Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Писемский А.Ф. / Люди сороковых годов

Люди сороковых годов [39/50]

  Скачать полное произведение

    Он сначала поклонился Лизавете. Лицо его явно выражало, что он ее не знает. Она тоже ему поклонилась и при этом слегка усмехнулась.
     - Знаешь ты ее? - спросил Вихров атамана.
     Тот еще несколько времени пристально посмотрел на Лизавету.
     - Никак нет-с, сударь! - отвечал он.
     - А она говорит, что тебя знает, - сказал Вихров.
     - Не знаю, где она меня знала, - отвечал атаман и пожал даже от удивления плечами.
     - Как же не знаю, - знаю, - отвечала Лизавета с не сходящей с уст улыбкой.
     - Знает так, что и любовницей твоей была; была ведь? - спросил Вихров Лизавету.
     - Была-с, - проговорила она и при этом опять заметно сконфузилась.
     - И любовницей даже была - здравствуйте, мое вам почтение! - произнес шутя и с удивлением атаман.
     - Что же, не была? - спросил его Вихров.
     - Какое, сударь, помилуйте! Как же она любовницей моей могла быть, коли я и не видывал ее?
     - Нет, врешь, шалишь, видывал! - подхватила бойко Лизавета.
     - Ну, где же я тебя видывал, где? - начал как бы увещевать ее атаман. - Я, дура ты экая, в душегубстве повинился; пожалел ли бы я тебя оговорить, как бы только это правда была?
     Лизавета слушала его стоя, отвернувшись к окну и смотря на улицу.
     - Позовите теперь Сарапку, - сказал Вихров, чтобы с обоими разбойниками дать Лизавете очную ставку.
     Тот вошел и никакого, в противоположность атаману, внимания не обратил на Лизавету.
     - Ты знаешь ее? - спросил его Вихров.
     - Нет, - отвечал Сарапка, не глядя на Лизавету.
     - Вот видишь, и этот говорит, что тебя не знает.
     - Да хоть бы они все говорили, - не сказывают, запираются.
     Атаман усмехнулся.
     - Есть нам из-за чего запираться-то, - начал он, - ну, коли ты говоришь, что у нас была, - где же ты у нас была?
     - В лесу! - отвечала Лизавета.
     - Да ведь лес велик! Кое место в лесу?
     - На хуторе барском!..
     Атаман с удивлением пожал плечами, а Сарапка при этом только исподлобья на нее взглянул.
     - Что ж ты делала у них? - спросил уж ее Вихров.
     - Пила, разговаривала с ними.
     - О чем?
     - Они спрашивали, кои у нас мужики богаты, чтобы ограбить их; я им сказывала.
     - А они что тебе рассказывали?
     - Рассказывали, что бабу около нашего селенья убили.
     - Было это? - спросил Вихров атамана.
     - Было, точно-с. Вон он и убил! - отвечал атаман, показывая головой на Сарапку.
     - Так ты стоишь на своем, что была с разбойниками в согласии? - спросил Вихров Лизавету.
     - Стою, - отвечала та.
     - А вы стоите, что не была? - прибавил он разбойникам.
     - Стоим-с, - отвечал атаман.
     - Ну, хорошо, - сказал Вихров и разбойников велел опять вывести, а Лизавету оставить.
     Несколько времени он смотрел ей в лицо; она стояла и как бы усмехалась.
     - Послушай, - начал он, - зачем ты наговариваешь на себя? Если ты мне не скажешь причины тому, я сейчас же тебя из острога выпущу и от всякого дела освобожу.
     Лизавета побледнела.
     - Да как же вы меня выпустите, коли я сама говорю?
     - Это ничего не значит: твои слова не подтверждаются.
     - А коли скажу, вы не выпустите меня? - спросила Лизавета.
     - Если скажешь, не выпущу!
     - Мне в Сибирь хочется уйти - вот зачем! - отвечала Лизавета, и у нее вдруг наполнились глаза слезами.
     - Зачем же тебе в Сибирь уйти хочется?
     - Чтобы с мужем не жить!
     - А ты не любишь его?
     - Нет, по неволе я выдана.
     - Ну, да ты так бы куда-нибудь от него отпросилась.
     - Не пускает, все лезет ко мне: вот и в острог теперь все ходит ко мне. А что, сударь, коли я в Сибирь уйду, он никогда уже не может меня к себе воротить?
