Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
/ Полные произведения / Голдинг У. / Повелитель мух
Повелитель мух [5/11]
Он немного помолчал.
- Вот я шел. Шел я один и думал. Я знаю, что нам надо. Нам надо поговорить начистоту. Ну и вот, сейчас я сам скажу.
Он опять помолчал и привычно смахнул волосы со лба. Хрюша на цыпочках подошел к треугольнику, покончив с неудачной демонстрацией.
Ральф продолжал:
- Собраний у нас хватает. Всем нравится говорить, собираться. Всякие решенья принимать. Но мы ничего не выполняем. Вот решили носить воду из реки в кокосовых скорлупах, накрывать ее свежими листьями. Ну, и сперва так и было. Теперь воды нет. Скорлупы сухие. Все на реку ходят пить.
Пронесся гул. Все соглашались с Ральфом.
- Конечно, из реки тоже можно напиться, что тут плохого. Я и сам-то лучше стану пить там, ну, где водопад, вы знаете, чем из старой кокосовой скорлупы. Но ведь мы же сами решили носить. И не носим. Сегодня было только две скорлупы с водой.
Он провел языком по сухим губам.
- Теперь про шалаши. Про убежища.
Снова поднялся и стихнул гул.
- Спите вы почти все в шалашах. Сегодня, кроме Эрикисэма, которые у костра дежурят, все в шалашах будут спать. А кто их строил?
Тут уж собрание расшумелось. Шалаши строили все. Снова Ральфу пришлось помахать рогом.
- Погодите вы! Я спрашиваю - кто все три шалаша строил? Первый мы строили все, второй строили вчетвером, а последний только мы с Саймоном. То-то он и шатается. Погодите. Ничего смешного. Он развалится, когда опять польет дождь. А тогда нам будут нужны все три шалаша.
Он умолк, откашлялся.
- И еще одно. Мы решили, что уборная у нас будет там, в тех скалах за бухтой. Что ж, очень даже правильно. Волны сами обмывают эти скалы. Это и малыши знают.
Кругом опять стали хихикать и переглядываться.
- А теперь где хотят, там и присаживаются. Возле самых шалашей, прямо на площадке. Вы, малыши, если у вас схватил живот, когда рвете фрукты...
Собрание ревело.
- Я говорю, как прихватит, вы бы хоть от фруктов подальше. А то грязь и безобразие.
Снова поднялся смех.
- Я говорю, это безобразие!
Он подергал на себе серую, задубевшую рубашку.
- Безобразие! Если прихватит, надо в скалы бежать. Ясно?
Хрюша потянулся за рогом, но Ральф затряс головой. Он обдумал свою речь, пункт за пунктом.
- Надо всем нам снова ходить к этим скалам. А то грязно очень. - Он умолк. Предчувствуя взрыв, все затаили дыхание. - И еще. Насчет костра.
Ральф вздохнул почти со стоном, и по собранию эхом пронесся вздох. Джек принялся стругать прутик, что-то шепнул Роберту, и тот отвернулся.
- Костер тут на острове - важней всего. Как же нас спасут, если он у нас не будет гореть? Только, может, чудом. И неужели же мы не можем с этим справиться?
Он выбросил вперед правую руку.
- Смотрите! Сколько нас! И мы не смогли удержать костер. Вы что - не понимаете? Костер нельзя забывать, уж лучше... лучше умереть!
Охотники смущенно захихикали. Ральф посмотрел на них и продолжал запальчиво:
- Эх вы, охотники! Еще смеетесь! Поймите вы - костер важней, чем ваши свиньи, сколько бы вы их там ни понаубивали. Вы что, не соображаете? - Он развел руками и оглядел всех.
- Дым у нас всегда должен быть - хоть умри!
Он умолк, уже взвешивая новый пункт.
- И еще одно.
Кто-то выкрикнул:
- Может, хватит?
Кто-то тихонько поддакнул. Ральф не стал ничего замечать.
- И еще одно. Мы чуть весь остров не спалили. И мы только зря время теряем, сдвигаем камни, разводим маленькие костры, чтоб жарить. И вот я, как главный, объявляю правило. Костры нигде не жечь ни за что. Только на горе.
Шум поднялся неимоверный. Все вскакивали, орали, Ральф орал в ответ:
- Если тебе нужно зажарить рыбу или краба - подымайся на гору, ничего с тобой не случится! И так оно верней.
В низящихся лучах замелькали потянувшиеся за рогом руки. Ральф вспрыгнул на бревно.
- Вот что я хотел сказать. Ну и сказал. Вы сами меня выбрали. И должны меня слушаться.
Постепенно все затихли, уселись. Ральф спрыгнул на землю и заговорил обычным голосом.
- Значит, так. Уборная в скалах. Костер чтоб всегда горел и всегда был дым. Жечь огонь только на горе. Еду жарить там.
Джек встал, мрачно хмурясь, потянулся за рогом.
- Я еще не кончил.
- Да ты уж сколько наговорил!
- У меня рог.
Джек сел, недовольный.
- И - последнее. Об этом и так разговоры, наверное.
Он выждал, пока на площадке водворилась тишина.
- Не получается у нас как-то. Не пойму, что такое. Так хорошо начинали. Весело было. И вот...
Он погладил рог, устремив мимо них пустой взгляд, думая про зверя, змея, костер, разговоры про страх.
- И вот все начали бояться.
Поднялся и тотчас замер ропот, почти стон. Джек уже не строгал. Ральф продолжал отрывисто:
- Это все малыши зря болтают. Это надо уладить. Так что вот, последнее, что нам остается еще решить, - это насчет страха.
Опять ему в глаза полезли волосы.
- Надо поговорить насчет этого страха, ведь бояться-то нечего. Я и сам иногда боюсь. Только глупости это! Выдумки. Давайте разберемся насчет этого страха, и тогда он не будет нам мешать, и можно будет заняться серьезными делами, как костер, например. - В голове у него мелькнула картинка - трое мальчиков над сверкающим морем. - И опять нам будет хорошо, нам будет весело.
Ральф торжественно положил рог на бревно в знак того, что речь его окончена. Пробивавшиеся к ним лучи уже совсем припадали к земле.
Джек встал и взял рог.
- Значит, решили поговорить начистоту. Ладно. Скажу все прямо. Весь этот страх вы, малыши, сами выдумали. Зверь! Да откуда? Ну бывает и нам страшно иногда, но подумаешь, дело большое - страшно! Вот Ральф говорит, вы по ночам орете. Ну и что! Это просто от кошмаров. И вообще - вы не строите, вы не охотитесь, толку от вас чуть, сыночки мамочкины, неженки. Вот. Нам тоже страшно бывает, но мы нюни не распускаем!
Ральф смотрел на Джека, раскрыв рот, Джек ничего не замечал.
- От страха вас не убудет. Сам-то страх не кусается. Нет здесь на острове никаких страшилищ. - Он оглядел перешептывающихся малышей. - А так бы вам и надо, если бы вас кто-то и съел, кому вы нужны, плаксы несчастные! Да только нет - слышите вы? - нет зверя здесь...
Ральф не выдержал:
- Да ты что? Кто говорит про зверя?
- Сам же недавно говорил. Сказал, снится им что-то, они кричат. А теперь распустили языки, и не одни малыши, но бывает, даже мои, охотники - болтают про черное что-то, про зверя какого-то, я сам слышал. А, так ты не знал, да? Тогда послушай. На таких маленьких островах не бывает больших зверей. Исключительно свиньи. Львы и тигры водятся только в больших странах, в Африке, например, или в Индии...
- Или в зоопарке...
- У меня рог! И я не про страх говорю. А я про зверя говорю. Хочется вам пугаться - пожалуйста! Но насчет зверя...
Джек помолчал, качая рог, как ребенка, потом повернулся к своим охотникам в грязных черных шапочках:
- Настоящий я охотник или нет?
Они только закивали в ответ. Да, охотник он настоящий. Тут кто же мог сомневаться?
- Ну так вот, я прочесал весь остров. Сам. Один. Если б тут был зверь, я бы его увидел. Можете бояться, раз вы трусы такие, но зверя в лесу никакого нет.
Джек отдал рог и сел. Все облегченно захлопали. Рог взял Хрюша.
- Вообще-то я с Джеком не согласен. Но кое-чего он верно сказал. Зверя в лесу нету. И не может быть. Чего бы он кушал?
- Свиней!
- Вот мы же едим свиней!
- Хрюшек он кушает!
- У меня рог, - возмутился Хрюша. - Ральф, скажи им, ну чего они, а Ральф? Эй вы, малыши, тихо! Я говорю, насчет страха это я не согласен с Джеком. В лесу вам бояться нечего. Да я тоже там был. Вы еще духов выдумаете и привидения разные. Что есть - то и есть, и всегда понятно что к чему, а если чего не так, на все люди есть, чтоб разобраться.
Сразу, как будто выключили свет, зашло солнце. Хрюша снял очки и мигая посмотрел на малышей.
Потом он продолжал свои разъяснения:
- Когда у тебя болит, к примеру, живот, все равно, большой он там у тебя или маленький...
- Ну, у тебя-то большой!
- Ладно, вы кончайте смеяться, а тогда мы, может, продолжим собрание. И если малыши полезут обратно на кувыркалку, они сразу ведь свалятся. Так что лучше уж сразу садитесь на землю и слушайте. Ну вот. Для всего свои доктора есть, даже для мозгов. Неужели ж вы думаете, так и можно все время неизвестно чего бояться? В жизни, - сказал убежденно Хрюша, - в жизни - все научно, вот. Года через два, как кончится война, можно будет летать на Марс, туда и сюда. Я знаю - нету тут никакого зверя, ну, с когтями и вообще - но я и про страх тоже знаю, что нету его.
Хрюша помолчал.
- Если только...
Ральф вздрогнул:
- Если - что?
- Если только друг дружку не пугать.
Кругом раздались неприязненные смешки. Хрюша втянул голову в плечи и заключил скороговоркой:
- Ну давайте выслушаем малыша, который про зверя говорил, и, может, объясним ему, что все это глупость одна.
Малыши затараторили все разом, и один выступил вперед.
- Как тебя зовут?
- Фил.
Для малыша он держался уверенно, покачал рогом в точности, как Ральф, и так же точно, как Ральф, оглядел всех, призывая к вниманию.
- Вчера мне приснился сон, страшный сон, как будто бы я дерусь. Как будто я около шалаша, один, и я отбиваюсь от этих, от крученых, какие висят по деревьям.
Он умолк, и в нервном хихиканье малышей был призвук ужаса и сочувствия.
- Я испугался и проснулся. Проснулся и вижу - я один около шалаша, а этих черных и крученых уже нет.
Они затихли, воочию, с трепетом представив себе все это. Опять из-за рога запищал детский голосок:
- Я испугался и стал Ральфа звать и вдруг вижу: под деревьями идет что-то, большое и страшное.
Он смолк, обмирая от воспоминания, но не без гордости, что сумел напугать и других.
- Это у него был кошмар, - сказал Ральф, - он ходил во сне.
Собрание сдержанным гулом одобрило мудрость Ральфа.
Малыш упрямо затряс головой.
- Нет, когда те, крученые, со мной дрались, это я спал, а когда они пропали, я уже не спал, и я видел, как что-то большое и страшное идет под деревьями.
Ральф потянулся за рогом, малыш сел.
- Нет, ты спал. Никого там не было. Ну, кому охота ночью по лесу бродить? Кому? Выходил кто-нибудь ночью?
Все долго молчали, усмехаясь дикому предположению, что кто-то мог выходить в темноте. Но вот встал Саймон. Ральф глядел на него во все глаза.
- Ты? Тебе-то зачем в темноте по лесу шататься?
Саймон судорожно вцепился в рог.
- Я хотел... я хотел к одному месту пройти.
- Какому еще месту?
- Ну, есть одно место. В джунглях.
Он замялся.
Джек снял напряжение; только он умел говорить так презрительно, так насмешливо и твердо:
- Все ясно! Ему живот схватило.
Ральфу стало обидно и стыдно за Саймона, и, строго глядя ему в лицо, он отобрал у него рог.
- Ладно. Ты больше не надо. Понял? Ночью туда не ходи. И так глупости всякие болтают про зверя, а тут еще ты на глазах у малышей будешь красться, как какой-то...
В издевательских смешках остался призвук страха, и еще в них было осуждение. Саймон открыл рот, но рог был уже у Ральфа, и он сел на свое место.
Когда все угомонились, Ральф повернулся к Хрюше:
- Что у тебя, Хрюша?
- Да тут вон еще один. Этот.
Малыши вытолкали Персиваля на середину треугольника. Он стоял по колено в высокой траве, смотрел на свои увязнувшие в траве ноги и силился вообразить, что никто не видит его, что он в укрытии. Ральфу представилось, как точно так же стоял другой карапуз, и он поскорей отогнал эту картинку. Он старался больше ее не видеть, вытравил ее, загнал далеко, глубоко, и только от прямого напоминанья, как сейчас, и могла она выплыть. Малышей так и не созывали на перекличку, отчасти потому, что по крайней мере на один из вопросов, которые задавал тогда на горе Хрюша, Ральф знал ответ твердо. Были вокруг малыши светлые, темные, были веснушчатые, и все до единого грязные, но на всех лицах - и тут никуда уж не денешься - была кожа как кожа. Никто никогда больше не видел той багровой отметины. Но зачем только Хрюша тогда, замазывая свою вину, так орал и надсаживался? Без слов давая понять, что он все помнит, Ральф кивнул Хрюше:
- Ну ладно. Сам спрашивай.
Хрюша стал на колени, держа перед малышом рог.
- Хорошо. Как тебя звать?
Малыш отпрянул в свое укрытие. Хрюша растерянно повернулся к Ральфу, тот спросил жестко:
- Как тебя зовут?
Тот опять промолчал. Не выдержав этого запирательства, собрание грянуло хором:
- Как тебя зовут? Как тебя зовут?
- Тихо вы!
Ральф в сумерках разглядывал малыша.
- Ну скажи нам. Как тебя зовут?
- Персиваль Уимз Медисон, дом священника, Хакет Сент-Энтони, Гемпшир, телефон, телефон, теле...
И словно только этот адрес заграждал потоки скорби, малыш расплакался. Личико скривилось, из глаз брызнули слезы, рот чернел квадратной дырой. Сначала он постоял немым воплощением скорби; потом плач хлынул, густой и крепкий, как звуки рога.
- Хватит тебе! Умолкни!
Но Персиваль Уимз Медисон умолкнуть не мог. Потоки прорвало так, что не остановить никакой властью, ни даже угрозами. Рыданья сотрясали грудь Персиваля, и он не мог от них вырваться, будто его накрепко пригвоздило к вою.
- Замолчишь ты или нет?!
И других малышей проняло. Каждый вспомнил о своем горе; а возможно, они осознали свое соучастие в горе вселенском. Они расплакались, и двое почти так же громко, как Персиваль.
Спас положение Морис. Он крикнул:
- Эй, поглядите-ка на меня!
Он нарочно упал. Потер крестец, уселся на кувыркалку, плюхнулся. Клоун из Мориса вышел плохой. Но Персиваль и другие малыши отвлеклись, хлюпнули носами, захохотали. И вот они уже зашлись в таком несуразном хохоте, что заразили больших.
Джек и в общем шуме заставил к себе прислушаться. Рога у него не было, он нарушал правила, но этого никто не заметил.
- Ну, так как же насчет зверя?
Что-то странное сделалось с Персивалем. Он зевнул, закачался так, что Джеку пришлось схватить его за плечи и встряхнуть.
- Где обитает этот зверь?
Персиваль оседал в руках у Джека.
- Умный, видать, зверь, - усмехнулся Хрюша, - раз сумел тут запрятаться.
- Джек весь остров обрыскал...
- И где этому зверю жить?..
- Пускай своей бабушке про зверя расскажет!
Персиваль забормотал что-то потонувшее в общем хохоте. Ральф весь подался вперед.
- Что? Что он говорит?
Джек выслушал ответ Персиваля и выпустил его плечи. Персиваль, освобожденный, в утешительном окружении двуногих, упал в высокую траву и погрузился в сон.
Джек откашлялся и бросил небрежно:
- Он говорит, что зверь выходит из моря.
Смешки как-то осеклись. Ральф невольно обернулся - скорченная фигурка, черная на фоне лагуны. Все посмотрели туда же и вслушались. Дали пластались, убегали, ломились за простор густого, чужого и всемогущего ультрамарина; и шептались и всхлипывали у рифа волны.
Вдруг Морис выпалил так громко, что все вздрогнули:
- Мой папа говорит, еще пока не всех морских животных даже открыли.
Опять все загалдели. Ральф протянул блистающий в сумраке рог, и Морис послушно взял его. Собрание угомонилось.
- По-моему, Джек верно сказал, каждому может быть страшно, и от страха никого не убудет, ничего тут такого нет. Ну а вот насчет того, что одни свиньи на этом острове водятся, так это он, возможно, и верно говорит, но ведь же он не знает. Ну, то есть наверняка, точно же он не знает... - Морис шумно сглотнул. - Папа говорит, есть такие штуки, ой, ну как же их, они еще чернилами плюются - спруты, - так те в сто ярдов бывают и китов пожирают - свободно. - Он помолчал и рассмеялся весело. - Конечно, я в зверя не верю. Вот и Хрюша говорит - в жизни все научно, но ведь же мы не знаем? Ну, то есть наверняка...
Кто-то крикнул:
- Не может спрут этот из воды вылезать!
- Нет, может!
- Не может!
Тотчас площадку заполонили шум, гам и мечущиеся тени. Ральф, не вставая с места, смотрел, и ему казалось, что все с ума посходили. Плетут про зверя, про страх, а того не могут взять в толк, что важней всего - костер. А как только станешь им объяснять, начинают спорить и до разных ужасов добалтываются.
Различив в сумерках робкую белизну рога, он выхватил его у Мориса и стал дуть изо всей мочи. Все смолкли. Саймон подошел и протянул руку к раковине. Необходимость толкала Саймона выступить, но стоять и говорить перед собранием была для него пытка.
- Может, - решился он наконец, - может, зверь этот и есть.
Вокруг неистово заорали, и Ральф встал, потрясенный:
- Саймон - ты? И ты в это веришь?
- Не знаю, - сказал Саймон. Сердце у него совсем зашлось, он задыхался. - Я...
И тут разразилась буря:
- Сиди уж!
- А ну, клади рог!
- Да пошел ты!..
- Умолкни!
Ральф крикнул:
- Дайте ему сказать! У него рог!
- То есть... может... ну... это мы сами.
- Вот полоумный!
Это уж попирал все приличия не стерпевший Хрюша.
Саймон продолжал:
- Может, мы сами, ну...
Саймон растерял все слова в попытках определить главную немощь рода человеческого. И вдруг его осенило:
- Что самое нечистое на свете?
Вместо ответа Джек бросил в обалделую тишину непристойное слово.
Разрядка пришла как оргазм. Те малыши, которые успели снова забраться на кувыркалку, радостно поплюхались в траву. И взревели ликующие охотники.
Хохот больно ударил Саймона и разбил его решимость вдребезги. Саймон сжался и сел.
Наконец все снова затихли. Кто-то, не попросивши рог, сказал:
- Может, это он про духов разных.
Ральф поднял рог и вглядывался в сумрак. Всего светлей был бледный берег. Малыши как будто подобрались ближе? Ну да, конечно, сжались в кучку на траве посередке. От порыва ветра разворчались пальмы, и шум резко и заметно врубился в темноту и тишину. Два серых ствола терлись друг о дружку с мерзким скрипом, которого днем не замечал никто.
Хрюша взял рог из рук Ральфа. Голос Хрюши звенел негодованьем:
- Не верю я в никаких духов!
Джек тоже вскочил, почему-то ужасно злой.
- Какое кому дело, во что ты веришь, Жирняй!
- У меня рог!
Послышались звуки схватки, рог заметался во тьме.
- А ну положь сюда рог!
Ральф бросился их разнимать, получил по животу, вырвал рог из чьих-то рук и сел, задыхаясь.
- Ну хватит этих разговоров про духов. Давайте отложим до утра.
Тут вмешался приглушенный и неизвестно чей голос:
- Зверь этот, наверно, и есть дух.
Собрание будто ветром встряхнуло.
- Ну, хватит без очереди говорить, - сказал Ральф. - Если мы не будем соблюдать правила, все наши собрания ни к чему.
И снова он осекся. Тщательно составленный план собрания шел насмарку.
- Ну, что же мне теперь сказать? Зря я так поздно вас собрал. Давайте проголосуем насчет них, ну, насчет духов. А потом разойдемся и ляжем спать, мы устали. Нет - это ты, Джек? - нет, погоди минутку. Сначала я сам скажу - я лично в духов не верю. Да, по-моему, я в них не верю. А вот думать про них мне противно. Особенно в темноте. Но мы же решили вообще разобраться что к чему.
Он поднял рог.
- Ну так вот. Значит, давайте разберемся, есть духи или нет...
Он запнулся и переждал мгновенье, поточней составляя вопрос.
- Кто считает, что духи бывают?
Долго все молчали и не шевелились. Потом Ральф всмотрелся в сумрак и разглядел там руки.
И сказал скучно:
- Ясно.
Мир - удобопонятный и упорядоченный - ускользал куда-то. Раньше все было на месте, и вот... и корабль ушел.
У него вырвали рог, и голос Хрюши заорал пронзительно:
- Я ни за каких за духов не голосовал!
Он рывком повернулся к собранию:
- И запомните.
Слышно было, как он топнул ногой.
- Кто мы? Люди? Или зверье? Или дикари? Что про нас взрослые скажут? Разбегаемся, свиней убиваем, костер бросаем, а теперь еще - вот!
На него надвинулась грозная тень.
- А ну, заткнись, слизняк жирный!
Завязалась мгновенная стычка, и вверх-вниз задергался мерцающий в темноте рог, Ральф вскочил:
- Джек! Джек! Рог не у тебя! Дай ему сказать!
На него наплывало лицо Джека.
- И ты сам тоже заткнись! Да кто ты такой? Сидишь, распоряжаешься! Петь ты не умеешь, охотиться не умеешь...
- Я главный. Меня выбрали.
- Подумаешь, выбрали! Дело большое! Только и знаешь приказы дурацкие отдавать!.. Много ты понимаешь!
- Рог у Хрюши.
- Ах, Хрюша! Ну и цацкайся со своим любимчиком!
- Джек!
Джек передразнил злобно:
- Джек! Джек!
- Правила! - крикнул Ральф. - Ты нарушаешь правила!
- Ну и что?
Ральф взял себя в руки.
- А то, что, кроме правил, у нас ничего нет.
Но Джек уже орал ему в лицо:
- Катись ты со своими правилами! Мы сильные! Мы охотники! Если зверь этот есть, мы его выследим! Зажмем в кольцо и будем бить, бить, бить!
И с диким воем выбежал на бледный берег. Тотчас площадка наполнилась беготней, сутолокой, воплями, хохотом. Собрание кончилось. Все кинулись врассыпную, к воде, по берегу, во тьму. Ральф почувствовал щекой прохладу раковины и взял рог из рук у Хрюши.
- Что взрослые скажут? - крикнул опять Хрюша. - Ну погляди ты на них!
С берега летели охотничьи кличи, истерический хохот и полные непритворного ужаса взвизги.
- Ты протруби в рог, а, Ральф.
Хрюша стоял так близко, что Ральф видел, как блестит уцелевшее стеклышко.
- Неужели они так и не поняли? Про костер?
- Ты будь с ними твердо. Заставь, чтоб они тебя слушались.
Ральф ответил старательно, словно перед классом теорему доказывал:
- Предположим, я протрублю в рог, а они не придут. Тогда - все. Мы не сможем поддерживать костер. Станем как звери. И нас никогда не спасут.
- А не протрубишь - все равно мы станем как звери. Мне не видать, чего они там делают, но зато мне слыхать.
Разбросанные по песку фигурки слились в густую, черную, вертящуюся массу. Что-то они там пели, выли, а изнемогшие малыши разбредались, голося. Ральф поднял к губам рог и сразу опустил.
- А главное, Хрюша: есть эти духи? И этот зверь?
- Конечно, нету их.
- Ну почему?
- Да потому, что тогда бы все ни к чему. Дома, улицы. И телевизор бы не работал. И все бы тогда зазря. Без смысла.
Танцевали и пели уже далеко, пенье сливалось вдалеке в бессловесный вой.
- А может, и правда все без смысла. Ну, тут, на острове? И они за нами следят, подстерегают?
Ральфа всего затрясло, он так бросился к Хрюше, что стукнулся об него в темноте, и оба испугались.
- Хватит тебе! И так плохо, Ральф, прямо не могу я больше! Если еще и духи эти...
- Не буду я больше главным. Ну, послушай ты их!
- Ох, господи! Нет! Нет!
Хрюша вцепился в плечо Ральфа.
- Если Джек будет главным, будет одна охота и никакой не костер. И мы тут все перемрем...
И вдруг Хрюша взвизгнул:
- Ой, кто это тут еще?
- Это я, Саймон.
- Да уж. Молодцы, - сказал Ральф. - Три слепых мышонка. Нет, откажусь я.
- Если ты откажешься, - перепугано зашептал Хрюша, - что же со мной-то будет?
- А ничего.
- Он меня ненавидит. За что - не знаю. Тебе-то что. Он тебя уважает. И потом, ты ж в случае чего и садануть можешь.
- Ну да! А сам-то как с ним сейчас подрался!
- У меня же был рог, - просто сказал Хрюша. - Я имел право говорить.
Саймон шевельнулся во тьме:
- Ты оставайся главным!
- Ты бы уж помалкивал, крошка. Ты почему не мог сказать, что никакого зверя нет?
- Я его боюсь, - шептал Хрюша. - И поэтому я его знаю как облупленного. Когда боишься кого, ты его ненавидишь и все думаешь про него и никак не выбросишь из головы. И даже уж поверишь, что он - ничего, а потом как посмотришь на него - и вроде астмы, аж дышать трудно. И знаешь чего, Ральф? Он ведь и тебя ненавидит.
- Меня? А меня за что же?
- Не знаю я. Ты на него за костер ругался. И потом ты у нас главный, а не он.
- Он зато Джек Меридью!
- Я болел много, лежал в постели и думал. Я насчет людей понимаю. И насчет себя понимаю. И насчет его. Тебя-то он не тронет. Но если ты ему мешать больше не будешь, он на того, кто рядом, накинется. На меня.
- Правда, Ральф. Не ты, так Джек. Ты уж будь главным.
- Конечно, сидим сложа руки, ждем чего-то, вот все у нас и разваливается. Дома всегда взрослые были. Простите, сэр; разрешите, мисс; и на все тебе ответят. Эх, сейчас бы!..
- Эх, была б тут моя тетя!
- Или мой папа... Да теперь-то чего уж!
- Надо, чтоб костер горел.
Танец кончился, охотники шли уже к шалашам.
- Взрослые, они все знают, - сказал Хрюша. - И они не боятся в темноте. Они бы вместе чай попивали и беседовали. И все бы решили.
- Уж они бы остров не подпалили. У них бы не пропал тот...
- Они бы корабль построили...
Трое мальчиков стояли во тьме, безуспешно пытаясь определить признаки великолепия взрослой жизни.
- Уж они бы не стали ругаться...
- И очки бы мои не кокнули...
- И про зверя бы не болтали...
- Если б они могли нам хоть что-то прислать! - в отчаянии крикнул Ральф. - Хоть бы что-нибудь взрослое... хоть сигнал бы подали...
Вдруг из тьмы вырвался вой, так что они прижались друг к другу и замерли. Вой взвивался, истончался, странный, немыслимый, и перешел в невнятное бормотанье. Персиваль Уимз Медисон, из дома священника в Хакете Сент-Энтони, лежа в высокой траве, вновь проходил через перипетии, против которых бессильна даже магия вызубренного адреса. Глава шестая. ЗВЕРЬ СХОДИТ С НЕБА
Дневной свет кончился, остались одни звезды. Когда выяснился источник призрачных звуков и Персиваль наконец затих, Ральф и Саймон неловко подняли его и поволокли к шалашу. Хрюша не отставал от них ни на шаг, несмотря на отважные речи, и трое старших разом нырнули в соседний шалаш. Шумно шурша шершавой листвой, долго смотрели на черный в звездную искорку выход к лагуне. В других шалашах то и дело вскрикивали малыши, раз даже кто-то большой заговорил в темноте. Потом и они уснули.
Лунный серп всплыл над горизонтом, такой маленький, что, даже вися над самой водой, почти не бросал в нее дорожки. Но вот в небе зажглись иные огни, они метались, мигали, гасли, а до земли отзвуки боя в десятимильной высоте не доходили и слабеньким треском. Но взрослые все же послали детям сигнал, хотя те уже спали и его не заметили. Вспышка раскроила небо огненной спиралью, и тотчас снова стемнело и вызвездило. В звездной тьме над островом кляксой проступила фигурка, она полетела вниз, бессильно мотаясь под парашютом. Переменные ветры разных высот как хотели болтали, трепали и швыряли фигурку. Потом, в трех милях от земли, ровный ветер проволок ее по нисходящей кривой по всему небу и перетащил через риф и лагуну к горе. Фигурка повалилась, уткнулась в синие цветы на склоне, но и сюда задувал ветер, парашют захлопал, застучал, вздулся. Тело скользнуло вверх по горе, бесчувственно загребая ногами. Ярд за ярдом, рывок за рывком, ветер тащил его по синим цветам, по камням и скалам и наконец швырнул на вершину, среди розовых глыб. Тут порывом ветра спутало и зацепило стропы; и тело, укрепленное их сплетеньем, село, уткнувшись шлемом в колени. Ветер налетал, стропы натягивались иногда так, что грудь выпрямлялась, вскидывалась голова, и тень будто всматривалась за скалы. И как только ветер стихал, слабели стропы, и тень снова роняла голову между колен. Ночь сияла, по небу брели звезды, тень сидела на горе и кланялась, и выпрямлялась, и кланялась.
В предрассветной тьме склон недалеко от вершины огласился шумами. Двое мальчиков выкатились из вороха сухой листвы, две смутных тени переговаривались заспанными голосами. Это были близнецы, дежурившие у костра. Теоретически им полагалось спать по очереди. Но они не умели ничего делать врозь. А раз бодрствовать всю ночь было немыслимо, оба улеглись спать. И теперь, привычно ступая, позевывая и протирая глаза, оба двигались к оставшемуся от сигнального костра пеплу. Подойдя, они сразу перестали зевать, и один бросился за листвой и хворостом.
Другой опустился на корточки.
- Погас вроде.
Он покопался в золе подоспевшими веточками.
- Хотя нет.
Он припал губами к самому пеплу и легонько подул, и во тьме обозначилось его лицо, подсвеченное снизу красным. На секунду он перестал дуть. - Сэм, нам надо...
- ...гнилушку.
Эрик снова стал дуть, пока в золе не зажглось пятнышко. Сэм сунул в жар гнилушку, потом ветку. Жар раздулся, ветка занялась. Сэм подложил еще веток.
- Много не клади, - сказал Эрик, - ты погоди подбрасывать.
- Давай погреемся.
- Тогда надо еще дров натаскать.
- Холодно...
- Ага...
- И вообще...
- Темно. Да уж.
Эрик, не вставая с корточек, смотрел, как Сэм складывает костер. Он поставил сухие прутья шалашиком, и вот заполыхал защищенный от ветра огонь.
- Еще бы чуть-чуть, и...
- Ух, он бы...
- Раскипятился.
- Ага.
Несколько секунд близнецы молча смотрели в костер. Потом Эрик хмыкнул.
- А он жутко тогда кипел, да?
- Тогда, из-за...
- Костра и свиньи.
- Хорошо еще Джеку попало. Не нам.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
/ Полные произведения / Голдинг У. / Повелитель мух
|
|