Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Верн Ж. / Жангада. Восемьсот лье по Амазонке.

Жангада. Восемьсот лье по Амазонке. [4/17]

  Скачать полное произведение

    - А если Минья тебе прикажет?
     - Не прикажет.
     - Как знать! - засмеялась Лина.
     - Лина права, - сказала Минья, протягивая руку Маноэлю. - Постараемся забыть. Давайте забудем! Этого требует мой брат. Мы порываем все связи. На время этой прогулки мы больше не жених и невеста. Я не сестра Бенито, а вы не его друг!
     - Еще что! - вскричал Бенито.
     - Браво, браво! Мы все незнакомы между собой! - подхватила Лина, хлопая в ладоши.
     - Мы все чужие и встречаемся в первый раз, - продолжала Минья, - мы здороваемся, знакомимся...
     - Сударыня, - проговорил Маноэль, низко кланяясь девушке.
     - С кем я имею честь говорить, сударь? - спросила Минья с полной серьезностью.
     - С Маноэлем Вальдесом, который будет счастлив, если ваш брат соизволит представить его...
     - Ох, к черту все эти проклятые церемонии! - закричал Бенито. - Бросьте эту дурацкую затею! Будьте уж лучше помолвлены, друзья мои. Будьте помолвлены сколько угодно! Хоть навсегда!
     - Да, навсегда! - отозвалась Минья.
     Ответ ее прозвучал так непосредственно, что Лина рассмеялась еще громче.
     Маноэль поблагодарил девушку нежным взглядом за это невольно вырвавшееся слово.
     - Если мы наконец пойдем, мы будем меньше болтать! Ну, в путь! - крикнул Бенито, чтобы выручить смущенную сестру.
     Но Минья не спешила.
     - Погоди, Бенито, - сказала она. - Ты видел, я готова была послушаться тебя. Ты хотел заставить нас с Маноэлем забыть, кто мы, чтобы мы не портили тебе прогулку. А теперь ты тоже исполни мою просьбу, чтобы не портить прогулки и мне. Хочешь или не хочешь, но обещай мне забыть...
     - Забыть?
     - Да, забыть, что ты охотник, дорогой мой братец!
     - Как! Ты мне запрещаешь?..
     - Я запрещаю тебе стрелять во всех этих прелестных птичек - попугаев, кассиков, куруку, - которые так весело порхают по лесу. Запрещаю убивать всякую мелкую дичь, которая нам сегодня совсем не нужна. Вот если какой-нибудь ягуар или другой хищник подойдет слишком близко - тогда стреляй!
     - Но... - начал Бенито.
     - А то я возьму под руку Маноэля, и мы убежим, заблудимся в лесу, и тебе придется нас разыскивать.
     - Ну как, тебе очень хочется, чтоб я отказался? - спросил Бенито, взглянув на Маноэля.
     - Еще бы! - ответил тот.
     - Так нет же! Я не откажусь! Я подчинюсь, тебе назло. Идем!
     И все четверо, а за ними и негр-слуга, вошли под своды высоких деревьев, густая листва которых не позволяла солнечным лучам проникнуть до земли.
     Нет места великолепней, чем эта часть правого берега Амазонки! Здесь в живописном беспорядке растет столько разнообразных деревьев, что на пространстве в четверть квадратной мили можно насчитать до ста различных пород, и каждое из них - чудо растительного царства. К тому же всякий лесник сразу заметил бы, что здесь никогда не работал топор дровосека. Если даже пройдут века после вырубки, легко обнаружить нанесенные лесу раны. Будь заново выросшим деревьям хоть сто лет, лес все равно утратил бы свой первоначальный вид, главным образом потому, что изменились бы породы лиан и других паразитических растений. Это своеобразный признак, и местный житель тут не ошибется.
     Веселая компания, болтая и смеясь, пробиралась в высокой траве, сквозь кустарники, под ветвями подлеска. Впереди шел негр, и когда заросли становились особенно густыми, расчищал путь своим резаком, разгоняя мириады пташек.
     Минья недаром выступила в защиту крылатого народца, порхающего среди листвы высоких деревьев. Тут встречались самые красивые представители тропического царства пернатых. Зеленые попугаи, крикливые ары казались плодами на ветвях лесных исполинов. Многочисленные виды колибри: синегорлые, топазовые, эльфы, с длинными, раздвоенными хвостами - пестрели вокруг словно цветы, и казалось, что ветер перебрасывает их с ветки на ветку. Крапивники, с коричневой каемкой на оранжевых перьях, снежно-белые птицы-колокольчики, черные, как ворон, хохлатые кассики свистели и щелкали не умолкая, и голоса их сливались в оглушительный хор. Тукан длинным клювом долбил золотые грозди гуири. Зеленый бразильский дятел кивал узкой головкой в пурпурных крапинках. Все они пленяли глаз.
     Но это крикливое племя умолкало, замирало, как только над вершинами деревьев слышался скрипучий, словно ржавый флюгер, голос светло-рыжего коршуна, прозванного "кошачья душа". Он гордо парил, распустив длинные белые перья на хвосте, но тотчас трусливо прятался, едва в небе появлялась "гарпия" - большой орел с белоснежной головой, пугало всего пернатого народца.
     Минья уговаривала Маноэля любоваться чудесами природы, которых он не мог увидеть в их первозданной красоте у себя, в более цивилизованных восточных провинциях. Но Маноэль больше глядел на девушку, чем слушал ее. К тому же пение и крики тысяч птиц были порой так пронзительны, что заглушали ее голос. Только звонкий, как колокольчик, смех Лины мог поспорить со всем этим пением, щебетом, свистом, воркованьем, щелканьем, чириканьем, звучавшим со всех сторон.
     За целый час молодежь прошла не больше мили. Отступая от берега, деревья меняли свой облик. Теперь жизнь животных приходилось наблюдать не на земле, а в шестидесяти или восьмидесяти футах над землей, где стайки обезьян гонялись друг за другом между ветвями. То тут, то там солнечный луч, пробившись сквозь листву, освещал подлесок. Как видно, в этих тропических лесах солнечный свет не так уж необходим для роста растений. Как будто и для деревьев и для кустарников достаточно одного воздуха, а все необходимое им тепло они получают не из окружающей их атмосферы, а черпают прямо из почвы, где оно накапливается как в громадном калорифере.
     А внизу, в зарослях бромелий, серпантинов, орхидей, кактусов, образующих миниатюрный лес у подножия большого, сколько невиданных насекомых, которые хочется сорвать, так похожи они на живые цветы! Тут и несторы с синими крыльями из переливчатого муара; и бабочки "лейлюс" с золотым отливом и зелеными полосками; и пяденицы длиной в десять дюймов, у них как будто вместо крыльев листочки; и пчелы "марибунда" - точь-в-точь живые изумруды в золотой оправе; целые легионы жуков и светляков с бронзовым щитком и зелеными надкрыльями - глаза их светятся желтоватым светом, и с наступлением ночи они мерцают в лесу разноцветными огоньками.
     - Вот сколько у нас чудес! - то и дело восклицала восторженная девушка.
     - Ты у себя дома, Минья, ведь ты сама это сказала, - заметил Бенито, - зачем же ты хвалишься своими богатствами?
     - Смейся, смейся, - возразила Минья. - Я вправе хвалить эти прекрасные творения. Верно, Маноэль? Ведь они созданы рукой божьей и принадлежат всем.
     - Пусть Бенито смеется, - сказал Маноэль. - Он не хочет признаться, что в душе он и сам поэт и не меньше нас любуется их красотой. Но когда у него в руках ружье - прощай поэзия!
     - Будь же сейчас поэтом, брат! - попросила девушка.
     - Ладно, буду поэтом! - проговорил Бенито. - О, волшебная природа!.. И так далее и тому подобное...
     Однако надо сознаться, что, запретив брату стрелять, Минья потребовала от него большой жертвы. В лесу было полно дичи, и Бенито не раз пожалел, что не может воспользоваться ружьем для меткого выстрела.
     И правда, в менее густых зарослях, на открывавшихся кое-где прогалинах нередко появлялись крупные страусы-нанду, ростом в четыре-пять футов. Их сопровождали сериемы - лесные индюки, мясо которых еще вкуснее мяса крупных страусов, за которыми они следуют.
     - Вот чего я лишаюсь из-за моего злосчастного обещания! - вскричал Бенито, который только-только приложился, чтобы выстрелить, но по знаку сестры опустил ружье.
     - Надо щадить серием, - заметил Маноэль, - они неутомимые истребители змей.
     - Тогда надо щадить и змей, потому что они пожирают вредных насекомых; и насекомых, потому что они уничтожают еще более вредных тлей! Если так, надо щадить всех и вся!
     Но вскоре молодой охотник подвергся еще более тяжкому испытанию. Теперь лес так и кишел дичью. То тут, то там появлялись небольшие краксы цвета кофе с молоком, пекари - местная порода кабанов, которых очень ценят любители дичины, - агути, заменяющие в Южной Америке зайцев и кроликов, броненосцы, с чешуйчатым, словно мозаичным щитом, принадлежащие к отряду неполнозубых.
     И, право же, Бенито проявил не только стойкость, но и героическую выдержку, когда перед ним промелькнул тапир из породы, называемой в Бразилии "антас". Этот толстокожий зверь, младший брат слона, теперь почти не встречается на берегах Верхней Амазонки и ее притоков, и потому так привлекает охотников, а еще больше гурманов, ибо мясо у него вкуснее говядины, в особенности толстый загривок - поистине лакомый кусочек!
     Да, ружье просто жгло руки бедному юноше, но, верный своему обещанию, он больше не пытался им воспользоваться.
     И все же он предупредил сестру, что если на расстоянии выстрела увидит "тамандуа" - очень забавного большого муравьеда, подстрелить которого, как считают охотники, удается только мастеру, - то ружье у него тогда выстрелит само.
     Но, к счастью, большой муравьед не попался им на пути, так же как ягуары и кугуары, которых в Южной Америке называют "онка". Вот кого в самом деле нельзя подпускать на близкое расстояние.
     - Ну что ж, - проговорил Бенито, останавливаясь, - гулять, конечно, очень приятно, но гулять без всякой цели...
     - Без цели? - отозвалась его сестра. - Но ведь у нас есть цель: смотреть, любоваться, в последний раз пройтись по здешним местам. Ведь такого леса мы больше нигде не увидим, и надо попрощаться с ним!
     - А я придумала! - подала вдруг голос Лина.
     - Разве наша сумасбродка Лина может придумать что-нибудь разумное? - покачал головой Бенито.
     - Нехорошо смеяться над Линой, - возразила Минья, - когда она старается найти для нашей прогулки цель, без которой тебе скучно.
     - Тем более, что моя выдумка вам понравится, я уверена!
     - Что же ты придумала? - спросила Минья.
     - Видите эту лиану? - И девушка указала на лиану из породы "сипо", обвившую ствол громадной мимозы, у которой легкие, как перышки, листочки свертываются от малейшего шума.
     - Ну и что? - спросил Бенито.
     - Я предлагаю всем идти вдоль этой лианы, пока мы не найдем ее конец.
     - Хорошая идея! Так у нас и впрямь будет цель! - подхватил Бенито. - Пойдем за лианой, какие бы ни встретились препятствия: заросли, чащи, скалы, ручьи, потоки. Нас ничто не остановит, мы пойдем за ней, несмотря ни на что...
     - А ведь ты был прав, Бенито, - засмеялась Минья. - Лина и впрямь у нас сумасбродка!
     - Понятно, - ответил ей брат, - ты называешь так Лину, чтоб не назвать сумасбродом меня за то, что я ее одобряю.
     - Ну что ж, будем сумасбродами, если вам хочется, - согласилась Минья. - Идем вслед за лианой!
     - А вы не боитесь... - начал было Маноэль.
     - Снова возражения! - закричал Бенито. - Ах, Маноэль, ты бы не спорил, а сразу помчался вперед, если б у конца лианы тебя ждала Минья!
     - Молчу, молчу, - ответил Маноэль. - Не говорю ни слова и повинуюсь! Следуем за лианой.
     И они отправились, веселые, как дети в дни каникул.
     Эта ползучая плеть могла завести их очень далеко, если бы они упорно следовали за ней до конца, как за нитью Ариадны [Ариадна - дочь Миноса, легендарного царя Древнего Крита, которая, согласно греческому мифу, дав Тезею клубок ниток, помогла ему выбраться из лабиринта], с той разницей, что нить наследницы Миноса помогала выбраться из лабиринта, а лиана заводила в него все глубже. То была лиана, известная под названием "красная жапиканга", длина которой достигает порой нескольких лье. Но в конце концов они могли и отступиться от своей затеи - она ведь не была делом чести.
     Лиана перекидывалась с дерева на дерево, то обвиваясь вокруг стволов, то свисая фестонами с ветвей. Тут она протягивалась от бомбакса к палисандровому дереву, там от берталеции к пальме "баккаба", ветви которой Агассис [Агассис, Луи (1807-1873) - швейцарский естествоиспытатель] так метко сравнивал с длинными коралловыми палками, усеянными зелеными точками. Затем лиана тянулась среди тукумов, с такими же причудливо изогнутыми стволами, как у столетних олив; среди фикусов, которых насчитывается в Бразилии не менее сорока разновидностей - все они относятся к семейству тутовых и дают нам каучук; среди "гуальт" - красивых пальм с гладким стройным стволом, какаовых деревьев, дикорастущих в лесу на берегах Амазонки и ее притоков, разнообразных меластом, украшенных розовыми цветами или кистями беловатых ягод.
     Сколько было остановок, сколько крику, когда веселая компания думала, что потеряла путеводную нить! Приходилось снова ее отыскивать, освобождать, распутывая клубок растений-паразитов.
     - Вот, вот она! - кричала Лина. - Я ее вижу!
     - Ошибаешься, - отвечала Минья, - это лиана другой породы.
     - Нет, нет, Лина права, - говорил Бенито.
     - Нет, Лина ошибается, - возражал Маноэль.
     И начинался спор, очень серьезный, очень обоснованный, в котором ни одна из сторон не желала уступать.
     Тогда негр взбирался на одно дерево, Бенито на другое, они карабкались на ветви, обвитые лианой, чтобы точно определить, куда она тянется.
     Однако им нелегко было разобраться в этой путанице переплетающихся растений, между которыми петляла лиана, прячась среди бромелий "карата" с острыми шипами, орхидей величиной с ладонь, с розовыми лепестками и фиолетовым пестиком, и тонких онсидий, запутанных, как клубок шерсти, попавшей в лапы котенку.
     А потом, когда лиана вновь спускалась на землю, как трудно было отыскать ее под покровом плаунов, геликоний с большими листьями, каллиандр с розовыми хохолками, рипсалий, которые обвивали ее, как изоляционная лента электрический провод, среди кустов больших белых ипомей, под мясистыми стеблями ванили, в зарослях страстоцвета, дикого винограда и всевозможных ползучих растений!
     Но зато какой радостный вопль раздавался, когда молодежь вновь находила лиану, и с каким пылом все продолжали прерванный поход!
     Так пробирались они не меньше часа, но пока ничто не предвещало близость желанной цели. Порой они сильно встряхивали лиану, но она не поддавалась, и только сотни птиц разлетались в разные стороны, а обезьяны прыгали с дерева на дерево, словно указывая им путь.
     Если дорогу им преграждала густая чаща, тогда резак прорубал узкий проход и все устремлялись туда. Если же перед ними вставала высокая, заросшая зеленью скала, по которой лиана извивалась как змея, они карабкались вверх и преодолевали это препятствие.
     Наконец перед ними открылась широкая прогалина. На ней одиноко стояло большое банановое дерево, овеваемое свежим воздухом, который ему так же необходим, как и солнечный свет; этот тропический великан, по словам Гумбольдта, "служил человеку еще на заре культуры" и был главным кормильцем жителей жарких стран. Длинная плеть лианы свисала фестонами с высоких ветвей и, пересекая прогалину, снова скрывалась в чаще.
     - Может, мы наконец остановимся? - спросил Маноэль.
     - Нет, ни за что! - закричал Бенито. - Не остановимся, пока не дойдем до конца лианы!
     - Однако нам придется скоро повернуть назад, - заметила Минья.
     - О, пожалуйста, пройдем еще хоть немного! - взмолилась Лина.
     - Дальше, дальше! - твердил Бенито.
     И наши сумасброды снова углубились в лес, который стал пореже и позволял им идти немного быстрей.
     К тому же лиана повернула на север, как будто хотела вернуться к реке, что было бы им на руку. Значит, можно следовать за ней и, выйдя на правый берег, подняться к переправе.
     Через четверть часа все спустились в овраг и остановились перед небольшим притоком Амазонки. Но через этот ручей был перекинут мостик из лиан и сплетенных ветвей, а их лиана, раздвоившись, образовала над ним как бы перила, тянувшиеся на другой берег.
     Бенито, шедший все время впереди, уже ступил на этот зыбкий живой мосток.
     Маноэль попытался удержать Минью.
     - Останьтесь, не ходите, Минья! - сказал он. - Пусть Бенито идет дальше, если ему хочется, а мы подождем его здесь.
     - Нет, идемте, идемте вперед! Прошу вас, идемте! - закричала Лина. - Не бойтесь! Лиана уже становится тоньше! Мы скоро найдем ее конец!
     И, не раздумывая, Лина смело пошла за Бенито.
     - Они просто дети, - сказала Минья. - Пойдемте, милый Маноэль, надо идти за ними.
     И, перейдя мосток, который раскачивался под ними, как качели, они снова вошли под своды высоких деревьев.
     Но не прошли они и десяти минут, следуя за нескончаемой лианой, как вдруг все сразу остановились, и на этот раз не без причины.
     - Ну как, дошли мы до конца лианы? - спросила Минья.
     - Нет, - ответил Бенито, - но теперь мы должны идти очень осторожно. Видите?
     И Бенито указал на лиану, скрывавшуюся в ветвях высокого фикуса. Она сильно вздрагивала, словно от каких-то толчков.
     - Кто ее там дергает? - спросил Маноэль.
     - Быть может, какой-нибудь зверь, к которому следует приближаться с опаской.
     И Бенито, взведя курок, подал знак, чтоб за ним не ходили, и сделал шагов десять вперед. Маноэль, две девушки и негр остались на месте. Вдруг Бенито вскрикнул и бросился к дереву. Все кинулись за ним.
     Какое неожиданное и жуткое зрелище!
     На конце тонкой, как веревка, лианы, завязанной петлей, болтался повешенный человек и дергал ее в последних конвульсиях.
     Бенито бросился к несчастному и одним взмахом охотничьего ножа перерезал лиану. Повешенный свалился на землю. Маноэль тотчас склонился над ним, чтобы оказать ему помощь и вернуть к жизни, если еще не поздно.
     - Бедняжка! - прошептала Минья.
     - Господин Маноэль, господин Маноэль, он еще дышит! - закричала Лина. - Сердце бьется!.. Его надо спасти!..
     - Это правда, ей-богу! - отозвался Маноэль. - Но еще немного, и все было бы кончено.
     Спасенный был белый, на вид лет тридцати, бедно одетый, очень истощенный и, по-видимому, переживший тяжелые испытания.
     У ног его лежала брошенная на землю пустая тыквенная фляга и бильбоке [игрушка, состоящая из шарика и деревянной чашечки на стержне, в которую ловят шарик, подбрасывая его; иногда вместо чашечки на стержне оставляют острый штырь, на который и ловят шарик] из пальмового дерева, у которого вместо шарика болталась на шнурке черепашья головка.
     - Повесился... Повесился... - твердила Лина. - Такой молодой! Что могло его до этого довести?
     Но Маноэль вскоре привел беднягу в чувство. Он открыл глаза и охнул так неожиданно и громко, что испуганная Лина невольно вскрикнула ему в ответ.
     - Кто вы, друг мой? - спросил его Бенито.
     - Бывший удавленник, как я полагаю...
     - А ваше имя?
     - Постойте минутку, дайте вспомнить... - И он провел рукой по лбу. - Ага! Меня зовут Фрагозо, к вашим услугам! Если буду в состоянии, могу вас постричь, побрить и причесать по всем правилам моего искусства. Я - цирюльник, или, лучше сказать, самый несчастный Фигаро на свете!
     - А почему вы вздумали...
     - Что поделаешь, сударь! - ответил, улыбаясь, Фрагозо. - Минута отчаяния, о которой я, наверно, пожалел бы, если можно о чем-нибудь жалеть на том свете! Но мне оставалось шагать еще восемьсот лье, а у меня ни гроша в кармане - есть отчего приуныть! Я совсем раскис - вот в чем дело!
     У этого Фрагозо было добродушное и приятное лицо. Он понемногу приходил в себя, и становилось ясно, что от природы у него веселый нрав. Он был бродячим цирюльником из тех, что ходят по берегам Верхней Амазонки из деревни в деревню и занимаются своим ремеслом, обслуживая негров и негритянок, индейцев и индианок, которые очень ценят их услуги.
     Но бедный Фигаро, одинокий, несчастный, не евший двое суток, заблудился в лесу и в минуту отчаяния потерял голову... Остальное мы уже знаем.
     - А сейчас, друг мой, - сказал Бенито, - пойдемте с нами на фазенду в Икитос.
     - С превеликой радостью! - ответил Фрагозо. - Вы вынули меня из петли - теперь я ваш! Пожалуй, для вас было бы лучше меня не трогать.
     - Видите, как хорошо, что мы продолжали прогулку! - сказала Лина, обращаясь к Минье.
     - Еще бы! - откликнулась Минья.
     - Что ни говорите, - заметил Бенито, - а я никогда бы не подумал, что на конце нашей лианы мы найдем человека!
     - Тем более беднягу цирюльника, который вздумал повеситься! - подхватил Фрагозо.
     Он уже совсем пришел в себя, и молодые люди рассказали ему, как они его нашли. Он горячо поблагодарил Лину за ее удачную выдумку следовать за лианой, и все отправились домой на фазенду, где Фрагозо встретил такой радушный прием, что у него не было уже ни нужды, ни желания повторять свой печальный опыт. 8. ЖАНГАДА
     Пол квадратной мили леса была вырублена. Теперь взялись за дело плотники, чтобы сколотить из лежавших на берегу многовековых деревьев громадный плот.
     Легкая работа, нечего сказать! Под надзором Жоама Гарраля индейцы - работники фазенды - должны были показать свое удивительное искусство. За что бы они ни брались - за постройку дома или судна, индейцы были непревзойденными мастерами. Орудуя только топором да пилой, они обрабатывали такое твердое дерево, что инструменты и те зазубривались, ведь плотникам приходилось обтесывать бревна, превращать громадные стволы в брусья и балки, распиливать их на доски - и все это без механической пилы, лишь собственными умелыми и терпеливыми руками, обладавшими врожденной ловкостью.
     Стволы поваленных деревьев не сразу сбрасывали в реку. Жоам Гарраль действовал иным способом. Всю эту груду стволов симметрично раскладывали на широком плоском берегу, на котором был сделан пологий спуск к мысу, где сливаются Наней с Амазонкой. Здесь и должна была строиться жангада; здесь Амазонка в нужную минуту сама подхватит ее, спустит на воду и понесет к месту назначения.
     Теперь скажем несколько слов о географическом положении этого единственного в своем роде громадного потока и о странном явлении, очевидцами которого были прибрежные жители.
     Две великие реки, которые по длине могут поспорить с бразильской водной артерией, Нил и Миссури-Миссисипи, текут: первая - с юга на север, через Африканский континент, а вторая - с севера на юг, через Северную Америку. Таким образом они пересекают территории, лежащие на разных широтах и, следовательно, в различных климатических поясах.
     Амазонка же, напротив, начиная с того места на границе Эквадора и Перу, где она решительно поворачивает к востоку, вся целиком протекает между четвертой и второй южными параллелями. Поэтому ее громадный бассейн на всем своем протяжении находится в одинаковых климатических условиях.
     В результате здесь как будто всего два времени года, ибо периоды дождей следуют с перерывом в шесть месяцев. На севере Бразилии период дождей начинается с сентября, а на юге - с марта. Поэтому правые и левые притоки Амазонки вздуваются в разное время, с промежутком в полгода. Вот почему половодье в Амазонке достигает своего высшего уровня в июне и постепенно спадает до октября.
     Все это Жоам Гарраль знал по опыту и решил воспользоваться паводком, чтобы спустить жангаду на воду, когда без помех построит ее на берегу реки. Уровень воды в Амазонке колеблется и может подниматься выше среднего на сорок футов и опускаться ниже на тридцать футов. Такой размах давал Гарралю полную возможность действовать.
     Постройку начали немедленно. На берегу бревна были разложены по величине, причем принимали во внимание и их плавучесть. В самом деле, среди стволов с крепкой и тяжелой древесиной находились и такие, удельный вес которых был почти равен удельному весу воды.
     Первый ряд бревен нельзя было класть слишком плотно, между ними оставляли небольшие зазоры, а затем их скрепляли поперечными брусьями, которые обеспечивали прочность всего сооружения. Брусья связывали канатом из пиассавы, таким же крепким, как и пеньковый. Этот канат делается из волокон особого вида пальмы, очень распространенной на берегах реки, и широко применяется во всей стране. Пиассава не тонет, не впитывает воду, а изготовление ее очень дешево, вот почему она считается ценным материалом и уже стала предметом торговли со Старым Светом.
     На двойной ряд бревен и балок настелили толстые доски, которые должны были служить полом жангады и поднимались на тридцать дюймов над водой. Леса тут пошло на весьма значительную сумму, и это не мудрено, если учесть, что плот имел тысячу футов в длину и шестьдесят в ширину, то есть составлял площадь в шестьдесят тысяч квадратных футов. И правда, можно было сказать, что по Амазонке поплывет целый лес.
     Все строительные работы велись под бдительным надзором Жоама Гарраля. Но когда они были закончены, следовало решить, как разместиться на плоту, и к обсуждению этого вопроса были привлечены все, даже наш друг Фрагозо.
     Но сначала скажем несколько слов о том, какое положение он занял на фазенде.
     С того дня, когда цирюльника приютила гостеприимная семья фермера, он был счастлив, как никогда. Жоам Гарраль предложил Фрагозо отвести его в провинцию Пара, куда тот направлялся, "когда лиана схватила его за глотку и пригвоздила на месте", по выражению Фрагозо. Он с благодарностью принял предложение Гарраля и с тех пор изо всех сил старался быть полезен всюду, где только мог. К тому же он оказался очень сообразительным и, как говорится, мастером на все руки - брался за любое дело, и все у него спорилось. Жизнерадостный, как и Лина, он вечно пел, балагурил, за словом в карман не лез, и скоро его все полюбили.
     Но он считал себя больше всего обязанным юной мулатке.
     - Как вы здорово придумали играть в лиану-выручалку! - постоянно твердил он. - Прямо скажу - замечательная игра! Хотя, конечно, не каждый раз находишь на конце лианы висящего беднягу цирюльника!
     - Это случайность, господин Фрагозо, - смеялась Лина. - Право же, вы мне ничем не обязаны.
     - Как - ничем?! Я вам обязан жизнью и хотел бы продлить ее еще на сто лет, чтобы моя благодарность длилась подольше! Понимаете, вешаться совсем не в моем характере! Если я и попытался, то только по необходимости. Я все обдумал: лучше уж повеситься, чем помереть с голоду, да еще, не успев окончательно помереть, достаться на съедение диким зверям. Так что эта лиана связала меня с вами, и, что ни говорите...
     Обычно беседа продолжалась в таком же шутливом тоне. Но в душе Фрагозо был и вправду горячо благодарен юной мулатке, виновнице его спасения, а Лина не оставалась равнодушной к пылким речам славного молодого человека, такого же бесхитростного, прямого и приветливого, как и она сама. По поводу их дружбы Бенито, старая Сибела и другие уже делали шутливые намеки.
     Но пора вернуться к жангаде. Итак, после обсуждения все решили обставить ее как можно удобнее и уютней, ведь путешествие должно продлиться несколько месяцев.
     Семья Гарралей состояла из родителей, дочери и сына, Маноэля и двух служанок, Сибелы и Лины, - все они должны были занимать отдельный домик. Кроме них, на жангаде следовало разместить сорок индейцев, сорок негров, Фрагозо и лоцмана, которому предстояло управлять жангадой.
     Такого многочисленного экипажа едва хватало, чтобы обслуживать плот. В самом деле, жангаде предстояло плыть по извилистому руслу реки, среди сотен островов и островков, преграждавших течение. Амазонка будет двигать жангаду, но отнюдь не управлять ее движением. Вот почему необходимы эти сто шестьдесят рук - им придется орудовать длинными баграми, чтобы удерживать громадный плот посредине реки, на равном расстоянии от берегов.
     Прежде всего занялись постройкой дома для хозяина на корме жангады. В нем сделали пять комнат и большую столовую. Одна комната предназначалась для Жоама Гарраля с женой, вторая - для Лины и Сибелы, неподалеку от их хозяек, третья - для Бенито и Маноэля; Минья тоже получила отдельную комнату, и далеко не худшую.
     Это главное строение на плоту было старательно сколочено из плотно пригнанных досок, пропитанных горячей смолой, что делало их совершенно водонепроницаемыми. В фасаде и боковых стенках прорезали окна, и дом стал светлым и веселым. Входная дверь спереди вела в общую комнату. Легкая веранда на бамбуковых подпорках защищала переднюю часть дома от прямых лучей солнца. Весь дом был выкрашен светлой охрой, отражавшей, а не поглощавшей солнечные лучи, что обеспечивало прохладную температуру в комнатах.
     Когда постройка дома, сделанного по плану Жоама Гарраля, была почти закончена, Минья попросила отца:
     - Отец, теперь благодаря твоим заботам у нас есть стены и крыша над головой, позволь же устроить все в доме по нашему вкусу! Внешний вид принадлежит тебе, а внутреннее убранство - нам. Нам с матушкой хочется, чтобы казалось, будто наш дом переехал с фазенды на плот, и ты бы не чувствовал, что покинул Икитос.
     - Устраивай все, как тебе хочется, Минья, - ответил Жоам Гарраль с печальной улыбкой, которая порой мелькала на его губах.
     - Это будет чудесно!
     - Я полагаюсь на твой вкус, моя девочка.
     - И наш дом сделает нам честь, отец! Так и должно быть, ведь мы поедем в прекрасную страну, нашу родину, куда ты снова вернешься после стольких лет отсутствия.
     - Да, Минья, конечно! - ответил Жоам Гарраль. - Как будто мы возвращаемся из изгнания... из добровольного изгнания. Постарайся же устроиться получше, дочка! Я во всем полагаюсь на тебя.
     Так молодой девушке и Лине, к которым охотно присоединились Маноэль и Фрагозо, было поручено заняться внутренним убранством дома. Обладая некоторым воображением и художественным вкусом, они могли вполне успешно справиться с этой задачей.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ]

/ Полные произведения / Верн Ж. / Жангада. Восемьсот лье по Амазонке.


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis