• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Крапивин В.П. / Мальчик со шпагой

Мальчик со шпагой [4/5]

Скачать полное произведение

    Нок не выдержал, гавкнул и бросился в погоню.
    - Несолидно он себя ведет, - с улыбкой сказал Алексей Борисович.
    А Серёжа с беспокойством следил за Ноком: не слопал бы пес в самом деле такую симпатичную бабочку.
    Не слопал, не догнал. И, виновато моргая, вернулся к хозяину.
    - Будешь пиратничать - намордник наденем, - пообещал Серёжа.
    Нок дурашливо фыркнул и замотал головой. К морде прилипли травинки.
    - Смотрите, Алексей Борисович, он траву ел! Говорят, если собака траву ест, значит, дождь будет.
    - Да нет, едва ли. Это он просто с голоду. Я и сам готов подорожник жевать. А дождя не должно быть, небо вон какое хорошее.
    В небе замерли желтовато-белые груды облаков, которые никогда не закрывают солнца и не грозят ненастьем. Ветра совсем не было. В прогретом воздухе стоял густой запах луга. Солнце припекало плечи.
    - Придем к реке - искупаться можно будет, - мечтательно сказал Серёжа.
    Реку еще не было видно. Она лежала вровень с нкими берегами. Темные полоски прибрежных кустов и высокие травы закрывали воду. Лишь редка пробивался вдали сквозь зелень синевато-стеклянный блеск.
    Но вот кусты приблились, расступились. Сразу же распахнулась перед путешественниками голубая вода с отраженными облаками. Нок бросился к песчаной полоске, ступил в воду передними лапами и принялся лакать с таким усердием, что внутри у него забулькало.
    - Алексей Борисович, я окунусь, можно? - заторопился Серёжа. - Мы с Ноком. На минуточку.
    - Подожди-ка, дружище, - быстро сказал Алексей Борисович. Он смотрел вдоль берега. - Постой-ка. Нам, кажется, повезло больше, чем я ожидал. Пошли. Ты видишь?
    В сотне метров от них стояла на отмели баржа, а к ней приткнулся бортом крупный катер с белой рубкой и тонкой мачтой.
    - Поднажмем, - сказал Алексей Борисович, и они "поднажали".
    Нок припустил за ними - по самой кромке воды с плеском и брызгами.
    - Точно, - отдуваясь, пронес Алексей Борисович, когда различимы стали белые буквы на корме - "Азимут". Ну, как здорово, честное слово!
    По тонкой сходне они поднялись на баржу. Здесь пахло отсыревшей деревянной обшивкой бортов, сухими досками палубы и дегтем. Нок медленно переступал и повгивал: нагретые доски обжигали лапы.
    - Не ходи босиком, - мельком сказал Алексей Борисович.
    Нок обиделся и ушел в тень высокого кормового люка.
    Катер был ниже баржи. Алексей Борисович перегнулся через борт и позвал:
    - Эй, на крейсере!
    Из рубки выбрался широколицый веснушчатый парень. И заулыбался.
    - Володя! - воскликнул Алексей Борисович. - Ну как я рад! Здравствуй... Серёжа, это капитан Володя. Он прошлой весной снял меня с необитаемого острова, на котором я оказался -за происков местных браконьеров. Я там почти сутки добросовестно играл роль Робинзона.
    - Да вы и сейчас, мне кажется, товарищ Иванов, вроде Робинзона, смеясь, проговорил Володя. - Хоть на что могу спорить, что до города транспорт ищете. Только не один вы сейчас Робинзон, а с Пятницей. Ага?
    - Угадал. Насчет транспорта. А насчет Пятницы - это ты зря. Мы с Сергеем равноправные попутчики.
    - Да я не к тому... Я про Пятницу вспомнил, потому что сегодня день-то как раз пятница.
    - Ну-ну, вы опять путаете, мой капитан. Сегодня четверг.
    - Вот уж тут-то я, товарищ Иванов, не путаю, - заупрямился Володя. Я здесь стою как раз потому, что пятница. Витька, это наш новый моторист, взял на пятницу билеты в цирк на семь вечера, а к семи нам не успеть. Мы на базу, в Решетниково, запчасти отвозили, да там нас проманежили. Вот он и побежал звонить в город, девушке своей, чтобы не волновалась. Тут рядом водоразборная станция, а на ней телефон есть...
    - Ч-черт, - сказал Алексей Борисович. - Как же это я? Неужели пятница? Сергей, что же ты молчал?
    - Ну, Алексей Борисович, вы же не спрашивали, какой сегодня день. А разве обязательно надо, чтобы четверг?
    - Да в том-то и дело. Я же в студенческом отряде корреспонденцию заказал, чтобы ребята написали про свою работу. Завтра они должны ее в редакцию привезти. Договорились, что обязательно завтра. А редакция в субботу не работает... Ах, братцы, старая перечница я стал. Склероз.
    - Да что вы, товарищ Иванов, - снисходительно утешил Володя. Склероза у вас нет. Это у вас, вините уж, просто характер такой. Помните, когда я вас с острова снимал, вы там свою сумку оставили. Пришлось назад поворачивать... А я вам вот что посоветую. Вы сходите сейчас на водоразборку да звякните по телефону в колхоз, объясните, как и что.
    - А вы подождете?
    - А чего ждать? Это же рядом, шагов триста. Идите вн по берегу, там деревянный дом да кирпичная будка. Увидите... А, вон Витька идет! Вить, работает телефон?
    - Работает, - буркнул хмурый долговязый Витька. - Лучше бы не работал. Она мне знаешь каких вещей наговорила...
    - Ну ничего. Может, еще успеем. Хотя бы на второе отделение. Только вот товарищ корреспондент сходит в колхоз позвонит, и мы сразу врубим на всю катушку.
    - Я бегом, - заторопился Алексей Борисович.
    - Да вы не спешите, товарищ, - скучным голосом сказал Витька - Мне лично, по крайней мере, спешить некуда. Раз уж она сказала, чтоб на глаза не показывался, это, значит, на три дня, не меньше.
    - Да-а... - сочувственно протянул Алексей Борисович. - Ну, я все-таки поспешу. Ты, Серёжа, подожди, я мигом. Кажется, кончаются наши приключения... Э, Сергей, да что с тобой?
    А Серёжа стоял с опущенными руками и всем своим видом словно говорил:
    "Ну что же делать, если я такой никудышный, неудачливый, несчастный и бестолковый?"
    - Что случилось, Серёжа?
    - Брюки-то я забыл, - шепотом сказал он. - Остались на скамейке. На спинке висят. И куртка.
    - Тьфу ты... Да ладно, Сергей. Неужели они тебе так уж нужны? Куртка старая, а штаны... Велики ведь они тебе. И порваны к тому же. Разве что клеймо интересное...
    - Да не клеймо... Там же письмо в кармане осталось. Найдет кто-нибудь, читать будет.
    - Досадно. Ну а, в общем-то, что в нем особенного, в этом письме? Пусть читают.
    - А еще там в кармане карточка. Мамина, - совсем тихо сказал Серёжа.
    - М-да...
    И больше Алексей Борисович ничего не сказал. А что скажешь?
    Серёжа тоже молчал. Он ясно представил, как чужие любопытные пальцы выворачивают карманы, вытряхивают медяки, нащупывают и разворачивают письмо... А потом достают записную книжку, шелестят листками. Падает на скамейку снимок. Ведь никто же не знает, что это его, Серёжина, мама. Это для него мама, а для других - просто незнакомая, чужая женщина. И бросят ненужную карточку в траву...
    Серёжа наклонился над бортом баржи.
    - Товарищ капитан, - звенящим голосом сказал он Володе. - Я очень быстро сбегаю. Можно, а? Я бегом. Тут же недалеко!
    - Да что случилось-то? Товарищ Иванов? - забеспокоился Володя. - Чего это парнишка расстроился?
    - Имущество кой-какое забыли на станции, - виновато объяснил Алексей Борисович. - Ну, не везет как по заказу.
    - Да пусть малец сбегает, - сказал моторист Витька. - Это же дело-то пустяковое: туда и обратно километра три, не больше. За полчаса обернется. А нам теперь и подождать можно, чего уж...
    - Подождем, - решил Володя.
    - Жми, Сергей, - сказал Алексей Борисович. - Собаку возьмешь?
    - Нет, придержите ее, пожалуйста. Один я быстрее...
    По правде говоря, он опасался, что вдруг на станции появятся поселковые ребята и предъявят на Нока права. Лучше не рисковать.
    Он прыгнул на сходню, на берег и помчался так, что трава засвистела у ног.
    Алексей Борисович удержал за ошейник встревоженного пса и сказал Володе:
    - Славный парнишка... Вот сегодня утром я еще не знал, что есть он на свете. А сейчас будто вместе тысячу верст прошагали.
    - Пацаны - они народ такой. К ним привязываешься, - согласился Володя. - Я прошлым летом две смены вожатым в лагере работал, от райкома комсомола. А потом отказался. Потому что как начинают разъезжаться по домам - будто от сердца отдираешь.
    Алексей Борисович кивнул и отвернулся. У него болели глаза: перед этим он смотрел вслед Серёже, а тот убегал в сторону солнца. Чтобы глаза отдохнули от блеска, Алексей Борисович стал смотреть на северный берег. Там были луга, пестрые домики, синий бор на горонте, а перед ним кудрявый березовый лес. За тем лесом прятался лагерь, где начальником Совков Тихон Михайлович.
    Из леса выскочил серовато-голубой "газик" и запылил по дороге к мосту.
    - Однако... - сказал Алексей Борисович. - Володя! Нет ли у тебя бинокля?
     
    10
     
    Еще дали, с пригорка, Серёжа увидел, что брюки и куртка по-прежнему висят на спинке скамьи. Осталось пробежать немного, перепрыгнуть заросшую канаву, проскочить кустарник - и вот скамейка.
    Он перепрыгнул канаву. Но когда перед ним оказались кусты, оттуда, засады, вышли четверо.
    Это были, конечно, враги. Гутя, Витька Солобоев, Женька Скатов и Пудра.
    - Гы... - сказал Пудра. - А вы говорили, уехал. Вот он, вовсе и не уехал даже. Ага.
    - Привет, - насмешливо сказал Гутя. Он был, как всегда, красив и аккуратен, даже складочки на шортах отутюжены. Остальные трое были встрепанные и вспотевшие, а Гутя даже прическу не разлохматил. Он вертел в пальцах одуванчик с пушистой головкой и улыбался.
    Серёжа сделал ошибку. Ему бы сразу шарахнуться назад, за канаву, а там еще посмотрели бы, кто быстрее бегает. Но он решил проскочить строй врагов, схватить со скамейки вещи и потом уже броситься к реке.
    Не успел. Сразу шесть липких ладоней ухватили его за голые локти, за кисти рук. Серёжа рванулся, конечно, да толку мало. Его трое держали, и каждый был сильнее Серёжи.
    - Не дрыгайся, силы береги, - сказал Гутя. - Еще до лагеря четыре километра топать, а ты, наверно, не обедал, бедненький.
    - Ну, чего пристали?! - отчаянно крикнул Серёжа. - Я что вам сделал?
    - Нас -за тебя на речку не пускают и в лес, - объяснил ему -за плеча Витька Солобоев. Он дышал Серёже прямо в ухо, и от него пахло грушевым компотом.
    - Я-то здесь при чем?
    - А говорят, что если отпускать, то все начнут разбегаться, как ты. Ты больно хитрый. Сам - до хаты, а мы сидеть -за тебя в палатах должны?
    - Врете вы все, - убежденно сказал Серёжа. - Вас директор послал.
    - Ладно, это не твое дело, - сказал Гутя. Он один всех не держал Серёжу. Прохаживался перед ним. Помахивал одуванчиком. А в другой руке у него был маленький газетный сверток.
    - Я в лагерь все равно не пойду, - убежденно сказал Серёжа.
    - За уши потащим, - пообещал Гутя.
    "Ох, ну почему я не взял Нока?" - подумал Серёжа. И сказал:
    - Надорветесь.
    - Справимся.
    - Вы права не имеете. У меня же вещей нет, они на берегу остались.
    - А собака? - спросил Женька Скатов.
    - Тоже на берегу! - ответил Серёжа и спохватился: "Не надо было говорить. Если бы думали, что Нок блко, может, испугались бы..."
    - Вот и хорошо, - обрадовался Женька. - Дай, Гутя, колбасу, я ее вместо собаки съем. А то все равно Солобоев слопает, ему сегодня добавки не дали...
    - Дурак, - сказал Гутя и зашвырнул сверток в кусты. - Не знаешь, что ли, что в этой колбасе?
    - Не знаю, - растерянно отозвался Женька. - Я еще на кухне откусить хотел. А что?
    - Дурак, - опять сказал Гутя.
    "Неужели иголку сунули? - подумал Серёжа. - Нок ведь не знает еще, что у чужих брать нельзя. Нет, хорошо, что он там".
    И сказал:
    - Живодеры.
    - За живодеров поимеешь, - пообещал Гутя. - В лагере. Ладно, пошли.
    Серёжа опять рванулся.
    - Не пойду я! Меня там люди ждут! Катер!
    - Гы, адмирал, - сказал Пудра. - Глядите, парни, катер его ждет...
    Остальные загоготали.
    - Не волнуйся, деточка, - сказал Гутя. - За тобой в лагерь персональный самолет пришлют.
    - Вы еще за это ответите, - пообещал Серёжа. - У меня там чемодан. Если вам за меня ничего не будет, за вещи вы все равно ответите.
    На Гутином лице мелькнуло сомнение. Но тут вмешался Пудра:
    - А на кой нам твой чемодан? Нам про него ничего не сказали. Может, ты его куда выбросил или запрятал, а мы искать обязаны? Нам не чемодан ведь, а тебя велели в лагерь притащить.
    - Ага! - крикнул Серёжа. - Велели! Я же говорил!
    - Ладно, заткнись, - буркнул Гутя.
    - Жандармы вы, вот кто, - сказал Серёжа с закипающей яростью и бесстрашием. - Точно! Полевая жандармерия.
    - Ну, ты... - медленно пронес Гутя и пушистой головкой одуванчика ткнул Серёжу в губы. А облетевшим стеблем стеганул его по носу. - За жандармов ты особо получишь, по первому разряду.
    Серёжа мотнул головой и сплюнул прилипшие семена.
    - Все равно жандармы, - сказал он. - А кто вы? Хорошие люди, что ли?
    - Ладно, тащите его, парни! - скомандовал Гутя.
    Серёжу рванули вперед. Он уперся пятками, но кожаные подошвы сандалей заскользили по траве. Серёжа постарался зацепиться за куст, но только зря расцарапал щиколотку.
    Ну почему так устроен человек? И не боится он, и боли особой не чувствует, а только злость, и плакать совсем не хочет, а слезы сами по себе закипают где-то в глубине и грозят прорваться. Они еще не очень блко были, эти слезы, но Серёжа уже чувствовал их.
    Вырываясь, он сказал сквозь сжатые губы:
    - Зря стараетесь. Ну, притащите в лагерь, а потом что? Все равно за мной сейчас придут. Алексей Борисович придет. И собака.
    "В самом деле, - думал он, - ведь не уедет же Алексей Борисович. Все равно искать будет. Только как он догадается, где я? И когда он до лагеря доберется?"
    Гутя злорадно объяснил:
    - Пусть ищут. С собакой. Там для тебя отдельная комнатка приготовлена в оляторе. Будешь сидеть, пока маму-папу не вызовут. А потом на линейке коленом под... Ну, в общем, ясное дело.
    - Могут и галстук снять, - пыхтя, добавил Солобоев.
    - Не, - огорченно сказал Гутя. - Не снимут. Гортензия говорила, что в лагере нельзя выгонять пионеров. А то бы запросто.
    "Если запрут, могут и не сказать Алексею Борисовичу, что я в лагере. Тогда что?" - подумал Серёжа. И рванулся так яростно, что его чуть не отпустили. Витька Солобоев сказал, дыша компотом:
    - Ну, я так не согласен. Четыре километра его переть. Машина-то небось уехала, а мы вкалывай. Я не лошадь.
    - Чичас он сам побежит, - вдруг сообщил Пудра. - Вы его только подержите минуточку, я чичас...
    Он отпустил Серёжу (а Витька с Женькой вцепились в него еще крепче) и побежал к заросшей канаве. Мальчишки ждали. Серёжа видел, как Пудра натянул на ладонь обшлаг рубашки и вырвал длинный, почти метровый стебель крапивы с темно-зелеными узкими листьями.
    - Гады, четверо на одного, - сказал Серёжа и даже удивился, что ничуть не боится. И слезы больше не грозили ему. Была в нем холодная, спокойная злость, только и всего.
    А Пудра улыбался большим ехидным ртом, помахивал крапивой и медленно подходил.
    - Ну, побежишь? - спросил он.
    - Животное, - сказал Серёжа. - Попробуй только ударь.
    Пудра сильно размахнулся и стеганул его повыше колен. Серёжа закусил губу, но не двинулся.
    - Дураки. Вы меня хоть огнем жгите, я вам подчиняться все равно не буду.
    - Бу-удешь, - протянул Пудра и хлестнул еще раз.
    Неожиданно, то ли книжки про разведчиков, то ли еще откуда-то, вспомнились Серёже слова: "Если ударить противника под колено каблуком, можно сразу вывести его строя..." И он без размаха, коротко, трахнул сандалей Пудру по ноге.
    Пудра ойкнул, присел. Свободной ладонью зажал колено. Однако крапиву не выпустил. Глаза у него сузились, и он прошипел:
    - Ну, чичас попляшешь... - и размахнулся.
    - А ну, кончай, - сказал вдруг Женька Скатов и отпустил Серёжу.
    Это было очень неожиданно, и Серёжа пропустил момент. Ему бы рвануться Витькиных лап - и был бы свободен. А он прозевал, и в следующий миг его руку перехватил Гутя.
    - Ты чего? - спросил Гутя у Женьки.
    - А ничего, - хмуро бросил Женька. - Мучаете человека. Чего он размахался? - Женька кивнул на Пудру. - Ему бы так.
    - Гы, а меня крапива не берет. Я в нее могу без штанов прыгнуть. На спор, - сказал Пудра.
    - Ну и болван, - отрезал Женька. - Все вы... Собаку еще погубить хотели. Она-то при чем?
    - А тебе жалко? - с досадой сказал Гутя. - Она бы тебе ноги пообглодала.
    - А мне чего их глодать? Я, если б знал, с вами бы не связался... Обождите, я еще скажу в лагере, как вы его мучили...
    Он вдруг повернулся, пролез через кусты и зашагал к дороге.
    - Во менник, - сказал Пудра, все еще держась за колено.
    - Ему же хуже будет, - сказал Гутя.
    - Хуже всех будет вам, - пообещал Серёжа. - Вы еще вспомните...
    - Ой, страшно. Он сейчас маму позовет, - прохихикал Витька Солобоев.
    Серёжа напряг плечи и сжал кулаки - кулаки-то у него были свободны. И Пудра, глядя на него, вдруг проговорил:
    - Не-а. Он не маму позовет. Он всадников своих позовет чичас... Мюн-хавузен. Ну, зови своих всадников! - И, скривив рот, он девательски проблеял: - Ескадро-о-он!..
    Ох, если бы на самом деле были всадники! Все, что есть у него, отдал бы за это Серёжа! Полжни отдал бы за минутное чудо, за то, чтобы гневные всадники примчались сейчас для защиты и мести. Чтобы и Гутя, и Витька, и гнусный Пудра затряслись и побелели от ужаса перед непонятной и неожиданной силой. Если бы!
    И сильнее боли, сильнее обиды и злости жгучей волной поднялась в нем тоска по чуду, которого не может быть.
    Ведь только совсем маленькие дети верят в сказки до конца...
     
    Только очень маленькие дети верят в чудеса. Да еще старые, много пожившие люди утверждают, что чудеса все-таки бывают. Редко-редко, но случаются. Но Серёжа-то не был маленьким ребенком. И старым опытным человеком он тоже не был. Он был просто мальчик и твердо знал: на свете не бывает чудес.
    И он умился и вздрогнул почти так же, как его враги, когда в полыхании рыжих грив и с глухим громом подков пятеро кавалеристов вылетели на поляну и встали полукругом.
    И самый главный всадник - смуглый, белозубый, в зеленой рубашке и парусиновой буденовке с суконной голубой звездой - негромко сказал:
    - Не трро-огать...
    И стало тихо-тихо. Только в сбруе у лошади звякнули медные колечки.
     
    * * *
     
    Катер рокотал мотором и разгонял по стеклянной воде длинные волны. Вода и небо были светлыми, несмотря на поздний час. А берега кутались в сумерки.
    Мигая цветными огоньками, плавно прокатывались навстречу сухогрузы и буксиры. На них играло радио.
    Впереди, там, где не гасли закатные облака, поднимался город: трубы, крыши, башни и узорчатые вышки. Там тоже мигали огоньки, и становилось их все больше.
    - Через полчаса причалим, - сказал Алексей Борисович. - Если больше не будет приключений. Если не сядем на рифы, не нападут пираты и не налетит тайфун.
    Они с Серёжей стояли на носу у поручней. Серёжа молчал. Он не откликнулся на шутку. Смотрел перед собой и молчал.
    - Сергей, - сказал Алексей Борисович. - Ты меня пугаешь, честное слово. Ты целый час будто в рот воды набрал. Что с тобой?
    Серёжа повернул к нему лицо. Оранжевыми веселыми огоньками блеснул в его глазах закат.
    - Я вспоминаю, - сказал Серёжа. - Вы не смейтесь, Алексей Борисович, ладно? Я вспоминаю. Как они примчались! А говорят, чудес не бывает.
    Алексей Борисович взял его за плечо. На Серёжином плече, под ключицей, часто билась горячая жилка.
    - Чудеса бывают, - осторожно сказал Алексей Борисович. - Собственно говоря, что такое чудо? Несколько редких случаев, совпавших друг с другом... Вот, допустим, открою я портфель и скажу: "Раз, два, три! Упади сюда метеорит!" Упадет?
    - Нет, - уверенно сказал Серёжа.
    - А вдруг? Ведь они все-таки падают на Землю. И если так совпадет, что катер окажется на месте этого падения? И мой портфель тоже?
    Серёжа засмеялся.
    Алексей Борисович сказал:
    - Так получилось. Надо было, чтобы я взглянул на берег и увидел "газик", который вдруг остановился у моста и высадил ребят. Надо было, чтобы рядом оказался телефон. И надо было, чтобы в правление колхоза в тот момент зашел командир отряда Володя Малахов. Они как раз хотели ехать в Дмитровку, и лошади были оседланы... Вот и получилось чудо. Это, брат, такие ребята, что лишнее чудо сотворить не откажутся.
    - А почему у них форма?
    - Все студенческие отряды сейчас форму себе шьют. Каждый свою. Ты разве не видел? А эти ребята все время с конями, вот и завели буденовки, кто сумел. Красивая форма?
    - Еще бы.
    Серёжа закрыл глаза и снова, как в кино, увидел рванувшиеся кусты, вскинутые конские головы, вздыбленного гнедого жеребца на краю поляны, острые шлемы с голубыми кавалерийскими звездами...
    "Не трро-огать!"
    А потом крепкие руки, жесткое седло. Трава, летящая под копыта.
    "Не трро-огать!"
    Серёжа засмеялся, вцепившись в поручень.
    - Как они... Будто атака! Даже я ничего не понял. А те, кто меня ловил! Они, наверно, и сейчас ходят обалделые... Нет, все равно это чудо, Алексей Борисович.
    - Может быть... Но, видишь ли, Серёжа, такие чудеса случаются раз в жни. Не чаще. И надеяться на них не надо.
    - Я понимаю, - тихо сказал Серёжа. - Ну и что же? Мне и одного хватит на всю жнь.
    - Тебе... А другим?
    - Другим?
    - Да. А как же... Ты сейчас рад, спокоен даже. А кто-то в этот миг зовет на помощь. Ты думаешь, всадники спешат и туда?
    - А что же мне делать?
    - Будь всадником сам. Не обязательно на коне и в шапке со звездой, не в этом главное.
    - Я понимаю, - опять сказал Серёжа.
    По берегам начинался город: с цветными неоновыми вывесками на магазинах, с яркими вспышками электросварки, с желтыми квадратиками окон. С тихой музыкой репродукторов. Мотор заработал тише. Стало слышно, как по-ребячьи сопит на свернутом брезенте Нок, слопавший два корабельных ужина.
    - Почти приехали, - заметил Алексей Борисович.
    Серёжа сказал:
    - Всадникам, наверно, тоже приходится нелегко.
    - Конечно. А ты испугался?
    - Нисколечко. Просто я вспомнил. В прошлом году один тип у нас во дворе хотел кошку повесить. Говорил, что бродячая. А она даже не бродячая была, а просто заблудилась. Мы с ребятами вырвали и убежали. А потом нас все соседи ругали. Говорили: со взрослыми спорить не полагается.
    - Ну что ж... Конечно, не полагается. Только разве всегда знаешь, что полагается, а что нет? Мне, наверно, по всем правилам полагалось отправить тебя в лагерь, а не подымать по тревоге кавалеристов. Но ты ждал всадников...
    - Вы говорите, что другие ждут тоже.
    - Да.
    - А как узнать? Как всадник услышит, что его зовут?
    - Учись, - откликнулся Алексей Борисович. - Слушай. Смотри.
    Катер заглушил мотор и по инерции подходил к пирсу. Там, под яркой лампочкой, сидел маленький мальчик-рыболов.
    - Эй, пацан, ноги береги! - закричал выскочивший на палубу Витя-моторист.
    Мальчик вскочил, взметнул длинную удочку.
    Стало совсем тихо, только журчала у борта вода.
    В этой тишине Серёжа негромко сказал:
    - Я постараюсь.
     
    Часть вторая. ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС СЕРЁЖИ КАХОВСКОГО
     
    1
     
    От пристани до самого дома Нок вел себя как дрессированный. Ни разу даже не дернул поводок. Он шел рядом с Серёжей, и тот все время ощущал ногой его косматый теплый мех.
    - Нок - лохматый бок, - шепотом сказал ему Серёжа.
    Пес вопросительно повернул голову. Свет, падающий от блкого фонаря, желтыми точками блестел в его глазах.
    - Скоро будем дома, - пообещал Серёжа.
    Еще несколько шагов - и тогда сквозь черные тополиные ветки глянут на усталых путешественников светящиеся окошки второго этажа.
    Вот они, окна.
    Однако горели только два окошка - в Наташиной комнате. Стекла Серёжиных окон отражали синевато-серое небо июльской ночи.
    "Может, смотрят телевор? - подумал Серёжа. - Или спят уже? Папа так рано не ложится... А может быть, оставили Марину у Наташки и в кино ушли на последний сеанс?"
    Он слегка встревожился. Во-первых, чего же хорошего возвращаться в пустую квартиру? Во-вторых, не хотелось ему откладывать объяснение с отцом и тетей Галей.
    Серёжа нисколько не боялся этого разговора. Но он хотел, чтобы поскорее остались позади все неприятности и все обсуждения этих неприятностей. Не надо о них вспоминать. Пускай только всадники на золотистых конях вспоминаются каждый день...
    Серёжа и Нок вошли во двор. Серёжа толкнул нижнюю дверь, и они стали подниматься на второй этаж. Над лестницей горела неяркая лампочка. Потрескивали точеные старые перила. Когти Нока громко стучали по ступеням, и этот стук отдавался в железном корыте, которое висело у двери чулана. Пахло пересохшими досками, теплой пылью и древесным лаком. Это был запах пожилого доброго дома, в котором Серёжа провел все свои почти двенадцать лет... Верхняя дверь была облезшей клеенкой. Клеенка местами треснула, и в разрывах торчала пакля. На косяке весело белела кнопка. Это была обманная кнопка: звонок Серёжа и Наташка развинтили еще пять лет назад, когда строили большой корзины и картонного ящика ледокол. Блестящая чашечка звонка понадобилась им для корабельного сигнала. С тех пор кнопку нажимали только те, кто первый раз приходил в этот дом.
    Серёжа несколько раз ударил кулаком по мягкой клеенке. Бух-бух-бух... - отдалось за дверью. Сначала была тишина, потом часто защелкали подошвы, и Наташкин голос капрно спросил:
    - Кто?
    - Я.
    - Кто "я"?
    - Ну я, Сергей! Ты спишь, что ли?
    Лязгнул крючок, и дверь распахнулась так стремительно, что перепуганный Нок отскочил на всю длину поводка. Наташка перешагнула порог и схватила Серёжу за локти мокрыми пальцами.
    - Серёжка! Как здорово! Какой ты молодец, что приехал!
    Она лишь мельком глянула на пса и даже не удивилась.
    - Ой, ну как здорово! Бывают же чудеса! - повторила она и, не отпуская, потянула Серёжу в коридор.
    Он совсем не считал, что его приезд такое уж чудо. Пожал плечами, втащил в коридор очень оробевшего Нока и взглянул на свою дверь. Обычно по вечерам в ней светилась тонкая щель. Сейчас ее не было.
    - Где наши?
    Глядя счастливыми глазами, Наташка сказала:
    - Да! Ты ведь ничего не знаешь!
    - Ничего не знаю. Скажешь ты наконец?
    - Вы квартиру получили. Три комнаты. Уже неделю назад переехали.
    Это была новость. Уж чего-чего, а такого дела он никак не ждал.
    - Вот так финт... - медленно сказал Серёжа. - Это значит, я здесь уже не живу?
    Она вздохнула:
    - Значит... Ну и что? У тебя теперь будет своя комната. Ой, Серёжка, такая хорошая, просто прелесть! Окно на юг, реку видно. Обои на стенах такие веселые, голубенькие... Ты что, не рад?
    - Да я не знаю даже...
    Он и правда не знал. Он, видимо, просто устал сегодня от разных неожиданностей.
    - А почему не написали, что новая квартира?
    - Хотели тебе сюрпр сделать.
    - Сюрпр... - усмехнулся Серёжа. Поглядел на притихшего Нока, потрепал ему загривок. - Я вот тоже сюрпр привез.
    - Я уж смотрю... Это ты лагеря такое страшилище везешь? Да нет, он хороший, только... больно какой-то уж непричесанный.
    Нок вопросительно посмотрел на незнакомую девочку, потом на хозяина и вдруг зевнул во весь размах розовой пасти.
    - Ой, - сказала Наташка.
    - Она пошутила, Нок, - сказал Серёжа. - Она больше не будет, не глотай ее.
    Наташка засмеялась и вдруг сразу встревожилась:
    - Серёжка... А почему ты... Ведь смена только через десять дней кончится. Ой, выгнали, да?
    - Сам ушел, - хмуро сказал Серёжа. - С начальником лагеря поругался.
    Наташка охнула:
    - Мамочка моя... А тебя отпустили?
    - А я спрашивал?
    - Серёжка, сумасшедший! Тебя же искать будут.
    Серёжа поморщился:
    - Да не будут, там знают... Я все расскажу, только потом, ладно?
    Наташка тряхнула своими светлыми, коротко подрезанными волосами.
    - Ну ладно. Идите в комнату, я вас кормить буду... Слушай, а у него блох нет?
    - Нет... Не знаю... Не надо нас кормить, мы на катере ели. Ты адрес скажи. Мне ведь надо... домой.
    - Ой, ты не уходи! - испугалась она.
    - Как это "не уходи"?
    - Подожди. Переночуй здесь.
    - Зачем?
    - Ну, зачем... Скучно же. Думаешь, приятно полночи одной дома сидеть?
    - А где тетя Маша и дядя Игорь?
    - В театр пошли. Опера Свердловска приехала. А потом еще в гости к папиному знакомому.
    - А тебя не взяли?
    - А я не пошла.
    - Почему?
    - Из вредности.
    - А-а...
    - Конечно... Отца всю неделю просила: "Почини, почини велосипед". Он все: "Починю, починю". А сам дотянул... Все ребята на озеро сегодня уехали, а я дома осталась... Ну вот и пусть сами ходят в свой театр.
    - Ну, ты тоже хороша. Дядя Игорь с утра до вечера на работе, а ты с велосипедом...
    Наташка виновато шмыгнула носом.
    - Он говорил: "Подожди до субботы". А в субботу его вызвали в порт. Что-то там срочное случилось. А он сейчас диспетчера порта замещает.
    - Сейчас навигация в разгаре. Мы пока плыли, знаешь сколько всяких теплоходов навстречу попалось... Ну, ты все-таки давай адрес, я пойду.
    - Останься, Серенький... - жалобно сказала Наташка.
    Вот она всегда так, если хочет подмазаться: "Не уходи, Серенький. Сделай, Серенький". Только она Сереньким его и называет.
    Раньше еще мама так называла, но это было давным-давно...
    - Не уйдешь, да? Я пельменей сварю, у нас две пачки в холодильнике.
    Пельмени - это, конечно, вещь, но...
    - Куда ты пойдешь ночью... - уговаривала Наташка. - Это далеко, за семь кварталов, на углу Октябрьской и Челюскинцев. Уже полдвенадцатого. И холодно сейчас, вон у тебя руки в пупырышках.
    Вечер и в самом деле был свежий. Серёжа, пока шел от пристани, слегка озяб. Но он сурово глянул на хитрую Наташку.
    - Это от твоих рук. - Он потер ладонями голые локти. - Почему у тебя пальцы мокрые и холодные? Стирала на ночь глядя?
    - Это я ревела, - сердито прналась она.
    - Тоже вредности? - понимающе спросил Серёжа.
    - Нет... Я боюсь одна.
    Серёжа внимательно посмотрел ей в лицо. Только сейчас при свете слабой коридорной лампочки он разглядел, что глаза у Наташки красные и припухшие. Он не стал, конечно, смеяться. Никогда они не смеялись друг над другом, если одному них было по-настоящему, до слез плохо. Если человеку одиноко и страшно, кто-то должен оказаться рядом (как сегодня на станции). Хотя, по правде говоря, Серёжа не понимал: как может быть страшно в своем доме, знакомом до последнего гвоздика?
    - Ладно, вари пельмени, - сказал он.
    Наташка расцвела, и они пошли в комнату.
     
    Наташа сразу превратилась в хозяйку. Цыкнула на Нока, который хотел устроиться на пушистом половике у дивана, и показала ему место у двери. А Серёже велела умываться.
    - Успеется, - лениво ответил он.
    Скинул сандалии и забрался на диван. Наташа неодобрительно посмотрела на Серёжины колени, темные от земли и въевшегося травяного сока, но ничего не сказала. Диван торжественно гудел всеми пружинами. Гудеть так он научился еще в те времена, когда Серёжа и Наташа устраивали на нем цирковые представления с борьбой и конными скачками.
    Наташа ушла на кухню. Нок опять осторожно перебрался на половик и вопросительно посмотрел на хозяина.
    - Ладно, лежи пока, - шепотом разрешил Серёжа.
    Усталость мягко растекалась по телу. Но спать Серёжа не хотел. Привалившись к вышитой подушке, он оглядывал комнату. Комната была такой же привычной, своей, как и те, в которых он жил. Все знакомое-знакомое: телевор "Старт", накрытый вязаной салфеткой, черный книжный шкаф с завитушками и треснувшим стеклом, большая фотография в рамке: Наташа и дядя Игорь делают зарядку. Наташка маленькая, шестилетняя, в мальчишечьем тренировочном костюме и с громадным обручем. Дядя Игорь - с двумя двухпудовыми гирями, поднятыми к плечам, весь переплетенный мускулами, как гладиатор. И громадный.

/ Полные произведения / Крапивин В.П. / Мальчик со шпагой