• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Логфелло Г. / Песня о Гайвате

Песня о Гайвате [3/9]

Скачать полное произведение

    Мирным сном спал Гайавата.
     На заре пришла Нокомис,
     На седьмое утро пищи
     Принесла для Гайаваты.
     Со слезами говорила,
     Что его погубит голод,
     Если пищи он не примет.
     Ничего он не отведал,
     Ни к чему не прикоснулся,
     Лишь промолвил ей: "Нокомис!
     Подожди со мной заката,
     Подожди, пока стемнеет
     И Шух-шух-га громким криком
     Возвестит, что день окончен!"
     Плача, шла домой Нокомис,
     Все тоскуя, опасаясь,
     Что его погубит голод.
     Он же стал, томясь тоскою,
     Ждать Мондамина. И тени
     Потянулись от заката
     По лесам и по долинам;
     Опустилось тихо солнце
     С неба в Западные Воды,
     Как спускается зарею
     В воду красный лист осенний
     И в воде, краснея, тонет.
     Глядь - уж тут Мондамин юный,
     У дверей стоит с приветом!
     Голова его - в блестящих,
     Развевающихся перьях,
     Кудри - мягки, золотисты,
     А наряд - зелено-желтый.
     Как во сне, к нему навстречу
     Встал, измученный и бледный,
     Гайавата, но бесстрашно
     Вышел - и бороться начал.
     И слились земля и небо,
     Замелькали пред глазами!
     Как осетр в сетях трепещет,
     Бьется бешено, чтоб сети
     Разорвать и прыгнуть в воду,
     Так в груди у Гайаваты
     Сердце сильное стучало;
     Словно огненные кольца,
     Горизонт сверкал кровавый
     И кружился с Гайаватой;
     Сотни солнцев, разгораясь,
     На борьбу его глядели.
     Вдруг один среди поляны
     Очутился Гайавата,
     Он стоял, ошеломленный
     Этой дикою борьбою,
     И дрожал от напряженья;
     А пред ним, в измятых перьях
     И в изорванных одеждах,
     Бездыханный, неподвижный,
     На траве лежал Мондамин,
     Мертвый, в зареве заката.
     Победитель Гайавата
     Сделал так, как приказал он:
     Снял с Мондамина одежды,
     Снял изломанные перья,
     Схоронил его и землю
     Разровнял и сделал мягкой.
     И среди болот печальных
     Цапля сизая, Шух-шух-га,
     Издала свой крик тоскливый,
     Вопль и жалобы и скорби.
     В отчий дом, в вигвам Нокомис
     Возвратился Гайавата,
     И семь суток испытанья
     В этот вечер завершились.
     Но запомнил Гайавата
     Те места, где он боролся,
     Не покинул без призора
     Ту могилу, где Мондамин
     Почивал, в земле зарытый,
     Под дождем и ярким солнцем.
     День за днем над той могилой
     Сторожил мой Гайавата,
     Чтобы холм ее был мягким,
     Не зарос травою сорной,
     Прогоняя свистом, криком
     Кагаги с его народом.
     Наконец зеленый стебель
     Показался над могилой,
     А за ним - другой и третий,
     И не кончилося лето,
     Как в своем уборе пышном,
     В золотистых, мягких косах,
     Встал высокий, стройный маис.
     И воскликнул Гайавата
     В восхищении: "Мондамин!
     Это друг людей, Мондамин!"
     Тотчас кликнул он Нокомис,
     Кликнул Ягу, рассказал им
     О своем виденье дивном,
     О своей борьбе, победе,
     Показал зеленый маис -
     Дар небесный всем народам,
     Что для них быть должен пищей.
     А поздней, когда, под осень,
     Пожелтел созревший маис,
     Пожелтели, стали тверды
     Зерна маиса, как жемчуг,
     Он собрал его початки,
     Сняв с него листву сухую,
     Как с Мондамина когда-то
     Снял одежды, - и впервые
     "Пир Мондамина" устроил,
     Показал всему народу
     Новый дар Владыки Жизни.
    ДРУЗЬЯ ГАЙАВАТЫ
     Было два у Гайаваты
     Неизменных, верных друга.
     Сердце, душу Гайаваты
     Знали в радостях и в горе
     Только двое: Чайбайабос,
     Музыкант, и мощный Квазинд.
     Меж вигвамов их тропинка
     Не могла в траве заглохнуть;
     Сплетни, лживые наветы
     Не могли посеять злобы
     И раздора между ними:
     Обо всем они держали
     Лишь втроем совет согласный,
     Обо всем с открытым сердцем
     Говорили меж собою
     И стремились только к благу
     Всех племен и всех народов.
     Лучшим другом Гайаваты
     Был прекрасный Чайбайабос,
     Музыкант, певец великий,
     Несравненный, небывалый.
     Был, как воин, он отважен,
     Но, как девушка, был нежен,
     Словно ветка ивы, гибок,
     Как олень рогатый, статен.
     Если пел он, вся деревня
     Собиралась песни слушать,
     Жены, воины сходились,
     И то нежностью, то страстью
     Волновал их Чайбайабос.
     Из тростинки сделав флейту,
     Он играл так нежно, сладко,
     Что в лесу смолкали птицы,
     Затихал ручей игривый,
     Замолкала Аджидомо,
     А Вабассо осторожный
     Приседал, смотрел и слушал.
     Да! Примолкнул Сибовиша
     И сказал: "О Чайбайабос!
     Научи мои ты волны
     Мелодичным, нежным звукам!"
     Да! Завистливо Овэйса
     Говорил: "О Чайбайабос!
     Научи меня безумным,
     Страстным звукам диких песен!"
     Да! И Опечи веселый
     Говорил: "О Чайбайабос!
     Научи меня веселым,
     Сладким звукам нежных песен!"
     И, рыдая, Вавонэйса
     Говорил: "О Чайбайабос!
     Научи меня тоскливым,
     Скорбным звукам скорбных песен!"
     Вся природа сладость звуков
     У него перенимала,
     Все сердца смягчал и трогал
     Страстной песней Чайбайабос,
     Ибо пел он о свободе,
     Красоте, любви и мире,
     Пел о смерти, о загробной
     Бесконечной, вечной жизни,
     Воспевал Страну Понима
     И Селения Блаженных.
     Дорог сердцу Гайаваты
     Кроткий, милый Чайбайабос,
     Музыкант, певец великий,
     Несравненный, небывалый!
     Он любил его за нежность
     И за чары звучных песен.
     Дорог сердцу Гайаваты
     Был и Квазинд, - самый мощный
     И незлобивый из смертных;
     Он любил его за силу,
     Доброту и простодушье.
     Квазинд в юности ленив был,
     Вял, мечтателен, беспечен;
     Не играл ни с кем он в детстве,
     Не удил в заливе рыбы,
     Не охотился за зверем, -
     Не похож он был на прочих.
     Но постился Квазинд часто,
     Своему молился Духу,
     Покровителю молился.
     "Квазинд, - мать ему сказала, -
     Ты ни в чем мне не поможешь!
     Лето ты, как сонный, бродишь
     Праздно по полям и рощам,
     Зиму греешься, согнувшись
     Над костром среди вигвама;
     В самый лютый зимний холод
     Я хожу на ловлю рыбы, -
     Ты и тут мне не поможешь!
     У дверей висит мой невод,
     Он намок и замерзает, -
     Встань, возьми его, ленивец,
     Выжми, высуши на солнце!"
     Неохотно, но спокойно
     Квазинд встал с золы остывшей,
     Молча вышел из вигвама,
     Скинул смерзшиеся сети,
     Что висели у порога,
     Стиснул их, как пук соломы,
     И сломал, как пук соломы!
     Он не мог не изломать их:
     Вот настолько был он силен!
     "Квазинд! - раз отец промолвил, -
     Собирайся на охоту.
     Лук и стрелы постоянно
     Ты ломаешь, как тростинки,
     Так хоть будешь мне добычу
     Приносить домой из леса".
     Вдоль ущелья, по теченью
     Ручейка они спустились,
     По следам бизонов, ланей,
     Отпечатанным на иле,
     И наткнулись на преграду:
     Повалившиеся сосны
     Поперек и вдоль дороги
     Весь проход загромождали.
     "Мы должны, - промолвил старец, -
     Ворочаться: тут не влезешь!
     Тут и белка не взберется,
     Тут сурок пролезть не сможет".
     И сейчас же вынул трубку,
     Закурил и сел в раздумье.
     Но не выкурил он трубки,
     Как уж путь был весь расчищен:
     Все деревья Квазинд поднял,
     Быстро вправо и налево
     Раскидал, как стрелы, сосны,
     Разметал, как копья, кедры.
     "Квазинд! - юноши сказали,
     Забавляясь на долине. -
     Что же ты стоишь, глазеешь,
     На утес облокотившись?
     Выходи, давай бороться,
     В цель бросать из пращи камни".
     Вялый Квазинд не ответил,
     Ничего им не ответил,
     Только встал и, повернувшись,
     Обхватил утес руками,
     Из земли его он вырвал,
     Раскачал над головою
     И забросил прямо в реку,
     Прямо в быструю Повэтин.
     Так утес там и остался.
     Раз по пенистой пучине,
     По стремительной Повэтин,
     Плыл с товарищами Квазинд
     И вождя бобров, Амика,
     Увидал среди потока:
     С быстриной бобер боролся,
     То всплывая, то ныряя.
     Не задумавшись нимало,
     Квазинд молча прыгнул в реку,
     Скрылся в пенистой пучине,
     Стал преследовать Амика
     По ее водоворотам
     И в воде пробыл так долго,
     Что товарищи вскричали:
     "Горе нам! Погиб наш Квазинд!
     Не вернется больше Квазинд!"
     Но торжественно он выплыл:
     На плече его блестящем
     Вождь бобров висел убитый,
     И с него вода струилась.
     Таковы у Гайаваты
     Были верные два друга.
     Долго с ними жил он в мире,
     Много вел бесед сердечных,
     Много думал дум о благе
     Всех племен и всех народов.
    ПИРОГА ГАЙАВАТЫ
     "Дай коры мне, о Береза!
     Желтой дай коры, Береза,
     Ты, что высишься в долине
     Стройным станом над потоком!
     Я свяжу себе пирогу,
     Легкий челн себе построю,
     И в воде он будет плавать,
     Словно желтый лист осенний,
     Словно желтая кувшинка!
     Скинь свой белый плащ, Береза!
     Скинь свой плащ из белой кожи:
     Скоро лето к нам вернется,
     Жарко светит солнце в небе,
     Белый плащ тебе не нужен!"
     Так над быстрой Таквамино,
     В глубине лесов дремучих
     Восклицал мой Гайавата
     В час, когда все птицы пели,
     Воспевали Месяц Листьев,
     И, от сна восставши, солнце
     Говорило: "Вот я - Гизис,
     Я, великий Гизис, солнце!"
     До корней затрепетала
     Каждым листиком береза,
     Говоря с покорным вздохом:
     "Скинь мой плащ, о Гайавата!"
     И ножом кору березы
     Опоясал Гайавата
     Ниже веток, выше корня,
     Так, что брызнул сок наружу;
     По стволу, с вершины к корню,
     Он потом кору разрезал,
     Деревянным клином поднял,
     Осторожно снял с березы.
     "Дай, о Кедр, ветвей зеленых,
     Дай мне гибких, крепких сучьев,
     Помоги пирогу сделать
     И надежней и прочнее!"
     По вершине кедра шумно
     Ропот ужаса пронесся,
     Стон и крик сопротивленья;
     Но, склоняясь, прошептал он:
     "На, руби, о Гайавата!"
     И, срубивши сучья кедра,
     Он связал из сучьев раму,
     Как два лука, он согнул их,
     Как два лука, он связал их.
     "Дай корней своих, о Тэмрак,
     Дай корней мне волокнистых:
     Я свяжу свою пирогу,
     Так свяжу ее корнями,
     Чтоб вода не проникала,
     Не сочилася в пирогу!"
     В свежем воздухе до корня
     Задрожал, затрясся Тэмрак,
     Но, склоняясь к Гайавате,
     Он одним печальным вздохом,
     Долгим вздохом отозвался:
     "Все возьми, о Гайавата!"
     Из земли он вырвал корни,
     Вырвал, вытянул волокна,
     Плотно сшил кору березы,
     Плотно к ней приладил раму.
     "Дай мне, Ель, смолы тягучей,
     Дай смолы своей и соку:
     Засмолю я швы в пироге,
     Чтоб вода не проникала,
     Не сочилася в пирогу!"
     Как шуршит песок прибрежный,
     Зашуршали ветви ели,
     И, в своем уборе черном,
     Отвечала ель со стоном,
     Отвечала со слезами:
     "Собери, о Гайавата!"
     И собрал он слезы ели,
     Взял смолы ее тягучей,
     Засмолил все швы в пироге,
     Защитил от волн пирогу.
     "Дай мне, Еж, колючих игол,
     Все, о Еж, отдай мне иглы:
     Я украшу ожерельем,
     Уберу двумя звездами
     Грудь красавицы пироги!"
     Сонно глянул Еж угрюмый
     Из дупла на Гайавату,
     Словно блещущие стрелы,
     Из дупла метнул он иглы,
     Бормоча в усы лениво:
     "Подбери их, Гайавата!"
     По земле собрал он иглы,
     Что блестели, точно стрелы;
     Соком ягод их окрасил,
     Соком желтым, красным, синим,
     И пирогу в них оправил,
     Сделал ей блестящий пояс,
     Ожерелье дорогое,
     Грудь убрал двумя звездами.
     Так построил он пирогу
     Над рекою, средь долины,
     В глубине лесов дремучих,
     И вся жизнь лесов была в ней,
     Все их тайны, все их чары:
     Гибкость лиственницы темной,
     Крепость мощных сучьев кедра
     И березы стройной легкость;
     На воде она качалась,
     Словно желтый лист осенний,
     Словно желтая кувшинка.
     Весел не было на лодке,
     В веслах он и не нуждался:
     Мысль ему веслом служила,
     А рулем служила воля;
     Обогнать он мог хоть ветер,
     Путь держать - куда хотелось.
     Кончив труд, он кликнул друга,
     Кликнул Квазинда на помощь,
     Говоря: "Очистим реку
     От коряг и желтых мелей!"
     Быстро прыгнул в реку Квазинд,
     Словно выдра, прыгнул в реку,
     Как бобер, нырять в ней начал,
     Погружаясь то по пояс,
     То до самых мышек в воду.
     С криком стал нырять он в воду,
     Поднимать со дна коряги,
     Вверх кидать песок руками,
     А ногами - ил и травы.
     И поплыл мой Гайавата
     Вниз по быстрой Таквамино,
     По ее водоворотам,
     Через омуты и мели,
     Вслед за Квазиндом могучим.
     Вверх и вниз они проплыли,
     Всюду были, где лежали
     Корни, мертвые деревья
     И пески широких мелей,
     И расчистили дорогу,
     Путь прямой и безопасный
     От истоков меж горами
     И до самых вод Повэтин,
     До залива Таквамино.
    ГАЙАВАТА И МИШЕ-НАМА
     По заливу Гитчи-Гюми,
     Светлых вод Большого Моря,
     С длинной удочкой из кедра,
     Из коры крученой кедра,
     На березовой пироге
     Плыл отважный Гайавата.
     Сквозь слюду прозрачной влаги
     Видел он, как ходят рыбы
     Глубоко под дном пироги;
     Как резвится окунь, Сава,
     Словно солнца луч сияя;
     Как лежит на дне песчаном
     Шогаши, омар ленивый,
     Словно дремлющий тарантул.
     На корме сел Гайавата
     С длинной удочкой из кедра;
     Точно веточки цикуты,
     Колебал прохладный ветер
     Перья в косах Гайаваты.
     На носу его пироги
     Села белка, Аджидомо;
     Точно травку луговую,
     Раздувал прохладный ветер
     Мех на шубке Аджидомо.
     На песчаном дне на белом
     Дремлет мощный Мише-Нама,
     Царь всех рыб, осетр тяжелый,
     Раскрывает жабры тихо,
     Тихо водит плавниками
     И хвостом песок взметает.
     В боевом вооруженье, -
     Под щитами костяными
     На плечах, на лбу широком,
     В боевых нарядных красках -
     Голубых, пурпурных, желтых, -
     Он лежит на дне песчаном;
     И над ним-то Гайавата
     Стал в березовой пироге
     С длинной удочкой из кедра.
     "Встань, возьми мою приманку! -
     Крикнул в воду Гайавата. -
     Встань со дна, о Мише-Нама,
     Подымись к моей пироге,
     Выходи на состязанье!"
     В глубину прозрачной влаги
     Он лесу свою забросил,
     Долго ждал ответа Намы,
     Тщетно ждал ответа Намы
     И кричал ему все громче:
     "Встань, царь рыб, возьми приманку!"
     Не ответил Мише-Нама.
     Важно, медленно махая
     Плавниками, он спокойно
     Вверх смотрел на Гайавату,
     Долго слушал без вниманья
     Крик его нетерпеливый,
     Наконец сказал Кенозе,
     Жадной щуке, Маскенозе:
     "Встань, воспользуйся приманкой,
     Оборви лесу нахала!"
     В сильных пальцах Гайаваты
     Сразу удочка согнулась;
     Он рванул ее так сильно,
     Что пирога дыбом встала,
     Поднялася над водою,
     Словно белый ствол березы
     С резвой белкой на вершине.
     Но когда пред Гайаватой
     На волнах затрепетала,
     Приближаясь, Маскеноза, -
     Гневом вспыхнул Гайавата
     И воскликнул: "Иза, иза! -
     Стыд тебе, о Маскеноза!
     Ты лишь щука, ты не Нама,
     Не тебе я кинул вызов!"
     Со стыдом на дно вернулась,
     Опустилась Маскеноза;
     А могучий Мише-Нама
     Обратился к Угудвошу,
     Неуклюжему Самглаву:
     "Встань, воспользуйся приманкой,
     Оборви лесу нахала!"
     Словно белый, полный месяц,
     Встал, качаясь и сверкая,
     Угудвош, Самглав тяжелый,
     И, схватив лесу, так сильно
     Закружился вместе с нею,
     Что вверху в водовороте
     Завертелася пирога,
     Волны, с плеском разбегаясь,
     По всему пошли заливу,
     А с песчаных белых мелей,
     С отдаленного прибрежья
     Закивали, зашумели
     Тростники и длинный шпажник.
     Но когда пред Гайаватой
     Из воды поднялся белый
     И тяжелый круг Самглава,
     Громко крикнул Гайавата:
     "Иза, иза! - Стыд Самглаву!
     Угудвош ты, а не Нама,
     Не тебе я кинул вызов!"
     Тихо вниз пошел, качаясь
     И блестя, как полный месяц,
     Угудвош прозрачно-белый,
     И опять могучий Нама
     Услыхал нетерпеливый,
     Дерзкий вызов, прозвучавший
     По всему Большому Морю.
     Сам тогда он с дна поднялся,
     Весь дрожа от дикой злобы,
     Боевой блистая краской
     И доспехами бряцая,
     Быстро прыгнул он к пироге,
     Быстро выскочил всем телом
     На сверкающую воду
     И своей гигантской пастью
     Поглотил в одно мгновенье
     Гайавату и пирогу.
     Как бревно по водопаду,
     По широким черным волнам,
     Как в глубокую пещеру,
     Соскользнула в пасть пирога.
     Но, очнувшись в полном мраке,
     Безнадежно оглянувшись,
     Вдруг наткнулся Гайавата
     На большое сердце Намы:
     Тяжело оно стучало
     И дрожало в этом мраке.
     И во гневе мощной дланью
     Стиснул сердце Гайавата,
     Стиснул так, что Мише-Нама
     Всеми фибрами затрясся,
     Зашумел водой, забился,
     Ослабел, ошеломленный
     Нестерпимой болью в сердце.
     Поперек тогда поставил
     Легкий челн свой Гайавата,
     Чтоб из чрева Мише-Намы,
     В суматохе и тревоге,
     Не упасть и не погибнуть.
     Рядом белка, Аджидомо,
     Резво прыгала, болтала,
     Помогала Гайавате
     И трудилась с ним все время.
     И сказал ей Гайавата:
     "О мой маленький товарищ!
     Храбро ты со мной трудилась,
     Так прими же, Аджидомо,
     Благодарность Гайаваты
     И то имя, что сказал я:
     Этим именем все дети
     Будут звать тебя отныне!"
     И опять забился Нама,
     Заметался, задыхаясь,
     А потом затих - и волны
     Понесли его к прибрежью.
     И когда под Гайаватой
     Зашуршал прибрежный щебень,
     Понял он, что Мише-Нама,
     Бездыханный, неподвижный,
     Принесен волной к прибрежью.
     Тут бессвязный крик и вопли
     Услыхал он над собою,
     Услыхал шум длинных крыльев,
     Переполнивший весь воздух,
     Увидал полоску света
     Меж широких ребер Намы
     И Кайошк, крикливых чаек,
     Что блестящими глазами
     На него смотрели зорко
     И друг другу говорили:
     "Это брат наш, Гайавата!"
     И в восторге Гайавата
     Крикнул им, как из пещеры:
     "О Кайошк, морские чайки,
     Братья, сестры Гайаваты!
     Умертвил я Мише-Наму, -
     Помогите же мне выйти
     Поскорее на свободу,
     Рвите клювами, когтями
     Бок широкий Мише-Намы,
     И отныне и вовеки
     Прославлять вас будут люди,
     Называть, как я вас назвал!"
     Дикой, шумной стаей чайки
     Принялися за работу,
     Быстро щели проклевали
     Меж широких ребер Намы,
     И от смерти в чреве Намы,
     От погибели, от плена,
     От могилы под водою
     Был избавлен Гайавата.
     Возле самого вигвама
     Стал на берег Гайавата;
     Тотчас крикнул он Нокомис,
     Вызвал старую Нокомис
     Посмотреть на Мише-Наму:
     Мертвый он лежал у моря,
     И его клевали чайки.
     "Умертвил я Мише-Наму,
     Победил его! - сказал он. -
     Вон над ним уж вьются чайки.
     То друзья мои, Нокомис!
     Не гони их прочь, не трогай:
     Я от смерти в чреве Намы
     Был сейчас избавлен ими.
     Пусть они свой пир окончат,
     Пусть зобы наполнят пищей;
     А когда, с заходом солнца,
     Улетят они на гнезда,
     Принеси котлы и чаши,
     Заготовь к зиме нам жиру".
     И Нокомис до заката
     Просидела на прибрежье.
     Вот и месяц, солнце ночи,
     Встал над тихою водою,
     Вот и чайки с шумным криком,
     Кончив пир свой, поднялися,
     Полетели к отдаленным
     Островам на Гитчи-Гюми,
     И сквозь зарево заката
     Долго их мелькали крылья.
     Мирным сном спал Гайавата;
     А Нокомис терпеливо
     Принялася за работу
     И трудилась в лунном свете
     До зари, пока не стало
     Небо красным на востоке.
     А когда сменило солнце
     Бледный месяц, - с отдаленных
     Островов на Гитчи-Гюми

/ Полные произведения / Логфелло Г. / Песня о Гайвате

Смотрите также по произведению "Песня о Гайвате":

• Краткое содержание
• Характеристика героев