• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Блок А.А. / Стихотворения

Стихотворения [6/23]

Скачать полное произведение

    Чтоб идти ей тропинками злачными,
    На зеленую травку присесть...
    Чтоб высо'ко над елями мрачными
    Пронеслась золотистая весть..."
    И мохнатые, малые каются,
    Умиленно глядят на костыль,
    Униженно в траве кувыркаются,
    Поднимают копытцами пыль:
    "Ты прости нас, старушка ты божия,
    Не бери нас в Святые Места!
    Мы и здесь лобызаем подножия
    Своего, полевого Христа.
    Занимаются села пожарами,
    Грозовая над нами весна,
    Но за майскими тонкими чарами
    Затлевает и нам Купина..."
    
     Июль 1905
     * * *
    Осень поздняя. Небо открытое,
    И леса сквозят тишиной.
    Прилегла на берег размытый
    Голова русалки больной.
    Низко ходят туманные полосы,
    Пронизали тень камыша.
    На зеленые длинные волосы
    Упадают листы, шурша.
    И опушками отдаленными
    Месяц ходит с легким хрустом и глядит,
    Но, запутана узлами зелеными,
    Не дышит она и не спит.
    Бездыханный покой очарован.
    Несказа'нная боль улеглась.
    И над миром, холодом скован,
    Пролился звонко-синий час.
    
     Август 1905
     ЭХО
    К зеленому лугу, взывая, внимая,
     Иду по шуршащей листве.
    И месяц холодный стоит, не сгорая,
     Зеленым серпом в синеве.
     Листва кружевная!
     Осеннее злато!
     Зову - и трикраты
     Мне издали звонко
     Ответствует нимфа, ответствует Эхо,
    Как будто в поля золотого заката
     Гонимая богом-ребенком
     И полная смеха...
    Вот, богом настигнута, падает Эхо,
    И страстно круженье, и сладко паденье,
     И смех ее в длинном
     Звучит повтореньи
     Под небом невинным...
     И страсти и смерти,
     И смерти и страсти -
     Венчальные ветви
     Осенних убранств и запястий...
    Там - в синем раздольи - мой голос пророчит
    Возвратить, опрокинуть весь мир на меня!
    Но, сверкнув на крыле пролетающей ночи,
     Томной свирелью вечернего дня
     Ускользнувшая нимфа хохочет.
    
     4 октября 1905
     ПЛЯСКИ ОСЕННИЕ
    Волновать меня снова и снова -
    В этом тайная воля твоя,
    Радость ждет сокровенного слова,
    И уж ткань золотая готова,
    Чтоб душа засмеялась моя.
    Улыбается осень сквозь слезы,
    В небеса улетает мольба,
    И за кружевом тонкой березы
    Золотая запела труба.
    Так волнуют прозрачные звуки,
    Будто милый твой голос звенит,
    Но молчишь ты, поднявшая руки,
    Устремившая руки в зенит.
    И округлые руки трепещут,
    С белых плеч ниспадают струи,
    За тобой в хороводах расплещут
    Осенницы одежды свои.
    Осененная реющей влагой,
    Распустила ты пряди волос.
    Хороводов твоих по оврагу
    Золотое кольцо развилось.
    Очарованный музыкой влаги,
    Не могу я не петь, не плясать,
    И не могут луга и овраги
    Под стопою твоей не сгорать.
    С нами, к нам - легкокрылая младость,
    Нам воздушная участь дана...
    И откуда приходит к нам Радость,
    И откуда плывет Тишина?
    Тишина умирающих злаков -
    Это светлая в мире пора:
    Сон, заветных исполненный знаков,
    Что сегодня пройдет, как вчера,
    Что полеты времен и желаний -
    Только всплески девических рук -
    На земле, на зеленой поляне,
    Неразлучный и радостный круг.
    И безбурное солнце не будет
    Нарушать и гневить Тишину,
    И лесная трава не забудет,
    Никогда не забудет весну.
    И снежинки по склонам оврага
    Заметут, заровняют края,
    Там, где им заповедала влага,
    Там, где пляска, где воля твоя.
    
     1 октября 1905
    Kindish - детское (нем.).
    НОЧНАЯ ФИАЛКА. Сон
    (1906)
    Миновали случайные дни
    И равнодушные ночи,
    И, однако, памятно мне
    То, что хочу рассказать вам,
    То, что случилось во сне.
    Город вечерний остался за мною.
    Дождь начинал моросить.
    Далеко, у самого края,
    Там, где небо, устав прикрывать
    Поступки и мысли сограждан моих,
    Упало в болото, -
    Там краснела полоска зари.
    Город покинув,
    Я медленно шел по уклону
    Малозастроенной улицы,
    И, кажется, друг мой со мной.
    Но если и шел он,
    То молчал всю дорогу.
    Я ли просил помолчать,
    Или сам он был грустно настроен,
    Только, друг другу чужие,
    Разное видели мы:
    Он видел извощичьи дрожки,
    Где молодые и лысые франты
    Обнимали раскрашенных женщин.
    Также не были чужды ему
    Девицы, смотревшие в окна
    Сквозь желтые бархатцы...
    Но всё посерело, померкло,
    И зренье у спутника - также,
    И, верно, другие желанья
    Его одолели,
    Когда он исчез за углом,
    Нахлобучив картуз,
    И оставил меня одного
    (Чем я был несказа'нно доволен,
    Ибо что же приятней на свете,
    Чем утрата лучших друзей?)
    Прохожих стало всё меньше.
    Только тощие псы попадались навстречу,
    Только пьяные бабы ругались вдали.
    Над равниною мокрой торчали
    Кочерыжки капусты, березки и вербы,
    И пахло болотом.
    И пока прояснялось сознанье,
    Умолкали шаги, голоса,
    Разговоры о тайнах различных религий,
    И заботы о плате за строчку, -
    Становилось ясней и ясней,
    Что когда-то я был здесь и видел
    Всё, что вижу во сне, - наяву.
    Опустилась дорога,
    И не стало видно строений.
    На болоте, от кочки до кочки,
    Над стоячей и ржавой водой
    Перекинуты мостики были,
    И тропинка вилась
    Сквозь лилово-зеленые сумерки
    В сон, и в дрёму, и в лень,
    Где внизу и вверху,
    И над кочкою чахлой,
    И под красной полоской зари, -
    Затаил ожидание воздух
    И как будто на страже стоял,
    Ожидая расцвета
    Нежной дочери струй
    Водяных и воздушных.
    И недаром всё было спокойно
    И торжественной встречей полно':
    Ведь никто не слыхал никогда
    От родителей смертных,
    От наставников школьных,
    Да и в книгах никто не читал,
    Что вблизи от столицы,
    На болоте глухом и пустом,
    В час фабричных гудков и журфиксов,
    В час забвенья о зле и добре,
    В час разгула родственных чувств
    И развратно длинных бесед
    О дурном состояньи желудка
    И о новом совете министров,
    В час презренья к лучшим из нас,
    Кто, падений своих не скрывая,
    Без стыда продает свое тело
    И на пыльно-трескучих троттуарах
    С наглой скромностью смотрит в глаза, -
    Что в такой оскорбительный час
    Всем доступны виденья.
    Что такой же бродяга, как я,
    Или, может быть, ты, кто читаешь
    Эти строки, с любовью иль злобой, -
    Может видеть лилово-зеленый
    Безмятежный и чистый цветок,
    Что зовется Ночною Фиалкой.
    Так я знал про себя,
    Проходя по болоту,
    И увидел сквозь сетку дождя
    Небольшую избушку.
    Сам не зная, куда я забрел,
    Приоткрыл я тяжелую дверь
    И смущенно встал на пороге.
    В длинной, низкой избе по стенам
    Неуклюжие лавки стояли.
    На одной - перед длинным столом -
    Молчаливо сидела за пряжей,
    Опустив над работой пробор,
    Некрасивая девушка
    С неприметным лицом.
    Я не знаю, была ли она
    Молода иль стара,
    И какого цвета волосы были,
    И какие черты и глаза.
    Знаю только, что тихую пряжу пряла,
    И потом, отрываясь от пряжи,
    Долго, долго сидела, не глядя,
    Без забот и без дум.
    И еще я, наверное, знаю,
    Что когда-то уж видел ее,
    И была она, может быть, краше
    И, пожалуй, стройней и моложе,
    И, быть может, грустили когда-то,
    Припадая к подножьям ее,
    Короли в седина'х голубых.
    И запомнилось мне,
    Что в избе этой низкой
    Веял сладкий дурман,
    Оттого, что болотная дрёма
    За плечами моими текла,
    Оттого, что пронизан был воздух
    Зацветаньем Фиалки Ночной,
    Оттого, что на праздник вечерний
    Я не в брачной одежде пришел.
    Был я нищий бродяга,
    Посетитель ночных ресторанов,
    А в избе собрались короли;
    Но запомнилось ясно,
    Что когда-то я был в их кругу
    И устами касался их чаши
    Где-то в скалах, на фьордах,
    Где уж нет ни морей, ни земли,
    Только в сумерках снежных
    Чуть блестят золотые венцы
    Скандинавских владык.
    Было тяжко опять приступить
    К исполненью сурового долга,
    К поклоненью забытым венцам,
    Но они дожидались,
    И, грустя, засмеялась душа
    Запоздалому их ожиданью.
    Обходил я избу,
    Руки жал я товарищам прежним,
    Но они не узнали меня.
    Наконец, за огромною бочкой
    (Верно, с пивом), на узкой скамье
    Я заметил сидящих
    Старика и старуху.
    И глаза различили венцы,
    Потускневшие в воздухе ржавом,
    На зеленых и древних кудрях.
    Здесь сидели веками они,
    Дожидаясь привычных поклонов,
    Чуть кивая пришельцам в ответ.
    Обойдя всех сидевших на лавках,
    Я отвесил поклон королям;
    И по старым, глубоким морщинам
    Пробежала усталая тень;
    И привычно торжественным жестом
    Короли мне велели остаться.
    И тогда, обернувшись,
    Я увидел последнюю лавку
    В самом темном углу.
    Там, на лавке неровной и шаткой,
    Неподвижно сидел человек,
    Опершись на колени локтями,
    Подпирая руками лицо.
    Было видно, что он, не старея,
    Не меняясь, и думая думу одну,
    Прогрустил здесь века,
    Так что члены одеревенели,
    И теперь, обреченный, сидит
    За одною и тою же думой
    И за тою же кружкой пивной,
    Что стоит рядом с ним на скамейке.
    И когда я к нему подошел,
    Он не поднял лица, не ответил
    На поклон, и не двинул рукой.
    Только понял я, тихо вглядевшись
    В глубину его тусклых очей,
    Что и мне, как ему, суждено
    Здесь сидеть - у недо'питой кружки,
    В самом темном углу.
    Суждена мне такая же дума,
    Так же руки мне надо сложить,
    Так же тусклые очи направить
    В дальний угол избы,
    Где сидит под мерцающим светом,
    За дремотой четы королевской,
    За уснувшей дружиной,
    За бесцельною пряжей -
    Королевна забытой страны,
    Что зовется Ночною Фиалкой.
    Так сижу я в избе.
    Рядом - кружка пивная
    И печальный владелец ее.
    Понемногу лицо его никнет,
    Скоро тихо коснется колен,
    Да и руки, не в силах согнуться,
    Только брякнут костями,
    Упадут и повиснут.
    Этот нищий, как я, - в старину
    Был, как я, благородного рода,
    Стройным юношей, храбрым героем,
    Обольстителем северных дев
    И певцом скандинавских сказаний.
    Вот обрывки одежды его:
    Разноцветные полосы тканей,
    Шитых золотом красным
    И поблекших.
    Дальше вижу дружину
    На огромных скамьях:
    Кто владеет в забвеньи
    Рукоятью меча;
    Кто, к щиту прислонясь,
    Увязил долговязую шпору
    Под скамьей;
    Кто свой шлем уронил, - и у шлема,
    На истлевшем полу,
    Пробивается бледная травка,
    Обреченная жить без весны
    И дышать стариной бездыханной.
    Дальше - чинно, у бочки пивной,
    Восседают старик и старуха,
    И на них догорают венцы,
    Озаренные узкой полоской
    Отдаленной зари.
    И струятся зеленые кудри,
    Обрамляя морщин глубину,
    И глаза под навесом бровей
    Огоньками болотными дремлют.
    Дальше, дальше - беззвучно прядет,
    И прядет, и прядет королевна,
    Опустив над работой пробор.
    Сладким сном одурманила нас,
    Опоила нас зельем болотным,
    Окружила нас сказкой ночной,
    А сама всё цветет и цветет,
    И болотами дышит Фиалка,
    И беззвучная кружится прялка,
    И прядет, и прядет, и прядет.
    Цепенею, и сплю, и грущу,
    И таю мою долгую думу,
    И смотрю на полоску зари.
    И проходят, быть может, мгновенья,
    А быть может, - столетья.
    Слышу, слышу сквозь сон
    За стенами раскаты,
    Отдаленные всплески,
    Будто дальний прибой,
    Будто голос из родины новой,
    Будто чайки кричат,
    Или стонут глухие сирены,
    Или гонит играющий ветер
    Корабли из веселой страны.
    И нечаянно Радость приходит,
    И далекая пена бушует,
    Зацветают далёко огни.
    Вот сосед мой склонился на кружку,
    Тихо брякнули руки,
    И приникла к скамье голова.
    Вот рассыпался меч, дребезжа.
    Щит упал. Из-под шлема
    Побежала веселая мышка.
    А старик и старуха на лавке
    Прислонились тихонько друг к другу,
    И над старыми их головами
    Больше нет королевских венцов.
    И сижу на болоте.
    Над болотом цветет,
    Не старея, не зная измены,
    Мой лиловый цветок,
    Что зову я - Ночною Фиалкой.
    За болотом остался мой город,
    Тот же вечер и та же заря.
    И, наверное, друг мой, шатаясь,
    Не однажды домой приходил
    И ругался, меня проклиная,
    И мертвецким сном засыпал.
    Но столетья прошли,
    И продумал я думу столетий.
    Я у самого края земли,
    Одинокий и мудрый, как дети.
    Так же тих догорающий свод,
    Тот же мир меня тягостный встретил.
    Но Ночная Фиалка цветет,
    И лиловый цветок ее светел.
    И в зеленой ласкающей мгле
    Слышу волн круговое движенье,
    И больших кораблей приближенье,
    Будто вести о новой земле.
    Так заветная прялка прядет
    Сон живой и мгновенный,
    Что нечаянно Радость придет
    И пребудет она совершенной.
    И Ночная Фиалка цветет.
    
     18 ноября 1905 - 6 мая 1906
    РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
    (1904 - 1908)
    
     * * *
     Л. Семенову
    Жду я смерти близ денницы.
    Ты пришла издалека.
    Здесь исполни долг царицы
    В бледном свете ночника.
    Я готов. Мой саван плотен.
    Смертный венчик вкруг чела.
    На снегу моих полотен
    Ты лампадный свет зажгла.
    Опусти прозрачный полог
    Отходящего царя.
    На вершинах колких елок
    Занимается заря.
    Путь неровен. Ветви гибки.
    Ими путь мой устели.
    Царски-каменной улыбки
    Не нарушу на земли.
    
     Январь 1904
     * * *
    Я восходил на все вершины,
    Смотрел в иные небеса,
    Мой факел был и глаз совиный,
    И утра божия роса.
    За мной! За мной! Ты молишь взглядом,
    Ты веришь брошенным словам,
    Как будто дважды чашу с ядом
    Я поднесу к своим губам!
    О, нет! Я сжег свои приметы,
    Испепелил свои следы!
    Всё, что забыто, недопето,
    Не возвратится до Звезды -
    До Той Звезды, которой близость
    Познав, - сторицей отплачу
    За всё величие и низость,
    Которых тяжкий груз влачу!
    
     15 марта 1904
     * * *
    Ты оденешь меня в серебро,
     И когда я умру,
    Выйдет месяц - небесный Пьеро,
     Встанет красный паяц на юру.
    Мертвый месяц беспомощно нем,
     Никому ничего не открыл.
    Только спросит подругу - зачем
     Я когда-то ее полюбил?
    В этот яростный сон наяву
     Опрокинусь я мертвым лицом.
    И паяц испугает сову,
     Загремев под горой бубенцом...
    Знаю - сморщенный лик его стар
     И бесстыден в земной наготе.
    Но зловещий восходит угар -
     К небесам, к высоте, к чистоте.
    
     14 мая 1904
     * * *
    Фиолетовый запад гнетет,
    Как пожатье десницы свинцовой.
    Мы летим неизменно вперед -
    Исполнители воли суровой.
    Нас немного. Все в дымных плащах.
    Брыжжут искры и блещут кольчуги.
    Поднимаем на севере прах,
    Оставляем лазурность на юге.
    Ставим троны иным временам -
    Кто воссядет на темные троны?
    Каждый душу разбил пополам
    И поставил двойные законы.
    Никому не известен конец.
    И смятенье сменяет веселье.
    Нам открылось в гаданьи: мертвец
    Впереди рассекает ущелье.
    
     14 мая 1904
     ВЗМОРЬЕ
    Сонный вздох онемелой волны
    Дышит с моря, где серый маяк
    Указал морякам быстрины,
    Растрепал у подне'бесья флаг.
    Там зажегся последний фонарь,
    Озаряя таинственный мол.
    Там корабль возвышался, как царь,
    И вчера в океан отошел.
    Чуть серели его паруса,
    Унося торжество в океан.
    Я покорно смотрел в небеса,
    Где Она расточала туман.
    Я увидел Глядящую в твердь -
    С неземным очертанием рук.
    Издали' мне привиделась Смерть,
    Воздвигавшая тягостный звук.
    Там поют среди серых камней,
    В отголосках причудливых пен -
    Переплески далеких морей,
    Голоса корабельных сирен.
    
     26 мая 1904
     * * *
    Я живу в глубоком покое.
    Рою днем могилы корням.
    Но в туманный вечер - нас двое.
    Я вдвоем с Другим по ночам.
    Обычайный - у входа в сени
    Где мерцают мои образа.
    Лоб закрыт тенями растений.
    Чуть тускнеют в тени глаза.
    Из угла серебрятся латы,
    Испуская жалобный скрип.
    В дальних залах - говор крылатый
    Тех, с кем жил я, и с кем погиб.
    Одинок - в конце вереницы -
    Я - последний мускул земли.
    Не откроет уст Темнолицый,
    Будто ждет, чтобы все прошли.
    Раздавив похоронные звуки
    Равномерно-жутких часов,
    Он поднимет тяжкие руки,
    Что висят, как петли веков.
    Заскрипят ли тяжкие латы?
    Или гроб их, как страх мой, пуст?
    Иль Он вдунет звук хриповатый
    В этот рог из смердящих уст?
    Или я, как месяц двурогий,
    Только жалкий сон серебрю,
    Что приснился в долгой дороге
    Всем бессильным встретить зарю?
    
     15 июня 1904
     * * *
    Поет, краснея, медь. Над горном
    Стою - и карлик служит мне;
    Согбенный карлик в платье черном,
    Какой являлся мне во сне.
    Сбылось немного - слишком много,
    И в гроб переплавляю медь.
    Я сам открыл себе дорогу,
    Не в силах зной преодолеть.
    Последним шествием украшен,
    Склонюсь под красный балдахин.
    И прогремят останки башен
    С моих довременных вершин.
    И вольно - смуглая гадалка,
    Спеша с потехи площадной,
    Швырнет под сени катафалка
    Свой воскрешающий запой.
    Тогда - огромен бледным телом -
    Я красной медью зазвучу.
    И предо мною люди в белом
    Поставят бледную свечу.
    
     4 июля 1904
     * * *
    Зажигались окна узких комнат,
    Возникали скудные лучи,
    Там, где люди сиротливо берегут и помнят
    Царствия небесного ключи.
    В этот час и Ты прошла к вечерне,
    Свой задумчивый и строгий сон храня.
    На закате поднимался занавес вечерний,
    Открывалось действие огня.
    Так, как я, тонуть в небесном равнодушном взгляде
    Не умел никто, Свободная, поверь!
    Кто-то ласковый рассыпал золотые пряди,
    Луч проник в невидимую дверь.
    И, вступив на звонкий ряд ступеней,
    Я стоял преображенный на горе -
    Там, где стая тускло озаренных привидений
    Простирала руки к догорающей заре.
    
     Осень 1904
     * * *
    Всё бежит, мы пребываем,
    Вервий ночи вьем концы,
    Заплетаем, расплетаем
    Белых ландышей венцы.
    Всё кружится, круторогий
    Месяц щурится вверху.
    Мы, расчислив все дороги,
    Утром верим петуху.
    Вот - из кельи Вечной Пряхи
    Нити кажут солнцу путь.
    Утром сходятся монахи,
    Прикрывая рясой грудь.
    "Всю ли ночь молились в нишах?
    Всю ли ночь текли труды?" -
    "Нет, отец, на светлых крышах
    Ждали Утренней Звезды.
    Мы молчали, колдовали,
    Ландыш пел, Она цвела,
    Мы над прялкой тосковали
    В ночь, когда Звезда пряла".
    
     Сентябрь 1904
     * * *
     Федору Смородскому
    Нежный! У ласковой речки
    Ты - голубой пастушок.
    Белые бродят овечки,
    Круто загну'т посошок.
    Ласковы желтые мели,
    Где голубеет вода.
    Голосу тихой свирели
    Грустно покорны стада.
    Грусть несказа'нных намеков
    В долгом журчаньи волны.
    О, береги у истоков
    Эти мгновенные сны.
    Люди придут и растратят
    Золоторунную тишь.
    Тяжкие камни прикатят,
    Нежный растопчат камыш.
    Но высоко' - в изумрудах
    Облаки-овцы бредут.
    В тихих и темных запрудах
    Их отраженья плывут.
    Пусть и над городом встанет
    Стадо вечернее. Пусть
    Людям предстанет в тумане
    Золоторунная грусть.
    
     18 октября 1904
     * * *
    Гроб невесты легкой тканью
    Скрыт от глаз в соборной мгле.
    Пресвятая тонкой дланью
    Охраняет на земле.
    Кто у гроба в час закатный?
    Мать и солнечная сень.
    Третий с ними - благодатный
    Несмежающийся день.
    Над ее бессмертной дрёмой
    Нить Свершений потекла...
    Это - Третий - Незнакомый
    Кротко смотрит в купола.
    
     5 ноября 1904
     * * *
    Тяжко нам было под вьюгами
    Зиму холодную спать...
    Землю промерзлую плугами
    Не было мочи поднять!
    Ранними летними росами
    Выйдем мы в поле гулять...
    Будем звенящими косами
    Сочные травы срезать!
    Настежь ворота тяжелые!
    Ветер душистый в окно!
    Песни такие веселые
    Мы не певали давно!
    
     5 ноября 1904
     НОЧЬ
    Маг, простерт над миром брений,
    В млечной ленте - голова.
    Знаки поздних поколений -
    Счастье дольнего волхва.
    Поднялась стезею млечной,
    Осиянная - плывет.
    Красный шлем остроконечный
    Бороздит небесный свод.
    В длинном черном одеяньи,
    В сонме черных колесниц,
    В бледно-фосфорном сияньи -
    Ночь плывет путем цариц.
    Под луной мерцают пряжки
    До лица закрытых риз.
    Оперлась на циркуль тяжкий,
    Равнодушно смотрит вниз.
    Застилая всю равнину,
    Косы скрыли пол-чела.
    Тенью крылий - половину
    Всей подлунной обняла.
    Кто Ты, зельями ночными
    Опоившая меня?
    Кто Ты, Женственное Имя
    В нимбе красного огня?
    
     19 ноября 1904
     * * *
    Вот - в изнурительной работе
    Вы духу выковали меч.
    Вы - птицы. Будьте на отлете,
    Готовьте дух для новых встреч.
    Весенних талей вздохи томны,
    Звездясь, синеет тонкий лед.
    О, разгадай под маской скромной,
    Какая женщина зовет!
    Вам перепутья даль откроют,
    Призывно засинеет мгла.
    Вас девы падшие укроют
    В приюты света и тепла...
    Открытый путь за далью вольной,
    Но берегитесь, в даль стремясь,
    Чтоб голос меди колокольной
    Не опрокинулся на вас!
    
     Ноябрь 1904
     ЕЕ ПРИБЫТИЕ
     1. РАБОЧИЕ НА РЕЙДЕ
    Окаймлен летучей пеной,
    Днем и ночью дышит мол.
    Очарованный сиреной,
    Труд наш медленный тяжел.
    Океан гудит под нами,
    В порте блещут огоньки,
    Кораблей за бурунами
    Чутко ищут маяки.
    И шатают мраки в море
    Эти тонкие лучи,
    Как испуганные зори,
    Проскользнувшие в ночи.
    Широки ночей объятья,
    Тяжки вздохи темноты!
    Все мы близки, все мы братья -
    Там, на рейде, в час мечты!
    Далеко за полночь - в дали
    Неизведанной земли -
    Мы печально провожали
    Голубые корабли.
    Были странны очертанья
    Черных труб и тонких рей,
    Были темные названья
    Нам неведомых зверей.
    "Птица Пен" ходила к югу,
    Возвратясь, давала знак:
    Через бурю, через вьюгу
    Различали красный флаг...
    Что за тайну мы хранили,
    Чьи богатства стерегли?
    Золотые ль слитки плыли
    В наши темные кули?
    Не чудесная ли птица
    В клетке плечи нам свела?
    Или черная царица
    В ней пугливо замерла?..
    Но, как в сказке, люди в море:
    Тяжкой ношей каждый горд.
    И, туманным песням вторя,
    Грохотал угрюмый порт.
     2. ТАК БЫЛО
    Жизнь была стремленьем.
    Смерть была причиной
    Не свершенных в мире
    Бесконечных благ.
    Небо закрывалось
    Над морской равниной
    В час, когда являлся
    Первый светлый флаг.
    Ночи укрывали
    От очей бессонных
    Всё, что совершалось
    За чертой морей.
    Только на закате
    В зорях наклоненных
    Мчались отраженья,
    Тени кораблей.
    Но не все читали
    Заревые знаки,
    Да и зори гасли,
    И - лицом к луне -
    Бледная планета,
    Разрывая мраки,
    Знала о грядущем
    Безнадежном дне.
     3. ПЕСНЯ МАТРОСОВ
    Подарило нам море
    Обручальное кольцо!
    Целовало нас море
    В загорелое лицо!
    Приневестилась
    Морская глубина!
    Неневестная
    Морская быстрина!
    С ней жизнь вольна,
    С ней смерть не страшна,
    Она, матушка, свободна, холодна!
    С ней погуляем
    На вольном просторе!
    Синее море!
    Красные зори!
    Ветер, ты, пьяный,
    Трепли волоса!
    Ветер соленый,
    Неси голоса!
    Ветер, ты, вольный,
    Раздуй паруса!
     4. ГОЛОС В ТУЧАХ
    Нас море примчало к земле одичалой
    В убогие кровы, к недолгому сну,
    А ветер крепчал, и над морем звучало,
    И было тревожно смотреть в глубину.
    Больным и усталым - нам было завидно,
    Что где-то в морях веселилась гроза,
    А ночь, как блудница, смотрела бесстыдно
    На темные лица, в больные глаза.
    Мы с ветром боролись и, брови нахмуря,
    Во мраке с трудом различали тропу...
    И вот, как посол нарастающей бури,
    Пророческий голос ударил в толпу.
    Мгновенным зигзагом на каменной круче
    Торжественный профиль нам брызнул в глаза,
    И в ясном разрыве испуганной тучи
    Веселую песню запела гроза:
    "Печальные люди, усталые люди,
    Проснитесь, узнайте, что радость близка!
    Туда, где моря запевают о чуде,
    Туда направляется свет маяка!
    Он рыщет, он ищет веселых открытий
    И зорким лучом стережет буруны,
    И с часу на час ожидает прибытий
    Больших кораблей из далекой страны!
    Смотрите, как ширятся полосы света,
    Как радостен бег закипающих пен!
    Как море ликует! Вы слышите - где-то -
    За ночью, за бурей - взыванье сирен!"
    Казалось, вверху разметались одежды,
    Гремящую даль осенила рука...
    И мы пробуждались для новой надежды,
    Мы знали: нежданная Радость близка!..
    А там - горизонт разбудили зарницы,
    Как будто пылали вдали города,
    И к порту всю ночь, как багряные птицы,
    Летели, шипя и свистя, поезда.
    Гудел океан, и лохмотьями пены
    Швырялись моря на стволы маяков.
    Протяжной мольбой завывали сирены:
    Там буря настигла суда рыбаков.
     5. КОРАБЛИ ИДУТ
    О, светоносные стебли морей, маяки!
     Ваш прожектор - цветок!
    Ваша почва - созданье волненья,
     Песчаные косы!
    Ваши стебли, о, цвет океана, крепки,
    И силен электрический ток!
     И лучи обещают спасенье
    Там, где гибнут матросы!
    Утро скажет: взгляни: утомленный работой,
     Ты найдешь в буруна'х
     Обессиленный труп,
    Не спасенный твоею заботой,
    С остывающим смехом на синих углах
     Искривившихся губ...
    Избежавший твоих светоносных лучей,
    Преступивший последний порог...
     Невиди'м для очей,
     Через полог ночей
    На челе начертал примиряющий Рок:
     "Ничей".
    Ты нам мстишь, электрический свет!
    Ты - не свет от зари, ты - мечта от земли,
    Но в туманные дни ты пронзаешь лучом
     Безначальный обман океана...
    И надежней тебя нам товарища нет:
    Мы сквозь зимнюю вьюгу ведем корабли,
    Мы заморские тайны несем,
    Мы под игом ночного тумана...
    Трюмы полны сокровищ!
    Отягченные мчатся суда!..
    Пусть хранит от подводных чудовищ
    Электричество - наша звезда!
    Через бурю, сквозь вьюгу - вперед!
    Электрический свет не умрет!
     6. КОРАБЛИ ПРИШЛИ
    Океан дремал зеркальный,
    Злые бури отошли.
    В час закатный, в час хрустальный
    Показались корабли.
    Шли, как сказочные феи,
    Вымпелами даль пестря.
    Тяжело согнулись реи,
    Наготове якоря.
    Пели гимн багряным зорям,
    Вся горя, смеялась даль.
    С голубым прощальным морем
    Разлучаться было жаль.
    А уж там - за той косою -
    Неожиданно светла,
    С затуманенной красою
    Их красавица ждала...
    То - земля, о, дети страсти,
    Дети бурь, - она за вас! -
    Тяжело упали снасти.
    Весть ракетой понеслась.
     7. РАССВЕТ
    Тихо рассыпалась в небе ракета,
    Запад погас, и вздохнула земля.
    Стали на рейде и ждали рассвета,
    Ночь возвращенья мечте уделя.
    Сумерки близятся. В утренней дрёме
    Что-то безмерно-печальное есть.
    Там - в океане - в земном водоеме -
    Бродит и блещет пугливая весть...
    Белый, как белая птица, далёко
    Мерит и выси и глуби - и вдруг
    С первой стрелой, прилетевшей с востока,
    Сонный в морях пробуждается звук.
    Смерть или жизнь тяготеет над морем,
    Весть о победе - в полете стрелы.
    Смертные мы и о солнце не спорим,
    Знаем, что время готовить хвалы.
    Кто не проснулся при первом сияньи -
    Сумрачно помнит, что гимн отзвучал,
    Чует сквозь сон, что утратил познанье
    Ранних и светлых и мудрых начал...
    Но с кораблей, испытавших ненастье,
    Весть о рассвете достигла земли:
    Буйные толпы, в предчувствии счастья,
    Вышли на берег встречать корабли.
    Кто-то гирлянду цветочную бросил,
    Лодки помчались от пестрой земли.
    Сильные юноши сели у весел,
    Скромные девушки взяли рули.
    Плыли и пели, и море пьянело...
    . . . . . . . . . . . . . . . .
    
     16 декабря 1904
     МОЕЙ МАТЕРИ
    Помнишь думы? Они улетели.
    Отцвели завитки гиацинта.
    Мы провидели светлые цели
    В отдаленных краях лабиринта.
    Нам казалось: мы кратко блуждали.
    Нет, мы прожили долгие жизни...
    Возвратились - и нас не узнали,
    И не встретили в милой отчизне.
    И никто не спросил о Планете,
    Где мы близились к юности вечной...
    Пусть погибнут безумные дети
    За стезей ослепительно млечной!
    Но в бесцельном, быть может, круженьи -
    Были мы, как избранники, нищи.
    И теперь возвратились в сомненьи
    В дорогое, родное жилище...
    Так. Не жди изменений бесцельных,
    Не смущайся забвеньем. Не числи.
    Пусть к тебе - о краях запредельных
    Не придут и спокойные мысли.
    Но, прекрасному прошлому радо, -
    Пусть о будущем сердце не плачет.
    Тихо ведаю: будет награда:
    Ослепительный Всадник прискачет.
    
     4 декабря 1904
     * * *
    Все отошли. Шумите, сосны,
    Гуди, стальная полоса.
    Над одиноким веют вёсны
    И торжествуют небеса.
    Я не забыл на пире хме'льном
    Мою заветную свирель.
    Пошлю мечту о запредельном
    В Его Святую колыбель...
    Над ней синеет вечный полог,
    И слишком тонки кружева.
    Мечты пронзительный осколок
    Свободно примет синева.
    Не о спасеньи, не о Слове...
    И мне ли - падшему в пыли?
    Но дым всходящих славословий
    Вернется в сад моей земли.
    
     14 декабря 1904
    У полотна Финл. ж. д.
     * * *
    Шли на приступ. Прямо в грудь
    Штык наточенный направлен.
    Кто-то крикнул: "Будь прославлен!"
    Кто-то шепчет: "Не забудь!"
    Рядом пал, всплеснув руками,
    И над ним сомкнулась рать.
    Кто-то бьется под ногами,
    Кто - не время вспоминать...
    Только в памяти веселой
    Где-то вспыхнула свеча.
    И прошли, стопой тяжелой
    Тело теплое топча...
    Ведь никто не встретит старость -
    Смерть летит из уст в уста...
    Высоко пылает ярость,
    Даль кровавая пуста...
    Что же! громче будет скрежет,
    Слаще боль и ярче смерть!
    И потом - земля разнежит
    Перепуганную твердь.
    
     Январь 1905
     * * *
    Вот на тучах пожелтелых
    Отблеск матовой свечи.
    Пробежали в космах белых
    Черной ночи трубачи.
    Пронеслась, бесшумно рея,
    Птицы траурной фата.
    В глуби меркнущей аллеи
    Зароилась чернота.
    Разметались в тучах пятна,
    Заломились руки Дня.
    Бездыханный, необъятный
    Истлевает без огня.
    Кто там встанет с мертвым глазом
    И серебряным мечом?
    Невидимкам черномазым
    Кто там будет трубачом?
    
     28 мая 1905
     ВЛЮБЛЕННОСТЬ
    Королевна жила на высокой горе,
    И над башней дымились прозрачные сны облаков.
    Темный рыцарь в тяжелой кольчуге шептал о любви на заре,
    В те часы, когда Рейн выступал из своих берегов.
    Над зелеными рвами текла, розовея, весна.
    Непомерность ждала в синевах отдаленной черты.
    И влюбленность звала - не дала отойти от окна,
    Не смотреть в роковые черты, оторваться от светлой мечты.
    "Подними эту розу", - шепнула - и ветер донес
    Тишину улетающих лат, бездыханный ответ.
    "В синем утреннем небе найдешь Купину расцветающих роз", -
    Он шепнул, и сверкнул, и взлетел, и она полетела вослед.
    И за облаком плыло и пело мерцание тьмы,
    И влюбленность в погоне забыла, забыла свой щит.
    И она, окрылясь, полетела из отчей тюрьмы -
    На воздушном пути королевна полет свой стремит.
    Уж в стремнинах туман, и рога созывают стада,
    И заветная мгла протянула плащи и скрестила мечи,
    И вечернюю грусть тишиной отражает вода,
    И над лесом погасли лучи.
    Не смолкает вдали властелинов борьба,
    Распри дедов над ширью земель.
    Но различна Судьба: здесь - мечтанье раба,
    Там - воздушной Влюбленности хмель.
    И в воздушный покров улетела на зов
    Навсегда... О, Влюбленность! Ты строже Судьбы!
    Повелительней древних законов отцов!
    Слаще звука военной трубы!
    
     3 июня 1905
     * * *
    Она веселой невестой была.
    Но смерть пришла. Она умерла.
    И старая мать погребла ее тут.
    Но церковь упала в зацветший пруд.
    Над зыбью самых глубоких мест
    Плывет один неподвижный крест.
    Миновали сотни и сотни лет,
    А в старом доме юности нет.
    И в доме, уставшем юности ждать,
    Одна осталась старая мать.
    Старуха вдевает нити в иглу.
    Тени нитей дрожат на светлом полу.
    Тихо, как будет. Светло, как было.
    И счет годин старуха забыла.
    Как мир, стара, как лунь, седа.
    Никогда не умрет, никогда, никогда...
    А вдоль комодов, вдоль старых кресел
    Мушиный танец всё так же весел,
    И красные нити лежат на полу,
    И мышь щекочет обои в углу.
    В зеркальной глуби - еще покой
    С такой же старухой, как лунь, седой.
    И те же нити, и те же мыши,
    И тот же образ смотрит из ниши -
    В окладе темном - темней пруда,
    Со взором скромным - всегда, всегда...
    Давно потухший взгляд безучастный,
    Клубок из нитей веселый, красный...
    И глубже, и глубже покоев ряд,
    И в окна смотрит всё тот же сад,
    Зеленый, как мир; высокий, как ночь;
    Нежный, как отошедшая дочь...
    "Вернись, вернись. Нить не хочет тлеть.
    Дай мне спокойно умереть".
    
     3 июня 1905
     * * *
     Г. Чулкову
    Не строй жилищ у речных излучин,
    Где шумной жизни заметен рост.
    Поверь, конец всегда однозвучен,
    Никому не понятен и торжественно прост.
    Твоя участь тиха, как рассказ вечерний,
    И душой одинокой ему покорись.
    Ты иди себе, молча, к какой хочешь вечерне,
    Где душа твоя просит, там молись.
    Кто придет к тебе, будь он, как ангел, светел,
    Ты прими его просто, будто видел во сне,
    И молчи без конца, чтоб никто не заметил,
    Кто сидел на скамье, промелькнул в окне.
    И никто не узнает, о чем молчанье,
    И о чем спокойных дум простота.
    Да. Она придет. Забелеет сиянье.
    Без вины прижмет к устам уста.
    
     Июнь 1905
     * * *
    Потеха! Рокочет труба,
    Кривляются белые рожи,
    И видит на флаге прохожий
    Огромную надпись: "Судьба".

/ Полные произведения / Блок А.А. / Стихотворения

Смотрите также по произведению "Стихотворения":

• Сочинения