• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Берджес Э. / Влюбленный Шекспир

Влюбленный Шекспир [3/18]

Скачать полное произведение

    они с ней не были знакомы. Но разве у нее не
    рыжие волосы, разве она не напоминает ему женщин из семейства Арден? Да, все верно, но только этим утром, еще не вполне протрезвев и жадно набрасываясь на свою партнершу в порыве какой-то первобытной дикой страсти, он не думал о таких пустяках. Он хотел только поскорее насытиться и довести дело до конца. (Это назло, убеждал Уилл себя, назло той, другой, которая бессовестно вертит хвостом перед тупорылым сынком мельника.) А эта свела его с ума. Она вцепилась в него и выдала такую тираду, что Уилл опешил, поскольку не догадывался, что женщина может знать, а тем более произносить такие слова. И вот наступил финал. Уилл вскрикнул, орошая своим семенем ее горячее лоно, по-щенячьи дрожа всем телом и храпя, словно жеребец.
     После этого, он, к своему большому изумлению, не почувствовал стыда. Они неподвижно лежали рядом под раскидистым деревом, а утро уверенно вступало в свои права. Девушка что-то оживленно рассказывала, а Уилл напряженно слушал, пытаясь уловить хоть какой-то намек на то, что с ним случилось накануне. "...Ну вот, значит, а она мне говорит: "Если Энн не захомутает кого-нибудь из этих парней, то тогда ее братья..." Итак, ее звали Энн. Она была воплощением человеческой непосредственности, а еще от нее пахло летом и ключевой водой. Уилл отметил про себя, что ей, наверное, уже лет двадцать пять, а то и больше. Короче, уже не девочка. Стройна, подвижна и ничем не напоминает пышнотелую королеву птичьего двора, раздобревшую от сытой сельской пищи. К тому же говорила она по-городскому правильно, и, в отличие от Элис Стадли, в ее речи не было слышно деревенского акцента. Уилл провел пальцами по ее изящной шее и почувствовал биение пульса. Энн была подчеркнуто женственна (и наверняка смущенно отворачивалась, увидев, что петух топчет курицу), и это совсем не вязалось ни с тем, как она полуобнаженной возлежала теперь рядом с ним, ни с тем бурным оргазмом, случившимся всего несколько минут назад и сопровожденным крепкой бранью... Уилл мечтательно улыбнулся. А что еще ему оставалось делать? Его до сих пор слегка подташнивало, но скоро он встанет с земли и пойдет своей дорогой, бросив на прощанье: "Что ж, Энн, приятно было познакомиться. Может быть, когда-нибудь свидимся..." Он тихо произнес ее имя - Энн, - словно пробуя его на вкус в столь интимном контексте, хотя и с большим опозданием...
     И то, что он назвал ее по имени, произвело такой эффект, как если бы Энн отведала шпанской мушки.
     - Быстрее, - выдохнула она. - У нас еще есть время. Давай еще раз... - С этими словами ее длинные изящные пальчики крепко обхватили его член. - А если ты не можешь... - Она снова легла на него. Кончик ее языка касался его кадыка, а проворные женские пальцы умело массировали член, который скоро восстал, словно пробудившись от долгого сна.
     Вот с такими приключениями майское дерево было доставлено домой. ГЛАВА 5
     Тогда Уилл даже не предполагал, что именно эта женщина будет присматривать за ним, когда он забудется тяжелым сном - не из-за опьянения, а от желания умереть. Он будет лежать прикрыв глаза и притворяясь спящим. Она спустится по скрипучей лестнице - охающая старая карга - и привычно примется хлопотать по хозяйству. Бульон для больного, курица в глиняном горшочке, приправленная мускатным орехом, семенами аниса, корнем солодки, розовой водой, белым вином и финиками... Тихая пожилая женщина, читательница "Советов благочестивой хозяйке" и "Сокровищницы рецептов" (как сделать луково-паточный сок, самое действенное средство против чумы и прочей заразы), ярая пуританка, которая увлекается нравоучительными книгами вроде "Пророчества о грядущем пришествии Господнем", "Наказания для величайших грешников" и "Самого действенного очищения души и тела для неправедных и неверующих". В горшках будет кипеть похлебка, а Энн сядет и примется почесывать поясницу через ткань верхней юбки и теребить в руках книгу.
     Надо признать, что его ловко провели, загнали в угол, словно кролика, а он, идиот, так легко попался на удочку этой ловкой распутницы. Так уж устроены мужчины: сначала они просто ведут себя как дураки, а потом становятся еще и рогоносцами. Наверно, таков удел всех мужей, аминь. Это расхожее мнение устраивает всех, но истина состоит в том, что мужчины сами выбирают для себя то, что потом имеют. Для Уилла итогом той майской интрижки стала простуда, колики в животе и отбитая задница, и именно эти недомогания убедили его послать весь Шотери (будь он неладен) к чертовой матери и признать, что все-таки, наверное, правы были те, кто называл майские деревья вонючими идолами. Но начиналось лето, дни становились все длиннее, и юноша снова был готов к любви, но на этот раз он хотел обрести настоящую, чистую любовь, лишенную притворной застенчивости. Сначала он занимался только изготовлением перчаток, монотонной, но успокаивающей нервы работой, а вечерами читал при свече Плутарха в переводе Норта и Овидия в переводе Голдинга.
     Уилл попробовал сочинять сам - получилось скучное повествование, где строфами из четырнадцати строк каждая рассказывалось о том, как римляне проиграли войну из-за вероломства предателя. Но однажды отец попросил его съездить в Темпл-Графтон за козлиными шкурами, которые шли на лайковые перчатки.
     - Уэтли человек порядочный. Читает много из Священного писания, да и вообще не дурак. Он из Снитерфилда, как и я сам. Так что поезжай на Гнедом Гарри, копыто у него уже зажило.
     Для того чтобы попасть в Темпл-Графтон, нужно обогнуть Шотери, "Энн, Энн, Энн, Энн", - пели скворцы. День выдался жаркий, но Уилл все время ежился. Теперь он знал, кем была та женщина: дочка покойного Дика Хетеуэя с фермы "Хьюлендс", своенравная особа, закаленная унизительной необходимостью жить под одной крышей с людьми, которых она не считала своими родственниками, - со своей мачехой и тремя братьями, приходившимися ей таковыми лишь по отцу. Вот, годы-то идут, а ты все еще в девках ходишь. Да и кому ты нужна, кто на тебя позарится-то... Эй ты, бестолочь, ну-ка приведи сюда Гарри. Уилл хорошо помнил крепкую хватку ее острых коготков, но почему-то был уверен в том, что ему ничто не угрожает, наивно полагая, что мужчину не заставишь сделать то, чего он сам делать не желает. Что же до возможного отцовства, то тут и вовсе было нечего бояться, так как Уилл у нее был далеко не первый. Девственницей Энн не была, хотя, конечно, в пьяном угаре он мог этого попросту не заметить. Но это вряд ли. По крайней мере, она вела себя как опытная женщина.
     И все равно птичьи крики, выкликающие это имя - Энн, Энн, Энн... - сопровождали его до самого Темпл-Графтона. Там, в доме Уэтли (глава семьи Уэтли был скорняком), его дожидалась другая Энн, при виде которой он напрочь забывал о той, первой, потому что этой Энн было всего семнадцать лет, и она была свежа и чиста, как весна; у нее были густые черные волосы, белесые брови и темно-карие глаза, взгляд которых был таким же открытым и искренним, как у Дика Куини.
     - Энн, - зевнул папаша Уэтли, широко расставляя ноги в мягких домашних туфлях, - налей ему вина. Это Джека сын, - пояснил он, обращаясь к жене. - Того Джека, что из Снитерфилда. - И его жена, только что вернувшаяся из коровника, улыбнулась: цветущая пышнотелая женщина, такая же миловидная, как и ее дочь.
     Энн, единственный ребенок в семье (ее брат умер при рождении), жила в тихом уединении и неизменно с большим интересом слушала рассказы этого молодого человека с чувственными глазами и хорошо подвешенным языком. Когда Уилл приехал к ним во второй раз, она даже гуляла с ним по саду (под неусыпным присмотром родителей, наблюдавших за дочерью из окна: понятно, парень-то свое дело знает, а вот нашей как бы не сплоховать. А как вы называете эти цветы? А вот эти? У некоторых цветов бывает несколько названий. А вот этот цветок мне не нравится, он пахнет могилой. Ну что вы, ведь вы еще так молоды, чтобы говорить о запахе могил. А как по-вашему, о чем мне уже не рано говорить? Этого я не знаю; право, вы ставите меня в неловкое положение своим вопросом. Видите, я даже смутился.
     Когда же он влюбился? Может быть, во время пятого или седьмого визита к Уэтли, когда родители ненадолго оставили двоих молодых людей без присмотра? Юноша взял девушку за руку, и она не отдернула свою ладонь - такую прохладную, с изящными длинными пальчиками. Уилл очень близко увидел обтянутую платьем упругую девичью грудь, и кровь бросилась ему в голову. Нет, эта не похоть, не вожделение. Это можно назвать любовью. И он подумал: влюбиться - поступок, достойный Уильяма. Я сам постелю свою постель и буду действовать по собственному усмотрению, остепенюсь, раз и навсегда освобожусь из острых когтей похоти и всей душой отдамся во власть нежных прикосновений, чувственных пальчиков любви. Энн Уэтли еще не знает мужчины и будет оставаться таковой до тех пор, пока белоснежные простыни пахнущей лавандой брачной постели (Уилл дал себе зарок, что в эту ночь он ни за что не будет пить) не примут их в свои объятия. Ах эти нежные белые руки и звонкий, словно мальчишечий голосок! Но может быть, это сладостное дыхание невинности слишком роскошно для него? Если он пойдет по этому пути, то сумеет ли добиться исполнения другой своей мечты - стяжать славу и умереть в Нью-Плейс известным и уважаемым человеком? И вообще, какой она должна быть, эта самая заветная мечта всей жизни? Ответьте Уиллу, ответьте же.
     Если учесть незавидное материальное положение Шекспира-старшего, этот брак стал бы для семьи спасением, ведь Уэтли дал бы за дочерью богатое приданое. А пока в сумерках раздавались только нежные слова пылкого влюбленного, с чем никак не мог смириться похотливый Адам, живущий в душе Уилла. Угомонись же, подожди, осталось совсем немного. Всего лишь дожить до весны...
     Черт возьми, будь мы все прокляты! Правду говорят, что добрыми намерениями вымощена дорога в ад; и разве не сам Бог создал Люцифера, зная наперед, в какое пламя тот ввергнет себя? Итак, желание является неотъемлемой частью любви, а неутоленное желание есть зло. Значит, если утолить это желание - тайком, где-нибудь на стороне, чтобы никто не догадался, - то любовь останется чиста, как только может быть чиста добродетель. Это же проще простого. Можно будет дожидаться весны, а вместе с ней и настоящей любви (такая длительная помолвка была предложена родителями Энн Уэтли), а самому тем временем наведываться на ферму "Хьюлендс" - но только не прямиком, а окольными путями, воровато озираясь по сторонам. Прокрасться в сад и дождаться, когда она выйдет туда за розами.
     И вот она вышла, та, первая Энн. Стоял теплый августовский вечер. Они лежали на сухом мху под раскидистым дубом. Уилл чувствовал себя несмышленым мальчиком, а Энн Хетеуэй казалась ему настоящей женщиной и была неотразима. И уж теперь-то она разделается с этим юнцом по-свойски, так что заходящее солнце, прежде чем спрятаться за горизонт, будет долго дивиться на белые, ритмично движущиеся ягодицы, в то время как Энн будет возлежать полуобнаженной на своем ложе среди цветов. И именно тогда наступил тот момент, когда пути назад уже не было: когда все было кончено, Уиллу показалось, что из-за живой изгороди за ними кто-то подглядывает. Но это было еще не все. Внезапно в безоблачном небе молния вывела огненными буквами его имя - Уильям Шекспир, - и затем грянул гром, похожий на стук печати, скрепляющей подпись. Энн улыбнулась Уилли, эта дьяволица, суккуб и инкуб в одном лице (и как же он не заметил этого раньше?), она чувствовала себя вполне вольготно на голой земле, но наверняка отдала бы предпочтение супружеской постели. И в довершение ко всему ему вдруг показалось, что его семя каким-то образом укоренилось в ее чреве и начало расти. Будь он человеком набожным, как другие отпрыски семейства Арден, то наверняка бы перекрестился.
     "Энн, Энн", - слышалось ему в бое часов. "Энн, Энн", - кричали грачи. К Энн Уэтли, к этой милой целомудренной девочке он ездил почти каждый день: благочестивый жених, умеющий держать себя в руках. Но вместе с тем его не покидало предчувствие (Уилла одолевали ночные кошмары), что им не следует тянуть со свадьбой до весны. Они должны во что бы то ни стало успеть пожениться до начала Рождественского поста.
     - Что это за новости? - строго спросил папаша Уэтли. - Почему вы так торопитесь? Смотрите у меня, если вы занимались тем, о чем я подумал, то, видит Бог, мой кнут плачет по вас обоим.
     - Нет, нет, ничего такого не было. - Уилл заставил себя слабо улыбнуться. - Просто мне хотелось бы жениться на Энн прежде, чем злой рок успеет мне помешать. Последнее время мне снятся одни кошмары.
     - Перестань, парень, все это лишь игра воображения, ей не стоит верить. Так что наберись терпения и жди. Пусть кровь твоя будет холодна, а сердце гррячо. Всего несколько месяцев - разве это срок?
     ...Холодным ноябрьским днем, когда в воздухе уже чувствовалось морозное дыхание зимы, Уилл привычно направлялся в Темпд-Графгон. Конские копыта звонко цокали по подмерзшей дороге, Неподалеку от Шотери его остановили двое мужчин. Они обратились к нему по имени и потребовали, чтобы он слез с коня.
     - Нет, я опаздываю и очень спешу. Что вам от меня нужно?
     Оба незнакомца были круглолицыми, бородатыми и внешне очень похожими друг на друга. По виду - йомены {Йомены - в средневековой Англии: крестьяне, ведшие самостоятельное хозяйство.}. На обоих была добротная одежда из кожи, говорили они резко и держались очень уверенно.
     - Дело не в том, что нужно нам, а в том, чего хочет она и чего требуют честь и справедливость.
     - Что же до того, что ты опаздываешь, то ты и так уже очень опоздал. Я, - продолжал свою мысль этот остроумный оратор, видимо, не привыкший лезть за словом в карман, - Фал к Сэнделс. А это - мастер Джон Ричардсон. Мы родственники госпожи Хетеуэй.
     - Ну и как она? - глупо спросил Уилл. - Столько времени прошло с тех пор, как... Наверное, уже несколько недель. С ней все в порядке?
     - Она в порядке, - ответил Джон Ричардсон. Его левая щека нервно подергивалась, словно он пытался согнать невидимую муху; - И день ото дня становится все больше и больше. Можно сказать, растет как на дрожжах.
     - Поздно... - Добавил Фалк Сэнделс. - Но ничего. Ты опоздал с расспросами, но все-таки, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Она тебя ждет. Будь готов к тому, что она начнет попрекать тебя за нерасторопность, но потом обязательно сменит гнев на милость.
     - Несколько недель они не виделись, - фыркнул Джон Ричардсон. - Тоже мне... Сказал бы лучше, несколько месяцев. Во всяком случае, времени прошло достаточно, чтобы плод любви уже начал топать ножками.
     - Давайте не будем говорить загадками, - сказал Уилл, чувствуя, как в груди больно сжимается сердце, и уже почти не сомневаясь, что имеется в виду. - Скажите, что вы имеете оказать, и дайте мне проехать.
     Но тут Фалк Сэнделс схватил его коня за уздечку. Гнедому Гарри не понравился запах этого человека, и конь тряхнул головой и тихонько заржал. Сэнделс крепко держался за уздечку и бормотал:
     - Тихо, старая кляча, угомонись...
     - Ладно, выражусь яснее, - согласился Ричардсон. - Похоже, ты скоро станешь законным отцом своего незаконнорожденного ребенка. Так что слезай с коня и идем с нами. А куда - сам знаешь, ведь до некоторых пор ты наведывался туда очень часто.
     - Это не так, - возразил Уилл.
     - Вообще-то вам одного или двух раз хватило за глаза, - сказал Сэнделс, стараясь удержать норовистого Гнедого Гарри. - Взять хотя бы теплый августовский вечер в саду, под дубом.
     И вдруг Уилл вонзил шпоры в бока коня; тот встал на дыбы, вырвал поводья из грязных пальцев Фалка Сэнделса и галопом понесся по дороге, оставив потрясающих кулаками преследователей позади. Их крики еще долго были слышны Уиллу, далеко разносясь в прозрачном морозном воздухе.
     Итак, необходимо было действовать быстро и решительно, чтобы успеть жениться до начала Рождественского поста. Уилл решил изобразить нетерпеливого влюбленного (я схожу с ума от желания, не могу дождаться, когда же, наконец, ты, моя законная жена, окажешься в моих объятиях), а какой женщине не хочется поскорее выйти замуж? В конце концов ему удалось добиться своего через мать. Уилл так плакал, что едва не лишился чувств. Мать выслушала его с благосклонной улыбкой, и, наверное, аргументы, приведенные ею той ночью мужу в кровати, показались Шекспиру-старшему вполне убедительными. Двадцать седьмого ноября (слава Богу, если, конечно, Он существует на самом деле) Уилл поехал в Вустер, чтобы взять церковное разрешение на брак. С регистрацией в епархиальной книге все прошло замечательно, но плавный ход событий нарушил дождь. Довольный и усталый, Уилл остановился на ночлег в Ившеме. И надо же такому случиться, что именно там, попивая эль в трактире "Риверсайд", он столкнулся с Фалком Сэнделсом и Джоном Ричардсоном. Братья Энн радостно приветствовали его: они тоже подыскивали себе место для ночлега.
     - Итак, - сказал Сэнделс, - завтра мы будем хлопотать о том, чтобы вместо трехкратного оглашения сделать только однократное. Внесем сорок фунтов залога, и все пойдет как по маслу.
     - И дело вовсе не в спешке, - с гордостью добавил Ричардсон. - Просто это поможет убедить епископа.
     - Я сам только что вернулся из Вустера, - улыбнулся Уилл. - Так что вы опоздали.
     - Опять он заладил это свое "опоздали, опоздали", - проворчал Сэнделс. - Тебе, парень, должно быть известно, что такое закон и как он вступает в силу. - При этих словах он погрозил Уиллу дюжим йоменским кулаком.
     - Вот, тут все четко написано, - поддакнул Ричардсон. - Уильям Шагспер и...
     - Шекспир.
     - Шекспир, Шагспер - без разницы. И Энн Хетеуэй, девица из вустерской епархии.
     - Ага, такая же девица, как ваша мамаша, - заметил Уилл. У Ричардсона, наверно, уже давно чесались кулаки, но он сдержался и только сказал:
     - Да, конечно, но в этом-то и суть дела. Ведь это из-за тебя она больше не является той, кем должна быть.
     - Тем более, - добавил Сэнделс, - сорок фунтов - это тебе не шуточки. Это тебе не мелочишка, что дается деткам на конфетки. И по закону вашей свадьбе ничто не помешает, а все остальное просто не имеет значения.
     - Вообще-то Энн хорошая девка, - доверительно сказал Ричардсон. - Может быть, немного надоедливая, но приструнить ее будет не так уж трудно. Не девочка уже, конечно, но зато отменно стряпает. Что же до ее умений в постели, то не мне тебе об этом рассказывать. Ты и сам все знаешь. ,
     - Ладно, хватит болтовни, - оборвал его Сэнделс. - Мы не на базаре, так что нечего ему расхваливать товар. Свою удачную покупку он сделал еще летом. Так что теперь дело за малым - доставить ее куда следует.
     - Это точно, - согласился Ричардсон. - Тем более, что ей рожать по весне.
     - А если я пошлю вас обоих ко всем чертям, - предположил Уилл, - и плюну в ваши рожи? Сэнделс с сожалением покачал головой.
     - Что ж, - многозначительно проговорил он, - на дне реки лежит так много собак с камнем на шее. И просто поразительно, сколько мешков с котятами утоплено в пруду. А если человека пырнуть острым ножичком, то обязательно пойдет кровь. Так что тебе не удастся убежать от своей, своей...
     - Судьбы, - подсказал Уилл нужное слово.
     - Ага, от нее самой. Можешь называть ее так.
    ГЛАВА 6
     Еще глоток вина. Бесподобный вкус. Итак, продолжим...
     После долгих пререканий и семейных скандалов, после истерик Энн Уэтли, которую родители отправили к родственникам в Банбери, после сплетен и осуждающих взглядов Уилл в конце концов оказался в своей старой постели с новой невестой. Ну, Уилл, каково тебе чувствовать себя женатым человеком? Теперь на его долю приходилась всего лишь половина кровати, на которой ему по привычке хотелось свободно разлечься, но отвоевать обычно удавалось не более четверти. Больше он ничего не предпринимал, да у него и не было никакого желания вступать в новый мир простынь и плошек; в доме его детства появилась еще одна женщина, вступившая в тайный кружок "уксусных леди", руководимый леди Арден. Обе женщины сблизились и стали относиться друг к другу по-родственному, мило целуясь утром при встрече и вечером перед отходом ко сну. Так что не долго Энн Шекспир стояла в стороне от хозяйственных дел. Что же до остальных членов семьи, то отец, разочарованный приданым, стал еще более мрачен и замкнут и даже подумывал о том, чтобы сбежать за границу от кредиторов; болезненный Эдмунд ползал по полу и часто блевал; Ричарда постоянно толкали в грязь, и он приходил домой весь в слезах; Джоан осунулась и стала еще большей замарашкой, чем прежде; Гилберт снова виделся с Богом, и Бог наградил его падучей болезнью.
     Вскоре из Шотери в мальчишескую комнату Уилла была перевезена огромная кровать, на котрой свободно могли разместиться двое, а то и трое. И почти до самого рождения Сьюзан (зачатой во время греховной связи) эта кровать видела немало затейливых упражнений. Однако далеко не все происходило на кровати. Эта женщина была чертовски изобретательна, а гнев стал тем самым острым соусом, которым она приправляла исполняемые Уиллом роли в придуманных ею играх. Новобрачный не испытывал к ней никаких чувств, ведь между ними не было любви.
     Энн была выше таких пустяков, как любовь или гнев, и вела себя как королева. Она наряжалась в подвенечное платье и царственно расхаживала по комнате, приказывая Уиллу поцеловать ее туфлю, а в следующий момент повелевая отрубить ему голову. Затем по суровым правилам игры молодому мужу надлежало взять жену силой, не обращая внимания на ее протестующие крики (не настолько громкие, чтобы разбудить домашних за стеной) и приговаривая: "Ну, ваше величество, сейчас я вас отымею, а заодно и подпорчу ваш наряд". (После этого Энн стала называть его не иначе как Пакостный Уилл.) Супруг с большим трудом стаскивал с нее платье, а она отбивалась и царапалась, как кошка, и Уилл пожалел, что ввязался в эту дурацкую игру. Но однажды она пригрозила, что позовет в помощь ему еще кого-нибудь, да хотя бы даже Дикона или беднягу Гилберта, мирно посапывающих в своих кроватках в соседней комнате, чтобы и они смогли участвовать в этом захватывающем изнасиловании. Уилл ужаснулся этой дикой идее попрания детской невинности, с силой ударил ее по лицу и затем с таким остервенением набросился на нее, что она испуганно заверещала, моля о пощаде и не на шутку перепугавшись за ребенка в своей утробе.
     Очень часто, когда на Энн находило такое великосветское настроение, она громко сокрушалась о том, что тесная и убогая спальня не годится для величественного акта любви, ибо свита - придворные, камергеры, фрейлины и даже кое-кто из прислуги - должна видеть, как недостойнейший и презреннейший муж портит ее красоту и благочестие. Иногда Энн грозилась, что встанет среди бела дня голой перед раскрытым окном и объявит во всеуслышание, чем и как именно они здесь занимаются.
     Порой она представляла себя богиней, сошедшей с небес для устрашения своего недостойного раба Уилла, который дерзнул притвориться, что не желает ее (но было ли это притворством?). Уилл же был добродетелен и непреклонен и отвергал ее грязные домогания. Энн говорила, что ему нужно сбрить усы и бороду, а также удалить с тела все волосы, оставив лишь каштановую шевелюру. После этого она набрасывалась на него с такой силой, на которую способна лишь богиня - обнаженная, с большим животом.
     После рождения Сьюзан - а беременность Энн перенесла на удивление легко - ее фигура обрела былую стройность. И теперь в своих играх она все чаще перевоплощалась в хорошенького мальчика, для чего воровала из-под пресса одежду Дикона (его вещи подходили ей по размеру). Когда Сьюзан агукала в Своей колыбельке, а двое мальчишек за стеной сладко посапывали и тешились невинными детскими сновидениями, Энн наряжалась пажом и начинала твердить: "Отымейте меня, мастер, делайте со мной все, что вашей душе угодно". От этих слов Уилла бросало в жар, в висках начинала стучать кровь, и он, не помня себя, набрасывался на жену. Она осуществляла самые сокровенные и порочные его фантазии, во многих из которых ему было стыдно признаться даже самому себе. Иногда Энн, злорадно усмехаясь, подходила к нему с так называемым penis succedaneus, искусственным фаллосом, Уилл был потрясен до глубины души, впервые обнаружив этот предмет в сундучке с ее пожитками.
     Какие силы нужно было иметь, чтобы выдержать все эти ночные забавы? Утром Уилл еле открывал глаза. Он просыпайся совершенно разбитым и чувствовал во всем теле слабость, зная наперед, что уже в полдень его начнет клонить ко сну! Энн же неизменно была бодра и энергична. Она как заведенная хлопотала по хозяйству, мурлыкала под нос веселую песенку и еще настойчиво уговаривала его мать пойти и отдохнуть. Ведь у госпожи Шекспир такая тяжелая жизнь, но зато теперь у нее появилась еще одна дочь, которая поможет ей нести бремя домашних хлопот. Храни тебя Господь, Энн, ты такая милая девочка.
     Кроме своей непосредственной работы, Уиллу приходилось обучать ремеслу перчаточника блаженного тупицу Гилберта, который то и дело ранился острым инструментом и при виде крови падал, захлебываясь пеной, или же топал ногами и грозил брату: "Вот возьму и расскажу Богу, какой ты плохой". Уилл обычно отвечал ему: "Вот и прекрасно, а заодно попроси у Бога, чтобы Он научил тебя шить перчатки, потому что, видит Небо, у меня уже нет сил возиться с таким непроходимым идиотом". После этого Гилберт валился на пол и заходился в истерике, стуча головой о каменные плиты и едва не переворачивая рабочий стол. Из дома раздавался громкий разноголосый рев Сьюзан и ее дядюшки Эдмунда.
     Больше всего Уилл ненавидел вечерние скандалы Энн. В конце дня, когда супруги ложились к скрипучую кровать, доставленную из Шотери, Энн бранила мужа за его усталость. Все начиналось с того, что Уилл говорил:
     - Нет, только не сегодня. Сегодня был трудный день. Перерыв в одну ночь нам не повредит.
     - Ну да, - ехидно продолжала Энн, - если то, чем ты занимаешься, называется работой, то что же тогда, по-твоему, безделье? Тем августовским вечером, когда ты меня, можно сказать, изнасиловал, ты почему-то не вспоминал о работе, да и вообще чувствовал себя как надо. - Потом она начинала рассуждать о том, какой же он все-таки слабак и тряпка, и что если так пойдет и дальше, то у нее никогда не будет ни собственного дома, ни великолепных платьев, как у госпожи N, и вообще, только такое ничтожество, как Уилл, может довольствоваться местом подмастерья у нищего перчаточника. - Ты слабак, ты пустое место, я вышла замуж за слюнтяя! Богатейшие торговцы из Вустера добивались моей руки, но я отказала им всем, променяла их на тебя, потому что надеялась, что из тебя выйдет толк. А ты оказался такой же размазней, как твой отец, безвольным неудачником, начисто лишенным гордости.
     Препираться с ней было бесполезно, поэтому Уилл просто закрывал глаза и забывался тяжелым сном. Но как-то раз душным вечером, уйдя в спальню, он взял гусиное перо и лист бумаги, чтобы записать несколько строк, придуманных днем во время работы. Он несколько раз повторил их про себя, оттачивая фразу:
     И вот, в который раз, она его бранила
     И управляла им - но только не любила {*}.
     {* Перевод Е. Новожиловой.}
     Эти строки были словно выхвачены из какой-то увлекательной истории, которую при желании можно было бы сочинить. Но тут подала голос Энн, которая уже освободила от платья колыхающиеся груди.
     - Вот на всякую ерунду вроде идиотских стишков у тебя время есть. А ублажить законную жену тебе некогда!
     Уилл холодно ответил:
     - Я ни за что не променяю ни одну свою строку даже на тридцать таких стерв, как ты.
     - Ну да, ведь твой отросток, наверно, уже совсем завял. Можешь макать его в чернила вместо пера и писать им свои стишки. А я пойду поищу себе настоящего мужика.
     - Долго искать придется. Хотя опыта в этом деле тебе не занимать.
     - В каком смысле?
     - Ты всю свою жизнь ловишь мужиков, но сумела поймать только меня. Да и то я тогда был смертельно пьян. Это лишний раз доказывает, что много пить - вредно.
     - Да я могла бы взять любого, кого бы только пожелала.
     - Ну да, так оно и было. Но среди всех этих парней идиотом был только я. Ведь я был у тебя далеко не первым, и даже не двадцать первым.
     - Нет, это был ты, ты! - Лиф ее платья уже сполз на пояс, но Уилл по-прежнему сидел неподвижно, словно каменный памятник поэту, сжимая в руке гусиное перо. Перо едва заметно подрагивало. - Ты лишил меня невинности, налетел на меня, словно пьяный зверь, а потом вернулся снова, уже трезвым. А я, между прочим, до встречи с тобой была девственницей.
     - Ну да, целкой нецелованной.
     Энн кинулась к мужу, готовая выцарапать ему глаза за эти слова. Как истинный поэт, он невольно подметил красоту ее обнаженного тела, длинных рук, раскачивающейся из стороны в сторону пышной груди.
     - Ну что, киска, царапаться будешь? - спросил он, перехватывая ее руку. Энн понимала, что одержать победу можно лишь притворившись, что это Уилл затеял борьбу, и в нужный момент ему поддавшись. Она, тяжело дыша, сопротивлялась еще некоторое время. Уиллу пришлось отложить перо, чтобы перехватить ее второе запястье. Потом ее гнев начал стихать, и в какой-то момент Уиллу показалось, что сейчас он вот так и овладеет женой, не раздеваясь и зажав ее у стены. Но затем его душу переполнила ненависть к этой блуднице, превратившей его в развратника и безвольную куклу. Энн была очень удивлена такой перемене, ведь она приготовилась к любви. Она споткнулась, запуталась в подоле платья и упала на колыбель со спящей Сьюзан. Малышка проснулась и громко закричала от страха. "Девочка моя маленькая, мой ягненочек!" - запричитала Энн, беря ее на руки. Сьюзан на минуту замолчала, чтобы перевести дух, и снова разразилась громким плаче. В соседней спальне тревожно заскрипела "кровать: у Гилберта начинался очередной припадок. Из спальни родителей были слышны кашель отца и тихое бормотание матери. В конце концов Сьюзан успокоилась и замолчала: Энн покормила ее грудью, обнаженной незадолго до того совсем с другой целью.

/ Полные произведения / Берджес Э. / Влюбленный Шекспир