     - Никогда.
     Лицо Лизаветы окончательно просияло.
     - И ты твердо и непременно решилась уйти от него?
     - Еще бы не твердо, а не то руки на себя наложу.
     - И никогда не раскаешься в том, что сделала это?
     - Николи! Мне вот говорят, что наказывать меня будут, - да пусть себе наказывают. Лучше временное претерпеть мучение, чем весь век маяться.
     Вихров пожал плечами и стал ходить по комнате.
     - Вот видишь, - начал он, - я не имею права этого сказать, но ты сама попроси атамана, чтобы он тебя оговорил; я вас оставлю с ним вдвоем.
     Сказав это, он снова велел ввести атамана, а сам, будто бы случайно, вышел в другую комнату.
     Он слышал, что Лизавета что-то долго и негромко говорила атаману, а когда, наконец, разговор между ними совершенно прекратился, - он вошел к ним. Лицо у Лизаветы было заплакано, а атаман стоял и грустно усмехался.
     - Что вы, столковались ли? - спросил Вихров.
     - Да теперь точно что, - отвечал атаман с прежней усмешкой, - припомнил, она была у нас.
     - И вести вам давала?
     - Давала и вести.
     - И вы ей о разбоях рассказывали?
     - Рассказывали.
     - И ты начальству об том никому не объявляла?
     - Не объявляла-с, - отвечала Лизавета.
     Вихров все это записал.
     - Ну, теперь крепко; смотри, - прибавил он Лизавете, - не раскайся и не попеняй после на нас.
     - О, нет-с, сударь, как это возможно! - возразила Лизавета. - Благодарю только покорно!.. Благодарю и вас оченно! - прибавила она уже с некоторым кокетством и атаману.
     Тот покачал только головой.
     - Баба-то что оно значит, удивительная вещь, право! - проговорил он.
     Отпустив затем разбойников и Лизавету, Вихров подошел к окну и невольно начал смотреть, как конвойные, с ружьями под приклад, повели их по площади, наполненной по случаю базара народом. Лизавета шла весело и даже как бы несколько гордо. Атаман был задумчив и только по временам поворачивал то туда, то сюда голову свою к народу. Сарапка шел, потупившись, и ни на кого не смотрел.
     Всем им народ беспрестанно подавал: кто копейку, кто калач. Гарнизонные солдаты шли за преступниками, ковыляя и заплетаясь своими старческими ногами.
     XVII
     БЕГУНЫ
     Дня через три Вихров опять уже ехал по новому поручению, в тарантасе, с непременным членом земского суда.
     Губернатор послал его в этот раз на довольно даже опасное поручение: помощник его, непременный член суда (сам исправник схитрил и сказался больным), был очень еще молодой человек, с оловянными, тусклыми глазами и с отвислыми губами.
     - Лес этот, где мы будем отыскивать бегунов, большой? - спросил его Вихров.
     - Больсой-с, я думаю-с! - просюсюкал член суда.
     - Что ж, нам надобно будет взять народу, мужиков?
     - Возьмем-с, я сбегаю-с.
     Вихров больше и говорить с ним не стал, видя, что какого-нибудь совета полезного от него получить не было возможности; чем более они потом начали приближаться к месту их назначения, тем лесистее делались окрестности; селений было почти не видать, а все пошли какие-то ровные поляны, кругом коих по всему горизонту шел лес, а сверху виднелось небо.
     - Ты Поярково-то самое знаешь? - спросил Вихров кучера, посмотрев в предписание, в котором было сказано, что бегуны укрываются в лесах близ деревни Поярково.
     - Знаю-с, - отвечал тот.
     - Подъехав к селению, - продолжал ему приказывать Вихров, - ты остановись у околицы, а вы сходите и созовите понятых и приведите их ко мне, - обратился он к члену суда.
     - Слушаю-с, - отвечал тот.
     Кучер у первой же попавшейся на дороге и очень большой деревни остановил лошадей.
     - Вот и Поярково! - сказал он, обращаясь к Вихрову.
     - Я пойду-с теперь, - сказал непременный член и как-то ужасно неловко вылез из тарантаса. Когда он встал на ноги, то оказалось (Вихров до этого видел его только сидящим)... оказалось, что он был необыкновенно худой, высокий, в какой-то длинной-предлинной ваточной шинели, надетой в рукава и подпоясанной шерстяным шарфом; уши у него были тоже подвязаны, а на руках надеты зеленые замшевые перчатки; фамилия этого молодого человека была Мелков; он был маменькин сынок, поучился немного в корпусе, оттуда она по расстроенному здоровью его взяла назад, потом он жил у нее все в деревне - и в последнюю баллотировку его почти из жалости выбрали в члены суда. Настоящее служебное поручение было первое еще в жизни для него. Выскочив из тарантаса, он побежал в деревню и только что появился в ней, как на него со всех сторон понеслись собаки. Отмахиваясь от них своими длинными рукавами, он закричал, но собаки еще пуще на него накинулись, и одна из них, более других смелая, стала хватать его за шинель и разорвала ее. Мелков закричал благим матом и, вскочив потом, как сумасшедший, на скат лесу, начал оттуда ругаться:
     - Черти, дьяволы! Выпустили ваших собак, уймите их - говорят вам!
     Находившиеся на улице бабы уняли, наконец, собак, а Мелков, потребовав огромный кол, только с этим орудием слез с бревна и пошел по деревне. Вихров тоже вылез из тарантаса и стал осматривать пистолеты свои, которые он взял с собой, так как в земском суде ему прямо сказали, что поручение это не безопасно.
     Мелков, впрочем, не заставил себя долго ждать. Он собрал человек двадцать мужиков, вызвал сотского и со всей этой ватагой шел к Вихрову, продолжая все ругаться:
     - Дьяволы экие, завели каких собак; я вот всех вас в суд представлю!
     - Вот-с, привел, - сказал он, подходя к Вихрову. - Это вот губернаторский чиновник, - сказал он мужикам.
     Сотский и все мужики сняли при этом сейчас же шапки. Макушки на головах у них оказались выстриженными.
     - В лесу около вашего селенья, - начал Вихров, обращаясь к мужикам, - проживают и скрываются бегуны-раскольники, без паспортов, без видов; правительство не желает этого допускать - и потому вы должны пособить нам переловить всех их.
     Мужики некоторое время молчали, - и только один или двое из них произнесли неполным голосом:
     - Здесь словно бы никаких бегунов не проживает.
     - А вот это мы увидим, когда осмотрим лес, - сказал Вихров. - Сотский, ты должен лучше всех знать: есть здесь слух о каких-нибудь бегунах? - обратился он вдруг к сотскому.
     Тот, стоя все еще с непокрытой головой, покраснел весь при этом.
     - Нет, ваше благородие, не слыхали мы, - произнес он с дрожащими губами.
     - Ну, я по твоему лицу вижу, что ты слыхал, - сказал ему Вихров и затем обратился к Мелкову: - Есть с вами какое-нибудь оружие?
     - А вот-с - кол! - отвечал тот, показывая на кол свой, который он все еще держал в руках.
     - Ну, это еще не защита, вот вам лучше пистолет, - произнес Вихров, подавая ему пистолет, и при этом не без умысла показал мужикам и свой пистолет.
     Некоторые мужики почесали при этом у себя затылки.
     - Ежели вы нам не поможете и ежели что с нами случится, - продолжал Вихров, относясь к мужикам, - вы все за это ответите - и потому в этом случае берегите не нас, а себя!
     Мужики молчали.
     Вихров велел сотскому показывать дорогу и пошел. Мелков, очень слабый, как видно, на ногах, следуя за ним, беспрестанно запинался. Мужики шли сзади их. Время между тем было далеко за полдень. Подойдя к лесу, Вихров решился разделить свои силы.
     - Послушайте, - сказал он Мелкову, - вы с половиной понятых осмотрите правую сторону леса, а я с остальными - левую.
     - Слушаю-с, - отвечал тот, как-то ужасно глупо держа в руке, одетой в зеленую замшевую перчатку, пистолет.
     - У вас палец не пролезает сквозь скобку пистолета, и вам стрелять будет нельзя, - сказал ему Вихров.
     - Да-с, виноват-с, - отвечал тот и поспешил губами снять перчатку, положил ее в карман, а пистолет взял уже голою рукою.
     Все тронулись, наконец.
     Сотский пошел около Вихрова - по-прежнему без шапки. Он заметно его притрухивал. Вихров посмотрел на него и вздумал этим настроением его воспользоваться.
     - Ежели ты не приведешь меня прямо к тому месту, где живут бегуны, я тебя в лесу же убью из этого пистолета, - проговорил он ему негромко.
     - Да я покажу-с, мне что, - отвечал тоже негромко сотский и повел, как видно, очень знакомой ему дорогой.
     В самой середине леса они подошли к небольшому шалашу.
     - Вот туто-тко-с! - сказал сотский, показывая Вихрову на шалаш.
     - За мной, сюда! - сказал тот мужикам и сам первый вошел, или, лучше сказать, спустился в шалаш, который сверху представлял только как бы одну крышу, но под нею была выкопана довольно пространная яма или, скорей, комната, стены которой были обложены тесом, а свет в нее проходил сквозь небольшие стеклышки, вставленные в крышу. Сход шел по небольшой лесенке; передняя стена комнаты вся уставлена была образами, перед которыми горели три лампады; на правой стороне на лавке сидел ветхий старик, а у левой стены стояла ветхая старушка.
     - Что вы тут делаете? - спросил Вихров, почти не зная, с чего ему начать.
     - Молимся мы здесь, - отвечал старик, вставая перед ним.
     - Что же, ты давно здесь живешь? - спросил Вихров, все еще находившийся в недоумении, что ему делать.
     - Пятый год, - отвечал старик.
     Из мужиков в шалаш сошел только один сотский.
     - Зачем же ты тут живешь? - продолжал Вихров спрашивать старика.
     - Где же мне жить-то? Кому я теперь надобен? - отвечал старик.
     - А это - жена твоя? - спросил Вихров, показывая на старуху.
     - Нет, - отвечал старик, отрицательно покачав головой.
     - Кто же ты такая? - спросил Вихров и старушку.
     - Странница, судырь, я.
     - А здесь давно ли?
     - Да вчерашнего дня вот зашла к старику.
     - Зачем же ты зашла к нему?
     - Он, судырь, учитель мой старинный; зашла спросить у него, куда мне идти... я еще темная.
     - А он - зрячий?
     - Он уж, судырь, давно в искусе пребывает.
     - Ты откуда же родом, дедушка? - спросил Вихров опять старика.
     - Не помню я; давно уж это было, как я ушел из дому, - отвечал старик угрюмо.
     - Зачем же ты ушел, собственно?
     - По священному писанию: оставит человек отца и мать свою и грядет ко мне, - отвечал старик.
     Вихров решительно недоумевал - как взять этих стариков.
     - Ну, я вас должен взять отсюда, - проговорил он наконец, собравшись с духом.
     - Что же, бери, ежели мы нады кому, - отвечал старик с усмешкой.
     - Пойдем, старушка, и ты, - сказал Вихров старухе.
     - Слушаю-с, - отвечала та, и все они вышли из шалаша.
     - Прикажете их связывать? - спросил сотский.
     - Свяжи! - сказал ему Вихров и старался не глядеть на стариков.
     Мужики из селенья стояли молча и мрачно смотрели на все это. Сотский связал руки старику своим кушаком, а старухе - своим поясом.
     В это время вдруг раздался невдалеке выстрел; мужики сейчас же обернулись в ту сторону, Вихров тоже взмахнул глазами туда; затем раздался крик и треск сучьев, и вскоре появился между деревьями бегущий непременный член. Вслед за ним подходили и понятые, сопровождавшие его.
     - Меня было зарезали! - кричал Мелков.
     - Кто зарезал? - спросил Вихров.
     - Солдат, должно быть, беглый; я пошел и землянку тут нашел, а он выскочил оттуда прямо на меня с ножом; я только что пистолетом отборонился и побежал, а эти черти, - прибавил он, указывая на мужиков, - хоть бы один пошевелился, - стоят только.
     - Это что еще значит?.. Кто у вас еще тут проживает и кому вы пристанодержательствуете? - обратился Вихров строго к мужикам. - Говорить сейчас же, а не то все вы отвечать за то будете!
     - Это точно, что наслышаны мы были, что тут проживает беглый солдат, - отвечал один мужик.
     - Отчего же вы не доносили о том начальству? - спросил Вихров.
     - Где же доносить-то: донеси на него, он и селенье, пожалуй, выжжет.
     - Поймайте его и представьте, - он и не может вам повредить.
     - Его поймаешь, - другой на место его придет и отплатит нам за него. Мы боимся того, - вся ваша воля, - продолжали говорить мужики.
     - Стало быть, тут у вас постоянный притон?
     - Да, может быть, и постоянный, кто его знает!.. Начальство уж само смотри за тем, мы ему не сторожа на то!.. - подхватил другой мужик.
     - Нам только от них дела да беспокойства, - продолжал первый мужик.
     - Да как же, паря!.. Немало чиновников-то наезжает, словно орды какой!.. - произнес первый мужик.
     Вихров очень хорошо видел, что все мужики были страшно озлоблены, а потому он счел за лучшее прекратить с ними всякий разговор.
     - Ну, веди этих стариков, - сказал он сотскому.
     Тот повел.
     Вихров и непременный член пошли за ним. Мужики с мрачными лицами тоже шли за ними.
     Старик-раскольник начал хромать на одну ногу, потом сгорбился, тяжело дыша, всем станом.
     Вихров не утерпел и спросил его:
     - Что такое, старик, с тобой?
     - Умираю, ваше благородие, ведь девяносто пятый год тоже живу.
     - Да что же ты чувствуешь?
     - У сердца схватило, рученьки ломит, дыханье сперло, - говорил старик, и дыханье у него, в самом деле, прерывалось.
     - Ну, развяжи ему скорей руки! - воскликнул Вихров.
     Сотский сейчас и с заметным удовольствием развязал его. Вихров в это время оглянулся, чтобы посмотреть, как старуха идет; та шла покойно. Вихров хотел опять взглянуть на старика, но того уж не было...
     - Где же старик? - спросил он.
     - Тут за кусты, надо быть, зашел, - отвечал сотский.
     - Как ушел за кусты?.. Ищи его скорей.
     Сотский зашел за некоторые кусты.
     - Нет его тут? - проговорил он.
     - Ищите же вы все! - воскликнул Вихров мужикам.
     - Где же тут его искать? Темно становится - и лес-то велик, - отвечали те в один почти голос и явно насмешливым тоном.
     Солнце в самом деле уже село, и начинались сумерки. Вихров очень хорошо понимал, что он был одурачен - и вышел из себя от этого.
     - А когда вы так, то я вас всех посажу за него в острог, - обратился он к мужикам. - Я знаю, что если вы сами не странники, то странноприимники, - это все равно.
     При этом лица у мужиков у всех немного сконфузились.
     Покуда все это происходило, вся гурьба уже подошла к деревне.
     - Собак ваших уберите, а не то я их всех колом! - закричал вдруг Мелков.
     Сотский побежал вперед убирать собак.
     Вихров, с своей оставшейся странницей и в сопровождении Мелкова, вошел в ближайшую избу. Было уже совсем темно. Хозяйка в этом доме - и, должно быть, девка, а не баба - засветила огонек. Вихров подметил, что она с приведенной странницей переглянулась, и даже они поклонились друг другу.
     - Как тебя зовут? - начал он спрашивать старуху.
     - Матреной.
     - А по отчеству?
     - Не помню, не знаю.
     - А замужняя или девица?
     - Девица.
     В это время хозяйка подошла поправить лучину в светце.
     - Ой, батюшки, окаянная, обожгла как руку-то! - воскликнула она вдруг, и в ту же минуту горящая лучина выпала у нее из рук и погасла.
     В избе сделалась совершенная темнота.
     - Огня скорей засвечайте! - воскликнул Вихров, не сомневаясь уже более, что это опять была придуманная штука.
     Он слышал, как девка-хозяйка подошла к шестку, неторопливо там стала присекать огня к тряпочному труту и зажгла об него серную спичку, а от нее зажгла и лучину; изба снова осветилась. Вихров окинул кругом себя глазами, - старухи уже перед ним не было.
     - Где старуха? И она убежала! - воскликнул он испуганным и бешеным голосом.
     В избе, кроме его, Мелкова и девки-хозяйки, никого не было.
     - Где старуха? - ревел Вихров. - Ты сказывай! - обратился он к девке-хозяйке.
     - Да я почем знаю? Я не стерегла ее.
     Вихров едва совладел с собой; он видел, что вся деревня была пристанодержатели бегунов, - и ему оставалось одно: написать обо всем этом постановление, что он и сделал - и потребовал всех понятых, сотского и хозяйку, чтобы они приложили руки к этому постановлению.
     Понятые, хозяйка и сотский поглядели сначала друг на друга, а потом прежний же мужик проговорил:
     - Нет, мы рукоприкладствовать не станем.
     - Почему же?
     - Так, по вере нашей нам прикладывать тут рук нечего.
     - Отчего же другие раскольники прикладывают руки - ты, стало быть, признаешь это за печать антихриста?
     - Печать антихристова! - проговорил, усмехаясь, мужик. - Известно! - прибавил он что-то такое.
     - Так вы решительно не прикладываете рук? - спросил Вихров.
     - Нету-ти, - отвечали все почти в один голос.
     У Вихрова в это мгновение мелькнула страшная в голове мысль: подозвать к себе какого-нибудь мужика, приставить ему пистолет ко лбу и заставить его приложить руку - и так пройти всех мужиков; ну, а как который-нибудь из них не приложит руки, надобно будет спустить курок: у Вихрова кровь даже при этом оледенела, волосы стали дыбом.
     - Уходите все отсюда скорей! - проговорил он негромко мужикам, но голос его, вероятно, был так страшен, что те, толкая даже друг друга, стали поспешно выходить из избы.
     Вихров затем, все еще продолжавший дрожать, взглянул на правую сторону около себя и увидел лежащий пистолет; он взял его и сейчас же разрядил, потом он взглянул в противоположную сторону и там увидел невиннейшее зрелище: Мелков спокойнейшим и смиреннейшим образом сидел на лавке и играл с маленьким котенком. Вихрова взбесило это.
     - Что же вы тут сидите и ничего не делаете? - сказал он ему презрительным тоном.
     Мелков сейчас же вскочил на ноги и робко вытянулся перед ним.
     - Достаньте, по крайней мере, есть: я есть смертельно хочу! - проговорил Вихров, в самом деле ничего не евший с утра.
     - Дай поесть чего-нибудь! - отнесся Мелков несмело к хозяйке.
     - Чего дать-то? У нас ничего нет.
     - Как ничего нет? Яйца есть, молоко есть!
     - Нету у нас ничего того, - отвечала девка.
     - Ну хоть хлебца дай! - упрашивал ее Мелков.
     - И хлеба нет!.. Остался после обеда, да свиньям бросили!
     - Ведь мы у тебя не даром, а за деньги просим, - толковал ей Мелков.
     - Что мне ваши деньги! Разве я не видывала денег? - отвечала девка.
     У Вихрова вся кровь подступала к голове от гнева; он вдруг встал на ноги.
     - Дай зажженную лучину, - сказал он хозяйке.
     Та подала ему.
     - Я сам себе найду пищу; идите за мной! - прибавил он Мелкову и вслед за тем пошел в голбец.
     Осветивши всю местность там, он увидел оригинальное зрелище: на земляном полу были разбиты и выпущены сотни три яиц и стоял огромной лужей квас; даже рубленая капуста была вся раскидана.
     - Здесь уж все поубрали! - проговорил он, возвращаясь из голбца, и с той же зажженной лучиной перешел в другую избу, и там прямо прошел в голбец, где нашел почти то же самое - с тою только разницею, что яйца были перебиты в квасу и там распущены.
     Остальные избы освидетельствовать Вихров послал уже Мелкова. Тот невдолге возвратился и был как-то сконфужен; с волос и с картуза у него что-то такое текло.
     - Там тоже так! Везде все яицы перебиты.
     - Но в чем вы все перемочены? - спросил его Вихров.
     - Облили чем-то, дьяволы: я иду по сеням в тени, вдруг облили помоями сто ли-то... "Девушка, говорит, не видала и вылила на голову", - ишь какая! - бормотал непременный член.
     Вихров и об этом написал постановление.
     XVIII
     ПОМЕЩИК КНОПОВ
     Герой мой до такой степени рассердился на поярковских раскольников за их коварство и изуверство, что не в состоянии даже был остаться ночевать в этом селенье.
     - Поедемте куда-нибудь в другую деревню! - сказал он непременному члену.
     - Поедемте-с! - отвечал тот покорно; но, когда они сели в тарантас, он проговорил несмело:
     - К дяденьке бы моему Петру Петровичу Кнопову заехать.
     - К Кнопову?.. - повторил Вихров. - Это к остряку здешнему!
     - Да-с, - отвечал Мелков.
     Вихров давно уже слыхал о Кнопове и даже видел его несколько раз в клубе: это был громаднейший мужчина, великий зубоскал, рассказчик, и принадлежал к тем русским богатырям, которые гнут кочерги, разгибают подковы, могут съесть за раз три обеда: постный, скоромный и рыбный, что и делают они обыкновенно на первой неделе в клубах, могут выпить вина сколько угодно. Приезжая из деревни в губернский город, Петр Петрович прямо отправлялся в клуб, где сейчас же около него собиралась приятельская компания; он начинал пить, есть, острить и снова пить. Не ограничиваясь этим, часов в двенадцать он вставал и проговаривал детским голосом: "Пуа!" Это значит - со всей компанией ехать в другие увеселительные заведения пить. Во всех этих случаях Петра Петровича никто и никогда не видал говорящим или делающим какие-нибудь глупости - и даже очень утомленным: бодро оканчивал он проведенные таким образом вечера и бодрым и свежим просыпался он и на другой день. В молодости Петр Петрович был гусар, увез себе жену по страсти, очень ее любил, но она умерла, и он жил теперь вдовцом, подсмеиваясь и зубоскаля над всем божьим миром.
     Вихрову даже приятно было заехать к этому умному, веселому и, как слышно было, весьма честному человеку, но кучер что-то по поводу этого немножко уперся. Получив от барина приказание ехать в усадьбу к Кнопову, он нехотя влез на козлы и тихо поехал по деревне.
     - Темненька ночь-то ехать, - проговорил он.
     - Да хоть голову сломить, а ехать надо! - сказал ему Вихров.
     - Зачем голову ломать, бог даст, доедем и так, - отвечал кучер.
     Он был довольно еще молодой малый и, по кучерской тогдашней моде, с усами, но без бороды.
     Нежнолюбивая мать Мелкова держала для сына крепкий экипаж и хороших лошадей и еще более того беспокоилась, чтобы кучер был у него не пьяница, умел бы ездить и не выпрокинул бы как-нибудь барчика, - и кучер, в самом деле, был отличный.
     - Хорошо, что я фонарь с собой захватил, а то тут будет Федюкинская гора, - говорил он, едучи шагом.
     Впереди почти уж ничего было не видать.
     - Что же, она опасна, что ли? - спросил Вихров.
     - Днем-то ничего, а теперь тоже ночь, - отвечал кучер, - одна-то сторона у нее, - косогор, а с другой-то - овраг; маленько не потрафишь, пожалуй, и слетишь в него.
     - Так как же мы проедем?
     - Я фонарь засвечу и пойду около оврага, а вы шажком и поезжайте.
     - У нас лошади-то в какую хочешь темь едут, словно человек, понимают, - вмешался в разговор Мелков.
     - Что человек-то?.. Другой человек глупей лошади, - пояснил и кучер и вряд ли в этом случае не разумел своего барина.
     Проехали таким образом верст семь.
     - Ну, вот и гора! - сказал, наконец, кучер и затем слез с козел, шаркнул спичку, засветил ею в фонаре свечку и пошел вперед.
     - Вы поправьте лошадьми-то, - сказал он Вихрову. - Наш-то барин не очень на это складен, - прибавил он уже вполголоса.
     Поехали. Вихров, взглянув вперед, невольно обмер: гора была крутейшая и длиннейшая; с одной стороны, как стена какая, шел косой склон ее, а с другой, как пропасть бездонная, зиял овраг. Кучер шел около самого краюшка оврага; лошади, несмотря на крутейший спуск, несмотря на то, что колеса затормозить у тарантаса было нечем, шажком следовали за ним. Коренная вся сидела в хомуте и, как бы охраняя какое сокровище, упиралась всеми четырьмя ногами, чтобы удержать напор экипажа; пристяжные шли с совершенно ослабленными постромками. Кто выучил и кто заставлял этих умных животных так делать - неизвестно, потому что Вихров держался только за вожжи, но шевелить ни одной из них не смел. Юный член суда дремал в это время. Когда, наконец, спустились с горы, Вихров вздохнул посвободнее. Кучер тоже был доволен.
     - Теперь только, дай бог, в гору взобраться, - сказал он, не садясь еще на козлы.
     - А что - крута тоже? - спросил Вихров.
     - Крутей этой, - отвечал кучер, идя около тарантаса. - Потрогивайте маненько лошадей-то, - сказал он.
     Вихров тронул.
     Лошади сейчас же побежали, а кучер побежал за тарантасом. Лошади, чем крутей становилась гора, тем шибче старались бежать, хоть видно было, что это им тяжело; пристяжные скосились даже все вперед, до того они тянули постромки, а коренная беспрестанно растопыривала задние ноги, чтобы упираться ими. Кроме крутизны, тарантас надобно было еще перетаскивать через огромные каменья.
     - Только грешникам вбегать в эту гору, - говорил кучер, поспевая бегом за тарантасом и неся в одной руке фонарь, а в другой - огромный кол.
     - Ну, ну, матушки, вытягивайте! - говорил он лошадям.
     Те, наконец, сделали последнее усилие и остановились. Кучер сейчас же в это время подложил под колеса кол и не дал им двигаться назад. Лошади с минут с пять переводили дыхание и затем, - только что кучер крикнул: "Ну, ну, матушки!" - снова потянули и даже побежали, и, наконец, тарантас остановился на ровном месте.
     - Тпру! - произнес самодовольно кучер.
     - Слава тебе господи! - подхватил и Вихров.
     Кучер сел на козлы; он сам тоже сильно запыхался.
     - Теперь и месяцу скоро надобно взойти, - проговорил он, усаживаясь на козлах и подбирая вожжи.
     - Скоро? - переспросил Вихров.
     - Если часов десять есть, так - скоро!.. - отвечал кучер.
     В самом деле, в весьма недолгое время на горизонте показалось как бы зарево от пожара, и затем выплыл совершенно красный лик луны.
     - Вот она!.. Сначала-то ничего не действует, не помогает, - проговорил кучер, - а чем выше пойдет, тем светлее все будет.
     - Да ведь и солнце точно так же! - заметил ему Вихров.
     - И солнце так же! Видно, сверху-то им ловчей светить, - проговорил кучер и тронул лошадей трусцой.
     Луна, поднимаясь вверх, действительно все светлей и светлей начала освещать окрестность. Стало видно прежде всего дорогу, потом - лесок по сторонам; потом уж можно было различать поля и даже какой хлеб на них рос. Лошади все веселей и веселей бежали, кучер только посвистывал на них.
     - Разбудить бы нашего барина надо, недалеко уж! - говорил он.
     Юный член суда не сидел уж, а, завалившись своим худощавым корпусом за спину Вихрову, храпом храпел.
     - Вставайте, недалеко! - сказал ему тот.
     - Чего? Что? Где? - пробормотал он, подымаясь и уставляя на Вихрова заспанные глаза.
     - Мы уж скоро приедем! - повторил ему тот.
     - Да, да, приедем! - повторил непременный член.
     Свежий осенний воздух, впрочем, вскоре заставил его окончательно прийти в себя.
     - Я к дяденьке-то прежде сбегаю и скажу, что мы приехали, - сказал он.
     - А так разве он не пустит нас? - спросил Вихров.
     - Да так-с, все лучше, как я сбегаю!
     - Ну, сбегайте, - сказал ему Вихров.
     Юноша, должно быть, побаивался своего дяденьки, потому что, чем ближе они стали подъезжать к жилищу, тем беспокойнее он становился, и когда, наконец, въехали в самую усадьбу (которая, как успел заметить Вихров, была даже каменная), он, не дав еще хорошенько кучеру остановить лошадей и несмотря на свои слабые ноги, проворно выскочил из тарантаса и побежал в дом, а потом через несколько времени снова появился на крыльце и каким-то довольным и успокоительным голосом сказал Вихрову:
     - Пойдемте-с, дяденька просит вас!
     Вихров пошел. В передней их встретил заспанный лакей; затем они прошли темную залу и темную гостиную - и только уже в наугольной, имеющей вид кабинета, увидели хозяина, фигура которого показалась Вихрову великолепнейшею. Петр Петрович, с одутловатым несколько лицом, с небольшими усиками и с эспаньолкой, с огромным животом, в ермолке, в плисовом малиновом халате нараспашку, с ногами, обутыми в мягкие сапоги и, сверх того еще, лежавшими на подушке, сидел перед маленьким столиком и раскладывал гран-пасьянс.
     - Очень рад с вами познакомиться! - сказал он Вихрову, не поднимаясь, впрочем, с своего места и не переставая даже раскладывать карты. - Извините, что не встаю: болен, подагра!


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ] [ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ] [ 41 ] [ 42 ] [ 43 ] [ 44 ] [ 45 ] [ 46 ] [ 47 ] [ 48 ] [ 49 ] [ 50 ]

/ Полные произведения / Писемский А.Ф. / Люди сороковых годов


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis