• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Рид М. / Всадник без головы

Всадник без головы [28/31]

Скачать полное произведение

    - Значит, ты не выйдешь за меня замуж?
    - Вот это уж совсем нелепый вопрос! Я тебе сказала, что не люблю тебя. И этого, мне кажется, достаточно.
    - А я сказал, что люблю тебя! Но это лишь одна из причин, почему я хочу, чтобы ты стала моей женой, - есть еще и другие. Хочешь ли ты выслушать все?
    Теперь Колхаун уже больше не просил. Он снова стал похож на ягуара.
    - Ты сказал, что есть и другие причины? Назови их, я ничего не боюсь.
    - Вот как! - усмехнулся он. - Ты не боишься?
    - Нет, не боюсь. Чего мне бояться?
    - Конечно, бояться надо не тебе, а твоему отцу.
    - Говори. Все, что относится к отцу, касается и меня. Я
    - его дочь. Теперь, увы, единственное дитя... Продолжай, Кассий. Что за тучи собираются над ним?
    - Не тучи, Лу, а нечто гораздо более серьезное и реальное. Трудности, с которыми он не в силах справиться. Ты заставляешь меня говорить о вещах, которые тебе вовсе не следует знать.
    - О, неужели? Ты ошибаешься, кузен. Я все уже знаю. Мне известно, что мой отец запутался в долгах и что его кредитор - ты. Как я могла не заметить этого? Та надменность, с какой ты держишься в нашем доме, твоя заносчивость, даже в присутствии слуг, достаточно ясно показали им, что за этим что-то скрывается. Ты хозяин Каса-дель-Корво, я знаю это. Но надо мной ты не властен.
    Колхаун был обескуражен этим смелым ответом. Карта, на которую он рассчитывал, по-видимому, не могла принести ему взятки. И он не стал с нее ходить. У него в руках был более сильный козырь.
    - Вот как! - насмешливо ответил он. - Ну что же, пусть я не властен над твоим сердцем, но все же твое счастье в моих руках. Я знаю, из-за какого презренного негодяя ты мне отказала...
    - О ком ты говоришь?
    - Какая ты недогадливая!
    - Да. Но, может быть, под презренным негодяем ты подразумеваешь себя? В таком случае, я догадаюсь легко. Описание достаточно точное.
    - Пусть так, - ответил Колхаун, побагровев от ярости, но все еще сдерживаясь. - Раз ты считаешь меня презренным негодяем, то вряд ли я уроню себя в твоих глазах, если расскажу, что я собираюсь с тобой сделать.
    - Сделать со мной? Ты слишком самоуверен, кузен. Ты разговариваешь, словно я твоя служанка или рабыня. К счастью, это не так!
    Колхаун не выдержал ее негодующего взгляда и промолчал.
    - Что же ты собираешься сделать со мной? Мне будет интересно это узнать, - продолжала она.
    - Ты это узнаешь.
    - Ты выгонишь меня в прерию или запрешь в монастырь? Или... может быть, в тюрьму?
    - Последнее, наверно, пришлось бы тебе по душе, при условии, что тебя заперли бы в компании с...
    - Продолжайте, сэр: какова будет моя судьба? Я сгораю от нетерпения, - сказала Луиза.
    - Не торопись. Первое действие разыграется завтра.
    - Так скоро? А где, можно узнать?
    - В суде.
    - Каким образом, сэр?
    - Очень просто: ты будешь стоять перед лицом судьи и двенадцати присяжных.
    - Вам угодно шутить, капитан Колхаун, но я дoлжнa сказать, что мне не нравится ваше остроумие.
    - Остроумие здесь ни при чем... Я говорю совершенно серьезно. Завтра суд. Мистер Морис Джеральд... или как его там... предстанет перед ним по обвинению в убийстве твоего брата.
    - Это ложь! Морис Джеральд не...
    - ...не совершал этого преступления? Это надо доказать. Я же не сомневаюсь, что будет доказана его виновность. И самые веские улики против него мы услышим из твоих же уст, к полному удовлетворению присяжных.
    Точно испуганная газель, смотрела креолка на кузена широко раскрытыми, полными недоумения и тревоги глазами.
    Прошло несколько секунд, прежде чем Луиза смогла заговорить. Она молчала, охваченная внезапно нахлынувшими сомнениями, подозрениями, страхами.
    - Я тебя не понимаю... - сказала она наконец. - Ты говоришь, что меня вызовут в суд. Для чего? Хоть я и сестра того, кто... но я ничего не знаю и не могу ничего прибавить к тому, что известно всем.
    - Так ли? Нет, тебе известно гораздо больше. Например, что в ночь убийства ты назначила Джеральду свидание в нашем саду. И никто не знает лучше тебя, что произошло во время этого тайного свидания. Как Генри прервал его, как он был вне себя от возмущения при мысли о позоре, который ложится не только на его сестру, но и на всю семью, как, наконец, он грозил убить виновника и как в этом ему помешало заступничество женщины, увлеченной этим негодяем. Никому также неизвестно, что произошло потом: как Генри сдуру бросился за этим мерзавцем и зачем он это сделал. Свидетелей этого было лишь двое.
    - Двое? Кто же?
    Вопрос был задан машинально и поэтому прозвучал почти спокойно.
    Ответ был не менее хладнокровным:
    - Один был Кассий Колхаун, другая - Луиза Пойндекстер.
    Она не вздрогнула. Она не выразила никакого удивления. То, что было уже сказано, подготовило ее к этому.
    Она только вызывающе бросила:
    - Ну?
    - Ну, - подхватил Колхаун, обескураженный тем, что его слова не произвели впечатления, - теперь ты меня понимаешь...
    - Не больше, чем прежде.
    - Ты хочешь, чтобы я объяснил яснее?
    - Как угодно.
    - Хорошо. Есть только одна возможность спасти твоего отца от разорения, а тебя от позора. Ты понимаешь, о чем я говорю?
    - Кажется, понимаю.
    - Теперь ты не откажешь мне?
    - Теперь скорее, чем когда-либо.
    - Пусть будет так. Значит, завтра... и это не праздные слова, - завтра в это время ты выступишь свидетелем в суде?
    - Гнусный шпион! Прочь с моих глаз! Сию же минуту, или я позову отца!
    - Не утруждай себя. Я не буду больше навязывать своего общества, если оно тебе так неприятно. Обдумай все хорошенько. Может быть, до начала суда ты еще изменишь свое решение. Если так, то, надеюсь, ты дашь мне знать вовремя. Спокойной ночи, Лу! Я иду спать с мыслью о тебе.
    С этой насмешкой, почти столь же горькой для него, как и для нее, Колхаун вышел из комнаты. Вид у него был далеко не торжествующий.
    Луиза прислушивалась, пока звук его шагов не замер.
    Потом она беспомощно опустилась в кресло, словно гордые и гневные мысли, которые до сих пор поддерживали ее силы, вдруг исчезли. Крепко прижав руки к груди, она старалась успокоить сердце, терзаемое новым страхом.
    Глава LXXXVI. ТЕХАССКИЙ СУД
    Наступает утро следующего дня. Румяная заря, поднявшись из волн Атлантического океана, улыбается саванне Техаса.
    Ее розовые лучи целуют песчаные дюны Мексиканского залива и почти в тот же миг освещают флаг форта Индж, в ста пятидесяти милях к востоку от залива Матагорда.
    Утренний ветерок разворачивает полотнище поднимающегося флага.
    Пожалуй, впервые звездному флагу предстояло развеваться над столь потрясающим спектаклем.
    Можно сказать, что в эти ранние часы рассвета действие уже началось.
    Вместе с первыми лучами зари со всех сторон появляются всадники, направляющиеся к форту. Они едут вдвоем, втроем, а иногда и группами по пять-шесть человек; прибыв на место, они спешиваются и привязывают лошадей к частоколу.
    Потом они собираются в кучки на плац-параде и разговаривают или отправляются в поселок; все они, раньше или позже, по очереди заходят в гостиницу, чтобы засвидетельствовать почтение хозяину, который встречает их за стойкой бара.
    Люди, собравшиеся здесь, принадлежат к разным национальностям - среди них можно встретить представителей почти любой страны Европы. Большинство из них - крепкий, рослый народ, потомки первых поселенцев, которые воевали с индейцами, и, вытеснив их с земли, орошенной кровью, построили бревенчатые хижины на месте, где были вигвамы, а потом занялись рубкой леса по берегам Миссисипи. Некоторые из присутствующих занимаются возделыванием кукурузы, другие предпочитают хлопок, а многие - из более южных мест - перебрались в Техас, чтобы заняться разведением сахарного тростника или табака.
    Больше всего здесь плантаторов по призванию и склонностям, хотя вы встретите и скотоводов, и охотников, и лавочников, и всяких других торговцев, вплоть до торговцев невольниками.
    Есть здесь и юристы, и землемеры, и спекулянты землей, и всяческие любители легкой наживы, готовые взяться за любое дело, будь то клеймение скота, поход против команчей или грабеж по ту сторону Рио-Гранде.
    Их костюмы так же разнообразны, как и их занятия. Мы уже описывали их одежду - это те самые люди, которые собрались несколько дней назад во дворе Каса-дель-Корво; разница лишь в том, что сегодня толпа многочисленнее.
    Впрочем, у этого собрания есть и еще одна особенность: сегодня вместе с мужчинами приехали и женщины - жены, сестры, дочери. Некоторые из них на лошадях - они остались в седлах; мягкие, с опущенными полями шляпки защищают их глаза от ярких лучей солнца. Другие расположились под парусиновыми навесами фургонов или за более элегантными занавесками карет и колясок.
    Все сгорают от нетерпения. На сегодня назначен суд, о котором так долго говорили во всей округе.
    Пожалуй, излишне говорить, что судить будут Мориса Джеральда, которого обычно называют Морисом-мустангером.
    Не стоит также добавлять, что его обвиняют в убийстве Генри Пойндекстера.
    Многочисленная толпа собралась не потому, что совершено тяжкое преступление, и не из-за интереса к убитому или предполагаемому убийце, которых почти никто не знает.
    Этот же суд - верховный суд округа Увальд - не раз разбирал здесь самые разнообразные преступления: воровство, мошенничество и, наконец, убийства, - но присутствовало обычно только несколько десятков человек, расходившихся еще до вынесения приговора.
    Что же привлекло такую большую толпу? Целый ряд странных обстоятельств, загадочных, трагических и, возможно, связанных с преступлением, о которых так много говорили.
    Нет необходимости перечислять эти обстоятельства: они уже известны читателю.
    Все собравшиеся в форте Индж пришли сюда, надеясь, что предстоящий суд бросит свет на еще не разрешенную загадку.
    Конечно, и среди этой толпы есть люди, которые пришли сюда не из пустого любопытства, а потому, что они искренне заинтересованы в судьбе обвиняемого. Есть здесь и другие, взволнованные более глубоким и скорбным чувством, - это друзья и родственники юноши, которого считают убитым. Не надо забывать, что это пока еще не доказано.
    Однако в этом никто не сомневается. Несколько не зависящих друг от друга обстоятельств позволяют предположить, что преступление было действительно совершено. Все убеждены в этом так, словно сами присутствовали при убийстве.
    Они ждут только, чтобы услышать подробности, узнать, как это случилось, когда и из-за чего.
    Десять часов. Суд уже начался.
    В составе толпы не произошло особых перемен, только краски стали немного ярче: среди штатских костюмов показались военные мундиры. Распущенные после утренней поверки, солдаты решили присоединиться к зрителям. Они стояли рядом, солдаты и жители поселка, драгуны, стрелки, пехотинцы, артиллеристы рядом с плантаторами, охотниками, торговцами и искателями приключений, слушая, как глашатай суда возвещает о начале разбирательства. Они решили, что не уйдут отсюда, пока судья не произнесет последнюю мрачную формулу: "Да смилуется Бог над вашей душой".
    Никто из присутствующих не сомневается, что еще до наступления вечера он услышит эти страшные слова, обрекающие человека на смерть.
    Хотят этого лишь немногие. Однако большинство зрителей уверены, что разбирательство окончится осуждением и что еще до захода солнца Морис Джеральд расстанется с жизнью.
    Суд уже начался.
    Вы, вероятно, представили себе большой зал с помостом и местом, огороженным перилами, внутри которого стоит стол, а с краю - сооружение, напоминающее кафедру в лекционном зале или в церкви.
    Вы видите судей в горностаевых мантиях, адвокатов в седых париках и черных одеждах, секретарей, приставов, репортеров, полисменов в синих мундирах с блестящими пуговицами, а позади целое море голов и лиц, не всегда причесанных и не всегда чистых.
    Вы замечаете, что присутствующие ведут себя очень сдержанно - не столько из вежливости, сколько из боязни нарушить порядок суда.
    Но забудьте обо всем этом, если вы хотите иметь представление о суде на границе Техаса.
    Здесь нет специального здания суда, хотя, правда, есть комната, в которой обычно происходят всякого рода собрания; там же устраиваются и заседания суда. День обещает быть очень жарким, и суд решил заседать под деревом.
    Заседание происходит под огромным дубом, украшенным бахромой испанского мха; дуб стоит на краю плац-парада, и тень от него падает далеко на зеленую прерию. Под ним поставлен большой стол и десяток стульев; на столе - бумага, чернильница, гусиные перья, два потрепанных тома свода законов, графин с коньяком, несколько рюмок, ящик гаванских сигар и коробка фосфорных спичек.
    За столом сидит судья. На нем нет ни горностаевой мантии, ни даже сюртука: из-за жары он решил слушать дело просто в рубашке. Вместо парика на голове у него сдвинутая набок панама, а в уголке рта с противоположной стороны лица словно для равновесия торчит наполовину выкуренная, наполовину сжеванная сигара.
    Остальные стулья заняты людьми, костюмы которых ничего не говорят об их профессии. Это юристы, шериф и его помощник, комендант форта, полковой священник, доктор и несколько офицеров.
    В стороне расположились еще двенадцать человек. Одни сидят на грубо сколоченной скамье, другие сидят или лежат на траве.
    Это присяжные, которые так же обязательны для техасского суда, как и для английского, но в Техасе они гораздо более самостоятельны и не следуют слепо решению судьи, что слишком часто случается в Англии.
    Вокруг судьи и присяжных теснится толпа, которую описать не так-то просто. Здесь охотничьи рубашки из оленьей кожи, куртки из одеял, хотя день выдался на редкость жаркий, белые полотняные блузы, а также грубые хлопчатобумажные рубашки из красной фланели и небеленого холста; драгунские, стрелковые, пехотные и артиллерийские мундиры - все сливается и смешивается в этом пестром собрании. Кое-где видны короткие куртки и широкие сомбреро мексиканцев.
    В большинстве собраний внутренний круг состоит из избранных.
    Но в этом собрании получилось наоборот. Местная аристократия расположилась по внешнему кругу. Дамы, разодетые в свои лучшие наряды, стоят в фургонах или же сидят в более изящных экипажах, устроившись достаточно высоко, чтобы иметь возможность видеть поверх голов мужчин. Их глаза устремлены не на судью - на него они бросают лишь мимолетные взгляды. Они смотрят на группу из трех человек, находящихся вблизи присяжных и не очень далеко от ствола дерева. Один из них сидит, двое стоят. Тот, который сидит, - обвиняемый; двое стоящих - стража.
    Первоначально за это убийство предполагали судить не только Мориса Джеральда, но и Мигуэля Диаса с его товарищами и Фелима О'Нила.
    Однако в процессе предварительного следствия мексиканец и его три приятеля доказали свое алиби. Они признались, что перерядились индейцами. Этот факт был уже доказан, так что ничего другого им и не оставалось делать. Но они выдали все это за шутку. А так как было установлено, что все четверо были дома в ночь исчезновения Генри Пойндекстера, а Диас к тому же мертвецки пьян, то дальше их и не допрашивали.
    Что же касается Фелима, то его не сочли нужным посадить на скамью подсудимых, так как считали, что он будет более полезен в качестве свидетеля.
    Итак, на скамье подсудимых только один Морис Джеральд, который был известен большинству присутствующих как Морис-мустангер.
    Глава LXXXVII. ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬ
    Только немногие из присутствующих лично знают обвиняемого. Но, с другой стороны, здесь мало людей, которые не слыхали о нем. Возможно, таких нет вовсе. Его имя стало широко известным недавно. До дуэли с Колхауном его знали только как хорошего охотника за лошадьми.
    Все считали мустангера красивым, отважным юношей, любителем лошадей, всегда готовым оказать услугу хорошенькой девушке, добродушным и острым на язык, как большинство ирландцев.
    Но ни в хорошем, ни в дурном он не доходил до крайностей. Его отвага редко бывала безрассудной, а разговоры не превращались в пустую болтовню. Его поведение было уравновешенным, так же сдержанна была и его речь, даже за стаканом вина, - качество, редкое среди ирландцев.
    Никому не было известно, откуда он приехал, почему поселился в Техасе и избрал себе такое малопочтенное занятие.
    Это казалось особенно странным для тех, кто знал, что он не только образован, но и прирожденный джентльмен, чему, впрочем, не придавали большого значения на границах Техаса, где сплошь и рядом потомственные аристократы из Франции и Англии в поте лица добывали свой хлеб.
    К чему свидетельства о благородном происхождении, за исключением тех, на которые наложила свою печать сама природа? Таковы настроения этой далекой, молодой страны. Этой печатью прирожденного благородства отмечен Морис Джеральд. Вряд ли кто-нибудь мог принять его за глупца или за негодяя.
    И тем не менее Морис Джеральд стоит перед многочисленной толпой, заклейменный позором, обвиняемый в том, что глубокой ночью он пролил невинную кровь - убил человека!
    Неужели это обвинение справедливо? Если это правда, то он погиб.
    Вот о чем думают зрители.
    Некоторые глядят на него с любопытством, другие - недоумевая, но большинство - со злобой.
    Но вот еще одна пара глаз: они смотрят совсем не так, как другие, - в них вы прочтете и тревогу, и нежность, и вместе с тем непоколебимую твердость.
    Многие заметили этот взгляд, потому что слишком прекрасно бледное лицо, полускрытое за занавесками кареты, чтобы на него не обратили внимания.
    Но только немногие могут понять, что говорит этот взгляд. И к ним принадлежит сам обвиняемый. Когда он замечает бледную красавицу и ее взгляд, его сердце трепещет и переполняется гордостью; он даже на время забывает свое унизительное положение, грозящее ему страшной опасностью. В эту минуту он способен чувствовать только радость. Ему рассказали многое из того, что произошло, пока его сознание было омрачено. Он знает теперь, что прелестное, неземное видение было на самом деле прекрасной реальностью.
    Женское лицо, сиявшее ему в его бреду, - это то же лицо, которое он видит за занавесками кареты. И он знает теперь, что среди озлобленной толпы у него есть друг, который будет верен до конца.
    Судебное разбирательство начинается без особых формальностей. Судья снимает панаму и зажигает потухшую сигару. Затянувшись раз пять-шесть, он вынимает сигару изо рта, кладет ее на край стола и говорит:
    - Господа присяжные! Мы собрались здесь, чтобы рассмотреть дело, подробности которого, надо полагать, вам всем известны. Убит человек - сын одного из наших наиболее уважаемых граждан; арестованный, которого вы видите перед собой, обвиняется в этом преступлении. Моя обязанность наблюдать за правильным ходом судебной процедуры, а вы должны будете взвесить улики и решить, справедливо ли обвинение.
    Затем обвиняемому задают обычный вопрос:
    - Признаете ли вы себя виновным?
    - Нет, - твердо и с достоинством отвечает тот.
    Кассий Колхаун и несколько головорезов, стоящих рядом с ним, недоверчиво усмехаются.
    Судья молча берет сигару. Прокурор после нескольких предварительных замечаний приступает к опросу свидетелей обвинения.
    Первым вызывают Франца Обердофера. После нескольких формальных вопросов относительно его имени, возраста и профессии ему предлагают рассказать все, что он знает об этом деле.
    Показания Обердофера совпадают с тем, что он уже рассказывал раньше. В ночь, когда пропал молодой Пойндекстер, Морис Джеральд выехал из его гостиницы после полуночи, заплатив по счету; по-видимому, у него было много денег - Обердофер никогда раньше не видел у него такой суммы. Он направился домой
    - к берегам Нуэсес. Но он не сказал, куда едет. Между ним и свидетелем не было дружеских отношений. Свидетель только предполагает, что мустангер поехал в свою хижину, потому что накануне его слуга забрал вещи и увез их на муле - все, кроме того, что увез сам мустангер.
    - Что же он увез с собой?
    Свидетель точно не помнит. Он не уверен, было ли с ним ружье. Но, кажется, оно было привязано сбоку к седлу, по мексиканскому обычаю. Однако он может с уверенностью сказать, что у него был револьвер в кобуре и охотничий нож за поясом. На Джеральде, как всегда, был мексиканский костюм, на плечи было накинуто полосатое серапе. Свидетелю показалось странным, что мустангер уехал так поздно ночью, тем более что сначала он собирался уехать утром.
    Он отсутствовал весь вечер, но лошадь оставалась в конюшне гостиницы. Вернувшись, он немедленно расплатился по счету и уехал. Мустангер был очень возбужден и торопился, - однако он не был пьян. Он, правда, наполнил свою флягу, но в гостинице ничего не пил. Свидетель готов поклясться, что мустангер был совершенно трезв; он понял, что тот возбужден, по его поведению. Седлая коня, мустангер все время что-то говорил, и казалось, что он сердился. Свидетель не думает, что мустангер обращался к лошади, - нет, он полагает, что кто-то рассердил Джеральда и он досадовал на что-то, что произошло перед его возвращением в гостиницу.
    Свидетель не знал, куда ходил Джеральд, только слышал потом, что он прошел по окраине поселка и отправился вдоль реки в направлении к плантации мистера Пойндекстера. В течение последних трех-четырех дней его часто видели в тех местах - днем и ночью, верхом на лошади и пешим, по пути туда и обратно.
    Обердофера спрашивают о Генри Пойндекстере.
    Юношу он знал мало, так как в гостинице тот почти не бывал. Он заехал в ночь, когда его видели в последний раз. Свидетель был удивлен его появлением отчасти потому, что не привык видеть его у себя, отчасти потому, что было уже поздно.
    Молодой Пойндекстер не вошел в гостиницу, только заглянул в бар и вызвал хозяина к дверям.
    Он хотел видеть мистера Джеральда. Он тоже показался свидетелю трезвым и возбужденным. А когда он узнал, что мустангер уже уехал, взволновался еше больше. Сказал, что ему очень нужно повидаться с Джеральдом именно в эту ночь, и спросил, в какую сторону тот поехал. Свидетель посоветовал ему придерживаться направления на Рио-Гранде, полагая, что мустангер поехал именно туда.
    Молодой Пойндекстер сказал, что он знает дорогу, и сейчас же уехал, по-видимому, намереваясь догнать мустангера.
    Еще несколько вопросов - и допрос Обердофера заканчивается.
    Его показания, в общем, неблагоприятны для обвиняемого; особенно подозрительным выглядит то, что Джеральд изменил час своего отъезда. Он казался возбужденным и сердитым, хотя, возможно, человек, который сам наивно признался, что недолюбливает обвиняемого, мог и преувеличить, но, как бы то ни было, это произвело особенно неблагоприятное впечатление на зрителей, судя по ропоту, пробежавшему по толпе.
    Но почему же Генри Пойндекстер тоже был возбужден? Почему он так торопился догнать Джеральда и отправился за ним, невзирая на поздний час, вопреки своим привычкам?
    Если бы, наоборот, Джеральд расспрашивал о юноше, чтобы отправиться вслед за ним, это было бы более понятно. Но даже и это не объяснило бы мотива убийства.
    Вызывают еще нескольких свидетелей. Однако их показания скорее в пользу обвиняемого. Они утверждают, что отношения между ним и человеком, в убийстве которого он обвиняется, были дружескими.
    Наконец выступает свидетель, чьи показания бросают совсем иной свет на дело. Это капитан Кассий Колхаун.
    Его рассказ совершенно меняет ход следствия. Он не только раскрывает мотив убийства, но и усугубляет тяжесть преступления.
    После лицемерного вступления, в котором Колхаун выражает сожаление, что ему приходится говорить об этом, он рассказывает о свидании в саду, о ссоре, об уходе Джеральда, причем заявляет, что он ушел угрожая; о том, что Генри поехал догонять мустангера; он не рассказывает только об истинной причине, заставившей юношу поехать за мустангером, и о своем поведении в ту ночь.
    Эти скандальные разоблачения вызывают общее удивление. Поражены все - судья, присяжные и толпы зрителей. Люди перешептываются, раздаются возгласы возмущения.
    Гнев направлен не на того, кто дает показания, а на того, кто стоит перед ними, обвиненный теперь в двойном преступлении: он не только убил сына Пойндекстера, но и опозорил его дочь.
    Во время этих страшных показаний раздался стон. Он вырвался из груди удрученного горем старика, - все знают, что это отец.
    Однако глаза зрителей недолго, задерживаются на Пойндекстере. Взоры скользят дальше - к карете, в которой сидит поразившая всех красавица.
    Это странные взгляды - странные, но все же их можно объяснить, потому что в экипаже сидит Луиза Пойндекстер.
    Интересно, по своей ли воле она здесь, по своему ли желанию?
    Этот вопрос задают себе все, и в толпе снова пробегает ропот.
    Недоумевать им приходится недолго. Им отвечает голос глашатая, произносящего:
    - Луиза Пойндекстер!
    Глава LXXXVIII. СВИДЕТЕЛЬ ПОНЕВОЛЕ
    Прежде чем вызов был произнесен в третий раз, Луиза Пойндекстер уже вышла из экипажа.
    В сопровождении судебного пристава она подходит к месту для свидетелей. Смело, без тени страха она поворачивается к толпе.
    Все смотрят на нее: некоторые вопросительно, немногие, быть может, с презрением, большинство же с явным восхищением.
    Но один человек смотрит на нее не так, как другие. В его взгляде светится нежная любовь и едва уловимая тревога. Это сам обвиняемый. Но она не смотрит на него и ни на кого другого. Кажется, она считает достойным своего внимания только одного человека - того, чье место она сейчас заняла. Она смотрит на Кассия Колхауна, своего двоюродного брата, так, как будто хочет уничтожить его своим взглядом.
    Съежившись, он скрывается в толпе.
    - Где вы были, мисс Пойндекстер, в ночь исчезновения вашего брата? - спрашивает девушку прокурор.
    - Дома, в асиенде моего отца.
    - Разрешите вас спросить, спускались ли вы в ту ночь в сад?
    - Да.
    - Не будете ли вы так добры указать час?
    - В полночь, если не ошибаюсь.
    - Вы были одни?
    - Не все время.
    - Значит, часть времени кто-то был с вами?
    - Да.
    - Вы так откровенны, мисс Пойндекстер, что, вероятно, не откажетесь сообщить суду, кто это был.
    - Конечно.
    - Не назовете ли вы его имя?
    - Их было двое. Один был мой брат.
    - Но до прихода брата был кто-нибудь с вами в саду?
    - Да.
    - Мы хотели бы услышать его имя. Надеюсь, вы его не скроете.
    - Мне нечего скрывать - это был мистер Морис Джеральд.
    Этот ответ вызывает в толпе не только удивление, но и презрение и даже негодование.
    Только на одного человека эти слова производят совсем другое впечатление - на обвиняемого: у него теперь более торжествующий вид, чем у его обвинителей.
    - Разрешите вас спросить: была ли эта встреча случайна или же заранее условлена?
    - Она была условлена.
    - Мне придется задать вам нескромный вопрос - простите меня, мисс Пойндекстер, это мой долг. Каков был характер или, лучше сказать, какова была цель вашей встречи?
    Свидетельница колеблется, но лишь мгновение. Она выпрямляется и, бросив на толпу равнодушный взгляд, отвечает:
    - Характер или цель - это в конце концов одно и то же. Я не собираюсь ничего скрывать. Я вышла в сад, чтобы встретиться с человеком, которого любила и люблю до сих пор, несмотря на то, что он стоит здесь перед вами, обвиняемый в преступлении. Теперь, сэр, я надеюсь, вы удовлетворены?
    - Нет, это еще не все, - продолжает допрос прокурор, не обращая внимания на ропот в толпе. - Мне надо задать вам еще один вопрос, мисс Пойндекстер... Я несколько отступаю от установленного порядка, зато мы выиграем время; мне кажется, что никто не будет возражать против этого... Вы слышали, что говорил свидетель, опрошенный до вас? Правда ли, что ваш брат и обвиняемый расстались враждебно?
    - Правда.
    Этот ответ взволновал толпу - она негодует. Ответ подтверждает показания Колхауна. Мотив убийства ясен. Зрители не ждут объяснений, которые собирается дать свидетельница. Слышатся возгласы: "Повесить! Повесить его тут же на месте!"
    - Соблюдайте порядок! - кричит судья, вынимая изо рта сигару и бросая повелительный взгляд на толпу.
    - Когда мой брат поехал за ним, он не был охвачен гневом. Он простил мистера Джеральда, - продолжала Луиза Пойндекстер, не дожидаясь вопросов. - Он хотел догнать его, чтобы извиниться...
    - Я должен кое-что добавить, - вмешивается Колхаун, нарушая установленный порядок. - Они поссорились после. Я слышал их, стоя на асотее.
    - Мистер Колхаун, - строго останавливает его судья, - если прокурор найдет нужным, он снова вызовет вас, а пока будьте добры не мешать.
    Еще несколько дополнительных вопросов - и судья отпускает Луизу Пойндекстер.
    Она возвращается к своей карете; тяжелый гнет лежит на ее сердце. Девушка поняла, что, рассказав правду, она только повредила тому, кому хотела помочь, и себе самой; проходя сквозь толпу, она чувствует на себе презрительные взгляды.
    Поклонники оскорблены ее выбором; ханжи шокированы откровенным признанием о свидании в саду; не обошлось и без зависти к "счастливчику", которого она так смело защищала.
    Колхауна вызывают еще раз; новыми ложными показаниями он еще больше разжигает ненависть к обвиняемому. Все его показания
    - вымысел, но выглядят они правдоподобно.
    Снова взрыв негодования. Снова раздается крик: "Повесить!"
    - еще настойчивее, с еще большей злобой.
    Теперь, однако, крики сопровождаются действием. Мужчины снимают куртки, подбрасывают в воздух шляпы.
    Женщины в фургонах и даже те, что сидят в каретах, разделяют бешеную злобу против обвиняемого - все, за исключением одной, скрытой занавесками.
    Она тоже негодует, но по другой причине. И если она дрожит сейчас, то не от страха, а от горькой мысли, что сама же способствовала этому возмущению толпы. В эти тяжелые минуты Луиза вспоминает слова Колхауна: ее собственные показания докажут, что Морис Джеральд - убийца.
    Шум все нарастает. И там и сям раздаются выкрики - новые обвинения по адресу мустангера; их цель - разжечь страсти толпы; шум переходит в рев.
    В любую минуту место судьи Робертса может занять "судья Линч".
    И тогда? Тогда с судебным разбирательством будет покончено; а так как приговор уже ясен, то останется только привести его в исполнение. В руках опытных палачей это займет немного времени. Несколько минут - и Мориса-мустангера повесят на ветке дуба, которая простирается над его головой.
    Вот чего хочет толпа, и не хватает только, чтобы какой-нибудь дерзкий негодяй взял на себя инициативу.
    Но, к счастью для обвиняемого, среди присутствующих есть люди, настроенные иначе. Их немного, но они решили не допустить такого конца.
    Несколько военных обмениваются быстрыми фразами. Это офицеры форта во главе с комендантом. Это совещание длится всего несколько секунд, потом, по распоряжению майора, трубит горн.
    И почти немедленно из-за частокола форта Индж показывается отряд из сорока конных стрелков. Выехав из ворот, они направляются прямо к дубу. Молча, руководимые инстинктом, они развертываются в цепь и окружают место суда.

/ Полные произведения / Рид М. / Всадник без головы

Смотрите также по произведению "Всадник без головы":

• Сочинения
• Краткое содержание