• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Крапивин В.П. / Крик петуха

Крик петуха [5/8]

Скачать полное произведение

    - Ой, Витка, что скажет Алексеич! - Кир подхватил его на руки. Витька мученно улыбнулся: - Получилось...
    - Что получилось? Вот папа даст тебе "получилось"! - А у вас тут еще тепло... Кир, а где Цезарь? - Вот папа даст тебе Цезаря...
    Парашютисты привыкают. Прыгуны с трамплина привыкают. Каскадеры, говорят, тоже привыкают к страху высоты и падения. А к этому привыкнуть было нельзя. Ужас был неотъемлемой частью, самим содержанием межпространственного вакуума. Бесконечные секунды, проведенные в нем, выкручивали душу тоскливым томлением... И все же не раз и не два решался Витька на такое. Осенью, зимой, весной... И потом все-таки казалось уже не так страшно... А наградой были дни с Цезарем.
    Конечно, Витька рассказал о прямом переходе Цезарю. И не просто так рассказал, а с надеждой: вдруг и Цезарь сумеет? Ведь он же все чувствует и понимает. Когда говорили о Кристалле, о Мебиус-векторе, когда, развлекаясь, строили в глубине компьютерных стереоэкранов многомерные комбинации, Чек моментально схватывал Витькины идеи и тут же, смеясь, обгонял его и перестраивал по-своему - сложнее, веселее, интереснее. Что ему стоит постигнуть хитрости координационной сетки и межпространственных соединений? Только бы он решился...
    Но Цезарь сказал:
    - Извини, но, видимо, для меня это исключено... - Печально так сказал, со смущением, но откровенно. И прнался, что с младенчества боится высоты и "всякого такого".
    - Один раз папа сунул меня в антиграв. Камера такая, тренажер невесомости у них в летном учебном центре. На минутку сунул, чтобы чуть-чуть попробовать... Меня еле откачали... А здесь, при переходе, все это в сто раз сильнее Я ведь понимаю. То есть предчувствую... Я бывал уж блко к этому. Ну, почти как на краю обрыва. Но шагнуть не смогу...
    Витька неловко кивнул. Цезарь не заметил этого в тем ноте. Они разговаривали ночью, все на том же топчане узкой тесной комнате. Сидели рядом, привалившись к стене и обняв колени. Не дождавшись ответа. Цезарь сообщил словно покоряясь небежному:
    - Видимо, никуда не деться от того, что я большой трус.. - Ты?!
    - Конечно... Мы ведь и познакомились поэтому. Я боялся в темноте, помнишь?.. Но тогда я просто нервничал мама и папа уехали, я тревожился за них... А бывало такое, когда я совершенно отчаянно трясся за себя.
    - Врешь ты все, - убежденно сказал Витька. Он уже многое знал о жни Цезаря. - То есть, может быть, ты и трясся, но все равно делал, что надо.
    - К сожалению, не всегда. В тот раз, в машине, когда Корнелий выпрыгнул на дорогу и стал стрелять по уланам, я знал, что нельзя оставлять его одного. А вместо того чтобы прыгнуть за ним, сжался... как перепуганный дезертир. - Ты дурак! Ну зачем бы ты прыгнул? Какой был бы прок" - Да, я сейчас это понимаю. Но тоща-то я был уверен что прыгнуть необходимо. И не смог. Скорчился в машине
    - Ну и... любой бы скорчился... - проворчал Витька. - Ну, не любой, но многие... Я бы точно... Когда в тебя палят очередями... Чек, а почему родители оказались в Лебене?
    - Их туда в институт привезли и стали выпытывать, почему у меня пропал индекс. А они откуда знают? Если у меня такое биополе: погладил рукой - и нет индекса... Ты ведь тоже снял индекс Корнелию. Только ты шариком, а я себе - ладошкой. Провел нечаянно...
    - Я Корнелию тоже нечаянно. Руку залечивал, вот V получилось так... А ты у многих снимал индексы?
    - Вовсе нет! Первый раз у себя, потом у Рибалтера, папы и мамы, когда бежали Лебена... И еще у нескольких людей здесь в таверне. Я их не знаю... За ними следили, я и снял. Папа разрешил... - Чек... А что, без разрешения папы это нельзя? - очень осторожно, чтобы Цезарь, упаси господи, не заподозрил насмешки, спросил Витька.
    - Сейчас-то, наверно, уже можно... Папа сказал: чем скорее развалится эта машинная демократия, тем лучше. Она вся на том и держится, что у людей индексы... Но ведь нельзя снимать у тех, кто не хочет. А ходить и спрашивать не будешь... - Цезарь! А если...
    То, что они сделали, им самим потом казалось сумасшествием. Но это именно потом, когда подумали как следует... А сперва они дома у Цезаря отстукали на принтере сотню листовок:
    "Граждане Реттерберга! Запомните! Все, кто посещает Верхний парк, могут лишиться индекса. Там особое лучение. Это правда! Те, кто идет смотреть театр в Верхнем парке, - знайте: вы можете вернуться домой безындексным человеком. Если идете, помните: вы сами решились на это!" И расклеили в разных кварталах и у парка. Таким образом они успокоили свою совесть. Верхний парк над рекой - старый, неухоженный - не был многолюдным. Главным образом туда ходили любители Театра Неожиданностей. Театр считался запрещенным, и все-таки люди собирались почти каждый вечер. Даже в ту зябкую ноябрьскую пору.
    К открытой эстраде вело несколько запутанных и скользких тропинок - с лесенками, с мостиками через канавы. Одна канава - с крутыми, заросшими бурой травой стенками, с палыми листьями на дне - была очень глубокая. Витьке по макушку. Он и Цезарь в сумерках, когда к театру собирались зрители, сидели в канаве и время от времени жалобно просили: - Дяденька, помогите вылезти... - Как вас туда занесло, сорванцы? - Мы часы уронили. Спрыгнули, а выбраться не можем... "Дяденька" протягивал руки, причем кисти, как правило, вылезали обшлагов. Цезарь хватал спасателя за левое запястье горячее лучающей ладошкой. Нескольких мгновений было достаточно. Добрый прохожий шагал дальше, еще не подозревая, что пополнил число безындексных граждан Вест-Федерации.
    Интересно, что число посетителей парка не убавилось и не прибавилось. Скорее всего никто не принял листовки всерьез. Но Цезарь и Витька убедили друг друга, что раз идут - значит, хотят бавиться от индекса. Или по крайней мере не боятся этого.
    Два вечера их диверсионная работа шла как по маслу. На третий 'день Витьке и Цезарю захотелось новенького. Они пошли по заваленным листьями плохо освещенным аллеям. Витька держал на минце светящийся шарик. Цезарь звонко покрикивал:
    - Господа! Кому снять индекс? Всего пять грошей! Дело нескольких секунд!
    В общем, осмелели (а точнее, обнаглели) сверх всякой меры. Прохожие, конечно, посмеивались: дурачатся мальчишки. Начитались глупых листовок, вот и устроили аттракцион, собирают медяки на мороженое. Какую-то светящуюся штуку смастерили. Остроумные мальцы... Конечно, ходят слухи, что кто-то вернулся домой без индекса, но мало ли о чем болтают в трехмиллионном городе...
    Те, кто более склонен к юмору, церемонно опускали монетки в вязаную шапку Цезаря. - Ну-с? Дальше что?
    - Руку давайте, - нахально говорил Витька. - Не бойтесь, шарик не горячий... Вот и все. Поздравляем вас. Отныне вы бавлены от власти безмозглых электронных начальников... - Ну-ну' Предприимчивые детки! Взяли деток минут через сорок. Веселый круглолицый мужчина в шляпе на затылке, в распахнутой куртке швырнул Цезарю крупную монету, задрал обшлаг, надвинулся на Витьку; - Давай, дружище! Смелее! Витька нутром понял - беда! - Чек!..
    Но Цезаря уже держали двое.
    К счастью, Цезарь сильно присел, вырываясь. Шарик-молния (то ли по Витькиному мгновенному желанию, то ли сам) взлетел с пальца, вспыхнул над головами сыщиков белой трескучей звездой. Те завалились в кусты. - Витька, :а мной!
    Цезарь тащил его через черные ломкие заросли долго, без остановок. Потом они отсиживались в глухой темноте какого-то подземелья (Цезарь, часто дыша, сказал: "Бункер под старинным фортом. Здесь не найдут...").
    Поздней ночью, понурые и разом поумневшие, они появились в таверне. Еще по дороге решили: надо прнаваться, а то как бы не было хуже.
    Самое интересное, что влетело им не так сильно, как они ожидали. Конечно, отец Витьке высказал многое: и "робин-гуды сопливые", и "чтоб ноги твоей здесь больше не было", и "скажи спасибо, что одышка, а то бы я тебя, террориста доморощенного...". Ну и всякое такое... Хуже всего были слова: "Ты же, балда, старше чуть не на два года! Где твоя голова? Если бы с мальчишкой что случилось, как бы ты жил?"
    Витьку скорчило от запоздалого ужаса (такого не было даже в парке, когда поймали, даже при переходе...).
    "В самом деле, как бы я жил?.. Хотя при чем здесь я? Главное, что с ним, с Чеком, могла быть настоящая беда... Ведь за ним-то охотились уже не первый раз! Наверно, и пристрелить могли..." Отец глянул через плечо. - Нечего теперь сырость разводить... Витька попросил совершенно искренне: - Если у тебя одышка, скажи Киру, пусть он отлупит меня чем-нибудь тяжелым. Я не пикну.
    Но Кир только поглядывал и покачивал головой: "Ох, Витка, Витка..."
    О чем говорил с Цезарем примчавшийся среди ночи в таверну штурман Лот, Витька не знал. И не спрашивал. Цезарь на другой день ходил понурый и неразговорчивый. Но то, чего Витька боялся больше всего, не случилось. Отец Чека не сказал сыну: "Не смей больше знаться со своим безмозглым другом". Этот молчаливый, смуглый, не старый еще, та совершенно седой человек здоровался потом с Витькой, словно ничего не проошло. И мама Цезаря (маленькая, похожая на улыбчивую девочку) - тоже. А встречались они в таверне часто. Потому что было решено: после таких событий семье Лотов полезно опять некоторое время отсидеться в "Колесе".
    Впрочем, время это оказалось коротким. Исчезновение индексов у граждан славного города Реттерберга (а потом и всей Вест-Федерации) шло со скоростью и размахом лавины. Выяснилось, что многие тех, кто лишился индекса, обрели свойство снимать их у других. Ну и понеслось по нарастающей...
    Нейрокомпьютерная система власти и суда трещала по швам. Трещали государственные и частные банки, лишённые способов электронного учета и контакта с вкладчиками. Федерация содрогалась от забастовок и дебатов, неумело и шумно выбирала человеческий парламент... Михаил Алексеевич сказал со странной ноткой: - Вот что натворили... две бактерии. Разговор шел в большой комнате у очага. Штурман Лот грел у огня худые коричневые руки. Он отозвался, не оборачиваясь:
    - Это же закономерный результат. При чем здесь два мальчика? И властям, и корпусу улан было теперь, конечно, не до мальчишек и не до их родителей. Цезарь с отцом и матерью вернулся домой... А Витьке в Ново-Томске попало наконец за многочисленные прогулы уроков.
    Бывало, что дома, среди школьных будней, Витька отключался от всего связанного с Реттербергом. Потому что никуда не денешься, надо жить, как все люди. На уроках надо сидеть, задачки решать, сочинения писать. Никто ребят, никто учителей не знал, конечно, что Витька Мохов, ученик шестого "Г", один немногих (а может, и единственный) на планете Земля, кто практически освоил способ прямого межпространственного перехода. И никто в заснеженном Ново-Томске этого не знал. А если бы узнали, то не поверили бы. Потому что это никак не укладывалось в заведенную жнь и было ей не нужно... И ничего никому не докажешь... То есть, может быть, и можно доказать, но зачем? Тем более что переход - явление, которым занимается (хотя и не очень успешно) "Сфера". А о том, чем занимается "Сфера", зря болтать не принято...
    Мама тоже ничего не знала. Думала, что отбившийся от рук Витька при каждом удобном случае уезжает к отцу в Реттерберг, который что-то вроде научного поселка недалеко от "Сферы"...
    Зимой Витька появлялся в Реттерберге не так уж часто. Был на празднике рождественской елки, потом еще два раза. Они с Цезарем гоняли на коньках по ледяным аллеям Голландского сада, бродили по громадному, построенному на площади дворцу Снежной королевы... Было в этом ощущение какой-то случайности, краткости. Будто и не по правде все. И честно говоря, Витьке казалось иногда, что зимние виты в Реттерберг словно приснились. Но потом была весна, май, Башня... И наконец - лето. Летом не было нужды в прямом "переходе. Хоть и дольше, но легче, без всяких переживаний был путь по рельсам - от "Сферы" прямо до окраины Реттерберга.
    Лете - вообще самое чудесное время. Во всех мирах и пространствах. Так считали и Витька, и Цезарь. И даже радость, с которой Витька встречал Цезаря, была в такие дни особенная - летняя. Полным-полно солнца и беззаботности. ...Беззаботности? "Ох, Витка, Витка..."
    С платформы они стали проталкиваться к нешумному Мельничному переулку. На Цезаре был туристский комбинезон оливковой шелковистой ткани. С карманами и карманчиками, с хлястиками и пряжками. - В поход, что ли, собрался?
    _ Да нет... перевоспитываю себя, - как-то слишком небрежно отозвался Цезарь. Эта ненастоящая небрежность Витьку тут же встревожила. И с какой стати Чеку перевоспитываться? Цезарь сказал неохотно:
    - Я этот костюм не люблю. Все кажется, если надену, опять что-нибудь случится... А нельзя же подчиняться приметам, надо отвыкать от глупостей.
    Витька не считал, что все приметы - глупость. И спросил насупленно: - А что у тебя... с ним?
    - Ну... - Чек неохотно повел плечом. На рукаве, пониже плечевого шва, была аккуратная штопка. Словно кто-то вырвал материи узкую ленточку. И Витька вспомнил, что как раз там, под штопкой, у Цезаренка шрам-ожог. И неуютно ему стало, печально и страшновато. И опять вспомнилось не к месту (или к месту?) - "пчела", дырка в стекле, крик петуха... - Зря ты это надел...
    - Почему! - Цезарь беспечно скакнул с булыжника на булыжник на разбитой мостовой переулка.
    - Что за польза от наряда, если от него настроение портится?
    - А у меня уже не портится. Я почти привык. - Цезарь словно поддразнивал Витьку. И судьбу... Терпеливо, но настойчиво Витька сказал: - Посмотри. Эта роба тебе уже мала, ты подрос... И правда, рукава были коротковаты, незастегнутые манжеты штанин болтались выше щиколоток. Цезарь скакнул опять.
    - Зато карманов много. Я и фонарик взял, и спички, и зерно для Петьки насыпал. - А что, мы в Луговой отправимся? - Почему в Луговой? К Башне. Ведь Петька-то там кричит, -под колокола. Мы оба слышали.
    - Могло и показаться, - неохотно сказал Витька. Что-то расхотелось ему к Башне. То есть с Цезарем расхотелось. Боязнь какая-то.
    - Как же может показаться сразу двоим? - наивно опросил Цезарь. Он еще не чувствовал Витькиных опасений.
    - Очень просто, - буркнул Витька. - Петух орал где-нибудь в окрестностях, а я с дуру решил, что там. А тебе почудилось задним числом, когда я спросил.
    Цезарь не заспорил против такой очевидной глупости. Сказал миролюбиво:
    - Мы легко можем проверить, кричал ли Петька. Ты ведь знаешь где.
    Витька знал. Но спросил с новым беспокойством: - А дома тебе что скажут? От Башни-то мы вернемся не раньше чем через сутки.
    Дорога была не блкая. У храма Девяти Щитов надо нащупать (ощутить нервами) дрожащую нить Меридиана, двигаться точно по ней через камни и буераки около мили, потом - первый локальный барьер. Оказываешься в безлюдной всхолмленной местности, идешь на северо-восток по берегу быстрой реки, находишь старую плоскодонку (их всегда много, хотя людей не видать), спускаешься по течению до похожего на присевшую кошку мыса, там снова барьер. Затем в километре от деревеньки, где всегда перекликаются собаки, надо подождать, когда тень от сухой березы упадет на черный горбатый камень, и шагнуть через эту тень... И тогда Башня рядом...
    А обратно - через Луговой. Оттуда на Якорное Поле, с него по туннелю на Полуостров и там, с Южного вокзала мегаполиса (с тихого запасного пути), уходит два раза в сутки товарный состав и после незаметного перехода через барьер оказывается на рельсах Окружной Пищевой... Цезарь сказал беззаботно (или почти беззаботно): - Папа в рейсе, мама на сутки в столицу уехала. Я велел Биму передать им, что ушел с тобой. Они... не очень волнуются, если мы вдвоем.
    "Гм..." - подумал Витька. Но подумал уже почти весело. Боязнь уходила, не устояв перед доверчивостью Чека.
    Да и в самом деле, что случилось-то? Ведь все хорошо. Солнце, лето. Цезарь топает рядом. И все это - настоящее, радостное. А страхи - смутные они были и пустые. Скорее всего -за досады после неудачного разговора с Люсей. Это, конечно, царапает душу, но... сколько можно-то? Надо радоваться тому, что есть. И тому, что будет. А будет встреча с .ребятами у Башни. Петух орал, конечно, не -за тревоги какой-то, а просто от полноты жни. Но раз орал, значит Пограничники там. Орал ли все-таки? Скоро узнаем. - Значит, в парк?
    - Конечно! - решительно сказал Цезарь. - А может, я схожу один? А ты дома подождешь... - Фиг.
    - Ты неправильно выражаешься, - поддел Витька. Надо говорить "вини, пожалуйста, но фиг тебе". Цезарь переливчато расхохотался, закидывая голову. Этакий мальчик-колокольчик "Городка в табакерке". "А еще трусом себя считает", - подумал Витька со смесью досады и удовольствия. Но сказал для очистки совести: - Лучше бы нам туда не соваться. - Ты это каждый раз говоришь.
    Да, Витька это каждый раз говорил. Когда снова несла их нелегкая в Верхний парк. Не мог Витька без дрожи вспоминать, как агенты Охраны правопорядка чуть не сцапали там Цезаря. Почему он, Витька, мог тогда забыть, что не только собой рискует, а прежде всего Цезаренком? Приключений захотелось болвану! Закружило голову обманное чувство удачи и безнаказанности... Зато после того дня всегда звенела в нем настороженная струнка, если был он вместе с Чеком: радуйся, но не зевай...
    - Идем, пожалуйста, - нетерпеливо сказал Цезарь. - Мы же быстро. И никому мы там не нужны...
    Что ни говори, а Верхний парк обладал какой-то притягательной силой. Словно в заброшенных аллеях и глухих закоулках застоялся воздух прошлых времен - когда жили на свете рыцари, феи, мушкетеры и гномы. Можно было отыскать здесь подземелья старинных береговых батарей, заросшие часовни в честь Хранителей. Стояла на берегу полузабытая бронзовая скульптура мальчишки, который когда-то спас город от вражеского десанта. Говорят, он посадил на бетонные сваи прокравшийся в реку монитор противника с чудовищной дальнобойной мортирой...
    Мальчик стоял на нком, затерявшемся в траве постаменте, смотрел в заречные дали. Босой, с длинными растрепанными волосами, в просторной матроске с галстуком, в мятых штанах до колен. Был он ростом с Витьку... Однажды, в октябре, Витька и Цезарь подошли к скульптуре и увидели пацаненка лет девяти и такую же девочку, которая накрывала плечи бронзового мальчика старой парусиновой курткой. Ребятишки глянули на подошедших серьёзно и без боязни. Мальчик сказал: - Ему холодно осенью. Пусть будет одетый... - Конечно, Юкки, - отозвался Цезарь. И объяснил Витьке: - Они здесь часто бывают. 'А откуда они - не знает никто... В этом тоже была загадка. Но главная загадка - Театр Неожиданностей. Собственно, никакого театра не было. Просто ветхая эстрада без крыши, с железной рамой, на которой когда-то, наверно, крепился занавес. Теперь от занавеса не осталось и воспоминаний. Не было и задника. Декорацией служил заречный пейзаж с вечерним небом. Спектакли всегда ставились после заката.
    Может быть, когда-то были здесь скамейки, но теперь зрители смотрели спектакли стоя.
    Играли в спектаклях любители. Но, видимо, какие-то особые любители. Было что-то завораживающее в их стремительных ломаных движениях, вскриках, настоящих слезах, долгих, томительных паузах, когда на весь парк наваливалась тишина... Ставили очень разные пьесы: "Короля Артура", "Гамлета", "Барабанщиков", "Сказку о Гадком утенке", "Золушку", "Царя Эдипа"... Случалось, что не хватало исполнителей, и тогда актеры стремительно протягивали к толпе руки: "Кто?!" Среди зрителей происходило движение, и один или несколько человек прыгали на сцену, включались в захватывающую игру - смесь декламации, странной пантомимы, фантазии и гипноза...
    Почему-то не нравились эти спектакли властям. Иногда раздавались свистки, возникали уланы на своих черных мотодисках (они были похожи на чертей, оседлавших поставленные на ребро сковородки). Зрители, словно проснувшись, разбегались, ругали улан. Актеры же прыгали со сцены назад, в сторону реки. А несколько раз Витька и Цезарь видели, как актер вскидывал руки и словно прошибал собой блкое послеза-катное небо. На миг в небе возникала пробоина - черный, заполненный звездами силуэт. Скорее всего это был хитрый театральный эффект. Но может быть (почему бы и нет?), какой-то вестный этим людям способ перехода. Или ухода?..
    Так или иначе, была здесь загадка, и ч мае Цезарю пришло в голову разобраться, в чем там дело. И -Витька волей-неволей отправился с ним. Днем на эстраде и вокруг было пусто. В солнечном тепле порхали желтые бабочки. Пахло гнилыми досками. Никакого волшебства на сцене, конечно, не обнаружилось. Только одно открытие сделали они - сцена была вертящаяся: посреди квадратной площадки, вровень с ней, - дощатый вращающийся круг. Механм, как ни странно, оказался хорошо смазанным. Встаешь на кромку круга, толкаешься ногой, и он послушно, с мягким урчанием подшипников катит тебя, как карусель.
    Витька и Цезарь порадовались неожиданному аттракциону, покатались. Витька даже забыл о неуютности, которую всегда ощущал здесь после того ноябрьского вечера. А Цезарь вообще радовался, как дошколенок. Только на каждом обороте он почему-то ойкал и подпрыгивал. - Ты чего скачешь? - Тень по ногам щелкает. Как резинка...
    Витька был в джинсах, а Цезарь уже по-летнему, в шортиках. И смешно потирал друг о дружку цыплячьи незагорелые ноги. Неужели правда щелкает тень?
    Темная полоса тянулась через площадку от железной стойки до центра круга. Витька повел над ней ладонью. И - будто лопнула тугая бумажная ленточка.
    - Странная тень... Чек, это и не тень вовсе. Солнце-то вон где! А это... так, полоска.
    - А почему она не движется, когда вертится круг? - А правда... Но если тень, то... не солнце ее делает. - А что? - Не знаю... Что-то...
    - Витька, смотри. Это была бы нормальная тень, если бы посредине круга стоял шест. Как раз от него. Как на солнечных часах. Смотри, здесь и цифры были!
    На краю дощатого диска и правда краснели остатки стершейся краски. Приглядишься - следы чисел и линий...
    - Но ведь никакого шеста нет! Вот, пусто! - Витька скакнул на центр круга. Цезарь за ним... И здесь, в середине круглой площадки, на них упала особенная, очень прозрачная тишина.
    И в этой тишине отовсюду, не мешая друг другу, зазвучали голоса и звуки:
    "Московское время девять часов пятнадцать минут..." "Внимание, "Сфера"! Эксперимент "Дельта" имеет своей особенностью..." (Это Скицын в радиорубке!)
    "Уважаемые господа! Особая комиссия муниципалитета Рет-терберга вещает, что лица, лишившиеся биоиндексов, должны получить магнитные регистрационные карточки не позднее..." "Сашка, негодник! У тебя экзамены на носу, а ты!.." "...А ежели ты, воевода, со своими сотнями встанешь в Каменном урочище, им и совсем не пройти..."
    Витька присвистнул. Цезарь смотрел на него с веселым непониманием.
    - Узелок, - сказал Витька. - Ерстка... - Что?
    - Если рассматривать с точки зрения теории Кристалла, здесь какой-то узелок на ребре граней. Аномалия. - Спасибо, очень понятно, - слегка обиделся Цезарь. - Не очень... Это вообще непонятно. Но Скицын и Румянцев предсказывали, что такие штуки могут быть. Сбегание волн разных граней в одной точке... Причем разного времени... Смотри, тень на девятке. А если... - Витька отбежал на край. Толкаясь пяткой, повернул круг гак, что тень легла на стертое число двенадцать. - Витька, часы!
    В центре круга отчетливо слышалось, как бьют башенные часы невестных городов. В какой-то приморской крепости ухнула полуденная пушка.
    "Уважаемые граждане Вест-Федерации! Двенадцать часов. Служба погоды сообщает, что осадков не ожидается..."
    "...орбитальная станция "Марс-двадцать два". Информация для рейсовых грузовых судов: сектор номер четыре закрыт в связи с археологическими ысканиями. Внимание..."
    А сквозь голоса - равномерное, редкое и знакомое "щелк... щелк... щелк...", отдающееся в глубине большого колокола.
    - Маятник, - прошептал Цезарь. Потому что уже был один раз у Башни.
    ...Потом они приходили сюда еще несколько раз. И теперь шли снова, потому что этого хотел упрямый Цезарь.
    - Чек... А почему твой отец сказал, что если ты со мной, то он не беспокоится? Ведь после того случая, осенью... казалось бы, он должен наоборот...
    - Почему же наоборот? - Чек глянул ясными, удивленными глазами. - Он меня сперва отругал, а потом говорит: "Скажи спасибо Виктору, которого ты втянул в эту авантюру. Ведь он мог сразу уйти в свой прямой переход, а ему это в голову не пришло, тебя спасал, дурня..."
    - Как это я мог уйти? - умился Витька. - Без тебя, что ли?
    - Я понимаю... Ну, папа про это и говорил. - А .почему он сказал, что ты втянул меня в авантюру? Ведь это я тебя... '
    - Да? - очень удивился Цезарь. - Я всегда был убежден, что наоборот...
    Они выбрались к эстраде, где, как всегда, было пусто и тихо. Темная черта - "тень от ничего" - лежала на досках.
    - Во сколько он орал? - деловито спросил Цезарь. - В шестнадцать по-вашему? Значит, в двенадцать пятьдесят по Реттербергу... Вот так... - Он, толкаясь сандалией, подвел под черту стершееся число 13, потом слегка отодвинул назад. И отбежал к центру диска. Витька стоял уже там.
    Сначала был слышен один маятник. Он равномерно разбивал прозрачную тишину редкими толчками (и в колоколе У 'Башни отдавалось эхо). Потом зашелестели, захлопали крылья, и отчетливо, будто в соседних кустах, закричал петух.
    Цезарь сказал озабоченно:
    - Он не сам по себе. Он кричит так, когда Филипп командует: "Голос!"
    "Пожалуй..." - хотел сказать Витька. Не успел. - Эй, вы! Что вы там делаете! - Невестно откуда возникла у эстрады дюжина улан. Со всех сторон. Скрестив руки, балансировали на дисках. Все в черном, лишь на одном вместо шлема офицерский берет песочного цвета. Офицер сказал опять казенным голосом: - Что вы там делаете? Идите сюда. Цезарь, сам того не заметив, притиснулся к Витьке. Сейчас - не вечер в ноябре, не убежишь.
    А может быть, ничего особенного? Просто здесь нельзя играть? Отругают и отпустят?
    Спешным горячим шепотом Цезарь сказал Витьке в щеку: - Я его знаю... Он был там, в тюремной школе... - Тогда держись, - выдохнул Витька. - Надо вытерпеть, Чек... - Он рывком поднял Цезаря на руки. Будто раненого. И тот прижался - отчаянно и доверчиво. Понял. - Эй! - слегка забеспокоился офицер. - Что с ним? - Сейчас... Подождите... - сказал Витька. И пошел к уланам, на край площадки.
    На белесом лице офицера усилилось беспокойство. - Эй...
    - Сейчас, - опять сказал Витька. Прижал Цезаря о всех сил и шагнул со сцены. В пустоту.
     
    ЧАСТЬ ВТОРАЯ
    БАШНЯ И МАЯТНИК
     
    Ярмарка 1
     
    Идти на весеннюю ярмарку Филиппа уговаривали всем домом. - Там будет ох как интересно! Даже я, старая, иду, - постанывая, убеждала бабушка. И держалась за поясницу. - Что за дети нынешние, прости господи. Ничего им не надо, ни пряников, ни каруселей... "Нынешнее дитя" оттопыривало губу. - Айда, Филя, - гудел отец. - Мы там с тобой в электронные шахматы сыграем, будет такой аттракцион. - Ты же не умеешь в электронные... - А ты поучишь батьку... - Ты все равно уйдешь пиво пить. - Ну и... а потом в шахматы. - Не пойду...
    - А между прочим, - глядя в пространство и будто даже не для Филиппа, а просто так, задумчиво пронесла мама, - будут, говорят, новые игрушки со Стеклянного завода. Целые "городки в табакерке"...
    - У вас допросишься! В прошлый раз обещали вечный фонарик, а что было? - Но если не продавали! - Во-во! И сейчас так скажете.
    Мама потеряла терпение, после чего была приглашена соседка Лавета тринадцати лет. Сокращенно - Лис.
    - Дурень, - сказала Лис. - Все же идут.
    - И Ежики?
    - Вот бал... Извини. Но ты же знаешь, что Ежики вернулся.
    - Ничего я не знаю, - искренне огорчился Филипп. Как вернулся? Туннель же заблокирован. - Для кого? Для Пограничников? Филипп засопел, досадуя на себя за глупость. - Пойдем, а? - мягко сказала Лис. - Что ты дома-то будешь делать, когда останешься? - Буду на стадионе змея запускать. - Один? - А чего...
    Этого-то все и боялись. Оставить Филиппа одного, значит, не радоваться ярмарке, как все люди, а "быть на нерве". Думать: "Не выкинул ли он опять какой-нибудь фокус?" Талантов на фокусы у третьеклассника Филиппа Кукушкина больше, чем надо.
    - Нам без тебя на ярмарке будет скучно, - с ненатуральной сладостью в голосе сообщила Лис.
    - Да? А кто меня чехлом от зонтика лупил? Не было тогда скучно? А все смотрели, даже не заступились! - Рэм заступился! И Ежики!
    - Это потом, когда ты три раза меня... - Филипп засопел опять. Громче и серьезнее. Лис насупленно сказала:
    - Что старое вспоминать... А зонтик, думаешь, не жалко? Нашел чего парашют делать... - Зонтик ей жалко? А человека... - Ну, с "человеком" же ничего не случилось. А зонтик... - А тебе хотелось, чтоб наоборот, - злорадно подытожил Филипп. - Нормальные-то люди радуются, когда человек спасся, а она... чехлом... - Палкой надо было, - в сердцах сказала мама. - Да! Ну и идите на свою ярмарку... - И чего обижаете друг друга-то, - стала мирить всех бабушка. - Перед праздником! Хорошо ли?.. Пойдем, Филюшка, с нами. А я тебе для этого дня рубашку новую пошью, вот гляди-ка, матерьял какой, все смотреть на тебя будут да радоваться...
    На стол с шорохом лег отрез пунцового ситца. Роскошного, с отпечатанными на нем желтыми и белыми монетами - разной величины, разных стран и времен. Были тут франки, динары, пфенниги, рубли, талеры, доллары, песо и совсем непонятные дырчатые денежки с иероглифами. И на них, на монетах, - львы, орлы, корабли, всякие портреты, слоны, гербы и даже кенгуру. И конечно, цифры и названия стран... Ну, прямо коллекция.
    - А? - улыбнулась бабушка. - Вот будет рубашка... А хочешь, целый костюмчик летний. Филипп раздумчиво склонил черную кудлатую голову. Облал перемазанные чем-то губы. - Ладно... Костюм. С брюками.
    - Спятил, - сказала Лис. - Из такой материи брюки? - Это он, чтоб колени не мыть перед ярмаркой, - разъяснила мама.
    - Он их все равно никогда не моет... Филипп не реагировал на эти безответственные заявления. Его холодное молчание было яснее слов: я, мол, сказал свои условия, а дальше - как хотите.
    - Ох, да ладно вам, - решила бабушка. - Пускай, коли ребенку хочется...
    Так и получилось, что на ярмарку Филипп отправился в красной с монетами рубахе и таких же великолепных брюках, отороченных к тому же черным блестящим шелком с перламутровыми пуговками. У всех попутчиков этот наряд вызывал умленные взгляды и порой шумные высказывания, в основном одобрительные.
    Попутчиков оказалось немало. Почти все население Лугового, растянувшись по неширокому асфальту, шагало на ярмарку. Можно было ехать на автобусе по недалекому отсюда шоссе, но до Гусиных лугов всего-то километра три, а майская погода стояла - ну, просто лето красное. Вот и двигались пешком.

/ Полные произведения / Крапивин В.П. / Крик петуха