Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Набоков В. / Камера Обскура
Камера Обскура [7/10]
Оттого он никак не мог понять в себе острое пристрастие к Магде. Он старался его обьяснить физическими свойствами Магды, чем-то таким в запахе кожи, в температуре тела, в особом строении глазного райка, в особенной эпителии губ. Но все это было не совсем так. Взаимная их страсть была основана на глубоком родстве их душ - даром что Горн был талантливым художником, космополитом, игроком...
Явившись к ним в тот день, в который Магда впервые должна была замелькать на экране, он успел ей сказать (подавая ей пальто), что там-то и там-то снял комнату, где они могут спокойно встречаться. Она ответила ему злым взглядом, ибо Кречмар стоял в десяти шагах от них. Горн рассмеялся и добавил, почти не понижая голоса, что будет каждый день там ждать ее между таким-то и таким-то часом.
"Я приглашаю фрейлейн Петерс на свидание, а она не хочет", - сказал он Кречмару, пока они спускались вниз.
"Попробуй она у меня захотеть, - улыбнулся Кречмар и нежно ущипнул Магду за щеку. - Посмотрим, посмотрим, как ты играешь", - продолжал он, натягивая перчатку.
"Завтра в пять, фрейлейн Петерс", - сказал Горн.
"Маленькая завтра поедет одна выбирать автомобиль, - проговорил Кречмар. - Так что никаких свиданий".
"Успеется, автомобиль не убежит, правда, фрейлейн Петерс?"
Магда вдруг обиделась. "Какие дурацкие шутки!" - воскликнула она.
Мужчины, смеясь, переглянулись, Кречмар подмигнул.
Швейцар, разговаривавший с почтальоном, посмотрел на Кречмара с любопытством.
"Прямо не верится, - сказал швейцар, когда те прошли, - прямо не верится, что у него недавно умерла дочка".
"А кто второй?" - спросил почтальон.
"Почем я знаю. Завела молодца ему в подмогу, вот и все. Мне, знаете, стыдно, когда другие жильцы смотрят на эту... (нехорошее слово). А ведь приличный господин, сам-то, и богат, - мог бы выбрать себе подругу поосанистее, покрупнее, если уж на то пошло".
"Любовь слепа", - задумчиво произнес почтальон.
XXII
В небольшом зале, где показывали актерам и гостям фильм "Азра", было народу немного, но достаточно для того, чтобы у Магды прошел тревожный и приятный холодок по спине. Недалеко от себя она заметила того режиссера, к которому некогда так неудачно ходила представляться. Он подошел к Кречмару. Кречмар представил его Магде. На правом глазу у него был крупный ячмень. Магду рассердило, что он сразу же ее не узнал. "А я у вас как-то была в конторе", - сказала она злорадно (пускай теперь пожалеет). "Ах, сударыня, - ответил он с учтивой улыбкой, - я помню, помню". На самом деле он не помнил ничего.
Как только погас свет, Горн, сидевший между нею и Кречмаром, нащупал и взял ее руку. Спереди сидела Дорианна Каренина. кутаясь в мех, хотя в зале было жарко. Соседом ее был режиссер с ячменем, и Дорианна за ним ухаживала. Тихо и ровно, вроде пылесоса, заработал аппарат. Музыки не было.
Магда появилась на экране почти сразу: она читала, потом бросала книгу и бежала к окну: подъехал верхом ее жених. У нее так замерло сердце, что она вырвала руку из руки Горна и больше ее не давала (он зато гладил ее по юбке и как-то умудрился отстегнуть ее подвязку). Угловатая, неказистая, с припухшим, странно изменившимся ртом, черным как пиявка, с неправильными бровями и непредвиденными складками на платье, невеста дико взглянула перед собой, а затем легла грудью на подоконник, задом к публике.
Магда оттолкнула блуждающую руку Горна - и ей вдруг захотелось кого-нибудь укусить или броситься на пол, забиться, закричать... Неуклюжая девица на экране ничего общего с ней не имела - она была ужасна, она была похожа на ее мать-швейцариху на свадебной фотографии. Может быть, дальше лучше будет? Кречмар перегнулся к ней, по дороге полуобняв Горна, и нежно прошелестел: "Очаровательно, чудесно, я не ожидал..." Он действительно был очарован. Ему вспомнился "Аргус", его трогало, что Магда так невозможно плохо играет, - и вместе с тем в ней была какая-то прелестная, детская старательность, как у подростка, читающего поздравительные детские стихи. Горн тихо ликовал: он не сомневался, что Магда выйдет на экране неудачно, но знал, что за это попадет Кречмару, а завтра в виде реакции... Все это было очень забавно. Он принялся опять бродить рукой по ее ногам и платью, и она вдруг сильно ущипнула его.
Через некоторое время невеста появилась снова: она шла крадучись, вдоль стены, тайком шла в кафе, где светлая личность, друг семьи, видел ее жениха в обществе женщины из породы вампиров (Дорианна Каренина). Кралась она вдоль стены возмутительно, и почему-то спина у нее вышла толстенькая. "Я сейчас закричу", - подумала Магда. К счастью, экран перемигнул, появился столик в кафе, герой, дающий закурить (интимность!) Дорианне. Дорианна откидывала голову, выпускала дым и улыбалась одним уголком рта. Кто-то в зале захлопал, другие подхватили. Вошла невеста. Рукоплескания умолкли. Невеста открыла рот, как Магда никогда не открывала. Дорианна, настоящая Дорианна, сидевшая впереди, обернулась, и глаза ее ласково блеснули в полутьме. "Молодец, девочка", - сказала она хрипло, и Магде захотелось полоснуть ее по лицу ногтями.
Теперь она так боялась каждого своего появления, что вся слабела и не могла, как прежде, хватать и щипать назойливую руку Горна. Она дохнула ему в ухо горячим шепотом: "Пожалуйста, перестань, я пересяду". Он похлопал ее по колену, и рука его успокоилась.
Невеста появлялась вновь и вновь, и каждое движение терзало Магду, она была, как душа в аду, которой бесы показывают земные ее прегрешения. Простоватость, корявость, стесненность движений... На этом одутловатом лице она улавливала почему-то выражение своей матери, когда та старалась быть вежливой с влиятельным жильцом. "Очень удачная сцена", - шептал Кречмар, перегибаясь через Горна. Горну сильно надоело сидеть в темноте и смотреть скверную фильму. Он закрыл глаза и стал вспоминать, как было трудно и вместе с тем весело рисовать для кинематографа движения Чипи, - тысячи движений. "Надо что-нибудь придумать новое, - непременно надо придумать".
Драма подходила к концу. Герой, покинутый вампиром, шел под сильным дождем в аптеку покупать яд. Невеста в деревне играла с его незаконным ребенком, младенец к ней ластился. Вот она почему-то провела тылом руки по платью. Это движение не было предусмотрено, - она словно вытирала руку, а младенец глядел исподлобья. По залу прошел смешок. Магда не выдержала и стала тихо плакать.
Как только зажегся свет, она встала и пошла к выходу. "Что с ней, что с ней?" - пробормотал Кречмар и быстро за ней последовал. Горн выпрямился, расправляя плечи. Дорианна тронула его за рукав. Рядом стоял господин с ячменем на глазу и позевывал.
"Провал,- сказала Дорианна, подмигнув.- Бедная девочка".
"А вы довольны собой?" - спросил Горн с любопытством.
Дорианна усмехнулась: "Нет, настоящая актриса никода не бывает довольна".
"Художники тоже, - сказал Горн. - Но вы не виноваты. Роль была глупая. Скажите, кстати, как вы придумали свой псевдоним? Я все хотел узнать?"
"Ох, это длинная история", - ответила она с улыбкой.
"Нет, вы меня не понимаете. Я хочу узнать. Скажите, вы Толстого читали?"
"Толстого?" - переспросила Дорианна Каренина. - "Нет, не помню. А почему вас это интересует?"
XXIII
На квартире у Кречмара была буря, рыдания, судороги, стоны. Кречмар беспомощно ходил за ней: она бросалась то на кушетку, то на постель, то на пол. Глаза ее яростно и прекрасно блистали, один чулок сполз. Весь мир был мокр от слез. Кречмар утешал ее самыми нежными словами, какие он только знал, употребляя незаметно для себя слова, которые он говорил некогда дочери, целуя синяк, - слова которые теперь как бы освободились после смерти Ирмы.
Сначала Магда излила весь свой гнев на него, потом страшными эпитетами выругала Дорианну, потом обрушилась на режиссера (заодно попало совершенно непричастному Гроссману, толстяку с ячменем). "Хорошо, - сказал Кречмар наконец. - Я приму исключительные меры. Только заметь, я вовсе не считаю, что это провал, - напротив, ты местами очень мило играла, - там, например, в первой сцене, - знаешь, когда ты..."
"Замолчи!" - крикнула Магда и швырнула в него подушкой. "Да постой, Магда, выслушай. Я же все готов сделать, только бы моя девочка была счастлива. Я знаешь что сделаю? Ведь фильма-то моя, я платил за эту ерунду... то есть, за ту ерунду, которую из нее сделал режиссер. Вот я ее и не пущу никуда, а оставлю ее себе на память ("Нет, сожги", - сказала Магда рыдающим баском) или да, сожгу. И Дорианне, поверь, поверь, это будет не очень приятно. Ну что, мы довольны?"
Она продолжала всхлипывать, но уже тише.
"Красавица ты моя, не плачь же. Я тебе еще кое-что скажу. Вот завтра ты пойдешь выбирать автомобиль - весело же! А потом мне его покажешь, и я, мо-жет быть (он улыбнулся и поднял брови на лукаво растянутом слове "может быть"), его куплю. Мы поедем кататься, ты увидишь весну на юге, мимозы... А, Магда?"
"Не это главное", - сказала она ужимчиво.
"Главное, чтобы ты была счастлива, и ты будешь со мною счастлива. Осенью вернемся, будешь ходить на кинематографические курсы или я найду талантливого режиссера, учителя... вот, например, Гроссман..."
"Нет, только не Гроссман", - зарычала Магда содрогаясь.
"...ну, другого. Найдем уж, найдем. Ты же вытри слезы, - мы поедем ужинать и танцевать... Пожалуйста, Магда!"
"Я только тогда буду счастлива, - сказала она, тяжело вздохнув, - когда ты с ней разведешься. Но я боюсь, что ты теперь увидел, как у меня ничего там не вышло, в этой мерзкой фильме, и бросишь меня. Нет, постой, не надо меня целовать. Скажи, ты ведешь какие-нибудь переговоры или все это заглохло?"
"Понимаешь ли, какая штука, - с расстановкой проговорил Кречмар, - понимаешь ли... Эх, Магда, ведь сейчас у нас, то есть у нее главным образом, - ну, одним словом, горе, мне как-то сейчас просто не очень удобно..."
"Что ты хочешь сказать?" - спросила Магда привстав. - "Разве она до сих пор не знает, что ты хочешь развода?"
"Нет, не в этом дело, - переглотнул и замялся Кречмар. - Конечно, она... это чувствует, то есть знает". Он смутился окончательно.
Магда медленно вытягивалась кверху, как разворачивающаяся змея.
"Вот что - она не дает мне развода", - выговорил он, впервые оболгав Аннелизу.
"И не даст?" - спросила Магда, кусая губы, щурясь и медленно приближаясь к нему.
"Сейчас будет драться", - подумал Кречмар устало. "Нет, даст, конечно, даст, - сказал он вслух. - Ты только не волнуйся так".
Магда подошла к нему вплотную и - обвила его шею руками.
"Я больше не могу быть только твоей любовницей, - сказала она, скользя щекой по его галстуку. - Я не могу. Сделай что-нибудь. Завтра же скажи себе: я это сделаю для моей девочки. Ведь есть же адвокаты, всего же можно добиться".
"Я обещаю тебе".
Она слегка вздохнула и отошла к зеркалу, томно разглядывая свое отражение.
"Развод? - подумал Кречмар. - Нет-нет, это немыслимо".
XXIV
Комнату, снятую им для свиданий с Магдой, Горн обратил в мастерскую, и всякий раз, когда Магда являлась, она заставала его за работой. Он издавал музыкальный, богатый мотивами свист, пока рисовал. Магда глядела на меловой оттенок его щек, на толстые, пунцовые губы, округленные свистом, на мягкие черные волосы, такие сухие и легкие на ощупь - и чувствовала, что этот человек в конце концов ее погубит. На нем была шелковая рубашка с открытым воротом, ладным ремешком подпоясанные фланелевые штаны. Он творил чудеса при помощи китайской туши.
Так они виделись почти ежедневно; Магда оттягивала отъезд, хотя автомобиль был куплен и начиналась весна. "Позвольте вам дать совет, - как-то сказал Горн Кречмару. - Зачем вам брать шофера? Я способен сидеть за рулем двенадцать часов сряду, и автомобиль у меня делается шелковым". "Очень мило с вашей стороны, - ответил Кречмар несколько нерешительно. - Но право, я не знаю... Я боюсь оторвать вас от работы, мы собираемся довольно далеко закатиться..." "Ах, какая там работа. Я и так собирался махнуть куда-нибудь на юг". "В таком случае будем очень рады", - сказал Кречмар, с тревогой думая о том, как отнесется к этому Магда. Магда, однако, помявшись, согласилась. "Пусть едет, - заметила она. - Хотя, знаешь, он последнее время начинает мне надоедать, поверяет мне свои сердечные дела, - он об этом говорит с такими вздохами, словно влюблен в женщину. А на самом деле..."
Был канун отъезда. По дороге домой из магазинов она забежала к Горну и повисла у него на шее. Присутствие маленького мольберта у окна и пыльный сноп солнца через комнату напоминали ей, как она была натурщицей, и теперь, торопливо снимая платье, она с улыбкой вспоминала, как бывало ей иногда холодно выходить голой из-за ширмы.
Одевалась она потом с чрезвычайной быстротой, подскакивая на одной ноге, кружась, поднимая в зеркале бурю. "Чего ты так спешишь?" - сказал он лениво. - "Подумай, нынче последний раз. Неизвестно, как будем устраиваться во время путешествия". "На то мы с тобой и умные", - ответила она со смехом.
Она выскочила на улицу и засеменила, выглядывая таксомотор, но солнечная улица была пуста. Дошла до площади - и, как всегда возвращаясь от Горна, подумала, а не взять ли направо, потом через сквер, потом опять направо... Там была улица, где она в детстве жила.
(Счастье, удача во всем, быстрота и легкость жизни... Отчего в самом деле не взглянуть?)
Улица не изменилась. Вот булочная на углу, вот мясная, на выставке - знакомый золотой бык, а перед мясной - привязанный к решетке бульдог майорской вдовы из пятнадцатого номера. Вот кабак, где пропадал ее брат. Вот там наискосок - дом, где она родилась. Подойти ближе она не решилась, смутно опасаясь чего-то. Она повернула и тихо пошла назад. Уже около сквера ее окликнул знакомый голос.
Каспар, братнин товарищ с татуировкой на кисти. Он вел седло велосипеда с фиолетовой рамой и с корзиной перед рулем. "Здравствуй, Магда", - сказал он, дружелюбно кивнув, и пошел с ней рядом вдоль панели.
В последний раз, когда она видела его, он был очень неприветлив: тогда он действовал с приятелями сообща. Это была группа, организация, почти шайка; теперь же, один, он был просто старый знакомый.
"Ну, как дела, Магда?"
Она усмехнулась и ответила: "Прекрасно. А у тебя как?"
"Ничего, живем. А знаешь, ведь твои съехали. Они теперь в скверном квартале. Ты бы как-нибудь их навестила, Магда. Подарочек или что. Твой отец долго не протянет..."
"А Отто где?" - спросила она.
"Отто в отъезде, в Билефельде, кажется, работает".
"Ты сам знаешь, - сказала она, - ты сам знаешь, как меня дома любили. У меня пухли щеки от оплеух. И разве они потом старались узнать, что со мной, где я, не погибла ли я ? Не прочь на мне заработать - вот и все".
Каспар кашлянул и сказал: "Но это, как-никак, твоя семья, Магда. Ведь твою мать выжили отсюда, и на новых местах ей не сладко".
"А что обо мне тут говорят?" - спросила она с любопытством.
"Ах, ерунду всякую... Судачат. Это понятно. Я же всегда считаю, что женщина вправе распоряжаться своей жизнью. Ты как - с твоим другом ладишь?"
"Ничего, лажу. Он скоро на мне женится".
"Это хорошо, - сказал Каспар. - Я очень рад за тебя. Только жалко, что ты стала теперь дамой, и нельзя с тобой повозиться, как раньше. Это очень, знаешь, жалко".
"А у тебя есть подружка?" - спросила она улыбаясь.
"Нет, сейчас никого, мы с Гретой поссорились. Трудно все-таки жить иногда, Магда. Я теперь служу в кондитерской. Я бы хотел иметь свою собственную кондитерскую, - но когда это еще будет..."
"Да, жизнь", - задумчиво произнесла Магда и, немного погодя, подозвала таксомотор.
"Может быть, мы как-нибудь", - начал Каспар, но застеснялся.
"Погибнет девчонка, - подумал он, глядя, как она садится в автомобиль. - Наверняка погибнет. Ей бы выйти за простого хорошего человека. Я б на ней, правда, не женился - вертушка, ни минуты покоя..."
Он вскочил на велосипед и до следующего угла быстро ехал за автомобилем. Магда ему помахала рукой, он плавно, как птица, повернул и стал удаляться по боковой улице.
XXV
Все было очаровательно, все было весело - кроме ночевок в гостиницах. Кречмар был тягостно настойчив. Когда она пыталась отбояриться, ссылаясь на усталость, он, чуть не плача, говорил, что ни разу за день ее не поцеловал, просил позволения только поцеловать - и постепенно добивался своего. Горн между тем был по соседству, она слышала иногда его шаги или посвистывание - а Кречмар рычал от счастия, - и Горн рычание мог слышать. Утром ехали дальше - в чудесном, беззвучном автомобиле с внутренним управлением, шоссейная дорога, обсаженная яблонями, гладко подливала под передние шины, погода была великолепная, к вечеру стальные соты радиатора бывали битком набиты мертвыми пчелами и стрекозами. Горн действительно правил прекрасно: полулежа на очень низком сидении с мягкой спиной, он непринужденно и ласково орудовал рулем. Сзади, в окошечке, висела толстая Чипи и глядела на убегающий вспять север.
Во Франции пошли вдоль дороги тополя, в гостиницах горничные не понимали Магду, и это ее раздражало. Весну было решено провести на Ривьере, затем Швейцария или Итальянские озера. На предпоследней до Гиер остановке они очутились в прелестном городке Ружинар. Приехали туда на закате, над окрестными горами линяли лохматые розовые тучи, в кофейнях исподлобья сверкали огни, платаны бульвара были уже по-ночному сумрачны. Магда, как всегда к ночи, казалась усталой и сердитой, со дня отъезда, то есть за две недели (они ехали не торопясь, останавливаясь в живописных городках), она ни разу не побывала наедине с Горном, - это было мучительно, Горн, встречаясь с ней взглядом, грустно облизывался, как пес, привязанный хозяйкой у двери мясной. Поэтому, когда они въехали в Ружинар и Кречмар стал восхищаться силуэтами гор, небом, дрожащими сквозь платаны огнями, Магда на него огрызнулась. "Восторгайся, восторгайся", - произнесла она сквозь зубы, едва сдерживая слезы. Они подъехали к большой гостинице. Кречмар пошел справиться насчет комнат. "С ума сойду, если так будет продолжаться", - сказала Магда, стоя среди холла и не глядя на Горна. "Всыпь ему снотворного, - предложил Горн. - Я достану в аптеке". "Пробовала, - ответила Магда злобно. - Не действует".
Кречмар вернулся к ним, с виду несколько расстроенный. "Все полно, - сказал он, разводя руками. - Это очень досадно. Ты устала, моя маленькая". Магда, не разжимая зубов, двинулась к выходу. Они подъехали к трем гостиницам, и нигде комнат не оказывалось. Магда была в таком состоянии, что Кречмар боялся на нее смотреть. Наконец, в пятой гостинице, им предложили войти в лифт, подняться и посмотреть. Смуглый мальчишка, поднимавший их, стоял к ним в профиль. "Смотрите, что за красота, какие расницы", - сказал Горн, слегка подтолкнув Кречмара. "Перестаньте поясничать!" - вдруг воскликнула Магда.
Номер с двуспальной постелью был вовсе неплохой, но Магда стала мелко стучать каблуком об пол, тихо и неприятно повторяя: "Я здесь не останусь, я здесь не останусь". "Превосходная комната", - сказал Кречмар увещевающе. Мальчик вдруг открыл внутреннюю дверь, - там оказалась ванная, вошел в нее, открыл другую дверь - вот те на: вторая спальня!
Горн и Магда вдруг переглянулись.
"Я не знаю, насколько вам это удобно, - общая ванная, - проговорил Кречмар. - Ведь Магда купается как утка".
"Ничего, ничего, - засмеялся Горн. - Я как-нибудь, с боку припека".
"Может быть, у вас все-таки найдется что-нибудь другое?" - обратился Кречмар к мальчику. Но тут поспешно вмешалась Магда.
"Глупости, - сказала она, - глупости. Надоело бродить".
Она подошла к окну, пока вносили чемоданы. Синева, огоньки, черные купы деревьев, звон кузнечиков... Но она ничего не видела и не слышала - ее разбирало счастливое нетерпение. Наконец она осталась вдвоем с Кречмаром, он стал выкладывать умывальные принадлежности. "Я первая пойду в ванную", - сказала она, торопливо раздеваясь. "Ладно, - ответил он добродушно. - Я тут сперва побреюсь. Только торопись, надо идти ужинать". В зеркале он видел, как мимо стремительно пролетали джемпер, юбка, что-то светлое, еще что-то светлое, один чулок, другой...
"Вот неряха", - сказал он, намыливая кадык.
Он слышал, как закрылась дверь, как трахнула задвижка, как шумно потекла вода.
"Нечего запираться, я все равно тебя купать не собираюсь", - крикнул он со смехом и принялся оттягивать четвертым пальцем щеку.
За дверью вода продолжала литься. Она лилась громко и непрерывно. Кречмар тщательно водил бритвой по щеке. Лилась вода, причем шум ее становился громче и громче. Внезапно Кречмар увидел в зеркало, что из-под двери ванной выползает струйка воды, меж тем шум был теперь грозовой, торжествующий.
"Что она в самом деле... потоп... - пробормотал он и подскочил к двери, постучал. - Магда, ты утонула? Сумасшедшая ты этакая!"
Никакого ответа. "Магда! Магда!" - крикнул он, и снежинки засохшей мыльной пены запорхали вокруг его лица.
Магда вышла из блаженного оцепенения, поцеловала напоследок Горна в ухо и бесшумно проскользнула в ванную: комнатка была полна пара и воды, она проворно закрыла краны.
"Я заснула в ванне", - крикнула она жалобно через дверь.
"Сумасшедшая, - повторил Кречмар. - Ты меня так напугала".
Струйки на полу остановились. Кречмар вернулся к зеркалу и снова намылил лицо.
Она явилась из ванной бодрая, сияющая и стала осыпаться тальком. Кречмар в свою очередь пошел купаться - там было все очень мокро. Оттуда он постучал Горну. "Я вас не задержу, - сказал он через дверь. - Сейчас будет свободно". "Валяйте, валяйте", - чрезвычайно весело ответил Горн.
За ужином она была прелестно оживлена, они сидели на террасе, вокруг лампы колесили ночницы и падали на скатерть.
"Мы останемся здесь долго, долго, - сказала Магда. - Мне здесь страшно нравится". В действительности ей нравилось только одно: расположение комнат.
XXVI
Прошла неделя, вторая. Дни были безоблачные - зной, цветы, иностранцы, великолепные прогулки. Магда была счастлива, Горн тихо улыбался. Она принимала ванну утром и вечером, но уже следила за тем, чтобы не было потопа. Старый французский полковник за соседним столиком наливался бурой кровью, как только она появлялась, и не спускал с нее жадных глаз, - и был американец, знаменитый теннисист с лошадиным лицом и загорелыми руками, который предложил ей давать уроки на отдельной площадке. Но кто бы на нее ни глядел, кто бы с ней ни танцевал, Кречмар ревности не чувствовал, и, вспоминая Сольфи, он дивился: в чем разница, почему тогда все нервило и тревожило его, а сейчас - уверенность, спокойствие? Он не замечал, что нет в ней теперь особого желания нравиться другим, искать чужих прикосновений и взглядов, - был только один человек, Горн, а Горн был тень Кречмара.
Однажды, в майский день, они втроем отправились пешком за несколько верст от курорта, в горы. К концу дня Магда устала, и решено было вернуться в Ружинар дачным поездом. Для этого пришлось спуститься по крутым, каменистым тропинкам, Магда натерла ногу, Кречмар и Горн поочередно несли ее на руках. Пришли на станцию. Вечерело, на платформе было много туристов. Поезд был простецкий, мелковагонный, бескоридорный. Сели. Затем Кречмар рискнул выйти опять на платформу, чтобы выпить стакан пива. У буфета он столкнулся с господином, который торопливо платил. Они поглядели друг на друга. "Дитрих, голубчик! - воскликнул Кречмар. - Вот неожиданно!" Это был Дитрих фон Зегелькранц, беллетрист. "Ты один? - спросил Зегелькранц. - Без жены?" "Да, без жены", - ответил Кречмар, слегка смутясь. "Поезд уходит", - сказал тот. "Я сейчас, - заторопился Кречмар, хватая стакан. - Ты садись... Вон там, второй вагон, я сейчас, первое отделение. Я сейчас. Эти монеты..."
Зегелькранц побежал к поезду - уже захлопывались дверцы. В отделении было жарко, темновато и довольно полно. Поезд двинулся. "Опоздал", - подумал Зегелькранц с удовлетворением. Восемь лет прошло с тех пор, как он видел Кречмара, и говорить, в общем, было с ним не о чем. Зегелькранц был очень одинок, любил свое одиночество и сейчас работал над новой вещью - появление прежнего приятеля выходило некстати.
Горн и Магда, высунувшись в окно, видели, как Кречмар энергично и неуклюже атаковал последний вагон и благополучно влез. Горн держал Магду за талию. "Молодожены, - вскользь подумал Зегелькранц, - Она - дочь винодела, у него - магазин готового платья в Ницце..."
Молодожены сели, блаженно друг другу улыбаясь. Зегелькранц вынул из кармана черную записную книжку.
"Ножка не болит?" - спросил Горн.
"Что у меня может болеть, когда я с тобой, - томно проговорила Магда. - Когда я думаю, что сегодня вечером..."
Горн сжал ей руку. Она вздохнула и, так как жара ее размаяла, положила голову ему на плечо, продолжая нежно ежиться и говорить, - все равно французы в купе не могли понять. У окна сидела толстая усатая женщина в черном, рядом с ней мальчик, который все повторял: "Donne - moi une orange, un tout petit bout d orange!" "Fiche - moi la paiz", - отвечала мать. Он замолкал и потом начинал скулить сызнова. Двое молодых французов тихо обсуждали выгоды автомобильного дела; у одного из них была сильнейшая зубная боль, щека была повязана, он издавал сосущий звук, перекашивая рот. А прямо против Магды сидел маленький лысый господин в очках, с черной записной книжкой в руке - должно быть, провинциальный нотариус.
"Апельсинчик, дай апельсинчик!" - "А ну отвяжись" (франц.).
В последнем вагоне сидел Кречмар и думал о Зегелькранце. Они учились вместе в университете, затем встречались реже, Дитрих говаривал, что когда-нибудь опишет его и Аннелизу, когда захочет выразить "музыкальную тишину молодого супружеского счастья". Восемь лет тому назад Дитрих был очень привлекательный с виду, тоненький человек, с русой, довольно пышной шевелюрой и мягкими усами, которые он душил из гранатового флакончика сразу после еды. Он был очень слаб, нервен и мнителен, страдал редкостными, но не опасными болезнями, вроде сенной лихорадки. Последние годы он безвыездно жил на юге Франции. Его имя было хорошо известно в литературных кругах, но книги его продавались туго. Он знавал лично покойного Марселя Пруста, подражал ему и некоторым другим новаторам, так что из-под его пера выходили странные, сложные и тягучие вещи. Это был наблюдательный, чудаковатый и не особенно счастливый человек.
Минут через двадцать замелькали огни Ружинара. Поезд остановился. Кречмар поспешно покинул вагон. Ему было досадно, он смутно боялся недоразумения, следовало поскорее объяснить Дитриху. На платформе было много народу, и только у выхода он отыскал Магду и Горна.
"Вы с Зегелькранцем познакомились?" - спросил он улыбаясь.
"С кем?" - переспросила Магда.
"Разве он к вам в отделение не попал? Ладный такой, изящный. Артистическая прическа, мой старый друг..."
"Нет, - ответила Магда, - такого у нас не было".
"Значит, он не туда сел, - сказал Кречмар. - Какая, однако, вышла путаница. Как ножка - лучше?"
XXVII
Утром он справился в немецком пансионе, но адреса Зегелькранца там не знали. "Жалко, - подумал Кречмар. - А впрочем, может быть, к лучшему, уж очень давно не виделись". Как-то, через несколько дней, он проснулся раньше обыновенного, увидел сизо-голубой день в окне, еще дымчатый, но уже набухающий солнцем, мягко-зеленые склоны вдали, и ему захотелось выйти, долго ходить, взбираться по каменистым тропинкам, вдыхать запах тмина. Магда проснулась "Еще так рано", - сказала она сонно. Он предложил быстрехонько одеться и, знаешь, вдвоем, вдвоем, на весь день... "Отправляйся один", - пробормотала она и повернулась на другой бок. "Ах ты, соня", - сказал с грустью Кречмар.
Было, когда он вышел, часов семь утра, городок проснулся только наполовину. Проходя мимо вишневых садов и голубых дачек уже поднимавшейся в гору тропой, он увидел сквозь яркую зелень человека, поливавшего из лейки темными восьмерками песок перед крыльцом. "Дитрих, вот ты где!" - крикнул Кречмар. Зегелькранц был без шляпы: как неожиданно, - лысина, загорелая лысина и воспаленные, мигающие глаза.
"Мы ужасно глупо потеряли друг друга", - сказал Кречмар со смехом.
"Но встретились опять", - ответил Зегелькранц, продолжая тихо поливать песок.
"Ты... ты всегда так рано встаешь, Дитрих?"
"Бессонница. Я слишком много пишу. А ты куда? В горы?"
"Пойдем, пойдем со мной, - сказал Кречмар. - И захвати что-нибудь почитать. Мне очень интересно, твой последний томик мне так понравился".
"Ах, стоит ли, - сказал Зегелькранц, подумал, увидел мысленно рукопись, черные росинки букв, улыбающиеся страницы. - Впрочем, если хочешь. Я как раз последние дни расписался".
Он прошел в комнату - прямо из сада - и вернулся с толстой клеенчатой тетрадкой.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
/ Полные произведения / Набоков В. / Камера Обскура
|
Смотрите также по
произведению "Камера Обскура":
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
