Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
/ Полные произведения / Шукшин В.М. / До третьих петухов
До третьих петухов [2/4]
-- О-о! -- удивились все в один голос.
-- Понятно, -- сказала самая умная голова Горыныча, первая.
-- От этих дураков только и наберешься... А зачем ты к Мудрецу идешь?
-- За справкой.
-- За какой справкой?
-- Что я умный.
Три головы Горыныча дружно громко засмеялись. Баба-Яга и дочь тоже подхихикнули.
-- А плясать умеешь? -- спросила умная голова.
-- Умею, -- ответил Иван. -- Но не буду.
-- Он, по-моему, и коттеджики умеет рубить, -- встряла Баба-Яга. -- Я подняла эту тему...
-- Ти-хо! -- рявкнули все три головы Горыныча. -- Мы никому больше слова не давали!
-- Батюшки мои, -- шепотом сказала Баба-Яга. -- Сказать ничего нельзя!
-- Нельзя! -- тоже рявкнула дочь, И тоже на Бабу-Ягу. -- Базар какой-то!
-- Спляши, Ваня, -- тихо и ласково сказала самая умная голова.
-- Не буду плясать, -- уперся Иван.
Голова подумала:
-- Ты идешь за справкой... -- сказала она. -- Так?
-- Ну? За справкой.
-- В справке будет написано: "Дана Ивану... в том, что он -- умный". Верно? И -- печать.
-- Ну?
-- А ты не дойдешь. -- Умная голова спокойно смотрела на Ивана. -- Справки не будет.
-- Как это не дойду? Если я пошел, я дойду.
-- Не. -- Голова все смотрела на Ивана. -- Не доидешь. Ты даже отсюда не выйдешь. Иван постоял в тягостном раздумье... Поднял руку и печально возгласил:
-- Сени!
-- Три, четыре, -- сказала голова. -- Пошли.
Баба-Яга и дочь запели:
Ох, вы сени, мои сени,
Сени новые мои...
Они пели и прихлопывали в ладоши.
Сени новые-преновые
Решетчатые...
Иван двинулся по кругу, пристукивая лапоточками... а руки его висели вдоль тела: он не подбоченился, не вскинул голову, не смотрел соколом.
-- А почему соколом не смотришь? -- спросила голова.
-- Я смотрю, -- ответил Иван.
-- Ты в пол смотришь.
-- Сокол же может задуматься?
-- О чем?
-- Как дальше жить... Как соколят вырастить. Пожалей ты меня, Горыныч, -- взмолился Иван.
-- Ну сколько уж? Хватит...
-- А-а, -- сказала умная голова. -- Вот теперь ты поумнел. Теперь иди за справкой. А то начал тут... строить из себя. Шмакодявки. Свистуны. Чего ты начал строить из себя?
Иван молчал.
-- Становись лицом к двери, -- велел Горыныч.
Иван стал лицом к двери.
-- По моей команде вылетишь отсюда со скоростью звука.
-- Со звуком -- это ты лишка хватил, Горыныч, -- возразил Иван. -- Я не сумею так.
-- Как сумеешь. Приготовились... Три, четыре! Иван вылетел из избушки.
Три головы Горыныча, дочь и Баба-Яга засмеялись. -- Иди сюда, -- позвал Горыныч невесту, -- я тебя ласкать буду.
x x x
А Иван шел опять темным лесом... И дороги опять никакой не было, а была малая звериная тропка Шел, шел Иван, сел на поваленную лесину и закручинился.
-- В душу как вроде удобрения свалили, -- грустно сказал он. -- Вот же как тяжко! Достанется мне эта справка...
Сзади подошел Медведь и тоже присел на лесину.
-- Чего такой печальный, мужичок? -- спросил Медведь.
-- Да как же!.. -- сказал Иван. -- И страху натерпелся, и напелся, и наплясался... И уж так-то теперь на душе тяжко, так нехорошо -- ложись и помирай.
-- Где это ты так?
-- А в гостях... Черт занес. У Бабы-Яги.
-- Нашел к кому в гости ходить. Чего ты к ней поперся?
-- Да зашел по пути...
-- А "уда идешь-то?
-- К Мудрецу.
-- Во-он куда! -- удивился Медведь. -- Далеко.
-- Не знаешь ли, как к нему идти?
-- Нет, Слыхать слыхал про такого, а как идти, не знаю. Я сам, брат, с насиженного места поднялся... Иду вот тоже, а куда иду -- не знаю.
-- Прогнали, что ль?
-- Да и прогнать не прогнали, и... Сам уйдешь. Эт-то вот недалеко -- монастырь; ну, жили себе... И я возле питался -- там пасек много. И облюбовали же этот монастырь черти. Откуда только их нашугало! Обложили весь монастырь, -- их внутрь-то не пускают, -- с утра до ночи музыку заводют, пьют, безобразничают...
-- А чего хотят-то?
-- Хотят внутрь пройти, а там стража. Вот они и оглушают их, стражников-то, бабенок всяких ряженых подпускают, вино навяливают -- сбивают с толку. Такой тарарам навели на округу -- завязывай глаза и беги. Страсть что творится, пропадает живая душа. Я вот курить возле их научился...
Медведь достал пачку сигарет и закурил.
-- Нет житья никакого... Подумал-подумал -- нет. думаю, надо уходить, а то вино научусь пить. Или в цирк пойду. Раза два напивался уж...
-- Это скверно.
-- Уж куда как скверно! Медведицу избил... Льва по лесу искал... Стыд головушке! Нет, думаю, надо уходить. Вот -- иду.
-- Не знают ли они про Мудреца? -- спросил Иван.
-- Кто? Черти? Чего они не знают-то? Они все знают. Только не связывайся ты с имя, пропадешь. Пропадешь, парень.
-- Да ну... чего, поди?
-- Пропадешь. Попытай, конечно, но... Гляди. Злые они.
-- Я сам злой счас.. Хуже черта. Вот же как он меня исковеркал! Всего изломал.
-- Кто?
-- Змей Горыныч.
-- Бил, что ли?
-- Дайне бил, а... хуже битья. И пел перед ним, и плясал... Тьфу! Лучше бы уж избил.
-- Унизил?
-- Унизил. Да как унизил! Не переживу я, однако, эти дела. Вернусь и подожгу их. А?
-- Брось, -- сказал Медведь, -- не связывайся. Он такой, этот Горыныч... Гад, одно слово. Брось. Уйди лучше. Живой ушел, и то слава богу. Эту шайку не одолеешь: везде достанут.
Они посидели молча, Медведь затянулся последний раз сигаретой, бросил, затоптал окурок лапой и встал.
-- Прощай.
-- Прощай, -- откликнулся Иван. И тоже поднялся.
-- Аккуратней с чертями-то, -- еще раз посоветовал Медведь. -- Эти похуже Горыныча будут... Забудешь, куда идешь. Все на свете забудешь. Ну и охальное же племя! На ходу подметки рвут. Оглянуться не успеешь, а уж ты на поводке у них -- захомутали.
-- Ничего, -- сказал Иван. -- Бог не выдаст, свинья не съест. Как-нибудь вывернусь. Надо же где-то Мудреца искать... Леший-то навязался на мою голову! А время -- до третьих петухов только.
-- Ну, поспешай, коли так. Прощай.
-- Прощай. И они разошлись. Из темноты еще Медведь крикнул:
-- Вон, слышь, музыка?
-- Где?
-- Да послушай!.. "Очи черные" играют...
-- Слышу!
-- Вот иди на музыку -- они. Вишь, наяривают! О, господи! -- вздохнул Медведь. -- Вот чесотка-то мировая! Ну чесотка... Не хочут жить на болоте, никак не хочут, хочут в кельях.
x x x
А были-ворота и высокий забор. На воротах написано:
"Чертям вход воспрещен".
В воротах стоял большой стражник с пикой в руках и зорко поглядывал кругом. Кругом же творился некий вялый бедлам -- пауза такая после бурного шабаша. Кто из чертей, засунув руки в карманы узеньких брюк, легонько бил копытцами ленивую чечетку, кто листал журналы с картинками, кто тасовал карты... Один жонглировал черепами. Двое в углу учились стоять на голове. Группа чертей, расстелив на земле газеты, сидела вокруг коньяка и закуски -- выпивали. А четверо -- три музыканта с гитарами и девица -- стояли прямо перед стражником; девица красиво пела "Очи черные". Гитаристы не менее красиво аккомпанировали ей. И сама-то девица очень даже красивая, на красивых копытцах, в красивых штанах... Однако стражник спокойно смотрел на нее -- почему-то не волновался. Он даже снисходительно улыбался в усы.
-- Хлеб да соль! -- сказал Иван, подходя к тем, которые выпивали.
Его оглядели с ног до головы... И отвернулись.
-- Что же с собой не приглашаете? -- жестко спросил Иван.
Его опять оглядели.
-- А что ты за князь такой? -- спросил один, тучный, с большими рогами.
-- Я князь такой, что если счас понесу вас по кочкам, то от вас клочья полетят. Стать!
Черти изумились... Смотрели на Ивана.
-- Я кому сказал?! -- Иван дал ногой по бутылкам. -- Стать!!
Тучный вскочил и полез было на Ивана, но его подхватили свои и оттащили в сторону. Перед Иваном появился некто изящный, среднего возраста, в очках. pic13.jpg
-- В чем дело, дружок? -- заговорил он, беря Ивана под руку. -- Чего мы шумим? Мм? У нас где-нибудь бо-бо? Или что? Или настроение испорчено? Что надо?
-- Надо справку, -- зло сказал Иван.
К ним еще подошли черти... Образовался такой кружок, в центре которого стоял злой Иван.
-- Продолжайте, -- крикнул Изящный музыкантам и девице. -- Ваня, какую справку надо? О чем?
-- Что я -- умный.
Черти переглянулись... Быстро и непонятно переговорили между собой.
-- Шизо, -- сказал один. -- Или авантюрист.
-- Не похоже, -- возразил другой. -- Куда-нибудь оформляется. Всего одну справку надо?
-- Одну.
-- А какую справку, Ваня? Они разные бывают... Бывает -- характеристика, аттестат...
Есть о наличии, есть об отсутствии, есть "в том, что", есть "так как", есть "ввиду того, что", а есть "вместе с тем, что" -- разные, понимаешь? Какую именно тебе сказали принести?
-- Что я умный.
-- Не понимаю... Диплом, что ли?
-- Справку.
-- Но их сотни справок! Есть "в связи с тем, что", есть "несмотря на то, что", есть...
-- Понесу ведь по кочкам, -- сказал Иван с угрозой. -- Тошно будет. Или спою "Отче наш".
-- Спокойно, Ваня, спокойно, -- занервничал Изящный черт. -- Зачем подымать волну?
Мы можем сделать любую справку, надо только понять -- какую? Мы тебе сделаем...
-- Мне липовая справка не нужна, -- твердо сказал Иван, -- мне нужна такая, какие выдает Мудрец.
Тут черти загалдели все разом.
-- Ему нужна только такая, какие выдает Мудрец.
-- О-о!..
-- Липовая его не устраивает... Ах, какая неподкупная душа! Какой Анжелико!
-- Какой митрополит! Он нам споет "Отче наш". А "Сухой бы я корочкой питалась" ты нам споешь?
-- Ша, черти! Ша... Я хочу знать: как это он понесет нас по кочкам? Он же берет нас на арапа! То ж элементарный арапинизм! Что значит, что этот пошехонец понесет нас?
Подошли еще черти. Ивана окружили со всех сторон. И все глядели и размахивали руками.
-- Он опрокинул коньяк!
-- Это хамство! Что значит, что он понесет нас по кочкам? Что это значит? Это шантаж?
-- Кубок "Большого орла" ему!
-- Тумаков ему! Тумаков!
Дело могло обернуться плохо: Ивана теснили.
-- Ша, черти! Ша! -- крикнул Иван. И поднял руку. -- Ша, черти! Есть предложение!..
-- Ша, братцы, -- сказал Изящный черт. -- Есть предложение. Выслушаем предложение. Иван, Изящный черт и еще несколько чертей отошли в сторонку и стали совещаться. Иван что-то вполголоса говорил нм, посматривал в сторону стражника. И другие тоже посматривали туда же. Перед стражником по-прежнему "несли вахту" девица и музыканты; девица пела теперь ироническую песенку "Разве ты мужчина! ". Она пела и пританцовывала.
-- Я не очень уверен, -- сказал Изящный черт. -- Но... А?
-- Это надо проверить, -- заговорили и другие. -- Это не лишено смысла.
-- Да, это надо проверить. Это не лишено смысла.
-- Мы это проверим, -- сказал Изящный черт своему помощнику.
-- Это не лишено смысла. Если этот номер у нас проходит, мы посылаем с Иваном нашего черта, и он делает так, что Мудрец принимает Ивана. К нему очень трудно попасть.
-- Но без обмана! -- сказал Иван. -- Если Мудрец меня не принимает, я вот этими вот руками... беру вашего черта...
-- Ша, Иван, -- сказал Изящный черт. -- Не надо лишних слов. Все будет о'кей. Маэстро, что нужно? -- спросил он своего помощника.
-- Анкетные данные стражника, -- сказал тот. -- Где родился, кто родители... И еще одна консультация Ивана.
-- Картотека, -- кратко сказал Изящный. Два черта побежали куда-то, а Изящный обнял Ивана и стал ходить с ним туда-сюда, что-то негромко рассказывал.
Прибежали с данными. Один доложил:
-- Из Сибири. Родители -- крестьяне.
Изящный черт, Иван и маэстро посовещались накоротке.
-- Да? -- спросил Изящный.
-- Как штык, -- ответил Иван. -- Чтоб мне сдохнуть! -- Маэстро?
-- Через... две с половиной минуты, -- ответил маэстро, поглядев на часы.
-- Приступайте, -- сказал Изящный.
Маэстро и с ним шестеро чертей -- три мужского пола и три женского -- сели неподалеку с инструментами и стали сыгрываться. Вот они сыгрались... Маэстро кивнул головой, и шестеро грянули:
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.
Здесь надо остановить повествование и, сколь возможно, погрузиться в мир песни. Это был прекрасный мир, сердечный и грустный. Звуки песни, негромкие, но сразу какие-то мощные, чистые, ударили в самую душу. Весь шабаш отодвинулся далеко-далеко; черти, особенно те, которые пели, сделались вдруг прекрасными существами, умными, добрыми, показалось вдруг, что смысл истинного их существования не в шабаше и безобразиях, а в ином -- в любви, в сострадании.
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбачью он лодку берет,
Унылую песню заводит,
О родине что-то поет.
Ах, как они пели! Как они, собаки, пели! Стражник прислонил копье к воротам и, замерев, слушал песню. Глаза его наполнились слезами, он как-то даже ошалел. Может быть, даже перестал понимать, где он и зачем.
Бродяга Байкал переехал, --
Навстречу родимая мать.
Ой, здравствуй, ой, здравствуй, родная,
Здоров ли отец мой и брат?
Стражник подошел к поющим, сел, склонил голову на руки и стал покачиваться взад-вперед, -- М-мх... -- сказал он.
А в пустые ворота пошли черти.
А песня лилась, рвала душу, губила суету и мелочь жизни -- звала на простор, на вольную волю. А черти шли и шли в пустые ворота. Стражнику поднесли огромную чару... Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и опять сказал;
-- М-мх...
Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землею зарыт.
А брат твой давно уж в Сибири --
Давно кандалами гремит.
Стражник дал кулаком по колену, поднял голову -- лицо в слезах.
А брат твой давно уж в Сибири --
Давно кандалами гремит, --
пропел он страдальческим голосом. -- Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Дай "Камаринскую"! Пропади все пропадом, гори все синим огнем! Дай вина!
-- Нельзя, мужичок, нельзя, -- сказал лукавый маэстро. -- Ты напьешься и все забудешь,
-- Кто?! -- заорал стражник. И лапнул маэстро за грудки: -- Кто тут меня учить будет?! Ты, козел? Да я тебя... в три узла завяжу, вонючка! Я вас всех понесу по кочкам!..
-- Что они так обожают кочки? -- удивился Изящный черт. -- Один собирался нести по кочкам, другой... Какие кочки вы имеете в виду, уважаемый? -- спросил он стражника.
-- Цыть! -- сказал стражник, -- "Камаринскую"!
-- "Камаринскую", -- велел Изящный музыкантам.
-- Вина! -- рявкнул стражник.
-- Вина, -- покорно вторил Изящный.
-- Может, не надо? -- заспорил притворяшка маэстро. -- Ему же плохо будет.
-- Нет, надо! -- повысил голос Изящный черт. -- Ему будет хорошо!
-- Друг! -- заревел стражник. -- Дай я тебя поцелую!
-- Иду! -- откликнулся Изящный черт. -- Счас мы с тобой нарежемся! Мы их всех понесем по кочкам! Мы их всех тут!..
Иван удивленно смотрел на чертей, что крутились вокруг стражника, особенно изумил его Изящный черт.
-- Ты-то чего раздухарился, эй? -- спросил он его.
-- Цыть! -- рявкнул Изящный черт, -- А то я тебя так понесу по кочкам, что ты...
-- Что, что? -- угрожающе переспросил Иван. И поднялся. -- Кого ты понесешь по кочкам? Ну-ка, повтори.
-- Ты на кого это тут хвост поднимаешь? -- тоже угрожающе спросил верзила-стражник Ивана.
-- На моего друга?! Я из тебя лангет сделаю!
-- Опять лангет, -- сказал Иван, останавливаясь. -- Вот дела-то!
-- "Камаринскую"! -- раскапризничался Изящный черт. -- Иван нам спляшет. "Камаринскую"! Ваня давай!
-- Пошел к дьяволу! -- обозлился Иван. -- Сам давай... с другом вон.
-- Тогда я не посылаю с тобой черта, -- сказал Изящный черт. И внимательно, злобно посмотрел на Ивана. -- Понял? Попадешь ты к Мудрецу!.. Ты к нему ни-ког-да не попадешь.
-- Ах ты, харя ты некрещеная! -- задохнулся от возмущения Иван. -- Да как же это? Да нечто так можно? Где же стыд-то у тебя? Мы же договорились. Я же такой грех на душу взял -- научил вас, как за ворота пройти.
-- Последний раз спрашиваю: будешь плясать?
-- О, проклятие!.. -- застонал Иван. -- Да что же это такое-то? Да за что же мне муки такие?
-- "Камаринскую"! -- велел Изящный черт. -- "Пошехонские страдания".
Черти-музыканты заиграли "Камаринскую". И Иван пошел, опустив руки, пошел себе кругом, пошел пристукивать лапоточками. Он плясал и плакал. Плакал и плясал.
-- Эх, справочка!.. -- воскликнул он зло и горько. -- Дорого же ты мне достаешься! Уж так дорого, что и не скажешь, как дорого!..
x x x
И вот -- канцелярия. О канцелярия! Вот уж канцелярия так канцелярия. Иван бы тут вконец заблудился, если бы не черт. Черт пригодился как нельзя кстати. Долго ходили они по лестницам и коридорам, пока нашли приемную Мудреца.
-- Минуточку, -- оказал черт, когда вошли в приемную. -- Посиди тут... Я скоро. -- И куда-то убежал.
Иван огляделся. В приемной сидела молоденькая секретарша, похожая на библиотекаршу, только эта другого цвета, и зовут Милка. А ту -- Галка. Секретарша Милка печатала на машинке и говорила сразу по двум телефонам.
-- Ой, ну это же пшено! -- говорила она в одну трубку и улыбалась. -- Помнишь, у Моргуновых: она напялила на себя желтое блестящее платье, копну сена, что ли, символизировала? Да о чем тут ломать голову? О чем? И тут же -- в другую, строго:
-- Его нету. Не зна... А вы не интонируйте, не интонируйте, я вам пятый раз говорю: его нету. Не знаю.
-- Во сколько ты там был? В одиннадцать? Один к одному? Интересно... Она одна была? Она кадрилась к тебе?.
-- Слушайте, я же ска... А вы не интонируйте, не интонируйте. Не знаю.
Иван вспомнил: их библиотекарша, когда хочет спросить по телефону у своей подруги, у себя ли ее начальник, спрашивает: "Твой бугор в яме? " И он тоже спросил Милку:
-- А бугор когда будет в яме? -- Он вдруг что-то разозлился на эту Милку.
Милка мельком глянула на него.
-- Что вы хотите? -- спросила она.
-- Я спрашиваю: когда бу...
-- По какому вопросу?
-- Нужна справка, что...
-- Понедельник, среда, девять тире одиннадцать.
-- Мне... -- Иван хотел сказать, что ему нужна справка до третьих петухов. Милка опять отстукала:
-- Понедельник, среда, с девяти до одиннадцати. Тупой?
Это пшено, -- сказал Иван. И встал и вольно прошелся по приемной. -- Я бы даже сказал, компот. Как говорит наша Галка: "собачья радость на двух", "смесь козла с "грюндиком". Я спрашиваю глобально: ты невеста? И сам отвечаю: невеста. Один к одному. -- Иван все больше накалялся. -- Но у тебя же -- посмотри на себя -- у тебя же нет румянца во всю щеку. Какая же ты невеста? Ты вот спроси меня -- я вечный жених, -- спроси: появилась у меня охота жениться на тебе? Ну-ка, спроси.
-- Появилась охота?
-- Нет, -- твердо сказал Иван.
Милка засмеялась и захлопала в ладоши.
-- Ой, а еще? -- попросила она. -- Еще что-нибудь. Ну, пожалуйста. Иван не понял, что "еще"?
-- Еще покажите что-нибудь.
-- А-а, -- догадался Иван, -- ты решила, что я шут гороховый. Что я -- так себе, Ванек в лапоточках... Тупой, как ты говоришь. Так вот знай: я мудрее всех вас... глубже, народнее. Я выражаю чаяния, а вы что выражаете? Ни хрена не выражаете! Сороки. Вы пустые, как... Во мне суть есть, а в вас и этого нету. Одни танцы -- шманцы на уме. А ты даже говорить толком со мной не желаешь. Я вот как осержусь, как возьму дубину!..
Милка опять громко засмеялась.
-- Ой, как интересно! А еще, а?
-- Худо будет! -- закричал Иван. -- Ой, худо будет!.. Лучше вы меня не гневите, не гневите лучше!..
Тут в приемную влетел черт и увидел, что Иван орет на девицу.
-- Тю, тю, тю, -- испуганно затараторил черт и стал теснить Ивана в угол. -- Чего это тут такое? Кто это нам разрешил выступать?.. Ая-я-я-яй! Отойти никуда нельзя. Предисловий начитался, -- пояснил он девице "выступление" Ивана. -- Сиди тихо, счас нас примут. Счас он придет... Я там договорился: нас примут в первую очередь.
Только черт сказал так, в приемную вихрем ворвался некто маленький, беленький -- сам Мудрец, как понял Иван.
-- Чушь, чушь, чушь, -- быстро сказал он на ходу. -- Василиса никогда на Дону не была.
Черт почтительно склонил голову.
-- Проходите, -- сказал Мудрец, ни к кому отдельно не обращаясь. И исчез в кабинете.
Пошли, -- подтолкнул черт Ивана. -- Не вздумай только вылететь со своими предисловиями... Поддакивай, и все.
x x x
Мудрец бегал по кабинету. Он, что называется, рвал и метал.
-- Откуда?! Откуда они это взяли?! -- вопрошал он кого-то и поднимал руки кверху. -- Откуда?!
-- Чего ты расстроился, батя? -- спросил Иван участливо. Мудрец остановился перед посетителями, Иваном и чертом.
-- Ну? -- спросил он сурово и непонятно. -- Облапошили Ивана?
-- Почему вы так сразу ставите вопрос? -- увертливо заговорил черт. -- Мы, собственно, давно хотели...
-- Что вы? Что вам надо в монастыре? Ваша цель?
-- Разрушение примитива, -- твердо сказал черт. Мудрец погрозил ему пальцем.
-- Озоруете! А теоретически не готовы.
-- Нет, ну серьезно... -- заулыбался черт на стариковскую нестрашную угрозу. -- Ну тошно же смотреть. Одни рясы чего стоят!
-- Что им, в полупендриках ваших ходить?
-- Зачем в полупендриках? Никто к этому не призывает. Но, положа руку на сердце: неужели не ясно, что они безнадежно отстали? Вы скажете -- мода. А я скажу: да, мода! Ведь если мировые тела совершают свой круг по орбите, то они, строго говоря, не совсем его совершают...
-- Тут, очевидно, следует говорить не о моде, -- заговорил старик важно и взволнованно, -- а о возможном положительном влиянии крайнебесовских тенденций на некоторые устоявшиеся нормы морали...
-- Конечно! -- воскликнул черт, глядя на Мудреца влюбленными глазами. -- Конечно, о возможном положительном влиянии.
-- Всякое явление, -- продолжал старик, -- заключает в себе две функции: моторную и тормозную. Все дело в том, какая функция в данный момент больше раздражается; моторная или тормозная. Если раздражитель извне попал на моторную функцию -- все явление подпрыгивает и продвигается вперед, если раздражитель попал на тормозную -- все явление, что называется, съеживается и отползает в глубь себя. -- Мудрец посмотрел на черта и на Ивана. -- Обычно этого не понимают...
-- Почему, это же так понятно, -- сказал черт.
-- Я все время твержу, -- продолжал Мудрец, -- что необходимо учитывать наличие вот этих двух функций. Учитывайте функции, учитывайте функции! Всякое явление, если можно так выразиться, о двух головах: одна говорит "да", другая говорит "нет".
-- Я видел явление о трех головах... -- вякнул было Иван, но на него не обратили внимания.
-- Ударим одну голову, услышим "да"; ударим другую, услышим "нет". -- Старик Мудрец стремительно вскинул руку, нацелился пальцем в черта. -- Какую ударили вы?
-- Мы ударили, которая сказала "да", -- не колеблясь, ответил черт. Старик опустил руку.
-- Исходя из потенциальных возможностей данных голов, данного явления, голова, которая говорит "да", -- крепче. Следует ожидать, что все явление подпрыгнет и продвинется вперед. Идите. И -- с теорией, с теорией мне!.. -- Старик опять погрозил пальцем черту.
-- Манкируете! Смотрите! Распушу!.. Ох, распушу! Черт, мелко кивая головой, улыбаясь, пятился и пятился к выходу... Задом открыл дверь и так с подкупающей улыбкой на мордочке исчез. Иван же как стоял, так упал на колени перед Мудрецом.
-- Батя, -- взмолился он, -- ведь на мне грех-то: я научил чертей, как пройти в монастырь...
-- Ну?.. Встань-ка, встань -- я не люблю этого. Встань, -- велел Мудрец. Иван встал.
-- Ну? И как же ты их научил? -- с улыбкой спросил старик.
-- Я подсказал, чтоб они спели родную песню стражника... Они там мельтешили перед ним -- он держался пока, а я говорю: вы родную его запойте, родную его... Они и запели...
-- Какую же они запели?
-- "По диким степям Забайкалья". Старик засмеялся
-- Ах, шельмы! -- воскликнул он. -- И хорошо запели?
-- Так запели, так сладко запели, что у меня у самого горло перехватило.
-- А ты петь умеешь? -- быстро спросил Мудрец.
-- Ну, как умею?.. Так...
-- А плясать?
-- А зачем? -- насторожился Иван.
-- Ну-ка... -- заволновался старичок, -- вот чего! Поедем-ка мы в одно место. Ах, Ваня!.. Устаю, дружок, так устаю -- боюсь, упаду когда-нибудь и не встану. Не от напряжения упаду, заметь, от мыслей.
Тут вошла секретарша Милка. С бумагой.
-- Сообщают: вулкан "Дзидра" готов к извержению, -- доложила она.
-- Ага! -- воскликнул старичок и пробежался по кабинету. -- Что? Толчки?
-- Толчки. Температура в кратере... Гул.
-- Пойдем от аналогии с беременной женщиной, -- подстегнул свои мысли старичок. -- Толчки... Есть толчки? Есть. Температура в кратере... Общая возбудимость беременной женщины, болтливость ее -- это не что иное, как температура в кратере. Есть? Гул, гул... -- Старичок осадил мысли, нацелился пальцем в Милку: -- А что такое гул?
Милка не знала.
-- Что такое гул? -- Старичок нацелился в Ивана.
-- Гул?.. -- Иван засмеялся. -- Это смотря какой гул... Допустим, гул сделает Илья Муромец-это одно, а сделает гул Бедная Лиза -- это...
-- Вульгартеория, -- прервал старичок Ивана. -- Гул -- это сотрясение воздуха.
-- А знаешь, как от Ильи сотрясается! -- воскликнул Иван. -- Стекла дребезжат!
-- Распушу! -- рявкнул старичок. Иван смолк. -- Гул -- это не только механическое сотрясение, это также... утробное. Есть гул, который человеческое ухо не может воспринять...
-- Ухо-то не может воспринять, а... -- не утерпел опять Иван, но старичок вперил в пего строгий взор.
-- Ну что тебя, распушить?
-- Не надо, -- попросил Иван. -- Больше не буду.
-- Продолжим. Все три признака великой аналогии -- налицо. Резюме? Резюме: пускай извергается.
-- Старичок выстрелил пальчиком в секретаршу: -- Так и запишите. Секретарша Милка так и записала. И ушла.
-- Устаю, Ваня, дружок, -- продолжал старичок свою тему, как если бы он и не прерывался.
-- Так устаю, что иногда кажется: все, больше не смогу наложить ни одной резолюции. Нет, наступает момент, и опять накладываю. По семьсот, по восемьсот резолюций в сутки. Вот и захочется иной раз... -- Старичок тонко, блудливо засмеялся.
-- Захочется иной раз пощипать... травки пощипать, ягодки... черт те что!.. И, знаешь ли, принимаю решение... восемьсот первое: перекур! Есть тут одна такая... царевна Несмеяна, вот мы счас и нагрянем к ней.
Опять вошла секретарша Милка: -- Сиамский кот Тишка прыгнул с восьмого этажа.
-- Разбился?
-- Разбился.
Старичок подумал...
-- Запишите, -- велел он. -- Кот Тимофей не утерпел.
-- Все? -- спросила секретарша.
-- Все. Какая по счету резолюция на сегодня?
-- Семьсот сорок восьмая.
-- Перекур.
Секретарша Милка кивнула головой. И вышла.
-- К царевне, дружок! -- воскликнул освобожденный Мудрец. -- Сейчас мы ее рассмешим! Мы ее распотешим, Ваня. Грех, грех, конечно, грех... А?
-- Я ничего. До третьих петухов-то успеем? Мне еще идти сколько.
-- Успеем! Грех, говоришь? Конечно, конечно, грех. Не положено, да? Грех, да?
-- Я не про тот грех... Чертей, мол, в монастырь пустили -- вот грех-то.
Старичок значительно подумал.
-- Чертей-то? Да, -- сказал он непонятно. -- Все не так просто, дружок, все, милый мой, очень и очень не просто. А кот-то... А? Сиамский-то. С восьмого этажа! Поехали!
x x x
Несмеяна тихо зверела от скуки.
Сперва она лежала просто так... Лежала, лежала и взвыла.
-- Повешусь! -- заявила она.
Были тут еще какие-то молодые люди, парни и девушки. Им тоже было скучно. Лежали в купальных костюмах среди фикусов под кварцевыми лампами -- загорали. И всем было страшно скучно.
-- Повешу-усь! -- закричала Несмеяна. -- Не могу больше!
Молодые люди выключили транзисторы.
-- Ну, пусть, -- сказал один. -- А что?
-- Принеси веревку, -- попросила его. Этот, которого попросили, полежал-полежал... сел, -- А потом -- стремянку? -- сказал он.
-- А потом -- крюк искать? Я лучше пойду ей по морде дам.
-- Не надо, -- сказали. -- Пусть вешается -- может, интересно будет.
Одна девица встала и принесла веревку. А парень принес стремянку и поставил ее под крюк, на котором висела люстра.
-- Люстру сними пока, -- посоветовали.
-- Сам снимай! -- огрызнулся парень.
Тогда тот, который посоветовал снять люстру, встал и полез па стремянку -- снимать люстру. Мало-помалу задвигались... Дело появилось.
-- Веревку-то надо намылить.
-- Да, веревку намыливают... Где мыло?
Пошли искать мыло.
-- Есть мыло?
-- Хозяйственное...
-- Ничего?
-- Какая разница! Держи веревку. Не оборвется?
-- Сколько в тебе, Алка? -- Алка это и есть Несмеяна. -- Сколько весишь?
-- Восемьдесят.
-- Выдержит. Намыливай.
Намылили веревку, сделали петлю, привязали конец к крюку... Слезли со стремянки.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
/ Полные произведения / Шукшин В.М. / До третьих петухов
|
Смотрите также по
произведению "До третьих петухов":
|