Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Гете И. / Стихотворения

Стихотворения [3/4]

  Скачать полное произведение

    Не погубит он меня.
    
     "Пей из кубка жизни ясной,
     И постигнешь поученье,
     И не станешь в нетерпенье
     О сокровищах скорбеть.
     Позабудешь труд напрасный!
     Дни - заботам! Смех - досугу!
     Пот - неделям! Праздник - другу! -
     Будь твоим заклятьем впредь",
    
     1797
    
    
     КОРИНФСКАЯ НЕВЕСТА
    
     Из Афин в Коринф многонный
     Юный гость приходит, незнаком,-
     Там когда-то житель благосклонный
     Хлеб и соль водил с его отцом;
     И детей они
     В их младые дни
     Нарекли невестой с женихом.
    
     Но какой для доброго приема
     От него потребуют цены?
     Он - дитя языческого дома,
     А они - недавно крещены!
     Где за веру спор,
     Там, как ветром сор,
     И любовь и дружба сметены!
    
     Вся семья давно уж отдыхает,
     Только мать одна еще не спит,
     Благодушно гостя принимает
     И покой отвесть ему спешит;
     Лучшее вино
     Ею внесено,
     Хлебом стол и яствами покрыт.
    
     И, простясь, ночник ему зажженный
     Ставит мать, но ото всех тревог
     Уж усталый он и полусонный,
     Без еды, не раздеваясь, лег,
     Как сквозь двери тьму
     Движется к нему
     Странный гость бесшумно на порог.
    
     Входит дева медленно и скромно,
     Вся покрыта белой пеленой:
     Вкруг косы ее, густой и темной,
     Блещет венчик черно-золотой.
     Юношу узрев,
     Стала, оробев,
     С приподнятой бледнукой.
    
     "Видно, в до уже чужая,-
     Так она со вздохом говорит,-
     Что вошла, о госте сем не зная,
     И теперь меня объемлет стыд;
     Спи ж спокойным сном
     На одре своем,
     Я уйду опять в мой темный скит!"
    
     "Дева, стой,- воскликнул он,- со мною
     Подожди до утренней поры!
     Вот, смотри, Церерой золотою,
     Вакхом вот посланные дары;
     А с тобой придет
     Молодой Эрот,
     Им же светлы игры и пиры!"
    
     "Отступи, о юноша, я боле
     Непричастна радости земной;
     Шаг свершен родительскою волей:
     На одре болезни роковой
     Поклялася мать
     Небесам отдать
     Жизнь мою, и юность, и покой!
    
     И богов веселых рой родимый
     Новой веры сила изгнала,
     И теперь царит один незримый,
     Одному распятому хвала!
     Агнцы боле тут
     Жертвой не падут,
     Но людские жертвы без числа!"
    
     И ее он взвешивает речи:
     "Неужель теперь, в тиши ночной,
     С женихом не чаявшая встречи,
     То стоит невеста предо мной?
     О, отдайся ж мне,
     Будь моей вполне,
     Нас венчали клятвою двойной!"
    
     "Мне не быть твоею, отрок милый,
     Ты мечты напрасной не лелей,
     Скоро буду взята я могилой,
     Ты ж сестре назначен уж моей;
     Но в блаженном сне
     Думай обо мне,
     Обо мне, когда ты будешь с ней!"
    
     "Нет, да светит пламя сей лампады
     Нам Гимена факелом святым,
     И тебя для жизни, для отрады
     Уведу к пенатам я моим!
     Верь мне, друг, о верь,
     Мы вдвоем теперь
     Брачный пир нежданно совершим!"
    
     И они ются дарами:
     Цепь она спешит златую снять,-
     Чашу он с узорными краями
     В знак союза хочет ей отдать;
     Но она к нему:
     "Чаши не приму,
     Лишь волос твоих возьму я прядь!"
    
     Полночь бьет - и взор, доселе хладный,
     Заблистал, лицо оживлено,
     И уста бесцветные пьют жадно
     С темной кровью схожее вино;
     Хлеба ж со стола
     Вовсе не взяла,
     Словно ей вкушать запрещено.
    
     И фиал она ему подносит,
     Вместе с ней он ток багровый пьет,
     Но ее объятий как ни просит,
     Все она противится - и вот,
     Тяжко огорчен,
     Пал на ложе он
     И в бессильной страсти слезы льет.
    
     И она к нему, ласкаясь, села:
     "Жалко мучить мне тебя, но, ах,
     Моего когда коснешься тела,
     Неземной тебя охватит страх:
     Я как снег бледна,
     Я как лед хладна,
     Не согреюсь я в твоих руках!"
    
     Но, кипящий жизненною силой,
     Он ее в объятья заключил:
     "Ты хотя бы вышла из могилы,
     Я б согрел тебя и оживил!
     О, каким вдвоем
     Мы горим огнем,
     Как тебя мой проникает пыл!"
    
     Все тесней сближает их желанье,
     Уж она, припав к нему на грудь,
     Пьет его горячее дыханье
     И уж уст не может разомкнуть.
     Юноши любовь
     Ей согрела кровь,
     Но не бьется сердце в ней ничуть.
    
     Между тем дозором поздним мимо
     За дверьми еще проходит мать,
     Слышит шум внутри необъяснимый
     И его старается понять:
     То любви недуг,
     Поцелуев звук,
     И еще, и снова, и опять!
    
     И недвижно, притаив дыханье,
     Ждет она - сомнений боле нет -
     Вздохи, слезы, страсти лепетанье
     И восторга бешеного бред:
     "Скоро день - но вновь
     Нас сведет любовь!"
     "Завтра вновь!" - с лобзаньем был ответ.
    
     Доле мать сдержать не может гнева,
     Ключ она свой тайный достает;
     "Разве есть такая в доме дева,
     Что себя пришельцам отдает?"
     Так возмущена,
     Входит в дверь она -
     И дитя родное узнает,
    
     И, воспрянув, юноша с испугу
     Хочет скрыть завесою окна,
     Покрывалом хочет скрыть подругу;
     Но, отбросив складки полотна,
     С ложа, вся пряма,
     Словно не сама,
     Медленно подъемлется она.
    
     "Мать, о мать, нарочно ты ужели
     Отравить мою приходишь ночь?
     С этой теплой ты меня постели
     В мрак и холод снова гонишь прочь?
     И с тебя ужель
     Мало и досель,
     Что свою ты схоронила дочь?
    
     Но меня из тесноты могильной
     Некий рок к живущим шлет назад,
     Ваших клиров пение бессильно,
     И попы напрасно мне кадят:
     Молодую страсть
     Никакая власть,
     Ни земля, ни гроб не охладят!
    
     Этот отрок именем Венеры
     Был обещан мне от юных лет,
     Ты вотще во имя новой веры
     Изрекла неслыханный обет!
     Чтоб его принять,
     В небесах, о мать,
     В небесах такого бога нет!
    
     Знай, что смерти роковая сила
     Не могла сковать мою любовь,
     Я нашла того, кого любила,
     И его я высосала кровь!
     И, покончив с ним,
     Я пойду к другим,-
     Я должна идти за жизнью вновь!
    
     Милый гость, вдали родного края
     Осужден ты чахнуть и завять,
     Цепь мою тебе передала я,
     Но волос твоих беру я прядь.
     Ты их видишь цвет?
     Завтра будешь сед,
     Русым там лишь явишься опять!
    
     Мать, услышь последнее моленье,
     Прикажи костер воздвигнуть нам,
     Свободи меня из заточенья,
     Мир в огне дай любящим сердцам!
     Так из дыма тьмы
     В пламе, в искрах мы
     К нашим древним полетим богам!"
    
     1797
    
    
     УЧЕНИК ЧАРОДЕЯ
    
     Старый знахарь отлучился!
     Радуясь его уходу,
     Испытать я власть решился
     Над послушною природой,
     Я у чародея
     Перенял слова
     И давно владею
     Тайной колдовства.
    
     Брызни, брызни,
     Свеж и влажен,
     С пользой жизни,
     Ключ из скважин.
     Дай скопить воды нам в чане,
     Сколько требуется в бане!
    
     Батрака накинь лохмотья,
     Старый веник из мочалы.
     Ты сегодня на работе
     Отдан под мое начало!
     Растопырь-ка ноги,
     Дерни головой!
     По лесной дороге
     Сбегай за водой.
    
     Брызни, брызни,
     Свеж и влажен,
     С пользой жизни,
     Ключ из скважин!
     Дай скопить воды нам в чане,
     Сколько требуется в бане!
    
     Погляди на водоноса!
     Воду перелил в лоханки!
     И опять в овраг понесся
     Расторопнее служанки.
     Сбегал уж два раза
     С ведрами батрак,
     Налил оба таза
     И наполнил бак.
    
     Полно! Баста!
     Налил всюду.
     И не шастай
     Больше к пруду!
     Как унять готовность эту?
     Я забыл слова запрета.
    
     Я забыл слова заклятья
     Для возврата прежней стати!
     И смеется подлый веник,
     Скатываясь со ступенек.
     Возвратился скоком
     И опять ушел,
     И вода потоком
     Заливает пол.
    
     Стой, довольно,
     Ненавистный!
     Или больно
     Шею стисну!
     Только покосился в злобе,
     Взгляд бросая исподлобья.
    
     Погоди, исчадье ада,
     Ты ведь эдак дом утопишь!
     С лавок льются водопады,
     У порога лужи копишь!
     Оборотень-веник,
     Охлади свой пыл!
     Снова стань, мошенник,
     Тем, чем прежде был.
    
     Вот он с новою бадейкой.
     Поскорей топор я выну!
     Опрокину на скамейку,
     Рассеку на половины!
     Ударяю с маху,
     Палка пополам,
     Наконец от страха
     Отдых сердцу дам.
    
     Верх печали!
     О, несчастье!
     С полу встали
     Обе части,
     И, удвоивши усердье,
     Воду носят обе жерди!
    
     С ведрами снуют холопы,
     Все кругом водой покрыто!
     На защиту от потопа
     Входит чародей маститый!
     "Вызвал я без знанья
     Духов к нам во двор
     И забыл чуранье,
     Как им дать отпор!"
    
     В угол, веник.
     Сгиньте, чары.
     Ты мой пленник.
     Бойся кары!
     Духи, лишь колдун умелый
     Вызывает вас для дела.
    
     1797
    
    
     КРЫСОЛОВ
    
     Певец, любимый повсеместно,
     Я крысолов весьма известный,
     И в этом городе с моим
     Искусством впрямь необходим.
     Хоть крыс тудится - дай боже,
     Да и хорьков как будто тоже,-
     Мне стоит только заиграть,
     И вам их больше не видать.
    
     Певец, хвалимый повсеместно,
     Я также детолов известный.
     Под лютню запою, и вмиг
     Стихают детский плач и крик!
     И как мальчишки ни резвятся,
     И как девчонки ни дичатся -
     По струнам проведу рукой,
     И все они бегут за мной.
    
     Певец, честимый повсеместно
     К тому ж я женолов известный.
     Такого городишка нет,
     Где мною не оставлен след.
     Пускай девицы боязливы,
     Молодки чинны и спесивы -
     Все покоряются сердца
     Искусству пришлого певца.
     (Сначала)
    
     1802/1803
    
    
     ГОРНЫЙ ЗАМОК
    
     Вон замок стоит на вершине
     Среди гранитных скал.
     Под сводами башен высоких
     Он рыцарей встарь укрывал.
    
     Но рыцари спят в могилах,
     А башни врагом сожжены.
     Я проникаю свободно
     В проломы ветхой стены.
    
     Здесь погреб с вином драгоценным
     Лежал в былые года.
     Прислужница больше не сходит
     С кувшином тяжелым туда.
    
     И в зал не спешит, как бывало,
     Гостей обнести чередой.
     Попу не наполнит бокала
     Для трапезы в праздник святой.
    
     И дерзкому пажу отведать
     Не даст, пробегая, вина.
     И тайной награды не примет
     За тайную щедрость она.
    
     Затем, что и стены, и своды,
     И лестницы - все сожжено,
     Рассыпалась, рухнув, капелла
     И в прах обратилась давно.
    
     Но в день жизнерадостно-яркий,
     Когда на вершине крутой
     Стоял я с бутылкой и лютней,
     С подругой моей молодой,
    
     В развалинах все заблистало,
     Наполнились жизнью они,
     И шумно и празднично стало,
     Как в добрые старые дни.
    
     И мнилось, нарядные гости
     Въезжают во двор чередой,
     И мнилось, из прошлого мира
     Мы входим счастливой четой.
    
     И ждет нас в капелле священник,
     И вот поднялись мы туда,
     И он вопрошает: "Согласны?" -
     И мы улыбаемся: "Да".
    
     И радостно песнь зазвучала,
     Как юное сердце, чиста,
     И ей не толпа отвечала,
     Но звонкого эха уста.
    
     Меж тем надвинулся вечер,
     Он шум и веселье унес,
     И вот заходящее солнце
     Убрало багрянцем утес.
    
     И дамой служанка блистает,
     И паж точно рыцарь одет,
     И щедро она угощает,
     И он не скупится в ответ.
    
     1802
    
    
     ВЕРНЫЙ ЭККАРТ
    
     "О, только б скорей добежать нам домой!
     Уже окружает нас морок ночной,
     Слетаются Страшные Сестры.
     Они уже тут, и они нас найдут,
     Чтоб выхлебать пиво, которое ждут
     Так долго родители наши".
    
     Так шепчутся дети и к дому бегут...
     Но дюжий старик появляется тут:
     "Эй, тихо ребятушки, тихо!
     Сестрички с горячей охоты летят;
     Пусть в глотки зальют себе сколько хотят.
     Они вам добра не забудут".
    
     И в ту же минуту их морок догнал.
     Бесплотен и сер, он от жажды стонал,
     Однако хлебал он отменно.
     И выпито пиво - такая беда!
     И дикая дальше несется орда
     Куда-то в долины и горы.
    
     Детишки бегут, и от страха их бьет.
     Но дюжий старик от них не отстает;
     "Эй, птенчики, ну-ка, не хныкать!"
     "Нас выбранит мать, и прибьет нас отец..."
     "Молчите, как мышки, и делу конец -
     Пойдет у вас все по маслу.
     А тот, кто вам дал этот добрый наказ,-
     Он первый товарищ ребячьих проказ,
     Волшебник испытанный Эккарт.
    
     Встречали его и в лесу и в дому,
     Но нет никаких доказательств тому...
     А вы их в руках понесете".
    
     Детишки робея подходят к крыльцу,
     Порожние кружки вручают отцу
     И ждут тумаков и попреков.
     Но диво! Родители кружки берут,
     Пригубили пиво, и хвалят, и пьют...
     Пьют раз, и второй, и десятый.
    
     Уж сумрак редеет, и день настает.
     Тут кто-то внезапно вопрос задает:
     "Что с кружками за чертовщина?"
     Плутишки на все откликались молчком,
     А там как пошли молотить язычком,
     И тотчас же высохли кружки.
    
     Ребятки, когда вам доверит секрет
     Родитель, наставник иль добрый сосед,
     Не выдайте тайны оплошно.
     На глупый роток наложите печать:
     Болтать - неразумно, полезней молчать.
     Тогда наполняются кружки.
    
     1813
    
    
    ОДЫ
    
    
     ПЕСНЬ СТРАННИКА В БУРЮ
    
     Кто храним всемощным гением,
     Ни дожди тому, ни гром
     Страхом в сердце не дохнут.
     Кто храним всемощным гением,
     Тот заплачку дождя,
     Тот гремучий град
     Окликнет песней,
     Словно жавронок
     Ты там в выси.
    
     Кто храним всемощным гением,
     Тот взнесен над топким илом
     На крылах зардевших;
     Вдаль шагнет он,
     По цветам ступая,
     Чрез Девкальоновы хляби,
     Змея раня, свеж, смел,
     Аполлон Пифийский.
    
     Кто храним всемощным гением,
     Тот согрет родимыми крылами,
     Лишь задремлет на скале,
     Тот от мрака застлан опереньем
     В срок полуночный в бору.
     Кто храним всемощным гением,
     Тот теплом спеленат
     В снег и в вьюгу;
     По теплу тоскуют музы,
     По теплу сестры-грации.
    
     Ко мне слетайтесь, музы,
     Роем радостным!
     Это - влага,
     Это - суша,
     Это - сын текучих вод и суши,
     Я по ним ступаю,
     Брат богам!
    
     Вы чисты, словно сердце влаги,
     Вы чисты, как руда земная,
     Вы со мною, и парю я
     И над влагой, и над сушей,
     Брат богам!
    
     И он вернется,
     Тот поселянин, черный, горячий?
     И он вернется, вновь доверясь
     Твоей опеке, Бромий-праотец,
     И теплу очага родного?
     Вернется - бодрый?
     А я, к кому вы благи,
     Грации и легкие музы,
     Ко всем приукрашен, чем вы,
     Камены и грации,
     В благости божественной,
     Взор пленяя, рядили мир,-
     Вернусь - разбитый?
    
     Бромий-праотец,
     Гений зиждущий
     Столетья вольного!
     Ты - что жар души
     Пиндару был,
     Чем земле
     Феб-Аполлон стал.
    
     Рдей! Рдей! Скрытый пламень,
     Пламень сердца,
     Мой оплот!
     Рдей навстречу
     Аполлону,
     А не то
     Он холодно
     Обойдет тебя приветом.
     Уязвленный,
     Он следит, как иглы кедра
     Зеленеют
     Без него.
    
     Что ж тебя зову позже всех?
     Ты, в ком песнь ожила,
     Ты - предел, ей данный,
     Ты - ее родник,
     Зевс Увлажняющий!
     Ты, ты в песнях журчишь!
     Стороной бежит
     Шум кастальских вод
     Для бездельников,
     Смертно-счастливых,
     Чуждых тебе,
     Нас окунувший в блеск
     Зевс Увлажняющий.
    
     В роще вязовой,
     Нет! не встретишься
     С кротким голубем
     На простертой руке,
     Лаской роз увенчав чело,
     Ты - ему, сладкоустому
     Анакреону,
     Бог, бурей дохнувший.
    
     И у тополя
     В сибаритской стране,
     Там, где у гор
     Лоб усмугляется солнцем,
     Не был тобой пронзен
     В розах тонущий,
     Медом плещущий,
     Нежно манящий
     Феокрит.
    
     Но когда в ристалище
     Гром колес огибал цель -
     Ввысь взвит,
     Славой рдея,
     Бич удалых юнцов!
     И кл прах,
     Словно с отважных гор
     Град ударял ниц,-
     Рдея, страх и доблесть множил,
     Пиндар,
     Ты.- Рдея?
    
     Скудный дух!
     Там, над холмами,
     Горняя мощь!
     Но пыл иссяк:
     Вот он, очаг мой!
     К нему б добраться.
    
     1772
    
    
     ПРОМЕТЕЙ
    
     Ты можешь, Зевс, громадой тяжких туч
     Накрыть весь мир,
     Ты можешь, как мальчишка,
     Сбивающий репьи,
     Крушить дубы и скалы,
     Но ни земли моей
     Ты не разрушишь,
     Ни хижины, которую не ты построил,
     Ни очага,
     Чей животворный пламень
     Тебе внушает зависть.
    
     Нет никого под солнцем
     Ничтожней вас, богов!
     Дыханием молитв
     И дымом жертвоприношений
     Вы кормите свое
     Убогое величье,
     И вы погибли б все, не будь на свете
     Глупцов, питающих надежды,
     Доверчивых детей
     И нищих.
    
     Когда ребенком был я и ни в чем
     Мой слабый ум еще не разбирался,
     Я в заблужденье к солнцу устремлял
     Свои глаза, как будто там, на небе,
     Есть уши, чтоб мольбе моей внимать,
     И сердце есть, как у меня,
     Чтоб сжалиться над угнетенным.
    
     Кто мне помог
     Смирить высокомерие титанов?
     Кто спас меня от смерти
     И от рабства?
     Не ты ль само,
     Святым огнем пылающее сердце?
     И что ж, не ты ль само благодарило,
     По-юношески горячо и щедро,
     Того, кто спал беспечно в вышине!
    
     Мне - чтить тебя? За что?
     Рассеял ты когда-нибудь печаль
     Скорбящего?
     Отер ли ты когда-нибудь слезу
     Б глазах страдальца?
     А из меня не вечная ль судьба,
     Не всемогущее ли время
     С годами выковали мужа?
    
     Быть может, ты хотел,
     Чтоб я возненавидел жизнь,
     Бежал в пустыню оттого лишь,
     Что воплотил
     Не все свои мечты?
     Вот я - гляди! Я создаю людей,
     Леплю их
     По своему подобью,
     Чтобы они, как я, умели
     Страдать, и плакать,
     И радоваться, наслаждаясь жизнью,
     И презирать ничтожество твое,
     Подобно мне!
    
     1774
    
    
     ГАНИМЕД
    
     Словно блеском утра
     Меня озарил ты,
     Май, любимый!
     Тысячеликим любовным счастьем
     Мне в сердце льется
     Тепла твоего
     Священное чувство,
     Бессмертная Красота!
    
     О, если б я мог
     Ее заключить
     В объятья!
    
     На лоне твоем
     Лежу я в томленье,
     Прижавшись сердцем
     К твоим цветам и траве.
     Ты охлаждаешь палящую
     Жажду в груди моей,
     Ласковый утренний ветер!
     И кличут меня соловьи
     В росистые темные рощи свои.
     Иду, поднимаюсь!
     Куда? О, куда?
    
     К вершине, к небу!
     И вот облака мне
     Навстречу плывут, облака
     Спускаются к страстной
     Зовущей любви.
     Ко мне, ко мне!
     И в лоне вашем -
     Туда, в вышину!
    
     Объятый, объемлю!
     Все выше! К твоей груди,
     Отец Вседержитель!
    
     1774
    
    
     В АНТИЧНЫХ ФОРМАХ
    
    
     МОГИЛА АНАКРЕОНТА
    
     Здесь, где роза цветет, где лавры лоза обвивает,
     Здесь, куда горлинки зов манит и песня цикад,
     Чью здесь гробницу украсили жизнью зеленой и звонкой
     Боги? - Под этим холмом Анакреонт опочил.
     Летней, и вешней порой, и осенней сполна
     насладившись,
     Старец счастливый в земле скрылся от зимних
     невзгод,
    
     1785
    
    
     ИЗ "РИМСКИХ ЭЛЕГИЙ"
    
    
     1788
    
     I
    
     Камень, речь поведи! Говорите со мною, чертоги!
     Улица, слово скажи! Гений, дай весть о себе!
     Истинно, душу таят твои священные стены,
     Roma aeterna! Почто ж сковано все немотой?
     Кто мне подскажет, в каком окне промелькнет ненароком
     Милая тень, что меня, испепелив, оживит?
     Или, сбившись с пути, не узнал я дорогу, которой
     К ней бы ходил и ходил, в трате часов не скупясь?
     Обозреваю пока, путешественник благоприличный,
     Храмы, руины, дворцы, мрамор разбитых колонн.
     Этим скитаньям конец недалек. В одном только храме,
     В храме Амура, пришлец кров вожделенный найдет.
     Рим! О тебе говорят: "Ты - мир". Но любовь отнимите,
     Мир без любови - не мир, Рим без любови - не Рим.
    
    
     III
    
     Милая, каешься ты, что сдалась так скоро? Не кайся:
     Помыслом дерзким, поверь, я не принижу тебя.
     Стрелы любви по-разному бьют: оцарапает эта,
     Еле задев, а яд сердце годами томит;
     С мощным другая пером, с наконечником острым и
     крепким,
     Кость пронзает и мозг, кровь распаляет огнем.
     В век героев, когда богини и боги любили,
     К страсти взгляд приводил, страсть к наслажденью
     вела.
    
     Или, думаешь ты, томилась долго Киприда
     В рощах Иды, где вдруг ей полюбился Анхиз?
     Не поспеши Селена, целуя, склониться к сонливцу,
     Ох, разбудила б его быстрая ревность Зари!
     Геро глянула в шумной толпе на Леандра, а ночью
     Тот, любовью горя, бросился в бурную хлябь.
     Рея Сильвия, царская дочь, спустилась с кувшином
     К берегу Тибра, и вмиг девою бог овладел.
     Так породил сыновей своих Марс. Вскормила волчица
     Двух близнецов, и Рим князем земли наречен.
    
    
     VI
    
     "Ты ль, жестокий, меня оскорбляешь такими словами?
     Или мужчины, любя, так злоречивы у вас?
     Пусть осуждает меня толпа, я снесу терпеливо.
     Знаю: грешна. Но кто грех мой единственный? Ты!
     Эти платья, они для завистливой сплетни улика,
     Что надоело вдове плакать по мужу в тиши.
     Неосмотрительный, ты не ходил ли ко мне в новолунье:
     Темный строгий сюртук, волосы сзади кружком?
     Разве не сам ты, шутя, захотел рядиться в сутану?
     Шепчутся люди: "Прелат!" Кто же им был, как не ты?
     В Риме, в поповском гнезде, хоть трудно поверить,
     клянусь я,
     Из духовенства никто ласки моей не познал.
     Да, молода и бедна, обольстителей я привлекала,
     Фолькониери не раз жадно глядел мне в глаза,
     Деньги большие мне сводник сулил, посредник Альбани,
     В Остию звал он меня, в Кватро Фонтане манил.
     Не соблазнили меня посулы! Уж слишком противен
     Был мне лиловый чулок, не был и красный милей!
     Сызмала знала: "Всегда под конец девчонка в накладе!"
     Так мой отец говорил, даром что мать не строга.
    
     Вот и сбылось: обманута я! Ведь только для виду
     Сердишься ты, а сам, знаю, задумал сбежать.
     Что ж, иди! Вы женской любви не стоите. Носим
     Мы под сердцем дитя, верность мы носим в груди.
     Вы же, мужчины, в объятьях и верность и страсть
     изливая,
     Всю расточаете вы легкую вашу любовь".
     Милая так говорила и, на руки взяв мальчугана,
     Стала его целовать; слезы из глаз потекли.
     Как же был я пристыжен, что дал людскому злоречью
     Светлый облик любви так предо мной очернить!
     Тускло пламя горит лишь миг и чадно дымится,
     Если водой невзначай в жаркий плеснули очаг.
     Тотчас, однако же, пламя очистится, дым разойдется;
     Снова, юн и силен, ясный взовьется огонь.
    
    
     VII
    
     О, как в Риме радостно мне! Давно ль это было?
     Помню, серый меня северный день обнимал.
     Небо угрюмо и грузно давило на темя; лишенный
     Красок и образов мир перед усталым лежал.
     Я же о собственном "я", следя недовольного духа
     Сумеречные пути, в помыслов глубь уходил.
     Ныне мне лег на лоб светлейшего отсвет эфира,
     Феб-жизнедавец призвал к жизни и форму и цвет.
     Звездами ночь ясна, и звучит она музыкой мягкой;
     Ярче, чем северный день, южного месяца свет.
     Что за блаженство смертному мне! Не сон ли?
     Приемлет
     Твой амврозийный дом гостя, Юпитер-отец?
     Вот я лежу и руки к твоим простираю коленам
     В жаркой мольбе: "Не отринь, Ксений-Юпитер, меня!
     Как я сюда вошел, не умею сказать: подхватила
     Геба меня, увлекла, странника, в светлый чертог.
     Может быть, ты вознести героя велел, и ошиблась
     Юная? Щедрый, оставь, что мне ошибкой дано!
     Да и Фортуна, дочь твоя, тоже поди, своенравна:
     Кто приглянулся, тому лучшее в дар принесет.
     Гостеприимцем зовешься, бог? Не свергай же пришельца
     Ты с олимпийских высот вновь на низину земли".
     "Стой! Куда взобрался, поэт?" - Прости мне! Высокий
     Холм Капитолия стал новым Олимпом твоим.
     Здесь, Юпитер, меня потерпи; а после Меркурий,
     Цестиев склеп миновав, гостя проводит в Аид".
    
    
     IX
    
     В осени ярко пылает очаг, по-сельски радушен;
     Пламя, взвиваясь, гляди, в хворосте буйно кипит.
     Ныне оно мне отрадно вдвойне: еще не ус,
     В уголь дрова превратив, в пепле заглохнуть оно,-
     Явится милая. Жарче тогда разгорятся поленья,
     И отогретая ночь праздником станет для нас.
     Утром моя домоводка, покинув любовное ложе,
     Мигом из пепла вновь к жизни разбудит огонь.
     Ласковую Амур наделил удивительным даром:
     Радость будить, где она словно заглохла в золе.
    
    
     XIV
    
     "Мальчик! Свет зажигай!" - "Да светло! Чего
     понапрасну
     Масло-то переводить? Ставни закрыли к чему?
     Не за горою, поди, за крышами солнце укрылось -
     Добрых полчасика нам звона ко всенощной ждать".
     "Ох, несчастный! Ступай и не спорь! Я жду дорогую.
     Вестница ночи меж тем, лампа, утешит меня!"
    
    
     XVI
    
     "Что ж ты сегодня, любимый, забыл про мой
     виноградник?
     Там, как сулила, тайком я поджидала тебя".
     "Шел я туда, дружок, да вовремя, к счастью, приметил,
     Как, хлопоча и трудясь, дядя вертелся в кустах.
     Я поскорей наутек!" - "Ох, и как же ты обознался!
     Пугало - вот что тебя прочь отогнало. Над ним
     Мы постарались усердно, из лоз плели и лохмотьев;
     Честно старалась и я - вышло, себе ж на беду!"
     Цели старик достиг: отпугнул он дерзкую птицу,
     Ту, что готова сгубить сад - и садовницу с ним.
    
    
     XX
    
     Сила красит мужчину, отвага свободного духа?
     Рвение к тайне, скажу, красит не меньше его.
     Градокрушительница Молчаливость, княгиня народов!
     Мне, богиня, была в жизни водителем ты.
     Что же судьба припасла? Мне муза, смеясь, размыкает,
     Плут размыкает Амур накрепко сомкнутый рот.
     Ох, куда как не просто скрывать позор королевский!
     Худо прячет венец, худо фригийский колпак
     Длинные уши Мидаса: слуга ли ближайший приметил -
     Страшно царю, на груди тайна, что камень, лежит.
     В землю, что ли, зарыть, схоронить этот камень
     тяжелый?..
     Только тайны такой не сохранит и земля!
     Станут вокруг камыши, зашуршат, зашепчутся с ветром:
     "А Мидас-то, Мидас! Даром что царь,- долгоух!"
     Мне же безмерно тяжеле блюсти чудесную тайну,
     Льется легко с языка то, что теснилось в груди.
     А ни одной не доверишь подруге - бранить они будут;
     Другу доверить нельзя: что, коль опасен и друг?
     Роще свой поведать восторг, голосистым утесам?
     Я не настолько же юн, да и не столь одинок!
     Вам, гекзаметры, я, вам, пентаметры, ныне поверю,
     С нею как радуюсь дню, ею как счастлив в ночи!
     Многим желанна, сетей она избегает, что ставит
     Дерзко и явно - кто смел, тайно и хитростно - трус.
     Мимо пройдет, умна и легка: ей ведома тропка,
     Где в нетерпении ждет истинно любящий друг.
     Медли, Селена! Идет она! Как бы сосед не заметил...
     В листьях, ветер, шуми - в пору шаги заглушить!
     Вы же растите, цветите, любезные песни! Качайтесь
     В тихом трепете лоз, в ласковой неге ночной -
     И болтливым, как тот камыш, откройте квиритам
     Тайну прекрасную вы взысканной счастьем четы,
    
    
     ИЗ "ВЕНЕЦИАНСКИХ ЭПИГРАММ"
    
    
     1790
    
     1
    
     Жизнь украшает твои гробницы и урны, язычник:
     Фавны танцуют вокруг, следом менад хоровод
     Пестрой течет чередой; сатир трубит что есть мочи


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ]

/ Полные произведения / Гете И. / Стихотворения


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis