Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Верн Ж. / С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут
С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут [11/12]
тревог выпало на долю Барбикена! Несмотря на строжайший запрет доступа
публики внутрь ограды Стонзхилла, каждый день множество любопытных
ухитрялось незаметно перелезать через ограду, а некоторые из непрошеных
гостей совершали настоящие безумства, закуривая сигары среди тюков
взрывчатой смеси! Барбикен выходил из себя, а Дж. Т. Мастон, стараясь ему
помочь, яростно бросался в погоню за праздношатающимися и подбирал брошенные
ими дымящиеся окурки сигар. Это была тяжелая задача, потому что около ограды
теснились десятки тысяч зевак. Мишель Ардан вызвался сопровождать ящики до
отверстия колумбиады. Но однажды Барбикен застал такую сцену: Ардан
преследовал безрассудных курильщиков, но -- увы! -- с зажженной сигарой в
зубах, подавая им ужасный пример. Пришлось убрать этого неисправимого
курильщика и учредить за ним строжайший надзор. Но провидение
покровительствует артиллеристам: никто не взлетел на воздух, и колумбиаду
благополучно зарядили пироксилином.
Третьему пари капитана Николя грозила участь первых двух. Но оставалось
еще опустить огромный снаряд в колумбиаду на толстый слой хлопчатобумажного
пороха.
Прежде чем приступить к этой последней операции, нужно было разместить
в вагоне-снаряде вещи, необходимые в пути. Вещей набралось очень много, а
если бы дали волю Ардану, то не осталось бы места для самих
путешественников. Трудно себе представить, какое количество всякой всячины
собирался захватить с собой на Луну восторженный француз. Это была целая
выставка безделушек и бесполезных предметов. Пришлось Барбикену вмешаться и
оставить только самое необходимое.
Несколько термометров, барометров и подзорных труб были уложены в
специально изготовленный ящик.
Чтобы наблюдать за Луной во время полета, а также для путешествий по ее
поверхности, путники взяли с собой превосходную карту -- известную "Марра
selenographica" <sup>[<a href=s18>18</a>]</sup> Бэра и Мэдлера, отпечатанную на четырех листах и
справедливо считающуюся шедевром своего рода. Эта карта воспроизводила с
замечательной точностью мельчайшие детали на поверхности Луны, обращенной к
Земле: горы, долины, цирки, кратеры, пики, борозды, их сравнительные
размеры, их названия, начиная с гор Дерфеля и Лейбница, возвышающихся у
восточного края Луны, до Маrе frigoris <sup>[<a href=s19>19</a>]</sup> возле северного полюса земного
спутника.
Понятно, что такая карта была особенно драгоценна для наших
путешественников: они могли подробно изучить географию Луны, еще не ступив
на нее ногой.
Они захватили также три винтовки, три охотничьих ружья с разрывными
пулями и порядочный запас пороха и дроби.
-- Неизвестно, с кем придется столкнуться там, на "Луне,-- говорил
Мишель Ардан,-- и люди тамошние и звери могут встретить нас весьма
недружелюбно. Надо принять меры предосторожности.
Необходимо также было захватить с собой разного рода одежду,
приспособленную для всех климатических поясов, начиная с полярного и кончая
тропическим.
Кроме оружия нужно было взять кирки, заступы, ручные пилы и другие
необходимые инструменты.
Мишель Ардан намеревался поместить в вагоне еще нескольких животных
различной породы. Правда, он не собирался брать туда "всякой твари по паре",
ибо не считал нужным разводить на Луне змей, аллигаторов, тигров и других
хищных зверей.
-- Хорошо бы захватить,-- говорил он Барбикену,-- кое-какую скотинку;
быка и корову, лошадку или осла. Они были бы нам полезны, а кроме того,
украсили бы лунный пейзаж.
-- Все это прекрасно, дорогой Ардан! -- возразил Барбикен.-- Но наш
вагон уж никак не Ноев ковчег. И размеры у него не те, да и цель совсем
иная. Итак, не будем выходить за пределы возможного.
После долгих споров было решено захватить двух собак -- породистую
охотничью суку, принадлежавшую Николю, и великолепного, сильного
ньюфаундленда. Согласились взять несколько ящиков семян наиболее полезных
растений, но отвергли мешки с садовой землей, которую Ардан считал
необходимой для посева. Ему разрешили взять с дюжину саженцев полезных
деревьев; тщательно упакованные в соломе, они были помещены в одном из углов
вагона.
Оставался существенный вопрос -- о съестных припасах, так как можно
было предвидеть, что на Луне не окажется ни растительности, ни животных.
Барбикен ухитрился захватить продуктов на целый год. Разумеется, съестные
припасы могли состоять только из мясных и овощных консервов, подвергнутых
действию гидравлического пресса, доведенных до минимального объема и
содержащих большое количество питательных веществ.
Конечно, это не обещало особенно разнообразного и вкусного стола, но
странно было бы предъявлять какую-либо требовательность к пище в условиях
такого путешествия. Воды решено было захватить лишь на два месяца, ибо после
новейших наблюдений сделанных астрономами, никто не сомневался, что на Луне
должно было встретиться некоторое количество воды. Кроме того, надеялись,
что на Луне .найдется кое-какая живность. У Мишеля Ардана не было никаких
сомнений на этот счет. Если бы они были, он ни за что не согласился бы
лететь туда.
-- Впрочем,-- сказал он,-- разве у нас не остались друзья на Земле,
которые о нас позаботятся?
-- О, еще бы! -- с жаром воскликнул Мастон.
-- Позвольте! Что вы хотите этим сказать? -- спросил Николь.
-- Что может быть проще? -- ответил Ардан.-- Разве колумбиада не
останется на своем месте? Так вот, всякий раз, как Луна окажется в условиях,
благоприятных для прицела, по крайней мере в зените, если не в перигее, то
есть примерно раз в год,-- разве нельзя будет пускать туда бомбы, начиненные
съестными припасами, которые долетят к нам в заранее намеченный день?
-- Ура! ура! -- крикнул Мастон вне себя от восторга.-- Вот это здорово
придумано! Разумеется, дорогие друзья, мы о вас не забудем.
-- Я сильно на это рассчитываю! -- продолжал Ардан.-- Итак, мы будем
регулярно получать известия с Земли. Какая же нам цена, если мы не
придумаем, как переписываться с нашими милыми земными друзьями!
Уверенность, которой дышала речь Мишеля Ардана, его решительный вид,
его восхитительная самонадеянность способны были увлечь по его стопам
"Пушечный клуб" в полном составе. Все, что он говорил, было так понятно, так
азбучно просто, так наглядно, так легко достижимо, что, право же, надо было
питать какую-то исключительную, и притом неразумную, привязанность к нашему
жалкому земному шару, чтобы не умчаться на Луну вслед за тремя смельчаками.
Когда багаж и мебель были размещены в кабине, в пространство между дном
снаряда и временным деревянным полом впустили воду, которая должна была
своей упругостью ослабить толчок; затем накачали светильный газ в баллоны.
Хлорноватокислого калия и едкого натра, ввиду возможных задержек в пути,
взяли в таком количестве, чтобы хватило на добывание кислорода и поглощение
углекислоты в течение двух месяцев. Для очищения воздуха и снабжения его
кислородом устроен был очень остроумный автоматический прибор. Таким
образом, вагон-снаряд был окончательно оборудован. Оставалось лишь опустить
его в колумбиаду. Это был весьма трудный и опасный момент.
Огромный вагон-снаряд подвезли на рельсах до вершины Стонзхилла. Там
его подхватили мощные подъемные краны, и он повис над жерлом колумбиады.
Это была поистине захватывающая минута! Что, если цепи не выдержат
такой огромной тяжести? Тогда сорвавшийся с них снаряд упадет на дно пушки и
своим ударом взорвет пироксилин...
Но все обошлось благополучно. Снаряд спускался в канал пушки плавно,
медленно, равномерно. Через несколько часов он уже покоился на слое
хлопчатобумажного пороха, как на пуховой подушке. Давление снаряда еще лучше
спрессовало слои пироксилина.
-- Я проиграл! -- заявил капитан, вручая председателю "Пушечного клуба"
три тысячи долларов кредитными билетами.
Барбикен не хотел брать эти деньги, говоря, что теперь он уже не
соперник Николя, а его спутник и товарищ, но пришлось уступить упрямому
капитану, который, расставаясь с Землей, желал выполнить все свои земные
обязательства.
-- В таком случае, мой дорогой капитан, мне остается вам еще кое-чего
пожелать! -- воскликнул Мишель Ардан.
-- Чего же именно?
-- Чтобы вы выиграли и остальные два пари! Ибо только при этом условии
мы достигнем своей цели.
¶ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. Выстрел.§
Наступило первое декабря, роковой день, в который должен был произойти
выстрел колумбиады. Если бы в этот день, ровно в 10 часов 46 минут 40 секунд
вечера, не состоялся выстрел, то "Пушечному клубу" пришлось бы ждать целых
восемнадцать лет, чтобы повторились те же благоприятные для выстрела
условия, то есть совпадение зенита Луны с ее перигеем.
Погода была великолепная. Несмотря на приближение зимы, солнце ярко
блестело, заливая волнами света и тепла ту самую Землю, которую трое ее
сынов собирались покинуть для завоевания нового мира.
Многим дурно спалось накануне этого долгожданного дня. Тяжким бременем
давили грудь последние часы ожидания. Сердце невольно замирало от тревожных
мыслей...
Один только Мишель Ардан составлял исключение. Этот удивительный
человек был такой же, как всегда, живой и деятельный, такой же веселый и
беспечный, не обнаруживая ни тени тревоги или озабоченности. Сон его в эту
ночь был крепок и безмятежен. Таким богатырским сном спал на лафете пушки
Тюренн накануне сражения.
Уже с самого раннего утра несметная толпа покрывала неоглядные равнины,
окружающие Стонзхилл. Каждые четверть часа поезда подвозили все новые массы
любопытных. Это нашествие на Стонзхилл приняло прямо баснословные размеры;
если верить отчетам "Тампа-Таун Обсервер", пять миллионов человек съехались
в этот день во Флориду, чтобы присутствовать при выстреле колумбиады...
Уже больше месяца, как в городе не хватало квартир, и большая часть
приезжих вынуждена была разместиться в походных палатках и наспех
построенных домишках вокруг Стонзхилла. Эти постройки положили начало
городу, который впоследствии получил название Арданс-Таун. Степь была усеяна
хижинами, бараками, навесами и всевозможными палатками, и в этих временных
жилищах ютилось население, численности которого могли бы позавидовать даже
крупные города Европы.
Все народы Земли, казалось, имели тут своих представителей. Слышался
говор на всевозможных языках. Это было поистине смешение языков, как в
библейские времена при построении Вавилонской башни. Здесь смешались все
классы американского общества. Банкиры, земледельцы, моряки, маклеры,
комиссионеры, хлопковые плантаторы, торговцы, судовладельцы, чиновники
бесцеремонно толкали друг друга и тут же знакомились. Креолы из Луизианы
братались с фермерами из Индианы; джентльмены из Теннесси и Кентукки,
изящные и надменные аиргинцы запросто разговаривали с полудикими звероловами
из области Великих озер и скотопромышленниками из Цинциннати. Особенно
выделялись креолы и южане испанского происхождения. В белых широкополых
касторовых шляпах или в классических панамах, в кричащих цветов ботинках, в
брюках Опилусаса, в нарядных полотняных светло-желтых блузах с вычурными
батистовыми жабо, эти щеголи выставляли у себя на груди, на галстуках,
манжетах, на всех десяти пальцах и даже в ушах целую коллекцию
драгоценностей -- колец, запонок, цепочек, серег и брелоков, на редкость
дорогих и на редкость безвкусных. Их жены, дети и слуги, разряженные не
менее пышно и не менее безвкусно, всюду следовали гурьбой за своими отцами,
мужьями и хозяевами, которые походили на вождей первобытного племени,
окруженных своими многочисленными родичами.
Особенно любопытно было смотреть на этих пришельцев в обеденные часы,
когда они набрасывались на свои любимые южные блюда, истребляя их с
аппетитом, угрожавшим пищевым запасам Флориды. Правда, европейцев стошнило
бы от их яств вроде фрикассе из лягушек, тушеной обезьяны, жареных
двуутробок, кровавого бифштекса из опоссума и биточков из енота.
Зато какие только напитки не подавались к этим неудобоваримым блюдам! А
сколько их поглощалось! В ресторанах, барах и тавернах на полках и столах
красовались батареи стаканов, кружек, графинов, кувшинов и бутылок самых
разнообразных размеров и вычурных форм, вперемешку со ступками для толчения
сахара и пучками соломинок. У обеденных столов стоял невообразимый шум и
гам. Продавцы наперебой предлагали всевозможные напитки.
-- Мятное прохладительное! Кому мятной прохлады? -- кричал один
оглушительным голосом.
-- Сангари на бордосском вине! -- пронзительно пищал другой.
-- Джин-смерч, джин-смерч! -- ревел третий.
-- Коктейль! Бренди-наповал! -- голосил четвертый.
-- Кому угодно настоящего мятного прохладительного по последней моде?
-- И ловкий торговец тут же на глазах у всех, с быстротой фокусника, кидал в
стаканы куски сахара, лимона, свежего ананаса, толченого льда, лил туда
настойку зеленой мяты, коньяк и воду, приготовляя прохладительное питье.
В обычные дни эти разноголосые пронзительные крики, обращенные к
разгоряченным пряностями пьянчугам, сливались в оглушительный гам. Но в день
1. декабря? этих выкриков почти не было слышно. Продавцы напитков только
охрипли бы без толку, предлагая свой товар. Тут было не до еды, не до питья;
многие зрители ничего не ели с самого утра, позабыв о своем обычном ленче.
Волнение и любопытство одержали верх даже над врожденной страстью
американцев к картам и другим азартным играм. Кегли валялись на земле,
игральные кости покоились в стаканчиках, колода карт, на которые был всегда
огромный спрос для игры в крабидж, вист, "двадцать одно", "красное и
черное", "монтэ" и "фаро", даже не распечатывались. Предстоящее
знаменательное событие отвлекало всех от будничных интересов и развлечений.
Весь день, до самого вечера, в толпе бродило и нарастало глухое
волнение, словно ожидание катастрофы, смутная, неизъяснимая тревога. Всех
томило гнетущее чувство, болезненно сжимавшее сердце. Всякий страстно желал,
чтобы "все это" поскорее кончилось...
Однако к семи часам тяжелое безмолвие внезапно рассеялось. Над
горизонтом взошла полная Луна. Громовым протяжным "ура" -- из миллионов уст
-- встречено было ее появление. Луна точно, минута в минуту, явилась на
свидание. Долго не смолкали восторженные крики, рукоплескания гремели со
всех сторон. А светлокудрая Феба спокойно сияла на дивном южном небе, лаская
нежными, приветливыми лучами возбужденную толпу.
В эту минуту у ограды Стонзхилла появились бесстрашные герои
предстоящего путешествия. При виде их толпа разразилась восторженными
приветственными криками. Внезапно раздались звуки американского
национального гимна. Тысячи голосов подхватили мотив, и "Янки дудл" вознесся
к небу бурей звуков.
После этого неудержимого порыва, когда замерли последние звуки гимна,
толпа притихла, и лишь глухой гул выдавал ее глубокое волнение.
Тем временем француз и два американца вошли в ограду, вокруг которой
теснилась толпа. За ними следовали члены "Пушечного клуба" и многочисленные
депутации от европейских обсерваторий. Барбикен -- спокойный и
хладнокровный, как всегда,-- отдавал на ходу последние приказания. Следом за
ним твердым, размеренным шагом выступал Николь, крепко сжав губы и заложив
руки за спину. Мишель Ардан шагал с сигарой в зубах, обмениваясь направо и
налево горячими прощальными рукопожатиями, которые он щедро расточал. На нем
был неимоверно просторный дорожный костюм из коричневого бархата, охотничья
сумка через плечо и кожаные краги. Он не переставая сыпал шутками, смеялся,
острил, поддразнивая, как мальчишка, почтенного Дж. Т. Мастона. Он оставался
до последней минуты истым французом, более того -- истым парижанином.
Пробило десять часов. Для путешественников настало время занять места в
вагоне-снаряде, так как спуск на дно колумбиады, завинчивание люка снаряда и
уборка подъемной машины, поставленной у жерла колумбиады, должны были занять
известное время.
Барбикен поставил свой хронометр с точностью до десятой доли секунды по
хронометру Мерчисона, .которому поручили посредством электрического запала
произвести выстрел. Таким образом, путешественники могли следить внутри
снаряда за бесстрастной стрелкой, которая должна была указать мгновение их
отлета.
Настала минута прощания. Сцена была трогательная. Лихорадочная
веселость Ардана не помешала ему почувствовать глубокое волнение. У Мастона
скатилась из-под его сухих век горькая слеза, словно сберегавшаяся долгие
годы ради этого случая. И Мастон уронил эту слезу на чело своего любимого
председателя.
-- А что, не сесть ли и мне с вами? -- шепнул он.-- Есть еще время...
-- Невозможно, старина! -- ответил Барбикен.
Через несколько минут трое путешественников были уже в снаряде и
завинчивали его дверцу изнутри; в то же время сверху поспешно убрали
подъемную машину, и жерло колумбиады, освобожденное от последних пут,
смотрело прямо в небо.
Николь, Барбикен и Мишель Ардан были уже заперты в металлическом
вагоне.
Кто мог бы изобразить волнение зрителей? Оно достигло крайних пределов.
Луна плыла в прозрачно-чистом небе, затмевая своим ясным светом
мерцание звезд; она находилась в этот момент в созвездии Близнецов, почти на
одинаковом расстоянии между горизонтом и зенитом. Всякий понимал, что не
туда будет направлен прицел колумбиады, а выше -- подобно тому как целятся
не прямо в бегущего зверя, а в некую точку впереди него.
Воцарилось мертвое молчание. Ни единого дуновения ветерка! Ни единого
слова из миллионов уст! Каждый притаил дыхание, каждый задерживал биение
своего сердца. Все взгляды были прикованы к зияющему жерлу колумбиады...
Мерчисон между тем напряженно следил за стрелками своего хронометра. До
выстрела оставалось еще сорок секунд. Каждая из них казалась столетием.
На двадцатой секунде толпа дрогнула. Многим пришла в голову мысль, что
и там, внутри снаряда, отважные путешественники также считают эти страшные
секунды! Из толпы стали вырываться отдельные крики:
-- Тридцать пять! Тридцать шесть! Тридцать семь! Тридцать восемь!
Тридцать девять! Сорок! Пли!!!
Мерчисон нажал кнопку выключателя, замкнул ток и метнул электрическую
искру в глубину колумбиады.
Раздался ужасный, неслыханный, невероятный взрыв! Невозможно передать
его силу -- он покрыл бы самый оглушительный гром и даже грохот извержения
вулкана. Из недр земли взвился гигантский сноп огня, точно из кратера
вулкана. Земля содрогнулась, и вряд ли кому из зрителей удалось в это
мгновение усмотреть снаряд, победоносно прорезавший воздух в вихре дыма и
огня.
¶ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. Пасмурная погода.§
Когда из колумбиады вместе со снарядом вырвался чудовищный сноп
пламени, он осветил всю Флориду, а в Стонзхиллской степи, на огромном
расстоянии, ночь на мгновение сменилась ярким днем. Гигантский огненный
столб видели в Атлантическом океане и в Мексиканском заливе на расстоянии
более ста миль. Многие капитаны судов занесли в свои путевые журналы
появление необычайных размеров метеора.
Выстрел колумбиады сопровождался настоящим землетрясением. Флориду
встряхнуло до самых недр. Пироксилиновые газы, вырвавшись из жерла
гигантской пушки, с необычайной силой сотрясли нижние слои атмосферы, и этот
искусственный ураган пронесся над Землей с быстротой, во много раз
превышавшей скорость самого яростного циклона.
Ни один зритель не удержался на ногах: мужчины, женщины, дети -- все
повалились наземь, как колосья, подкошенные бурей. Произошла невообразимая
суматоха; многие получили серьезные ушибы. Мастон, который, вопреки
благоразумию, вылез вперед, за назначенную для зрителей предельную черту,
был отброшен на двадцать туазов и, пролетев, точно снаряд, через головы
сограждан, упал на землю. Триста тысяч человек на несколько минут совершенно
оглохли, и на них словно напал столбняк.
Воздушная волна, вызванная выстрелом, вмиг опрокинула хижины и мелкие
постройки вокруг Стонзхилла, вырвала с корнем множество деревьев на двадцать
миль в окружности, погнала железнодорожные составы до самого Тампа и,
обрушившись лавиной на город, повалила около сотни домов; между прочим,
пострадала церковь Пресвятой девы и новое здание Биржи, которое
растрескалось сверху донизу. В гавани столкнулось несколько судов и пошло ко
дну; с десяток кораблей, стоявших на рейде, порвали якорные цепи, как
бумажные нити, после чего их сразу выбросило на берег.
Опустошения распространились еще дальше, за пределы территории
Соединенных Штатов. Искусственный вихрь, усиленный действием западного
ветра, пролетел над Атлантическим океаном на триста миль от американского
берега. Разразилась яростная буря, совершен-" но неожиданная, которую не мог
предвидеть даже сам адмирал Фиц-Рой. Ужасный смерч врасплох захватил
несколько парусных судов, которые погибли прежде, чем успели убрать паруса.
Между прочим, жертвой этой случайной бури стал большой ливерпульский корабль
"Чайльд Гарольд". Эта прискорбная катастрофа вызвала сильнейшие нарекания со
стороны Англии.
Наконец, чтобы не упустить ни одно из свидетельств об этой буре, нужно
сказать, что спустя полчаса после выстрела колумбиады, туземцы Сьерра-Леоне
и Гореи ощутили сотрясение и глухой шум: это были раскаты звуковых волн,
прокатившихся от Флориды до Западной Африки, через всю ширь Атлантического
океана. Впрочем, это сообщение основано лишь на рассказах немногих туземцев.
Но вернемся во Флориду. После первой минуты замешательства сотни тысяч
ушибленных, оглохших и сваленных с ног зрителей очнулись, и воздух задрожал
от исступленных криков:
-- Ура Ардану! Ура Барбикену! Ура Николю!
Затем к небу направились десятки тысяч биноклей, лорнетов и подзорных
труб. Забыв прежние волнения, забыв об ушибах и ранах, все напряженно
вглядывались в небесное пространство, пытаясь найти черную точку, в которую
должен был превратиться устремившийся вверх снаряд. Но все старания были
напрасны. Волей-неволей приходилось дожидаться телеграммы из Лонгспика.
Директор Кембриджской обсерватории Дж. Бельфаст был уже на своем посту, в
Скалистых горах; ему, как опытному, искусному астроному, были поручены
наблюдения за полетом снаряда.
Произошло явление совершенно неожиданное -- хотя его, собственно
говоря, вполне можно было предвидеть,-- помеха непреодолимая, мучительное
для всех испытание.
Дело в том, что ясная за последние дни погода внезапно изменилась: все
небо заволокли густые тучи. Да и разве могло быть иначе после такого
ужасного смещения атмосферных слоев и рассеяния огромного количества паров и
газов, произведенных взрывом четырехсот тысяч фунтов пироксилина? Равновесие
сил природы было поколеблено. В этом, впрочем, нет ничего удивительного,
ведь и при морских сражениях неоднократно наблюдалось изменение погоды,
вызванное артиллерийскими залпами.
На другой день, когда взошло солнце, все небо было покрыто тучами,
словно тяжкой, непроницаемой завесой, которая расстилалась на огромное
расстояние, захватив даже Скалистые горы. Это было несчастье, насмешка
судьбы! Со всех концов Соединенных Штатов поднялись горькие жалобы. Но это
мало тронуло матерь-природу: жители Земли сами возмутили атмосферу выстрелом
колумбиады и теперь должны были терпеть все последствия своего поступка.
Тщетно весь день десятки тысяч людей поглядывали на небо в надежде, что
тучи разойдутся. Впрочем, и при ясном небе никто во Флориде все равно не
увидел бы снаряда, ибо он летел по направлению, полученному при выстреле
ночью, а Земля, вследствие суточного вращения, была днем обращена к
противоположной сторона неба.
Наступила ночь, а Луна не показалась; разумеется, она в свое время
взошла над горизонтом, но оставалась невидимой из-за густых, непроглядных
туч,-- точно с умыслом пряталась она от взоров дерзких смертных, которые
осмелились в нее стрелять. Наблюдения были совершенно невозможны, и
телеграмма с Лонгспика только подтвердила это досадное обстоятельство.
Однако, если опыт удался, отважные путешественники, покинувшие Землю 1
декабря, в 10 часов 46 минут 40 секунд вечера, должны были долететь до Луны
четвертого числа, в полночь. Волей-неволей публика примирилась с мыслью, что
до этого срока никакие наблюдения невозможны; к тому же все наконец поняли,
что им все равно не увидать снаряда во время его полета.
Уже 4 декабря, в ясную погоду, с восьми вечера до полуночи, можно было
бы усмотреть снаряд в виде черной точки на фоне блестящего лунного диска. Но
небеса оставались по-прежнему непроницаемыми, и американцы прямо-таки
разъярились на Луну. Многие дошли до того, что осыпали ее бранью и
проклятиями. Печальный пример человеческого непостоянства!
Дж. Т. Мастон впал в совершенное отчаяние. Наконец он не вытерпел и
отправился в Лонгспик. Он решил, что должен сам производить наблюдения. Он
не сомневался, что его друзья уже пролетели весь свой путь. Если бы
путешествие не удалось, снаряд неминуемо упал бы обратно на Землю -- на
какой-нибудь материк или остров, и об этом тотчас бы телеграфировали.
Правда, снаряд мог упасть и в океан, который занимает три четверти земной
поверхности,-- однако Мастон ни на мгновенье не допускал такой мысли.
Настало 5 декабря. Телеграф известил, что в Европе безоблачное небо и
что все крупные телескопы Старого Света -- трубы Гершеля, Росса, Фуко и
прочие -- неизменно направлены на земного спутника; но эти аппараты были
слишком слабы для того, чтобы заметить снаряд колумбиады.
6 декабря -- та же погода. Жестокое нетерпение охватило три четверти
земного шара. Начали придумывать самые нелепые способы разогнать
сгустившиеся в атмосфере пары..
7 декабря небо несколько изменилось, облака начали как будто
расходиться. Американцы воспрянули духом, но ненадолго -- к вечеру тучи
снова заволокли небо/, закрывая Луну и звезды.
Дело принимало серьезный оборот. Действительно, 11 декабря в 9 часов 11
минут утра Луна должна была вступить в последнюю четверть. После этого она
должна была пойти на ущерб, и даже, если бы погода прояснилась, шансы на
успешное наблюдение значительно снижались. Ведь с каждым днем Луна будет все
убывать, пока не наступит новолуние, когда земной спутник становится
невидимым. И только 3 января, в 12 часов 44 минуты дня, должно было
наступить полнолуние, при котором удобно вести наблюдения.
Газеты печатали все эти данные и прибавляли к ним всевозможные
соображения и догадки, не скрывая от американской публики, что ей придется
вооружиться терпением.
8 декабря -- никаких перемен. Девятого показалось было солнце, но его
встретили криками и бранью, и, точно обидевшись на американцев, оно снова
спряталось за густыми тучами.
10 декабря -- снова без перемен. Дж. Т. Мастон чуть не сходил с ума от
горя. Друзья стали тревожиться за состояние его мозга, который до того
времени прекрасно сохранялся в его искусственном гуттаперчевом черепе.
Но одиннадцатого числа разразился один из тех ужасных ураганов, которые
свойственны тропическим странам. Яростным восточным ветром разогнало тучи,
скопившиеся над большей частью Соединенных Штатов, и к вечеру на фоне
созвездий величественно всплыло светило ночи, правда уже наполовину
ущербленное.
¶ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ. Новое светило.§
В эту же ночь пролетело по всем Соединенным Штатам долгожданное
известие из Лонгспика, а затем оно перебросилось по атлантическому кабелю и
телеграфным проводам во все культурные центры земного шара. Снаряд
колумбиады был, наконец, замечен благодаря колоссальному рефлектору
Лонгспика.
Вот текст подробного сообщения директора Кембриджской обсерватории. В
нем дано научное заключение о результате изумительного опыта "Пушечного
клуба".
"Лонгспик, 12 декабря.
Членам бюро Кембриджской обсерватории
Снаряд, выпущенный колумбиадой в Стонзхилле, усмотрен Бельфастом и
Мастоном 12 декабря в 8 часов 47 минут вечера, в момент вступления Луны в
последнюю ее четверть. Снаряд не долетел до места назначения. Он летел мимо
Луны, но настолько близко, что попал в сферу лунного притяжения.
Его прямолинейное движение превратилось в криволинейное, обладающее
необычайно большой скоростью. В настоящее время снаряд движется вокруг Луны
по эллиптической орбите, став таким образом настоящим спутником Луны.
Свойства нового небесного тела еще не могут быть определены. Неизвестно
время обращения его вокруг Луны, а также продолжительность оборота вокруг
оси. Нынешнее же расстояние его от поверхности Луны можно приблизительно
определить в 2833 мили (4500 лье).
Ввиду этого возникают две гипотезы о последующем движении ядра
колумбиады: либо притяжение Луны возобладает и тогда путники достигнут цели
путешествия; либо, сохраняя ту же орбиту, снаряд вечно будет обращаться
вокруг Луны.
Какое окончательное направление примет движение снаряда, покажет
будущее, а в данный момент можно лишь сказать, что попытка "Пушечного клуба"
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
/ Полные произведения / Верн Ж. / С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут
|
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
