• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Олеша Ю. / Рассказы

Рассказы [5/5]

Скачать полное произведение

    Я вернулся с дачи домой. Тотчас же из-за стены вышел Авель. Он профработник, Он мал ростом, на нем толстовка из бумажного коверкота, сандалии, синие носки. Он выбрит, но щеки у него черны. Авель всегда кажется обросшим. Даже можно подумать, что у него не две, а только одна щека - черная. У Авеля орлиный нос и одна черная щека.
     А в е л ь. - Что с вами происходит ? Я ехал сегодня в данном поезде и видел, казус вы сидели на корточках в полосе отчуждения и руками разгребали землю. В чем дело?
     Я (молчу).
     А в е л ь (гуляет по комнате). - Человек сидит на корточках и роется в земле. Что он делает? Неизвестно. Он проводит опыт? Или у него припадок? Неизвестно. Разве у вас бывают припадки ?
     Я (после паузы). - Знаете, о чем я думал, Авель ? Я думал о том, что мечтатели не должны производить детей. Зачем новому миру дети мечтателей ? Пусть мечтатели производят для нового мира деревья.
     А в е л ь. - Это не предусмотрено планом.
     Страна внимания начинается у изголовья, на стуле, который, раздеваясь перед отходом ко сну, вы придвинули к своей кровати. Вы просыпаетесь ранним утром, дом еще спит, комната наполнена солнцем. Тишина. Не шевелитесь, чтобы не нарушить неподвижности освещения. На стуле лежат носки. Они коричневые. Но - в неподвижности и яркости освещения - вдруг замечаете вы в коричневой ткани отдельные, вьющиеся по воздуху разноцветные шерстинки пунцовую, голубую, оранжевую.
     Воскресное утро. Я вновь иду по знакомому пути в гости к Наташе. Нужно написать "Путешествие по невидимой стране". Если угодно, вот глава из "Путешествия", которую следует озаглавить:
     "Человек, поторопившийся бросить камень".
     Росли под кирпичной стеной кусты. Я пошел вдоль кустов по тропинке. Я увидел в стене нишу и захотел бросить в нишу камешек. Я нагнулся камень лежал у ног... Тут я увидел муравейник.
     Лет двадцать тому назад я видел муравейник в последний раз. О, конечно, не раз в течение двадцати этих лет случалось мне шагать по муравейникам, мало ли раз? И, наверное, я видел их, но, увидев, не думал: "Иду по муравейникам", а просто в сознании выделялось лишь слово "муравейник" - и все. Живой образ мгновенно выталкивался услужливо подвернувшимся термином.
     О, я вспомнил: муравейники обнаруживаются взглядами внезапно. Один... О! Потом - другой! Потом - смотрите! смотрите! - еще один! Так произошло и теперь. Один за другим появились три муравейника.
     С высоты моего роста муравьев я не мог видеть; зрение улавливало лишь некое беспокойство форм, которые с успехом можно было счесть, неподвижными. И зрение охотно поддавалось обману: я смотрел и согласен был думать, что это не муравьи во множестве снуют вокруг муравейников, а сами муравейники осыпаются, как дюны,
     С камнем в руке стоял я шагах в четырех от стены. Камень должен был остановиться в нише. Я размахнулся. Камень улетел и ударился в кирпич. Взвилась струйка пыли. Я не понял. Камень упал к подножию стены, в кусты. Тогда лишь услышал я возглас камня, раздавшийся в ладони моей еще до того, как ладонь разжалась.
     - Подожди! - крикнул камень.- Посмотри на меня! И действительно, я вспомнил. Нужно было подвергнуть камень осмотру. Ведь без сомнения же, он представлял собой замечательную вещь. И вот он в кустах, в зарослях - исчез! И я, державший в руке вещь, не знаю даже, какого она была цвета. А камень, возможно, был лиловат; возможно, не монолитен, а состоял из нескольких тел: какая-нибудь окаменелость, возможно, была заключена в нем - останки жука или вишневая косточка; возможно, был камень порист, и, наконец,- может, вовсе не камень поднял я с земли, а позеленевшую кость!
     Я встретил по дороге экскурсию.
     Двадцать человек шли по пустырю, в котором покоилась косточка. Их вел Авель. Я отошел в сторонку. Авель не увидел мя,- верней, не понял: он увидел меня, но не воспринял; как всякий фанатик, он поглотил меня, не дожидаясь согласия или сопротивления. Авель отделился от паствы, повернулся к ней лицом (ко мне спиной) и воскликнув, мощно размахнув рукой:
     - Вот здесь! Вот здесь! Вот здесь!
     Пауза. Молчание.
     - Товарищи из Курска! - кричит Авель - Я надеюсь, что у вас
     есть воображение. Воображайте, не бойтесь!!!
     О! Авель пытается вторгнуться в страну воображения. Уж не
     хочет ли он показать экскурсантам вишневое дерево, цветущее в
     честь неразделенной любви?
     Авель ищет путей в невидимую страну...
     Он шагает. Он остановился, взмахнув ногой. Он взмахнул еще раз. И еще. Он хочет освободиться от какого-то мелкокудрявого растения, которое, пока он шагал, обвилось вокруг его ступни.
     Он топнул. ногой, оно хрустнуло, покатились желтые шарики.
     (Сколько растений в этом рассказе, деревьев, кустов!)
     - Вот здесь будет возвышаться гигант, о котором я говорил вам.
     ...Дорогая Наташа, я упустил из виду главное: план. Существует План. Я действовал, не спросившись Плана. Через пять лет на том месте, где нынче пустота, канава, бесполезные стены, - будет воздвигнут бетонный гигант. Сестра моя - Воображение - опрометчивая особа, Весной начнут класть фундамент - и куда денется глупая моя косточка! Да, там, в невидимой стране зацветет некогда дерево, посвященное вам. Экскурсанты придут к бетонному гиганту. Они не увидят вашего дерева. Неужели нельзя сделать невидимую страну - видимой? ..
     Письмо это - воображаемое. Я не писал его. Я мог бы написать его, если бы Авель не сказал того, что он сказал.
     - Корпус этот будет расположен полукругом, - сказал Авель. - Вся внутренность полукруга будет заполнена садом. У вас есть воображение ?
     - Есть,- сказал я. - Я вижу, Авель. Я вижу ясно. Здесь будет сад, И на том месте, где стоите вы, будет расти вишневое дерево. 1929 г.
     АЛЬДЕБАРАН
     На скамье сидела компания: девушка, молодой человек и некий ученый старик. Было летнее утро. Над. ними стояло могучее дерево с дуплом. Из дупла легко веяло затхлостью. Старик вспомнил детские проникновения в погреб.
     Молодой человек сказал:
     - Я сегодня свободный весь день.
     - Я тоже, - сказал ученый старик.
     Молодой человек работал машинистом на трамбующей машине "Буффало". Он укатывал асфальтовые мостовые. Он был латыш, по фамилии Цвибол. Саша Цвибол.
     Подошла цыганская девочка величиной с веник.
     Она предложила лилии.
     - Пошла вон, - сказал ученый старик.
     Саша Цвибол возмутился.
     - Вот как, - удивился старик, - вас это умиляет, Странно из уст комсомольца слышать защиту бродяжничества.
     - Она - ребенок! - сказала девчушка.
     - Ребенок? Скажите пожалуйста. Социализм, следовательно,
     есть христианский рай детей и нищих?
     Старик говорил звонко, тенором. Между прочим, это был красивый и вполне здоровый старик - один из тех стариков, которые курят, пьют, не соблюдают диэты, спят на левом боку и говорят о себе: ого!
     Звали его Богемский. Он сотрудничал по составлению Большой
     советской энциклопедии.
     Он влюбился в девушку. Она сидела рядом. Она положила руку
     на колено молодого. Тогда старый спросил:
     - Быть может, я лишний?
     Молодой вздохнул, снял картуз. Круглая красноармейская голова его была низко острижена. Он был блондин. Голова его блестела, как бульон. Он почесал темя. Старик встал и кинул окурок в дупло.
     - Мы поедем с Сашей на реку, - сказала девушка. Старика на реку молчаливо не пригласили.
     - Проводите нас до автобуса, - сказала девушка. Они пошли, Она шла на шаг впереди. Богемский смотрел ей в спину и думал:
     - Нет, это не любовь. Это похоть. Трусливая старческая похоть. Я хочу тебя съесть. Слышишь? Я бы тебя съел, начиная со спины, с подлопаточных мест.
     - Какая красивая! - сказал Цвибол.
     Эти восторженные слова он сказал с акцентом. И прозвучало мужественно. Из восторженности с поправкой на мужественность получилась застенчивая страстность, И старик позавидовал.
     - Катя, ваш возлюбленный похож на римлянина! - крикнул он девушке.
     - Я из Риги, - сказал Цвибол.
     - Ну что же? Это тот же стиль. Воины. Орден Храмовников.
     - Теперь нет Хамовников, - через плечо сказала Катя, - теперь называется Фрунзенский район.
     Они подошли к остановке.
     - А вдруг пойдет дождь ? - сказал Богемский,
     - Не пойдет, - сказал Цвибол.
     Они подняли головы. Небо было чистое. Синее небо.
     - Дождь - враг влюбленных, - сказал старик: - он выгоняет их прочь из садов. Злой сторож морали.
     Подошел автобус.
     Они не успели сказать ученому старику "до свидания".
     Он увидел Катю, уносимую на подножке. Она входила в дверцу. Поддуваемая ветром движения, она приобрела сходство с гиацинтом.
     Богемский шел в неопределенном направлении.
     Он был высок и строен. Он шагал, как юноша. На нем разлеталась черная пелерина. На седых кудрях стояла черная шляпа. Он был тем пешеходом, которого побаиваются псы. Он идет. Пес, бегущий навстречу, вдруг останавливается, смотрит секунду на идущего и перебегает на другую сторону. Там он бежит под стеной, останавливается, когда пешеход уже далеко впереди, и смотрит пешеходу вслед.
     Богемский шел и размышлял о девушке. "Первоклассная девушка. Она - первоклассная девушка и не знает себе цены. При других объективных условиях она вертела бы историей". Он стал размышлять о веке просвещенного абсолютизма. Герцогиня дю-Барри. Салоны. И многое другое. Директори. Варрас. Возвышение Бонапарта. Госпожа Рекамье. Женщины говорили по-латыни. Игра ума. Нити политики в маленькой ручке. Жорж Занд. Шопен. Ида Рубинштейн.
     Саша Цвибол.
     "Солдат, - думал Богемский. - Дон Хозе. Печальная повесть. Молодой коммунист влюбился в Кармен, Саша Цвибол, простодушный пастух, попался на удочку. Интересно. Он потрясен ею. Еще бы! Он и сам не подозревает, в чем ее сила. Он - тот ротозей на ярмарочной площади, который хватается за электрические катушки и корчится и, корчась, не понимает, отчего корчится. Коммунист. Смешно. Комсомолка. Смешно. Я живу на свете очень много лет. Я помню, как танцевали в Париже канкан. Я все знаю, все видел, все обдумал. Я очень стар, Катенька. Я - дело Дрейфуса, я - королева Виктория, я - открытие Суэцкого канала. Цвибол, которого вы любите, говорит вам многие прекрасные вещи о строительстве, о социализме, о науке, о технике, которая переделает человека, Ах, Катюша, молодой возлюбленный ваш говорит вам о классовой борьбе... Смешно. Легко говорить ему о чем угодно, когда вы улыбаетесь ему А я, который старше Художественного театра вдвое и которому вы не улыбаетесь, мудро говорю вам, перефразируя поэта: любви все классы покорны."
     "А в это время они раздеваются в какой-то грелке на сваях. Под сваями стоит неподвижная базальтовая вода. Они шумят. Там шум, возгласы, плеск голого тела в деревянной комнате, где раздевается молодежь. В окошках видны река, перила, флажки, лодки. На реке вспыхивают весла, Они выходят из деревянной комнаты и идут по горячим доскам. Где-то играет оркестр. Он колеблет воздух. От колебаний сотрясается деревянное сооружение. С досок летят опилки. Ах, не лучший ли вид человеческой жизни - флаг, бегущий в синеве летнего неба, когда вдали играет военный оркестр!
     Он пришел домой и лег.
     Он предался игре воображения.
     Таких женщин убивают.
     Париж! Париж! Он воображал страшную сцену. То, чего не было. Драму. Конец драмы. Развязку событий - обязательный на его взгляд результат Катиной красоты.
     Убийство.
     Она мечется па комнате. Падают стулья. С диким сверканием распахивается зеркальный шкаф. А тот, кто преследует ее, он сам, старик, чей рассудок мутится от страсти, стреляет в зеркало навылет. Шесть выстрелов. Осколки. Тишина. Он стоит посредине комнаты с ладонью на лбу. Розовые обои. Вечерние пыли в солнечном столбе, И входят соседи. Видят старика с сединах. Благороднолобый, лучащийся, похожий на Тургенева старик.
     Какой век? Какие годы? Где это? Не все ли равно! Любовь и смерть. Вечные законы пола.
     Открывается шкаф. Вываливается боком и потом стукается головой о паркет тело.
     - Пустите меня! - кричит старик и бросается к телу. Он воет, испускает мычание, глубокое "до" неутоленной страсти. Он кладет голову между раскинувшихся грудей девушки. Он поднимает алые глаза на обступивших его и говорит:
     - Как чисто у нее здесь и прохладно в этот жаркий день.
     Он поздним вечером говорит с ней по телефону.
     - Катя,- говорил он, - я люблю вас. Смешно? Вы слушаете меня? Я спрашиваю: любовь старика - это смешит вас? Я не прошу о многом. Если вы - буря, то я мечтаю лишь о капле... Очень трудно говорить образно по телефону. Вы слушаете? Каждый день вы проводите с Цвиболом. Вечером сверкают звезды. Вы сидите с Цвиболом под звездами. Да, да,- я видел. Любовь, звезды... я понимаю. Знает ли Цвибол прекрасные имена звезд? Вега, Бетельгейзе, Арктур, Антарес, Альдебаран. Что вас смешит? Альдебаран, да. Я уже месяц целый мечтаю о том, чтобы пойти с вами в кинематограф. Но погода не благоприятствует мне. В летний вечер вы предпочитаете звезды. Что? Но ведь погода может испортиться. Техника еще не умеет управлять погодой, Отдайте Цвиболу синеву, реку, звезды, а мне оставьте дождь. Хорошо? Катя, я говорю по автомату, Меня торопят. Стучат в стекло, грязно кривляются. Итак - вот о чем прошу я вас... Вы слушаете? Если завтра погода испортится, пойдет дождь - согласны ли вы пойти со мной в кинематограф? Если звезд не будет?
     - Хорошо. Если звезд не будет.
     Утро было чистое, безоблачное.
     Богемский стоял в проезде, где работали три машины "Буффало".
     На одной ездил Цвибол в синей почерневшей майке.
     - Жарко? - крикнул Богемский.
     - Жарко! - ответил Цвибол.
     Он, не выпуская руля, голым плечом стирал пот со лоба. Было очень жарко. Вообще был ад. Жар свежей смолы, блеск медных частей, крик радио.
     На панели стояли зеваки.
     - Жарко? - еще раз крикнул Богемский,
     - Жарко! - еше раз ответил Цвибол.
     В перерыве Цвибол подошел к Богемскому покурить.
     - Что вчера вечером делали? - спросил Богемский.
     - Гулял.
     - С Катей?
     - Да.
     - Где?
     - Везде.
     - Хороший вечер был?
     - Да.
     - Звезды?
     - Да.
     - А сегодня?
     - Тоже гулять будем.
     Вмешивается радио.
     Р а д и о: Обильные дожди прошли в Центральной черно- земной области.
     Б о г е м с к и й. Слышите?
     Ц в и б о л. Хорошо, что обильные.
     Р а д и о. Метеорологические данные дают основание ожидать выпадение осадков в Московской области в ближайшие дни.
     Б о г е м с к и й. Слышите?
     Ц в и б о л, Хорошо, что в ближайшие.
     Пауза.
     Б о г е м с к и й. Может быть, и сегодня даже дождь выпадет.
     Ц в и б о л. Пожалуй, выпадет.
     Б о г е м с кий. И звезд не будет.
     Ц в и б о л. И вы в кино пойдете с Катей.
     Пауза.
     Б о г е м с к и й. И вы согласны уступить мне вечер в обществе девушки, которую вы любите, ради того, чтобы пошел дождь?
     Ц в и б о л. Да.
     Б о г е м с к и й. Дождь, который нужен республике и не нужен вашей любви.
     Ц в и б о л. Да. Дождь, который нужен республике.
     Б о г е м с к и й. Браво! Дайте вашу руку. Я теперь начинаю понимать, что такое классовый подход к действительности.
     И действительно, появилась туча.
     Сперва появился ее лоб. Широкий лоб.
     Это была лобатая туча. Она карабкалась откуда-то снизу. Это был увалень, смотревший исподлобья. Он выпростал огромные лапы, вытянул одну из них над Александровским вокзалом, помедлил. Потом, поднявшись над городом до половины, повернулся спиной, оглянулся через плечо и стал валиться на спину.
     Ливень продолжался два часа.
     Затем был неудачный проблеск.
     Затем - умеренный дождь.
     Наступил вечер.
     Звезд не было.
     Дождь то появлялся, то исчезал.
     Богемский купил два билета на предпоследний сеанс и стал ждать Катю у памятника Гоголя, как было условлено. Она не пришла. Он ждал час и еще четверть часа. И потом еще четверть, Блестели лужи. Пахло овощами. В раскрытом окне играли на гитаре. Вспыхивали зарницы.
     Он пришел в переулок, подошел к заветному дому Здесь живет Катя. Он толкнул калитку подошвой- Он прошел по двору, оставляя в грязи следы, глубокие, как калоши. Обойдя флигель, он увидел темное окно. Нет дома.
     Он вышел в переулок и стал ходить взад и вперед. Он остановился и стоял, закутавшись в пелерину, черный и пирамидальный, освещенный окнами, - как в иллюстрации.
     Они появились из-за угла. Катя и Цвибол. Они шли обнявшись, как два гренадера.
     Он вырос перед ними. Они разъединились.
     - Вы обманули меня, Катя, - сказал Богемский,
     - - Нет, - ответила Катя.
     - Дождь, - сказал Богемский.
     - Дождь, - согласились они.
     - Звезд не было,- сказал он.
     - Звезды были.
     - Неправда. Ни одной звезды.
     - Мы видели звезды.
     - Какие?
     - Все.
     - Арктур, - сказал Цвибол.
     - Бетельтейзе, - сказала Катя.
     - Антарес, - сказал Цвибол,
     - Альдебаран, - сказала Катя и засмеялась.
     - Мало того, - сказал Цвибол, - мы видели звезды южного неба. Это вам не Альдебаран. Мы видели Южный Крест...
     - И Магеллановы облака. - поддержала Катя.
     - Несмотря на дождь, - сказал Цвибол.
     - Я понимаю, - промычал Богемский.
     - Мы были в планетарии,- сказал Цвибол.
     - Техника, - вздохнула Катя.
     - Шел дождь, нужный республике, - сказал Цвибол.
     - И нам, - окончила Катя.
     - И сверкали звезды, нужные нам, - сказал Цвибол.
     - И республике, - закончила Катя.
    193I г.
     ЗРЕЛИЩА
     Я подошел к башне, Собственно говоря, это была не башня.
     Труба. Немногим больше пароходной,
     Наверху чернела дверь.
     К двери вела деревянная лестница.
     Все сооружение казалось чрезвычайно шатким,
     Билеты выдавались через маленькое окошечко. Невидимая
     кассирша. Только одна рука, выбрасывающая на крохотный
     подоконник мелочь.
     Я поднялся по лестнице и очутился внутри трубы. Я стоял на балконе и смотрел вниз. Внизу, освещенные дневным светом, шедшим в раскрытую дверь, стояли красные мотоциклы. Дверь имела вид светлого четырехугольника, как двери в склады или мастерские. Четырехугольник света падал на земляной пол. Вся картина носила очень летний характер. На пороге двери зеленела трава.
     На балконе, кроме меня, стояло еще несколько десятков зрителей. Преимущественно мальчики. Они то и дело принимались хлопать, выражая нетерпение. дверь внизу вошли мужчина и женщина. Женщина была в брезентовых бриджах так называемого фисташкового цвета и в черных крагах. Эта одежда подчеркивала ее юность и худобу. Они сели на мотоциклы и надели очки. Тут мне показалось, что вид этих мотоциклов не совсем обычен. Я бы сказал, что к ним было что-то прибавлено или что-то от них отнято - с таким расчетом, чтобы они производили устрашающее впечатление. Повторяю, что мне показалось. В дальнейшем я не проверил правильности моего восприятия, так как после окончания номера мне было не до того, чтобы рассматривать мотоциклы. Однако я не могу отделаться от впечатления, что эти машины отличались странной, я бы сказал, коварной выразительностью.
     Первой выступила женщина. Она стала ездить по стене. Вообразите себе трек ни больше ни меньше как в 90'. То есть это была езда под прямым углом к вертикали.
     Машина описывала круги. Иногда казалось, что вместе с седоком она вылетит за край! Усилий воли стоило не отшатнуться в эту секунду. Я делал усилие и не отшатывался, понимая, что это маленькое мужество просто необходимо, чтобы совершенно не пасть в собственных глазах.
     Производя вихрь, она проносилась мимо меня. Затем я видел сзади - быстро удаляющаяся фигурка с пригнувшимися плечами.
     Так как всякий раз, когда она проносилась мимо, я испытывал испуг, то потом в стремительном улепетывании этой маленькой, щуплой фигурки, оседлавшей тяжелую машину, я усматривал какое-то лукавство. Я даже ожидал иногда, что фигурка на меня оглянется.
     Труба, сколоченная из досок, сотрясалась. С ужасом я узнавал в ней просто бочку.
     Ко всему, еще стрельба мотора. Великолепный, сухой, высокого тона звук.
     Когда номер окончился, я был глухим. И в немой тишине я видел, как мотоцикл, скатившись со стены, остановился и женщина, продолжая сидеть в седле, подняла руку. Затем она сняла очки, и, вместо широкоглазой маски кузнечика, в воздухе, как в зеркале, появилось полное прелести человеческое лицо.
     Когда я удалялся от башни, я увидел, что ее опоясывает надпись: "Мотогонки по стене".
     Громадные печатные буквы. Башня весело белела в чистом
     воздухе Парка культуры и отдыха.
     В свое время нечто подобное проделывали велосипедисты. Они ездили внутри гигантской корзины. Зрители видели их через прутья.
     Конечно, это не было так эффектно, как номер с мотоциклами. Фигура велосипедиста настраивает на юмор. Тем не менее аттракцион был потрясающей новинкой.
     В каком году состоялась его первая демонстрация?
     В тысяча девятьсот десятом?
     Цирк был еще старым. Происшедшие благодаря техническим открытиям видоизменения в жизни города еще не отразились в цирке.
     И первым из мира техники проник на арену цирка велосипед.
     До этого я помню демонстрацию каких-то электрических чудес. Аттракцион выдавался за научный опыт и носил серьезное название: "Токи Николая Тесла". Но это было фокусничество. Зритель должен был поверить, что перед ним человек, остающийся невредимым, несмотря на то что сквозь него пропускают токи необычайной. силы.
     Велосипед произвел огромное впечатление. Мне кажется, что именно езда по наклонному треку была первым видом цирковой работы с велосипедом, и только впоследствии циркачи стали работать на выложенном на арене полу из белых полированных досок. К этому времени номер велосипедистов превратился в комический. То как велосипедный спорт получил широкое распространение, то, для того чтобы велосипед не потерял своего права удивлять, пришлось призвать ему на помощь клоунаду. Обыкновенного - из мира техники велосипеда не стало. Он распался на свои два колеса. И этой возможностью завладели эксцентрики.
     Мотоцикл грозен. С ним не поиграешь. Когда мы думаем о том, что скорость связана с опасностью, то не образ автомобиля возникает в нашем сознании, а именно образ мотоцикла, стремительно перечеркивающего поле нашего зрения.
     Младший брат меланхолического велосипеда кажется злым, нетерпеливым, не поддающимся приручению. Он трясется от злобы, фыркает. Если тот носился, как стрекоза, прозрачный и хрупкий, то этот летит, как ракета.
     Я хочу ответить себе на вопрос, в чем секрет особого впечатления, которое производит на зрителя такой аттракцион, как мотогонки по стене... А производит он действительно ни с чем не сравнимое впечатление.
     Секрет в том, что в зрелище человека, движущегося по вертикали, есть элемент самой сильной фантастики, какая доступна нашему сознанию. Это та фантастика, которая создается в тех случаях, когда перед нашим земным зрением происходит какое-либо событие, имеющее своей причиной неподчинение закону тяжести.
     Такие события составляют предел фантастики. Они наиболее необычайны для нашего земного восприятия, потому что, когда они происходят, перед нами на секунду возникает картина какого-то несуществующего мира с физическими законами, противоположными нашим.
     Аромат сказочности мы чувствуем, когда видим прыгуна, делающего сальто-мортале, Безусловно, прыгун самая фантастическая фигура цирка.
     Цирк учел силу воздействия на человека всяких зрелищ, в которых нарушаются наши обычные представления об отношениях человека и пространства. Большинство цирковых номеров построено на игре с равновесием: канатоходцы, перш, жонглеры.
     Что же получается7
     Цирк волшебным языком говорит о науке! Углы падения, равные
     углам отражения, центры тяжести, точки приложения сил - мы все
     зто узнаем в разноцветных движениях цирка.
     Это очаровательно.
     Мы видим смелого и сильного человека, который настолько уверен в себе, что решается на то, чтобы оспаривать границы, поставленные ему природой, 1937

/ Полные произведения / Олеша Ю. / Рассказы