Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Булгаков М.А. / Дни Турбиных

Дни Турбиных [2/2]

  Скачать полное произведение

    Ураган. Коня командиру!
    Голоса. Перший курень, рысью марш!
    — Другой курень, рысью марш!.. За окном топот, свист. Все выбегают со сцены. Потом гармоника гремит, пролетая...
    Занавес
    1
    Будьте любезны, позовите к телефону господина майора фон Дуста. Да... Да... (нем.)
    2
    Имеем честь приветствовать вашу светлость (нем.).
    3
    Я очень рад вас видеть, господа. Прошу вас, садитесь... Я только что получил известия о тяжелом положении нашей армии (нем.).
    4
    Мы об этом знали уже давно (нем.).
    5
    Это неслыханно! (нем.)
    6
    Ваше превосходительство, у нас нет времени. Мы должны... (нем.)
    7
    Тише! (нем.)
    8
    Родина есть родина (нем.).
    9
    Господин доктор, будьте так любезны... (нем.)
    10
    Готово (нем.).
    11
    Сию минуту (нем.)
    12
    До свидания! (нем.)
    Действие третье
    Картина первая Вестибюль Александровской гимназии. Ружья в козлах. Ящики, пулеметы. Гигантская лестница. Портрет Александра I наверху. В стеклах рассвет. За сценой грохот: дивизион с музыкой проходит по коридорам гимназии.
    Николка (за сценой запевает на нелепый мотив солдатской песни). Дышала ночь восторгом сладострастья,
    Неясных дум и трепета полна.
    Свист.
    Юнкера (оглушительно поют). Я вас ждала с безумной жаждой счастья,
    Я вас ждала и млела у окна.
    Свист.
    Николка (поет). Наш уголок я убрала цветами...
    Студзинский (на площадке лестницы). Дивизион, стой! Дивизион за сценой останавливается с грохотом.
    Отставить! Капитан!
    Мышлаевский. Первая батарея! На месте! Шагом марш! Дивизион марширует за сценой.
    Студзинский. Ножку! Ножку!
    Мышлаевский. Ать! Ать! Ать! Первая батарея, стой!
    Первый офицер. Вторая батарея, стой! Дивизион останавливается.
    Мышлаевский. Батарея, можете курить! Вольно! За сценой гул и говор.
    Первый офицер (Мышлаевскому). У меня, господин капитан, пятерых во взводе не хватает. По-видимому, ходу дали. Студентики!
    Второй офицер. Вообще чепуха свинячья. Ничего не разберешь.
    Первый офицер. Что ж командир не едет? В шесть назначено выходить, а сейчас без четверти семь.
    Мышлаевский. Тише, поручик, во дворец по телефону вызвали. Сейчас приедет. (Юнкерам.) Что, озябли?
    Первый юнкер. Так точно, господин капитан, прохладно.
    Мышлаевский. Отчего ж вы стоите на месте? Синий, как покойник. Потопчитесь, разомнитесь. После команды «вольно» вы не монумент. Каждый сам себе печка. Пободрей! Эй, второй взвод, в классы парты ломать, печи топить! Живо!
    Юнкера (кричат). Братцы, вали в класс!
    — Парты ломать, печки топить! Шум, суета.
    Максим (появляется из каморки, в ужасе). Ваше превосходительство, что ж это вы делаете такое? Партами печи топить?! Что ж это за поношение! Мне господином директором велено...
    Первый офицер. Явление четырнадцатое...
    Мышлаевский. А чем же, старик, печи топить?
    Максим. Дровами, батюшка, дровами.
    Мышлаевский. А где у тебя дрова?
    Максим. У нас дров нету.
    Мышлаевский. Ну, катись отсюда, старик, колбасой к чертовой матери! Эй, второй взвод, какого черта?..
    Максим. Господи Боже мой, угодники-святители! Что же это делается! Татары, чистые татары. Много войска было... (Уходит. Кричит за сценой.) Господа военные, что же это вы делаете!
    Юнкера (ломают парты, пилят их, топят печь. Поют). Буря мглою небо кроет,
    Вихри снежные крутя,
    То, как зверь, она завоет,
    То заплачет, как дитя...
    Максим. Эх, кто же так печи растопляет?
    Юнкера (поют). Ах вы, сашки-канашки мои!..
    (Печально.) Помилуй нас, Боже, в последний раз...
    Внезапный близкий разрыв. Пауза. Суета.
    Первый офицер. Снаряд.
    Мышлаевский. Разрыв где-то близко.
    Первый юнкер. Это по нас, господин капитан, пожалуй.
    Мышлаевский. Вздор! Петлюра плюнул. Песня замирает.
    Первый офицер. Я думаю, господин капитан, что придется сегодня с Петлюрой повидаться. Интересно, какой он из себя?
    Второй офицер (мрачен). Узнаешь, не спеши, Мышлаевский. Наше дело маленькое. Прикажут — повидаем. (Юнкерам.) Юнкера, какого ж вы... Чего скисли? Веселей!
    Юнкера (поют). И когда по белой лестнице
    Поведут нас в синий край...
    Второй юнкер (подлетает к Студзинскому). Командир дивизиона!
    Студзинский. Становись! Дивизион, смирно! Равнение на середину! Господа офицеры! Господа офицеры!
    Мышлаевский. Первая батарея, смирно! Входит Алексей.
    Алексей (Студзинскому). Список! Скольких нету?
    Студзинский (тихо). Двадцати двух человек.
    Алексей (рвет список). Наша застава на Демиевке?
    Студзинский. Так точно !
    Алексей. Вернуть!
    Студзинский (второму юнкеру). Вернуть заставу!
    Второй юнкер. Слушаю. (Убегает.)
    Алексей. Приказываю господам офицерам и дивизиону внимательно слушать то, что я им объявлю. Слушать, запоминать. Запомнив, исполнять. Тишина.
    За ночь в нашем положении, в положении всей русской армии, я бы сказал, в государственном положении Украины произошли резкие и внезапные изменения... Поэтому я объявляю вам, что наш дивизион я распускаю. Мертвая тишина.
    Борьба с Петлюрой закончена. Приказываю всем, в том числе и офицерам, немедленно снять с себя погоны, все знаки отличия и немедленно же бежать и скрыться по домам. Пауза.
    Я кончил. Исполнять приказание!
    Студзинский. Господин полковник! Алексей Васильевич!
    Первый офицер. Господин полковник! Алексей Васильевич!
    Второй офицер. Что это значит?
    Алексей. Молчать! Не рассуждать! Исполнять приказание! Живо!
    Третий офицер. Что это значит, господин полковник? Арестовать его! Шум.
    Юнкера. Арестовать!
    — Мы ничего не понимаем!..
    — Как — арестовать?!. Что ты, взбесился?!.
    — Петлюра ворвался!..
    — Вот так штука! Я так и знал!..
    — Тише!..
    Первый офицер. Что это значит, господин полковник?
    Третий офицер. Эй, первый взвод, за мной! Вбегают растерянные юнкера с винтовками.
    Николка. Что вы, господа, что вы делаете?
    Второй офицер. Арестовать его! Он передался Петлюре!
    Третий офицер. Господин полковник, вы арестованы!
    Мышлаевский (удерживая третьего офицера). Постойте, поручик!
    Третий офицер. Пустите меня, господин капитан, руки прочь! Юнкера, взять его!
    Мышлаевский. Юнкера, назад!
    Студзинский. Алексей Васильевич, посмотрите, что делается.
    Николка. Назад!
    Студзинский. Назад, вам говорят! Не слушать младших офицеров!
    Первый офицер. Господа, что это?
    Второй офицер. Господа! Суматоха. В руках у офицеров револьверы.
    Третий офицер. Не слушать старших офицеров!
    Первый юнкер. В дивизионе бунт!
    Первый офицер. Что вы делаете?
    Студзинский. Молчать! Смирно!
    Третий офицер. Взять его!
    Алексей. Молчать! Я буду еще говорить!
    Юнкера. Не о чем разговаривать!
    — Не хотим слушать!
    — Не хотим слушать!
    — Равняйтесь по командиру второй батареи!
    Николка. Дайте ему сказать.
    Третий офицер. Тише, юнкера, успокойтесь! Дайте ему высказаться, мы его не выпустим отсюда!
    Мышлаевский. Уберите своих юнкеров назад сию секунду.
    Первый офицер. Смирно! На месте!
    Юнкера. Смирно! Смирно! Смирно!
    Алексей. Да... Очень я был бы хорош, если бы пошел в бой с таким составом, который мне послал Господь Бог в вашем лице. Но, господа, то, что простительно юноше-добровольцу, непростительно (третьему офицеру) вам, господин поручик! Я думал, что каждый из вас поймет, что случилось несчастье, что у командира вашего язык не поворачивается сообщить позорные вещи. Но вы недогадливы. Кого вы желаете защищать? Ответьте мне. Молчание.
    Отвечать, когда спрашивает командир! Кого?
    Третий офицер. Гетмана обещали защищать.
    Алексей. Гетмана? Отлично! Сегодня в три часа утра гетман, бросив на произвол судьбы армию, бежал, переодевшись германским офицером, в германском поезде, в Германию. Так что в то время как поручик собирается защищать гетмана, его давно уже нет. Он благополучно следует в Берлин.
    Юнкера. В Берлин?
    — О чем он говорит?!
    — Не хотим слушать!
    Первый юнкер. Господа, да что вы его слушаете?
    Студзинский. Молчать! Гул. В окнах рассвет.
    Алексей. Но этого мало. Одновременно с этой канальей бежала по тому же направлению другая каналья — его сиятельство командующий армией князь Белоруков. Так что, друзья мои, не только некого защищать, но даже и командовать нами некому, ибо штаб князя дал ходу вместе с ним. Гул.
    Юнкера. Быть не может!
    — Быть не может этого!
    — Это ложь!
    Алексей. Кто сказал — ложь? Кто сказал — ложь? Я сейчас был в штабе. Я проверил все сведения. Я отвечаю за каждое мое слово!.. Итак, господа! Вот мы, нас двести человек. А там — Петлюра. Да что я говорю — не там, а здесь! Друзья мои, его конница на окраинах города! У него двухсоттысячная армия, а у нас — на месте мы, две-три пехотные дружины и три батареи. Понятно? Тут один из вас вынул револьвер по моему адресу. Он меня безумно напугал. Мальчишка!
    Третий офицер. Господин полковник.
    Алексей. Молчать! Так вот-с. Если бы вы все сейчас, вот при этих условиях вынесли бы постановление защищать... что? кого?.. одним словом, идти в бой, — я вас не поведу, потому что в балагане я не участвую, тем более что за этот балаган заплатите своей кровью и совершенно бессмысленно — все вы!
    Николка. Штабная сволочь! Гул и рев.
    Юнкера. Что нам делать теперь?
    — В гроб ложиться!
    — Позор!..
    — Поди ты к черту!.. Что ты, на митинге?
    — Стоять смирно!
    — В капкан загнали.
    Третий юнкер (вбегает с плачем). Кричали: вперед, вперед, а теперь — назад. Найду гетмана — убью!
    Первый офицер. Убрать эту бабу к черту! Юнкера, слушайте: если верно, что говорит этот полковник, — равняться на меня! Достанем эшелоны — и на Дон, к Деникину!
    Юнкера. На Дон! К Деникину!..
    — Легкое дело... что ты несешь!
    — На Дон — невозможно!..
    Студзинский. Алексей Васильевич, верно, надо все бросить и вывезти дивизион на Дон.
    Алексей. Капитан Студзинский! Не сметь! Я командую дивизионом! Я буду приказывать, а вы — исполнять! На Дон? Слушайте, вы! Там, на Дону, вы встретите то же самое, если только на Дон проберетесь. Вы встретите тех же генералов и ту же штабную ораву.
    Николка. Такую же штабную сволочь!
    Алексей. Совершенно правильно. Они вас заставят драться с собственным народом. А когда он вам расколет головы, они убегут за границу... Я знаю, что в Ростове то же самое, что и в Киеве. Там дивизионы без снарядов, там юнкера без сапог, а офицеры сидят в кофейнях. Слушайте меня, друзья мои! Мне, боевому офицеру, поручили вас толкнуть в драку. Было бы за что! Но не за что. Я публично заявляю, что я вас не поведу и не пущу! Я вам говорю: белому движению на Украине конец. Ему конец в Ростове-на-Дону, всюду! Народ не с нами. Он против нас. Значит, кончено! Гроб! Крышка! И вот я, кадровый офицер Алексей Турбин, вынесший войну с германцами, чему свидетелями капитаны Студзинский и Мышлаевский, я на свою совесть и ответственность принимаю все, все принимаю, предупреждаю и, любя вас, посылаю домой. Я кончил. Рев голосов. Внезапный разрыв. Срывайте погоны, бросайте винтовки и немедленно по домам! Юнкера срывают погоны, бросают винтовки. Мышлаевский (кричит). Тише! Господин полковник, разрешите зажечь здание гимназии? Алексей. Не разрешаю. Пушечный удар. Дрогнули стекла. Мышлаевский. Пулемет! Студзинский. Юнкера, домой! Мышлаевский. Юнкера, бей отбой, по домам! Труба за сценой. Юнкера и офицеры разбегаются. Николка ударяет винтовкой в ящик с выключателями и убегает. Гаснет свет. Алексей у печки рвет бумаги, сжигает их. Долгая пауза. Входит Максим. Алексей. Ты кто такой? Максим. Я сторож здешний. Алексей. Пошел отсюда вон, убьют тебя здесь. Максим. Ваше высокоблагородие, куда ж это я отойду? Мне отходить нечего от казенного имущества. В двух классах парты поломали, такого убытку наделали, что я и выразить не могу. А свет... Много войска бывало, а такого — извините... Алексей. Старик, уйди ты от меня. Максим. Меня теперь хоть саблей рубите, а я не уйду. Мне что было сказано господином директором... Алексей. Ну, что тебе сказано господином директором? Максим. Максим, ты один останешься... Максим, гляди... А вы что же... Алексей. Ты, старичок, русский язык понимаешь? Убьют тебя. Уйди куда-нибудь в подвал, скройся там, чтоб духу твоего не было. Максим. Кто отвечать-то будет? Максим за все отвечай. Всякие — за царя и против царя были, солдаты оголтелые, но чтоб парты ломать... Алексей. Куда списки девались? (Разбивает шкаф ногой.) Максим. Ваше высокопревосходительство, ведь у него ключ есть. Гимназический шкаф, а вы — ножкой. (Отходит, крестится.) Пушечный удар. Царица Небесная... Владычица... Господи Иисусе... Алексей. Так его! Даешь! Даешь! Концерт! Музыка! Ну, попадешься ты мне когда-нибудь, пан гетман! Гадина! Мышлаевский появляется наверху. В окна пробивается легонькое зарево. Максим. Ваше превосходительство, хоть вы ему прикажите. Что ж это такое? Шкаф ногой взломал! Мышлаевский. Старик, не путайся под ногами. Пошел вон. Максим. Татары, прямо татары... (Исчезает.) Мышлаевский (издали). Алеша! Зажег я цейхгауз! Будет Петлюра шиш иметь вместо шинелей! Алексей. Ты, Бога ради, не задерживайся. Беги домой. Мышлаевский. Дело маленькое. Сейчас вкачу еще две бомбы в сено — и ходу. Ты-то чего сидишь? Алексей. Пока застава не прибежит, не могу. Мышлаевский. Алеша, надо ли? А? Алексей. Ну что ты говоришь, капитан! Мышлаевский. Я тогда с тобой останусь. Алексей. На что ты мне нужен, Виктор? Я приказываю: к Елене сейчас же! Карауль ее! Я следом за вами. Да что вы, взбесились все, что ли? Будете ли вы слушать или нет? Мышлаевский. Ладно, Алеша. Бегу к Ленке! Алексей. Николка, погляди, ушел ли. Гони его в шею, ради Бога. Мышлаевский. Ладно! Алеша, смотри не рискуй! Алексей. Учи ученого! Мышлаевский исчезает. Серьезно. «Серьезно и весьма»... И когда по белой лестнице... поведут нас в синий край... Застава бы не засыпалась... Николка (появляется наверху, крадется). Алеша! Алексей. Ты что же, шутки со мной вздумал шутить, что ли?! Сию минуту домой, снять погоны! Вон! Николка. Я без тебя, полковник, не пойду. Алексей. Что?! (Вынул револьвер.) Николка. Стреляй, стреляй в родного брата! Алексей. Болван! Николай. Ругай, ругай родного брата. Я знаю, чего ты сидишь! Знаю, ты командир, смерти от позора ждешь, вот что! Ну, так я тебя буду караулить. Ленка меня убьет. Алексей. Эй, кто-нибудь! Взять юнкера Турбина! Капитан Мышлаевский! Николка. Все уже ушли! Алексей. Ну погоди, мерзавец, я с тобой дома поговорю! Шум и топот. Вбегают юнкера, бывшие в заставе. Юнкера (пробегая). Конница Петлюры следом!.. Алексей. Юнкера! Слушать команду! Подвальным ходом на Подол! Я вас прикрою. Срывайте погоны по дороге! За сценой приближающийся лихой свист, глухо звучит гармоника: «И шумит, и гудит...» Бегите, бегите! Я вас прикрою! (Бросается к окну наверху.) Беги, я тебя умоляю. Ленку пожалей! Близкий разрыв снаряда. Стекла лопнули. Алексей падает. Николка. Господин полковник! Алешка! Алешка, что ты наделал?! Алексей. Унтер-офицер Турбин, брось геройство к чертям! (Смолкает.) Николка. Господин полковник... этого быть не может! Алеша, поднимись! Топот и гул. Вбегают гайдамаки. Ураган. Тю! Бач! Бач! Тримай его, хлопцы! Тримай! Кирпатый стреляет в Николку. Галаньба (вбегая). Живьем! Живьем возмить его, хлопцы! Николка отползает вверх по лестнице, оскалился. Кирпатый. Ишь, волчонок! Ах сукино отродье! Ураган. Не уйдешь! Не уйдешь! Появляются гайдамаки. Николка. Висельники, не дамся! Не дамся, бандиты! (Бросается с перил и исчезает.) Кирпатый. Ах циркач! (Стреляет.) Нема больше никого. Галаньба. Что ж вы выпустили его, хлопцы? Эх, шляпа!.. Гармоника: «И шумит, и гудит...» За сценой крик: «Слава, слава!» Трубы за сценой. Болботун, за ним — гайдамаки со штандартами. Знамена плывут вверх по лестнице. Оглушительный марш. Картина вторая Квартира Турбиных. Рассвет. Электричества нет. Горит свеча на ломберном столе. Лариосик. Елена Васильевна, дорогая! Располагайте мной, как вам угодно! Хотите, я оденусь и отправлюсь их искать? Елена. Ах, нет, нет! Что вы, Лариосик! Вас убьют на улице. Будем ждать. Боже мой, еще зарево. Какой ужасный рассвет! Что там делается? Я только хотела бы одно знать: где они? Лариосик. Боже мой, как ужасна гражданская война! Елена. Знаете что: я женщина, меня не тронут. Я пойду посмотрю, что делается на улице. Лариосик. Елена Васильевна, я вас не пущу! Да я... я вас просто не пущу!.. Что мне скажет Алексей Васильевич! Он велел ни в коем случае не выпускать вас на улицу, и я ему дал слово. Елена. Я близко... Лариосик. Елена Васильевна! Елена. Хотя бы узнать, в чем дело... Лариосик. Я сам пойду... Елена. Оставьте это... Будем ждать... Лариосик. Ваш супруг очень хорошо сделал, что отбыл. Это очень мудрый поступок. Он переживет теперь в Берлине эту ужасную кутерьму и вернется. Елена. Мой супруг? Мой супруг?.. Имени моего супруга больше в доме не упоминайте. Слышите? Лариосик. Хорошо, Елена Васильевна... Всегда я найду что сказать вовремя... Может быть, вы чаю хотите? Я бы поставил самоварчик... Елена. Нет, не надо... Стук. Лариосик. Постойте, постойте, не открывайте, надо спросить, кто там. Кто там? Шервинский. Это я! Я... Шервинский... Елена. Слава Богу! (Открывает.) Что это значит? Катастрофа? Шервинский. Петлюра город взял. Лариосик. Взял? Боже, какой ужас! Елена. Где они? В бою? Шервинский. Не волнуйтесь, Елена Васильевна! Я предупредил Алексея Васильевича несколько часов тому назад. Все обстоит совершенно благополучно. Елена. Как же все благополучно? А гетман? Войска? Шервинский. Гетман сегодня ночью бежал. Елена. Бежал? Бросил армию? Шервинский. Точно так. И князь Белоруков. (Снимает пальто.) Елена. Подлецы! Шервинский. Неописуемые прохвосты! Лариосик. А почему свет не горит? Шервинский. Обстреляли станцию. Лариосик. Ай-ай-ай... Шервинский. Елена Васильевна, можно у вас спрятаться? Сейчас офицеров будут искать. Елена. Ну конечно! Шервинский. Елена Васильевна, если бы вы знали, как я счастлив, что вы живы и здоровы. Стук в дверь. Ларион, спросите, кто там... Лариосик. Кто там? Голос Мышлаевского. Свои, свои... Лариосик открывает дверь. Входят Мышлаевский и Студзинский. Елена. Слава тебе Господи! А где же Алеша и Николай? Мышлаевский. Спокойно, спокойно, Лена. Сейчас придут. Не бойся ничего, улицы еще свободны. Их обоих застава проводит. А, этот уж тут? Ну, стало быть, ты все знаешь... Елена. Спасибо, все. Ну, немцы! Ну, немцы! Студзинский. Ничего... ничего... когда-нибудь вспомним мы все... Ничего! Мышлаевский. Здравствуй, Ларион! Лариосик. Вот, Витенька, какие ужасные происшествия! Мышлаевский. Да, происшествия первого сорта. Елена. На кого вы похожи! Идите грейтесь, я вам сейчас самовар поставлю. Шервинский (от камина). Помочь вам, Лена? Елена. Не надо. Я сама. (Убегает.) Мышлаевский. Здоровеньки булы, пане личный адъютант. Чему ж це вы без аксельбантов?.. «Поезжайте, господа офицеры, на Украину и формируйте ваши части»... И прослезился. За ноги вашу мамашу! Шервинский. Что означает этот балаганный тон? Мышлаевский. Балаган получился, оттого и тон балаганный. Ты ж сулил и государя императора и за здоровье светлости пил. Кстати, где эта светлость теперь, в настоящее время? Шервинский. Зачем тебе? Мышлаевский. А вот зачем: если бы мне попалась сейчас эта самая светлость, взял бы я ее за ноги и хлопал бы головой о мостовую до тех пор, пока не почувствовал бы полного удовлетворения. А вашу штабную ораву в уборной следует утопить! Шервинский. Господин Мышлаевский, прошу не забываться! Мышлаевский. Мерзавцы! Шервинский. Что-о? Лариосик. Зачем же ссориться? Студзинский. Сию же минуту, как старший, прошу прекратить этот разговор! Совершенно нелепо и ни к чему не ведет! Чего ты, в самом деле, пристал к человеку? Поручик, успокойтесь. Шервинский. Поведение капитана Мышлаевского в последнее время нестерпимо... И главное — хамство! Я, что ль, виноват в катастрофе? Напротив, я всех вас предупредил. Если бы не я, еще вопрос, сидел бы он сейчас здесь живой или нет! Студзинский. Совершенно верно, поручик. И мы вам очень признательны. Елена (входит). Что такое? В чем дело? Студзинский. Елена Васильевна, вы не волнуйтесь, все будет в полном порядке. Я вам ручаюсь. Идите к себе. Елена уходит. Виктор, извинись, ты не имеешь никакого права. Мышлаевский. Ну, ладно, брось, Леонид! Я погорячился. Ведь такая обида! Шервинский. Довольно странно. Студзинский. Бросьте, совсем не до этого. (Садится к огню.) Пауза. Мышлаевский. Где Алеша с Николкой, в самом деле? Студзинский. Я сам беспокоюсь... Пять минут жду, а после этого пойду навстречу... Пауза. Мышлаевский. Что ж, он, значит, при тебе ходу дал? Шервинский. При мне: я был до последней минуты. Мышлаевский. Замечательное зрелище! Дорого бы дал, чтобы присутствовать при этом! Что же ты не пришиб его, как собаку? Шервинский. Ты бы пошел и сам его пришиб! Мышлаевский. Пришиб бы, будь спокоен. Что ж, он тебе сказал что-нибудь на прощанье? Шервинский. Что ж, сказал! Обнял, поблагодарил за верную службу... Мышлаевский. И прослезился? Шервинский. Да, прослезился... Лариосик. Прослезился? Скажите пожалуйста!.. Мышлаевский. Может быть, подарил что-нибудь на прощанье? Например, золотой портсигар с монограммой. Шервинский. Да, подарил портсигар. Мышлаевский. Вишь, черт!.. Ты меня извини, Леонид, боюсь, что ты опять рассердишься. Человек ты, в сущности, неплохой, но есть у тебя странности... Шервинский. Что ты хочешь этим сказать? Мышлаевский. Да как бы выразиться... Тебе бы писателем быть... Фантазия у тебя богатая... Прослезился... Ну а если бы я сказал: покажи портсигар! Шервинский молча показывает портсигар. Убил! Действительно монограмма! Шервинский. Что нужно сказать, капитан Мышлаевский? Мышлаевский. Сию минуту. При вас, господа, прошу у него извинения. Лариосик. Я в жизни не видал такой красоты! Целый фунт, вероятно, весит. Шервинский. Восемьдесят четыре золотника. В окно стук. Господа!.. Встают. Мышлаевский. Не люблю фокусов... Почему не через дверь?.. Шервинский. Господа... револьверы... лучше выбросить. (Прячет портсигар за камин.) Студзинский и Мышлаевский подходят к окну и, осторожно отодвинув штору, выглядывают. Студзинский. Ах, я себе простить не могу! Мышлаевский. Что за дьявольщина! Лариосик. Ах, Боже мой! (Кидается известить Елену.) Елена... Мышлаевский. Куда ты, черт?.. С ума сошел!.. Да разве можно!.. (Зажимает ему рот.) Все выбегают. Пауза. Вносят Николку. Ленку, Ленку надо убрать куда-нибудь... Боже мой! Алеша-то где же?.. Убить меня мало!.. Кладите, кладите... прямо на пол... Студзинский. Лучше бы на диван. Ищи рану, рану ищи! Шервинский. Голова разбита!.. Студзинский. Кровь в сапоге... Снимайте сапоги... Шервинский. Давайте перенесем его... туда... Нельзя же на полу, в самом деле... Студзинский. Лариосик! Живо несите подушку и одеяло. Кладите на диван. Переносят Николку на диван. Режь сапог!.. Режь сапог!.. У Алексея Васильевича бинты в кабинете. Шервинский убегает. Спирт захватите! Господи Боже мой, как он подвернулся? Что такое?.. Где Алексей Васильевич?.. Шервинский прибегает с йодом и бинтами. Студзинский бинтует голову Николки. Лариосик. Он умирает? Николка (приходя в себя). О! Мышлаевский. С ума сойти!.. Говори одно только слово: где Алешка? Студзинский. Где Алексей Васильевич? Николка. Господа... Мышлаевский. Что? Стремительно входит Елена. Леночка, ты не волнуйся. Упал он и головой ударился. Страшного ничего нет. Елена. Да его ранили! Что ты говоришь? Николка. Нет, Леночка, нет... Елена. А где Алексей? Где Алексей? (Настойчиво.) Ты же с ним был. Отвечай одно слово: где Алексей? Мышлаевский. Что же теперь делать-то? Студзинский (Мышлаевскому). Этого не может быть! Не может!.. Елена. Что же ты молчишь? Николка. Леночка... Сейчас... Елена. Не лги! Только не лги! Мышлаевский делает знак Николке — «молчи». Студзинский. Елена Васильевна... Шервинский. Лена, что вы... Елена. Ну, все понятно! Убили Алексея! Мышлаевский. Что ты, что ты, Лена! С чего ты взяла? Елена. Ты посмотри на его лицо. Посмотри. Да что мне лицо! Я ведь знала, чувствовала, еще когда он уходил, знала, что так кончится! Студзинский (Николке). Говорите, что с ним? Елена. Ларион! Алешу убили... Шервинский. Дайте воды... Елена. Ларион! Алешу убили! Вчера вы с ним за столом сидели — помните? А его убили... Лариосик. Елена Васильевна, миленькая... Шервинский. Лена, Лена... Елена. А вы?! Старшие офицеры! Старшие офицеры! Все домой пришли, а командира убили?.. Мышлаевский. Лена, пожалей нас, что ты говоришь?! Мы все исполняли его приказание. Все! Студзинский. Нет, она совершенно права! Я кругом виноват. Нельзя было его оставить! Я старший офицер, и я свою ошибку поправлю! (Берет револьвер.) Мышлаевский. Куда? Нет, стой! Нет, стой! Студзинский. Убери руки! Мышлаевский. Что ж, я один останусь? Ты ни в чем ровно не виноват! Ни в чем! Я его видел последним, предупреждал и все исполнил. Лена! Студзинский. Капитан Мышлаевский, сию минуту выпустите меня! Мышлаевский. Отдай револьвер! Шервинский! Шервинский. Вы не имеете права! Вы что, еще хуже сделать хотите? Вы не имеете права! (Держит Студзинского.) Мышлаевский. Лена, прикажи ему! Все из-за твоих слов. Возьми у него револьвер! Елена. Я от горя сказала. У меня помутилось в голове. Отдайте револьвер! Студзинский (истерически). Никто не смеет меня упрекать! Никто! Никто! Все приказания полковника Турбина я исполнил! Елена. Никто!.. Никто!.. Я обезумела. Мышлаевский. Николка, говори... Лена, будь мужественна. Мы его найдем... Найдем... Говори начистоту... Николка. Убили командира... Елена падает в обморок. Занавес Действие четвертое Через два месяца. Крещенский сочельник 1919 года. Квартира освещена: Елена и Лариосик убирают елку. Лариосик (на лесенке). Я полагаю, что эта звезда... (Таинственно прислушивается.) Елена. Что вы? Лариосик. Нет, это мне показалось... Елена Васильевна, уверяю вас, это конец. Они возьмут город. Елена. Не спешите, Лариосик, ничего еще не известно. Лариосик. Верный признак — стрельбы нет. Откровенно вам признаюсь, Елена Васильевна, за эти последние два месяца мне страшно надоела стрельба. Я не люблю... Елена. Я разделяю ваш вкус. Лариосик. Я полагаю, что эта звезда здесь будет очень уместна. Елена. Слезайте, Лариосик, а то я боюсь, что вы себе голову разобьете. Лариосик. Ну что вы, Елена Васильевна!.. Елка на ять, как говорит Витенька. Хотел бы я видеть человека, который бы сказал, что елка некрасива! Ах, Елена Васильевна, если бы вы знали!.. Елка напоминает мне невозвратные дни моего детства в Житомире... Огни... Елочка зеленая... (Пауза.) Впрочем, здесь мне лучше, гораздо лучше, чем в детстве. Вот отсюда я никуда бы не ушел... Так бы просидел весь век под елкой у ваших ног и никуда бы не ушел... Елена. Вы бы соскучились. Вы страшный поэт, Ларион. Лариосик. Нет, уж какой я поэт! Куда там, к чер... Ах, извините, Елена Васильевна! Елена. Прочтите, прочтите что-нибудь новенькое. Ну прочтите. Мне очень нравятся ваши стихи. Вы очень способный. Лариосик. Вы искренно говорите? Елена. Совершенно искренно. Лариосик. Ну хорошо... Я прочту... Я прочту... Посвящается... Ну, одним словом, посвящается... Нет, не буду я вам читать стихи. Елена. Почему? Лариосик. Нет, зачем?.. Елена. А кому посвящается? Лариосик. Одной женщине. Елена. Секрет? Лариосик. Секрет. Вам. Елена. Спасибо вам, милый. Лариосик. Что мне спасибо!.. Из спасибо шинели не сошьешь... Ой, извините, Елена Васильевна, это я от Мышлаевского заразился. Вы знаете, такие выражения вырываются... Елена. Я вижу. По-моему, вы в Мышлаевского влюблены. Лариосик. Нет. Я в вас влюблен. Елена. Не надо в меня влюбляться, Ларион, не надо. Лариосик. Знаете что? Выйдите за меня замуж. Елена. Вы трогательный человек. Только это невозможно. Лариосик. Он не вернется!.. А как же вы будете одна? Одна, без поддержки, без участия. Ну, правда, я поддержка довольно парши... слабая, зато я вас очень буду любить. Всю жизнь. Вы — мой идеал. Он не приедет. Теперь в особенности, когда наступают большевики... Он не вернется! Елена. Он не вернется. Но не в этом дело. Если бы он даже и вернулся, все равно моя жизнь с ним кончена. Лариосик. Его отрезали... Я не мог смотреть на вас, когда он уехал. У меня сердце кровью обливалось. Ведь на вас было страшно смотреть, ей-Богу... Елена. Разве я такая плохая была? Лариосик. Ужас! Кошмар! Худая-прехудая... Лицо — желтое-прежелтое... Елена. Что вы выдумываете, Ларион! Лариосик. Ой... действительно, черт-те что... Но теперь вы лучше, гораздо лучше... Вы теперь румяная-прерумяная... Елена. Вы, Лариосик, неподражаемый человек. Идите ко мне, я вас в лоб поцелую. Лариосик. В лоб? Ну, в лоб — так в лоб! Елена целует его в лоб. Конечно, разве можно меня полюбить! Елена. Очень даже можно. Только у меня есть роман. Лариосик. Что? Роман! У кого? У вас? У вас роман? Не может быть! Елена. Разве уж я не гожусь? Лариосик. Вы — святая! Вы... А кто он? Я его знаю? Елена. И очень хорошо. Лариосик. Очень хорошо знаю?.. Стойте... Кто же? Стойте, стойте, стойте!.. Молодой человек... вы ничего не видали... Ходи с короля, а дам не трогай... А я думал, что это сон. Проклятый счастливец! Елена. Лариосик! Это нескромно! Лариосик. Я ухожу... Я ухожу... Елена. Куда, куда? Лариосик. Пойду к армянину за водкой и напьюсь до бесчувствия... Елена. Так я вам и позволила... Ларион, я буду вам другом. Лариосик. Читал, читал в романах... Как «другом буду» — значит, кончено, крышка! Конец! (Надевает пальто.) Елена. Лариосик! Возвращайтесь скорее! Скоро гости придут! Лариосик, открыв дверь, сталкивается в передней с входящим Шервинским. Тот в мерзкой шляпе и изодранном пальто, в синих очках. Шервинский. Здравствуйте, Елена Васильевна! Здравствуйте, Ларион! Лариосик. А... здравствуйте... здравствуйте. (Исчезает.) Елена. Бог мой! На кого вы похожи! Шервинский. Ну, спасибо, Елена Васильевна. Я уж попробовал! Сегодня еду на извозчике, а уже какие-то пролетарии по тротуарам так и шныряют, так и шныряют. И один говорит таким ласковым голоском: «Ишь, украинский барин! Погоди, говорит, до завтра. Завтра мы вас с извозчиков поснимаем!» У меня глаз опытный. Я, как на него посмотрел, сразу понял, что надо ехать домой и переодеваться. Поздравляю вас, — Петлюре крышка! Елена. Что вы говорите?! Шервинский. Сегодня ночью красные будут. Стало быть, Советская власть и тому подобное! Елена. Чему ж вы радуетесь? Можно подумать, что вы сами большевик! Шервинский. Я сочувствующий! А пальтишко я у дворника напрокат взял. Это — беспартийное пальтишко. Елена. Сию минуту извольте снять эту гадость! Шервинский. Слушаю-с! (Снимает пальто, шляпу, калоши, очки, остается в великолепном фрачном костюме.) Вот, поздравьте, только что с дебюта. Пел и принят. Елена. Поздравляю вас. Шервинский. Лена, никого дома нет? Как Николка? Елена. Спит... Шервинский. Лена, Лена... Елена. Пустите... Постойте, зачем же вы сбрили баки? Шервинский. Гримироваться удобнее. Елена. Большевиком вам так удобнее гримироваться. У, хитрое, малодушное создание! Не бойтесь, никто вас не тронет. Шервинский. Ну пусть попробуют тронуть человека, у которого две полные октавы в голосе да еще две ноты наверху!.. Леночка? Можно объясниться? Елена. Объяснитесь. Шервинский. Лена! Вот все кончилось. Николка выздоравливает... Петлюру выгоняют... Я дебютировал... Теперь начинается новая жизнь. Больше томиться нам невозможно. Он не приедет. Его отрезали, Лена! Я не плохой, ей-Богу!.. Я не плохой. Ты посмотри на себя. Ты одна. Ты чахнешь... Елена. Ты исправишься? Шервинский. А от чего мне, Леночка, исправляться? Елена. Леонид, я стану вашей женой, если вы изменитесь. И прежде всего перестанете лгать! Шервинский. Неужели я такой лгун, Леночка? Елена. Вы не лгун, а Бог тебя знает, какой-то пустой, как орех... Что такое?! Государя императора в портьере видел. И прослезился... И ничего подобного не было. Эта длинная — меццо-сопрано, а оказывается, она — просто продавщица в кофейне Семадени... Шервинский. Леночка, она очень недолго служила, пока без ангажемента была. Елена. У нее, кажется, был ангажемент! Шервинский. Лена! Клянусь памятью покойной мамы, а также и папы — у нас ничего не было. Я ведь сирота. Елена. Мне все равно. Мне неинтересны ваши грязные тайны. Важно другое: чтобы ты перестал хвастать и лгать. Единственный раз сказал правду, когда говорил про портсигар, и то никто не поверил, доказательство пришлось предъявлять. Фу!.. Срам... Срам... Шервинский. Про портсигар я именно все наврал. Гетман мне его не дарил, не обнимал и не прослезился. Просто он его на столе забыл, а я его спрятал. Елена. Стащил со стола? Шервинский. Спрятал. Это историческая ценность. Елена. Боже мой, этого еще недоставало! Дайте его сюда! (Отбирает портсигар и прячет.) Шервинский. Леночка, папиросы там — мои. Елена. Счастлив ваш Бог, что вы догадались мне об этом сказать. А если бы я сама узнала?.. Шервинский. А как бы вы узнали? Елена. Дикарь! Шервинский. Вовсе нет. Леночка, я страшно изменился. Сам себя не узнаю, честное слово! Катастрофа на меня подействовала или смерть Алеши... Я теперь иной. А материально ты не беспокойся, Ленушка, я ведь — ого-го... Сегодня на дебюте спел, а директор мне говорит: «Вы, говорит, Леонид Юрьевич, изумительные надежды подаете. Вам бы, говорит, надо ехать в Москву, в Большой театр...» Подошел ко мне, обнял меня и... Елена. И что? Шервинский. И ничего... Пошел по коридору... Елена. Неисправим! Шервинский. Лена! Елена. Что ж мы будем делать с Тальбергом? Шервинский. Развод. Развод. Ты адрес его знаешь? Телеграмму ему и письмо о том, что все кончено! Кончено! Елена. Ну хорошо! Скучно мне и одиноко. Тоскливо. Хорошо! Я согласна! Шервинский. Ты победил, Галилеянин! Лена! (Поет.) И будешь ты царицей ми-и-и-ра... «Соль» чистое! (Указывает на портрет Тальберга.) Я требую выбросить его вон! Я его видеть не могу! Елена. Ого, какой тон! Шервинский (ласково). Я его, Леночка, видеть не могу. (Выламывает портрет из рамы и бросает его в камин.) Крыса! И совесть моя чиста и спокойна! Елена. Тебе жабо очень пойдет... Красив ты, что говорить!.. Шервинский. Мы не пропадем... Елена. О, за тебя-то я не боюсь!.. Ты не пропадешь! Шервинский. Лена, идем к тебе... Я спою, ты проаккомпанируешь... Ведь мы два месяца не виделись. Все на людях да на людях. Елена. Да ведь придут сейчас. Шервинский. А мы тогда вернемся обратно. Уходят, закрывают дверь. Слышен рояль. Шервинский великолепным голосом поет эпиталаму из «Нерона». Николка (входит, в черной шапочке, на костылях, Бледен и слаб. В студенческой тужурке). А!.. Репетируют! (Видит раму портрета.) А!.. Вышибли. Понимаю... Я давно догадывался. (Ложится на диван.) Лариосик (появляется в передней). Николаша! Встал? Один? Подожди, сейчас подушку тебе принесу. (Приносит подушку Николке.) Николка. Не беспокойся, Ларион, не нужно. Спасибо. Видно, Ларион, я так калекой и останусь. Лариосик. Ну что ты, что ты, Николаша, как тебе не стыдно! Николка. Слушай, Ларион, что их-то еще нету? Лариосик. Нет еще, но скоро будут. Ты знаешь, иду сейчас по улице — обозы, обозы, и на них эти, с хвостами. Видно, здорово поколотили их большевики. Николка. Так им и надо! Лариосик. Но тем не менее я водочки достал! Единственный раз в жизни мне повезло! Думал, ни за что не достану. Такой уж я человек! Погода была великолепная, когда я выходил. Небо ясно, звезды блещут, пушки не стреляют... Все обстоит в природе благополучно. Но стоит мне показаться на улице — обязательно пойдет снег. И действительно, вышел — и мокрый снег лепит в самое лицо. Но бутылочку достал!.. Пусть знает Мышлаевский, на что я способен. Два раза упал, затылком трахнулся, но бутылку держал в руках. Голос Шервинского. «Ты любовь благословляешь...» Николка. Смотри, видишь?.. Потрясающая новость! Елена расходится с мужем. Она за Шервинского выйдет. Лариосик (роняет бутылку). Уже? Николка. Э, Лариосик, э-э!.. Что ты, Ларион, что ты?.. А-а... понимаю! Тоже врезался? Лариосик. Никол, когда речь идет о Елене Васильевне, такие слова, как «врезался», неуместны. Понял? Она золотая! Николка. Рыжая она, Ларион, рыжая. Прямо несчастье. Оттого всем и нравится, что рыжая. Как кто увидит, сейчас букеты начинает таскать. Так что у нас все время в квартире букеты, как веники, стояли. А Тальберг злился. Ну, ты осколки собирай, а то сейчас Мышлаевский явится, он тебя убьет. Лариосик. Ты ему не говори. (Собирает осколки.) Звонок. Лариосик впускает Мышлаевского и Студзинского. Оба в штатском. Мышлаевский. Красные разбили Петлюру! Войска Петлюры город оставляют! Студзинский. Да-да! Красные уже в Слободке. Через полчаса будут здесь. Мышлаевский. Завтра, таким образом, здесь получится советская республика... Позвольте, водкой пахнет! Кто пил водку раньше времени? Сознавайтесь. Что ж это делается в этом богоспасаемом доме?!. Вы водкой полы моете?!. Я знаю, чья это работа! Что ты все бьешь?! Что ты все бьешь! Это в полном смысле слова золотые руки! К чему ни притронется — бац, осколки! Ну если уж у тебя такой зуд — бей сервизы! За сценой все время рояль. Лариосик. Какое ты имеешь право делать мне замечания! Я не желаю! Мышлаевский. Что это на меня все кричат? Скоро бить начнут! Впрочем, я сегодня добрый почему-то. Мир, Ларион, я на тебя не сержусь. Николка. А почему стрельбы нет? Мышлаевский. Тихо, вежливо идут. И без всякого боя! Лариосик. А главное, удивительнее всего, что все радуются, даже буржуи недорезанные. До того всем Петлюра надоел! Николка. Интересно, как большевики выглядят? Мышлаевский. Увидишь, увидишь. Лариосик. Капитан, ваше мнение? Студзинский. Не знаю, ничего не понимаю теперь. Лучше всего нам подняться и уйти вслед за Петлюрой. Как мы, белогвардейцы, уживемся с большевиками, не представляю себе! Мышлаевский. Куда за Петлюрой? Студзинский. Пристроиться к какому-нибудь обозу и уйти в Галицию. Мышлаевский. А потом куда? Студзинский. А там на Дон, к Деникину, и биться с большевиками. Мышлаевский. Опять, значит, к генералам под команду? Это очень остроумный план. Жаль, что лежит Алешка в земле, а то бы он много интересного мог рассказать про генералов. Но жаль, успокоился командир. Студзинский. Не терзай мою душу, не вспоминай. Мышлаевский. Нет, позвольте, его нет, позвольте, я поговорю... Опять в армию, опять биться?.. И прослезился?.. Спасибо, спасибо, я уже смеялся. В особенности когда Алешку повидал в анатомическом театре. Николка заплакал. Лариосик. Николаша, Николаша, что ты, погоди! Мышлаевский. Довольно! Я воюю с девятьсот четырнадцатого года. За что? За отечество? А это отечество, когда бросили меня на позор?!. И я опять иди к этим светлостям?! Ну нет. Видали? (Показывает шиш.) Шиш! Студзинский. Изъясняйся, пожалуйста, словами. Мышлаевский. Я сейчас изъяснюсь, будьте благонадежны. Что я, идиот, в самом деле? Нет, я, Виктор Мышлаевский, заявляю, что больше я с этими мерзавцами генералами дела не имею. Я кончил! Лариосик. Виктор Мышлаевский большевиком стал. Мышлаевский. Да, ежели угодно, я за большевиков! Студзинский. Виктор, что ты говоришь? Мышлаевский. Я за большевиков, но только против коммунистов. Студзинский. Это смешно. Надо понимать, о чем ты говоришь. Лариосик. Позволь тебе сказать, что это одно и то же: большевизм и коммунизм. Мышлаевский (передразнивая). «Большевизм и коммунизм». Ну, тогда и за коммунистов... Студзинский. Слушай, капитан, ты упомянул слово «отечество». Какое же отечество, когда большевики? Россия кончена. Вот помнишь, командир говорил, и командир был прав: вот они, большевики!.. Мышлаевский. Большевики?.. Великолепно! Очень рад! Студзинский. Да ведь они тебя мобилизуют. Мышлаевский. И пойду, и буду служить. Да! Студзинский. Почему?! Мышлаевский. А вот почему! Потому! Потому что у Петлюры, вы говорили, сколько? Двести тысяч! Вот эти двести тысяч пятки салом подмазали и дуют при одном слове «большевики». Видал? Чисто! Потому что за большевиками мужички тучей... А я им всем что могу противопоставить? Рейтузы с кантом? А они этого канта видеть не могут... Сейчас же за пулеметы берутся. Не угодно ли... Спереди красногвардейцы, как стена, сзади спекулянты и всякая рвань с гетманом, а я посредине? Слуга покорный! Нет, мне надоело изображать навоз в проруби. Пусть мобилизуют! По крайней мере буду знать, что я буду служить в русской армии. Народ не с нами. Народ против нас. Алешка был прав! Студзинский. Да какая же, к черту, русская армия, когда они Россию прикончили?! Да они нас все равно расстреляют! Мышлаевский. И отлично сделают! Заберут в Чеку, обложат и выведут в расход. И им спокойнее, и нам... Студзинский. Я с ними буду биться! Мышлаевский. Пожалуйста, надевай шинель! Валяй! Дуй!.. Шпарь к большевикам, кричи им: не пущу! Николку с лестницы уже сбросили раз! Голову видал? А тебе ее и вовсе оторвут. И правильно — не лезь. Теперь пошли дела не наши! Лариосик. Я против ужасов гражданской войны. В сущности, зачем проливать кровь? Мышлаевский. Ты на войне был? Лариосик. У меня, Витенька, белый билет. Слабые легкие. И, кроме того, я единственный сын у моей мамы. Мышлаевский. Правильно, товарищ белобилетник. Студзинский. Была у нас Россия — великая держава!.. Мышлаевский. И будет!.. Будет! Студзинский. Да, будет, будет — ждите! Мышлаевский. Прежней не будет, новая будет. Новая! А ты вот что мне скажи. Когда вас расхлопают на Дону — а что вас расхлопают, я вам предсказываю, — и когда ваш Деникин даст деру за границу — а я вам это тоже предсказываю, — тогда куда? Студзинский. Тоже за границу. Мышлаевский. Нужны вы там, как пушке третье колесо! Куда ни приедете, в харю наплюют от Сингапура до Парижа. Я не поеду, буду здесь в России. И будь с ней что будет!.. Ну и кончено, довольно, я закрываю собрание. Студзинский. Я вижу, что я одинок. Шервинский (вбегает). Подождите, подождите, не закрывайте собрания. Я имею внеочередное заявление. Елена Васильевна Тальберг разводится с мужем своим, бывшим полковником генерального штаба Тальбергом, и выходит... (Кланяется, указывая рукой на себя.) Входит Елена. Лариосик. А!.. Мышлаевский. Брось, Ларион, куда нам с суконным рылом в калашный ряд. Лена ясная, позволь, я тебя обниму и поцелую. Студзинский. Поздравляю вас, Елена Васильевна. Мышлаевский (идет за Лариосиком, убежавшим в переднюю). Ларион, поздравь — неудобно! Потом опять сюда придешь. Лариосик (Елене). Поздравляю вас и желаю вам счастья. (Шервинскому.) Поздравляю вас... поздравляю. Мышлаевский. Но ты молодец, молодец! Ведь какая женщина! По-английски говорит, на фортепьянах играет, а в то же время самоварчик может поставить. Я сам бы на тебе, Лена, с удовольствием женился. Елена. Я бы за тебя, Витенька, не вышла. Мышлаевский. Ну и не надо. Я тебя и так люблю. А сам я по преимуществу человек холостой и военный. Люблю, чтобы дома было уютно, без женщин и детей, как в казарме... Ларион, наливай! Поздравить надо! Шервинский. Погодите, господа! Не пейте это вино! Я вам сейчас принесу. Вы знаете, какое это вино! Ого-го-го!.. (Взглянул на Елену, увял.) Ну так, среднее винишко. Обыкновенное Абрау-Дюрсо. Мышлаевский. Лена, твоя работа! Женись, Шервинский... ты совершенно здоров! Ну, поздравляю вас и желаю вам... Дверь в переднюю открывается, входит Тальберг в штатском пальто, с чемоданом. Студзинский. Господа! Владимир Робертович... Владимир Робертович... Тальберг. Мое почтение. Мертвая пауза. Мышлаевский. Это номер! Тальберг. Здравствуй, Лена! Вы как будто удивлены? Пауза. Немного странно! Казалось бы, я мог больше удивляться, застав на своей половине столь веселую компанию в столь трудное время. Здравствуй, Лена. Что это значит? Шервинский. А вот что... Елена. Погоди... Господа, выйдите все на минутку, оставьте нас вдвоем с Владимиром Робертовичем. Шервинский. Лена, я не хочу! Мышлаевский. Постой, постой... Все уладим. Соблюдай спокойствие... Нам выкатываться, Леночка? Елена. Да. Мышлаевский. Я знаю, ты умница. В случае чего кликни меня. Персонально. Ну что ж, господа, покурим, пойдем к Лариону. Ларион, забирай подушку, и идем. Все уходят, причем Лариосик почему-то на цыпочках. Елена. Прошу вас. Тальберг. Что это все значит? Прошу объяснить. Пауза. Что за шутки? Где Алексей? Елена. Алексея убили. Тальберг. Не может быть!.. Когда? Елена. Два месяца тому назад, через два дня после вашего отъезда. Тальберг. Ах, Боже мой, это ужасно! Но ведь я же предупреждал. Ты помнишь? Елена. Да, помню. А Николка — калека. Тальберг. Конечно, все это ужасно... Но ведь я же не виноват во всей этой истории... И согласись, это никак не причина для устройства такой, я бы сказал, глупой демонстрации. Пауза. Елена. Скажите, как же вы вернулись? Ведь сегодня большевики уже будут... Тальберг. Я прекрасно в курсе дела. Гетманщина оказалась глупой опереткой. Немцы нас обманули. Но в Берлине мне удалось достать командировку на Дон, к генералу Краснову. Киев надо бросить немедленно... времени нету... Я за тобой. Елена. Я, видите ли, с вами развожусь и выхожу замуж за Шервинского. Тальберг (после долгой паузы). Хорошо! Очень хорошо! Воспользоваться моим отсутствием для устройства пошлого романа... Елена. Виктор!.. Входит Мышлаевский. Мышлаевский. Лена, ты меня уполномочиваешь объясниться? Елена. Да! (Уходит.) Мышлаевский. Понял. (Подходит к Тальбергу.) Ну? Вон!.. (Ударяет его.) Тальберг растерян. Идет в переднюю, уходит. Мышлаевский. Лена! Персонально! Входит Елена. Уехал. Дает развод. Очень мило поговорили. Елена. Спасибо, Виктор! (Целует его и убегает.) Мышлаевский. Ларион! Лариосик (входит). Уже уехал? Мышлаевский. Уехал! Лариосик. Ты гений, Витенька! Мышлаевский. Я гений — Игорь Северянин. Туши свет, зажигай елку и сыграй какой-нибудь марш. Лариосик тушит свет в комнате, освещает елку электрическими лампочками, выбегает в соседнюю комнату. Марш. Господа, прошу! Входят Шервинский, Студзинский, Николка и Елена. Студзинский. Очень красиво! И как стало сразу уютно! Мышлаевский. Ларионова работа. Ну, теперь позвольте вас поздравить по-настоящему. Ларион, довольно! Входит Лариосик с гитарой, передает ее Николке. Поздравляю тебя, Лена ясная, раз и навсегда. Забудь обо всем. И вообще — ваше здоровье! (Пьет.) Николка (трогает струны гитары, поет). Скажи мне, кудесник, любимец богов, Что сбудется в жизни со мною? И скоро ль на радость соседей-врагов Могильной засыплюсь землею? Так громче, музыка, играй победу, Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит! Мышлаевский (поет). Так за Совет Народных Комиссаров... Все, кроме Студзинского, подхватывают. Мы грянем громкое «Ура! Ура! Ура!». Студзинский. Ну, это черт знает что!.. Как вам не стыдно! Николка (запевает). Из темного леса навстречу ему Идет вдохновенный кудесник... Лариосик. Замечательно!.. Огни... елочка... Мышлаевский. Ларион! Скажи нам речь! Николка. Правильно, речь!.. Лариосик. Я, господа, право, не умею! И, кроме того, я очень застенчив. Мышлаевский. Ларион говорит речь! Лариосик. Что ж, если обществу угодно, я скажу. Только прошу извинить: ведь я не готовился. Господа! Мы встретились в самое трудное и страшное время, и все мы пережили очень, очень много... и я в том числе. Я пережил жизненную драму... И мой утлый корабль долго трепало по волнам гражданской войны... Мышлаевский. Как хорошо про корабль... Лариосик. Да, корабль... Пока его не прибило в эту гавань с кремовыми шторами, к людям, которые мне так понравились... Впрочем, и у них я застал драму... Ну, не стоит говорить о печалях. Время повернулось. Вот сгинул Петлюра... Все живы... да... мы все снова вместе... И даже больше того: вот Елена Васильевна, она тоже пережила очень и очень много и заслуживает счастья, потому что она замечательная женщина. И мне хочется сказать ей словами писателя: «Мы отдохнем, мы отдохнем...» Далекие пушечные удары. Мышлаевский. Так-с!.. Отдохнули!.. Пять... шесть... Девять!.. Елена. Неужто бой опять? Шервинский. Нет. Это салют! Мышлаевский. Совершенно верно: шестидюймовая батарея салютует. За сценой издалека, все приближаясь, оркестр играет «Интернационал». Господа, слышите? Это красные идут! Все идут к окну. Николка. Господа, сегодняшний вечер — великий пролог к новой исторической пьесе. Студзинский. Кому — пролог, а кому — эпилог.


1 ] [ 2 ]

/ Полные произведения / Булгаков М.А. / Дни Турбиных


Смотрите также по произведению "Дни Турбиных":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis