Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Байрон Дж.-Г. / Дон Жуан

Дон Жуан [3/22]

  Скачать полное произведение

    Пиши без принужденья, без гримасы,
     Пиши, как я (давно уже пора!),
     Целуй мою лозу, а не желаешь -
     Ты на своей спине ее узнаешь!
     207
     Уж если вы хотите утверждать,
     Что этот мой рассказ лишен морали,
     То мне придется искренне сказать,
     Что вы его ни разу не читали!
     Рассказ мой весел, не хочу скрывать.
     (Я враг нравоучительной печали!)
     В двенадцатой же песне я хотел
     Изобразить всех грешников удел.
     208
     Но тем из вас, чей извращенный разум,
     Улик и сплетен разбирая хлам,
     Все доводы опровергая разом,
     Не веря мне и собственным глазам,
     Твердит про "аморальную заразу", -
     Я вам скажу - пиитам и попам:
     "Вы просто лжете, дорогие сэры!
     Точнее - заблуждаетесь без меры!"
     209
     Я рад во вкусе бабушек писать.
     Я ссориться с читателем не смею,
     Мне все же лавры хочется стяжать
     Эпической поэмою моею.
     (Ребенку надо что-нибудь сосать,
     Чтоб зубки прорезались поскорее!)
     Я, чтоб читатель-скромник не бранил,
     "Британский вестник" бабушкин купил.
     210
     Я взятку положил в письмо к издателю
     И даже получил его ответ:
     Он мило обещал (хвала создателю!)
     Статью - хвалебных отзывов букет!
     Но если он (что свойственно приятелю)
     Обманет и меня, и целый свет
     И желчью обольет меня язвительно, -
     Он деньги взял с меня, ему простительно.
     211
     Но верю я: священный сей союз
     Меня вполне спасет от нападенья,
     И ублажать журналов прочих вкус
     Не стану в ожиданье одобренья!
     Они не любят наших юных муз,
     И даже в "Эдинбургском обозренье"
     Писатель, нарушающий закон,
     Весьма жестокой каре обречен.
     212
     "Non ego hoc ferrem calida juventa"*, -
     Гораций говорил, скажу и я:
     Лет семь тому назад - еще до Бренты -
     Была живее вспыльчивость моя:
     Тогда под впечатлением момента
     Удары все я возвращал, друзья.
     Я б это дело втуне не оставил,
     Когда Георг, по счету третий, правил.
     {* "Я не стерпел бы этого в дни пылкой юности" (ит.).}
     213
     Но в тридцать лет седы мои виски,
     Что будет в сорок - даже и не знаю:
     Поглядывать я стал на парики.
     Я сердцем сед! Еще в начале мая
     Растратил я хорошие деньки,
     Уж я себя отважным не считаю:
     Я как-то незаметно промотал
     И смелости и жизни капитал.
     214
     О, больше никогда на сердце это
     Не упадет живительной росой
     Заветный луч магического света,
     Рождаемый восторгом и красой!
     Подобно улью пчел, душа поэта
     Богата медом - творческой весной;
     Но это все - пока мы сами в силах
     Удваивать красу предметов милых!
     215
     О, никогда не испытаю я,
     Как это сердце ширится и тает,
     Вмещая все богатства бытия,
     И гневом и восторгом замирает.
     Прошла навек восторженность моя.
     Бесчувственность меня обуревает,
     И вместо сердца слышу все ясней
     Рассудка мерный пульс в груди моей.
     216
     Минули дни любви. Уж никогда
     Ни девушки, ни женщины, ни вдовы
     Меня не одурачат, господа!
     Я образ жизни избираю новый:
     Все вина заменяет мне вода,
     И всех страстей отбросил я оковы,
     Лишь скупости предаться я бы мог,
     Поскольку это - старческий порок.
     217
     Тщеславию я долго поклонялся,
     Но божествам Блаженства и Печали
     Его я предал. Долго я скитался,
     И многие мечты меня прельщали;
     Но годы проходили, я менялся.
     О, солнечная молодость! Не я ли
     Растрачивал в горячке чувств и дум
     На страсти - сердце и на рифмы - ум...
     218
     В чем слава? В том, чтоб именем своим
     Столбцы газет заполнить поплотнее.
     Что слава? Просто холм, а мы спешим
     Добраться до вершины поскорее.
     Мы пишем, поучаем, говорим,
     Ломаем копья и ломаем шеи,
     Чтоб после нашей смерти помнил свет
     Фамилию и плохонький портрет!
     219
     Египта царь Хеопс, мы знаем с вами,
     Для памяти и мумии своей
     Себе воздвиг над многими веками
     Гигантский небывалый мавзолеи.
     Он был разграблен жадными руками,
     И не осталось от царя царей,
     Увы, ни горсти праха. Так на что же
     Мы, грешные, надеяться-то можем?
     220
     Но все же, философию ценя,
     Я часто говорю себе: увы,
     Мы - существа единственного дня,
     И наш удел-удел любой травы!
     Но юность и у вас и у меня
     Была приятна, согласитесь вы!
     Живите же, судьбу не упрекая,
     Копите деньги. Библию читая!..
     221
     Любезный мой читатель (а верней -
     Любезный покупатель), до свиданья!
     Я жму вам руку и на много дней
     Вам искренне желаю процветанья.
     Мы встретимся, пожалуй, попоздней,
     Коль явится на то у вас желанье.
     (Я от собратьев отличаюсь тем,
     Что докучать я не люблю совсем!)
     222
     "Иди же, тихий плод уединенья!
     Пускай тебя по прихоти несет
     Веселых вод спокойное теченье,
     И мир тебя когда-нибудь найдет!"
     Уж если Боб находит одобренье
     И Вордсворт понят - мой теперь черед!
     Четыре первых строчки не считайте
     Моими: это Саути, так и знайте!
     ПЕСНЬ ВТОРАЯ
     1
     О вы, друзья, кому на обученье
     Цвет молодежи всех народов дан, -
     Секите всех юнцов без сожаленья
     Во исправление нравов разных стран!
     Напрасны оказались наставленья
     Мамаши образцовой, и Жуан,
     Чуть только на свободе очутился,
     Невинности и скромности лишился.
     2
     Начни он просто школу посещать,
     Учись он ежедневно и помногу,
     Он не успел бы даже испытать
     Воображенья раннюю тревогу
     О, пламенного климата печать!
     О, ужас и смятенье педагога!
     Как был он тих, как набожен! И вот
     В шестнадцать лет уж вызвал он развод.
     3
     По правде, я не слишком удивлен,
     Все к этому вело, судите сами
     Осел-наставник, величавый тон
     Мамаши с философскими мозгами.
     Хорошенькая женщина и дон
     Супруг, слегка потрепанный годами,
     Стеченье обстоятельств, как назло,
     Неотвратимо к этому вело.
     4
     Вокруг своей оси весь мир кружится:
     Мы можем, восхваляя небеса,
     Платить налоги, жить и веселиться,
     Приспособляя к ветру паруса,
     Чтить короля, у доктора лечиться,
     С попами говорить про чудеса, -
     И мы за это получаем право
     На жизнь, любовь и, может быть, на славу.
     5
     Итак, поехал в Кадис мой Жуан.
     Прелестный город; я им долго бредил.
     Какие там товары южных стран!
     А девочки! (Я разумею - леди!)
     Походкою и то бываешь пьян,
     Не говоря о пенье и беседе, -
     Чему же уподобит их поэт,
     Когда подобных им на свете нет!
     6
     Арабский конь, прекрасная пантера,
     Газель или стремительный олень -
     Нет, это все не то! А их манеры!
     Их шали, юбки, их движений лень!
     А ножек их изящные размеры!
     Да я готов потратить целый день,
     Подыскивая лучшие сравненья,
     Но муза, вижу я, иного мненья.
     7
     Она молчит и хмурится. Постой!
     Дай вспомнить нежной ручки мановенье,
     Горячий взор и локон золотой!
     Пленительно-прекрасное виденье
     В душе, сияньем страсти залитой!
     Я забывал и слезы и моленья,
     Когда они весною при луне
     Под "фаццоли" порой являлись мне.
     8
     Но ближе к делу. Маменька послала
     Жуана в Кадис, чтобы блудный сын
     Пустился года на три - срок немалый
     В чужие страны странствовать один.
     Таким путем Инеса отрывала
     Его от всех, казалось ей, причин
     Грехопадении всяческих: не скрою,
     Был для нее корабль - ковчегом Ноя.
     9
     Жуан велел лакею своему
     Упаковать баулы кочевые.
     Инесе стало грустно - потому,
     Что уезжал он все-таки впервые
     На долгий срок. Потом она ему
     Вручила на дорогу золотые
     Советы и монеты; наш герой
     Из этих двух даров ценил второй.
     10
     Инеса между тем открыла школу
     Воскресную для озорных детей,
     Чей нрав неукротимый и тяжелый
     Сулил улов для дьявольских сетей.
     С трех лет младенцев мужеского пола
     Здесь розгами стегали без затей.
     Успех Жуана в ней родил решенье
     Воспитывать второе поколенье.
     11
     И вот готов к отплытью Дон-Жуан;
     Попутный ветер свеж, и качка злая:
     Всегда в заливе этом океан,
     Соленой пеной в путников швыряя,
     Бурлит, чертовской злобой обуян.
     Уж я-то нрав его отлично знаю!
     И наш герой на много-много дней
     Прощается с Испанией своей.
     12
     Когда знакомый берег отступает
     В туманы моря, смутная тоска
     Неотвратимо нас обуревает -
     Особенно, конечно, новичка.
     Все берега, синея, исчезают,
     Но помню я - как снег и облака,
     Белея, тают берега Британии,
     Нас провожая в дальние скитания.
     13
     Итак, Жуан на палубе стоял.
     Ругались моряки, скрипели реи,
     Выл ветер, постепенно исчезал
     Далекий город, пятнышком чернея.
     Мне от морской болезни помогал
     Всегда бифштекс. Настаивать не смею,
     Но все же, сэр, примите мой совет:
     Попробуйте, худого в этом нет.
     14
     Печально он на палубе стоял,
     Взирая на Испанию родную.
     Любой солдат, который покидал
     Свою отчизну, знает боль такую;
     Любой душой и сердцем трепетал,
     Любой в минуту эту роковую,
     Забыв десятки гнусных лиц и дел,
     На шпиль церковный горестно глядел.
     15
     Он оставлял любовницу, мамашу
     И, что важней, не оставлял жены.
     Он сильно горевал, и - воля ваша -
     Вы все ему сочувствовать должны:
     И нам, испившим опытности чашу,
     Часы прощанья все - таки грустны,
     Хоть чувства в нас давно оледенели, -
     А наш красавец плакав в самом деле.
     16
     Так плакали Израиля сыны
     У Вавилонских рек о днях счастливых, -
     И я б заплакал в память старины,
     Да муза у меня не из плаксивых.
     Я знаю, путешествия нужны
     Для юношей богатых и пытливых:
     Для упаковки им всего нужней
     Листки поэмы ветреной моей.
     17
     Жуан рыдал, и слез текли ручьи
     Соленые - в соленое же море
     "Прекрасные - прекрасной" - ведь сии
     Слова произносила в Эльсиноре
     Мать принца датского, цветы свои
     На гроб Офелии бросая. В горе,
     Раскаяньем томимый и тоской,
     Исправиться поклялся наш герой.
     18
     "Прощай, моя Испания, - вскричал он. -
     Придется ль мне опять тебя узреть?
     Быть может, мне судьба предназначала
     В изгнанье сиротливо умереть!
     Прощай, Гвадалкивир! Прощайте, скалы,
     И мать моя, и та, о ком скорбеть
     Я обречен!" Тут вынул он посланье
     И перечел, чтоб обострить страданье.
     19
     "Я не могу, - воскликнул Дон-Жуан, -
     Тебя забыть и с горем примириться!
     Скорей туманом станет океан
     И в океане суша растворится,
     Чем образ твой - прекрасный талисман -
     В моей душе исчезнет; излечиться
     Не может ум от страсти и мечты!"
     (Тут ощутил он приступ тошноты.)
     20
     "О Юлия! (А тошнота сильнее.)
     Предмет моей любви, моей тоски!..
     Эй, дайте мне напиться поскорее!
     Баттиста! Педро! Где вы, дураки?..
     Прекрасная! О боже! Я слабею!
     О Юлия!.. Проклятые толчки!..
     К тебе взываю именем Эрота!"
     Но тут его слова прервала... рвота.
     21
     Он спазмы ощутил в душе (точней -
     В желудке), что, как правило, бывает,
     Когда тебя предательство друзей,
     Или разлука с милой угнетает,
     Иль смерть любимых - и в душе твоей
     Святое пламя жизни замирает.
     Еще вздыхал бы долго Дон-Жуан,
     Но лучше всяких рвотных океан.
     22
     Любовную горячку всякий знает:
     Довольно сильный жар она дает,
     Но насморка и кашля избегает,
     Да и с ангиной дружбы не ведет.
     Недугам благородным помогает,
     А низменных - ив слуги не берет!
     Чиханье прерывает вздох любовный,
     А флюс для страсти вреден безусловно.
     23
     Но хуже всех, конечно, тошнота.
     Как быть любви прекрасному пыланью
     При болях в нижней части живота?
     Слабительные, клизмы, растиранья
     Опасны слову нежному "мечта",
     А рвота для любви страшней изгнанья!
     Но мой герой, как ни был он влюблен,
     Был качкою на рвоту осужден.
     24
     Корабль, носивший имя "Тринидада",
     В Ливорно шел; обосновалось там
     Семейство по фамилии Монкада -
     Родня Инесе, как известно нам
     Друзья снабдить Жуана были рады
     Письмом, которое повез он сам.
     О том, чтобы за ним понаблюдали и
     С кем нужно познакомили в Италии.
     25
     Его сопровождали двое слуг
     И полиглот - наставник, дон Педрилло, -
     Веселый малый, но морской недуг
     Его сломил: всю ночь его мутило!
     В каюте, подавляя свой испуг,
     Он помышлял о береге уныло,
     А качка, все сдвигая набекрень,
     Усиливала страшную мигрень.
     26
     Да, ветер положительно крепчал,
     И к ночи просто буря разыгралась.
     Хоть экипаж ее не замечал,
     Но пассажирам все - таки не спалось.
     Матросов ветер вовсе не смещал,
     Но небо испугало. Оказалось,
     Что паруса приходится убрать,
     Из спасенья мачты потерять.
     27
     В час ночи шквал ужасный налетел,
     Швырнул корабль с размаху, как корыто;
     Открылась течь, и остов заскрипел,
     Большая мачта оказалась сбита.
     Корабль весь накренился и осел,
     Как раненый, не чающий защиты;
     И скоро, в довершение беды,
     Набралось в трюмах фута три воды.
     28
     Часть экипажа, устали не зная,
     Взялась за помпы, прочие меж тем
     Пробоину искали, полагая,
     Что можно бы заткнуть ее совсем.
     Напрасный труд: упрямая и алая
     Вода, наперекор всему и всем,
     Просачивалась буйно сквозь холстину,
     Тюки белья, атласа и муслина.
     29
     Ничто б несчастным не могло помочь -
     Ни стоны, ни молитвы, ни проклятья,
     И все ко дну пошли бы в ту же ночь,
     Когда б не помпы. Вам, мои собратья,
     Вам, мореходы Англии, не прочь
     Чудесные их свойства описать я:
     Ведь помпы фирмы Мэнна - без прикрас! -
     Полсотни тонн выкачивают в час.
     30
     С рассветом буря стала утихать
     И даже течь как будто ослабела.
     Матросы, не решаясь отдыхать,
     Насосами работали умело.
     Но к ночи ветер поднялся опять,
     И море беспокойно заревело,
     А ураган, набравшись новых сил,
     Корабль одним ударом накренил.
     31
     Измученный, лежал он без движенья,
     На палубы нахлынула вода.
     (Картин пожаров, битв и разрушенья
     Не забывают люди никогда,
     Но, хоть рождают боль и сожаленье
     Разбитые сердца и города,
     Всем уцелевшим, как давно известно,
     О катастрофе вспомнить интересно.)
     32
     Матросы, топором вооружась,
     Грот - мачту торопливо подрубили,
     Но, как бревно, лежал, не шевелясь,
     Как будто ослабевший от усилий,
     Больной корабль; тревожно суетясь,
     Фок - мачту и бушприт они свалили -
     И, как старик, что превозмог недуг,
     Корабль с усильем выпрямился вдруг.
     33
     Естественно, что в час такой плачевный
     Всех пассажиров ужас обуял:
     И аппетит их, и покой душевный
     Жестокой бури приступ нарушал.
     Ведь даже и матросы, к повседневной
     Опасности привыкнув, каждый шквал
     Встречают смело, только дозой грога
     И рома ободренные немного.
     34
     Ничто так ре способно утешать,
     Как добрый ром и пламенная вера:
     Матросы, собираясь умирать,
     И пили и молились свыше меры;
     А волны продолжили бушевать,
     Клубились тучи в небе мутно - сером,
     И, вторя вою океана, ввысь
     Проклятья, стоны и мольбы неслись.
     35
     Но Дон-Жуан один не растерялся,
     Находчивость сумел он проявить:
     Он вынул пистолет и попытался
     Безумство на борту остановить,
     И экипаж ему повиновался;
     Они страшились пули, может быть,
     Сильней, чем волн, хоть моряки считают,
     Что во хмелю тонуть им подобает.
     36
     Идти ко дну готовясь через час,
     Они просили грогу. Но упорно
     Жуан им отвечал: "Меня и вас
     Погибель ждет, но умирать позорно
     В обличье скотском!" Власти подчинись,
     Ему внимали пьяницы покорно,
     И сам Педрилло, выбившись из сил,
     Напрасно грогу у него просил.
     37
     Старик несчастный был разбит совсем:
     Он жаловался громко, и молился,
     И каялся в грехах, и клялся всем,
     Что он теперь вполне переродился;
     Теперь, не отвлекаемый ничем,
     В науки б он прилежно погрузился,
     Никто его не мог бы соблазнить
     Для Дон-Жуана Санчо Пансой быть.
     38
     Потом опять надежда появилась -
     К рассвету ветер несколько утих.
     Но с прежней силой течь возобновилась;
     Усилий не жалея никаких,
     Команда вновь за помпы ухватилась,
     А два десятка слабых и больных
     На солнце сели, кости прогревая
     И к парусам заплаты пришивая.
     39
     Желая течь хоть как-нибудь унять,
     Они под киль поддели парусину.
     Пусть кораблю без мачт не совладать
     С разгулом урагана и пучины,
     Но никогда не нужно унывать,
     Встречая даже страшную кончину!
     Хоть умирать приходится лишь раз,
     Но как - вот это беспокоит нас!
     40
     Швыряли волны их и ветры били
     По воле и по прихоти своей.
     Матросы и руля не укрепили,
     И отдыха не знали много дней,
     Но ждали все же наступленья штиля
     (Надежда подкрепляет всех людей).
     Корабль, конечно, плыл еще куда - то,
     Но по сравненью с уткой - плоховато.
     41
     Пожалуй, ветер стал ослабевать,
     Зато корабль держался еле-еле,
     И все, кто начал это сознавать,
     Насупились и явно оробели;
     Притом воды им стало не хватать.
     Напрасно в телескоп они глядели:
     Ни паруса, ни полосы земли -
     Лишь море предвечернее вдали.
     42
     А к ночи снова буря разыгралась,
     И в трюме и на палубе опять
     Вода, как накануне, показалась.
     Все знали, что теперь несдобровать.
     Все помпы отказали. Оставалось
     На жалость волн и бури уповать, -
     А волны столь же к жалости способны,
     Как люди в дни войны междоусобной.
     43
     Вот плотник, со слезами на глазах,
     Измученный, явился к капитану.
     Он был силен, хотя уже в годах,
     Не раз уж он по злому океану
     Отважно плавал, и отнюдь не страх
     Его заставил плакать, - но не странно,
     Что он заплакал: он семью имел
     И в страшный час детей своих жалел.
     44
     Корабль тонул. Мольбы и заклинания,
     Все пассажиры начали кричать:
     По сотне свеч угодникам заранее
     Несчастные старались обедать.
     Иные в этом хаосе стенания
     Спешили шлюпки на море спускать.
     Один к Педрилло бросился в смятенье,
     Прося хоть у него благословенья.
     45
     Иные наряжались, торопясь,
     Как будто на воскресное гулянье;
     Иные рвали волосы, крестясь,
     И плакали, кляня существованье;
     Иные, в лодке плотно умостясь,
     Утешились на время от сознанья,
     Что лучше корабля хороший челн
     Противиться способен гневу волн.
     46
     Но, к сожаленью, в этом состоянье,
     Усталые от страха и тоски,
     Они тащили в диком состязанье
     Куда попало кадки и тюки.
     Ведь, даже умирая, о питанье
     Мечтают люди, смыслу вопреки!
     Но в катер погрузили очень мало:
     Мешок с галетами и бочку сала.
     47
     Зато в баркас успели взять и ром,
     И хлеб, слегка подмоченный, и мясо -
     Свинину и говядину; притом
     Воды бочонок взяли для баркаса
     И даже пять огромных фляг с вином -
     По существу, немалые запасы!
     Хотя при обстоятельствах таких
     И на неделю б не хватило их.
     48
     Все остальные лодки потеряли
     В начале шторма. Впрочем, и баркас
     Был в жалком состоянье и едва ли
     Мог долго продержаться. Но сейчас
     Не думали об этом: все мечтали
     За борт скорее прыгнуть, чтобы час
     Урвать у жизни: всем уж ясно стало,
     Что лодок для спасенья не хватало.
     49
     Вот сумерки, как лиловатый дым,
     Над водною пустыней опустились;
     Ночь надвигалась облаком густым,
     И лица все бледнее становились:
     За этой пеленой, казалось им,
     Черты чего - то гневного таились.
     Двенадцать дней их страх сводил с ума,
     Теперь его сменила смерть сама.
     50
     Кто в силах был - трудились над плотом:
     Нелепая затея в бурном море;
     Хотя смешного мало было в том,
     Но остальные, облегчая горе,
     Над ними насмехались. Крепкий ром
     Подогревал веселье. В страшной своре
     Полубезумцев, полумертвецов
     Их дикий смех казался визгом псов.
     51
     К восьми часам бочонки, доски, реи -
     Все побросали в море, что могли.
     По небу тучи, сумрачно темнея,
     Скрывая звезды, медленно ползли.
     От корабля отчалив поскорее,
     Как можно дальше лодки отошли.
     Вдруг черный остов дрогнул, накренился
     И как - то сразу в воду погрузился.
     52
     И тут вознесся к небу страшный крик
     Прощанья с жизнью. Храбрые молчали,
     Но вой трусливых был смертельно дик;
     Иные, в волны прыгая, рыдали,
     И волны жадно поглощали их,
     И снова пасть пучины разевали.
     Так в рукопашной схватке в жажде жить
     Спешат враги друг друга задушить.
     53
     Вот над могучим воем урагана
     Еще один последний общий стон
     Рванулся в тьму полночного тумана
     И снова, громом бури заглушен,
     Умолк в пустыне черной океана;
     Но ветер доносил со всех сторон
     Лишь крики одиноких утопавших -
     Агонию пловцов ослабевавших.
     54
     Нагруженные лодки отошли
     Заранее, но те, кто были в них,
     Едва ли верить искренне могли
     Теперь в спасенье бренных тел своих,
     Куда бы волны их ни понесли.
     В баркасе только тридцать было их,
     А в катере лишь девять поместилось,
     Погрузка неразумно проводилась.
     55
     Все прочие - душ около двухсот -
     Расстались с христианскими телами.
     Утопленник недель по восемь ждет,
     Носимый океанскими волнами,
     Пока святая месса не зальет
     Чистилища безжалостное пламя;
     А месса нынче, что ни говори,
     Обходится порою франка в три!
     56
     Жуан помочь Педрилло постарался
     Спуститься своевременно в баркас;
     Несчастный педагог повиновался
     (Он весь дрожал, не осушая глаз).
     Жуан отлично всем распоряжался;
     Он, верно б, и своих лакеев спас,
     Но вот беда - Баттиста, он же Тита,
     Погиб из-за пристрастья к aqua vita *.
     {* Водка; буквально: жизненная вода (лат.)}
     57
     И Педро не был вовремя спасен
     По вышеупомянутой причине:
     На катер неудачно прыгнул он
     С кормы - и канул в пенистой пучине,
     Неведеньем блаженно упоен.
     Вино, в его виновное кончине,
     Жестокость волн смягчило для него:
     Он утонул - и больше ничего.
     58
     К отцу хранил герой наш уваженье -
     Его собачку он с собою вез.
     Опасности почуяв приближенье,
     Метался и скулил несчастный пес.
     Обычно катастрофы и крушенья
     Предчувствует собачий умный нос!
     Схватив собачку эту, вместе с нею
     Жуан мой в лодку прыгнул, не робея.
     59
     Деньгами второпях наполнил он
     Свои карманы и карман Педрилло -
     Наставник, истощен и потрясен,
     Повиновался робко и уныло;
     Но твердо верил наш отважный дон
     В свое спасенье, молодость и силы,
     А потому в такой ужасный час
     Собачку и наставника он спас.
     60
     А ночь ревела, ветер бесновался,
     Громады волн вставали с двух сторон,
     И парус то испуганно вздувался,
     То опадал, от ветра защищен
     Стеной воды, и на корму бросался
     Обрушившийся вал. Сквозь свист и стон
     Они друг друга слышать перестали,
     Промокли все до нитки, все устали.
     61
     Разбитый катер вдруг нырнул во мрак,
     И больше тень его не появлялась.
     Баркас еще держался на волнах;
     Из одеял к веслу какой - то парус
     Приделали матросы кое - как.
     Но всем собратьев гибель вспоминалась,
     Всем было жалко сала и галет,
     Доставшихся акулам на обед.
     62
     Вот солнце встало пламенно - багровое -
     Предвестник верный шторма; тут одна
     Возможность - бурю вытерпеть суровую
     И ждать, чтоб успокоилась она.
     Всем ослабевшим - средство образцовое -
     По ложке дали рому и вина
     С заплесневелым хлебом; все устали.
     И все в лохмотьях жалких замерзали.
     63
     Их было тридцать, сбившихся толпой,
     Оборванных и дремлющих устало:
     Иной сидел с покорностью тупой,
     Иной лежал, иного даже рвало;
     От холода и сырости ночной
     Их лихорадка лютая трепала,
     И только небо покрывало их -
     Измученных, голодных и больных.
     64
     Мне говорили, что желанье жить
     Способно и продлить существованье:
     Больные могут волей победить
     Любое тяжкое заболеванье,
     Предохраняя жизненную нить
     От ножниц Парки. Страха трепетанье
     Опасно смертным - робкий человек
     Свой краткий укорачивает век.
     65
     Но старички, живущие на ренту,
     Живут, как я заметил, дольше всех
     И внуков, ожидающих момента
     Кончины их, частенько вводят в грех.
     Но, впрочем, за хорошие проценты
     Дают нам под наследство без помех
     По векселям ростовщики - евреи,
     Хотя они всех кредиторов злее.
     66
     В открытом море эта жажда жить
     Обуревает нас: ни сила шквала,
     Ни буря не способны победить
     Сердца пловцов, упорные, как скалы.
     С опасностью и случаем шутить -
     Удел матросов; так всегда бывало -
     И аргонавты, и библейский Ной
     Спасались этой жаждою одной!
     67
     Но люди плотоядны от рожденья,
     Как тигр или акула; с юных лет
     Желудки их привыкли, к сожаленью,
     Иметь мясное блюдо на обед.
     Конечно, аппарат пищеваренья
     И овощной приемлет винегрет,
     Но трудовой народ привык, признаться,
     Свининой и говядиной питаться.
     68
     На третий день попали моряки
     В глубокий штиль - прозрачный, тихокрылый.
     Как в солнечной лазури голубки,
     По океану судно их скользило.
     Распаковав корзинки и мешки,
     Они поспешно подкрепили силы,
     Не думая о том, что, может быть,
     Им каждой крошкой нужно дорожить.
     69
     Последствия легко предугадать:
     Провизию довольно быстро съели,
     И выпили вино, и стали ждать,
     Что ветер их погонит прямо к цели.
     Баркасом было трудно управлять:
     Одно весло на всех они имели,
     Припасов не имея никаких.
     Какая ж участь ожидала их?
     70
     Четыре дня стояла тишина
     И паруса висели бездыханно.
     В спокойствии младенческого сна
     Едва качались волны океана,
     А голод рос, как грозная волна.
     На пятый день собачку Дон-Жуана
     Убили, вопреки его мольбам,
     И тут же растащили по кускам.
     71
     Иссохшей шкуркой на шестые сутки
     Питались все, но продолжал поститься
     Жуан: ему мешали предрассудки
     Папашиной собачкой подкрепиться.
     Но, побежденный спазмами в желудке,
     Решил передней лапкой поделиться
     С Педрилло: тот и половинку съел,
     И на вторую жадно посмотрел.
     72
     Семь дней без ветра солнце пожирало
     Бессильные недвижные тела,
     Простертые как трупы. Даль пылала:
     В ней даже тень прохлады умерла.
     Ни пищи, ни воды уже не стало,
     И молчаливо, медленно росла
     Предвестием неотвратимых бедствий
     В их волчьих взорах мысль о людоедстве.
     73
     И вот - один товарищу шепнул,
     Другой шепнул соседу осторожно,
     И шепот их в зловещий тихни гул
     Стал разрастаться грозно и тревожно.
     Никто не знал, кто первый намекнул
     На то, что все скрывали, сколь возможно.
     И вдруг решили жребии метать:
     Кому судьба для братьев пищей стать.
     74
     Они уж накануне раскромсали
     Все кожаные шапки и ремни
     И съели. Пищи взоры их искали,
     Хотели мяса свежего они.
     Бумаги, впрочем, сразу не достали,
     Поэтому - о муза, не кляни
     Жестоких! - у Жуана взяли силой
     На жребии письмо подруги милой.
     75
     Пришла минута жребии тянуть,
     И на одно короткое мгновенье
     Мертвящую почувствовали жуть
     Все, кто мечтал о страшном насыщенье.
     Но дикий голод не давал заснуть
     Вгрызавшемуся в сердце их решенью,
     И, хоть того никто и не желал,
     На бедного Педрилло жребий пал.
     76
     Он попросил их только об одном:
     Чтоб кровь ему пустили; нужно было
     Ему лишь вену вскрыть - и мирным сном
     Забылся безмятежно наш Педрилло.
     Он умер как католик; веру в нем
     Недаром воспитанье укрепило.
     Распятье он поцеловал, вздохнул
     И руку для надреза протянул.
     77
     Хирургу вместо платы полагалось
     Кусок отличный взять себе, но тот
     Лишь крови напился; ему казалось,
     Что как вино она из вены бьет.
     Матросы съели мясо. Что осталось -
     Мозги, печенка, сердце, пищевод -
     Акулам за борт выброшено было.
     Таков удел несчастного Педрилло.
     78
     Матросы съели мясо, я сказал,
     За исключеньем тех, кого действительно
     Сей вид мясоеденья не прельщал.
     Жуан был в их числе: неудивительно -
     Уж если он собачку есть не стал,
     Считая, что сие предосудительно,
     Не мог он, даже голодом томим,
     Позавтракать наставником своим!
     79
     И он был прав. Последствия сказались
     Обжорства их в конце того же дня:
     Несчастные, безумствуя, метались,
     Кощунствуя, рыдая и стеня,
     В конвульсиях по палубе катались,
     Прося воды, судьбу свою кляня,
     В отчаянье одежды раздирали -
     И, как гиены, с воем умирали.
     80
     От этого несчастья их число,
     Я полагаю, сильно поредело.
     Но те, кому покамест повезло
     В живых остаться, думали несмело,
     Кого бы снова скушать; не пошло
     На пользу им сознанье злого дела
     И зрелище жестокой смерти тех,
     Кто объедался, позабыв про грех.
     81
     Всех толще был помощник капитана,
     И все о нем подумывали, - но
     Прихварывал он что - то постоянно;
     Еще соображение одно
     Спасло его от гибели нежданно:
     Ему преподнесли не так давно
     По дружбе дамы в Кадисе в складчину
     Подарок, удручающий мужчину.
     82
     Педрилло уж никто не доедал:
     На аппетит усердных едоков
     Невольный страх порядком повлиял.
     Жуан, ко всем превратностям готов,
     Куски бамбука и свинца жевал;
     Когда же случай им послал нырков
     И пару альбатросов на жаркое, -
     Покойника оставили в покое.
     83
     Пусть те, кого шокирует из вас
     Удел Педрилло, вспомнят Уголино:
     Тот, кончив свой трагический рассказ,
     Грыз голову врага. Сия картина
     В аду ничуть не оскорбляет глаз;
     Тем более уж люди неповинны,
     Когда они друзей своих едят
     В минуты пострашней, чем Дантов ад.
     84
     Лишь ночью ливнем тучи разразились.
     Как трещины засушливой земли,
     Страдальцев губы жаждою кривились,
     Ловили капли влаги, как могли.
     Когда б вы в Малой Азии родились
     Иль без воды дней десять провели, -
     В колодец вы мечтали бы спуститься,
     Где, как известно, истина таится.
     85
     Дождь ливмя лил, но эта благодать
     Жестокой жажды их не облегчала,
     Пока не догадались разостлать
     На палубе остатки одеяла;
     Его, понятно, стали выжимать
     И воду пили жадно, одичало,
     Впервые ощущая, может быть,
     Насколько велико блаженство пить.
     86
     Глотая воду, как земля сухая,
     Их губы оставались горячи,
     Их языки чернели, опухая,
     В иссохшем рту, как в доменной печи.
     Так, о росинке нищих умоляя,
     В аду напрасно стонут богачи!
     И если это правда, то действительно
     Доктрина христианства утешительна.
     87
     Среди скитальцев были два отца
     Измученных и два печальных сына.
     Один держался бодро до конца,
     Но умер вдруг, как будто без причины.
     Старик отец взглянул на мертвеца,
     Перекрестился истово и чинно,
     "Да будет воля божья!" - произнес
     И попрощался с первенцем без слез.
     88
     Второй ребенок слабеньким казался,
     Он был изнежен и немного хил,
     Но долго мальчик смерти не сдавался,
     Поддерживал в нем дух остатки сил.
     Отцу ребенок слабо улыбался
     И слово утешенья находил,
     Когда в чертах отца, с надеждой споря,
     Мелькала тень разлуки - ужас горя.
     89
     И, наклонись над мальчиком своим,
     Не отрывая глаз, отец унылый
     Следил за ним, ухаживал за ним.
     Когда страдальцев ливнем оживило,
     Ребенок был уж вовсе недвижим,
     Но взор померкший радость озарила,
     Когда из тряпки в рот ему отец
     Хоть каплю влаги выжал наконец.
     90
     Ребенок умер. Пристально и странно
     Смотрел отец на хладный этот прах,
     Как будто труп, простертый бездыханно,
     Еще очнуться мог в его руках.
     Когда же, став добычей океана,
     Поплыл мертвец, качаясь на волнах, -
     Старик упал и встать уж не пытался,
     Лишь изредка всем телом содрогался.
     91
     Вдруг радуга у них над головой,
     Прорезав облака над мглою моря,
     На крутизне воздвиглась голубой.
     Все стало сразу ярче, словно споря
     Сияньем с этой аркою цветной;
     Как плещущее знамя на просторе,
     Горел ее прекрасный полукруг;
     Потом поблекнул и растаял вдруг.
     92
     Как ты хорош, хамелеон небесный,
     Паров и солнца дивное дитя!
     Подернут дымкой пурпур твой чудесный,
     Все семицветье светом золотя, -
     Так полумесяцы во тьме окрестной
     Горят, над минаретами блестя.
     (Но, впрочем, синяки при боксе тоже
     С его цветами, несомненно, схожи!)
     93
     Все ободрились: радугу они
     Считали добрым предзнаменованьем:
     И римляне и греки искони
     Подобным доверяли указаньям
     В тяжелые и горестные дни
     Полезно это всем; когда страданьем
     Измучен ум, - приятно допустить,
     Что радуга спасеньем может быть.
     94
     Вдруг белая сверкающая птица,
     Как будто голубь, сбившийся с пути,
     Над ними стала медленно кружиться,
     Казалось, уж готовая почти
     Для отдыха на мачту опуститься,
     Как будто ночь хотела провести
     Среди людей, - и птицы появленье
     Им показалось признаком спасенья.
     95
     И все - таки хочу отметить я.
     Сей голубь очень мудро поступил,
     Что дальше от двуногого зверья
     Найти себе пристанище решил:
     Будь даже тем он голубем, друзья,
     Который Ною милость возвестил,


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ]

/ Полные произведения / Байрон Дж.-Г. / Дон Жуан


Смотрите также по произведению "Дон Жуан":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis