Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Твен М. / Принц и нищий
Принц и нищий [6/13]
Минуты две Том в замешательстве тер себе лоб и, наконец, сказал:
- Теперь, мне кажется, я немного припоминаю тебя... но мой разум отуманен недугом...
- Увы, мой бедный господин! - с чувством искреннего сожаления воскликнул паж для порки, а про себя подумал: "Значит, правду о нем говорили... не в своем уме бедняга... Но, черт возьми, какой же я забывчивый! Ведь ведено не подавать и виду, что замечаешь, будто у него голова не в порядке".
- Странно, как память изменяет мне в последние дни, - сказал Том. - Но ты не обращай внимания... я быстро поправлюсь; часто мне достаточно бывает одного небольшого намека, чтобы я припомнил имена и события, ускользнувшие из моей памяти. ("А порой и такие, о которых я раньше никогда не слыхал, в чем сейчас убедится этот малый".) Говори же, что тебе надо!
- Дело мелкое, государь, но все же я дерзаю напомнить о нем, с дозволения вашей милости. Два дня тому назад, когда ваше величество изволили сделать три ошибки в греческом переводе за утренним уроком... вы помните это?..
- Д-д-да, кажется помню... ("Это даже не совсем ложь: если бы я стал учиться по-гречески, я, наверное, сделал бы не три ошибки, а сорок".) Да, теперь помню... продолжай!
- Учитель, разгневавшись на вас за такую, как он выразился, неряшливую и скудоумную работу, пригрозил больно высечь меня за нее... и...
- Высечь _тебя_? - вскричал Том. Он был так удивлен, что даже позабыл свою роль. - С какой же стати ему сечь тебя за мои ошибки?
- Ах, ваша милость опять забываете! Он всегда сечет меня розгами, когда вы плохо приготовите урок.
- Правда, правда... Я и забыл. Ты помогаешь мне готовить уроки, и когда потом я делаю ошибки, он считает, что ты худо подготовил меня... и...
- О, что ты говоришь, мой государь? Я, ничтожнейший из слуг твоих, посмел бы учить _тебя_?!
- Так в чем же твоя вина? Что это за странная загадка? Или я и вправду рехнулся, или это ты сумасшедший? Говори же... объясни скорее.
- Но, ваше величество, ничего не может быть проще. Никто не смеет наносить побои священной особе принца Уэльского; поэтому, когда принц провинится, вместо него бьют меня. Это правильно, так оно и быть должно, потому что такова моя служба и я ею кормлюсь [и Яков I и Карл II имели в детстве пажей для порки, которых наказывали всякий раз, когда эти принцы плохо готовили уроки; поэтому я дерзнул для достижения собственных целей снабдить таким же пажом и моего принца (прим.авт.)].
Том с изумлением смотрел на этого безмятежно-спокойного мальчика и говорил про себя:
"Чудное дело! Вот так ремесло! Удивляюсь, как это не наняли мальчика, которого причесывали бы и одевали вместо меня. Дай-то бог, чтоб наняли!.. Тогда я попрошу, чтобы секли меня самого, и буду счастлив такой заменой".
Вслух он спросил:
- И что же, мой бедный друг, тебя высекли, выполняя угрозу учителя?
- Нет, ваше величество, в том-то и горе, что наказание было назначено на сегодня, но, может быть, его отменят совсем, ввиду траура, хотя наверняка я не знаю; поэтому-то я и осмелился придти сюда и напомнить вашему величеству о вашем милостивом обещании вступиться за меня...
- Перед учителем? Чтобы тебя не секли?
- Ах, это вы помните?
- Ты видишь, моя память исправляется. Успокойся, твоей спины уж не коснется розга... Я позабочусь об этом.
- О, благодарю вас, мой добрый король! - воскликнул мальчик, снова преклоняя колено. - Может быть, с моей стороны это слишком большая смелость, но все же...
Видя, что Гэмфри колеблется, Том поощрил его, объявив, что сегодня он "хочет быть милостивым".
- В таком случае я выскажу все, что у меня на сердце. Так как вы уже не принц Уэльский, а король, вы можете приказать, что вам вздумается, и никто не посмеет ответить вам "нет"; и, конечно, вы не потерпите, чтобы вам и впредь докучали уроками, вы швырнете постылые книги в огонь и займетесь чем-нибудь менее скучным. Тогда я погиб, а со мною и мои осиротелые сестры.
- Погиб? Почему?
- Моя спина - хлеб мой, о милостивый мой повелитель! Если она не получит ударов, я умру с голода. А если вы бросите учение, моя должность будет упразднена, потому что вам уже не потребуется мальчик для порки. Смилуйтесь, не прогоняйте меня!
Том был тронут этим искренним горем. С королевским великодушием он сказал:
- Не огорчайся, милый! Я закреплю твою должность за тобою и за всеми твоими потомками.
Он слегка ударил мальчика по плечу шпагой плашмя и воскликнул:
- Встань, Гэмфри Марло! Отныне твоя должность становится наследственной во веки веков. Отныне и ты, и твои потомки будут великими пажами для порки при всех принцах английской державы. Не терзай себя скорбью. Я опять примусь за мои книги и буду учиться так худо, что твое жалованье, по всей справедливости, придется утроить, настолько увеличится твой труд.
- Спасибо, благородный повелитель! - воскликнул Гэмфри в порыве горячей признательности. - Эта царственная щедрость превосходит мои самые смелые мечты. Теперь я буду счастлив до гроба, и все мои потомки, все будущие Марло, будут счастливы.
Том сообразил, что мальчишка может быть ему очень полезен. Он заставил Гэмфри разговориться, что оказалось нетрудно. Гэмфри был в восторге, что может способствовать "исцелению" Тома, ибо всякий раз, как он воскрешал в расстроенном уме короля те или иные происшествия, случившиеся в классной комнате или в других королевских покоях, юный король и сам чрезвычайно отчетливо "припоминал" все подробности этих событий. К концу беседы, за какой-нибудь час, Том приобрел множество полезнейших сведений о разных эпизодах и людях, связанных с придворной жизнью; поэтому он решил черпать из этого источника ежедневно и распорядился всегда беспрепятственно допускать к нему Гэмфри, если только его величество владыка Британии не будет беседовать в это время с кем-нибудь другим.
Не успел Гэмфри уйти, как явился Гертфорд и принес Тому новые горести. Он сообщил, что лорды государственного совета, опасаясь, как бы преувеличенные рассказы о расстроенном здоровье короля не распространились в народе, сочли за благо, чтобы его величество через день-другой соизволил обедать публично; здоровый цвет его лица, его бодрая поступь в сочетании с его спокойными жестами, непринужденным и милостивым обращением лучше всего положат конец кривотолкам - в случае если недобрые слухи _уже_ вышли за пределы дворца.
Граф принялся деликатнейшим образом наставлять Тома, как подобает ему держаться во время этой пышной процедуры.
Под видом довольно прозрачных "напоминаний" о том, что его величеству было будто бы отлично известно, он сообщил ему весьма ценные сведения. К великому удовольствию графа, оказалось, что Тому нужна в этом отношении весьма небольшая помощь, так как он успел выведать об этих публичных обедах у Гэмфри Марло: быстрокрылая молва о них уже носилась по дворцу. Том, конечно, предпочел умолчать о своем разговоре с Гэмфри.
Видя, что память короля так сильно окрепла, граф решил подвергнуть ее, будто случайно, еще нескольким испытаниям, чтобы судить, насколько подвинулось выздоровление. Результаты получились отрадные - не всегда, а в отдельных случаях: там, где оставались следы от разговоров с Гэмфри. Милорд остался чрезвычайно доволен и сказал голосом, полным надежды:
- Теперь я убежден, что, если ваше величество напряжете свою память еще немного, вы разрешите нам тайну большой государственной печати. Нынче эта печать нам ненадобна, так как ее служба окончилась с жизнью нашего почившего монарха, но еще вчера ее утрата имела для нас важное значение... Угодно вашему величеству сделать усилие?
Том растерялся: большая печать - это было нечто совершенно ему неизвестное. После минутного колебания он взглянул невинными глазами на Гертфорда и простодушно спросил:
- А какова она с виду?
Граф чуть заметно вздрогнул и пробормотал про себя:
- Увы, ум его опять помутился. Неразумно было заставлять его напрягать свою память...
Он ловко перевел разговор на другое, чтобы Том и думать забыл о злополучной печати. Достигнуть этого ему было очень нетрудно. 15. ТОМ - КОРОЛЬ
На другой день явились иноземные послы, каждый в сопровождении блистательной свиты. Том принимал их, восседая на троне с величавой и даже грозной торжественностью. На первых порах пышность этой сцены пленяла его взор и воспламеняла фантазию, но прием был долог и скучен, большинство речей тоже были долги и скучны, так что удовольствие под конец превратилось в утомительную и тоскливую повинность. Время от времени Том произносил слова, подсказанные ему Гертфордом, и добросовестно старался выполнить свой долг, - но это было для него еще внове, он конфузился и достиг очень малых успехов. Вид у него был королевский, но чувствовать себя королем он не мог; поэтому он был сердечно рад, когда церемония кончилась.
Большая часть дня пропала даром, как выразился он мысленно, - в пустых занятиях, к которым вынуждала его королевская должность. Даже два часа, уделенные для царственных забав и развлечении, были ему скорее в тягость, так как он был скован по рукам и ногам чопорным и строгим этикетом. Зато потом он отдохнул душою наедине со своим мальчиком для порки, беседа с этим юнцом доставила Тому и развлечение и полезные сведения.
Третий день царствования Тома Кенти прошел так же, как и другие дни, с той разницей, что теперь тучи у него над головой немного рассеялись, - он чувствовал себя не так неловко, как в первое время, он начинал привыкать к своему положению и к новой среде; цепи еще тяготили его, но он ощущал их тяжесть значительно реже и с каждым часом обнаруживал, что постоянная близость знатнейших лордов и их преклонение пред ним все меньше конфузят и удручают его.
Одно только мешало ему спокойно ждать приближения следующего, четвертого дня - страх за свой первый публичный обед, который был назначен на этот день. В программе четвертого дня были и другие, более серьезные вещи: Тому предстояло впервые председательствовать в государственном совете и высказывать свои желания и мысли по поводу той политики, какой должна придерживаться Англия в отношении разных государств, ближних и дальних, разбросанных по всему земному шару; в этот же день предстояло официальное назначение Гертфорда на высокий пост лорда-протектора, и еще много важного должно было совершиться в тот день. Но для Тома все это было ничто в сравнении с пыткой, ожидавшей его на публичном обеде, когда он будет одиноко сидеть за столом, под множеством устремленных на него любопытных взглядов, в присутствии множества ртов, шепотом высказывающих разные замечания о его малейшем движении и о его промахах, если ему не повезет и он сделает какие-нибудь промахи.
Но ничто не могло задержать наступления четвертого дня, и вот этот день наступил. Он застал бедного Тома угнетенным, рассеянным; дурное состояние духа держалось очень долго: Том был не в силах стряхнуть с себя эту тоску. Обычные утренние церемонии показались ему особенно тягостными. Он снова почувствовал, как удручает его вся эта жизнь в плену.
Незадолго до полудня его привели в обширный аудиенц-зал, где он, в беседе с графом Гертфордом, должен был ждать, пока пробьет условленный час официального приема первейших сановников и царедворцев.
Немного погодя Том подошел к окну и стал с интересом всматриваться в кипучую жизнь большой дороги, проходившей мимо дворцовых ворот. О, как бы ему хотелось принять участие в ее бойкой и привольной суете! Вдруг он увидел беспорядочную толпу мужчин, женщин и детей низшего, беднейшего сословия, которые со свистом и гиканьем бежали по дороге.
- Хотел бы я знать, что там происходит! - воскликнул он с тем любопытством, которое подобные события всегда пробуждают в мальчишеских душах.
- Вы - король... - низко кланяясь, сказал ему граф. - Ваше величество разрешит мне выполнить ваше желание?
- Да, пожалуйста! Еще бы! С удовольствием! - взволнованно крикнул Том и про себя добавил, чрезвычайно обрадованный: "По правде говоря, быть королем не так уж и плохо: тяготы этого звания нередко возмещаются разными выгодами".
Граф кликнул пажа и послал его к начальнику стражи:
- Пусть задержат толпу и узнают, куда она бежит и зачем. По приказу короля...
Несколько минут спустя многочисленный отряд королевских гвардейцев, сверкая стальными доспехами, вышел гуськом из ворот и, выстроившись на дороге, преградил путь толпе. Посланный вернулся и доложил, что толпа следует за мужчиной, женщиной и девочкой, которых ведут на казнь за преступления, совершенные ими против спокойствия и величия английской державы.
Смерть, лютая смерть ожидает троих несчастных! В сердце Тома словно что-то оборвалось. Жалость овладела им и вытеснила все прочие чувства; он не-подумал о нарушениях закона, об ущербе и муках, которые эти преступники причинили своим жертвам, - он не мог думать ни о чем, кроме виселицы и страшной судьбы, ожидающей осужденных на казнь. От волнения он даже забыл на минуту, что он не настоящий король, а поддельный, и, прежде чем он успел подумать, у него вырвалось из уст приказание:
- Привести их сюда!
Тотчас же он покраснел до ушей и уже хотел было попросить извинения и отменить свой приказ, но, заметив, что ни граф, ни дежурный паж не удивились его словам, промолчал. Паж, как ни в чем не бывало, отвесил низкий поклон и, пятясь, вышел из залы, чтобы исполнить королевскую волю. Том ощутил прилив гордости и еще раз сознался себе, что звание короля все же имеет свои преимущества.
"Право, - думал он, - все это очень похоже на то, о чем я недавно мечтал, читая старые книги отца Эндрью и воображая себя королем, который диктует законы и приказывает всем окружающим: сделайте то, сделайте другое. Там - в моих мечтах - никто не смел ослушаться меня".
Двери распахнулись; один за другим провозглашались громкие титулы, и входили вельможи, носившие их. Половина зала наполнилась знатью в великолепных одеждах. Но Том почти не сознавал присутствия этих людей, так сильно был он захвачен другим, более интересным делом. Он рассеянно опустился на трон и впился глазами в дверь, не скрывая своего нетерпения. Увидев это, собравшиеся лорды не решились тревожить его и стали тихонько шептаться о разных государственных делах вперемешку с придворными сплетнями.
Немного погодя послышалась мерная поступь солдат, и в зал вошли преступники в сопровождении помощника шерифа и взвода королевской гвардии. Помощник шерифа преклонил перед Томом колени и тотчас же отошел в сторону; трое осужденных тоже упали на колени, да так и остались; гвардейцы поместились за троном. Том с любопытством вглядывался в преступников. Какая-то подробность в одежде или в наружности мужчины пробудила в нем смутное воспоминание.
"Этого человека я как будто уже где-то видел, - подумал он, - но где и когда, не припомню".
Как раз в эту минуту преступник бросил быстрый взгляд на Тома и столь же быстро поник головой, ослепленный грозным блеском королевского величия; но для Тома было достаточно этой секунды, чтобы разглядеть его лицо.
"Теперь я знаю, - сказал он себе, - это тот самый незнакомец, который вытащил Джайлса Уитта из Темзы и спас ему жизнь в первый день нового года; день был ненастный и ветреный... Благородный, самоотверженный подвиг! Жалко, что этот человек стал преступником и замешан в какое-то темное дело... Я отлично помню, в какой день и даже в котором часу это было, потому что часом позже, когда на башне пробило одиннадцать, бабка Кенти задала мне такую отличную, восхитительно свирепую трепку, в сравнении с которой все предыдущие и последующие могут показаться нежнейшей лаской".
Том приказал увести на короткое время женщину с девочкой и обратился к помощнику шерифа:
- Добрый сэр, в чем вина этого человека?
Шериф преклонил колено.
- Смею доложить вашему величеству, он лишил жизни одного из ваших подданных при помощи яда.
Жалость Тома к преступнику, а также восхищение героической смелостью, которую тот проявил при спасении тонувшего мальчика, потерпели жестокий удар.
- Его вина доказана? - спросил он.
- Вполне доказана, ваше величество!
Том вздохнул и сказал:
- Уведите его, он заслужил смерть... Это жаль, потому что еще недавно он был храбрецом... то есть... то есть... я хочу сказать, что у него такой вид...
Осужденный внезапно почувствовал прилив энергии и, в отчаянии ломая руки, стал умолять "короля" прерывистым, испуганным голосом:
- О великий король, если тебе жалко погибшего, сжалься и надо мной! Я невиновен, улики против меня очень слабы... Но я говорю не об этом; суд надо мною уже совершен, и отменить приговор невозможно. Я умоляю только об одной милости, ибо та кара, на которую я осужден, выше моих сил. Пощады, пощады, о великий король! Окажи мне королевскую милость, внемли моей мольбе: дай приказ, чтобы меня повесили!
Том был поражен. Он не ожидал такой просьбы.
- Какая странная _милость_! Разве тебя ведут не на виселицу?
- О нет, мой добрый государь. Я осужден быть заживо _сваренным в кипятке_.
При этих неожиданных и ужасных словах Том чуть не спрыгнул с трона. Опомнившись от изумления, он воскликнул:
- Будь по-твоему, бедняга! Если бы даже ты отравил сто человек, ты не будешь предан такой мучительной казни!
Осужденный припал головой к полу, изливаясь в страстных выражениях признательности, и закончил такими словами:
- Если когда-нибудь, боже избави, тебя постигнет беда, - пусть тебе зачтется твоя милость ко мне.
Том повернулся к графу Гертфорду:
- Милорд, можно ли поверить, чтобы этого человека осудили на такую жестокую казнь?
- Таков закон, ваше величество, для отравителей. В Германии фальшивомонетчиков варят живыми в кипящем _масле_, и не вдруг, а постепенно спускают их на веревке в котел - сначала ступни, потом ноги, потом...
- О, пожалуйста, милорд, перестань, замолчи! Я не могу этого вынести! - воскликнул Том, закрывая лицо руками, чтобы отогнать ужасную картину. - Заклинаю тебя, милорд, отдай приказ, чтобы этот закон отменили!.. О, пусть никогда, никогда не подвергают несчастных таким омерзительным пыткам.
Лицо графа выразило живейшее удовольствие; он был человек сострадательный и склонный к великодушным порывам, что не так часто встречалось среди знатных господ в то жестокое время. Он сказал:
- Благородные слова вашего величества - смертный приговор этому закону. Они будут занесены на скрижали истории к чести вашего королевского дома.
Помощник шерифа уже намеревался увести осужденного, но Том знаком остановил его.
- Добрый сэр, - сказал он. - Я хотел бы вникнуть в это дело. Человек говорит, что улики против него очень слабы. Скажи мне, что ты знаешь о нем?
- Осмелюсь доложить вашему королевскому величеству, на суде выяснилось, что человек этот входил в некий дом в селении Ислингтон, где лежал некий больной; трое свидетелей показывают, что это было ровно в десять часов утра, а двое - что это было несколькими минутами позже. Больной был один и спал; этот человек вскоре вышел и пошел своей дорогой, а час спустя больной умер в страшных муках, сопровождаемых рвотой и судорогами.
- Что же, видел кто-нибудь, как этот человек давал ему яд? Яд найден?
- Нет, ваше величество!
- Откуда же известно, что больной был отравлен?
- Осмелюсь доложить вашему величеству, доктора говорят, что такие признаки бывают только при отравлении.
Веская улика в то наивное время. Том сразу понял всю ее неотразимую силу и сказал:
- Доктора знают свое ремесло. Должно быть, они были правы. Плохо твое дело, бедняга!
- Это еще не все, ваше величество! Есть и другие, более тяжкие улики. Многие показали на суде, что колдунья, после того исчезнувшая из деревни неизвестно куда, предсказывала по секрету всем и каждому, что больному _суждено быть отравленным_ и, больше того, что отраву даст ему незнакомый темноволосый прохожий в простом поношенном платье. Осужденный вполне подходит под эти приметы. Прошу ваше величество отнестись с должным вниманием к этой тяжкой улике, ввиду того, что все это было _заранее предсказано_.
Довод подавляющей силы в те суеверные дни. Том почувствовал, что такая улика решает все дело, что вина бедняка доказана, если придавать какую-нибудь цену таким доказательствам. Но все же ему захотелось предоставить несчастному еще одну возможность обелить себя, и он обратился к нему со словами:
- Если можешь сказать что-нибудь в свое оправдание, говори!
- Ничто меня не спасет, государь! Я невиновен, но доказать свою правоту не могу. У меня нет друзей, иначе я мог бы привести их в свидетели, что я даже не был тогда в Ислингтоне, ибо находился за целую милю от этого места, на Уоппинг-Олд-Стерс [старинная пристань на Темзе]. Больше того, государь, - я мог бы доказать, что в то самое время, когда я, как они говорят, _загубил_ человека, я _спас_ человека. Утопающий мальчик...
- Погоди! Шериф, назови мне тот день, когда было совершено преступление.
- В десять часов утра или несколькими минутами позже в первый день нового года, мой августейший...
- Отпустить его на свободу, такова моя королевская воля!
Выговорив это, Том опять отчаянно покраснел и поспешил загладить, как мог, свой некоролевский порыв:
- Меня возмущает, - сказал он, - что человека могут вздернуть на виселицу из-за таких пустых и легковесных улик!
Шепот восхищения пронесся по залу. Восхищались не приговором, так как мало кто из присутствующих решился бы одобрить помилование уличенного отравителя, - восхищались умом и решимостью, проявленными в этом случае Томом. Слышались такие замечания, высказываемые вполголоса:
- Нет, он не сумасшедший, наш король! Он в полном рассудке.
- Как разумно он ставил вопросы... такое властное, крутое решение напоминает нам прежнего принца!
- Слава богу, его болезнь прошла! Это не слабый птенец, это король. Он держал себя совсем как его покойный родитель.
Так как воздух был насыщен такими хвалебными возгласами, они не могли не дойти до ушей Тома; у него появилось ощущение непринужденности, и по всему его телу разлились какие-то приятные чувства.
Но вскоре молодое любопытство заставило его позабыть эти чувства: Тому захотелось узнать, какое кровавое преступление могли совершить женщина и маленькая девочка, и по его приказу обе они, испуганные и плачущие, предстали перед ним.
- А эти что сделали? - спросил он у шерифа.
- Разрешите доложить, ваше величество, что они уличены в гнусном преступлении, и виновность их ясно доказана. Судьи, согласно закону, приговорили их к повешению. Обе они продали душу дьяволу - вот в чем их преступление.
Том содрогнулся. Его приучили гнушаться людьми, которые общаются с дьяволом, но его отвращение было побеждено любопытством, и он спросил:
- Где же это было... и когда?
- В полночь, в декабре, в развалинах церкви, ваше величество.
Том опять содрогнулся.
- Кто был при этом?
- Только эти двое, ваше величество, и _тот, другой_.
- Они сознались в своей вине?
- Никак нет, государь, отрицают.
- В таком случае как же их вина стала известна?
- Некие свидетели, ваше величество, видели, как они входили туда. Это возбудило подозрение, которое потом подтвердилось. В частности, доказано, что при помощи власти, полученной ими от дьявола, они вызвали бурю, опустошившую всю окрестность. Около сорока свидетелей показали, что буря действительно была. Таких свидетелей нашлась бы и тысяча. Они все хорошо помнят бурю, так как все пострадали от нее.
- Конечно, это дело серьезное! - Том некоторое время молчал, размышляя о мрачных злодеяниях колдуний, и, наконец, спросил:
- А женщина тоже пострадала от бури?
Несколько старцев, присутствовавших в зале, закивали головами в знак одобрения мудрому вопросу. Но шериф, не подозревая, к чему клонится дело, простодушно ответил:
- Точно так, ваше величество. Она пострадала и, как все говорят, поделом... Ее жилище снесло ураганом, и она с ребенком осталась без крова.
- Дорого же она заплатила за то, чтобы сделать зло самой себе. Даже если бы она заплатила всего только фартинг, и то можно было бы сказать, что ее обманули; а ведь она загубила свою душу и душу ребенка. Следовательно, она сумасшедшая; а раз она сумасшедшая, она не знает, что делает, и, следовательно, ни в чем не виновна.
Старцы опять закивали головами, восхищаясь мудростью Тома. Один придворный пробормотал:
- Если слухи справедливы и король - сумасшедший, не мешало бы этим сумасшествием заразиться иному здоровому.
- Сколько лет ребенку? - спросил Том.
- Девять лет, смею доложить вашему величеству.
- Может ли ребенок, по английским законам, вступать в сделки и продавать себя, милорд? - обратился Том с вопросом к одному ученому судье.
- Закон не дозволяет малолетним вступать в какие-либо сделки или принимать в них участие, милосердный король, ввиду того, что их незрелый ум не в состоянии состязаться с более зрелым умом и злоумышленными кознями старших. _Дьявол_ может купить душу ребенка, если пожелает и если дитя согласится, - дьявол, но никак не англичанин... в последнем случае договор недействителен.
- Ну, это дикая выдумка, чуждая христианской религии! Как же может английский закон предоставлять дьяволу такие права, каких не имеет ни один англичанин?! - воскликнул Том в благородном негодовании.
Этот новый взгляд на вещи вызвал у многих улыбку, и многие потом повторяли эти слова в придворных кругах в доказательство того, как самобытно мышление Тома и как проясняется его помутившийся разум.
Старшая преступница перестала рыдать и жадно, с возрастающей надеждой впивала в себя каждое слово. Том это заметил, и ему стало еще более жаль эту одинокую, беззащитную женщину, стоявшую на краю гибели. Он спросил:
- Что же они делали, чтобы вызвать бурю?
- _Они стаскивали с себя чулки, государь_!
Это изумило Тома и разожгло его любопытство до лихорадочной дрожи.
- Удивительно! - воскликнул он пылко. - Неужели это всегда производит такое страшное действие?
- Всегда, государь... по крайней мере если женщина того пожелает и произнесет при этом нужное заклинание - мысленно или вслух.
Том обратился к женщине со страстной настойчивостью:
- Покажи свою власть! Я хочу видеть бурю!
Щеки суеверных придворных внезапно побелели от страха, и у большинства явилось желание, хотя и не высказанное, уйти поскорее из зала, но Том ничего не заметал, он был всецело поглощен предстоящей катастрофой. Видя, что на лице у женщины написано удивление, он с горячим увлечением прибавил:
- Не бойся, за это ты не будешь отвечать. Больше того: тебя сейчас же отпустят на волю, я никто тебя пальцем не тронет. Покажи твою власть.
- О милостивый король, у меня нет такой власти... меня оговорили.
- Тебя удерживает страх. Успокойся. Тебе ничего не будет. Вызови бурю, хоть самую маленькую, - я ведь не требую большой и разрушительной, я даже предпочту безобидную, - вызови бурю, и жизнь твоя спасена: ты уйдешь отсюда свободная, вместе со своим ребенком, помилованная королем, и никто во всей Англии не посмеет осудить или обидеть тебя.
Женщина простерлась на полу и со слезами твердила, что у нее нет власти совершить это чудо, иначе она, конечно, с радостью спасла бы жизнь своего ребенка и была бы счастлива потерять свою собственную, исполнив приказ короля, сулящий ей такую великую милость.
Том настаивал. Женщина повторяла свои уверения. Наконец Том произнес:
- Мне сдается, женщина сказала правду. Если бы _моя_ мать была на ее месте и получила бы от дьявола такую волшебную силу, она не задумалась бы ни на минуту вызвать бурю и превратить всю страну в развалины, лишь бы спасти этой ценой мою жизнь! Надо думать, что все матери созданы так же. Ты свободна, добрая женщина, - и ты, и твое дитя, - ибо я считаю тебя невиновной. Теперь, когда тебе уже нечего бояться и ты прощена, сними с себя, пожалуйста, чулки, и если ты для меня вызовешь бурю, я дам тебе в награду много денег.
Спасенная женщина громко изъявила свою благодарность и поспешила исполнить приказ короля. Том следил за ее действиями со страстным вниманием, которое слегка омрачилось тревогой: придворные стали явно выражать беспокойство и страх. Женщина сняла чулки и с себя и с ребенка и, очевидно, была готова сделать все от нее зависящее, чтобы землетрясением отблагодарить короля за его великодушную милость, но из этого ровно ничего не вышло. Том был разочарован. Он вздохнул и сказал:
- Ну, добрая душа, перестань утруждать себя зря: видно, бесовская сила тебя покинула; если же когда-нибудь она вернется к тебе, пожалуйста не забудь обо мне - устрой для меня грозу. 16. ПАРАДНЫЙ ОБЕД
Час обеда приближался, но - странное дело! - эта мысль почти не тревожила Тома и уже совсем не пугала его. Утренние события внушили ему веру в себя; бедный, испачканный сажей котенок за эти четыре дня вполне освоился с незнакомым ему чердаком. Взрослому и в месяц не сделать бы подобных успехов. Никогда еще не проявлялось так явственно уменье детей легко приспособляться к обстоятельствам.
Поспешим же, - благо нам дано это право, - в большой зал для парадных банкетов и посмотрим, что там происходит в то время, как Том готовится к великому торжеству. Это обширный покой с золочеными колоннами и пилястрами, с расписными стенами, с расписным потолком. У дверей стоят рослые часовые, неподвижные, как статуи, в богатых и живописных костюмах; в руках у них алебарды. На высоких хорах, идущих вокруг всего зала, помещается оркестр; хоры битком набиты пышно разодетыми горожанами обоего пола. Посредине комнаты, на высоком помосте, стол Тома. Впрочем, предоставим опять слово летописцу:
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
/ Полные произведения / Твен М. / Принц и нищий
|
Смотрите также по
произведению "Принц и нищий":
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
