Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Брюсов В.Я. / Лирика

Лирика [3/12]

  Скачать полное произведение

    В глаза мне миллионом глаз.
     30 сентября 1902
     НИТЬ АРИАДНЫ
     Вперяю взор, бессильно жадный:
     Везде кругом сырая мгла.
     Каким путем нить Ариадны
     Меня до бездны довела?
     Я помню сходы и проходы,
     И зал круги, и лестниц винт,
     Из мира солнца и свободы
     Вступил я, дерзкий, в лабиринт.
     В руках я нес клубок царевны,
     Я шел и пел; тянулась нить.
     Я счастлив был, что жар полдневный
     В подземной тьме могу избыть.
     И, видев странные чертоги
     И посмотрев на чудеса,
     Я повернул на полдороге,
     Чтоб выйти вновь под небеса,
     Чтоб после тайн безлюдной ночи
     Меня ласкала синева,
     Чтоб целовать подругу в очи,
     Прочтя заветные слова...
     И долго я бежал по нити
     И ждал: пахнет весна и свет.
     Но воздух был все ядовитей
     И гуще тьма... Вдруг нити - нет.
     И я один в беззвучном зале.
     Мой факел пальцы мне обжег.
     Завесой сумерки упали.
     В бездонном мраке нет дорог.
     Я, путешественник случайный,
     На подвиг трудный обречен.
     Мстит лабиринт! Святые тайны
     Не выдает пришельцам он.
     28 октября 1902
     БЛУДНЫЙ СЫН
     Так отрок Библии, безумный расточитель...
     Пушкин
     Ужели, перешедши реки,
     Завижу я мой отчий дом
     И упаду, как отрок некий,
     Повергнут скорбью и стыдом!
     Я уходил, исполнен веры,
     Как лучник опытный на лов,
     Мне снились тирские гетеры
     И сонм сидонских мудрецов.
     И вот, чтб грезилось, все было:
     Я видел все, всего достиг.
     И сердце жгучих ласк вкусило,
     И ум речей, мудрее книг.
     Но, расточив свои богатства
     И кубки всех отрав испив,
     Как вор, свершивший святотатство,
     Бежал я в мир лесов и нив,
     Я одиночество, как благо,
     Приветствовал в ночной тиши,
     И трав серебряная влага
     Была бальзамом для души.
     И вдруг таким недостижимым
     Представился мне дом родной,
     С его всходящим тихо дымом
     Над высыхающей рекой!
     Где в годы ласкового детства
     Святыней чувств владел и я, -
     Мной расточенное наследство
     На ярком пире бытия!
     О, если б было вновь возможно
     На мир лицом к лицу взглянуть
     И безраздумно, бестревожно
     В мгновеньях жизни потонуть!
     Ноябрь 1902 - январь 1903
     У ЗЕМЛИ
     Я б хотел забыться и заснуть.
     Лермонтов
     Помоги мне, мать-земля!
     С тишиной меня сосватай!
     Глыбы черные деля,
     Я стучусь к тебе лопатой.
     Ты всему живому - мать,
     Ты всему живому - сваха!
     Перстень свадебный сыскать
     Помоги мне в комьях праха!
     Мать, мольбу мою услышь,
     Осчастливь последним браком!
     Ты венчаешь с ветром тишь,
     Луг с росой, зарю со мраком.
     Помоги сыскать кольцо!..
     Я об нем без слез тоскую
     И, упав, твое лицо
     В губы черные целую.
     Я тебя чуждался, мать,
     На асфальтах, на гранитах...
     Хорошо мне здесь лежать
     На грядах, недавно взрытых.
     Я - твой сын, я тоже - прах,
     Я, как ты, - звено созданий.
     Так откуда - страсть, и страх,
     И бессонный бред исканий?
     В синеве плывет весна,
     Ветер вольно носит шумы...
     Где ты, дева-тишина,
     Жизнь без жажды и без думы?..
     Помоги мне, мать! К тебе
     Я стучусь с последней силой!
     Или ты, в ответ мольбе,
     Обручишь меня - с могилой?
     1902
     В ОТВЕТ
     П. П. Перцову
     Довольно, пахарь терпеливый,
     Я плуг тяжелый свой водил.
     А. Хомяков
     Еще я долго поброжу
     По бороздам земного луга,
     Еще не скоро отрешу
     Вола усталого - от плуга.
     Вперед, мечта, мой верный вол!
     Неволей, если не охотой!
     Я близ тебя, мой кнут тяжел,
     Я сам тружусь, и ты работай!
     Нельзя нам мига отдохнуть,
     Взрывай земли сухие глыбы!
     Недолог день, но длинен путь,
     Веди, веди свои изгибы!
     Уж полдень. Жар палит сильней.
     Н,е скоро тень над нами ляжет.
     Пустынен кругозор полей.
     "Бог помочь!" - нам никто не скажет.
     А помнишь, как пускались мы
     Весенним, свежим утром в поле
     И думали до сладкой тьмы
     С другими рядом петь на воле?
     Забудь об утренней росе,
     Не думай о ночном покое!
     Иди по знойной полосе,
     Мой верный вол, - нас только двое!
     Нам кем-то высшим подвиг дан,
     И спросит властно он отчета.
     Трудись, пока не лег туман,
     Смотри: лишь начата работа!
     А в час, когда нам темнота
     Закроет все пределы круга,
     Не я, а тот, другой, - мечта, -
     Сам отрешит тебя от плуга!
     24 августа 1902
     ФАБРИЧНАЯ
     Есть улица в нашей столице,
     Есть домик, и в домике том
     Ты пятую ночь в огневице
     Лежишь на одре роковом.
     И каждую ночь регулярно
     Я здесь под окошком стою,
     И сердце мое благодарно,
     Что видит лампадку твою.
     Ах, если б ты чуяла, знала,
     Чье сердце стучит у окна!
     Ах, если б в бреду угадала,
     Чья тень поминутно видна!
     Не снятся ль тебе наши встречи
     На улице, в жуткий мороз,
     Иль наши любовные речи,
     И ласки, и ласки до слез?
     Твой муж, задремавши на стуле,
     Проспит, что ты шепчешь а бреду;
     А я до зари караулю
     И только при солнце уйду.
     Мне вечером дворники скажут,
     Что ты поутру отошла,
     И молча в окошко укажут
     Тебя посредине стола.
     Войти я к тебе не посмею,
     Но, земный поклон положив,
     Пойду из столицы в Расею
     Рыдать на раздолий нив.
     Я в камнях промучился долго,
     И в них загубил я свой век.
     Прими меня, матушка-Волга,
     Царица великая рек.
     28 июня 1901
     РАБ
     Я - раб, и был рабом покорным
     Прекраснейшей из всех цариц.
     Пред взором, пламенным и черным,
     Я молча повергался ниц.
     Я лобызал следы сандалий
     На влажном утреннем песке.
     Меня мечтанья опьяняли,
     Когда царица шла к реке.
     И раз - мой взор, сухой и страстный,
     Я удержать в пыли не мог,
     И он скользнул к лицу прекрасной
     И очи бегло ей обжег...
     И вздрогнула она от гнева,
     Казнь - оскорбителям святынь!
     И вдаль пошла - среди напева
     За ней толпившихся рабынь.
     И в ту же ночь я был прикован
     У ложа царского, как пес.
     И весь дрожал я, очарован
     Предчувствием безвестных грез.
     Она вошла стопой неспешной,
     Как только жрицы входят в храм,
     Такой прекрасной и безгрешной,
     Что было тягостно очам.
     И падали ее одежды
     До ткани, бывшей на груди...
     И в ужасе сомкнул я вежды...
     Но голос мне шепнул: гляди!
     И юноша скользнул к постели.
     Она, покорная, ждала...
     Лампад светильни прошипели,
     Настала тишина и мгла.
     И было все на бред похоже!
     Я был свидетель чар ночных,
     Всего, что тайно кроет ложе,
     Их содроганий, стонов их.
     Я утром увидал их - рядом!
     Еще дрожащих в смене грез!
     И вплоть до дня впивался взглядом, -
     Прикован к ложу их, как пес.
     Вот сослан я в каменоломню,
     Дроблю гранит, стирая кровь.
     Но эту ночь я помню! помню!
     О, если б пережить все - вновь!
     Ноябрь 1900
     ПОМПЕЯНКА
     "Мне первым мужем был купец богатый,
     Вторым поэт, а третьим жалкий мим,
     Четвертым консул, ныне евнух пятый,
     Но кесарь сам меня сосватал с ним.
     Меня любил империи владыка,
     Но мне был люб один нубийский раб,
     Не жду над гробом: "casta et pudica" 1,
     Для многих пояс мой был слишком слаб.
     Но ты, мой друг, мизиец мой стыдливый!
     Навек, навек тебе я предана.
     Не верь, дитя, что женщины все лживы:
     Меж ними верная нашлась одна!"
     Так говорила, не дыша, бледнея,
     Матрона Лидия, как в смутном сне,
     Забыв, что вся взволнована Помпея,
     Что над Везувием лазурь в огне.
     Когда ж без сил любовники застыли
     И покорил их необорный сон,
     На город пали груды серой пыли,
     И город был под пеплом погребен.
     Века прошли; и, как из алчной пасти,
     Мы вырвали былое из земли.
     И двое тел, как знак бессмертной страсти,
     Нетленными в объятиях нашли.
     Поставьте выше памятник священный,
     Живое изваянье вечных тел,
     Чтоб память не угасла во вселенной
     О страсти, перешедшей за предел!
     1 чистая и целомудренная (лат.).
     17 сентября 1901
     L'ENN'UI DE VIVRE...
     [Скука жизни... (франц.)]
     Я жить устал среди людей и в днях,
     Устал от смены дум, желаний, вкусов,
     От смены истин, смены рифм в стихах.
     Желал бы я не быть "Валерий Брюсов".
     Не пред людьми - от них уйти легко, -
     Но пред собой, перед своим сознаньем, -
     Уже в былое цепь уходит далеко,
     Которую зовут воспоминаньем.
     Склонясь, иду вперед, растущий груз влача:
     Дней, лет, имен, восторгов и падений.
     Со мной мои стихи бегут, крича,
     Грозят мне замыслов недовершенных тени,
     Слепят глаза сверканья без числа
     (Слова из книг, истлевших в сердце-склепе),
     И женщин жадные тела
     Цепляются за звенья цепи.
     О, да! вас, женщины, к себе воззвал я сам
     От ложа душного, из келий, с перепутий,
     И отдавались мы вдвоем одной минуте,
     И вместе мчало нас теченье по камням.
     Вы скованы со мной небесным, высшим браком,
     Как с морем воды впавших рек,
     Своим я вас отметил знаком,
     Я отдал душу вам - на миг, и тем навек.
     Иные умерли, иные изменили,
     Но все со мной, куда бы я ни шел.
     И я влеку по дням, клонясь как вол,
     Изнемогая от усилий,
     Могильного креста тяжелый пьедестал:
     Живую груду тел, которые ласкал,
     Которые меня ласкали и томили.
     И думы... Сколько их, в одеждах золотых,
     Заветных дум, лелеянных с любовью,
     Принявших плоть и оживленных кровью!..
     Я обречен вести всю бесконечность их.
     Есть думы тайные - и снова в детской дрожи,
     Закрыв лицо, я падаю во прах...
     Есть думы светлые, как ангел божий,
     Затерянные мной в холодных днях.
     Есть думы гордые - мои исканья бога, -
     Но оскверненные притворством и игрой,
     Есть думы-женщины, глядящие так строго,
     Есть думы-карлики с изогнутой спиной...
     Куда б я ни бежал истоптанной дорогой,
     Они летят, бегут, ползут - за мной!
     А книги. ...Чистые источники услады,
     В которых отражен родной и близкий лик, -
     Учитель, друг, желанный враг, двойник -
     Я в вас обрел все сладости и яды!
     Вы были голубем в плывущий мой ковчег
     И принесли мне весть, как древле Ною,
     Что ждет меня земля, под пальмами ночлег,
     Что свой алтарь на камнях я построю...
     С какою жадностью, как тесно я приник
     К стоцветным стеклам, к окнам вещих книг,
     И увидал сквозь них просторы и сиянья,
     Лучей и форм безвестных сочетанья,
     Услышал странные, родные имена...
     И годы я стоял, безумный, у окна!
     Любуясь солнцами, моя душа ослепла,
     Лучи ее прожгли до глубины, до дна,
     И все мои мечты распались горстью пепла.
     О, если б все забыть, быть вольным, одиноким,
     В торжественной тиши раскинутых полей,
     Идти своим путем, бесцельным и широким,
     Без будущих и прошлых дней.
     Срывать цветы, мгновенные, как маки,
     Впивать лучи, как первую любовь,
     Упасть, и умереть, и утонуть во мраке,
     Без горькой радости воскреснуть вновь и вновь!
     1902
     НАВЕТ ILLA IN ALVO
     [Она имеет во чреве (лат.)]
     Ее движенья непроворны,
     Она ступает тяжело,
     Неся сосуд нерукотворный,
     В который небо снизошло.
     Святому таинству причастна
     И той причастностью горда,
     Она по-новому прекрасна,
     Вне вожделений, вне стыда.
     В ночь наслажденья, в миг объятья,
     Когда душа была пьяна,
     Свершилась истина зачатья,
     О чем не ведала она!
     В изнеможеньи и в истоме
     Она спала без грез, без сил,
     Но, как в эфирном водоеме,
     В ней целый мир уже почил.
     Ты знал ее меж содроганий
     И думал, что она твоя...
     И вот она с безвестной грани
     Приносит тайну бытия!
     Когда мужчина встал от роковой постели,
     Он отрывает вдруг себя от чар ночных,
     Дневные яркости на нем отяготели,
     И он бежит в огне - лучей дневных.
     Как пахарь бросил он зиждительное семя,
     Он снова жаждет дня, чтоб снова изнемочь, -
     Ее ж из рук своих освобождает Время,
     На много месяцев владеет ею Ночь!
     Ночь - Тайна - Мрак - Неведомое - Чудо,
     Нам непонятное, что приняла она...
     Была любовь и миг, иль только трепет блуда, -
     И вновь вселенная в душе воплощена!
     Ребекка! Лия! мать! с любовью или злобой
     Сокрытый плод нося, ты служишь, как раба,
     Но труд ответственный дала тебе судьба:
     Ты охраняешь мир таинственной утробой.
     В ней сберегаешь ты прошедшие века,
     Которые преемственностью живы,
     Лелеешь юности красивые порывы
     И мудрое молчанье старика.
     Пространство, время, мысль - вмещаешь дважды ты,
     Вмещаешь и даешь им новое теченье:
     Ты, женщина, ценой деторожденья
     Удерживаешь нас у грани темноты!
     Неси, о мать, свой плод! внемли глубокой дрожи,
     Таи дитя, оберегай, питай
     И после, в срочный час, припав на ложе,
     Яви земле опять воскресший май!
     Свершилось, Сон недавний явен,
     Миг вожделенья воплощен:
     С тобой твой сын пред богом равен,
     Как ты сама - бессмертен он!
     Что была свято, что преступно,
     Что соблазняло мысль твою,
     Ему открыто и доступно,
     И он как первенец в раю.
     Чтб пережито - не вернется,
     Берем мы миги, их губя!
     Ему же солнце улыбнется
     Лучом, погасшим для тебя!
     И снова будут чисты розы,
     И первой первая любовь!
     Людьми изведанные грезы
     Неведомыми станут вновь.
     И кто-то, сладкий яд объятья
     Вдохнув с дыханьем темноты
     (Быть может, также в час зачатья),
     В его руках уснет, как ты!
     Иди походкой непоспешной,
     Неси священный свой сосуд,
     В преддверьи каждой ночи грешной
     Два ангела с мечами ждут.
     Спадут, как легкие одежды,
     Мгновенья радостей ночных.
     Иные, строгие надежды
     Откроются за тканью их.
     Она покров заветной тайны,
     Сокрытой в явности веков,
     Но неземной, необычайный,
     Огнем пронизанный покров.
     Прими его, покрой главу им,
     И в сумраке его молись,
     И верь под страстным поцелуем,
     Что в небе глубь и в бездне высь!
     Июль 1902
     ПАРИЖ
     И я к тебе пришел, о город многоликий,
     К просторам площадей, в открытые дворцы;
     Я полюбил твой шум, все уличные крики:
     Напев газетчиков, бичи и бубенцы;
     Я полюбил твой мир, как сон, многообразный
     И вечно дышащий, мучительно-живой...
     Твоя стихия - жизнь, лишь в ней твои соблазны,
     Ты на меня дохнул - и я навеки твой.
     Порой казался мне ты беспощадно старым,
     Но чаще ликовал, как резвое дитя.
     В вечерний, тихий час по меркнущим бульварам
     Меж окон блещущих людской поток катя.
     Сверкали фонари, окутанные пряжей
     Каштанов царственных; бросали свой призыв
     Огни ночных реклам; летели экипажи,
     И рос, и бурно рос глухой, людской прилив.
     И эти тысячи и тысячи прохожих
     Я сознавал волной, текущей в новый век.
     И жадно я следил теченье вольных рек,
     Сам - капелька на дне в их каменистых ложах,
     А ты стоял во мгле - могучим, как судьба,
     Колоссом, давящим бесчисленные рати...
     Но не скудел пеан моих безумных братии,
     И Города с Людьми не падала борьба...
     Когда же, утомлен виденьями и светом,
     Искал приюта я - меня манил собор,
     Давно прославленный торжественным поэтом...
     Как сладко здесь мечтал мой воспаленный взор,
     Как были сладки мне узорчатые стекла,
     Розетки в вышине - сплетенья звезд и лиц.
     За ними суета невольно гасла, блекла,
     Пред вечностью душа распростиралась ниц...
     Забыв напев псалмов и тихий стон органа,
     Я видел только свет, святой калейдоскоп,
     Лишь краски и цвета сияли из тумана...
     Была иль будет жизнь? и колыбель? и гроб?
     И начинал мираж вращаться вкруг, сменяя
     Все краски радуги, все отблески огней.
     И краски были мир. В глубоких безднах рая
     Не эти ль образы, века, не утомляя,
     Ласкают взор ликующих теней?
     А там, за Сеной, был еще приют священный.
     Кругообразный храм и в бездне саркофаг,
     Где, отделен от всех, спит император пленный, -
     Суровый наш пророк и роковой наш враг!
     Сквозь окна льется свет, то золотой, то синий,
     Неяркий, слабый свет, таинственный, как мгла.
     Прозрачным знаменем дрожит он над святыней,
     Сливаясь с веяньем орлиного крыла!
     Чем дольше здесь стоишь, тем все кругом безгласней,
     Но в жуткой тишине растет беззвучный гром,
     И оживает все, что было детской басней,
     И с невозможностью стоишь к лицу лицом!
     Он веком властвовал, как парусом матросы,
     Он миллионам душ указывал их смерть;
     И сжали вдруг его стеной тюрьмы утесы,
     Как кровля, налегла расплавленная твердь.
     Заснул он во дворце - и взор открыл в темнице,
     И умер, не поняв, прошел ли страшный сон...
     Иль он не миновал? ты грезишь, что в гробнице?
     И вдруг войдешь сюда - с жезлом и в багрянице, -
     И пред тобой падем мы ниц, Наполеон!
     И эти крайности! - все буйство жизни нашей,
     Средневековый мир, величье страшных дней, -
     Париж, ты съединил в своей священной чаше,
     Готовя страшный яд из цесен и идей!
     Ты человечества - Мальстрем. Напрасно люди
     Мечтают от твоих влияний ускользнуть!
     Ты должен все смешать в чудовищном сосуде.
     Блестит его резьба, незримо тает муть.
     Ты властно всех берешь в зубчатые колеса,
     И мелешь души всех, и веешь легкий прах.
     А слезы вечности кропят его, как росы...
     И ты стоишь, Париж, как мельница, в веках!
     В тебе возможности, в тебе есть дух движенья,
     Ты вольно окрылен, и вольных крыльев тень
     Ложится и теперь на наши поколенья,
     И стать великим днем здесь может каждый день.
     Плотины баррикад вонзал ты смело в стены,
     И замыкал поток мятущихся времен,
     И раздроблял его в красивых брызгах пены.
     Он дальше убегал, разбит, преображен.
     Вторгались варвары в твой сжатый круг, крушили
     Заветные углы твоих святых дворцов,
     Но был не властен меч над тайной вечной были:
     Как феникс, ты взлетал из дыма, жив и нов.
     Париж не весь в домах, и в том иль в этом лике:
     Он часть истории, идея, сказка, бред.
     Свое бессмертие ты понял, о великий,
     И бреду твоему исчезновенья - нет!
     1903
     Париж
     МИР
     Я помню этот мир, утраченный мной с детства,
     Как сон непонятый и прерванный, как бред...
     Я берегу его - единое наследство
     Мной пережитых и забытых лет.
     Я помню формы, звуки, запах... О! и запах!
     Амберы темные, огромные кули,
     Подвалы под полом, в грудях земли,
     Со сходами, припрятанными в трапах,
     Картинки в рамочках на выцветшей стене,
     Старинные скамьи и прочные конторки,
     Сквозь пыльное окно какой-то свет незоркий,
     Лежащий без теней в ленивой тишине,
     И запах надо всем, нежалящие когти
     Вонзающий в мечты, в желанья, в речь, во все!
     Быть может, выросший в веревках или дегте,
     Иль вползший, как змея, в безлюдное жилье,
     Но царствующий здесь над всем житейским складом,
     Проникший все насквозь, держащий все в себе!
     О, позабытый мир! и я дышал тем ядом,
     И я причастен был твоей судьбе!
     Я помню: за окном, за дверью с хриплым блоком
     Был плоский и глухой, всегда нечистый двор.
     Стеной и вывеской кончался кругозор
     (Порой закат блестел на куполе далеком).
     И этот старый двор всегда был пуст и тих,
     Как заводь сорная, вся в камышах и тине...
     Мелькнет монахиня... Купец в поддевке синей...
     Поспешно пробегут два юрких половых...
     И снова душный сон всех звуков, красок, линий.
     Когда въезжал сюда телег тяжелый ряд,
     С самоуверенным и беспощадным скрипом, -
     И дюжим лошадям, и безобразным кипам,
     И громким окрикам сам двор казался рад.
     Шумели молодцы, стуча вскрывались люки,
     Мелькали руки, пахло кумачом...
     Но проходил тот час, вновь умирали звуки,
     Двор застывал во сне, привычном и немом...
     А под вечер опять мелькали половые,
     Лениво унося порожние судки...
     Но поздно... Главы гаснут золотые.
     Углы - приют теней - темны и глубоки.
     Уже давно вся жизнь влачится неисправней,
     Мигают лампы, пахнет керосин...
     И скоро вынесут на волю, к окнам, ставни,
     И пропоет замок, и дом заснет - один.
     Я помню этот мир. И сам я в этом мире
     Когда-то был как свой, сливался с ним в одно.
     Я мальчиком глядел в то пыльное окно,
     У сумрачных весов играл в большие гири
     И лазил по мешкам в сараях, где темно.
     Мечтанья детские в те дни уже светлели;
     Мне снились: рощи пальм, безвестный океан,
     И тайны полюсов, и бездны подземелий,
     И дерзкие пути междупланетных стран.
     Но дряхлый, ветхий мир на все мои химеры
     Улыбкой отвечал, как ласковый старик.
     И тихо надо мной - ребенком - ник,
     Громадный, неподвижный, серый.
     И что-то было в нем родным и близким мне.
     Он глухо мне шептал, и понимал его я...
     И смешивалось все, как в смутном сне:
     Мечта о неземном и сладкий мир покоя...
     .................
     Недавно я прошел знакомым переулком
     И не узнал заветных мест совсем.
     Тот, мне знакомый, мир был тускл и нем -
     Теперь сверкало все, гремело в гуле гулком!
     Воздвиглись здания из стали и стекла,
     Дворцы огромные, где вольно бродят взоры...
     Разрыты навсегда таинственные норы,
     Бесстрастный свет вошел туда, где жалась мгла.
     И лица новые, и говор чужд... Все ново!
     Как сказка смелая - воспоминанья лет!
     Нет даже и во мне тогдашнего былого,
     Напрасно я ищу в душе желанный след...
     В душе все новое, как в городе торговли,
     И мысли, и мечты, и чаянья, и страх.
     Я мальчиком мечтал о будущих годах:
     И вот они пришли... Ну что же? Я таков ли,
     Каким желал я быть? Добыл ли я венец?
     Иль эти здания, все из стекла и стали,
     Восставшие в душе как призрачный дворец,
     Все утоленные восторги и печали,
     Все это новое - напрасно взяло верх
     Над миром тем, что мне - столетья завещали,
     Который был моим, который я отверг!
     1903
     Москва
     В ДАМАСК
     Губы мои приближаются
     К твоим губам,
     Таинства снова свершаются,
     И мир как храм.
     Мы, как священнослужители,
     Творим обряд.
     Строго в великой обители
     Слова звучат.
     Ангелы, ниц преклоненные,
     Поют тропарь.
     Звезды - лампады зажженные,
     И ночь - алтарь.
     Что нас влечет с неизбежностью,
     Как сталь магнит?
     Дышим мы страстью и нежностью,
     Но взор закрыт.
     Водоворотом мы схвачены
     Последних ласк.
     Вот он, от века назначенный,
     Наш путь в Дамаск!
     1903
     СОНЕТ
     О ловкий драматург, судьба, кричу я "браво"
     Той сцене выигрышной, где насмерть сам сражен.
     Как все подстроено правдиво и лукаво.
     Конец негаданный, а неизбежен он.
     Сознайтесь, роль свою и я провел со славой,
     Не закричат ли "бис" и мне со всех сторон,
     Но я, закрыв глаза, лежу во мгле кровавой,
     Я не отвечу им, я насмерть поражен.
     Люблю я красоту нежданных поражений,
     Свое падение я славлю и пою,
     Не все ли нам равно, ты или я на сцене.
     "Вся жизнь игра". Я мудр и это признаю,
     Одно желание во мне, в пыли простертом,
     Узнать, как пятый акт развяжется с четвертым.
     4 июля 1901
     ХМЕЛЬ ИССТУПЛЕНЬЯ
     В моей душе сегодня, как в пустыне,
     Самумы дикие крутятся, и песок,
     Столбами встав, скрывает купол синий.
     Сознание - разломанный челнок
     В качаньи вод, в просторе океана;
     Я пал на дно, а берег мой далек!
     Мои мечты неверны, как тумана
     Колеблемые формы над рекой,
     Когда все поле лунным светом пьяно.
     Мои слова грохочут, как прибой,
     Когда, взлетев, роняет он каменья,
     И, в споре волн, одна слита с другой.
     Я наслаждаюсь хмелем исступленья,
     Пьянящим сердце слаще острых вин.
     Я - в буре, в хаосе, в дыму горенья!
     А! Быть как божество! хоть миг один!
     1 июня 1901
     ТЕРЦИНЫ К СПИСКАМ КНИГ
     И вас я помню, перечни и списки,
     Вас вижу пред собой за ликом лик.
     Вы мне, в степи безлюдной, снова близки.
     Я ваши таинства давно постиг!
     При лампе, наклонясь над каталогом,
     Вникать в названья неизвестных книг;
     Следить за именами; слог за слогом
     Впивать слова чужого языка;
     Угадывать великое в немногом;
     Воссоздавать поэтов и века
     По кратким, повторительным пометам:
     "Без титула", "в сафьяне" и "редка".
     И ныне вы предстали мне скелетом
     Всего, что было жизнью сто веков,
     Кивает он с насмешливым приветом,
     Мне говорит: "Я не совсем готов,
     Еще мне нужны кости и суставы,
     Я жажду книг, чтоб сделать груду слов.
     Мечтайте, думайте, ищите славы!
     Мне все равно, безумец иль пророк,
     Созданье для ума и для забавы.
     Я всем даю определенный срок.
     Твори и ты, а из твоих мечтаний
     Я сохраню навек семь-восемь строк.
     Всесильнее моих упоминаний
     Нет ничего. Бессмертие во мне.
     Венчаю я - мир творчества и знаний".
     Так остов говорит мне в тишине,
     И я, с покорностью целуя землю,
     При быстро умирающей луне,
     Исчезновение! твой зов приемлю,
     10 апреля 1901
     КАМЕНЩИК
     - Каменщик, каменщик в фартуке белом,
     Что ты там строишь? кому?
     - Эй, не мешай нам, мы заняты делом,
     Строим мы, строим тюрьму.
     - Каменщик, каменщик с верной лопатой,
     Кто же в ней будет рыдать?
     - Верно, не ты и не твой брат, богатый.
     Незачем вам воровать.
     - Каменщик, каменщик, долгие ночи
     Кто ж проведет в ней без сна?
     - Может быть, сын мой, такой же рабочий.
     Тем наша доля полна.
     - Каменщик, каменщик, вспомнит, пожалуй,
     Тех он, кто нес кирпичи!
     - Эй, берегись! под лесами не балуй...
     Знаем всё сами, молчи!
     16 июля 1901
     МАЛЬЧИК
     В бочке обмерзлой вода колыхается,
     Жалко дрожит деревянный черпак;
     Мальчик-вожатый из сил выбивается,
     Бочку на горку не втащит никак.
     Зимняя улица шумно взволнована,
     Сани летят, пешеходы идут,
     Только обмерзлая бочка прикована:
     Выем случайный и скользок и крут.
     Ангел сверкает блестящим воскрылием,
     Ангел в лучистом венце над челом,
     Взял за веревку и легким усилием
     Бочку вкатил на тяжелый подъем.
     Крестится мальчик, глядит неуверенно,
     Вот покатил свои санки вперед.
     Город шумит неизменно, размеренно,
     Сани летят, и проходит народ.
     Ноябрь 1901
     НА СКАЧКАХ
     Люблю согласное стремленье
     К столбу летящих лошадей,
     Их равномерное храпенье
     И трепет вытянутых шей.
     Когда вначале свежи силы,
     Под шум о землю бьющих ног,
     Люблю задержанной кобылы
     Уверенный упругий скок.
     Люблю я пестрые камзолы,
     В случайный сбитые букет,
     И финиш, ярый и тяжелый,
     Где миг колеблет "да" и "нет".
     Когда счастливец на прямую
     Выходит, всех опередив,
     Я с ним победу торжествую,
     Его понятен мне порыв!
     Быть первым, вольно одиноким!
     И видеть, что близка мета,
     И слышать отзвуком далеким
     Удары ног и щелк хлыста!
     23 сентября 1902
     ЗИМНИЕ ДЫМЫ
     Хорошо нам, вольным дымам,
     Подыматься, расстилаться,
     Кочевать путем незримым,
     В редком воздухе теряться,
     Проходя по длинным трубам,
     Возноситься выше, выше
     И клубиться белым клубом,
     Наклоняясь к белым крышам.
     Дети пламени и праха,
     Мы как пламя многолики,
     Мы встречаем смерть без страха,
     В вольной области - владыки!
     Над толпой немых строений,
     Миром камней онемелых,
     Мы - семья прозрачных теней -
     Дышим в девственных пределах.
     Воздух медленный и жгучий -
     Как опора наших крылий,
     Сладко реять дружной тучей
     Без желаний, без усилий.
     Даль морозная в тумане,
     Бледен месяц в глуби синей,
     В смене легких очертаний
     Мы кочуем по пустыне.
     16 декабря 1900
     НОЧЬ
     Горящее лицо земля
     В прохладной тени окунула.
     Пустеют знойные поля,
     В столицах молкнет песня гула.
     Идет и торжествует мгла,
     На лампы дует, гасит свечи,
     В постели к любящим легла
     И властно их смежила речи.
     Но пробуждается разврат.
     В его блестящие приюты
     Сквозь тьму, по улицам, спешат
     Скитальцы покупать минуты.
     Стрелой вонзаясь в города,
     Свистя в полях, гремя над бездной,
     Летят немолчно поезда
     Вперед по полосе железной.
     Глядят несытые ряды
     Фабричных окон в темный холод,
     Не тихнет резкий стон руды,
     Ему в ответ хохочет молот.
     И, спину яростно клоня,
     Скрывают бешенство проклятий
     Среди железа и огня
     Давно испытанные рати.
     Сентябрь 1902
     В РАЮ
     Лишь закрою глаза, как мне видится берег
     Полноводной реки, тени синей волны.
     Дремлет небо одной из Полдневных Америк,
     Чуть дрожа на качелях речной глубины.
     Веет ветер какого-то лучшего века,
     Веет юность свободной и гордой земли.
     Мчатся легкие серны, друзья человека,
     Песня вольных охотников молкнет вдали.
     Обнаженные юноши, девы и дети
     Выбегают на отмель веселой толпой
     И бросаются в воду, при радостном свете,
     Словно горсти жемчужин, блестя за водой.
     Длится время, качаются зыби заката,
     Здесь и там задымился и светит костер.
     Дева спутника игр обнимает, как брата...
     О, как сладки во мгле поцелуи сестер!
     Да, я знаю те земли и знаю то время,
     Их свободно и быстро в мечтах узнаю...
     И часами смотрю на блаженное племя,
     И как путник-прохожий я с ними в раю!
     6 мая 1903
     К. Д. БАЛЬМОНТУ
     Вечно вольный, вечно юный,
     Ты как ветер, как волна,
     Речь твоя поет, как струны,
     Входит в души, как весна.
     Веет ветер быстролетный,
     И кругом дрожат цветы.
     Он ласкает, безотчетный,
     Все вокруг - таков и ты!
     Ты как звезды - близок небу.
     Да, ты - избранный, поэт!
     Дара высшего не требуй!
     Дара высшего и нет.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ]

/ Полные произведения / Брюсов В.Я. / Лирика


Смотрите также по произведению "Лирика":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis