Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Твен М. / Принц и нищий

Принц и нищий [5/13]

  Скачать полное произведение

    Однако мой брат Гью умел воспользоваться моими проступками. Видя, что Артур слаб здоровьем, и надеясь извлечь выгоду из его смерти, если только удастся устранить меня с дороги, Гью... Впрочем, это длинная история, мой добрый государь, и не стоит ее рассказывать. Короче говоря, младший брат очень ловко преувеличил мои недостатки, выставил их в виде преступлений, и в довершение всех своих низких поступков он нашел в моей комнате шелковую лестницу, подброшенную им же самим, и при помощи этой хитрости, а также показаний подкупленных слуг и других лжесвидетелей убедил моего отца, будто я намерен увезти Эдит и жениться на ней наперекор его воле.
     Отец решил отправить меня на три года в изгнание. "Эти три года, вдали от Англии и родительского дома, - сказал он, - может быть, сделают из тебя человека и воина и хоть отчасти научат тебя житейской мудрости". За эти годы моего долгого искуса я участвовал в континентальных войнах, изведал суровую нужду, тяжкие удары судьбы, пережил немало приключений, а в последнем сражении я был взят в плен и целых семь лет томился в чужеземной тюрьме. Благодаря ловкости и мужеству я, наконец, вырвался на свободу и помчался прямо сюда. Я только что приехал. У меня нет ни приличной одежды, ни денег - и еще меньше сведений о том, что происходило за эти семь лет в Гендонском замке, что сталось с ним и его обитателями. Теперь, государь, с вашего позволения, вам известна моя жалкая повесть!
     - Ты жертва бесстыдной лжи, - сказал маленький король, сверкнув глазами. - Но я восстановлю твои права, клянусь святым крестом! Это говорит тебе король!
     Под влиянием рассказа о злоключениях Майлса у короля развязался язык, и он выложил перед изумленным слушателем все свои недавние невзгоды. Когда он закончил рассказ, Майлс сказал себе:
     "Какое, однако, у него богатое воображение! Поистине он обладает необыкновенным талантом, иначе он не сумел бы, будь он здоров или безумен, сплести такую правдоподобную и пеструю сказку что называется из воздуха, из ничего. Бедный свихнувшийся мальчик, покуда я жив, у него будет и друг и убежище. Я не отпущу его от себя ни на шаг; он станет моим баловнем, моим малолетним товарищем. И мы его вылечим, мы вернем ему разум, он непременно прославится, его имя прогремит на всю страну, а я буду везде похваляться: "Да, он мой, я подобрал его, когда он был бездомным оборвышем, но и тогда уже мне было ясно, какие таятся в нем силы, и я предсказывал, что люди со временем услышат о нем. Смотрите на него: разве я не был прав?"
     Тут заговорил король вдумчивым, размеренным голосом:
     - Ты избавил меня от стыда и обиды, а быть может, спас мою жизнь и, следовательно, мою корону. Такая услуга требует щедрой награды. Скажи мне, чего ты желаешь, и, насколько это в моей королевской власти, твое желание будет исполнено.
     Это фантастическое предложение вывело Гендона из задумчивости. Он уже хотел было поблагодарить короля и переменить разговор, сказав, что он только исполнил свой долг и не желает награды, но ему пришла в голову более разумная мысль, и он попросил позволения помолчать несколько минут, чтобы обдумать это милостивое предложение. Король с важностью кивнул головой, заметив, что в делах, имеющих такое большое значение, лучше не торопиться.
     Майлс подумал несколько минут и сказал себе:
     "Да, именно этой милости и надо просить. Иначе ее невозможно добиться, а между тем опыт только что прошедшего часа показал, что продолжать таким образом было бы и неудобно и утомительно. Да, предложу ему это; как хорошо, что я не отказался от такого благоприятного случая".
     Он опустился на колено и промолвил:
     - Моя скромная услуга не выходит за пределы простого долга всякого верноподданного, и потому в ней нет ничего замечательного, но раз вашему величеству угодно считать ее достойной награды, я беру на себя смелость просить о следующем. Около четырехсот лет тому назад, как известно вашему величеству, во время распри между Джоном, королем Англии, и французским королем, было решено выпустить с каждой стороны по бойцу и уладить спор поединком, прибегнув к так называемому суду божию. Оба короля да еще король Испании прибыли на место поединка, чтобы судить об исходе спора; но, когда вышел французский боец, он оказался до того грозен и страшен, что никто из английских рыцарей не решился померяться с ним оружием. Таким образом, опор - очень важный - должен был решаться не в пользу английского монарха. Между тем в Тауэре как раз в это время был заключен лорд де Курси, самый могучий боец Англии, лишенный всех своих владений и почестей и давно уже томившийся в темнице. Обратились к нему; он согласился и прибыл на единоборство во всеоружии. Но как только француз завидел его огромную фигуру и услыхал его славное имя, он пустился бежать, и дело французского короля было проиграно. Король Джон вернул де Курси все его титулы и владения со словами: "Проси у меня, чего хочешь; твое желание будет исполнено, хотя бы оно стоило мне половины моего королевства". Де Курси упал на колени, как я теперь, и ответил: "В таком случае, государь, предоставь мне и моим потомкам право оставаться в присутствии королей Англии с покрытой головой, покуда будет существовать королевский престол". Просьба его была уважена, как известно вашему величеству, и за эти четыреста лет род де Курси не прекращался, так что и до сего дня глава этого старинного рода невозбранно остается в присутствии короля в шляпе или шлеме, не испрашивая на то никакого особого позволения, - чего не смеет сделать никто другой [лорды Кингсэл, потомки де Курси, до сих пор пользуются этой привилегией (прим.авт.)]. И вот, основываясь на этом прецеденте, я прошу у короля одной только милости и привилегии, которая будет для меня больше чем достаточной наградой, а именно: чтобы мне и моим потомкам на все времена разрешено было _сидеть_ в присутствии английского короля.
     - Встань, сэр Майлс Гендон, я посвящаю тебя в рыцари, - с важностью произнес король, ударяя его по плечу его же шпагой, - встань и садись. Твоя просьба уважена. Пока существует Англия, пока существует королевская власть, это почетное право останется за тобой.
     Его величество отошел в задумчивости, а Гендон опустился на стул у стола и проговорил про себя:
     "То была прекрасная мысль, она выручила меня из беды, так как ноги мои ужасно устали. Не приди мне она в голову, я был бы вынужден стоять еще много недель, пока мой бедный мальчик не вылечится от своего помешательства. - Спустя некоторое время он продолжал: - Итак, я стал рыцарем царства Снов и Теней! Весьма странное, диковинное звание для такого не склонного к мечтам человека, как я. Но не стану смеяться - боже меня сохрани! - ибо то, что не существует для меня, для него подлинная действительность. Да и для меня это в одном отношении истинно: это показывает, какая у него добрая и благородная душа... - Немного помолчав, он прибавил: - Но что, если он вздумает и при других величать меня громким титулом, который он мне сейчас даровал? Забавное будет несоответствие между моим рыцарским званием и моей жалкой одеждой! Ну, да все равно; пусть зовет, как хочет, если ему это нравится. Я буду доволен..." 13. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПРИНЦА
     После еды обоими товарищами овладела тяжкая дремота.
     Король сказал:
     - Убери эти тряпки! (Разумея свою одежду.)
     Гендон раздел его без всяких возражений и уложил в постель, потом обвел взглядом комнату, говоря себе с грустью: "Он опять завладел моей кроватью. Черт возьми! Что же я буду делать?"
     От маленького короля не ускользнуло замешательство Гендона, и он сразу положил его раздумьям конец, пробормотав сонным голосом:
     - Ты ляжешь у двери и будешь охранять ее.
     Через минуту он уже забыл все свои тревоги в крепком сне.
     "Бедняжка! Ему, право, следовало бы родиться королем! - с восхищением промолвил Гендон. - Он играет свою роль в совершенстве. - И он растянулся на полу у двери, очень довольный, говоря себе: - Все эти семь лет у меня было еще меньше удобств; жаловаться на теперешнее мое положение значило бы гневить всевышнего".
     Он уснул на рассвете, а в полдень встал и, то там, то здесь приподнимая одеяло над своим крепко спавшим питомцем, снял с него мерку веревочкой.
     Едва он закончил работу, король проснулся. Открыв глаза, он пожаловался на холод и спросил у своего друга, что тот делает.
     - Я уже кончил, государь, - сказал Гендон. - У меня есть дело в городе, но я скоро приду. Усни опять: ты нуждаешься в отдыхе. Дай, я укрою тебя с головой, - так ты скорее согреешься.
     Не успел он договорить, как король снова очутился в сонном царстве.
     Майлс на цыпочках вышел из комнаты и через тридцать или сорок минут так же бесшумно вернулся - с костюмом для мальчика. Костюм был ношеный, из дешевой материи, кое-где потертый, но чистый и теплый - как раз для того времени года. Майлс сел и принялся рассматривать свою покупку, бормоча себе под нос: "Будь у меня кошель подлиннее, можно было бы достать костюм получше; но когда в кармане не густо, не следует быть слишком разборчивым...
     Красотка жила в городишке у нас,
     У нас в городишке жила...
     Он, кажется, пошевелился; не надо горланить так громко, иначе я нарушу его сон, между тем ему предстоит путешествие, а он и так изнурен, бедняжка... Камзол ничего, недурен - кое-где ушить и будет впору. Штаны еще лучше, но, конечно, и тут два-три стежка не помешают... Башмаки отличные, прочные, крепкие; в них будет сухо и тепло. Они будут для него диковинкой, так как он, несомненно, привык бегать босиком и зимою и летом. Эх, если бы хлеб был такой же дешевый, как нитки! Вот за какой-нибудь фартинг я обеспечен нитками на целый год, да еще такую чудесную, большую иглу мне дали впридачу... Вот только нитку продеть в нее будет, черт возьми, нелегко".
     И действительно, это было для него нелегким делом. Майлс поступил, как обыкновенно поступают мужчины и, по всей вероятности, будут поступать до скончания веков: держал неподвижно иголку и старался вдеть нитку в ушко, тогда как женщины поступают как раз наоборот. Нитка скользила мимо иголки то справа, то слева, то складывалась вдвое, но Гендон был терпелив: уже не раз доводилось ему проделывать подобные опыты во время солдатской службы. Наконец ему удалось вдеть нитку; он взял костюм, лежавший у него на коленях в ожидании починки, и принялся за работу.
     "За постой заплачено, за завтрак, который нам подадут, тоже; денег еще хватит на то, чтобы купить пару осликов и нам вдвоем прокормиться два-три дня, пока доберемся до Гендон-холла, а там у нас всего будет вдоволь...
     Любила она муженька...
     Черт возьми! Я загнал иголку себе под ноготь!.. Положим, это не беда, не в первый раз случается... а все-таки неприятно... Эх, милый, мы с тобой отлично заживем, будь уверен! Всем твоим злоключениям наступит конец, да и рассудок вернется к тебе...
     Любила она муженька своего,
     Но ее любил...
     Вот благородные, крупные стежки. - Он поднял кверху камзол и стал разглядывать его с восхищением. - В них есть размах и величие, рядом с ними мелкие, скаредные стежки портного кажутся плебейскими и жалкими...
     Любила она муженька своего,
     Но ее любил другой...
     Ну, вот и готово! Неплохая работа, и главное - быстро закончена. Теперь я разбужу его, одену, подам ему умыться, накормлю его; а затем мы с ним поспешим на рынок, что возле харчевни Табард, в Саутворке".
     - Извольте вставать, ваше величество! - громко сказал он. - Не отвечает!.. Эй, ваше величество!
     "Кажется, мне все-таки придется оскорбить его священную особу прикосновением, если сон его глух к человеческой речи. Что это?.."
     Он откинул одеяло... Мальчик исчез.
     Гендон онемел от изумления, огляделся вокруг и тут только заметил, что лохмотья мальчика тоже исчезли. Он страшно рассвирепел, стал бушевать, звать хозяина. В эту минуту вошел слуга с завтраком.
     - Ты, бесовское отродье, объясни, что это значит, или прощайся со своею презренною жизнью! - загремел воин и так свирепо подскочил к слуге, что тот от удивления и страха совсем растерялся и с минуту был не в состоянии выговорить ни слова. - Где мальчик?
     Дрожа и запинаясь, слуга дал требуемое объяснение:
     - Не успели вы уйти отсюда, ваша милость, как вдруг прибегает какой-то молодой человек и говорит, что ваша милость требует мальчика сейчас же к себе, на конец моста, на саутворкский берег. Я ввел его в комнату, он разбудил мальчугана и передал ему поручение. Тот чуть-чуть поворчал, зачем его обеспокоили "так рано", но сейчас же напялил на себя свою рвань и пошел с молодым человеком, только промолвил в сердцах, что было бы учтивее, если бы ваша милость пришли за ним сами и не посылали чужого... а то выходит...
     - А то выходит, что ты идиот! Идиот и болван, и надуть тебя ничего не стоит, повесить бы всех твоих родичей! Но, может быть, беды еще нет. Может быть, мальчишку не хотели обидеть. Я пойду за ним и приведу сюда. А ты тем временем накрой-ка на стол! Постой! Одеяло на кровати положено так, будто под ним кто-то лежит, - это случайно?
     - Не знаю, мой добрый господин! Я видел, как молодой человек возился у кровати, - тот самый, что приходил за мальчиком.
     - Тысяча смертей! Это было сделано, чтобы обмануть меня! Да, это было сделано, чтобы выиграть время... Слушай! Тот молодец был один?
     - Один, ваша милость!
     - Ты уверен в этом?
     - Уверен, ваша милость!
     - Подумай, собери свои мысли, не торопись!
     Подумав немного, слуга сказал:
     - Приходил-то он один, с ним никого не было; но теперь я припоминаю, что когда они с мальчиком вышли на мост, туда, где толпа погуще, откуда-то выскочил разбойничьего вида мужчина, и как раз в ту минуту, как он подбежал к ним...
     - Ну, что же _тогда_? Договаривай! - нетерпеливо загремел Гендон.
     - Как раз в эту минуту толпа заслонила их, и больше уж я их не видал, так как меня кликнул хозяин, который обозлился за то, что стряпчему забыли подать заказанную баранью ногу, хотя я беру всех святых во свидетели, что винить в этом _меня_ - все равно что судить неродившегося младенца за грехи его...
     - Прочь с моих глаз, осел!.. Я просто с ума сойду от твоей болтовни. Стой! Куда же ты бежишь? Не может постоять и минуту на месте! Что же, они пошли в Саутворк?
     - Точно так, ваша милость!.. Потому, как я вам докладывал, я в этой бараньей ноге непричинен, все равно как младе...
     - Ты _все еще_ здесь? И все еще мелешь вздор? Убирайся, покуда цел!
     Слуга исчез. Гендон побежал вслед за ним, обогнал его и, прыгая по лестнице через две ступеньки зараз, в один миг очутился внизу.
     "Это тот гнусный разбойник, который звал его своим сыном... Я потерял тебя, мой бедный, маленький безумный повелитель! Какая горькая мысль! Я так полюбил тебя! Нет! Клянусь всем святым, я тебя _не_ потерял! Не потерял, потому что я обыщу всю Англию и все же найду тебя. Бедный ребенок! Там остался его завтрак... и мой... ну да мне теперь не до еды. Пусть он достанется крысам! Скорее, скорее, медлить нельзя!"
     И, торопливо пробираясь сквозь шумную толпу на мосту, он несколько раз повторил, как будто эта мысль была особенно приятна ему:
     "Он поворчал, но _пошел_... да, пошел, так как думал, что его зовет Майлс Гендон... Милый мальчик! Никого другого он не послушался бы, уж я знаю!" 14. "LE ROI EST MORT - VIVE LE ROI!"*
     [Король умер - да здравствует король! (франц.)]
     В это самое утро, на рассвете, Том Кенти проснулся от глубокого сна и открыл глаза в темноте. Несколько мгновений он лежал молча, пытаясь разобраться в путанице впечатлений и мыслей, чтобы хоть отчасти уразуметь их значение. И вдруг воскликнул веселым, но сдержанным голосом:
     - Я понял! Понял! Слава богу, теперь я окончательно проснулся. Приди ко мне радость! Исчезни печаль! Эй, Нэн! Бэт! Сбросьте с себя солому, бегите скорее ко мне: я сейчас расскажу вам самый дикий, безумный сон, какой только могут навеять на человека ночные духи! Эй, Нэн, где же ты? Бэт!
     Чья-то темная фигура появилась у его постели, чей-то голос произнес:
     - Что угодно тебе повелеть?
     - Повелеть?.. О горе мне, я узнаю твой голос! Говори... кто я такой?
     - Ты? Еще вчера ты был принцем Уэльским, ныне же ты мой августейший повелитель, Эдуард, король Англии.
     Том зарылся головой в подушку и жалобно пролепетал:
     - Увы, то был не сон! Иди отдыхай, добрый сэр... Оставь меня одного с моим горем.
     Том опять уснул. И немного спустя ему приснился замечательный сон. Будто на дворе лето и будто он играет один на прекрасной лужайке, которая зовется Гудмэнс-филдс; как вдруг к нему подходит карлик, ростом не больше фута, горбатый, с длинной рыжей бородой, и говорит:
     - Копай возле этого пня!
     Том послушался и нашел целых двенадцать блестящих новых пенсов - сказочное богатство! Но лучшее было впереди, потому что карлик сказал:
     - Я знаю тебя. Ты юноша добрый и достойный похвал; твое горе кончилось, пришел день награды. Копай на этом самом месте каждый седьмой день, и всякий раз ты будешь находить здесь сокровище - двенадцать новых блестящих пенсов. Только не говори никому, это тайна.
     Затем карлик исчез, а Том со своей добычей помчался в Двор Отбросов, говоря себе: "Теперь я каждый вечер могу давать отцу по одному пенни; он будет думать, что я собрал их, прося подаяние, это развеселит его сердце, и он перестанет меня колотить. Одно пенни в неделю я буду давать доброму священнику, который учит меня, а остальные четыре - матери, Нэн и Бэт. Мы не будем больше голодать и ходить оборванцами. Прощайте страхи, тревоги, побои".
     Во сне он в один миг очутился в своем убогом жилье, прибежал туда запыхавшись, но глаза у него так и прыгали от счастья; он бросил четыре монеты на колени матери, крича:
     - Это тебе!.. Все тебе, все до одной! Тебе, и Нэн, и Бэт! Я добыл их честно, не украл и не выпросил.
     Счастливая, удивленная мать прижала его к груди и воскликнула:
     - Становится поздно... не угодно ли будет вашему величеству встать?
     Ах, он ждал не такого ответа. Сон рассеялся. Том проснулся.
     Он открыл глаза. У его постели стоял на коленях роскошно одетый первый лорд опочивальни. Радость, вызванная обманчивым сном, сразу исчезла: бедный мальчик увидел, что он все еще пленник и король. Комната была переполнена царедворцами в пурпуровых мантиях - траурный цвет - и знатными прислужниками монарха. Том сел на постели и из-за тяжелых шелковых занавесей смотрел на все это великолепное сборище.
     Затем началась трудная церемония одевания, причем все время придворные один за другим становились на колени, приветствуя маленького короля и выражая ему сочувствие по поводу его тяжелой утраты. Прежде всего лорд обер-шталмейстер взял рубашку и передал ее первому лорду егермейстеру, тот передал ее второму лорду опочивальни, этот в свою очередь - главному лесничему Виндзорского леса, тот - третьему обер-камергеру, этот - королевскому канцлеру герцогства Ланкастерского, тот - хранителю королевской одежды, этот - герольдмейстеру Норройскому, тот - коменданту Тауэра, этот - лорду заведующему дворцовым хозяйством, тот - главному наследственному подвязывателю королевской салфетки, этот - первому лорду адмиралтейства, тот - архиепископу Кентерберийскому, и, наконец, архиепископ - первому лорду опочивальни, который надел рубашку - или, вернее, то, что от нее осталось, - на Тома. Бедный мальчик не знал что и подумать; это напомнило ему передачу из рук в руки ведер во время пожара.
     Каждая принадлежность его туалета подвергалась тому же медленному и торжественному процессу. В конце концов эта церемония так наскучила Тому, так ужасно наскучила, что он чуть не вскрикнул от радости, увидав, что вдоль линии уже начали странствовать его длинные шелковые чулки: значит, церемония приближалась к концу. Но радость его была преждевременна. Первый лорд опочивальни получил чулки и уже готовился облечь ими ноги Тома, как вдруг лицо его покрылось багровыми пятнами и он сунул чулки обратно в руки архиепископа Кентерберийского, пробормотав с изумлением:
     - Смотрите, милорд!
     Очевидно, с чулками что-то было неладно. Архиепископ побледнел, потом покраснел и передал чулки адмиралу, прошептав:
     - Смотрите, милорд!
     Адмирал передал чулки наследственному подвязывателю королевской салфетки, причем у него едва хватило силы пролепетать:
     - Смотрите, милорд!
     Таким образом чулки пространствовали обратно вдоль всей линии, через руки лорда заведующего дворцовым хозяйством, коменданта Тауэра, герольдмейстера Норройского, хранителя королевской одежды, канцлера герцогства Ланкастерского, третьего обер-камергера, главного лесничего Виндзорского леса, второго лорда опочивальни, первого лорда егермейстера, сопровождаемые все тем же удивленным и испуганным шепотом: "Смотрите! Смотрите!", пока, наконец, не попали в руки обер-шталмейстера. Тот, бледный как полотно, с минуту разглядывал причину общего испуга, затем хрипло прошептал:
     - Господи помилуй! От подвязки отскочил жестяной наконечник! В Тауэр главного хранителя королевских чулок! - и в изнеможении склонился на плечо первого лорда егермейстера, чтобы восстановить свои силы, покуда не доставят такие чулки, у которых подвязки находятся в полной исправности.
     Но все на свете рано или поздно кончается, и, таким образом, наступила пора, когда Том Кенти получил, наконец, возможность покинуть постель. Один придворный налил воды в таз, другой руководил умыванием, третий держал наготове полотенце. Том благополучно совершил обряд омовения, после чего к делу приступил королевский цирюльник. Из рук этого художника Том вышел грациозным и миловидным, как девочка. В плаще и штанах из пурпурного атласа и в шляпе с пурпурными перьями он торжественно проследовал в утреннюю столовую сквозь густую толпу придворных, которые расступались перед ним и преклоняли колени.
     После завтрака его провели в тронный зал! Это была пышная церемония: его сопровождали первые сановники Англии, а также почетная стража из пятидесяти дворян с золочеными бердышами в руках. В тронном зале ему предстояло заняться государственными делами. Его "дядя", лорд Гертфорд, поместился у самого трона, чтобы помогать королю своими мудрыми советами.
     Раньше всех предстали перед Томом именитые лорды, душеприказчики покойного короля. Они ходатайствовали, чтобы Том утвердил некоторые их распоряжения. Это была пустая формальность, - однако не совсем, так как в то время еще не было лорда-протектора. Архиепископ Кентерберийский доложил постановление совета о похоронах покойного монарха и в заключение прочел подписи душеприказчиков, а именно: архиепископ Кентерберийский; лорд-канцлер Англии; Вильям лорд Сент-Джон; Джон лорд Рассел; Эдуард граф Гертфорд; Джон виконт Лисли; Катберт, епископ Дургэмский...
     Том не слушал, - его еще раньше смутил в этом документе один удивительный пункт. Он повернулся к лорду Гертфорду и шепотом спросил:
     - На какой день назначены похороны?
     - На шестнадцатое число будущего месяца, государь!
     - Это просто удивительно! Разве он продержится так долго?
     Бедный малый! Королевские обычаи были для него еще внове. Он привык к тому, что покойников на Дворе Отбросов спроваживали в могилу гораздо быстрее.
     Двумя-тремя словами лорд Гертфорд успокоил его.
     Затем статс-секретарь доложил о постановлении государственного совета, назначившего на другой день в одиннадцать часов прием иностранных послов. Требовалось согласие короля.
     Том вопросительно посмотрел на лорда Гертфорда. Тот шепнул:
     - Ваше величество да соблаговолит изъявить согласие. Они прибудут, чтобы выразить вам соболезнование их августейших повелителей по поводу тяжкой утраты, постигшей ваше величество и всю Англию.
     Том поступил, как ему было сказано. Другой статс-секретарь начал читать акт о расходах на штат покойного короля, достигших за последнее полугодие двадцати восьми тысяч фунтов стерлингов. Сумма была так велика, что у Тома Кенти дух захватило. Еще больше изумился он, узнав, что из этих денег двадцать тысяч еще не уплачено. И окончательно разинул рот, когда оказалось, что королевская сокровищница почти что пуста, а его тысяча слуг испытывают большие лишения, ибо давно уже не получают следуемого им жалованья.
     Том с горячим убеждением сказал:
     - Ясно, что этак мы разоримся к чертям. Нам следует снять домик поменьше и распустить большинство наших слуг, которые все равно ни на что не годны, только болтаются под ногами и покрывают нашу душу позором, оказывая нам такие услуги, какие нужны разве что кукле, не имеющей ни рассудка, ни рук, чтобы самой управиться со своими делами. Я знаю один домишко, как раз насупротив рыбного рынка у Билингсгэйта... Он...
     "Дядя" крепко сжал Тому руку, чтобы остановить его безумную речь; тот вспыхнул и остановился на полуслове; но никто не выразил удивления, как будто никто и не слыхал его слов.
     Какой-то секретарь доложил, что покойный король в своей духовной завещал пожаловать графу Гертфорду герцогский титул, возвести его брата, сэра Томаса Сеймура, в звание пэра, а сына Гертфорда сделать графом, равно как и возвысить в звании других знатных слуг короны. Совет решил назначить заседание на шестнадцатое февраля для утверждения и исполнения воли покойного. А так как почивший король никому из поименованных лиц не пожаловал письменно поместий, необходимых, чтобы поддержать столь высокое звание, то совет, будучи осведомлен о личных желаниях его величества по этому поводу, счел за благо, если на то будет соизволение ныне царствующего монарха, назначить Сеймуру "земель на пятьсот фунтов стерлингов", а сыну Гертфорда "на восемьсот фунтов стерлингов", прибавив к этому первый же участок земли "на триста фунтов стерлингов", "какой освободится за смертью какого-нибудь епископа".
     Том чуть было не брякнул, что лучше бы сначала уплатить долги покойного короля, а потом уж расходовать такие огромные деньги; но предусмотрительный Гертфорд, во-время тронув его за плечо, спас его от подобной бестактности, и он изъявил свое королевское согласие, хотя в душе был очень недоволен.
     С минуту он сидел и раздумывал, как легко и просто он теперь совершает такие блистательные чудеса, и вдруг у него мелькнула мысль: почему бы не сделать свою мать герцогиней Двора Отбросов и не пожаловать ей поместье? Но в то же мгновение он с горечью сообразил, что ведь он король только по имени, на самом же деле он весь во власти этих важных старцев и величавых вельмож. Для них его мать - создание больного воображения; они выслушают его недоверчиво и пошлют за доктором - только и всего.
     Скучная работа продолжалась. Читались всякие многословные, утомительно-нудные петиции, указы, дипломы и другие бумаги, относящиеся к государственным делам; наконец Том сокрушенно вздохнул и пробормотал про себя:
     - Чем прогневал я господа бога, что он отнял у меня солнечный свет, свежий воздух, поля и луга и запер меня в этой темнице, сделал меня королем и причинил мне столько огорчений?
     Тут бедная, утомленная его голова стала клониться в дремоте и, наконец, упала на плечо; дела королевства приостановились за отсутствием августейшего двигателя, имеющего власть превращать чужие желания в законы. Тишина окружила дремавшего мальчика, и государственные мужи прервали обсуждение дел.
     Перед обедом Том, с разрешения своих тюремщиков Гертфорда и Сент-Джона, провел приятный часок в обществе леди Елизаветы и маленькой леди Джэн Грей, хотя принцессы были весьма опечалены тяжелой утратой, постигшей королевскую семью. Под конец ему нанесла визит "старшая сестра", впоследствии получившая в истории имя "Марии Кровавой" [Мария Тюдор (1516-1568), королева английская; ее царствование ознаменовано преследованиями и многочисленными казнями протестантов]. Она заморозила Тома своей высокопарной беседой, которая в его глазах имела только одно достоинство - краткость. На несколько минут его оставили одного, затем к нему был допущен худенький мальчик лет двенадцати, платье которого, за исключением белоснежных кружев на вороте и рукавах, было сверху донизу черное - камзол, чулки и все прочее. В его одежде не было никаких признаков траура, только пурпурный бант на плече. Он приближался к Тому нерешительным шагом, склонив обнаженную голову, и, когда подошел, опустился на колено. Том с минуту спокойно и вдумчиво смотрел на него и, наконец, сказал:
     - Встань, мальчик. Кто ты такой? Что тебе надобно?
     Мальчик встал на ноги; он стоял в изящной, непринужденной позе, но на лице у него были тревога и грусть.
     - Ты, конечно, помнишь меня, милорд? Я твой паж, мальчик для порки.
     - Мальчик для _порки_?
     - Так точно, ваше величество. Я Гэмфри... Гэмфри Марло.
     Том подумал, что его опекунам не мешало бы рассказать ему об этом паже. Положение было щекотливое. Что ему делать? Притвориться, будто он узнает мальчугана, а потом каждым словом своим обнаруживать, что он никогда и не слышал о нем? Нет, это не годится. Спасительная мысль пришла ему в голову: ведь такие случаи будут, пожалуй, нередки. С настоящего дня лордам Гертфорду и Сент-Джону частенько придется отлучаться от него по делам, поскольку они - члены совета душеприказчиков; не худо бы самому придумать способ, как выпутываться из затруднений подобного рода. "Дельная мысль! Попробую испытать ее на мальчишке... и посмотрю, что из этого выйдет".


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ]

/ Полные произведения / Твен М. / Принц и нищий


Смотрите также по произведению "Принц и нищий":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis