Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Тургенев И.С. / Отцы и дети
Отцы и дети [10/13]
- А! Евгений Васильич! - проговорила она и приподняла немного край платка, чтобы взглянуть на него, причем ее рука обнажилась до локтя.
- Что вы это тут делаете? - промолвил Базаров, садясь возле нее. - Букет вяжете?
- Да; на стол к завтраку. Николай Петрович это любит.
- Но до завтрака еще далеко. Экая пропасть цветов!
- Я их теперь нарвала, а то станет жарко и выйти нельзя. Только теперь и дышишь. Совсем я расслабела от этого жару. Уж я боюсь, не заболею ли я?
- Это что за фантазия! Дайте-ка ваш пульс пощупать. - Базаров взял ее руку, отыскал ровно бившуюся жилку и даже не стал считать ее ударов. - Сто лет проживете, - промолвил он, выпуская ее руку.
- Ах, сохрани Бог! - воскликнула она.
- А что? Разве вам не хочется долго пожить?
- Да ведь сто лет! У нас бабушка была восьмидесяти пяти лет - так уж что же это была за мученица! Черная, глухая, горбатая, все кашляла; себе только в тягость. Какая уж это жизнь!
- Так лучше быть молодою?
- А то как же?
- Да чем же оно лучше? Скажите мне!
- Как чем? Да вот я теперь, молодая, все могу сделать - и пойду, и приду, и принесу, и никого мне просить не нужно... Чего лучше?
- А вот мне все равно: молод ли я или стар.
- Как это вы говорите - все равно? это невозможно, что вы говорите.
- Да вы сами посудите, Федосья Николаевна, на что мне моя молодость? Живу я один, бобылем...
- Это от вас всегда зависит.
- То-то что не от меня! Хоть бы кто-нибудь надо мною сжалился.
Фенечка сбоку посмотрела на Базарова, но ничего не сказала.
- Это что у вас за книга? - спросила она, погодя не много.
- Эта-то? Это ученая книга, мудреная.
- А вы все учитесь? И не скучно вам? Вы уж и так, я чай, все знаете.
- Видно, не все. Попробуйте-ка вы прочесть немного.
- Да я ничего тут не пойму. Она у вас русская? - спросила Фенечка, принимая в обе руки тяжело переплетенный том. - Какая толстая!
- Русская.
- Все равно я ничего не пойму.
- Да я и не с тем, чтобы вы поняли. Мне хочется посмотреть на вас, как вы читать будете. У вас, когда вы читаете, кончик носика очень мило двигается.
Фенечка, которая принялась было разбирать вполголоса попавшуюся ей статью "о креозоте", засмеялась и бросила книгу... она скользнула со скамейки на землю.
- Я люблю тоже, когда вы смеетесь, - промолвил Базаров.
- Полноте!
- Я люблю, когда вы говорите. Точно ручеек журчит.
Фенечка отворотила голову.
- Какой вы! - промолвила она, перебирая пальцами по цветам. - И что вам меня слушать? Вы с такими умными дамами разговор имели.
- Эх, Федосья Николаевна! поверьте мне: все умные дамы на свете не стоят вашего локотка.
- Ну, вот еще что выдумали! - шепнула Фенечка и поджала руки.
Базаров поднял с земли книгу.
- Это лекарская книга, зачем вы ее бросаете?
- Лекарская? - повторила Фенечка и повернулась к нему. - А знаете что? Ведь с тех пор, как вы мне те капельки дали, помните? уж как Митя спит хорошо! Я уж и не придумаю, как мне вас благодарить; такой вы добрый, право.
- А по-настоящему, надо лекарям платить, - заметил с усмешкой Базаров. - Лекаря, вы сами знаете, люди корыстные.
Фенечка подняла на Базарова свои глаза, казавшиеся еще темнее от беловатого отблеска, падавшего на верхнюю часть ее лица. Она не знала - шутит ли он или нет.
- Если вам угодно, мы с удовольствием... Надо будет у Николая Петровича спросить...
- Да вы думаете, я денег хочу? - перебил ее Базаров. - Нет, мне от вас не деньги нужны.
- Что же? - проговорила Фенечка.
- Что? - повторил Базаров. - Угадайте.
- Что я за отгадчица!
- Так я вам скажу; мне нужно... одну из этих роз.
Фенечка опять засмеялась и даже руками всплеснула - до того ей показалось забавным желание Базарова. Она смеялась и в то же время чувствовала себя польщенною. Базаров пристально смотрел на нее.
- Извольте, извольте, - промолвила она наконец и, нагнувшись к скамейке, принялась перебирать розы. - Какую вам, красную или белую?
- Красную, и не слишком большую.
Она выпрямилась.
- Вот, возьмите, - сказала она, но тотчас же отдернула протянутую руку и, закусив губы, глянула на вход беседки, потом приникла ухом.
- Что такое? - спросил Базаров. - Николай Петрович?
- Нет... Они в поле уехали... да я и не боюсь их... а вот Павел Петрович... Мне показалось...
- Что?
- Мне показалось, что они тут ходят. Нет... никого нет. Возьмите. - Фенечка отдала Базарову розу.
- С какой стати вы Павла Петровича боитесь?
- Они меня все пугают. Говорить - не говорят, а так смотрят мудрено. Да ведь и вы его не любите. Помните, прежде вы все с ним спорили. Я и не знаю, о чем у вас спор идет; и вижу, что вы его и так вертите, и так...
Фенечка показала руками как, по ее мнению, Базаров вертел Павла Петровича.
Базаров улыбнулся.
- А если б он меня побеждать стал, - спросил он, - вы бы за меня заступились?
- Где ж мне за вас заступаться? да нет, с вами не сладишь.
- Вы думаете? А я знаю руку, которая захочет, и пальцем меня сшибет.
- Какая такая рука?
- А вы небось не знаете? Понюхайте, как славно пахнет роза, что вы мне дали.
Фенечка вытянула шейку и приблизила лицо к цветку... Платок скатился с ее головы на плеча; показалась мягкая масса черных, блестящих, слегка растрепанных волос.
- Постойте, я хочу понюхать с вами, - промолвил Базаров, нагнулся и крепко поцеловал ее в раскрытые губы.
Она дрогнула, уперлась обеими руками в его грудь, но уперлась слабо, и он мог возобновить и продлить свой поцелуй.
Сухой кашель раздался за сиренями. Фенечка мгновенно отодвинулась на другой конец скамейки. Павел Петрович показался, слегка поклонился и, проговорив с какою-то злобною унылостью: "Вы здесь", - удалился. Фенечка тотчас подобрала все розы и вышла вон из беседки. "Грешно вам, Евгений Васильевич", - шепнула она, уходя. Неподдельный упрек слышался в ее шепоте.
Базаров вспомнил другую недавнюю сцену, и совестно ему стало, и презрительно досадно. Но он тотчас же встряхнул головой, иронически поздравил себя "с формальным поступлением в селадоны" и отправился к себе в комнату.
А Павел Петрович вышел из саду и, медленно шагая, добрался до леса. Он остался там довольно долго, и когда он вернулся к завтраку, Николай Петрович заботливо спросил у него, здоров ли он? до того лицо его потемнело.
- Ты знаешь, я иногда страдаю разлитием желчи, - спокойно отвечал ему Павел Петрович. XXIV
Часа два спустя он стучался в дверь к Базарову.
- Я должен извиниться, что мешаю вам в ваших ученых занятиях, - начал он, усаживаясь на стуле у окна и опираясь обеими руками на красивую трость с набалдашником из слоновой кости (он обыкновенно хаживал без трости), - но я принужден просить вас уделить мне пять минут вашего времени... не более.
- Все мое время к вашим услугам, - ответил Базаров, у которого что-то пробежало по лицу, как только Павел Петрович переступил порог двери.
- С меня пяти минут довольно. Я пришел предложить вам один вопрос.
- Вопрос? О чем это?
- А вот извольте выслушать. В начале вашего пребывания в доме моего брата, когда я еще не отказывал себе в удовольствии беседовать с вами, мне случалось слышать ваши суждения о многих предметах; но, сколько мне помнится, ни между нами, ни в моем присутствии речь никогда не заходила о поединках, о дуэли вообще. Позвольте узнать, какое ваше мнение об этом предмете?
Базаров, который встал было навстречу Павлу Петровичу, присел на край стола и скрестил руки.
- Вот мое мнение, - сказал он. - С теоретической точки зрения дуэль - нелепость; ну, а с практической точки зрения - это дело другое.
- То есть вы хотите сказать, если я только вас понял, что какое бы ни было ваше теоретическое воззрение на дуэль, на практике вы бы не позволили оскорбить себя, не потребовав удовлетворения?
- Вы вполне отгадали мою мысль.
- Очень хорошо-с. Мне очень приятно это слышать от вас. Ваши слова выводят меня из неизвестности...
- Из нерешимости, хотите вы сказать.
- Это все равно-с; я выражаюсь так, чтобы меня поняли; я... не семинарская крыса. Ваши слова избавляют меня от некоторой печальной необходимости. Я решился драться с вами.
Базаров вытаращил глаза.
- Со мной?
- Непременно с вами.
- Да за что? помилуйте.
- Я бы мог объяснить вам причину, - начал Павел Петрович. - Но я предпочитаю умолчать о ней. Вы, на мой вкус, здесь лишний; я вас терпеть не могу, я вас презираю, и если вам этого не довольно...
Глаза Павла Петровича засверкали... Они вспыхнули и у Базарова.
- Очень хорошо-с, - проговорил он. - Дальнейших объяснений не нужно. Вам пришла фантазия испытать на мне свой рыцарский дух. Я бы мог отказать вам в этом удовольствии, да уж куда ни шло!
- Чувствительно вам обязан, - ответил Павел Петрович, - и могу теперь надеяться, что вы примете мой вызов, не заставив меня прибегнуть к насильственным мерам.
- То есть, говоря без аллегорий, к этой палке? - хладнокровно заметил Базаров. - Это совершенно справедливо. Вам нисколько не нужно оскорблять меня. Оно же и не совсем безопасно. Вы можете остаться джентльменом... Принимаю ваш вызов тоже по-джентльменски.
- Прекрасно, - промолвил Павел Петрович и поставил трость в угол. - Мы сейчас скажем несколько слов об условиях нашей дуэли; но я сперва желал бы узнать, считаете ли вы нужным прибегнуть к формальности небольшой ссоры, которая могла бы служить предлогом моему вызову?
- Нет, лучше без формальностей.
- Я сам так думаю. Полагаю также неуместным вникать в настоящие причины нашего столкновения. Мы друг друга терпеть не можем. Чего же больше?
- Чего же больше? - повторил иронически Базаров.
- Что же касается до самых условий поединка, то так как у нас секундантов не будет, - ибо где ж их взять?
- Именно, где их взять?
- То я имею честь предложить вам следующее: драться завтра рано, положим, в шесть часов, за рощей, на пистолетах; барьер в десяти шагах...
- В десяти шагах? Это так; мы на это расстояние ненавидим друг друга.
- Можно и восемь, - заметил Павел Петрович.
- Можно; отчего же!
- Стрелять два раза; а на всякий случай, каждому положить себе в карман письмецо, в котором он сам обвинит себя в своей кончине.
- Вот с этим я не совсем согласен, - промолвил Базаров. - Немножко на французский роман сбивается, неправдоподобно что-то.
- Быть может. Однако согласитесь, что неприятно подвергнуться подозрению в убийстве?
- Соглашаюсь. Но есть средство избегнуть этого грустного нарекания. Секундантов у нас не будет, но может быть свидетель.
- Кто именно, позвольте узнать?
- Да Петр.
- Какой Петр?
- Камердинер вашего брата. Он человек, стоящий на высоте современного образования, и исполнит свою роль со всем необходимым в подобных случаях комильфо.
- Мне кажется, вы шутите, милостивый государь.
- Нисколько. Обсудивши мое предложение, вы убедитесь, что оно исполнено здравого смысла и простоты. Шила в мешке не утаишь, а Петра я берусь подготовить надлежащим образом и привести на место побоища.
- Вы продолжаете шутить, - произнес, вставая со стула, Павел Петрович. - Но после любезной готовности, оказанной вами, я не имею права быть на вас в претензии... Итак, все устроено... Кстати, пистолетов у вас нет?
- Откуда будут у меня пистолеты, Павел Петрович? Я не воин.
- В таком случае предлагаю вам мои. Вы можете быть уверены, что вот уже пять лет, как я не стрелял из них.
- Это очень утешительное известие.
Павел Петрович достал свою трость...
- Засим, милостивый государь, мне остается только благодарить вас и возвратить вас вашим занятиям. Честь имею кланяться.
- До приятного свидания, милостивый государь мой, - промолвил Базаров, провожая гостя.
Павел Петрович вышел, а Базаров постоял перед дверью и вдруг воскликнул: "Фу ты, черт! как красиво и как глупо! Экую мы комедию отломали! Ученые собаки так на задних лапах танцуют. А отказать было невозможно; ведь он меня, чего доброго, ударил бы, и тогда... (Базаров побледнел при одной этой мысли; вся его гордость так и поднялась на дыбы.) Тогда пришлось бы задушить его, как котенка". Он возвратился к своему микроскопу, но сердце у него расшевелилось, и спокойствие, необходимое для наблюдений, исчезло. "Он нас увидел сегодня, - думал он, - но неужели ж это он за брата так вступился? Да и что за важность поцелуй? Тут что-нибудь другое есть. Ба! да не влюблен ли он сам? Разумеется, влюблен; это ясно как день. Какой переплет, подумаешь!.. Скверно! - решил он наконец, - скверно, с какой стороны ни посмотри. Во-первых, надо будет подставлять лоб и во всяком случае уехать; а тут Аркадий... и эта божья коровка, Николай Петрович. Скверно, скверно".
День прошел как-то особенно тихо и вяло. Фенечки словно на свете не бывало; она сидела в своей комнатке, как мышонок в норке. Николай Петрович имел вид озабоченный. Ему донесли, что в его пшенице, на которую он особенно надеялся, показалась головня. Павел Петрович подавлял всех, даже Прокофьича, своею леденящею вежливостью. Базаров начал было письмо к отцу, да разорвал его и бросил под стол. "Умру, - подумал он, - узнают; да я не умру. Нет, я еще долго на свете маячить буду". Он велел Петру прийти к нему на следующий день чуть свет для важного дела; Петр вообразил, что он хочет взять его с собой в Петербург. Базаров лег поздно, и всю ночь его мучили беспорядочные сны... Одинцова кружилась перед ним, она же была его мать, за ней ходила кошечка с черными усиками, и эта кошечка была Фенечка; а Павел Петрович представлялся ему большим лесом, с которым он все-таки должен был драться. Петр разбудил его в четыре часа; он тотчас оделся и вышел с ним.
Утро было славное, свежее; маленькие пестрые тучки стояли барашками на бледно-ясной лазури; мелкая роса высыпала на листьях и травах, блистала серебром на паутинках; влажная темная земля, казалось, еще хранила румяный след зари; со всего неба сыпались песни жаворонков. Базаров дошел до рощи, присел в тени на опушку и только тогда открыл Петру, какой он ждал от него услуги. Образованный лакей перепугался насмерть; но Базаров успокоил его уверением, что ему другого нечего будет делать, как только стоять в отдалении да глядеть, и что ответственности он не подвергается никакой. "А между тем, - прибавил он, - подумай, какая предстоит тебе важная роль!" Петр развел руками, потупился и, весь зеленый, прислонился к березе.
Дорога из Марьина огибала лесок; легкая пыль лежала на ней, еще не тронутая со вчерашнего дня ни колесом, ни ногою. Базаров невольно посматривал вдоль той дороги, рвал и кусал траву, а сам все твердил про себя: "Экая глупость!" Утренний холодок заставил его раза два вздрогнуть... Петр уныло взглянул на него, но Базаров только усмехнулся: он не трусил.
Раздался топот конских ног по дороге... Мужик показался из-за деревьев. Он гнал двух спутанных лошадей перед собою и, проходя мимо Базарова, посмотрел на него как-то странно, не ломая шапки, что, видимо, смутило Петра, как недоброе предзнаменование. "Вот этот тоже рано встал, - подумал Базаров, - да, по крайней мере, за делом, а мы?"
- Кажись, они идут-с, - шепнул вдруг Петр.
Базаров поднял голову и увидал Павла Петровича. Одетый в легкий клетчатый пиджак и белые, как снег, панталоны, он быстро шел по дороге; под мышкой он нес ящик, завернутый в зеленое сукно.
- Извините, я, кажется, заставил вас ждать, - промолвил он, кланяясь сперва Базарову, потом Петру, в котором он в это мгновение уважал нечто вроде секунданта. - Я не хотел будить моего камердинера.
- Ничего-с, - ответил Базаров, - мы сами только что пришли.
- А! тем лучше! - Павел Петрович оглянулся кругом. - Никого не видать, никто не помешает... Мы можем приступить?
- Приступим.
- Новых объяснений вы, я полагаю, не требуете?
- Не требую.
- Угодно вам заряжать? - спросил Павел Петрович, вынимая из ящика пистолеты.
- Нет; заряжайте вы, а я шаги отмеривать стану. Ноги у меня длиннее, - прибавил Базаров с усмешкой. - Раз, два, три...
- Евгений Васильич, - с трудом пролепетал Петр (он дрожал, как в лихорадке), - воля ваша, я отойду.
- Четыре... пять... Отойди, братец, отойди; можешь даже за дерево стать и уши заткнуть, только глаз не закрывай; а повалится кто, беги подымать. Шесть... семь... восемь... - Базаров остановился. - Довольно? - промолвил он, обращаясь к Павлу Петровичу, - или еще два шага накинуть?
- Как угодно, - проговорил тот, заколачивая вторую пулю.
- Ну, накинем еще два шага. - Базаров провел носком сапога черту по земле. - Вот и барьер. А кстати: на сколько шагов каждому из нас от барьера отойти? Это тоже важный вопрос. Вчера об этом не было дискуссии.
- Я полагаю, на десять, - ответил Павел Петрович, подавая Базарову оба пистолета. - Соблаговолите выбрать.
- Соблаговоляю. А согласитесь, Павел Петрович, что поединок наш необычаен до смешного. Вы посмотрите только на физиономию нашего секунданта.
- Вам все желательно шутить, - ответил Павел Петрович. - Я не отрицаю странности нашего поединка, но я считаю долгом предупредить вас, что я намерен драться серьезно. A bon entendeur, salut!*
______________
* Имеющий уши да слышит! (франц.).
- О! я не сомневаюсь в том, что мы решились истреблять друг друга; но почему же не посмеяться и не соединить utile dulci?* Так-то: вы мне по-французски, а я вам по-латыни.
______________
* полезное с приятным (лат.).
- Я буду драться серьезно, - повторил Павел Петрович и отправился на свое место. Базаров, с своей стороны, отсчитал десять шагов от барьера и остановился.
- Вы готовы? - спросил Павел Петрович.
- Совершенно.
- Можем сходиться.
Базаров тихонько двинулся вперед, и Павел Петрович пошел на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета... "Он мне прямо в нос целит, - подумал Базаров, - и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть на цепочку его часов..." Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то же мгновенье раздался выстрел. "Слышал, стало быть ничего", - успело мелькнуть в его голове. Он ступил еще раз и, не целясь, подавил пружинку.
Павел Петрович дрогнул слегка и хватился рукою за ляжку. Струйка крови потекла по его белым панталонам.
Базаров бросил пистолет в сторону и приблизился к своему противнику.
- Вы ранены? - промолвил он.
- Вы имели право подозвать меня к барьеру, - проговорил Павел Петрович, - а это пустяки. По условию каждый имеет еще по одному выстрелу.
- Ну, извините, это до другого раза, - отвечал Базаров и обхватил Павла Петровича, который начинал бледнеть. - Теперь я уже не дуэлист, а доктор и прежде всего должен осмотреть вашу рану. Петр! поди сюда, Петр! куда ты спрятался?
- Все это вздор... Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, - промолвил с расстановкой Павел Петрович, - и... надо... опять... - Он хотел было дернуть себя за ус, но рука его ослабела, глаза закатились, и он лишился чувств.
- Вот новость! Обморок! С чего бы! - невольно воскликнул Базаров, опуская Павла Петровича на траву. - Посмотрим, что за штука? - Он вынул платок, отер кровь, пощупал вокруг раны... - Кость цела, - бормотал он сквозь зубы, - пуля прошла неглубоко насквозь, один мускул, vastus externus, задет. Хоть пляши через три недели!.. А обморок! Ох, уж эти мне нервные люди! Вишь, кожа-то какая тонкая.
- Убиты-с? - прошелестел за его спиной трепетный голос Петра.
Базаров оглянулся.
- Ступай за водой поскорее, братец, а он нас с тобой еще переживет.
Но усовершенствованный слуга, казалось, не понимал его слов и не двигался с места. Павел Петрович медленно открыл глаза. "Кончается!" - шепнул Петр и начал креститься.
- Вы правы... Экая глупая физиономия! - проговорил с насильственною улыбкой раненый джентльмен.
- Да ступай же за водой, черт! - крикнул Базаров.
- Не нужно... Это был минутный vertige...* Помогите мне сесть... вот так... Эту царапину стоит только чем-нибудь прихватить, и я дойду домой пешком, а не то можно дрожки за мной прислать. Дуэль, если вам угодно, не возобновляется. Вы поступили благородно... сегодня, сегодня - заметьте.
______________
* головокружение... (франц.).
- О прошлом вспоминать незачем, - возразил Базаров, - а что касается до будущего, то о нем тоже не стоит голову ломать, потому что я намерен немедленно улизнуть. Дайте, я вам перевяжу теперь ногу; рана ваша - не опасная, а все лучше остановить кровь. Но сперва необходимо этого смертного привести в чувство.
Базаров встряхнул Петра за ворот и послал его за дрожками.
- Смотри, брата не испугай, - сказал ему Павел Петрович, - не вздумай ему докладывать.
Петр помчался; а пока он бегал за дрожками, оба противника сидели на земле и молчали. Павел Петрович старался не глядеть на Базарова; помириться с ним он все-таки не хотел; он стыдился своей заносчивости, своей неудачи, стыдился всего затеянного им дела, хотя и чувствовал, что более благоприятным образом оно кончиться не могло. "Не будет, по крайней мере, здесь торчать, - успокаивал он себя, - и на том спасибо". Молчание длилось, тяжелое и неловкое. Обоим было нехорошо. Каждый из них сознавал, что другой его понимает. Друзьям это сознание приятно, и весьма неприятно недругам, особенно когда нельзя ни объясниться, ни разойтись.
- Не туго ли я завязал вам ногу? - спросил наконец Базаров.
- Нет, ничего, прекрасно, - отвечал Павел Петрович и, погодя немного, прибавил: - Брата не обманешь, надо будет сказать ему, что мы повздорили из-за политики.
- Очень хорошо, - промолвил Базаров. - Вы можете сказать, что я бранил всех англоманов.
- И прекрасно. Как вы полагаете, что думает теперь о нас этот человек? - продолжал Павел Петрович, указывая на того самого мужика, который за несколько минут до дуэли прогнал мимо Базарова спутанных лошадей и, возвращаясь назад по дороге, "забочил" и снял шапку при виде "господ".
- Кто ж его знает! - ответил Базаров, - всего вероятнее, что ничего не думает. Русский мужик - это тот самый таинственный незнакомец, о котором некогда так много толковала госпожа Ратклифф. Кто его поймет? Он сам себя не понимает.
- А! вот вы как! - начал было Павел Петрович и вдруг воскликнул: - Посмотрите, что ваш глупец Петр наделал! Ведь брат сюда скачет!
Базаров обернулся и увидел бледное лицо Николая Петровича, сидевшего на дрожках. Он соскочил с них, прежде нежели они остановились, и бросился к брату.
- Что это значит? - проговорил он взволнованным голосом. - Евгений Васильич, помилуйте, что это такое?
- Ничего, - отвечал Павел Петрович, - напрасно тебя потревожили. Мы немножко повздорили с господином Базаровым, и я за это немножко поплатился.
- Да из-за чего все вышло, ради Бога?
- Как тебе сказать? Господин Базаров непочтительно отозвался о сэре Роберте Пиле. Спешу прибавить, что во всем этом виноват один я, а господин Базаров вел себя отлично. Я его вызвал.
- Да у тебя кровь, помилуй!
- А ты полагал, у меня вода в жилах? Но мне это кровопускание даже полезно. Не правда ли, доктор? Помоги мне сесть на дрожки и не предавайся меланхолии. Завтра я буду здоров. Вот так; прекрасно. Трогай, кучер.
Николай Петрович пошел за дрожками; Базаров остался было назади...
- Я должен вас просить заняться братом, - сказал ему Николай Петрович, - пока нам из города привезут другого врача.
Базаров молча наклонил голову.
Час спустя Павел Петрович уже лежал в постели с искусно забинтованною ногой. Весь дом переполошился; Фенечке сделалось дурно. Николай Петрович втихомолку ломал себе руки, а Павел Петрович смеялся, шутил, особенно с Базаровым; надел тонкую батистовую рубашку, щегольскую утреннюю курточку и феску, не позволил опускать шторы окон и забавно жаловался на необходимость воздержаться от пищи.
К ночи с ним, однако, сделался жар; голова у него заболела. Явился доктор из города. (Николай Петрович не послушался брата, да и сам Базаров этого желал; он целый день сидел у себя в комнате, весь желтый и злой, и только на самое короткое время забегал к больному; раза два ему случилось встретиться с Фенечкой, но она с ужасом от него отскакивала.) Новый доктор посоветовал прохладительные питья, а в прочем подтвердил уверения Базарова, что опасности не предвидится никакой. Николай Петрович сказал ему, что брат сам себя поранил по неосторожности, на что доктор отвечал: "Гм!" - но, получив тут же в руку двадцать пять рублей серебром, промолвил: "Скажите! это часто случается, точно".
Никто в доме не ложился и не раздевался. Николай Петрович то и дело входил на цыпочках к брату и на цыпочках выходил от него; тот забывался, слегка охал, говорил ему по-французски: "Conchez-vous"*, - и просил пить. Николай Петрович заставил раз Фенечку поднести ему стакан лимонаду; Павел Петрович посмотрел на нее пристально и выпил стакан до дна. К утру жар немного усилился, показался легкий бред. Сперва Павел Петрович произносил несвязные слова; потом он вдруг открыл глаза и, увидав возле своей постели брата, заботливо наклонившегося над ним, промолвил:
______________
* Ложитесь (франц.).
- А не правда ли, Николай, в Фенечке есть что-то общее с Нелли?
- С какою Нелли, Паша?
- Как это ты спрашиваешь? С княгинею Р... Особенно в верхней части лица. C'est de la meme famille.*
______________
* В том же роде (франц.).
Николай Петрович ничего не отвечал, а сам про себя подивился живучести старых чувств в человеке.
"Вот когда всплыло", - подумал он.
- Ах, как я люблю это пустое существо! - простонал Павел Петрович, тоскливо закидывая руки за голову. - Я не потерплю, чтобы какой-нибудь наглец посмел коснуться... - лепетал он несколько мгновений спустя.
Николай Петрович только вздохнул; он и не подозревал, к кому относились эти слова.
Базаров явился к нему на другой день, часов в восемь. Он успел уже уложиться и выпустить на волю всех своих лягушек, насекомых и птиц.
- Вы пришли со мной проститься? - проговорил Николай Петрович, поднимаясь ему навстречу.
- Точно так-с.
- Я вас понимаю и одобряю вас вполне. Мой бедный брат, конечно, виноват: за то он и наказан. Он мне сам сказал, что поставил вас в невозможность иначе действовать. Я верю, что вам нельзя было избегнуть этого поединка, который... который до некоторой степени объясняется одним лишь постоянным антагонизмом ваших взаимных воззрений. (Николай Петрович путался в своих словах.) Мой брат - человек прежнего закала, вспыльчивый и упрямый... Слава Богу, что еще так кончилось. Я принял все нужные меры к избежанию огласки...
- Я вам оставлю свой адрес на случай, если выйдет история, - заметил небрежно Базаров.
- Я надеюсь, что никакой истории не выйдет, Евгений Васильич... Мне очень жаль, что ваше пребывание в моем доме получило такое... такой конец. Мне это тем огорчительнее, что Аркадий...
- Я, должно быть, с ним увижусь, - возразил Базаров, в котором всякого рода "объяснения" и "изъявления" постоянно возбуждали нетерпеливое чувство, - в противном случае прошу вас поклониться ему от меня и принять выражения моего сожаления.
- И я прошу... - ответил с поклоном Николай Петрович. Но Базаров не дождался конца его фразы и вышел.
Узнав об отъезде Базарова, Павел Петрович пожелал его видеть и пожал ему руку. Но Базаров и тут остался холоден как лед; он понимал, что Павлу Петровичу хотелось повеликодушничать. С Фенечкой ему не удалось проститься: он только переглянулся с нею из окна. Ее лицо показалось ему печальным. "Пропадет, пожалуй! - сказал он про себя... - Ну, выдерется как-нибудь!" Зато Петр расчувствовался до того, что плакал у него на плече, пока Базаров не охладил его вопросом: "Не на мокром ли месте у него глаза?" - а Дуняша принуждена была убежать в рощу, чтобы скрыть свое волнение. Виновник всего этого горя взобрался на телегу, закурил сигару, и когда на четвертой версте, при повороте дороги, в последний раз предстала его глазам развернутая в одну линию кирсановская усадьба с своим новым господским домом, он только сплюнул и, пробормотав: "Барчуки проклятые", - плотнее завернулся в шинель.
Павлу Петровичу скоро полегчило; но в постели пришлось ему пролежать около недели. Он переносил свой, как он выражался, плен довольно терпеливо, только уж очень возился с туалетом и все приказывал курить одеколоном. Николай Петрович читал ему журналы, Фенечка ему прислуживала по-прежнему, приносила бульон, лимонад, яйца всмятку, чай; но тайный ужас овладевал ею каждый раз, когда она входила в его комнату. Неожиданный поступок Павла Петровича запугал всех людей в доме, а ее больше всех; один Прокофьич не смутился и толковал, что и в его время господа дирывались, "только благородные господа между собою, а этаких прощелыг они бы за грубость на конюшне отодрать велели".
Совесть почти не упрекала Фенечку, но мысль о настоящей причине ссоры мучила ее по временам; да и Павел Петрович глядел на нее так странно... так, что она, даже обернувшись к нему спиною, чувствовала на себе его глаза. Она похудела от непрестанной внутренней тревоги и, как водится, стала еще милей.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
/ Полные произведения / Тургенев И.С. / Отцы и дети
|
Смотрите также по
произведению "Отцы и дети":
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
