Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Рыбаков А.Н. / Кортик
Кортик [5/9]
— Так вот, — продолжал Миша, — прежде всего дайте честное слово, что никогда никому ничего не разболтаете.
— Даю честное слово благородного человека? — Генка ударил себя в грудь кулаком.
— Клянусь своей честью! — сказал Слава.
Миша открыл дверь, осмотрел коридор, потом плотно прикрыл ее, внимательным взглядом обвел комнату, заглянул под диван и, показав пальцем на спальню, шепотом спросил:
— Там никого нет?
— Никого, — также шепотом ответил Слава.
— Так вот, знайте, — Миша еще раз таинственно огляделся, — знайте: у Никитского есть помощник и его фамилия — Филин! Вот!
Генка вцепился руками в стул и открыл рот. Слава мигал, точно ему насыпали в глаза песок. Налюбовавшись произведенным впечатлением, Миша продолжал:
— И мне кажется, что тот высокий, который был в подвале, а потом вышел… Помните, в кавказской рубахе? Это и есть Никитский!
Генка чуть не упал со стула. Слава тоже растерянно смотрел на Мишу.
— Это серьезно? — едва мог он произнести.
Миша пожал плечами:
— Буду я шутить такими вещами? Не до шуток. Я его по голосу узнал… Правда, лица я его не видел, но уж факт — загримировался.
— Немедленно сообщить в милицию, — сказал Слава.
— Нельзя, нужно все как следует выяснить, — уклончиво ответил Миша.
— Чего тут выяснять! — возразил Слава. — Пусть даже ты не совсем уверен, что это Никитский, но ведь Филин тот…
Положение становилось критическим. Славка такой дотошный! Сейчас начнет рассуждать, а ведь неизвестно — тот это Филин или не тот.
Миша встал:
— Я вам еще не все рассказал. Пошли ко мне.
Проходя по двору, Генка подозрительно оглядывался по сторонам. Ему казалось, что сейчас здесь появится Никитский…
28. Шифр
Дома Миша закрыл дверь на крючок, сдвинул занавески. Потом вытащил из шкафа сверток и положил на стол.
— Теперь смотрите, — таинственно прошептал он и развернул сверток… В Мишиных руках блеснул кортик.
— Кортик… — прошептал Генка.
Миша поднял палец.
— Тихо! Смотрите, — он показал три клейма на клинке, — волк, скорпион, лилия… Видите? Так. А теперь самое главное… — Он вывернул рукоятку, вынул пластинку и растянул ее на столе.
— Шифр, — прошептал Слава и вопросительно посмотрел на Мишу.
— Да, — подтвердил Миша, — шифр, а ключ к этому шифру в ножнах, понятно? А ножны эти… у Никитского… Вот! А теперь слушайте…
Понизив голос, вращая глазами и жестикулируя, Миша рассказал о линкоре «Императрица Мария», о его гибели, об убийстве офицера по имени Владимир.
Мальчики сидели молча, потрясенные этой загадочной историей. В комнате совсем уже стемнело. В коридоре тишина, точно вымерли все. Только глухо заурчит иногда вода в водопроводе да раздастся на лестнице протяжный тоскливый крик бездомной кошки. В окружающем мраке мальчикам чудились неведомые корабли, дальние необитаемые земли. Они ощущали холод морских пучин, прикосновение морских чудовищ…
Миша встал и повернул выключатель. Маленькая лампочка вспыхнула и осветила взволнованные лица Славы и Генки, стол, покрытый белой скатертью, и на ней блестящий стальной клинок кортика с бронзовой змейкой, извивающейся вокруг побуревшей рукоятки.
— Что же это может быть? — прервал молчание Слава.
— Трудно сказать. — Миша пожал плечами. — Полевой тоже не знал, в чем дело, да и Никитский вряд ли знает. Ведь он ищет кортик, чтобы расшифровать пластинку. Значит, для него это тоже тайна.
— Все ясно, — вмешался Генка, — Никитский ищет клад. А в кортике указано, где этот клад находится. Ох и деньжищ там, должно быть!
— Клады бывают только в романах, — возразил Миша, — специально для бездельников. Сидит такой бездельник, работать ему неохота, вот он и мечтает найти клад.
— Конечно, никакого клада нет, — сказал Слава, — ведь из-за этого кортика Никитский, убил человека. Разве ты, например, Генка, убил бы из-за денег человека?
— Сравнил! То я, а то Никитский. Я б, конечно, не убил, а для Никитского это раз плюнуть.
— Может быть, здесь кроется военная тайна, — сказал Слава. — Ведь это произошло во время войны, на военном корабле.
— Я уж думал об этом, — сказал Миша. — Зачем Никитский искал кортик в двадцать первом году? Ведь война кончилась.
— Любой шифр можно расшифровать без ключа, — продолжал Слава. — У Эдгара По…
— Знаем, знаем! — перебил его Миша. — «Золотой жук». Здесь совсем другое. Смотрите… (Все наклонились к пластинке). Видите? Тут только три вида знаков: точки, черточки и кружки. Если знак — это буква, то выходит, что здесь всего три буквы. Видите? Эти знаки написаны столбиками.
— Может быть, каждый столбик — это буква, — сказал Слава.
— И об этом я думал, — ответил Миша, — но здесь большинство столбиков с пятью знаками. Посчитайте! Ровно семьдесят столбиков, из них сорок с пятью знаками. Не может ведь одна буква повторяться сорок раз из семидесяти.
— Нечего разводить философию, — сказал Генка, — надо искать ножны. Тем более — Никитский здесь.
— Еще неизвестно: Никитский это или не Никитский, — возразил Слава.
— Все равно, — упорствовал Генка, — это Никитский. Ведь Филин здесь, а он с Никитским в одной шайке… Правда, Миша?
— Я еще не знаю, тот это Филин или не тот… — признался Миша.
— Как н-не знаешь? — остолбенели мальчики.
— Так… Мне Полевой назвал только фамилию — Филин. А тот ли это Филин? Мало ли Филиных! Я думаю, что тот самый.
— Да… — протянул Слава, — получается уравнение с двумя неизвестными.
— Тот Филин, определенно, — сказал Генка, — по роже видно — бандит.
— Рожа не доказательство, — возразил Слава.
— Будем рассуждать по порядку, — сказал Миша. — Во-первых, Филин. Фамилия уже сходится. Подозрительный он человек или нет? Подозрительный, спекулянт и вообще… Во-вторых, темными делами они занимаются? Занимаются. Склад в подвале, ящики, дверь заколотили, завалили проход… В-третьих, тот высокий — подозрительный человек или нет? Подозрительный. Видали, как он осматривал улицу, закрывал лицо? И голос мне его знаком. Допустим даже, что это не Никитский. Но ведь факт, что шайка. Может быть, белогвардейцы. Разве мы имеем право сидеть сложа руки? Нет! Наша обязанность раскрыть эту шайку…
— Точно, — подтвердил Генка, — шайку накрыть, ножны отобрать, клад разделить на троих поровну.
— Погоди ты со своим кладом, — рассердился Миша, — не перебивай! Теперь так. Мы, конечно, можем заявить в милицию, но… вдруг там ничего нет? Что тогда? Нас засмеют. Надо сначала все выяснить: тот это Филин или не тот, что они прячут в подвале, главное, выследить того, высокого, в белой рубахе, и узнать, кто он такой.
— Тяжелое дело, — проговорил Слава и, заметив насмешливый Генкин взгляд, торопливо добавил: — Банду мы должны, конечно, раскрыть, но надо хорошенько обдумать.
— Конечно, надо обдумать, — согласился Миша. — Будем следить по очереди, чтобы не вызвать подозрения у Филина и у Борьки.
— Вот это здорово! — сказал Генка. — Шайку раскроем!
— Так шайки и раскрываются, — сказал Миша. — Это, знаете, не за кулисами орать.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА»
29. Эллен Буш
Через несколько дней Миша и Шурка-большой отправились на Смоленский рынок покупать краски для грима. Возле склада Филина прохаживался Генка.
— Ты что здесь торчишь? — спросил Шура. — Пойдем с нами реквизит покупать.
— Некогда. — Генка обменялся с Мишей многозначительным взглядом.
Миша и Шура пришли на рынок. Вдоль рядов двигалась густая толпа. Шныряли беспризорники, хрипели граммофоны, скандалили покупатели часов. Унылые старухи в старомодных шляпках продавали сломанные замки и медные подсвечники.
Вспотевший деревенский парень, видимо, с утра торговал гармошку. Окруженный любителями музыки, он растягивал на ней все одно и то же «Страдание».
Попугай вытаскивал конвертики с предсказанием будущего и описанием прошедшего. Шатались цыганки в развевающихся юбках и ярких платках. Барахолка казалась нескончаемой. Она уходила далеко — на усеянные подсолнечной шелухой дорожки Новинского бульвара, где рабочие городского хозяйства устанавливали первые урны для мусора и огораживали чахлую травку блестящей проволокой.
Мальчики стояли возле старика, торговавшего «всем для театра», как вдруг кто-то тронул Мишу за плечо.
Он обернулся и увидел девочку-акробатку. Она была в обыкновенном платье и вовсе не походила на артистку. Девочка протянула Мише руку:
— Здравствуй!
Мише не понравился ее покровительственный тон, и он холодно ответил:
— Здравствуйте.
— Что ты такой сердитый?
— Обыкновенный.
— Как тебя зовут?
— Миша.
— А меня Эллен.
Миша поднял брови:
— Что за имя Эллен?
— Мой псевдоним Эллен Буш. Все артисты имеют псевдонимы. А настоящее мое имя Елена Фролова.
— А мальчик, что выступал с тобой?
— Мой брат, Игорь.
— А бритый?
— Какой бритый?
— Ваш этот, старший. Хозяин, что ли?
Лена рассмеялась.
— Хозяин? Это мой папа.
— Почему же ты его Бушем называешь?
— Я ведь тебе объяснила: это наш псевдоним.
— Вы все по дворам ходите?
— Нет. Как начнется сезон, будем выступать в цирке. Ты бывал в цирке?
— Конечно, бывал. Но у нас в доме теперь есть свой драмкружок. Вот наш режиссер. — Миша представил Шуру.
Шура важно наклонил голову.
— В воскресенье наш первый спектакль, — продолжал Миша. — Пьеса замечательная! Приходи с братом. После спектакля выступите.
— Хорошо, — сказала Лена, — я передам Бушу. — И, подумав, спросила: — А сколько за выход?
— Что? — не понял Миша.
— Сколько вы нам заплатите за выступление?
— Ты что, с ума сошла? Это спектакль в пользу голодающих Поволжья. Все наши артисты выступают бесплатно.
— Н-не знаю, — Лена с сомнением покатала головой. — Буш, наверное, не согласится.
— Без вас обойдемся! Другие жертвуют, чтобы помочь голодающим, а вы хотите от них себе урвать.
— Не сердись, не сердись! — Лена засмеялась. — Какой ты сердитый? Мы сделаем так: отпросимся с Игорем погулять и придем к вам. Ладно?
— Ладно.
— Только ты, пожалуйста, не сердись.
— Я и не сержусь, — ответил Миша.
Когда Лена ушла, он сказал Шуре:
— Канитель с девчонками!
30. Покупка реквизита
Они начали выбирать краски.
— Вот самые подходящие. — Шура вертел в руках коробку с карандашами. — Этот цвет называется «бордо». Бери, Мишка.
Миша опустил руку в карман и в ту же секунду с ужасом почувствовал, что кошелька в кармане нет. Все закружилось перед ним. В толпе мелькнула фигура беспризорника. Миша взвизгнул и бросился вдогонку.
Беспризорник выскочил из рядов, свернул в переулок и бежал, путаясь в длинном рваном пальто. Он юркнул в проходной двор, но Миша не отставал от него и наконец догнал на каком-то пустыре. Он схватил его за пальто и, тяжело дыша, сказал:
— Отдай!
— Не тронь меня, я психический! — дико закричал беспризорник и выкатил белки глаз, страшные на его черном, измазанном сажей лице.
Они сцепились. Беспризорник визжал и кусался. Миша свалил его и, прижимая к земле, шарил по грязным лохмотьям, отыскивая кошелек. Беспризорник отчаянно отбивался. Миша рванул его за рукав. Рукав оторвался, кошелек упал на землю… Страшная злоба овладела Мишей. Сколько он трудился над созданием драмкружка, ходил, клянчил, уговаривал, отдал своего Гоголя! И этот воришка чуть не разрушил все! Ребята могли подумать, что он присвоил деньги. Нет! Надо ему еще наподдать!
Беспризорник лежал на земле ничком. Его грязная худая шея казалась совсем тонкой в широком воротнике мужского пальто. Из оторванного рукава неестественно торчала голая рука, грязная, исцарапанная.
Ладно. Лежачего не бьют… Миша слегка, для порядка, ткнул беспризорника ногой:
— Будешь знать, как воровать.
Беспризорник лежал на земле.
Миша отошел, потом вернулся и мрачно произнес:
— Вставай, довольно притворяться!
Беспризорник сел.
Всхлипывая и вытирая кулаками лицо, пробормотал.
— Справился?.. Да?
— А зачем кошелек взял? Я ведь тебя не трогал.
— Иди к черту!
— Поругайся, поругайся, — сказал Миша, — вот я тебе еще добавлю!
Но злоба прошла, и он знал, что не добавит.
Продолжая всхлипывать, беспризорник поднял оторванный рукав. Пальто его распахнулось, обнажив худенькое, с выступающими ребрами тело. На беспризорнике не было даже рубашки.
— Как же ты его пришьешь? — Миша присел на корточки.
Беспризорник вертел рукав и угрюмо молчал.
— Знаешь что? — сказал Миша. — Пойдем к нам, моя мать зашьет.
Беспризорник недоверчиво посмотрел на него:
— Застукать, хочешь…
— Вот честное слово! Тебя как зовут?
— Михайлой.
— Здорово! — Миша рассмеялся. — Меня тоже Михаилом зовут. Пойдем к нам в клуб.
— Не видал я вашего клуба!
— Пойдем! Тебе девочки в момент рукав пришьют.
— Не видал я ваших девчонок!
— Не хочешь в клуб — пойдем ко мне домой. Пообедаешь у нас.
— Не видал я вашего обеда!
— Пойдем, тебе говорят! — Миша потянул беспризорника за целый рукав. — Вставай!
— Пусти! — закричал беспризорник, но было уже поздно: затрещали нитки — второй рукав очутился у Миши в руках.
— Ну вот, — пробормотал Миша, — говорил тебе: идем сразу.
— А ты собрался с силой? Да, собрался?..
Теперь на пальто у беспризорника вовсе не было рукавов, только торчали голые руки.
— Ладно. — Миша взял оба рукава. — Пошли ко мне! А не пойдешь — не отдам, ходи без рукавов.
31. Беспризорник Коровин
«Как встретит нас мама? — думал Миша. — Еще, пожалуй, прогонит. Ладно. Что сделано, то сделано».
Вот и Генка на своем посту.
Он удивленным взглядом проводил Мишу и его оборванного спутника.
Ребята во дворе тоже уставились на них. Миша пересчитал деньги и отдал Славе:
— На! Пусть Шурка сам покупает, мне некогда…
Они пришли домой. Миша втолкнул беспризорника в комнату:
— Мама, этот парнишка с нами пообедает.
Мама молчала.
— Я ему нечаянно рукава оторвал, — добавил Миша. — Его тоже Мишей зовут.
— А фамилия? — спросила мама.
Миша посмотрел на беспризорника. Тот засопел и важно произнес:
— Фамилия наша Коровин.
— Ну что же, — вздохнула мама, — идите хоть умойтесь, товарищ Коровин.
Миша отправился с ним на кухню, но большого желания мыться Коровин не проявил, да и отмыть его не было никакой возможности.
Они постояли перед краном, вернулись в комнату и сели за стол.
На скатерти, там, где Коровин держал локти, появились темные пятна.
Миша ел молча, искоса поглядывал на мать. Она повесила на стол пальто Коровина и пришивала к нему рукава. По хмурому выражению ее лица Миша понял, что после ухода Коровина предстоит неприятный разговор.
После супа мама подала сковородку с жареной картошкой. Миша отодвинул свою тарелку.
— Спасибо, мама, я уже сыт.
— Ешь, — сказала мама, — всем хватит.
Она уже приладила к пальто рукава и теперь пришивала разорванную подкладку.
Коровин кончил есть и положил ложку на стол.
— Ну вот, — сказала мама, расправляя на руках пальто, — шуба готова. — Она протянула ее Коровину: — Не жарко тебе в ней?
Коровин натянул на себя пальто, пробормотал:
— Мы привычные…
— Родные-то у тебя есть?
Коровин молчал.
— Мать, отец, есть кто-нибудь?
Коровин стоял уже у самой двери. Он засопел, но опять ничего не ответил.
«Куда же он пойдет?» — думал Миша.
Не глядя на мать, он спросил:
— Куда же ты теперь пойдешь?
Беспризорник запахнулся в пальто и вышел из комнаты.
Миша пошел проводить его.
— Погоди, здесь темно. — Он открыл входную дверь и пропустил Коровина. — Так заходи, — сказал он на прощание. — Я всегда дома или во дворе.
Беспризорник ничего не ответил и пошел вниз по лестнице.
32. Разговор с мамой
Миша читал. В комнате было тихо. Только жужжала с перерывами швейная машина. Отблески солнца играли на ее металлических частях, на стальном колесе и золотых фирменных эмблемах. Предстоящий разговор, конечно, неприятен, но мама все равно заговорит, и лучше уж поскорей.
— Где ты с ним познакомился? — не оборачиваясь, спросила она наконец.
— На рынке. Деньги у меня украл.
Мама остановила машину и обернулась к Мише:
— Какие деньги?
— Лотерейные. Я тебе рассказывал. Мы с Шурой краски покупали.
— И вернул он тебе деньги?
Миша усмехнулся:
— Еще бы! Я его догнал.
— Так и познакомились?
— Так и познакомились.
Она покачала головой:
— Красивая картина: на улице дерешься с беспризорниками.
— Я его так, прижал немного.
— А зачем ты его сюда привел? Чтобы он и здесь что-нибудь украл?
— Он не украдет.
— Почему ты так думаешь?
— Так думаю.
Снова молчание, равномерный стук машины, потом вопрос:
— Что все-таки побудило тебя привести его сюда?
Миша пожал плечами:
— Я ему оторвал рукава, надо их пришить.
— Да, конечно… — Она снова завертела машину. Белое полотнище ползло на пол и волнами ложилось возле стула.
— Ты недовольна?
— Малоприятное знакомство. И ты чуть было не предложил ему остаться у нас.
— Жалко его.
— Конечно, жалко… — согласилась мама. — Теперь многие берут на воспитание этих ребят, но ты сам понимаешь, я не имею такой возможности.
— Вот увидишь, скоро беспризорность ликвидируют! — сказал Миша. — Знаешь, сколько детдомов организовали!
— Я знаю, но перевоспитать этих детей очень трудно. Они испорчены улицей.
— В Москве есть такой отряд, — сказал Миша, — называется «Отряд юных пионеров». Там ребята все равно как комсомольцы, зажимаются, с беспризорными и вообще, — он сделал не определенный жест, — проводят всякую работу. Мы с Генкой и Славкой решили туда поступить. Это на Пантелеевке. В воскресенье мы туда пойдем.
— На Пантелеевке? — переспросила мама. — Но ведь это очень далеко.
— Что такого! Теперь ведь лето, времени много. А когда нам исполнится четырнадцать лет, мы в комсомол поступим.
Мама обернулась и посмотрела на Мишу:
— Ты уже в комсомол собираешься?
— Не сейчас, конечно, сейчас не примут, а потом…
— Ну вот, — вздохнула мама, — вступишь в комсомол, появится у тебя куча дел, и меня, наверное, совсем забросишь.
— Что ты, мама! Разве я тебя заброшу?
Миша смотрел на мать.
Она склонилась над машиной. Туго закрученный узел ее каштановых волос касался зеленой блестящей кофточки с гладким воротником.
Миша встал, подошел к матери, обнял, прижался щекой к ее волосам.
— Ну что? — Мама опустила руки с шитьем на колени.
— Знаешь, мама, что мне кажется? Только ты честно ответишь: да или нет?
— Хорошо, отвечу.
— Мне кажется, что ты на меня не сердишься…
Мама тихонько засмеялась, разжала его руки и поправила прическу.
— Не сержусь. Но все же не води сюда слишком много беспризорных.
33. Черный веер
— Миша-а!
Миша выглянул в окно. Генка» стоял внизу, задрав кверху голову.
— Чего?
— Иди скорей, дело есть! — Генка скосил глаза в сторону филинского склада.
— Чего еще? — нетерпеливо крикнул Миша.
— Иди скорей!.. Понимаешь?
Всякими знаками он показывал, что дело не терпит никакого отлагательства.
Миша спустился во двор. Генка тут же подступил к нему:
— Знаешь, где тот, высокий?
— Где?
— В закусочной.
Ребята выскочили на улицу и подошли к закусочной.
Через широкое мутное стекло виднелись сидящие вокруг мраморных столиков люди. Лепные фигуры на потолке плавали в голубых волнах табачного дыма. В проходах балансировал с подносом в руках маленький официант. Белая пена падала из кружек на его халат. За крайним столиком сидел Филин.
— Где же высокий? — спросил Миша.
— Только что здесь был, — недоумевал Генка, — сидел с Филиным… Куда он делся?..
— Хорошо, — быстро проговорил Миша, — далеко он не ушел. Ты иди налево, к Смоленской, а я направо, к Арбатской.
Миша быстро пошел к Арбатской площади, внимательно всматриваясь в пешеходов. В конце Никольского переулка мелькнула фигура человека в белой рубахе, свернувшего за угол церкви Успения на Могильцах. Миша добежал до церкви, остановился, огляделся по сторонам.
Высокий шел по Мертвому переулку. Миша последовал за ним. Высокий пересек Пречистенку и пошел по Всеволожскому переулку. Миша нагнал его у самой Остоженки, проходивший трамвай отделил его от Миши. Когда трамвай прошел, высокого на улице уже не было.
Куда он скрылся? Миша растерянно оглядывал улицу. На противоположной стороне филателистический магазин. Он иногда покупает там марки для своей коллекции. И сюда, по словам Генки, зачем-то ходит Борька Филин. Миша перебежал улицу и вошел в магазин. Над дверью коротко звякнул звонок.
В магазине, никого не было. На прилавке под стеклом лежали марки, на полке стояли коробки и альбомы.
На звонок из внутреннего помещения вышел хозяин — лысый красноносый старик. Он плотно прикрыл дверь и спросил у Миши, что ему надо.
— Можно марки посмотреть? — спросил Миша.
Старик бросил на прилавок несколько конвертов с марками, а сам ушел, оставив дверь приоткрытой.
Вертя в руках марку Боснии и Герцеговины, Миша искоса поглядывал в помещение, куда удалился старик. Там было совсем темно, только стол тускло освещен электрической лампой. Кто-то вполголоса переговаривался со стариком. Прилавок мешал Мише заглянуть туда, но он был уверен, что там находится именно этот высокий человек в белой рубахе. О чем они говорили, он тоже разобрать не мог. Раздался звук отодвигаемого стула. Сейчас они выйдут! Миша наклонил голову к маркам и напрягся в ожидании. Сейчас он увидит этого человека. В глубине скрипнула дверь, и вскоре появился старик. Вот так штука! Тот, высокий, ушел через черный ход…
— Выбрал? — хмуро спросил старик.
— Сейчас, — ответил Миша, делая вид, что внимательно рассматривает марки.
— Скорее, — сказал старик, — магазин закрывается.
Он опять вышел, но дверь на этот раз не закрыл.
Лампа освещала край стола. В ее свете Миша видел костлявые руки старика. Они собирали бумаги со стола и складывали их в выдвинутый ящик. Потом в руках появился черный веер. Руки подержали его некоторое время открытым, затем медленно свернули. Веер превратился в продолговатый предмет…
Затем в руках старика что-то блеснуло. Как будто кольцо и шарик. Вместе со свернутым веером старик положил их в ящик стола.
34. Агриппина Тихоновна
Медленно возвращался Миша домой. Итак, он не увидел таинственного незнакомца. Этот человек ушел через черный ход. И старик вел себя настороженно. И Борька-жила сюда ходит…
Уже подойдя к своему дому, Миша подумал о веере. И неожиданная мысль пришла ему в голову. Когда старик свернул веер, он стал подобен ножнам. И кольцо как ободок.
Неужели ножны?
Взволнованный этой догадкой, Миша побежал разыскивать Генку и Славу. Он нашел их на квартире у Генки.
Слава линовал бумагу, а Генка что-то писал под диктовку Агриппины Тихоновны. Она диктовала ему с листка, который держала высоко над столом, на уровне глаз. На кончик ее носа были водружены очки в железной оправе.
— «…Рубцова Анна Григорьевна», — читала Агриппина Тихоновна. — Написал? Аккуратней, аккуратней пиши, не торопись. Так… «Семенова Евдокия Гавриловна».
— Гляди, Миша, — крикнул Генка, — у меня новая должность — секретарь женотдела!
Миша заглянул через плечо Генки: «Список работниц сновального цеха, окончивших школу ликвидации неграмотности». Против каждой фамилии стоял возраст. Моложе сорока лет не было никого.
— Не вертись, — прикрикнула Агриппина Тихоновна, — весь лист измараешь! Написал?
— Написал, написал… Давайте дальше. И чего вы вздумали старушек учить?
Агриппина Тихоновна укоризненно посмотрела на Генку:
— Ты это всерьез?
— Конечно, всерьез. Вот, — он ткнул пером в список, — пятьдесят четыре года. Для чего ей грамота?
— Вот ты какой, оказывается! — медленно проговорила Агриппина Тихоновна и сняла очки.
— Чего, чего вы? — смутился Генка.
— Вот оно что… Тебе, значит, одному грамота?
— Я не…
— Не перебивай! Значит, тебе одному грамота? А Семеновой так темной бабой и помирать? И я, выходит, зря училась? Двух сыновей в гражданскую схоронила, чтобы, значит, Генка учился, а я как была, так и осталась? Асафьеву из подвала в квартиру переселили тоже зря. Могла бы и в подвале помереть — шестьдесят годов в нем прожила… Так, значит, по-твоему? А? Скажи.
— Тетя, — плачущим голосом закричал Генка, — вы меня не поняли! Я в шутку.
— Отлично поняла, — отрезала Агриппина Тихоновна. — И не думала и не гадала, Геннадий, что ты такое представление имеешь о рабочем человеке.
— Тетя, — упавшим голосом прошептал Генка, не поднимая глаз от стола, — тетя! Я не подумавши сказал… Не подумал и сказал глупость…
— То-то, — наставительно проговорила Агриппина Тихоновна. — В другой раз думай.
35. Филин
Агриппина Тихоновна вышла на кухню. Генка сидел понурив голову.
— Попало? — сказал Миша. — Мало она тебе всыпала. За твой язык еще не так надо.
— Ведь он признался, что был неправ, — примирительно заметил Слава.
— Ладно, — сказал Миша. — Ну что, Генка, догнал ты того, высокого?
— Никого я не догнал, — мрачно ответил Генка.
— Так вот, — безразличным голосом произнес Миша. — Я видел ножны.
— Какие ножны? — не понял Слава.
— Обыкновенные, от кортика.
Генка поднял голову и недоверчиво посмотрел на Мишу.
— У старика филателиста, на Остоженке.
— Врешь?
— Не вру.
Миша торопливо, пока не вошла Агриппина Тихоновна, рассказал о филателисте, высоком незнакомце и черном веере…
— Я думал, ножны, а то веер какой-то, — разочарованно протянул Генка.
— В общем, — сказал Слава, — было уравнение с двумя неизвестными, а теперь с тремя: первое — Филин, второе — Никитский, третье — веер. И вообще, если это не тот Филин, то остальное тоже фантазия.
Генка поддержал Славу:
— Верно, Мишка. Может, тебе все это показалось?
Миша облокотился о край комода, покрытого белой салфеткой с кружевной оборкой. На комоде стояло квадратное зеркало с зеленым лепестком в верхнем углу. Лежал моток ниток, проткнутый длинной иглой. Стояли старинные фотографии в овальных рамках, с тиснеными золотом фамилиями фотографов. Фамилии были разные, но фон на всех фотографиях одинаковый — меж серых занавесей пруд с дальней, окутанной туманом беседкой.
— Если бы ты не ссорился с теткой, мы бы все узнали о Филине.
— Как так?
— Ведь она знает Филина. Хоть бы сказала, из Ревска он или нет.
— Почему она не скажет? Скажет.
— Она с тобой и разговаривать не захочет.
— Она не захочет? Со мной? Плохо ты ее знаешь. Она все давным-давно забыла, тем более я извинился. К ней только нужен особый подход. Сейчас увидишь…
Когда Агриппина Тихоновна вернулась в комнату и начала убирать со стола, Генка сделал вид, что продолжает прерванный рассказ:
— Я ему говорю: «Твой отец спекулянт, и весь ваш род спекулянтский. Вас, я говорю, весь Ревск знает…»
— Ты о ком? — спросила Агриппина Тихоновна.
— О Борьке Филине. — Генка поднял на Агриппину Тихоновну простодушные глаза. — Я ему говорю: «Вашу фамилию весь Ревск знает». А он мне: «Мы, говорит, в этом Ревске никогда не бывали. И знать ничего не знаем».
Мальчики вопросительно уставились на Агриппину Тихоновну. Она сердито тряхнула скатертью:
— Какие у тебя с ним дела? Сколько раз говорила: не водись с этим Борькой, не доведет он тебя до добра.
— А зачем он врет? Раз из Ревска, так и скажи: из Ревска. Зачем врать?
— Он-то, может, и не бывал в Ревске, — сказала Агриппина Тихоновна.
— Я и не говорю, что бывал, но ведь папаша-то его из Ревска. Зачем же врать?
— А он, может, и не знает про отца-то.
— Да ведь сам Филин тут же сидел. Смеется и говорит: «Мы, говорит, коренные москвичи, пролетарии…»
— Это они-то пролетарии? — не выдержала Агриппина Тихоновна. — Да его-то, филина, отец жандармом в Ревске служил.
Агриппина Тихоновна вернула скатерть и вышла из комнаты.
— Видали? — Генка подмигнул ей вслед. — Все сказала! Я свою тетку знаю. Теперь все ясно. Филин тот самый. Значит, и Никитский здесь и ножны. Чувствую, чувствую, клад близко!
— Не совсем ясно, — возразил Слава. — Ведь ты сам говорил, что в Ревске полно Филиных. Может быть, это другой Филин.
— Ладно, — весело сказал Миша, — может быть, не тот, а может быть, и тот. Во всяком случае, он из Ревска. Теперь узнаем, служил ли он на линкоре «Императрица Мария».
— Как мы это узнаем? — спросил Генка.
— Проще просто. Неужели у Борьки-жилы не выведаем?
36. На Красной Пресне
В воскресенье мальчишки решили пойти на Пантелеевку, в типографию, узнать про юных пионеров. По воскресеньям трамваи не ходили — не хватало электроэнергии. Мальчики поднялись чуть свет. Был тот ранний час, когда на улице никого нет. Даже дворники еще не вышли со своими метлами. Охваченные радостной свежестью утра, мальчики весело шагали по окутанному серой дымкой Арбату. Каблуки постукивали по холодному звонкому асфальту. Шаги гулко отдавались на пустынной улице. Маленькие фигурки ребят, отражаясь, мелькали в стеклах витрин.
«Как странно видеть Арбат безлюдным!» — думал Миша. Только теперь по-настоящему видны его здания.
Вот дом, где жил Александр Сергеевич Пушкин. Обыкновенный двухэтажный дом, ничем не примечательный. Даже странно, что в нем жил Пушкин… И Пушкин ходил по Арбату, как все люди, никто этому не удивлялся. А появись теперь Пушкин на Арбате — вот бы суматоха поднялась! Вся бы Москва сбежалась!
— Посмотрим, что за пионеры такие, — болтал Генка. — Может, в них ничего особенного и нет: сидят себе и цветочки вышивают, как девочки в детдоме.
— Ну да! — ответил Миша. — Это ведь коммунистическая организация, понял? Значит, они занимаются чем-нибудь серьезным.
— Как-то неудобно идти туда, — заметил Слава.
— Почему?
Слава пожал плечами:
— Спросят, кто такие, зачем пришли.
— Очень удобно! — решительно ответил Миша. — Может быть, мы тоже хотим стать пионерами. Разве мы не имеем права?
Мальчики замолчали. Невидимое, поднималось за домами великолепное утреннее солнце, заливая Арбат ярким, ослепительным и радостным светом.
Улица оживилась.
Из почтового отделения выходили почтальоны с толстыми кожаными сумками, туго набитыми газетами.
Гремя пустыми бидонами, прошли молочницы.
Проехал обоз ломовых лошадей.
Ребята свернули на Поварскую.
Вот и Кудринская площадь.
— Смотри, Генка? — Миша показал на угловой дом, изрешеченный пулями и осколками снарядов. — Здесь в Октябрьскую революцию были самые бои. Наши по кадетам из пушек лупили. Мы со Славкой видели. Помнишь, Славка?
— Я здесь тогда не был, — признался Слава, — и, по-моему, ты тоже.
— Я? Сколько раз! Мы сюда с Шуркой бегали. Один раз полную шапку гильз набрали. Правда, очень давно — мне тогда было восемь лет. А ты, конечно, не видал. Ты дома сидел. Тебя мама не пускала.
Мальчики пришли на Пантелеевку.
Через широкие окна типографии виднелись большие залы, уставленные машинами. В цехах было пусто. Над воротами висела вывеска: «Типография Мосполиграфтреста». Мальчики вошли в проходную.
В тесном дощатом помещении за низким барьером сидел сторож и хлебал из большой миски суп.
Тут же вертелась девочка лет десяти с маленькими косичками, завязанными красной ленточкой.
Сторож поднял голову, тыльной стороной ладони вытер усы, вопросительно посмотрел на ребят.
— Скажите, пожалуйста, — обратился к нему Миша, — где здесь отряд юных пионеров?
— Пионеров? — Сторож опять взялся за ложку. — А вы откудова — из райкома или как?
— Да… мы… тут… — замялся Миша, — мы по делу.
Девочка с любопытством смотрела на мальчиков. Сторож доел суп, отодвинул миску:
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
/ Полные произведения / Рыбаков А.Н. / Кортик
|
Смотрите также по
произведению "Кортик":
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
