• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Набоков В. / Удар крыла

Удар крыла [2/2]

Скачать полное произведение

    Стало очень тихо. Керн почувствовал, что горячие слезы стекают у него по лицу. Он выдохнул и кинулся в коридор. Изабель - ворох чер­ного шелка, скорчившись, лежала у стены. Он поднял ее на руки, понес к себе в комнату, опустил ее на постель. Затем выхватил из чемодана тя­желый парабеллум, захлопнул обойму - и бегом, не дыша, ворвался об­ратно в No 35-й.
     Две половинки разбитой тарелки белели на ковре. Виноград рассы­пался.
     Керн увидел себя в зеркальной двери шкафа: прядь волос, спустив­шуюся на бровь, крахмальный вырез в красных брызгах, продольный блеск на дуле пистолета.
     - Его надо прикончить, - глухо воскликнул он и распахнул шкаф.
     Только вихрь пахучего пуха. Бурые маслянистые хлопья заклубились по комнате. Шкаф был пуст. Внизу белела шляпная картонка, продавлен­ная.
     Керн подошел к окну, выглянул. Мохнатые облачки наплывали на лу­ну и дышали вокруг нее тусклыми радугами. Он закрыл рамы, поставил на место стул, отшаркнул под кровать бурые хлопья пуха. Затем осто­рожно вышел в коридор. Было по-прежнему тихо. Люди крепко спят в горных гостиницах.
     А когда он вернулся к себе в номер, то увидел: Изабель, свесив бо­сые ноги с постели, дрожит, зажав голову. Стало ему стыдно, как давеча, когда ангел смотрел на него своими зеленоватыми странными глазами.
     - Скажите мне... где он? - быстро задышала Изабель. Керн, отвернувшись, подошел к письменному столу, сел, открыл бю­вар, ответил:
     - Не знаю.
     Изабель втянула на постель босые ноги.
     - Можно остаться у вас... пока? Я так боюсь...
     Керн молча кивнул. Сдерживая дрожь в руке, принялся писать. Изабель заговорила снова - трепетно и глухо, но почему-то Керну показа­лось, что испуг ее - какой-то женский, житейский.
     - Я встретила его вчера, когда в темноте летела на лыжах. Ночью он был у меня.
     Керн, стараясь не слушать, писал размашистым почерком:
     ' "Мой милый друг. Вот мое последнее письмо. Я никогда не мог за­быть, как ты мне помог, когда на меня обрушилось несчастье. Он, веро­ятно, живет на вершине, где ловит горных орлов и питается их мясом..."
     Спохватился, резко вычеркнул, взял другой лист. Изабель всхлипыва­ла, спрятав лицо в подушку.
     - Как же мне быть теперь?.. Он станет мстить мне... О, Господи... "Мой милый друг, - быстро писал Керн, - она искала незабываемых прикосновений, и вот теперь у нее родится крылатый зверек..." А... Черт! Скомкал лист.
     - Постарайтесь уснуть, - обратился он через плечо к Изабель. - А завтра уезжайте. В монастырь.
     Плечи у нее часто ходили. Затем она утихла.
     Керн писал. Перед ним улыбались глаза единственного человека на свете, с которым он мог свободно говорить и молчать. Он ему писал, что жизнь кончена, что он недавно стал чувствовать, как вместо будущего надвигается на него черная стена, - и что вот теперь случилось нечто такое, после чего человек не может и не должен жить. "Завтра в пол­день я умру, - писал Керн, - завтра - потому что хочу умереть в пол­ной власти своих сил, при трезвом дневном свете. А сейчас я слишком потрясен".
     Докончив, он присел в кресло у окна. Изабель спала, чуть слышно дыша. Тягучая усталость обхватила ему плечи. Сон спустился мягким туманом.
     III
     Он проснулся от стука в дверь. Морозная лазурь лилась в окно.
     - Войдите, - сказал он, потянувшись.
     Лакей беззвучно поставил поднос с чашкой чая на стол, поклонился и вышел.
     Керн про себя рассмеялся: "А я-то в помятом смокинге".
     И мгновенно вспомнил, что было ночью. Вздрогнув, взглянул на по­стель. Изабель не было. Верно, ушла под утро к себе. А теперь, конечно, уехала... Бурые, рыхлые крылья на миг померещились ему. Он быстро встал - открыл дверь в коридор.
     - Послушайте, - крикнул он удалявшейся спине лакея, - возьмите письмо.
     Подошел к столу, пошарил. Лакей ждал в дверях. Керн похлопал себя по всем карманам, посмотрел под кресло.
     - Можете идти. Я потом передам швейцару.
     Пробор наклонился, мягко прикрылась дверь.
     Керну стало досадно, что письмо потеряно. Именно это письмо. В нем он выразил так хорошо, так плавно и просто все, что нужно было. А теперь слова он вспомнить не мог. Всплывали нелепые фразы. Нет, пись­мо было чудесное.
     Он принялся писать заново - и выходило холодно, витиевато. Запе­чатал. Четко надписал адрес.
     Ему стало странно легко на душе. В полдень он застрелится, а ведь человек, решившийся на самоубийство, - бог.
     Сахарный снег сиял в окно. Его потянуло туда - в последний раз.
     Тени инистых деревьев лежали на снегу, как синие перья. Где-то гус­то и сладко звенели бубенцы. Народу высыпало много: барышни в шер­стяных шапочках, двигающиеся на лыжах пугливо и неловко, молодые люди, которые звучно перекликались, выдыхая облака хохота, и пожи­лые люди, багровые от напряжения, - и какой-то сухой синеглазый ста­ричок, волочивший за собою бархатные саночки. Керн мимолетно поду­мал: не хватить ли старичка по лицу, наотмашь, так, просто... Теперь ведь все позволено... Рассмеялся... Давно он не чувствовал себя так хорошо.
     Все тянулись к тому месту, где началось лыжное состязание. Это был высокий крутой скат, переходивший посередине в снеговую площадку, которая отчетливо обрывалась, образуя прямоугольный уступ. Лыжник, скользнув по крутизне, пролетел с уступа в лазурный воздух; летел, рас­кинув руки, и, стоймя опустившись в продолжение ската, скользил даль­ше. Швед только что побил свой же последний рекорд и далеко внизу, в вихре серебристой пыли круто завернул, выставив согнутую ногу.
     Прокатили еще двое в черных свэтерах, прыгнули, упруго стукнули о снег.
     - Сейчас пролетит Изабель, - сказал тихий голос у плеча Керна. Керн быстро подумал: "Неужели она еще здесь... Как она может"... - посмотрел на говорившего. Это был Монфиори. В котелке, надвинутом на оттопыренные уши, в черном пальтишке с полосками блеклого барха­та на воротнике, он смешно отличался от шерстяной легкой толпы. "Не рассказать ли ему?" - подумал Керн.
     С отвращением оттолкнул бурые пахучие крылья: "Не надо думать об этом".
     Изабель поднялась на холм. Обернулась, говоря что-то спутнику сво­ему, весело, весело, как всегда. Жутко стало Керну от этой веселости. Показалось ему, что над снегами, над стеклянной гостиницей, над игру­шечными людьми - мелькнуло что-то - содрогание, отблеск...
     - Как вы сегодня поживаете? - спросил Монфиори, потирая мерт­вые свои ручки.
     Одновременно кругом зазвенели голоса:
     - Изабель! Летучая Изабель!
     Керн вскинул голову. Она стремительно неслась по крутому скату. Мгновение - и он увидел: яркое лицо, блеск на ресницах. С легким сви­стом она скользнула по трамплину, взлетела, повисла в воздухе - распя­тая. А затем...
     Никто, конечно, не мог ожидать этого. Изабель на полном лету судо­рожно скорчилась и камнем упала, покатилась, колеся лыжами в снеж­ных всплесках.
     Сразу скрыли ее из виду спины шарахнувшихся к ней людей. Керн, подняв плечи, медленно подошел. Ясно, как будто крупным почерком написанное, встало перед ним: месть, удар крыла.
     Швед и длинный господин в роговых очках наклонялись над Изабель. Господин в очках профессиональными движениями ощупывал неподвиж­ное тело. Бормотал:
     - Не понимаю... Грудная клетка проломана...
     Приподнял ей голову. Мелькнуло мертвое, словно оголенное лицо.
     Керн повернулся, хрустнув каблуком, и крепко зашагал по направле­нию к гостинице. Рядом с ним семенил Монфиори, забегал вперед, за­глядывал ему в глаза.
     - Я сейчас иду к себе наверх, - сказал Керн, стараясь проглотить, сдержать рыдающий смех. - Наверх... Если вы хотите пойти со мной...
     Смех подступил к горлу, заклокотал. Керн, как слепой, поднимался по лестнице. Монфиори поддерживал его робко и торопливо.
     Берлин, май 1923

/ Полные произведения / Набоков В. / Удар крыла