Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Тургенев И.С. / Новь

Новь [13/18]

  Скачать полное произведение

    - Какие у вас хорошие слова, Татьяна!.. "По вольной милости..." Очень это мне нравится. Вот что, Татьяна, я о чем вас просить буду. Мне нужно себе платье сшить или купить, такое вот, как ваше, или еще попроще. И башмаки, и чулки, и косынка - все, чтобы было, как у вас. Деньги у меня на это есть.
     - Что же, барышня, это все можно... Ну, не буду, не извольте гневаться. Не буду вас барышней называть. Только как мне вас звать-то?
     - Марианной.
     - А по отчеству как вас величают?
     - Да на что вам мое отчество? Зовите меня просто Марианной. Зову же я вас Татьяной.
     - И то - да не то. Вы уж лучше скажите.
     - Ну хорошо. Моего отца звали Викентьем. А вашего как?
     - А моего - Осипом.
     - Ну, так я буду вас звать Татьяной Осиповной.
     - А я вас Марианной Викентьевной. Вот оно как славно будет!
     - Что бы вам с нами чайку выпить, Татьяна Осиповна?
     - На первый случай можно, Марианна Викентьевна. Чашечкой себя побалую. А то Егорыч забронит.
     - Кто это Егорыч?
     - А Павел, муж мой.
     - Садитесь, Татьяна Осиповна.
     - И то сяду, Марианна Викентьевна.
     Татьяна присела на стул и начала пить чай вприкуску, беспрестанно поворачивая в пальцах кусочек сахара и щурясь глазом с той стороны, с какой она прикусывала сахар. Марианна вступила с нею в разговор. Татьяна отвечала не чинясь и сама расспрашивала и рассказывала. На Соломина она чуть не молилась, а мужа своего ставила тотчас после Василия Федотыча. Фабричным житьем она, однако, тяготилась.
     - Ни тебе город здесь, ни деревня... Без Василия Федотыча и часу бы я не осталась!
     Марианна слушала ее рассказы внимательно.
     Усевшийся в сторонке Нежданов наблюдал за своей подругой и не удивлялся ее вниманию: для Марианны это все было внове - а ему казалось, что он подобных Татьян видел целые сотни и говорил с ними сотни раз.
     - Вот что, Татьяна Осиповна, - сказала наконец Марианна, - вы думаете, что мы хотим учить народ; нет - мы служить ему хотим.
     - Как так служить? Учите его, вот вам и служба. Я хоть с себя пример возьму. Я как за Егорыча вышла - ни читать, ни писать не умела; а теперь вот знаю, спасибо Василию Федотычу. Не сам он учил меня, а заплатил одному старичку. Тот и выучил. Ведь я еще молодая, даром что рослая.
     Марианна помолчала.
     - Мне, Татьяна Осиповна, - начала она опять, - хотелось бы выучиться какому-нибудь ремеслу... да мы еще поговорим об этом с вами. Шью я плохо; если б я выучилась стряпать - можно бы в кухарки пойти.
     Татьяна задумалась.
     - Как же так в кухарки? Кухарки у богатых бывают, у купцов; а бедные сами стряпают. А на артель готовить, на рабочих... Ну уж это совсем последнее дело!
     - Да мне бы хоть у богатого жить, а с бедными знаться. А то как я с ними сойдусь? Не все же такой случай выдет, как с вами.
     Татьяна опрокинула пустую чашку на блюдечко.
     - Это дело мудреное, - промолвила она наконец со вздохом, - около пальца не обвертишь. Что умею - покажу, а многому я сама не учена. С Егорычем потолковать надо. Ведь он какой? Книжки всякие читает! - и все может сейчас как руками развести. - Тут она взглянула на Марианну, которая свертывала папироску... - И вот еще что, Марианна Викентьевна: извините меня, но коли вы, точно, опроститься желаете, так это уж вам придется бросить. - Она указала на папироску. - Потому в тех званиях, хоть бы вот в кухарках, этого не полагается: и вас сейчас всякий признает, что вы есть барышня. Да.
     Марианна выбросила папироску за окно.
     - Я курить не буду... от этого легко отвыкнуть. Простые женщины не курят: стало быть, и мне не след курить.
     - Это вы верно сказали,Марианна Викентьевна. Мужской пол этим балует и у нас; а женский - нет. Так-то!.. Э! да вот и сам Василий Федотыч сюда жалует. Его это шаги. Вы его спросите: он вам сейчас все определит - лучшим манером.
     И точно: за дверью раздался голос Соломина.
     - Можно войти?
     - Войдите, войдите! - закричала Марианна.
     - Это у меня английская привычка, - сказал, входя, Соломин. - Ну каково вы себя чувствуете? Не заскучали еще пока? Я вижу, вы здесь чайничаете с Татьяной. Вы слушайте ее: она разумница... А ко мне сегодня мой хозяин приезжает... вот некстати! И обедать остается. Что делать! На то он хозяин.
     - Что за человек? - спросил Нежданов, выходя из своего уголка.
     - Ничего... Тряпки не сосет. Из новых. Вежлив очень - и рукавчики носит, - а глаз всюду запускает, не хуже старого. Сам шкурку дерет - и сам приговаривает: "Повернитесь-ка на этот бочок, сделайте одолжение; тут есть еще живое местечко... Надо его пообчистить!" Ну, да со мной он шелковый; я ему нужен! Только я пришел вам сказать, что уж сегодня вряд ли удастся нам свидеться. Обед вам принесут. А на двор не показывайтесь. Как вы думаете, Марианна, Сипягины будут вас отыскивать, за вами гнаться?
     - Я думаю, что нет, - ответила Марианна.
     - А я так уверен, что да, - сказал Нежданов.
     - Ну, все равно, - продолжал Соломин, - надо быть осторожным на первых порах. Потом обойдется.
     - Да; только вот что, - заметил Нежданов, - о моем местопребывании должен знать Маркелов; надо его известить.
     - Зачем?
     - Нельзя иначе; для нашего дела. Он должен всегда знать, где я. Слово дано. Да он не проболтает!
     - Ну хорошо. Пошлем Павла.
     - А платье мне будет готово? - спросил Нежданов.
     - То есть костюм? - как же...как же. Тот же маскарад. Спасибо-недорого. Прощайте, отдохните. Татьяна, пойдем.
     Марианна и Нежданов опять остались одни.
     XXVIII
     Сперва они опять крепко пожали друг другу руки; потом Марианна воскликнула: "Постой, я помогу тебе убрать твою комнату", - и начала выкладывать его вещи из саквояжа и мешка. Нежданов хотел было помочь ей; но она Объявила, что все сделает одна. "Потому что надо привыкать служить". И действительно: сама развесила платье на гвоздики, которые нашла в ящике стола и вбила собственноручно в стену оборотной стороною щетки, за неимением молотка; уложила белье в старенький комодец, находившийся между окон.
     - Что это? - спросила она вдруг, - револьвер? Он заряжен? На что он тебе?
     - Он не заряжен... А впрочем, дай его сюда. Ты спрашиваешь: на что? Как же без револьвера в нашем-то звании?
     Она засмеялась и продолжала свою работу, встряхивая каждую отдельную вещь и хлопая по ней ладонью; поставила даже две пары сапог под диван; а несколько книг, пачку бумаг и маленькую тетрадку со стихами расположила торжественно на трехногом угловом столе, назвав его письменным и рабочим, в противность другому, круглому, который назвала обеденным и чайным. Потом, взяв стихотворную тетрадь в обе руки, приподняв ее в уровень своего лица и глядя через ее край на Нежданова, она с улыбкой промолвила:
     - Ведь мы все это перечтем вместе, в свободное от занятий время! А?
     - Дай мне эту тетрадь! я ее сожгу! - воскликнул Нежданов. - Она другого не стоит!
     - Зачем же ты ее взял с собою, коли так? Нет, нет, я тебе ее не дам на сожжение. А впрочем, говорят, сочинители только грозятся - и никогда своих вещей не жгут. Но я все-таки лучше унесу ее к себе!
     Нежданов хотел протестовать, но Марианна выскочила в соседнюю комнату с тетрадью - и вернулась без нее.
     Она подсела к Нежданову - и тотчас же встала.
     - Ты у меня еще не был... в моей комнате. Хочешь посмотреть? Она не хуже твоей. Пойдем - я тебе покажу.
     Нежданов тоже встал и последовал за Марианной. Комнатка ее, как она выразилась, была немного меньше его комнаты; но мебель в ней была как будто почище и поновей; на окне стояла хрустальная вазочка с цветами, а в углу железная кроватка.
     - Видишь, какой он милый, Соломин, - воскликнула Марианна, - только не надо себя слишком нежить: такие квартиры нам не часто попадаться будут. А вот что я думаю; вот было бы хорошо: так устроиться, чтобы нам обоим, не расставаясь, на какое-нибудь место поступить! Трудно это будет, - прибавила она, погодя немного, - ну, там подумаем. Ведь все равно: в Петербург ты не вернешься?
     - Что мне в Петербурге делать? В университет ходить да уроки давать? Это уж никуда не годится.
     - Вот что Соломин скажет, - промолвила Марианна, - он лучше решит, как и что.
     Они вернулись в первую комнату и опять сели друг подле друга. Похвалили Соломина, Татьяну, Павла; упомянули о Сипягине, о том, как прежняя жизнь вдруг так далеко от них ушла, словно туманом покрылась; потом опять пожали друг другу руки - обменялись радостными взглядами; потом поговорили о том, в какие слои должно стараться проникать и как им надо будет держаться, чтобы их не подозревали.
     Нежданов уверял, что чем меньше об этом думать, чем проще себя держать, - тем лучше.
     - Конечно! - воскликнула Марианна. - Ведь мы хотим опроститься, как говорит Татьяна.
     - Я не в этом смысле, - начал было Нежданов. - Я хотел сказать, что не надо принуждать себя...
     Марианна вдруг засмеялась.
     - Я вспомнила, Алеша, как это я нас обоих назвала: опростелые!
     Нежданов тоже посмеялся, повторил: "опростелые..." - а потом задумался.
     И Марианна задумалась.
     - Алеша! - промолвила она.
     - Что?
     - Мне кажется, нам обоим немного неловко. Молодые - des nouveaux maries, - пояснила она, - в первый день своего брачного путешествия должны чувствовать нечто подобное. Они счастливы... им очень хорошо - и немножко неловко.
     Нежданов улыбнулся - принужденной улыбкой.
     - Ты очень хорошо знаешь, Марианна, что мы не молодые - в твоем смысле.
     Марианна поднялась с своего места и стала прямо перед Неждановым.
     - Это от тебя зависит.
     - Как?
     - Алеша, ты знаешь, что когда ты мне скажешь как честный человек - а я тебе верю, потому что ты точно честный человек, - когда ты мне скажешь, что ты меня любишь той любовью... ну, той любовью, которая дает право на жизнь другого, - когда ты мне это скажешь, - я твоя.
     Нежданов покраснел и отвернулся немного.
     - Когда я тебе это скажу...
     - Да, тогда! Но ведь ты сам видишь, ты мне теперь этого не говоришь... О да, Алеша, ты, точно, честный человек. Ну, и давай толковать о вещах более серьезных.
     - Но ведь я люблю тебя, Марианна!
     - Я в этом не сомневаюсь... и буду ждать. Постой, я еще не совсем привела в порядок твой письменный стол. Вот тут что-то завернуто, что-то жесткое...
     Нежданов рванулся со стула.
     - Оставь это, Марианна... Это... пожалуйста, оставь.
     Марианна повернула к нему голову через плечо и с изумлением приподняла брови.
     - Это - тайна? Секрет? У тебя есть секрет?
     - Да... да, - промолвил Нежданов и, весь смущенный, прибавил - в виде объяснения: - Это... портрет.
     Слово это вырвалось у него невольно. В бумажке, которую Марианна держала в руках, был действительно завернут ее портрет, данный Нежданову Маркеловым.
     - Портрет? - произнесла она протяжным голосом... - Женский?
     Она подала ему пакетец; но он неловко его взял, он чуть не выскользнул у него из рук - и раскрылся.
     - Да это... мой портрет! - воскликнула Марианна с живостью... - Ну - свой-то портрет я имею право взять. - Она выхватила его у Нежданова.
     - Это - ты нарисовал?
     - Нет... не я.
     - Кто же? Маркелов?
     - Ты угадала... Он.
     - Каким же образом он у тебя?
     - Он мне подарил его.
     - Когда?
     Нежданов рассказал, когда и как. Пока он говорил, Марианна взглядывала то на него, то на портрет... и у обоих, у Нежданова и у ней, мелькнула одна и та же мысль в голове: "Если бы он был в этой комнате, он бы имел право потребовать..." Но ни Марианна, ни Нежданов не высказали громко своей мысли... быть может потому, что каждый из них почувствовал ее в другом.
     Марианна тихонько завернула портрет в бумажку и положила ее на стол.
     - Добрый человек! - прошептала она. - Где-то он теперь?
     - Как где?.. Дома, у себя. Я завтра или послезавтра пойду к нему за книжками, за брошюрами. Он хотел мне дать - да, видно, забыл при отъезде.
     - И ты, Алеша, того мнения, что, отдавая тебе этот портрет, он уже ото всего отказывался... решительно ото всего?
     - Мне так показалось.
     - И ты надеешься его найти дома?
     - Конечно.
     - А! - Марианна опустила глаза, уронила руки. - А вот нам обед Татьяна несет! - вскрикнула она вдруг. - Какая она славная женщина!
     Татьяна явилась с приборами, салфетками, судками. Пока она накрывала на стол, она рассказывала о том, что происходило на фабрике.
     - Хозяин приехал из Москвы по чугунке - и пошел бегать по всем этажам, как оглашенный; да ведь он ничего как есть не смыслит, а только так, для, виду действует, для примеру. А Василий Федотыч с ним, как с малым младенцем; а хозяин хотел какую-то противность учинить, так его Василий Федотыч сейчас отчеканил; брошу, говорит, сейчас все; тот сейчас хвост и поджал. Теперь вместе кушают; а хозяин с собой компаньона привез...Так тот только всему удивляется. А денежный, должно быть, человек, этот кумпаньон, потому все больше молчит да головой потряхивает. А сам толстый-претолстый! Туз московский! Недаром пословица такая слывет, что Москва у всей России под горою: все в нее катится.
     - Как вы все примечаете! - воскликнула Марианна.
     - Я и то заметливая, - возразила Татьяна. - Вот, готов вам обед. Кушайте на здоровье. А я тут малость посижу, на вас погляжу.
     Марианна и Нежданов принялись есть; Татьяна прикорнула на подоконник и подперла щеку рукою.
     - Погляжу я на вас, - повторила она, - и какие же вы оба молоденькие да кволенькие... Так приятно на вас глядеть, что даже печально! Эх, голубчики мои! Берете вы на себя тяготу невмоготу! Таких-то, как вас, пристава царские - охочи в куролеску сажать!
     - Ничего, тетушка, не пугайте нас, - заметил Нежданов. - Вы знаете поговорку: "Назвался груздем - полезай в кузов".
     - Знаю... знаю; да кузовья-то пошли ноне тесные да невылазные!..
     - Есть у вас дети? - спросила Марианна, чтобы переменить разговор.
     - Есть; сынок. В школу ходить начал. Была и дочка; да не стало ее, сердешной! Несчастье с ней приключилось: попала под колесо. И хоть бы разом ее убило! А то - мучилась долго. С тех пор я жалостливая стала; а прежде - что жимолость, что я. Как есть дерево!
     - Ну, а как же вы Павла Егорыча-то вашего - разве не любили?
     - Э! то особ статья; то - дело девичье. Ведь вот и вы - вашего-то любите? Аль нет?
     - Люблю.
     - Оченно любите?
     - Очень.
     - Чтой-то... - Татьяна посмотрела на Нежданова, на Марианну - и ничего не прибавила.
     Марианне опять пришлось переменить разговор. Она объявила Татьяне, что бросила табак курить; та ее похвалила. Потом Марианна вторично попросила ее насчет платья; напомнила ей, что она обещалась показать, как стряпают...
     - Да вот еще что! Нельзя ли мне достать толстых суровых ниток? Я буду чулки вязать... простые.
     Татьяна отвечала, что все будет исполнено как следует, и, убрав со стола, вышла из комнаты своей твердой, спокойной походкой.
     - Ну, а мы что будем делать? - обратилась Марианна к Нежданову - и, не давши ему ответить: - Хочешь? так как только завтра начнется настоящее дело, посвятим нынешний вечер литературе. Перечтем твои стихи! Я судья буду строгий.
     Нежданов долго не соглашался... однако кончил тем, что уступил, - и стал читать из тетрадки. Марианна села близко возле него и глядела ему в лицо, пока он читал. Она сказала правду: судьей она оказалась строгим. Немногие стихотворения ей понравились: она предпочитала чисто лирические, короткие и, как она выражалась, не нравоучительные. Читал Нежданов не совсем хорошо: не решался декламировать - и не хотел впадать в сухой тон; выходило - ни рыба ни мясо. Марианна вдруг перервала его вопросом: знает ли он удивительное стихотворение Добролюбова, которое начинается так: "Пускай умру - печали мало", - и тут же прочла его - тоже не совсем хорошо, как-то немножко по-детски.
     Нежданов заметил, что оно горько и горестно донельзя, - и потом прибавил, что он, Нежданов, не мог бы написать это стихотворение уже потому, что ему нечего бояться слез над своей могилой... их не будет.
     - Будет, если я тебя переживу, - произнесла медлительно Марианна - и, поднявши глаза к потолку да помолчав немного, вполголоса, как бы говоря с самой собою, спросила:
     - Как же это он с меня портрет нарисовал? По памяти ?
     Нежданов быстро обернулся к ней...
     - Да; по памяти.
     Марианна удивилась, что он отвечал ей. Ей казалось, что она этот вопрос только подумала.
     - Это удивительно... - продолжала она тем же голосом. - Ведь у него и таланта к живописи нет. Что я хотела сказать... - прибавила она громко, - да! насчет стихов Добролюбова. Надо такие стихи писать, как Пушкин, - или вот такие, как эти добролюбовские: это не поэзия... но что-то не хуже ее.
     - А такие, как мои, - спросил Нежданов, - вовсе не следует писать? Не правда ли?
     - Такие стихи, как твои, нравятся друзьям не потому, что они очень хороши, но потому, что ты хороший человек - и они на тебя похожи.
     Нежданов усмехнулся.
     - Похоронила же ты их - да и меня кстати!
     Марианна ударила его по руке и назвала злым... Скоро потом она объявила, что она устала - и пойдет спать.
     - Кстати, ты знаешь, - прибавила она, встряхнув своими короткими, но густыми кудрями, - у меня сто тридцать семь рублей, - а у тебя?
     - Девяносто восемь.
     - О! да мы богаты... для опростелых. Ну - до завтра!
     Она ушла; но через несколько мгновений ее дверь чуть-чуть отворилась - и из-за узкой щели послышалось сперва: "Прощай!" - потом более тихо: "Прощай!" - И ключ щелкнул в замке.
     Нежданов опустился на диван и закрыл глаза рукою... Потом он быстро встал, подошел к двери - и постучался.
     - Чего тебе? - раздалось оттуда.
     - Не до завтра, Марианна... а - завтра!
     - Завтра, - отозвался тихий голос.
     XXIX
     На другой день поутру рано Нежданов постучался опять в дверь к Марианне.
     - Это я, - отвечал он на ее вопрос: кто там? - Можешь ты ко мне выйти?
     - Погоди... сейчас.
     Она вышла - и ахнула. В первую минуту она его не узнала. На нем был истасканный желтоватый нанковый кафтан с крошечными пуговками и высокой тальей; волосы он причесал по-русски - с прямым пробором; шею повязал синим платочком; в руке держал картуз с изломанным козырьком; на ногах у него были нечищеные выростковые сапоги.
     - Господи! - воскликнула Марианна, - какой ты... некрасивый! - и тут же быстро обняла его и еще быстрей поцеловала. - Да зачем же ты так оделся? Ты смотришь каким-то плохим городским мещанином... или разносчиком ... или отставным дворовым. Отчего этот кафтан, а не поддевка или просто крестьянский армяк?
     - То-то и есть, - начал Нежданов, который в своем костюме действительно смахивал на мелкого прасола из мещан - и сам это чувствовал и в душе досадовал и смущался; он до того смущался, что все потрогивал себя по груди растопыренными пальцами обеих рук, словно обчищался ... - В поддевке или в армяке меня бы сейчас узнали, по уверению Павла; а эта одежа - по его словам... словно я другой отроду и не нашивал! Что не очень лестно для моего самолюбия, замечу в скобках.
     - Разве ты хочешь сейчас идти... начинать? - с живостью спросила Марианна.
     - Да; я попытаюсь; хотя... по-настоящему...
     - Счастливец! - перебила Марианна.
     - Этот Павел какой-то удивительный, - продолжал Нежданов. - Все-то он знает, так тебя глазами насквозь и нижет; а то вдруг такое скорчит лицо, словно он ото всего в стороне и ни во что не мешается! Сам услуживает, а сам все подсмеивается. Книжки мне принес от Маркелова; он и его знает и Сергеем Михайловичем величает. А за Соломина и в огонь и в воду готов.
     - И Татьяна тоже,- промолвила Марианна. - Отчего это ему люди так преданы?
     Нежданов не отвечал.
     - Какие книжки принес тебе Павел? - спросила Марианна. Да... обыкновенные. "Сказка о четырех братьях"... Ну, еще там... обыкновенные, известные. Впрочем, эти лучше.
     Марианна тоскливо оглянулась.
     - Но что ж это Татьяна? Обещала, что придет ранехонько ...
     - А вот она и я, - проговорила Татьяна, входя в комнату с узелком в руке. Она стояла за дверью и слышала восклицание Марианны.
     - Успеете еще... вот невидаль!
     Марианна так и бросилась ей навстречу,
     - Принесли?
     Татьяна ударила рукой по узелку.
     - Все тут... в полном составе... Стоит только примерить ... да и ступай щеголять - народ удивлять!
     - Ах, пойдемте, пойдемте, Татьяна Осиповна, милая.
     Марианна увлекла ее в свою комнату.
     Оставшись один, Нежданов прошелся раза два взад и вперед какой-то особенной, шмыгающей походкой (он почему -то воображал, что мещане именно так ходят), понюхал осторожно свой собственный рукав, внутренность фуражки - и поморщился; посмотрел на себя в маленькое зеркальце, прикрепленное на стене возле окна, и помотал головою: очень уж он был неказист. ("А впрочем, тем лучше", - подумал он.) Потом он достал несколько брошюр, запихнул их себе в задний карман и произнес вполголоса: "Што ш... робята... иефто... ничаво... потому шта"... "Кажется, похоже, - подумал он опять, - да и что за актерство! за меня мой наряд отвечает". И вспомнил тут Нежданов одного ссыльного немца, которому нужно было бежать через всю Россию, а он и по-русски плохо говорил; но благодаря купеческой шапке с кошачьим околышем, которую он купил себе в одном уездном городе, его всюду принимали за купца - и он благополучно пробрался за границу.
     В это мгновенье вошел Соломин.
     - Ага! - воскликнул он, - окопировался! Извини, брат: в этом наряде нельзя же тебе "вы" говорить.
     - Да сделайте... сделай одолжение... я и то хотел тебя просить.
     - Только рано уж больно; а то разве вот что: приобыкнуть желаешь. Ну, тогда - ничего. Все-таки подождать нужно: хозяин еще не уехал. Спит.
     - Я попозже выйду, - отвечал Нежданов, - похожу по окрестностям, пока получится какое распоряжение.
     - Резон! Только вот что, брат Алексей... ведь так я говорю: Алексей?
     - Алексей. Если хочешь: Ликсей, - прибавил, смеясь, Нежданов.
     - Нет; зачем пересаливать. Слушай: уговор лучше денег. Книжки, я вижу, у тебя есть; раздавай их кому хочешь, - только в фабрике - ни-ни!
     - Отчего же?
     - Оттого, во-первых, что оно для тебя же опасно; во-вторых, я хозяину поручился, что этого здесь не будет, ведь фабрика все-таки - его; в-третьих, у нас кое-что началось - школы там и прочее... Ну - ты испортить можешь. Действуй на свой страх, как знаешь, - я не препятствую; а фабричных моих не трогай.
     - Осторожность никогда не мешает... ась? - с язвительной полуусмешкой заметил Нежданов.
     Соломин широко улыбнулся, по-своему.
     - Именно, брат Алексей; не мешает никогда. Но кого это я вижу? Где мы?
     Эти последние восклицания относились к Марианне, которая в ситцевом, пестреньком, много раз мытом платьице, с желтым платочком на плечах, с красным на голове, появилась на пороге своей комнаты. Татьяна выглядывала из-за ее спины и добродушно любовалась ею. Марианна казалась и свежей и моложе в своем простеньком наряде: он пристал ей гораздо больше, чем долгополый кафтан Нежданову.
     - Василий Федотыч, пожалуйста, не смейтесь, - взмолилась Марианна - и покраснела как маков цвет.
     - Ай да парочка! - воскликнула меж тем Татьяна и в ладоши ударила. - Только ты, мой голубчик, паренек, не прогневись: хорош ты, хорош, а против моей молодухи - фигурой не вышел.
     "И в самом деле она прелесть, - подумал Нежданов, - о! как я ее люблю!"
     - И глянь-ка, - продолжала Татьяна, - колечками со мной поменялась. Мне дала свое золотое, а сама взяла мое серебряное.
     - Девушки простые золотых колец не носят, - промолвила Марианна.
     Татьяна вздохнула.
     - Я вам его сохраню, голубушка; не бойтесь.
     - Ну, сядьте, сядьте оба, - начал Соломин, который все время, наклонив несколько голову, глядел на Марианну, - в прежние времена, вы помните, люди всегда саживались, когда в путь-дорогу отправлялись. А вам обоим дорога предстоит длинная и трудная.
     Марианна, все еще красная, села; сел и Нежданов; сел Соломин... села, наконец, и Татьяна на "тычке", то есть на стоявшее стоймя толстое полено. Соломин посмотрел по очереди на всех: Отойдем да поглядим. Как мы хорошо сидим... промолвил он, слегка прищурясь, и вдруг захохотал, да так славно, что не только никто не обиделся, а, напротив, всем очень стало приятно.
     Но Нежданов внезапно поднялся.
     - Я пойду, - сказал он, - теперь же; а то это все очень любезно - только слегка на водевиль с переодеваньем смахивает. Не беспокойся, - обратился он к Соломину, - я твоих фабричных не трону. Поболтаюсь по окрестностям, вернусь - и тебе, Марианна, расскажу мои похождения, если только будет что рассказывать. Дай руку на счастье!
     - Чайку бы сперва, - заметила Татьяна.
     - Нет, что за чайничанье! Если нужно - я в трактир зайду или просто в кабак.
     Татьяна качнула головой.
     - У нас теперь по большим-то по дорогам трактиров этих развелось, что блох в овечьей шубе. Села все пространные, вот хоть бы Балмасово...
     - Прощайте, до свиданья... счастливо оставаться! - поправил себя Нежданов, входя в свою мещанскую роль. Но не успел он приблизиться к двери, как из коридора перед самым его носом вынырнул Павел и, вручая ему высокий, тонкий посох с вырезанной в виде винта, во всю его длину, полосой коры, промолвил:
     - Извольте получить, Алексей Дмитрич, - подпирайтесь на ходу, и чем вы эту самую палочку дальше от себя отставлять будете, тем приятнее будет.
     Нежданов взял посох молча и удалился; за ним и Павел. Татьяна хотела было уйти также; Марианна приподнялась и остановила ее.
     - Погодите, Татьяна Осиповна; мне вы нужны.
     - А я сейчас вернусь, да с самоваром. Ваш товарищ ушел без чаю; вишь - уж очень ему приспичило... А вам-то с чего себя казнить? Дальше - виднее будет.
     Татьяна вышла, Соломин тоже встал. Марианна стояла к нему спиной; и когда она наконец обернулась к нему, - так как он очень долго не промолвил ни единого слова, - то увидена на его лице, в его глазах, на нее устремленных, выражение, какого она прежде у него не замечала: выражение вопросительное, беспокойное, почти любопытствующее. Она смутилась и опять покраснела. А Соломину словно стало совестно того, что она уловила на его лице, и он заговорил громче обыкновенного:
     - Так так-то, Марианна... Вот вы и начали. - Какое начала, Василий Федотыч! Что это за начало? Мне что-то вдруг очень неловко становится. Алексей правду сказал: мы точно какую-то комедию играем.
     Соломин сел опять на стул. - Да позвольте, Марианна...Как же вы себе это представляете: начать? Не баррикады же строить со знаменем наверху - да: ура! за республику! Это же и не женское дело. А вот вы сегодня какую-нибудь Лукерью чему-нибудь доброму научите; и трудно вам это будет, потому что не легко понимает Лукерья и вас чуждается, да еще воображает, что ей совсем не нужно то, чему вы ее учить собираетесь; а недели через две или три вы с другой Лукерьей помучитесь; а пока - ребеночка вы помоете или азбуку ему покажете, или больному лекарство дадите... вот вам и начало. - Да ведь это сестры милосердия делают, Василий Федотыч! Для чего ж мне тогда...все это? - Марианна указала на себя и вокруг себя неопределенным движением рукм. - Я о другом мечтала. - Вам хотелось собой пожертвовать?
     Глаза у Марианны заблистали.
     - Да...да...да! - А Нежданов?
     Марианна пожала плечом. - Нежданов! Мы пойдем вместе...или я пойду одна.
     Соломин пристально посмотрел на Марианну. - Знаете что, Марианна...Вы извините неприличность выражения...но, по-моему, шелудивому мальчику волосы расчесать - жертва, и большая жертва, на которую не многие способны. - Да я и от этого не отказываюсь, Василий Федотыч. - Я знаю, что не отказываетесь! Да, вы на это способны. И вы будете - пока - делать это; а потом, пожалуй, - и другое. - Но для этого надо поучиться у Татьяны! - И прекрасно...учитесь. Вы будете чумичкой горшки мыть, щипать кур...А там, кто знает, может быть, спасете отечество! - Вы смеетесь надо мною, Василий Федотыч.
     Соломин медленно потряс головою. - О моя милая Марианна, поверьте: не смеюсь я над вами, и в моих словах - простая правда. Вы уже теперь, все вы, русские женщины, дельнее и выше нас, мужчин.
     Марианна подняла опустившиеся глаза.
     - Я бы хотела оправдать ваши ожидания, Соломин... а там - хоть умереть!
     Соломин встал.
     - Нет, живите... живите! Это главное. Кстати, не хотите ли вы узнать, что происходит теперь в вашем доме по поводу вашего бегства? Не принимают ли мер каких? Стоит только слово шепнуть Павлу - все разведает мигом.
     Марианна изумилась.
     - Какой он у вас необыкновенный человек!
     - Да... довольно удивительный. Вот когда вас нужно будет браком сочетать с Алексеем - он тоже это устроит с Зосимой... Помните, я вам говорил, есть такой поп... Да ведь пока еще не нужно? Нет?
     - Нет.
     - А нет - так нет. - Соломин подошел к двери, разделявшей обе комнатки - Нежданова и Марианны, - и нагнулся к замку.
     - Что вы там смотрите? - спросила Марианна.
     - А запирает ли ключ?
     - Запирает, - шепнула Марианна.
     Соломин обернулся к ней. Она не поднимала глаз.
     - Так не нужно разведывать, какие намерения Сипягиных ? - весело промолвил он, - не нужно?
     Соломин хотел удалиться.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ]

/ Полные произведения / Тургенев И.С. / Новь


Смотрите также по произведению "Новь":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis