Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Бунин И.А. / Стихотворения

Стихотворения [5/6]

  Скачать полное произведение

    Да кто ж в лесу встречается?

    Одна сосна качается!

    Аленушка соскучилась,

    Безделием измучилась,

    Зажгла она большой костер,

    А в сушь огонь куда востер!

    Сожгла леса Аленушка

    На тыщу верст, до пенушка,

    И где сама девалася -

    Доныне не узналося!

    <30.Х.15>

    

    ИРИСА

    

    Светло в светлице от окна,

     Красавице не спится.

    За черным деревом луна,

     Как зеркальце, дробится.

    

    Комар тоскует в полутьме,

     В пуху лебяжьем знойно,

    А что порою на уме -

     И молвить непристойно.

    (*383)

    Ириса дышит горячо,

     Встает... А ножки босы,

    Открыто белое плечо,

     Смолой чернеют косы.

    

    Ступает на ковер она

     И на софу садится...

    За черным деревом луна,

     Склоняясь, золотится.

    <30.X.15>

    

    СКОМОРОХИ

    

     Веселые скоморохи,

    Люди сметливые,

    Поломайтесь, позабавьте

    Свет боярина!

     Скучно ему во палате!

    Днем он выспался,

    Шашки, сказки да побаски

    Уж приелися.

     На лежаночке в павлинах

    Сел он, батюшка,

    В желтом стеганом халате,

    В ярь-мурмулочке.

     Шибче, шибче, скоморохи!

    Ишь как ожил он!

    Глаза узкие, косые

    Засветилися,

     Все лицо его тугое

    Смехом сморщилося,

    Корешки зубов из рота

    Зачернелися...

     Ах, недаром вы, собаки,

    Виды видывали!

    Шибче, шибче! Чтоб соседи

    Нам завидовали!

    <30.Х.15>

    

    (*384)

    

    МАЛАЙСКАЯ ПЕСНЯ

    L'eclair vibre sa fleche...

    L. de Lisle1

    

    Чернеет зыбкий горизонт,

    Над белым блеском острых волн

    Змеится молний быстрый блеск

    И бьет прибой мой узкий челн.

    

    Сырой и теплый ураган

    Проносится в сыром лесу,

    И сыплет изумрудный лес

    Свою жемчужную красу.

    

    Стою у хижины твоей:

    Ты на циновке голубой,

    На скользких лыках сладко спишь,

    И ветер веет над тобой.

    

    Ты спишь с улыбкой, мой цветок.

    Пустая хижина твоя,

    В ненастный вечер, на ветру,

    Благоухает от тебя.

    

    Ресницы смольные смежив,

    Закрывши длинные глаза,

    Окутав бедра кисеей,

    Ты изогнулась, как лоза.

    

    Мала твоя тугая грудь,

    И кожа смуглая гладка,

    И влажная нежна ладонь,

    И крепкая кругла рука.

    

    (*385)

    И золотые позвонки

    Висят на щиколках твоих,

    Янтарных, твердых, как кокос,

    И сон твой беззаботный тих.

    

    Но черен, черен горизонт!

    Зловеще грому вторит гром,

    Темнеет лес, и океан

    Сверкает острым серебром.

    

    Твои уста - пчелиный мед,

    Твой смех счастливый - щебет птяц,

    Но, женщина, люби лишь раз,

    Не поднимай для всех ресниц!

    

    Ты легче лани на бегу,

    Но вот на лань, из тростников,

    Метнулся розовый огонь

    Двух желтых суженных зрачков:

    

    О женщина! Люби лишь раз!

    Твой смех лукав и лгал твой рот -

    Клинок мой медный раскален

    В моей руке - и метко бьет.

    

    Вот пьяные твои глаза,

    Вот побелевшие уста.

    Вздувает буря парус мой,

    Во мраке вьется блеск холста.

    

    Клинком я голову отсек

    В единый взмах от шеи прочь,

    Косою к мачте привязал -

    И снова в путь, во мрак и ночь.

    

    Раскалывает небо гром -

    И озаряет надо мной

    По мачте льющуюся кровь

    И лик, качаемый волной.

    1 Молния мечет свою стрелу... Л. де Лиль (франц.).

    

    23.I.16

    

    (*386)

    

    СВЯТОГОР И ИЛЬЯ

    

    На гривастых конях на косматых,

    На златых стременах на разлатых,

    Едут братья, меньшой и старшой,

    Едут сутки, и двое, и трое,

    Видят в поле корыто простое,

    Наезжают - ан гроб, да большой:

    

    Гроб глубокий, из дуба долбленный,

    С черной крышей, тяжелой, томленой,

    Вот и поднял ее Святогор,

    Лег, накрылся и шутит: "А впору!

    Помоги-ка, Илья, Святогору

    Снова выйти на божий простор!"

    

    Обнял крышу Илья, усмехнулся,

    Во всю грузную печень надулся,

    Двинул кверху... Да нет, погоди!

    "Ты мечом!" - слышен голос из гроба.

    Он за меч,- занимается злоба,

    Загорается сердце в груди,-

    

    Но и меч не берет: с виду рубит,

    Да не делает дела, а губит:

    Где ударит - там обруч готов,

    Нарастает железная скрепа:

    Не подняться из гробного склепа

    Святогору во веки веков!

    

    Кинул биться Илья - божья воля.

     Едет прочь вдоль широкого поля,

    Утирает слезу... Отняла

    Русской силы Земля половину:

    Выезжай на иную путину.

    На иные дела!

    23.I.16

    

    (*387)

    СВЯТОЙ ПРОКОПИЙ

    

    Бысть некая зима

    Всех зим иных лютейша паче.

    Бысть нестерпимый мраз и бурный ветр,

    И снег спаде на землю превеликий,

    И храмины засыпа, и не токмо

    В путех, но и во граде померзаху

    Скоты и человецы без числа,

    И птицы мертвы падаху на кровли.

    Бысть в оны дни:

    Святый своим наготствующим телом

    От той зимы безмерно пострада.

    Единожды он нощию прииде

    Ко храминам убогих и хоте

    Согретися у них; но, ощутивше

    Приход его, инии затворяху

    Дверь перед ним, инии же его

    Бияху и кричаще: - Прочь отсюду,

    Отыде прочь, Юроде! - Он в угле

    Псов обрете на снеге и соломе,

    И ляже посреде их, но бегоша

    Те пси его. И возвратися паки

    Святый в притвор церковный и седе,

    Согнуся и трясыйся и отчаяв

    Спасение себе.- Благословенно

    Господне имя! Пси и человецы -

    Единое в свирепстве и уме.

    23.I.16

    

    СОН ЕПИСКОПА

    ИГНАТИЯ РОСТОВСКОГО

    

    Изрину князя из церкви соборныя в полнощь...

     Летопись

    

    Сон лютый снился мне: в полн`очь, в соборном храме,

    Из древней усыпальницы княж`ой,

    Шли смерды-мертвецы с дымящими свечами,

    Гранитный гроб несли, тяжелый и большой.

    

    (*388)

    Я поднял жезл, я крикнул: "В доме бога

    Владыка - я! Презренный род, стоять!"

    Они идут... Глаза горят... Их много...

    И ни един не обратился вспять.

    23.I.16

    

    МАТФЕЙ ПРОЗОРЛИВЫЙ

    

     Матфей

    

    Ночь и могильный мрак пещеры...

    Бушует буря на реке,

    Шумят леса... Кто это серый

    Вход заслоняет вдалеке?

    Опять ты, низкий искуситель?

    

     Дьявол

    

    Я, прозорливец, снова я!

    Черней трубы твоя обитель,

    Да ты ведь зорок, как змея,-

    Тотчас заметишь!

    

     Матфей

    

     Гнус презренный,

    Тебе ль смеяться? Нет лютей

    Врага для вас во всей вселенной,

    Чем я, нижайший из людей.

    

     Дьявол

    

    Ах, прозорливец! Этим людям

    Ты враг не менее, чем нам.

    Давай уж лучше вместе будем

    Ходить за ними по пятам.

    Ты мастер зреть их помышленья,

    Внедряться в тайну их сердец,

    Не вовсе чужд, святой отец,

    И я порядочного зренья:

    (*389)

    Зачем же бесам враждовать?

    Ты разве хуже бес, чем все мы?

    

     Матфей

    

    Молчи, завистливая тать,

    Тебе пути мои невемы.

    

     Дьявол

    

    Ну да, уж где мне! Ты пророк!

    Ты разрушаешь наши козни,

    Ты топчешь семя зла и розни,

    Ты крепко правишь свой оброк!

    Ты и стоокий и стоухий!

    Спроси тебя: "Ты почему

    Исследуешь так жадно тьму?" -

    Ты тотчас скажешь: "Там, как мухи,

    Как червь на падали, кишат

    Исчадия земли и ада -

    Я не могу терпеть их смрада,

    Я на борьбу спускаюсь в ад".

    О ненасытная в гордыне

    И беспощадная душа!

    Нет в мире для тебя святыни,

    Нет заповедного ковша,

    Нет сокровенного потока:

    Во всех ключах ты воду пил

    И все хулил: "Вот в этом ил,

    А в том - гниющая осока..."

    

     Матфей

    

    Что отвечать мне твари сей,

    Столь непотребной, скудоумной?

    Мой скорбный рок, мой подвиг трудный

    Он мерит мерою своей.

    И тьма и хлад в моей пещере...

    Одежды ветхи... Сплю в гробу...

    О боже! Дай опору вере

    И укрепи мя на борьбу!

    24.I.16

    

    (*390)

    КНЯЗЬ ВСЕСЛAB

    

    Князь Всеслав в железы был закован,

    В яму брошен братскою рукой:

    Князю был жестокий уготован

    Жребий, по жестокости людской.

    Русь, его призвав к великой чести,

    В Киев из темницы извела.

    Да не в час он сел на княжьем месте:

    Лишь копьем дотронулся Стола.

    Что ж теперь, дорогами глухими,

    Воровскими в Полоцк убежав,

    Что теперь, вдали от мира, в схиме,

    Вспоминает темный князь Всеслав?

    

    Только звон твой утренний, София,

    Только голос Киева! - Долга

    Ночь зимою в Полоцке... Другие

    Избы в нем, и церкви, и снега...

    Далеко до света,- чуть сереют

    Мерзлые окошечки... Но вот

    Слышит князь: опять зовут и млеют

    Звоны как бы ангельских высот!

    В Полоцке звонят, а он иное

    Слышит в тонкой грезе... Чт`о года

    Горестей, изгнанья! Неземное

    Сердцем он запомнил навсегда.

    24.I.16

    

    * * *

    Мне вечор, младой, скучен терем был,

    Темен свет-ночник, страшен Спасов лик.

    Вотчим-батютка самоцвет укрыл

    В кипарисовый дорогой тайник!

    

    (*391)

    А любезный друг далеко, в торгу,

    Похваляется для другой конем,

    Шубу длинную волочит в снегу,

    Светит ей огнем, золотым перстнем.

    24.I.16

    

    * * *

    

    Ты, светлая ночь, полнолунная высь!

     Подайся, засов,- распахнись,

    Тяжелая дверь, на морозный простор,

     На белый сияющий двор!

    

    Ты, звонкая ночь, сребролунная даль!

     Ах, если б не крепкая паль,

    Не ржавый замок, не лихой волкодав,

     Не батюшкин ласковый нрав!

    24.I.16

    

    БОГОМ РАЗЛУЧЕННЫЕ

    

    В ризы черные одели,-

    И ее в свой срок отпели,

    Юную княжну.

    Ангел келью затворил ей,

    Старец-схимник подарил ей

    Саван, пелену.

    

    Дни идут. Вдали от света

    Подвиг скорбного обета

    Завершен княжной.

    Вот она в соборе, в раке,

    При лампадах, в полумраке,

    В тишине ночной.

    

    Смутны своды золотые,

    Тайно воинства святые

    (*392)

    Светят на стенах,

    И стоит, у кипарисной

    Дивной раки,с рукописной

    Книгою, монах.

    

    Синий бархат гробно вышит

    Серебром... Она не дышит,

    Лик ее сокрыт...

    Но бледнеет он, читая,

    И скользит слеза, блистая,

    Вдоль сухих ланит.

    25.I.16

    

    КАДИЛЬНИЦА

    

    В горах Сицилии, в монастыре забытом,

    По храму темному, по выщербленным плитам,

    В разрушенный алтарь пастух меня привел,

    И увидал я там: стоит нагой престол,

    А перед ним, в пыли, могильно-золотая,

    Давно потухшая, давным-давно пустая,

    Лежит кадильница - вся черная внутри

    От угля и смолы, пылавших в ней когда-то...

    

    Ты, сердце, полное огня и аромата,

    Не забывай о ней. До черноты сгори.

    25.I.16

    

    * * *

    

    Когда-то, над тяжелой баркой

    С широкодонною кормой,

    Немало дней в лазури яркой

    Качались снасти надо мной...

    

    Пора, пора мне кинуть сушу,

    Вздохнуть свободней и полней -

    И вновь крестить нагую душу

    В купели неба и морей!

    25.I.16

    

    (*393)

    

    ДУРМАН

    

    Дурману девочка наелась,

    Тошнит, головка разболелась,

    Пылают щечки, клонит в сон.

    Но сердцу сладко, сладко, сладко:

    Все непонятно, все загадка,

    Какой-то звон со всех сторон:

    

    Не видя, видит взор иное,

    Чудесное и неземное,

    Не слыша, ясно ловит слух

    Восторг гармонии небесной -

    И невесомой, бестелесной

    Ее довел домой пастух.

    

    Наутро гробик сколотили.

    Над ним попели, покадили,

    Мать порыдала... И отец

    Прикрыл его тесовой крышкой

    И на погост отнес под мышкой...

    Ужели сказочке конец?

    30.I.16

    

    СОН

    

    По снежной поляне,

    При мглистой и быстрой луне,

    В безлюдной, немой стороне,

    Несут меня сани.

    

    Лежу, как мертвец,

    Возница мой гонит и воет,

    И лик свой то кажет, то кроет

    Небесный беглец.

    

    И мчатся олени,

    Глубоко и жарко дыша,

    (*394)

    В далекие тундры спеша,

    И мчатся их тени -

    Туда, где конец

    Страны этой бедной, суровой,

    Где блещет алмазной подковой

    Полярный Венец,-

    

    И мерзлый кочкарник

    Визжит и стучит подо мной,

    И бог озаряет луной

    Снега и кустарник.

    30.I.16

    

    ЦИРЦЕЯ

    

    На треножник богиня садится:

    Бледно-рыжее золото кос,

    Зелень глаз и аттический нос -

    В медном зеркале все отразится.

    

    Тонко бархатом риса покрыт

    Нежный лик, розовато-телесный,

    Каплей нектара, влагой небесной,

    Блещут серьги, скользя вдоль ланит.

    

    И Улисс говорит: "О, Цирцея!

    Все прекрасно в тебе: и рука,

    Что прически коснулась слегка,

    И сияющий локоть, и шея!"

    

    А богиня с улыбкой: "Улисс!

    Я горжусь лишь плечами своими

    Да пушком апельсинным меж ними,

    По спине убегающим вниз!"

    31.I.16

    

    (*395)

    * * *

    

    На Альпы к сумеркам нисходят облака.

    Все мокро, холодно. Зеленая река

     Стремит свой шумный бег по черному ущелью

    К морским крутым волнам, гудящим на песке,

    И зоркие огни краснеют вдалеке,

     Во тьме от Альп и туч, под горной цитаделью.

    31.I.16

    

    

    

    

    

    

    

    1918 - 1952

    

    

    

    x x x

    

    

    

     На даче тихо, ночь темна,

     Туманны звезды голубые

     Вздыхая, ширится волна,

     Цветы качаются слепые -

     И часто с ветром, до скамьи,

     Как некий дух в эфирной плоти,

     Доходят свежие струи

     Волны, вздыхающей в дремоте.

    

     13.IX.18

    x x x

    

    

    

     Огонь, качаемый волной

     В просторе темном океана...

     Что мне до звездного тумана,

     До млечной бездны надо мной!

    

     Огонь, по прихоти волны

     Вдали качаемый, печальный...

     Что мне до неба, до хрустальной,

     Огнями полной вышины!

    

     24.IX.18

    x x x

    

    

    

     Древняя обитель супротив луны,

     На лесистом взгорье, над речными водами,

     Бледно-синеватый мел ее стены,

     Мрамор неба, синий, с белыми разводами.

    

     А на этом небе, в этих облаках,

     Глубину небесную в черноту сгущающих, -

     Храмы в златокованых мелких шишаках,

     Райскою красою за стеной мерцающих.

    

     20.VII.18

    x x x

    

    

    

     И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

     И лазурь, и полуденный зной...

     Срок настанет -- господь сына блудного спросит:

     "Был ли счастлив ты в жизни земной?"

    

     И забуду я все -- вспомню только вот эти

     Полевые пути меж колосьев и трав --

     И от сладостных слез не успею ответить,

     К милосердным Коленам припав.

    

     14.VII.18

    x x x

    

    

    

     В дачном кресле, ночью, на балконе...

     Оксана колыбельный шум...

     Будь доверчив, кроток и спокоен,

     Отдохни от дум.

    

     Ветер приходящий, уходящий,

     Веющий безбрежностью морской...

     Есть ли тот, кто этой дачи спящей

     Сторожит покой?

    

     Есть ли тот, кто должной мерой мерит

     Наши знанья, судьбы и года?

     Если сердце хочет, если верит,

     Значит -- да.

    

     То, что есть в тебе, ведь существует.

     Вот ты дремлешь, и в глаза твои

     Так любовно мягкий ветер дует --

     Как же нет Любви?

    

     9.VII. 18

    

    

    

    МИХАИЛ

    

     Архангел в сияющих латах

     И с красным мечом из огня

     Стоял в клубах синеватых

     И дивно глядел на меня.

    

     Порой в алтаре он скрывался,

     Светился на двери косой -

     И снова народу являлся,

     Большой, по колена босой.

    

     Ребенок, я думал о боге,

     А видел лишь кудри до плеч,

     Да крупные бурые ноги,

     Да римские латы и меч...

    

     Дух гнева, возмездия, кары!

     Я помню тебя, Михаил,

     И храм этот, темный и старый.

     Где ты мое сердце пленил!

    

     3.IX.19

    x x x

    

    

    

     Темень. Холод. Предрассветный

     Ранний час.

     Храм невзрачный, неприметный

     В узких окнах россыпь красных глаз.

    

     Нищие в лохмотья руки прячут,

     С паперти глядят в стекло дверей,

     В храме стены потом плачут

     Тусклы ризы алтарей.

    

     Обеднела, оскудела паперть.

     Но и в храме скорбь и пустота.

     Черная престол покрыла скатерть

     За завесой царские врата.

    

     Вот подрясник странника-расстриги.

     Он в скуфейке, длинный и прямой.

     Рыжий ранец, палку и вериги

     В храм приносит нагло, как домой.

    

     Вот в углу, где княжий гроб, под красной

     Трепетной лампадой, на полу

     Молится старушка, в муке страстной

     Всю щепоть прижав к челу.

    

     Матушка! Убогая, простая,

     Бедная душа! Молись! Молись!

     Чуть светает эта ночь глухая,

     С теплой верой в сумрачную высь.

    

     Темень. Холод. Буйных галок

     Ранний крик.

     Древний город темен, мрачен, жалок...

     И велик!

    

     <12.IX.19>

    

    

    

    ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

    

     У райской запретной стены,

     В час полуденный,

     Адамий с женой Евой скорбит:

     Высока, бела стена райская.

     Еще выше того черные купарисы за ней,

     Густа, ярка синь небесная;

     На той ли стене павлины сидят,

     Хвосты цветут ярью-зеленью,

     Головки в зубчатых венчиках;

     На тех ли купарисах птицы вещие

     С очами дивными и грозными,

     С голосами ангельскими,

     С красою женскою,

     На головках свеч" восковые теплятся

     Золотом-пламенем;

     За теми купарисами пахучими -

     Белый собор апостольский,

     Белый храм в золоченых маковках,

     Обитель отчая,

     Со духи праведных,

     Убиенных антихристом:

     - Исусе Христе, миленький!

     Прости душу непотребную!

     Вороти в обитель отчую!

    

     12.IX.19

    

    

    

    ИКОНКА

    

     Иконку, черную дощечку,

     Нашли в земле - пахали новь...

     Кто перед нею ставил свечку?

     В чьем сердце теплилась любовь?

    

     Кто осветил ее своею

     Молитвой нищего раба,

     И посох взял и вышел с нею

     На степь, в шумящие хлеба,

    

     И, поклоняясь ветрам знойным,

     Стрибожьим внукам, водрузил

     Над полем пыльным, беспокойным

     Убогий символ божьих сил?

    

     1919

    

    

    

    СТЕПЬ

    

     Сомкнулась степь синеющим кольцом,

     И нет конца ее цветущей нови.

     Вот впереди старуха на корове,

     Скуластая и желтая лицом.

    

     Равняемся. Халат на вате, шапка

     С собачьим острым верхом, сапоги...

     - Как неуклюж кривой постав ноги,

     Как ты стара и узкоглаза, бабка!

    

     - Хозяин, я не бабка, я старик,

     Я с виду дряхл от скуки и печали,

     Я узкоглаз затем, что я привык

     Смотреть в обманчивые дали.

    

     1919

    x x x

    

    

    

     Ты странствуешь, ты любишь, ты счастлива...

     Где ты теперь? - Дивуешься волнам

     Зеленого Бискайского залива

     Меж белых платьев и панам.

    

     Кровь древняя течет в тебе недаром.

     Ты весела, свободна и проста...

     Блеск темных глаз, румянец под загаром,

     Худые милые уста...

    

     Скажи поклоны князю и княгине.

     Целую руку детскую твою

     За ту любовь, которую отныне

     Ни от кого я не таю.

    

     1919

    x x x

    

    

    

     Высокий белый зал, где черная рояль

     Дневной холодный свет, блистая, отражает,

     Княжна то жалобой, то громом оглашает,

     Ломая туфелькой педаль.

    

     Сестра стоит в диванной полукруглой,

     Глядит с улыбкою насмешливо-живой,

     Как пишет лицеист, с кудрявой головой

     И с краской на лице, горячею и смуглой.

    

     Глаза княжны не сходят с бурных нот,

     Но, что гремит рояль, - она давно не слышит, -

     Весь мир в одном: "Он ей в альбомы пишет!" -

     И жалко искривлен дрожащий, сжатый рот.

    

     1919

    x x x

    

    

    

     - Дай мне, бабка, зелий приворотных,

     Сердцу песен прежних, беззаботных,

     Отдыха глазам.

    

     - Милый внучек, рада б, да не в силах:

     Зелья те цветут не по лесам,

     А в сырых могилах.

    

     1920

    

    

    

    ЗВЕЗДА МОРЕЙ, МАРИЯ

    

     На диких берегах Бретани

     Бушуют зимние ветры.

     Пустуют в ветре и тумане

     Рыбачьи черные дворы.

    

     Печально поднят лик мадонны

     В часовне старой. Дождь идет.

     С ее заржавленной короны

     На ризу белую течет.

    

     Единая, земному горю

     Причастная! Ты, что дала

     Свое святое имя морю!

     Ночь тяжела для нас была.

    

     Огнями звездными над нами

     Пылал морозный ураган.

     Крутыми черными волнами

     Ходил гудящий океан.

    

     Рукой, от стужи онемелой,

     Я правил парус корабля.

     Но ты сама, в одежде белой,

     Сошла и стала у руля.

    

     И креп я духом, маловерный,

     И в блеске звездной синевы

     Туманный нимб, как отблеск серый,

     Сиял округ твоей главы.

    

     1920

    

    

    

    КАНАРЕЙКА

    

     На родине она зеленая...

     Брэм

    

     Канарейку из-за моря

     Привезли, и вот она

     Золотая стала с горя,

     Тесной клеткой пленена.

    

     Птицей вольной, изумрудной

     Уж не будешь -- как ни пой

     Про далекий остров чудный

     Над трактирною толпой!

    

     10.V.21

    

    

    

    РУССКАЯ СКАЗКА

    

     Ворон

    

     Ну, что. бабушка, как спасаешься?

     У тебя ль не рай, у тебя ль не мед?

    

     Яга

    

     Ах, залетный гость! Издеваешься!

     Уж какой там мед -- шкуру пес дерет!

     Лес гудит, свистит, нагоняет сон,

     Ночь и день стоит над волной туман,

     Окружен со всех с четырех сторон

     Тьмой да мгой сырой островок Буян.

     А еще темней мой прогнивший сруб,

     Где ни вздуть огня, ни топить не смей,

     А в окно глядит только голый дуб,

     Под каким яйцо закопал Кощей.

     Я состарилась, изболела вся,

     Сохраняючи чертов тот ларец!

     Будь огонь в светце - я б погрелася,

     Будь капустный клок - похлебала б щец.

     Да огонь-то, вишь, в океане - весть,

     Да не то что щец - нету прелых лык!

    

     Ворон

    

     Черт тебе велел к черту в слуги лезть,

     Дура старая, неразумный шлык!

    

     15.VIII.21

    x x x

    

    

    

     Мечты любви моей весенней,

     Мечты на утре дней моих,

     Толпились как стада оленей

     У заповедных вод речных:

    

     Малейший звук в зеленой чаще -

     И вся их чуткая краса,

     Весь сонм, блаженный и дрожащий,

     Уж мчался молнией в леса!

    

     26.VIII.22

    x x x

    

    

    

     Печаль ресниц, сияющих и черных,

     Алмазы слез, обильных, непокорных,

     И вновь огонь небесных глаз,

     Счастливых, радостных, смиренных, -

     Все помню я... Но нет уж в мире нас,

     Когда-то юных и блаженных!

    

     Откуда же являешься ты мне?

     Зачем же воскресаешь ты во сне,

     Несрочной прелестью сияя,

     И дивно повторяется восторг,

     Та встреча, краткая, земная,

     Что бог нам дал и тотчас вновь расторг?

    

     27.VIII.22

    x x x

    

    

    

     У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.

     Как горько было сердцу молодому,

     Когда я уходил с отцовского двора,

     Сказать прости родному дому!

    

     У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.

     Как бьется сердце, горестно и громко,

     Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом

     С своей уж ветхою котомкой!

    

     25.VI.22

    x x x

    

    

    

     В гелиотроповом свете молний летучих

     На небесах раскрывались дымные тучи,

     На косогоре далеком - призрак дубравы,

     В мокром лугу перед домом - белые травы.

    

     Молнии мраком топило, с грохотом грома

     Ливень свергался на крышу полночного дома -

     И металлически страшно, в дикой печали,

     Гуси из мрака кричали.

    

     30.VIII.22

    

    

    

    ВЕНЕЦИЯ

    

     Колоколов средневековый

     Певучий зов, печаль времен,

     И счастье жизни вечно новой,

     И о былом счастливый сон.

    

     И чья-то кротость, всепрощенье

     И утешенье: все пройдет!

     И золотые отраженья

     Дворцов в лазурном глянце вод.

    

     И дымка млечного опала,

     И солнце, смешанное с ним,

     И встречный взор, и опахало,

     И ожерелье из коралла

     Под катафалком водяным.

    

     28.VIII.22

    

    

    

    ВХОД В ИЕРУСАЛИМ

    

     "Осанна! Осанна! Гряди

     Во имя господне!"

     И с яростным хрипом в груди,

     С огнем преисподней

     В сверкающих гнойных глазах,

     Вздувая все жилы на шее,

     Вопя все грознее,

     Калека кидается в прах

     На колени,

     Пробившись сквозь шумный народ,

     Ощеривши рот,

     Щербатый и в пене,

     И руки раскинув с мольбой -

     О мщенье, о мщенье,

     О пире кровавом для всех обойденных судьбой -

     И ты, всеблагой,

     Свете тихий вечерний,

     Ты грядешь посреди обманувшейся черни,

     Преклоняя свой горестный взор,

     Ты вступаешь на кротком осляти

     В роковые врата - на позор,

     На проклятье!

    

     29. VIII. 22

    x x x

    

    

    

     Все снится мне заросшая травой,

     В глуши далекой и лесистой,

     Развалина часовни родовой.

     Все слышу я, вступая в этот мшистый

     Приют церковно-гробовой,

     Все слышу я: "Оставь их мир нечистый

     Для тишины сей вековой!

     Меч нашей славы, меч священный

     Сними с бедра, - он лишний в эти дни,

     В твой век, бесстыдный и презренный.

     Перед распятым голову склони

     В знак обручения со схимой,

     С затвором меж гробами - и храни

     Обет в душе ненарушимо".

    

     27.VIII.22

    x x x

    

    

    

     Зачем пленяет старая могила

     Блаженными мечтами о былом?

     Зачем зеленым клонится челом

     Та ива, что могилу осенила

     Так горестно, так нежно и светло,

     Как будто все, что было и прошло,

     Уже познало радость воскресенья

     И в лоне всепрощения, забвенья

     Небесными цветами поросло?

    

     25.VIII.22

    x x x

    

    

    

     В полночный час я встану и взгляну

     На бледную высокую луну,

     И на залив под нею, и на горы,

     Мерцающие снегом вдалеке...

     Внизу вода чуть блещет на песке,

     А дальше муть, свинцовые просторы.

     Холодный и туманный океан...

    

     Познал я, как ничтожно и не ново

     Пустое человеческое слово,

     Познал надежд и радостей обман,

     Тщету любви и терпкую разлуку

     С последними немногими, кто мил,

     Кто близостью своею облегчил

     Ненужную для мира боль и муку,

     И эти одинокие часы

     Безмолвного полуночного бденья,

     Презрения к земле и отчужденья

     От всей земной бессмысленной красы.

    

     25.VIII.22

    

    

    

    1885 ГОД

    

     Была весна, и жизнь была легка.

     Зияла адом свежая могила,

     Но жизнь была легка, как облака,

     Как тот дымок, что веял из кадила.

    

     Земля, как зацветающая новь,

     Блаженная, лежала предо мною -

     И первый стих, и первая любовь

     Пришли ко мне с могилой и весною.

    

     И это ты, простой степной цветок.

     Забытый мной, отцветший и безвестный.

     На утре дней моих попрала смерть, как бог.

     И увела в мир вечный и чудесный!

    

     9.IX.22

    

    

    

    ПАНТЕРА

    

     Черна, как копь, где солнце, где алмаз.

     Брезгливый взгляд полузакрытых глаз

     Томится, пьян, мерцает то угрозой,

     То роковой и неотступной грезой.

    

     Томят, пьянят короткие круги,

     Размеренно-неслышные шаги, -

     Вот в царственном презрении ложится

     И вновь в себя, в свой жаркий сон глядится.

    

     Сощуривши, глаза отводит прочь,

     Как бы слепит их этот сон и ночь,

     Где черных копей знойное горнило,

     Где жгучих солнц алмазная могила.

    

     9.IX.22

    

    

    

    ПЕТУХ НА ЦЕРКОВНОМ КРЕСТЕ

    

     Плывет, течет, бежит ладьей,

     И как высоко над землей!

     Назад идет весь небосвод,

     А он вперед -- и все поет.

    

     Поет о том, что мы живем,

     Что мы умрем, что день за днем

     Идут года, текут века -

     Вот как река, как облака.

    

     Поет о том, что все обман,

     Что лишь на миг судьбою дан

     И отчий дом, и милый друг,

     И круг детей, и внуков круг,

    

     Да вечен только мертвых сон,

     Да божий храм, да крест, да он.

    

     12.IX.22

     Амбуаз

    

    

    

    СИРИУС

    

     Где ты, звезда моя заветная,

     Венец небесной красоты?

     Очарованье безответное

     Снегов и лунной высоты?

    

     Где молодость, простая, чистая,

     В кругу любимом и родном,

     И старый дом, и ель смолистая

     В сугробе белом под окном?

    

     Пылай, играй стоцветной силою,

     Неугасимая звезда,

     Над дальнею моей могилою.

     Забытой богом навсегда!

    

     22.VIII.22

    

    

    

    ВСТРЕЧА

    

     Ты на плече, рукою обнаженной.

     От зноя темной и худой,

     Несешь кувшин из глины обожженной,

     Наполненный тяжелою водой.

     С нагих холмов, где стелются сухие

     Седые злаки и полынь,

     Глядишь в простор туманной Кумании.

     В морскую вечереющую синь.

     Все та же ты, как в сказочные годы!

     Все те же губы, тот же взгляд,

     Исполненный и рабства и свободы,

     Умерший на земле уже стократ.

     Все тот же зной и дикий запах лука

     В телесном запахе твоем,

     И та же мучит сладостная мука, -

     Бесплодное томление о нем.

     Через века найду в пустой могиле

     Твой крест серебряный, и вновь,

     Вновь оживет мечта о древней были.

     Моя неутоленная любовь,

     И будет вновь в морской вечерней сини.

     В ее задумчивой дали,

     Все тот же зов, печаль времен, пустыни

     И красота полуденной земли.

     12.Х.22

    

    

    

    МОРФЕЙ

    

     Прекрасен твой венок из огненного мака,

     Мой Гость таинственный, жилец земного мрака.

     Как бледен смуглый лик, как долог грустный взор,

     Глядящий на меня и кротко и в упор,

     Как страшен смертному безгласный час Морфея!

    

     Но сказочно цветет, во мраке пламенея,

     Божественный венок, и к радостной стране

     Уводит он меня, где все доступно мне,

     Где нет преград земных моим надеждам вешним.

     Где снюсь я сам себе далеким и нездешним,

     Где не дивит ничто - ни даже ласки той,

     С кем бог нас разделил могильною чертой.

    

     26.VII.22

    

    

    

    РАДУГА

    

     Свод радуги - творца благоволенье,

     Он сочетает воздух, влагу, свет -

     Все, без чего для мира жизни нет.

     Он в черной туче дивное виденье

     Являет нам. Лишь избранный творцом,

     Исполненный господней благодати, -

     Как радуга, что блещет лишь в закате, -

     Зажжется пред концом.

    

     15.VII.22

    x x x

    

    

    

     "Опять холодные седые небеса,

     Пустынные поля, набитые дороги,

     На рыжие ковры похожие леса,

     И тройка у крыльца, и слуги на пороге..."

    

     Ах, старая наивная тетрадь!

     Как смел я в те года гневить печалью бога?

     Уж больше не писать мне этого "опять"

     Перед счастливою осеннею дорогой!

    

     7.VI.23

    

    

    

    ДОЧЬ

    

     Все снится: дочь есть у меня,

     И вот я, с нежностью, с тоской,

     Дождался радостного дня,

     Когда ее к венцу убрали,

     И сам, неловкою рукой,

     Поправил газ ее вуали.

    

     Глядеть на чистое чело,

     На робкий блеск невинных глаз

     Не по себе мне, тяжело.

     Но все ж бледнею я от счастья.

     Крестя ее в последний раз

     На это женское причастье.

    

     Что снится мне потом? Потом

     Она уж с ним, - как страшен он! -

     Потом мой опустевший дом -

     И чувством молодости странной.

     Как будто после похорон,

     Кончается мой сон туманный.

    

     7.VI.23

    x x x

    

    

    

     Льет без конца. В лесу туман.

     Качают елки головою:

     "Ах, боже мой!" - лес точно пьян,

     Пресыщен влагой дождевою.

    

     В сторожке темной у окна

     Сидит и ложкой бьет ребенок.

     Мать на печи, - все спит она,

     В сырых сенях мычит теленок.

    

     В сторожке грусть, мушиный гуд...

     - Зачем в лесу звенит овсянка,

     Грибы растут, цветы цветут

     И травы ярки, как медянка?

    

     - Зачем под мерный шум дождя,

     Томясь всем миром и сторожкой.

     Большеголовое дитя

     Долбит о подоконник ложкой?

    

     Мычит теленок, как немой,

     И клонят горестные елки

     Свои зеленые иголки:

     "Ах, боже мой! Ах, боже мой!"

    

     10.V.23

    x x x

    

    

    

     Одно лишь небо, светлое, ночное,

     Да ясный круг луны

     Глядит всю ночь в отверстие пустое,

     В руину сей стены.

    

     А по ночам тут жутко и тревожно,

     Ночные корабли


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ]

/ Полные произведения / Бунин И.А. / Стихотворения


Смотрите также по произведению "Стихотворения":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis