему; он вышел из царского кабинета взволнованный и смущенный. Иностранные писатели напрасно утверждают, что причиною опалы Сперанского был отчасти граф Румянцев. Он узнал о ней в одно время со всеми и даже косвенно был некоторое время встревожен ею, так как на другой день арестовали одного из его подчиненных, значительного чиновника в министерстве иностранных дел, статского советника Бека, которого заподозрили сообщником Сперанского и через которого тот будто вел тайную переписку с Наполеоном. В городе толковали, что министр полиции Балашов <Балашов Александр Дмитриевич (1770-1837) - генерал-адъютант, член Государственного совета, министр полиции (1810- 1819).
     В 1812 г. вместе с Александром I прибыл к армии в Вильно и находился там до 24 июня, когда было получено сообщение о переходе границы Наполеоном. На другой день был отправлен с поручением устно объясниться с французским императором. Примечателен ответ Балашова на вопрос Наполеона: "Каким путем удобнее идти к Москве?" - "Есть несколько дорог, государь. Но есть одна, которая ведет через Полтаву". По возвращении получил назначение оставаться при особе Александра. Был одним из главных деятелей по призыву народного ополчения. Участво вал в Совете по избранию Кутузова главнокомандующим. После оставления французами Москвы был послан царем в город для осмотра мест, разоренных неприятелем.> открыл эту переписку.
     Эти столичные толка и ни на чем не основанные предположения в тогдашнее время не могли быть продолжительны и скоро уступили место заботам и опасениям более существенным и настоятельным, ввиду несомнительных признаков страшной и близкой войны. Войск в Петербурге ночти не было; оставалось лишь несколько запасных батальонов, к которым позднее прибавились новобранцы из ополчения. Многочисленная гвардия ушла к границам Пруссии, Австрии, Польши и даже Турции, где генерал Кутузов уже заставил великого визиря просить перемирия и начал мирные переговоры, как вдруг, ко всеобщему изумлению, на место его послан адмирал Чичагов, бывший морским министром.
     В начале апреля сам государь отправился в Вильну, в главную квартиру первой армии, находившейся под начальством военного министра Барклая-де-Толли. С государем поехал не только весь его военный штаб, но и главные министры, канцлер граф Румянцев с дипломатическою канцелярией, министр полиции Балашов, старый адмирал Шишков <Шишков Александр Семенович (1754-1841) - адмирал. В 1812 г. являлся членом Комитета по делам ополченпй. Позже - президент Российской Академии наук, министр народного просвещения.>, заместивший Сперанского в должности государственного секретаря, граф Аракчеев, без особой доверенности, но в качестве близкого человека, и еще много второстепенных лиц, как, например, недавно перешедший к нам из прусской службы генерал Фуль, слывший за отличного тактика, но не оправдавший на деле своей славы, и маркиз Паулуч-чи, итальянец, отличившийся на Кавказе и потом долгое время бывший генерал-губернатором в Риге.
     Наступали, очевидно, великие события, в которых политическое искусство должно было иметь существенное применение, и я, разумеется, горел желанием попасть в число людей, которых брал с собой в Вильну мой начальник. Но канцлер взял с собой только четырех начальников отделений, статских советников Шулепова, Жерве, Юдина и Крейдемана, а из редакторов только тех, которые были старше и опытнее меня по службе. Граф А. Н. Салтыков, мой всегдашний покровитель, в последний раз тогда принявший, за отъездом канцлера, управление министерством, пожелал утешить меня в этой неудаче и назначил дипломатическим чиновником к главнокомандующему второй армией князю Багратиону.
     Получив официальную инструкцию и рекомендательное письмо от графа А. Н. Салтыкова к моему будущему временному начальнику, я выехал из Петербурга в первых числах июня, не без горестного чувства разлуки с моими благодетелями и некоторыми добрыми товарищами по службе. <...> Я ехал по так называемому Белорусскому тракту, по большой почтоеой дороге, которая вела из Петербурга к Минску и в хорошую погоду была отличная. <...> Я скакал день и ночь и через 6 или 7 суток на пути из Минска по направлению к Гродне, добрался до Волковиска, где находилась главная квартира второй армии. <...>
     Во второй армии числилось едва 40 тыс. человек и она была гораздо малочпеленнее первой, но в ней находились лучшие наш:;, генералы и офицеры, считавшие за честь служить под начальством такого знаменитого полководца, как князь Багратион. Нс.-чалышкем главного штаба был генерал-адъютант государя граф Змануил Сен-При. Назову главнейших лиц второй армии, насколько помню их почти через полвека. Дежурным генералом был Марин, один из первых красавцев гвардии, сочинитель легких стихов. Квартирами, продовольствием, экипажами, верховыми лошадьми свиты главнокомандующего заведовал полковник Юзофович, лицо, знакомством которого, следовательно, нельзя было брезгать. Интендантом армии был тайный советник Дмитрий Сергеева? Ланской (брат его, Василий Сергеевич, позднее-министр внутренних дел, был в то время генорал-интендаптом первой армии). В числе многих блестящих адъютантов и ордн-парцев князя Багратиона арипоминаются мне в особенности: князь Николай Сергеевич Мепшиков (младший брат адмирала), князь Федор Сергеевич Гагарин, барон Бервпк, про которого говорили, что он происходил от Стюартов, Муханов, Лев Алексеевич Перовский, позднее граф и министр внутренних дел, Дмитрий Петрович Бутурлин (впоследствии директор Императорской Публичной библиотеки и сочинитель Истории 1812 года), Михаил Александрович Ермолов. С троими последними я в особенности сошелся, хотя находился в добрых отношениях и со всею этой молодежью, моими сверстниками, живыми и пылкими, вечно веселыми, привыкшими ко всяким лишениям, не знавшими усталости и прямо из-за обеда, из-за карточного стола - за оружие и готовыми лететь в бой.
     Вторая армия славилась своими генералами. То был знаменитый Раевский, командир перзого корпуса, и Бороздин, командовавший корпусом и в 1799 году действовавший с успехом в Неаполе.
     Но особенной любовью пользовались в армии два молодых дивизионных генерала: граф, впоследствии князь и фельдмаршал, Воронцов и Паскевич, будущий князь Варшавский и также фельдмаршал. Оба они уже стяжали громкую славу в Турецкую войну под начальством графа Каменского и долгое время проходили свое поприще один возле другого. <...>
     Прошло около недели с моего приезда в Волковиск, как получено было официальное известие о том, что Наполеон без объявления войны перешел Неман. Тогда же князю Багратиону велено отодвигаться назад и следовать на соединение с главной армией, которая также покинула Вильну и в отличнейшем порядке отступила к Дриссе и потом к Витебску. Соединение армий было необходимо, потому что в них обеих находилось всего от 150 до 200 тысяч человек, тогда как Наполеон вел с собою полмиллиона солдат и вслед за вторжением поспешно отрядил короля Иеронима или, точнее, фельдмаршала Даву с армией от 70 до 80 тысяч человек наперерез нашим армиям, с целью разбить их поодиночке.
     Не имея намерения, ни способностей и познаний излагать военные события, которых был я безучастным свидетелем, передам лишь личные и частные мои воспоминания. <...>
     Вторая армия, в понятном движении своем, несколько раз до самого Смоленска переменяла дорогу. Курьеры сновали между двумя главнокомандующими, которые старались по возможности согласовать и направлять движения войск. Помню, как приезжал к нам курьером флигель-адъютант государя капитан А. X. Бенкендорф, чуть не попавший в плен к неприятелю. К Барклаю ездил от нас с депешами один из наилучших адъютантов князя Багратиона, лейб-гусарский каиитан князь Н. С. Меншиков. Оп ездил совершенно один, для большей надежности переодетый крестьянином, и благополучно выполнил данное ему поручение.
     Барклай продолжал свое удивительное отступление. Тогдаш-нпе сторонники ставили его выше французского генерала Моро <Моро Жан-Виктор (1763-1813) - генерал. Моро ечи-тался наиболее выдающимся после Наполеона генералом первой французской республики. В 1796 г. был назначен командующим рейн-мозельской армии, которая вместе с армией Журдана предназначалась для действий против австрийцев. Благодаря ряду побед Моро неприятель был оттеснен к Дунаю, а когда армия Журдана была разбита австрийцами, Моро совершил свое знаменитое 40-дневное отступление через Шварцвальдские теснины, к Рейну. В 1799 г. заменил Шерера в командовании армией в Северной Италии, где потерпел поражение от Суворова в битве при Нови. Моро смог отвести остатки разбитой армии во Францию. Бонапарт, видевший в Моро своего соперника, обвинил его в заговорщической деятельности и приговорил к тюремному заключению (заменено изгнанием). Моро жил в Северной Америке, откуда вернулся в 1813 г. по приглашению Александра I. Он состоял советником при Главной квартире союзных армий. Во время сражения под Дрезденом 27 августа 1813 г. был смертельно ранен. Похоронен в Петербурге в католической церкви св. Екатерины.>, который прославился подобным яге движением в войне с Германией. Он допел свою армию во всей целости до Витебска; у него не было ни отсталых, ни больных, и на пути своем он не оставил позади ни только ни одной пушки, но даже и ни одной телеги или повозки с припасами.
     Пока мы проходили бывшие польские места, жители городов и деревень относились к войскам с молчаливым равнодушием, видимо озабоченные тем, чтобы их чем не обидели. Они знали о строгом воспрещении насилия и грабежа, и если изредка случалось что-нибудь подобное, смело приносили жалобы военному начальству, уверенные в удовлетворении. Недоброжелательства не было видно, по и никакого содействия. Дворянство и землевладельцы старались скрыть тайное сочувствие, которое они питали к войскам Наполеона, сочувствие очень естественное, так как в числе этих войск состоял сильный польский легион, большая часть которого, в особенности конница, имела назначением тревожить армию князя Багратиона и всячески препятствовать ее соединению с главной нашей армией. Некоторые лица из дворянства были даже заподозрены в содействии неприятелю тайным доставлением известий, проводников, продовольствия и фуража. Главнокомандующий вынужден кое-кого арестовать и кое-кому пригрозить военным судом. Более сильных мер, по причине продолжавшегося наступления, принять было нельзя. Большая часть привлеченных, если не все, отделались ссылкою на несколько месяцев во внутренние места России.

/ Полные произведения / Мордовцев Д. Л. / Гроза двенадцатого года