• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Шукшин В.М. / А поутру они проснулись

А поутру они проснулись [2/2]

Скачать полное произведение

    - Тихо, тихо, Коля, - сказал Соколов, - только тихо. Сейчас все выясним, все проверим... Тут кто-то третий лиш­ний. Попрошу билеты!
     Четыре пассажира показали свои билеты - все правильно: они совершенно законно сидели на своих местах, они едут до­мой.
     - Мне эти штучки сильно не нравятся!- воскликнул си­биряк Коля. - А как же я ?
     - Ну-ка, а ваш билет?- спросили его.
     Коля показал свой билет... Один дотошный надел очки и долго крутил билет перед носом... Потом посмотрел его на про­свет и сказал:
     - Вы едете вчера, уважаемый, - и вернул билет.
     Тут сибиряк Коля заволновался и стал показывать, что он в полном отчаянии и что необходимо срочно кого-то одного вы­кинуть из купе, ибо ему срочно надо ехать. Однако вежливый и корректный Соколов решил, что надо не так.
     - Тихо, тихо, тихо, - сказал он, - сейчас мы установим, кто не едет. Не надо шума... Кому не так срочно?- спросил Соколов четверых. Четверо заволновались и стали показы­вать, что им тоже надо срочно.
     - Тихо, тихо, тихо, - сказал им Соколов, - вы что, намекаете, что Николай Иваныч пойдет пешком? Вы ошибае­тесь. Предлагаю жребий...
     Эти четверо как все равно взбесились.
     - Какой жребий?!- стали они кричать.
     - Это нахальство!..
     Кто-то даже крикнул:
     - Позовите кондуктора!
     Тут Коля-сибиряк вконец осердился.
     - Закрывай дверь! - закричал он. - Они у меня под лавкой поедут, зайцами!
     Но терпеливый Соколов не терял надежды решить все ми­ром.
     - Тихо, тихо, тихо, - опять воззвал он, - не надо шума. Вот вы, - обратился он к дотошному, который проверял у Ко­ли билет, - вы сунулись к чемодану... Почему?
     - Потому что, я смотрю, какие-то бандиты пришли... - заговорил было дотошный.
     - Стоп! - осадил его Соколов. - Можете брать свой че­модан и выходить, нечего с бандитами в одном купе ездить. Верно, товарищи?
     Николай Иваныч его поддержал и даже изъявил желание по­мочь вынести чемодан.
     - Где его чемодан? Где твой чемодан?.. Который? Этот? Принимай, а то он на голову кому-нибудь упадет. Это назы­вается едет человек в командировку - целую квартиру с собой везет. Что там у тебя ?
     Дотошный вцепился в свой чемодан, как в мелкую собст­венность... И всех рассмешил. Он закричал громко:
     - Грабят!
     Николай Иваныч так смеялся, что нечаянно сел женщине на колени; тогда мужчина, ее муж, нажал какую-то кнопку воз­ле двери... А Николай Иваныч посидел маленько, потом встал и выкинул чемодан этого дотошного в окно.
     - Кому он нужен, ваш чемодан! - сказал он. - И не вво­дите людей в заблуждение, что вас, дескать, грабят.
     Тут прибежали кондуктор с милиционером...
     - Вот и вся история, - закончил нервный. - Такое вот... недоразумение. И что вот?.. Что теперь? - нервный сорвался с койки и стремительно стал ходить по комнате, простыня разлеталась на нем в стороны, видны были его чрезвычайно ху­дые ноги. - Что вот теперь?
     - А где тот? - спросил электрик. - Сибиряк-то.
     - А не знаю! Его куда-то в другое место повезли. Он, ко­нечно, вообще-то неправильно сделал: взял выкинул этого гражданина тоже... с чемоданом вместе.
     - В окно?
     - Ну да, на перрон. А тот, по-моему, иностранец.
     - О-о!.. - сказал сухонький. - Ничего себе!
     - Худо дело, - сказал и электрик.
     - Хорошо еще, там как раз почту везли, мешки... на этих... на тележках-то...
     - На электрокаре.
     - Он на них упал, а то бы...
     - Только одно может спасти, - сказал сухонький.
     - Что? - нервный сбавил свой стремительный шаг. - Что именно?
     - Если... - сухонький опасливо глянул на социолога и вскочил тоже с койки. - Иди сюда, - позвал он нервного. И пошел в угол. - Иди сюда.
     - Ну?
     - Только одно может спасти, - быстро и негромко заго­ворил сухонький, - если этот, с чемоданом, окажется ка­кой-нибудь шпион. Понял? Если бы его разоблачили...
     - Ну, жди, когда его там разоблачат! - тоже негромко воскликнул нервный. - Пока его...
     - Слушай сюда! - зашипел сухонький. - Послушай сперва, потом паникуй. Вы - так: мол, этот человек пока­зался нам подозрительным - разглядывает, мол, все, всем интересуется... Чемодан у него какой-то... Говорил же твой друг: "Что это у тебя там?" У него фотоаппарата не было?
     - Что же теперь, показался человек подозрительным - давай его из окна выкидывать?
     - Ну, сидите тогда, - обиделся сухонький. И пошел на свое место. - Им хочешь, как лучше, а они... Сидите! Охота сидеть - сидите.
     - Так, - сказал социолог заканчивая записывать исто­рию нервного. - Ну, а вы? - это он к электрику.
     - Да у меня тоже... с гостями связано, - стал охотно рас­сказывать электрик. Сперва он несколько сбивался, но ско­ро наладился, и все пошло гладко, и тон он обрел - снис­ходительно-грустный, но не безысходный. - Теща пришла и дочь ее с мужем. Мужа этого, свояка-то мово, фамилия - Назаров. Этот Назаров всячески распространяет про меня, что я часто выпиваю. Такой тоже склочный мужик, просто... это... не знаю. Я просто измучился с ним. "Назаров, - го­ворю, - ну что ты, ей богу? Ну что? Вот же какой ты чело­век, ей-богу! Вот же ведь какой ты". Морда, как на витри­не, - весь... такой... только распоряжаться: долдонит и долдонит свое. "Да брось ты, - говорю, - Назаров, чего ты? Ну какой же ты, ей-богу! Не надо, Назаров, не надо. Ну че­го ты?" А тут он кандидатскую диссертацию защитил... Ну, приходят вчера. А я за кефиром как раз ходил... Выпили, правда, на углу с мужиками по кружке пива. Я даже свою не допил: придет, думаю, этот Назаров, начнет опять... Мужи­ки еще посмеялись. "Чего ты? - говорят. - Брось ты, - го­ворят, - Пахомов, ерунду-то говорить: свояк какой-то. Брось, Пахомов, не надо". Э, думаю, не знаете вы Назарова. Нет, думаю, не буду. И вот прихожу я домой...
     ИСТОРИЯ В ДОМЕ ПАХОМОВА,
     РАССКАЗАННАЯ ПАХОМОВЫМ
     Приходит электрик к себе домой, а у него гости: теща его с дочерью и Назаров.
     - Здравствуйте, - вежливо сказал электрик. - Ну что, Назаров, тебя можно поздравить?
     - Можно поздравить, - сказал Назаров. - Можно по­здравить.
     - Поздравляю, - сказал электрик.
     - Кто же на сухую поздравляет!- удивился Назаров.
     И теща тоже удивилась:
     - Ты что это, Пахомов, завязал, что ли?
     Электрик ничего не сказал на это.
     - Завязал, что ли?- еще раз спросила теща. - А?
     - Нет, почему завязал, - молвил электрик после неко­торого молчания. - Наоборот, я сейчас кружку пива выпил. А больше нет настроения.
     - Что значит "нет настроения"? У людей такое собы­тие... - это вступила жена электрика. - Сядьте и выпейте.
     - Ну и что же, что у людей событие? А у меня нет настро­ения. Если желаете, могу сыграть в шахматы с кем-нибудь. Давай, Назаров?
     - Ерунда какая-то получается, - возмутился Назаров. - К нему пришли как к человеку, а он - в шахматы. Фишер на­шелся. Ты что, смеешься над нами?
     - Никто над вами не смеется, а пить не буду. Я уже выпил сегодня кружку пива, хватит.
     - Но так же тоже нельзя, - обиделась и жена Назарова, Назариха. - Зачем же нас в смешном виде-то выставлять?
     - Никто вас в смешном виде не выставляет, - спокойно, с достоинством сказал электрик. - Наоборот, будьте как до­ма... Предлагаю в шахматы.
     - Да при чем тут шахматы?! - закричал Назаров. - Я - ученый человек теперь, я столько трудов положил, а ты не со­изволишь даже за столом со мной посидеть! У меня сейчас кри­зис после такого напряжения, а ты мне шахматы в нос суешь. Бессовестный ты после этого! У тебя никакого уважения не­ту к ученым. Как был электрик, так электрик и есть.
     - Я ученых уважаю, - парировал эту бестактную выход­ку электрик, - но я не уважаю тех ученых, которые начина­ют сразу зазнаваться. Вот таких ученых я не уважаю, это ты точно заметил, Назаров! Смотри, Назаров, ох, смотри... за­знайство до добра не доводит. Смотри, Назаров.
     - Нахал!- закричал опять Назаров. - А еще родственник! Ну давай хоть шампанского выпьем?
     - Нет, - стоял электрик. - Ни шампанского, ни сухого - ничего.
     - Пахом, - обратилась к электрику жена его, - людей на­до уважать. Ну чего ты? Садись за стол... у меня всего полно: водки всякой, даже твоя любимая перцовка есть. Нельзя же так, в самом деле.
     - Как? - спросил ее электрик.
     - Да вот так-то вот: люди тебя упрашивают, а ты не хо­чешь свою гордость побороть. Может, тебя обидел кто?
     - Никто меня не обидел. Но только я пить не буду. Ясно? Пусть я электрик, но по принуждению пить не буду.
     - Но, Пахом...
     - Что "Пахом"? Что "Пахом"? Я пятьдесят лет Пахом. Я сказал - нет. Все.
     - Но почему? Почему-у?!
     - Не буду, и все. И хватит на эту тему. Давайте лучше в шахматы.
     - Да пошел ты к чертовой матери со своими шахмата­ми! - вышел из себя Назаров. - Чего ты привязался со своими шахматами. Я тебя последний раз спрашиваю: будешь пить?
     - Нет.
     Все некоторое время смотрели на упрямого электрика.
     - Знаешь, кто ты после этого?- спросил Назаров.
     - Не знаю, ну-ка ?
     - Верблюд. Те тоже подолгу не пьют в пустыне. Вот тебя тоже надо в пустыню...
     - Куда, куда? - спросил электрик. - Куда меня надо?
     - В пустыню, к верблюдам...
     Электрик встал и дал Назарову шахматами в лоб. Фигурки разлетелись по полу... Электрик пополз их собирать.
     - Извини, Назаров, - сказал он. - Я не хотел... Черт его знает, затемнение какое-то... Может, все же сыграем в шах­маты? Или ты сильно обиделся?
     - Обиделся? - спросил нервный электрика.
     - Обиделся, - вздохнул электрик.
     - Вот они все так. Ну до того обидчивые, до того обидчи­вые - спасу нет!
     - Что же ему, спасибо говорить - в лоб засветили?.. - подал голос мрачный.
     - Он же извинился.
     - Я же извинился.
     - Не могу! - взревел вдруг урка. - Не могу!.. Счас буду метелить обоих - за вранье. Да хоть бы врали, пала, как лю­ди, а то врут, как... - урка сел в кровати и смотрел злыми глазами на электрика и нервного, которые сидели рядыш­ком. - Христосики! Фишера! До того культурные, пала, до того вежливые - аж зубы ломит. Шмакодявки... шкуру спа­сать кинулись. Никакой гордости у людей!
     - Ты! - крикнул электрик Пахомов. - Ну-ка, закрой сифон! Смелый... Смелый? Ну-ка расскажи, как ты здесь очутился? Ну-ка?
     - А чего мне скрывать-то? Напугал, пала. Я те все без науки скажу: взял часы у одного... Выпить не хватило, я вы­шел на улицу и попросил у какой-то пьяной шляпы часы в долг.
     - Вона - часы в долг! - вконец обозлился электрик. - А костюм в долг не попросил? Часы он в долг попросил. Это и есть твоя гордость? Это об этом ты шумишь?
     - Это называется - ограбил, а не попросил, - поддер­жал электрика нервный, тоже оскорбленный выкриками ур­ки. - Интеллигент нашелся.
     - Нет, это называется - по-про-сил, - настаивал ур­ка. - Ты мне чужую статью не шей. Поал? Не шей. Я подо­шел и по-про-сил: "Гражданин, одолжи мне свои бока". Я не сказал: "отдай", я сказал: "о-дол-жи". Поал?
     - Как? - спросил вдруг очкарик. - Как?
     - Чего "как"?
     - Как вы сказали: "бока"?
     - Ну, бока - часы... Некоторые называют часы - бока. Еще называют - бочата. Если часы золотые, тогда - рыжие.
     Очкарик встал и подошел к социологу.
     - У вас какие очки? - спросил он. - Я не в том смысле, рыжие или нет, - с какой диоптрией?
     - Минус четыре.
     - Разрешите? - попросил очкарик.
     Социолог снял очки и подал очкарику. Тот надел их... ог­ляделся... Сказал:
     - Неплохо.
     Затем он подошел к урке и внимательно всмотрелся в него.
     - Да, - сказал он. - Совершенно точно! Встать!
     - Ша... - заговорил было урка.
     - Встать! - опять скомандовал очкарик довольно властно.
     - Ша, - сказал урка, поднимаясь. - В щем дело?
     Очкарик развернулся и влепил ему такую же звонкую, та­кую же отчетливую пощечину, как и давеча. Урка кинулся было на очкарика, но тот умело уклонился и правой в че­люсть свалил урку на кровать.
     - Это был я, - сказал очкарик спокойно. - Я вспомнил это идиотское "бока".
     Урка хотел опять вскочить и вскочил, но очкарик спо­койно стоял и ждал, так профессионально стоял и ждал, что урка... остался стоять.
     - Та пьяная шляпа - это был я, - пояснил очкарик. - Я вспомнил слово "бока"... и узнал вас. Что вы отняли ча­сы - это я готов понять: с такой рожей дарить, например, часы - нелепо. Но за что вы меня еще и ударили?
     - Да що ты ко мне пришился?! - заорал урка истерич­но. - Какие щасы?
     Открылась дверь, и вошел старшина. Он заглянул в бу­мажку с трудом прочитал:
     - Гриши... Гриша-ков и Ковалев, к дежурному. В прос­тынях прямо, там переоденетесь.
     Урка и очкарик пошли на выход.
     - Товарищ... - сказал социолог. - Очки-то.
     - О! - спохватился очкарик. - Извините. Спасибо.
     - Пожалуйста. Вы еще вернетесь?
     Очкарик пожал плечами:
     - Не знаю.
     Старшина и двое в простынях вышли.
     - Надавал он ему, - с восхищением сказал сухонький.
     - Хилый-хилый, а двинул хорошо, правда, - Соколов нервно потер руки. - В челюсть красивый был удар.
     - Сейчас вас, наверно, будут вызывать, - заговорил со­циолог. - Я бы хотел, чтобы еще кто-нибудь... Может быть, вы? - обратился он к сухонькому.
     - Нет, - твердо сказал сухонький. - Я не буду.
     - Почему?
     - Не буду... Все, - у сухонького отчеканилась на лице непреклонность. Он пояснил: - Пусть наука занимается своим делом, а не бегает по вытрезвителям. Нашли тоже... Делать, что ли, больше нечего?
     - Да почему вы так?
     - Да потому! До сих пор на луну не высадились, а по вы­трезвителям бегаете. На луну лететь надо, вот что! - сухонь­кий чего-то осмелел и стал кричать на социолога. - Взяли моду - рису-уют, высмеивают... А на луну кто полетит?! Пушкин? Чем рисованием-то заниматься, на луну бы лете­ли. А то на луну вас не загонишь, а по вытрезвителям бе­гать - это вы рады без ума. Чего тут хорошего? - бегаете... Чего тут интересного? Ничего тут интересного нет - хвора­ют люди, и все. Тяжело людям, а вы бегаете с вопросами. На луну надо лететь!
     Социолог очень изумился... Он пооглядывался кругом, - полагая, что и все тоже изумились, - все внимательно слушали сухонького, и он тоже стал слушать. Сухонький враз как-то устал, лег на кровать и закрылся простыней.
     - Последние силы растратишь тут, - сказал он. - У ме­ня никаких историй не было, - еще сказал он, помолчав. - Я ручной. Причин никаких нету... Тоски тоже. И грусти нет. Я сам по себе... Независимый.
     Социолог пожал плечами, посидел, уткнувшись в блок­нотик, что-то записал. Потом повернулся к Ивану-тракто­ристу.
     - Я тоже, - сразу отрубил Иван.
     - Что "тоже"? - не понял социолог.
     - У меня тоже тоски нет.
     - А при чем здесь тоска?
     - Ну, вы же причину ищите.
     - Да...
     - Вот. Я ее не знаю. Но тоски никакой не было. Ехал в баню... Наоборот, хорошо на душе было.
     - Нет, они этого не понимают! - вскричал вдруг сухонь­кий и сел в кровати. - Ты им дай тоску какую-то - печаль! А так просто не может человек выпить! Просто - взял и...
     Тут вошел старшина и объявил:
     - Собирайтесь. Поедем в суд.
     - Вот, - сказал сухонький, - а мы тут причину ищем. Счас нам найдут причину... помогут.
     СУД
     И грянул суд.
     Судили три строгие женщины. Они сидели за столом, од­на, похоже, главная, - в центре, две - по бокам, пожилая и молодая.
     Подсудимые сидели в коридоре. Урки среди них не было.
     Первого вызвали очкарика.
     - Григорьев, - позвал старшина.
     Подсудимые все пошевелились... Очкарик встал и пошел к двери, которая вела в комнату судей.
     - Гришаков, - поправил он старшину.
     - Чего? - не понял тот.
     - Моя фамилия Гришаков, а не Григорьев.
     - Какая разница, - мирно сказал старшина.
     - Разница большая, - заметил сухонький. - Одно де­ло...
     - Ждите! - велел старшина. Сухонький замолк.
     - Здравствуйте, - сказал очкарик женщинам-судьям. С ним тоже поздоровались. И сказали:
     - Садитесь.
     - Мы ознакомились с вашим делом, - заговорила глав­ная женщина. - Здесь - показания свидетелей... Заявление заведующего магазином...
     - Надо же - дело! - усмехнулся очкарик. Но он рано стал усмехаться, он это скоро понял.
     - Вы пока не улыбайтесь, - сказала пожилая женщи­на. - Не надо пока.
     - Да нет, я... но не очень ли это громко - дело? Там де­ла-то нет.
     - Есть дело, - говорила дальше главная женщина. - И вам действительно рано улыбаться.
     - А в чем дело-то?
     - Мы хотим услышать это от вас.
     - Я плохо помню. С утра вообще ничего не помнил... С мясником что-то? В магазине? Мне в милиции сказали сей­час...
     - Вы оскорбили продавца мясного отдела Завалихина Геннадия Николаевича...
     - О-о, - простонал очкарик. - Он же обвешивает поку­пателей! Этот лоб нахально обвешивает всех покупателей, я ему сказал это...
     - Минуточку, минуточку, - прервала его главная жен­щина, - давайте по порядку: вы сделали замечание продав­цу. И выражайтесь... точнее: фамилия продавца Завалихин, никакой он не лоб.
     - Он самый настоящий лоб, лоботряс, жулик...
     - Сейчас не о нем речь, мы говорим о вас.
     - Хорошо. Что вас интересует?
     - Как было дело?
     - Я не помню.
     - Напомню. Двадцать пятого сентября сего года вы при­шли в продовольственный магазин номер двадцать во­семь, - стала рассказывать с бумажки женщина, - и сде­лали замечание продавцу мясного отдела Завалихину Ген­надию Николаевичу, что он обвешивает покупателей. Зава­лихин вышел из-за прилавка и вывел вас на улицу...
     Очкарик поежился, качнул головой. Сказал негромко и горько:
     - Кошмар.
     - Кошмар не в этом. Кошмар дальше: вы пошли, где-то напились и пришли в таком состоянии выяснять отношения с Завалихиным. Вас попытались остановить...
     - Хорошо... дальше не нужно: я что-то такое припоми­наю. А где у меня часы отняли?
     - Это вы должны вспомнить, здесь происшествие в ма­газине...
     - Хорошо... черт с ним, с часами. Что я теперь должен делать?
     Три женщины выразительно посмотрели на него. Очка­рик занервничал.
     - Я не понимаю, - сказал он. - Ну, случилось... что дальше?
     - Вы должны объяснить, почему вы устроили дебош в магазине. Почему напились? Часто это у вас?
     - Я напился с отчаяния. Когда этот лоб выставил меня из магазина, я решил, что наступило светопреставление, ко­нец.
     - Не надо острить, - попросила молодая женщина. - Вы не уголовник, вы научный сотрудник, не забывайте об этом.
     - Я не острю, - заволновался очкарик. - И, пожалуй­ста, не напоминайте, кто я такой - это не имеет никакого значения.
     - Это имеет значение.
     - Это не имеет никакого значения, - уперся очкарик. - Это абсолютно все равно. Я решил, что дальше жить бес­смысленно. У вас было когда-нибудь такое чувство?
     - Здесь мы спрашиваем, Гришаков, - заметила главная женщина.
     - Я и отвечаю: я отчетливо понял, что наступил конец света. Конец... - Гришаков мучительно поискал, как еще обозначить "конец", не нашел. - Конец, понимаете? Даль­ше я буду притворяться, что живу, чувствую, работаю...
     - Он ударил вас?
     - Нет, просто выкинул из магазина... И закрыл дверь. Я думал, он будет драться... я приготовился драться, поэтому покорно шел из магазина. Это ужасно... Это катастрофа.
     - В чем катастрофа? - спросила пожилая женщина. - Уточните, пожалуйста.
     - В том, что меня выкинули из магазина. Даже так: катастрофа в том, что... Не знаю, - вдруг резко сказал Гришаков. - Неужели вы сами не понимаете? В магазине ору­дует скотина... Черт, не знаю. Противно мне об этом гово­рить.
     2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского

/ Полные произведения / Шукшин В.М. / А поутру они проснулись