Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Алексин А.Г. / Поздний ребёнок
Поздний ребёнок [2/4]
Я вспомнил слова дяди Лени с нижнего этажа: "Может, его что-нибудь мучает, угнетает?"
А может, отца действительно что-то мучает? И он только вида не подает? Мне казалось, он хотел, чтоб бывшие пятиклассники и дальше принимали меня за сына Людмилы. Да, он хотел... Это мне было ясно.
Я взял сестру за руку и, хоть она еще не совсем простила меня, прижался всем телом к ее руке.
Бывшие пятиклассники, казалось, готовы были вспомнить все, что с ними случилось за последние двадцать лет. Есть ведь такие люди: думают, что всем интересна любая мелочь и чепуха из их жизни, словно они великие композиторы или писатели.
-- Мы опоздаем, -- сказала Людмила.
-- Где вы сидите? Где вы сидите? -- опять зашумели мужчина и женщина из пятого "В". -- Ах, в десятом ряду? Непостижимо! Мы совсем рядом. Это прекрасно! Познакомим твоего сына со своими дочками. Они уже у нас там, внутри. Сидят чуть ли не со вчерашнего дня. Они тоже в четвертом классе. Двойняшки! Твой ведь в четвертом?
-- В четвертом, -- ответил я, хоть на самом деле учился в шестом.
-- Да-да... -- тихо сказала сестра. И, мне показалось, посмотрела на меня с благодарностью.
Я уже не отпускал ее руку.
Когда мы вошли в вестибюль, Людмила шепнула:
-- Ну, уж... называй меня мамой. Раз они так хотят!
Я так и не узнал, какой мы будем смотреть спектакль, пока не купили программу. Потому что все время думал -- ив вестибюле и когда поднимались по лестнице...
-- Хочешь в буфет? -- каким-то чужим, словно заискивающим голосом спросила меня сестра. Уж лучше б сердилась!
Я согласился... Я люблю получать от театра все удовольствия: попить воды в буфете, съесть пирожное, купить программу и всю ее прочитать, походить по фойе и поглядеть на портреты артистов... И, конечно, посмотреть пьесу. Чуть не забыл! 5
Сестре часто звонят. Если она уходит из дому, то оставляет блокнот и по-особому тщательно очиненный карандаш ("Мой инструмент!" -- говорит сестра). Она просит нас аккуратно записывать, кто ей звонит, откуда и по какому вопросу.
Выполняя просьбу Людмилы, отец часто повторяет:
-- Все по делу! Только по делу! -- И напевает из своего любимого "Князя Игоря": -- Ни сна, ни отдыха измученной душе!..
Прежде мне казалось, отец поет от радости, что его дочь такой деловой, такой занятой человек. А теперь я подумал: "Откуда же радость? Ведь князь Игорь поет эту арию в половецком плену!.. Правда, отец иногда переиначивает по-своему песни и арии. Но тут, кажется, он ничего не меняет, а поет так же, как временно побежденный князь: грустно, с досадой... Почему я раньше этого не заметил?"
Однажды, дней через десять после того, как мы были в театре, раздался странный звонок. Верней, звонок-то был самый обычный, а разговор сразу начался как-то не так... Мужской голос позвал Людмилу. Всегда ее называют по имени-отчеству. Даже старые люди у нас в доме, которые помнят сестру девчонкой, зовут ее, как говорит отец, не забывая про папу. Я всегда был уверен, что отец этим гордится: если молодую женщину зовут по имени-отчеству, значит, ее уважают! "Или перестали считать молодой? -- неожиданно подумал я после театра. -- И откуда я взял, что отцу это нравится?.."
Я ответил мужчине, что Людмилы нет дома, и спросил, как всегда, откуда он и что передать.
-- А кто это говорит? -- спросил он в ответ.
Так никогда и никто не спрашивал. "Называет сестру по имени, интересуется мною, -- подумал я, -- Интересуется, как те возле театра... Наверно, тоже какой-нибудь бывший пятиклассник из Людмилиной школы. Конечно!.. Кто же еще может звонить ей без всякого дела?" Мне показалось, мужчина не хочет сказать ничего такого, что нужно было бы записать в Людмилин блокнот. И захлопнул его.
Я вспомнил, как в театре сестра шепнула: "Называй меня мамой..."
"Сестре приятно, чтобы приятели, которые не видели ее двадцать лет и сами давно уже переженились, думали, что и она тоже замужем... и имеет ребенка", -- рассуждал я. Все эти мои размышления продолжались секунду. И, не успев еще ничего решить, я брякнул в трубку:
-- Это ее сын...
-- Какой сын? -- спросил мужской голос.
-- Какой?.. -- Я ответил: -- От первого брака!
Сам не знаю, зачем я это сказал. Должно быть, мне хотелось, чтоб школьный друг Людмилы подумал: "Я женат всего один только раз, а она вон какая: сумела быть в браке целых два раза! А может, и больше... Значит, пользуется успехом!"
Нет, пожалуй, в тот миг я не успел ничего подобного захотеть. Просто не было времени... Но то, о чем я в последнее время мечтал, как-то само собой слетело у меня с языка.
-- Спасибо, -- сказал мужчина. И сразу ухо мне закололи тонкие, короткие гудки.
"Ну, ничего, -- думал я. -- Ничего не случилось... Несколько раз может выйти замуж только красивая женщина! Значит, я не унизил сестру. А даже наоборот. Пусть ей завидуют! Все правильно. Все прекрасно!"
Так я думал до той минуты, пока Людмила не вернулась домой. Она на меня даже не посмотрела. А прямо в пальто прошла в другую комнату, где мама читала книгу. И громко закрыла дверь.
Людмила, всегда такая спокойная и аккуратная, забыла снять в коридоре пальто: случилось что-то ужасное!
Вскоре я узнал, почему так волновалась сестра. Я не хотел подслушивать. Но снова подслушал... Или, верней сказать, услышал. Людмила, как и мы с отцом, говорит так, чтобы мама не напрягалась. Тут уж и в другой комнате хочешь не хочешь, а все разберешь.
-- Я должна с тобой поделиться, -- сказала Людмила. -- Только ты не волнуйся. -- Наверно, мама сразу заволновалась, потому что сестра сказала: -- Нет, нет, ничего особенного!
Мама что-то ответила. Но ее слова оставались в той комнате, я их не слышал.
-- Ивану кто-то сказал, что я была замужем. И даже два раза... Что у меня большой сын.
Потом стало тихо -- что-то сказала мама. А я в это время успел подумать: "У сестры есть какой-то Иван, которого от меня все скрывают. Ну да, ведь я ребенок!.."
-- В самом факте нет ничего такого... -- продолжала Людмила. -- Просто сплетня -- и все. Или глупая шутка.
Мама что-то спросила.
-- Нет, кто именно, не сказал. Но поверил! Унизительно было доказывать... И расспрашивать! Понимаешь?
Следующую фразу мамы я угадал по ответу Людмилы. Мама, наверно, сказала так: "Это даже хорошо: ты сможешь проверить теперь его чувства". Я думаю, она так сказала, потому что сестра ей ответила:
-- Это даже хорошо? Не считаю! И не собираюсь проверять его чувства. А вот реакция его была отвратительной: он не сдержался, он мне нагрубил. Он даже кричал... Понимаешь?
Я боялся, что вернется отец... И услышит. А потом шея его, и затылок, и уши снова зальются краской, как тогда, возле театра.
Что же я натворил?!
-- Если бы он попросил объяснить, я бы могла понять...
Любит сестра рассуждать: если бы да кабы... Как будто нельзя простить!
Что-то сказала мама.
-- Нет уж, все кончено!
Что-то сказала мама.
-- Почему будет трудно каждый день видеть? У меня будет сознание правоты!
Мне казалось, Людмила нарочно отвечала какими-то жесткими фразами, чтоб не расплакаться. Мне было жалко Людмилу. И в то же время я злился: разве нельзя простить?
Значит, они работают вместе: "каждый день видеть"...
-- Нет, ни за что! -- сказала Людмила. -- Можно все попытаться понять, но когда унижают твое достоинство... Да, ты права; это даже хорошо, что он так раскрылся. Я вовремя остановлюсь!
Где она остановится? В каком это смысле? На выйдет замуж?.. Я должен предотвратить ее остановку! А то ведь она "мастер четких линий": как говорит, так и сделает.
Сестра вышла из маминой комнаты. Я усиленно делал уроки...
Пальто уже было у нее на руке: ей стало жарко.
Сестра улыбалась, но фигура у нее была не такой спортивной, как всегда: Людмила чуть-чуть ссутулилась, словно на плечах у нее была тяжесть. Мне опять стало жалко ее... Захотелось помочь.
-- Людмила, -- сказал я тихо, -- я кое-что слышал...
-- Ты слышал?
-- Не мог же я заткнуть уши! Я хотел убежать на улицу, чтоб не слушать... Но уроки! Сама понимаешь...
-- Ты должен был войти в комнату и сказать нам, что слышишь. Это было бы честно.
-- Я думал, что ничего не пойму... И поэтому не вошел. Но потом я все-таки понял. А когда понял, что понял, поздно было уже входить.
-- Что же ты понял?
-- Знаешь, Людмила, когда люди кричат, значит, они волнуются. А если они волнуются, значит, переживают... Ты разве не замечала?
-- Какая-то чепуха! -- сказала Людмила. Но продолжала слушать.
-- Когда волнуются, могут сказать что угодно! Вот мама иногда говорит: "Глаза бы мои на тебя не смотрели!" Это она про меня говорит. Но разве она хочет, чтоб я исчез?
-- Это все? -- спросила сестра.
"Это все?" -- так спрашивает наша математичка, когда у доски плетут ерунду. Но сразу не ставит двойку, а, нахмурившись, ждет: может, все же удастся услышать что-то толковое?
И Людмила ждала.
-- Раз он кричал, значит, он волновался... А раз волновался, значит, переживает. Ну, а если переживает...
-- Это я уже слышала!
Так тоже говорит наша математичка: "Это я уже слышала!" И вслед за тем сразу же ставит двойку.
-- Это я уже слышала! -- еще раз твердо повторила сестра.
Ясно: поставила двойку.
Ведь она слушала меня, как слушали бы шестиклассника, который пришел сдавать экзамен в институт.
-- Ничего ты не понял, -- сказала Людмила. -- И не мог понять!
Еще бы: ведь я ребенок! Почему она этого не добавила? Забыла, должно быть. Просто забыла.
Людмила пошла в коридор, чтоб повесить пальто,
Я снова склонился над книгой. Но думал совсем о другом. "Я должен помочь ей!" -- вот какое я принял решение. 6
Я уже говорил, что, если сестра отчитывает меня, то есть портит мне настроение, она дня через два или три обязательно извиняется. Не признается, конечно, в этом, но извиняется: покупает билеты а театр, или берет меня на стадион, где играет в теннис и волейбол, или приносит домой подарок.
В таких случаях подарок она не называет подарком, а говорит мне примерно так:
-- Пора тебе уже заняться спортом. Сначала посмотри, как играют другие. Пойдем сегодня на стадион.
Или так:
-- С математикой ты не дружишь. Кем же ты хочешь стать в будущем? Разве можно об этом не думать? Испытай свои силы в художественном творчестве. Для начала хоть в фотографии. Я купила тебе аппарат...
Сестра говорит очень строго, как бы не мирится, а воспитывает меня. Но подарок остается подарком.
Я тоже испортил сестре настроение. Даже хуже: я заставил ее страдать! И чем больше она храбрилась (например, надевала платье, которого я раньше даже не видел!), тем яснее мне было, что ей сейчас не до платьев.
В тот день, когда я случайно подслушал ее разговор с мамой, уже вечером, перед сном, я не выдержал и сознался:
-- Людмила, это я сказал Ивану, что у тебя есть сын от первого брака. По телефону... Он позвонил и спрашивает: "Это кто говорит?" На меня вдруг что-то такое нашло непонятное... Я и ответил: "Это ее сын". Он говорит: "Какой сын?" А я: "От первого брака!.." Пошутил, понимаешь?
Я сказал так и испугался: "Неужели она подумает, что я вовсе не пошутил, а сказал всерьез? Из-за той ее просьбы... в театре..."
Но сестра, кажется, так не подумала. И даже не рассердилась. Не рассердилась!..
-- Дело совсем не в этом, -- сказала она. -- Дело в реакции... Впрочем, ты не поймешь!
-- Но ведь если человек кричит, значит, он волнуется, а если волнуется...
-- Это я уже слышала!
Больше я советов ей не давал.
Я прекрасно во всем разобрался, все, мне кажется, понял, но, по мнению Людмилы, не должен был разбираться и понимать. Не имел никакого права! И не мог помочь ей открыто. "Почему? -- злился я. -- Почему?!"
Я должен был действовать тайно от мамы и от Людмилы. Отец ничего не знал: у него двести двадцать на сто...
И вот я начал исправлять положение!
Я знал служебный телефон Людмилы и, когда никого не было дома, позвонил.
-- Можно Ивана? -- сказал я.
-- Какого Ивана? -- ответил смешливый девичий голос.
-- Не знаю...
-- А фамилия?
Я молчал.
Это девушку совсем уж развеселило.
-- Какой-то ребенок! -- объяснила она сотрудникам. -- Мальчишка или девчонка...
Снова ребенок! И неужели нельзя по голосу отличить меня от девчонки?
-- Предлагаю на выбор! -- сказал мне веселый голос. -- Ивана Петровича, Ивана Сергеевича и Ивана Ивановича!..
Я выбрал Ивана Ивановича. Но когда он сказал "Алло!", я сразу повесил трубку. Вдруг не т_о_т? А я назову ему имя сестры и начну извиняться!..
И потом, наверное, в мастерской много разных отделов. Откуда я взял, что Людмилин Иван работает с ней в одной комнате?
Что было делать?
Узнать фамилию у Людмилы? Она мне не скажет: не мое это дело! Спросить тайно у мамы? Она мне, конечно, ответит так:
-- Это даже хорошо, что ты волнуешься за сестру. Благородно с твоей стороны! Но в данном случае вмешиваться не стоит.
Оставался один только выход...
В день, когда у сестры был отгул и она ушла играть в теннис, я отправился к ней на работу. Не совсем "на работу", а к дому, где была архитектурная мастерская.
Я знал этот дом -- красивый, из стекла, металла, пластмассы. Таких домов еще мало у нас в городе. Но смешно, если мебельщики будут сидеть на плохой мебели, а архитекторы работать в некрасивом и старом доме.
Я пошел пешком, чтоб по дороге набраться храбрости. Но чем дольше я шел, тем страшнее мне становилось: "Как узнаю его? Ивана... О чем я ему скажу, незнакомому человеку?"
Делать что-нибудь смелое надо сразу, не думая, раз решил. И мне лучше было бы ехать туда на троллейбусе или трамвае. Слишком уж много времени я оставил себе для сомнений и всяких мыслей.
Наконец я дошел...
Я знал, что рабочий день кончается в половине шестого. Архитекторы стали сыпаться из подъездов, как мы высыпаемся из школы после уроков. Только немного потише и помедленнее...
Двери были из некрашеного дерева, с разводами, напоминавшими мне почему-то водяные подтеки, как на пнях. Эти двери моя сестра распахивала каждый день по два раза. Нет, по четыре: она еще ходит обедать в столовую. Я с интересом разглядывал двери и лестницу...
Сперва из дверей посыпались девушки. У нас из школы первыми выскакивают мальчишки. Девушки были в ярких, цветастых платьях, на каблуках, с модными сумочками. У некоторых в руках были рулоны. Все они казались очень красивыми. Это меня огорчило.
Но ни у кого из них не было такой спортивной фигуры, как у Людмилы. И такого умного, как говорит мама, значительного лица. Только вот нравятся ли мужчинам значительные лица? Этого я не знал.
В мастерской Людмила работает меньше года: раньше она училась в аспирантуре. У нее еще нет здесь близких подруг, которые ходили бы к нам домой. И от этого было спокойнее, никто не мог крикнуть: "Леня, а ты что тут делаешь?.."
Потом показались мужчины.
Как мне узнать Ивана? По дороге я кое-что изобрел... Наверно, это выглядело очень смешно и глупо, но, как только вышли мужчины, я крикнул, глядя куда-то вверх, словно голубю или скворцу:
-- Ива-ан!..
Никто не откликнулся.
Из дверей выходили группами: то женщины, то мужчины. Иногда вперемежку, но редко... Будь что будет, я быстро стал повторять:
-- Иван! Иван! Иван!
Нет, так не годится: собаку я кличу, что ли?
-- Ива-ан...
Я произнес имя протяжно и медленно, словно дальше должно было следовать отчество.
-- Вы меня? -- ткнул себя в грудь мужчина. Он сказал "вы", наверно, от неожиданности.
Нет, этот был слишком уж старый и лысый. Я помотал головой: не вас!
И снова крикнул, глядя на небо:
-- Ива-ан!..
-- Вы меня?
Если б он и нравился нашей Людмиле, я бы решительно выступил против: он был сестре до плеча. И то бы не дотянулся!..
-- Нет, я не вас...
И снова:
-- Ива-ан...
-- У тебя объявился тезка, -- сказал кто-то кому-то в группе мужчин.
Один из них обернулся, взглянул на меня.
-- Ива-ан! -- снова крикнул я. Уже, наверное, от испуга.
Тогда он пошел ко мне.
-- Видишь ли... -- начал он где-то на полпути.
Я прямо вздрогнул: "Видишь ли..." -- так часто начинает фразы дядя Леня с нижнего этажа. Но дядя Леня произносит свое "видишь ли" неуверенно, растягивая слоги, словно бы вслух рассуждая, а этот сказал как-то насмешливо.
Пока он шел ко мне, я успел подумать: "Наверно, не ниже Людмилы... Ведь мужчина среднего роста, можно считать, равен высокой женщине!"
-- Видишь ли, -- повторил он все так же насмешливо, -- у меня к тебе огромная просьба: называй своего приятеля просто Ваней. Чтобы не было путаницы.
Первый из трех Иванов, он понял, что не мог его звать незнакомый, а тем более мальчишка. Не стал тыкать себя в грудь и спрашивать: "Вы меня?.."
"Настоящий Иван! -- думал я. -- Русоголовый, светлоглазый... Родители, когда давали имя, не промахнулись! Конечно: ведь в сказках Иван если даже Иван-дурак, то все равно далеко не дурак, а сообразительный и красивый. Ну, как же могли родители назвать Иваном того вон, лысого? Или того, низкорослого? Сообразили! Хотя, когда человеку дают имя, трудно с точностью определить, будет он лысым или не будет..."
-- Ну, что же, договорились? -- спросил он. -- Поскольку твой Иван пока еще здесь не работает...
-- Работает! -- неожиданно для самого себя перебил я его.
-- Ну-у, брат! Создается просто безвыходное положение. И часто ты будешь его вызывать?
-- У меня тут еще кое-кто работает...
-- Тоже Иван?
-- Людмила...
Я нарочно назвал имя сестры, чтоб посмотреть, какое это произведет на него впечатление.
Он не вздрогнул, не побледнел и не схватился за сердце, как делают, услышав имя любимой, герои в пьесах или романах. Просто исчез его насмешливый взгляд, сразу куда-то пропал. И я догадался: это тот самый. Тот!
Он глядел уже на меня абсолютно серьезно и даже чуть-чуть подозрительно, будто я мог обмануть его или разыграть.
-- Какая Людмила?
Я назвал нашу фамилию.
-- Ну, брат...
-- Вот именно: брат! Я ее брат... И даже похож на нее немного лицом. Так говорят... Присмотритесь!
Я забыл, что можно быть похожим не только на сестру, но и на мать. Чтобы он не успел об этом подумать, я стал убеждать:
-- Да брат же я, брат! Это я разговаривал с вами и пошутил... У Людмилы нет сыновей! И не было браков... Ей тысячи раз предлагали, но она не хотела!
-- Тысячи раз?
-- Ну, десятки... Она сама не хотела выходить замуж. И сейчас не хочет. Так мне кажется... А я просто-напросто пошутил.
Он мне поверил, потому что обернулся к друзьям и сказал:
-- Не ждите меня.
Он не повысил голоса, но они услышали, потому что голос у него и так был громкий, отчетливый. "Вполне подходит для нашей семьи!" -- решил я.
-- Идите. -- Он махнул сослуживцам рукой.
-- Что, отыскал пропавшего сына? -- спросил кто-то из них.
-- Вот видите! -- обрадовался я. -- И они пошутили: назвали меня вашим сыном. А кто-нибудь может услышать и подумать, что в самом деле. Как вы подумали...
-- Так ты и есть Ленька?
-- Она вам рассказывала?
-- Говорила, что есть младший брат. А ты, оказывается, вполне взрослый парень!
С этой минуты я его полюбил.
-- Почему вы ни разу к нам не пришли? Просто так, в гости...
-- Не приглашала... Пойдем-ка обсудим с тобой ситуацию.
Он обнял меня за плечи. Это было приятно. И мы с ним пошли по улице, не спеша, как ходят приятели,
Сперва он молчал. А я обо всем на свете забыл: мы шли как приятели!
Потом я взглянул на него и подумал, что он бы ни за что не вышел на лестницу в фартуке, как дядя Леня, с которым я почему-то его мысленно сравнивал. На нем был модный, красивый костюм и рубашка такая белая, что лицо казалось уже загорелым, хотя была еще только весна. А может, и правда успел загореть?
-- Мы ведь с Людмилой в мастерской почти друг друга не замечали: она -- на втором этаже, а я -- на четвертом. Познакомились на теннисном корте, -- сказал он. -- Вот уже полторы недели, как забросил ракетку...
"Он забросил ракетку, а Людмила стала ходить на корт еще чаще, -- подумал я. -- Значит, он может не видеть ее, а она его, значит, не может?.."
-- Людмила тоже не ходит на теннис, -- сказал я. -- Она ходит в театр... В кино! Почти каждый вечер...
-- Вот видишь! Я так и знал. Почти каждый вечер?
Заволновался!
-- Ну, в крайнем случае через день.
-- В этом-то все и дело! Не в том, что ты пошутил, а я ей устроил сцену... Дело в том, что она даже не хочет мне объяснить...
-- У нее есть сознание собственной правоты! -- сказал я. -- И потом... Должна у нее быть гордость?
-- Ну-у, брат, ты меня удивил! Разве можно с этим считаться? Подошла бы и объяснила: так, мол, и так, мой брат пошутил, А то ведь даже слова не произнесла! Ничего объяснить не пожелала... И спокойно ходит в кино!
"Людмила считает, что он не имел права разволноваться и накричать, -- размышлял я. -- Он считает, что она обязательно должна ему все объяснить... Почему взрослые придают такое значение мелочам? И все усложняют?.. Они слишком много думают -- вот в чем несчастье. А иногда надо поступать не думая, просто как хочется! Я вот, например, не могу быть в ссоре с друзьями больше чем день или два... А взрослые все усложняют! Иногда я могу им помочь. Но они не верят, что я могу. И я не могу! Хотя Иван, кажется, верит..."
-- Слушай, ты сам-то влюблялся? -- спросил он меня,
Сам-то? Влюблялся?.. Значит, он в Людмилу в_л_ю_б_л_е_н!
Я улыбнулся, хоть не хотел улыбаться.
-- Вижу по твоей блаженной физиономии, что уже успел!
-- Я? Нет еще...
-- Ну-у, брат! Неужели ни разу?
-- Точно не помню... Но, кажется, нет...
-- Вспомни! Не может быть!..
-- То есть однажды я испытывал кое-какие чувства... Но потом это прошло.
-- Ну, конечно.
Почему же к_о_н_е_ч_н_о? Может быть, и у него чувства всегда проходят?
Когда я ответил, что не влюблялся, я сказал Ивану неправду. Потому что не привык, чтоб взрослые задавали мне такие вопросы. А на самом-то деле почти все мальчишки у нас в кого-нибудь влюблены. Один мой друг даже остался на второй год из-за любви. Абсолютно ничего не соображал: не мог писать диктантов, контрольных по математике. Разве нормальный взрослый в это поверит? А Иван бы поверил... Я чувствовал это. И все-таки не смог ему честно ответить.
-- А я, знаешь, где первый раз влюбился по-настоящему? -- спросил вдруг Иван.
-- По-настоящему? Должно быть, в этой самой архитектурной мастерской?..
-- Знаешь где?
-- Нет, я не знаю...
-- В детском саду! Мы выезжали летом за город. И там одна девочка заболела. Ее звали Норой. Даже имя запомнил! Необычное такое легче запоминается. Ей было шесть лет. В нее были влюблены все поголовно. Ну, конечно, из тех, которые умели влюбляться в шесть лет! Она заболела, и я ей носил в изолятор букетики ягод. Огромное счастье, что она меня презирала!
-- Почему?
-- Оказалось, что я ей носил волчьи ягоды. Дикие! Они были очень красивыми. Внешне очень мне нравились!
Всю дорогу я мечтал сказать что-нибудь умное.
-- Внешняя красота не всегда совпадает с внутренней, -- сказал я.
-- Она поняла это еще раньше, чем ты: в шестилетнем возрасте. И выбрасывала мои подарки. Иначе бы ей не выздороветь никогда! Сообразительная была девчонка... И все-таки я к ней охладел. Тогда все было просто.
"Теперь уже, значит, не просто!" -- с радостью решил я. И сказал:
-- Это нельзя назвать серьезной любовью. Ну, увлечение... Такое со мной бывало сколько угодно раз!
-- Тогда ты должен меня понять! И помочь!..
Я читал в книжках, что ребята во время войны часто помогали взрослым. Иногда даже спасали от смерти! А так, в обычные дни, взрослые почти никогда не обращаются к нам за серьезной помощью. Сбегать за чем-нибудь, что-нибудь принести -- это пожалуйста. А по серьезному делу, от которого зависит их жизнь, не обращаются. Иван обратился... И я готов был сделать для него что угодно!
-- Разве у вас сейчас... увлечение?
-- А у нее?
Раньше мне очень хотелось сказать ему, что Людмила абсолютно спокойна, совсем не страдает. Но теперь я не мог соврать и сказал правду:
-- Она тоже переживает.
Он даже остановился.
-- Где же логика? -- вроде бы злился он. Но голос был радостный. -- Где же простая логика?! Ничего не сказала... Не объяснила!
Обычно, когда я мирюсь с приятелем, то для начала предлагаю ему что-нибудь приятное. Подхожу и как ни в чем не бывало говорю: "Пойдем на каток! Пойдем играть в чехарду!"
-- А вы бы просто так подошли к ней и сказали: "Пойдем в кино!" или "Пойдем играть в теннис!".
-- Я предлагал.
-- А она?
-- Не реагирует.
Зачем все так усложнять?!
-- Она очень переживает? -- тихо спросил он.
-- А вы думали нет?..
-- Кончай с этим "вы"! -- крикнул он, вот как обрадовался. -- Говори просто "ты"! Я -- за полное равноправие.
Равноправие... Вот чего мне всегда не хватало!
Часто взрослые говорили мне: "Давай побеседуем как мужчина с мужчиной!" Или: "Поговорим с тобой как приятели!" Это самое к_а_к подчеркивало, что на самом-то деле я не мужчина и мы еще пока не приятели. Разве может быть равноправие на какое-то определенное время? Разве можно быть приятелем на одну беседу?
Иван предлагал равноправие навсегда. Так мне казалось.
Мне захотелось немедленно отблагодарить Ивана. И я рассказал о плане, который придумал еще до нашей с ним встречи, дома:
-- Сделаем так!.. Я скажу, что пригласил к себе друга. Нового... Совсем нового! Все будут дома: они любят изучать моих новых друзей. А придете к нам вы!
-- Я?..
-- Ну, да! А потом уж я все объясню: разыскал вас и пригласил. Так я им объясню. Дома Людмила не сможет пройти мимо и не ответить. Она очень гостеприимная. На себя все возьму. Раз из-за меня это случилось!
Я боялся, он скажет так, как сказала бы мама: "Это хорошо, что ты обо мне заботишься. Благородно! Но в данном случае твой план не подходит..."
Он ничего подобного не произнес. Обнял меня посильнее за плечи, и мы снова пошли.
-- Я всегда говорю, что нет безвыходных положений! -- воскликнул Иван.
-- А до этого заговаривать с Людмилой не надо! -- сказал я. -- Она ведь может опять не ответить. Пройдет мимо, и все! Вполне может быть... Она у нас тоже с детского сада пользуется огромным успехом. Как ваша Нора... Мне мама рассказывала. И поэтому она очень гордая!
-- А я ведь ей не сказал про тебя ни слова. Не выдал! -- похвастался он, как мальчишка. -- Она так и не знает, кто это мне наврал про сына и двух мужей.
-- Я сам сознался...
-- Значит, ей известно, как все получилось? И все-таки не подходит? Не объясняет?.. И мириться не хочет? Ну, это уж слишком! Ну, знаешь, брат, это уж...
-- Она первая не подойдет! Потому что она очень многим нравится. Вот, например, дяде Лене, который под нами живет. Он очень известный врач: все болезни умеет лечить. А недавно мы с ней шли в театр, так все кругом на нее смотрели. И оборачивались...
-- Это я сам замечал, -- грустно сказал Иван. И добавил: -- Она уж, наверно, дома? Ты ее скоро увидишь?
Он мне завидовал! И я его понимал... Вот, например, когда я в последний раз был влюблен, то очень завидовал брату этой девчонки. Ему было всего лет семь или восемь, а я к нему даже подлизывался. Заговаривал с ним. И очень ему завидовал: ведь он видел ее каждый день -- и утром и вечером, с ней вместе обедал и ужинал. И вместе ездил на дачу, а я летом с ней разлучался. "Он всегда будет знать о ней -- через десять лет, через двадцать... Куда бы она ни уехала!" -- так думал я. Ведь я же не знал, что скоро к ней охладею. А если бы кто-нибудь мне сказал, я б ни за что не поверил. Мне, когда я влюбляюсь, всегда кажется, что это до самой смерти, на всю жизнь, до конца.
-- Значит, договорились? Вы приходите к нам в гости, потому что я вас пригласил!
-- Не в_а_с, а т_е_б_я!
Кстати, я часто думал о том, что неравноправие между нами и взрослыми начинается с этого самого; они нас -- на "ты", а мы их -- на "вы". 7
Мама, отец и Людмила, как я уже говорил, очень любят изучать моих новых друзей. Если приятель им не понравится, они обязательно дадут мне это почувствовать. Конечно, каждый по-своему, потому что у каждого из них с_в_о_й характер.
Отец постарается, чтоб то, что мой новый приятель ему неприятен, мне было приятно. Или по крайней мере, чтоб я не очень расстроился.
-- У тебя же есть просто замечательные друзья, -- скажет он. -- Слишком уж расширять этот круг -- все равно что разбавлять вино водопроводной водой: оно крепче от этого не становится. У тебя же есть такие отличные друзья. Такие надежные! Все к тебе тянутся... Любят тебя, мерзавца!
-- Это даже хорошо, что ты прощаешь ему все недостатки, -- скажет мама про моего нового друга. -- Значит, ты добр...
Таким образом я пойму, что у приятеля есть недостатки. Ну, а Людмила и в этом случае не станет переиначивать арии.
-- Что касается друзей, то тут я не за количество, а за качество, -- скажет она. -- Не знаю, так ли уж великолепны твои другие товарищи, но этот проверки на качество не выдерживает.
Ну, а если я все равно захочу проводить время с новым приятелем, они начнут отвлекать меня от него всеми существующими на земле удовольствиями: фильмами, пьесами, футбольными матчами.
В общем, я знал, что в тот вечер, когда должен будет прийти мой новый товарищ, они все трое окажутся дома.
-- Надень, пожалуйста, свой тренировочный синий костюм, -- попросил я Людмилу.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
/ Полные произведения / Алексин А.Г. / Поздний ребёнок
|
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
