Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Горький М. / Фома Гордеев

Фома Гордеев [16/16]

  Скачать полное произведение

    Раздавались протестующие восклицания, но негромкие, краткие, и каждый раз, когда Фома выкрикивал чье-либо имя, - все молчали и слушали и злорадно, искоса поглядывали в сторону обличаемого товарища.
    Бобров смущенно смеялся, но его маленькие глазки сверлили Фому, как буравчики. А Луп Резников, взмахивая руками, неуклюже подпрыгивал и, задыхаясь, говорил:
    - Будьте свидетелями... Я этого не прощу! Я - к мировому... Что такое? - и вдруг тонким голосом завизжал, протянув к Фоме руки: -Связать его!.
    Фома хохотал.
    - Правду не свяжешь, врешь!
    - Хо -орошо! - тянул Кононов глухим, надорванным голосом.
    - Вот, господа купечество! -звенел
     Маякин. - Прошу полюбоваться! Вот он каков!
    Купцы один за другим подвигались к Фоме, и на лицах их он видел гнев, любопытство, злорадное чувство удовольствия, боязнь... Кто-то из тех скромных людей, среди которых он сидел, шептал Фоме:
    - Так их!.. Валяйте их! Это зачтется...
    - Робустов! -кричал Фома. -Что смеешься? Чему рад? Быть и тебе на каторге...
    - Ссадить его на берег! - вдруг заорал Робустов, вскакивая на ноги.
    А Кононов кричал капитану:
    - Назад! В город! К губернатору... И кто-то внушительно, дрожащим от волнения голосом говорил:
    - Это подстроено... Это нарочно... Научили его... напоили для храбрости...
    - Нет, это бунт!
    - Вяжи его! Просто - вяжи его! Фома схватил бутылку из-под шампанского и взмахнул ею в воздухе.
    - Суньтесь-ка! Нет, уж, видно, придется вам послушать меня...
    Он снова с веселой яростью, обезумевший от радости при виде того, как корчились и метались эти люди под ударами его речей, начал выкрикивать имена и площадные ругательства, и снова негодующий шум стал тише. Люди, которых не знал Фома, смотрели на него с жадным любопытством, одобрительно, некоторые даже с радостным удивлением. Один из них, маленький седой старичок с розовыми щеками и мышиными глазками, вдруг обратился к обиженным Фомой купцам и сладким голосом пропел:
    - Это -от совести слова! Это -ничего! Надо претерпеть... Пророческое обличение... Ведь грешны! Ведь правду надо говорить, о -очень мы...
    На него зашипели, а Зубов даже толкнул его в плечо. Он поклонился и- исчез в толпе...
    - Зубов! - кричал Фома. - Сколько ты людей по миру пустил? Снится ли тебе Иван Петров Мякинников, что удавился из-за тебя? Правда ли, что каждую обедню ты из церковной кружки десять целковых крадешь?
    Зубов не ожидал нападения и замер на месте с поднятой кверху рукой. Но потом он завизжал тонким голосом, странно подскочив на месте:
    - А! Ты и меня? И- и меня?
    И вдруг, надувши щеки, он с яростью начал грозить кулаком Фоме, визгливым голосом возглашая:
    - Р -рече без -зумец в сердце своем -несть бог!.. К архиерею поеду! Фармазон! Каторга тебе!
    Суматоха на пароходе росла, и Фома при виде этих озлобленных, растерявшихся, обиженных им людей чувствовал себя сказочным богатырем, избивающим чудовищ. Они суетились, размахивали руками, говорили что-то друг другу - одни красные от гнева, другие бледные, все одинаково бессильные остановить поток его издевательств над ними.
    - Матросов! - кричал Резников, дергая Кононова за плечо. - Что ты, Илья? Пригласил нас на посмеяние?
    - Против одного щенка...-визжал Зубов.
    Около Якова Тарасовича Маякина собралась толпа и слушала его тихую речь, со злобой и утвердительно кивая головами.
    -- Действуй, Яков! - громко говорил Робустов. - Мы все свидетели - валяй!
    И над общим гулом голосов раздавался громкий голос Фомы:
    - Вы не жизнь строили- вы помойную яму сделали! Грязищу и духоту развели вы делами своими. Есть у вас совесть? Помните вы бога? Пятак - ваш бог! А совесть вы прогнали... Куда вы ее прогнали? Кровопийцы! Чужой силой живете... чужими руками работаете! Сколько народу кровью плакало от великих дел ваших? И в аду вам, сволочам, места нет по заслугам вашим... Не в огне, а в грязи кипящей варить вас будут. Веками не избудете мучений...
    Фома залился громким хохотом и, схватившись за бока, закачался на ногах, высоко вскинув голову.
    В этот момент несколько человек быстро перемигнулись, сразу бросились на Фому и сдавили его своими телами. Началась возня...
    - По -опал! - произнес кто-то задыхающимся голосом.
    - А-а? Вы- так? -хрипло крикнул Фома. С полминуты целая куча черных тел возилась на одном месте, тяжело топая ногами, и из нее раздавались глухие возгласы:
    - Вали его наземь!..
    - Руку держите... руку! 0-ой...
    - За -а бороду?
    - Не бей! Не смей бить...
    - Готов!..
    - Здоровый!..
    Фому волоком оттащили к борту и, положив его к стенке капитанской каюты, отошли от него, оправляя костюмы, вытирая потные лица. Он, утомленный борьбой, обессиленный позором поражения, лежал молча, оборванный, выпачканный в чем-то, крепко связанный по рукам и ногам полотенцами.
    Теперь настала очередь издеваться над ним. Начал Зубов. Он подошел к нему, потолкал его ногою в бок и сладким голосом, весь вздрагивая от наслаждения
    мстить, спросил:
    - Что, пророк громоподобный, ась? Ну-ка, восчувствуй сладость плена вавилонского, xe -xe -xe!
    - Погоди...-хрипящим голосом сказал Фома, не глядя на него. - Погоди... отдохну... Языка вы мне не связали...-Но Фома уже понимал, что больше он ничего не может ни сделать, ни сказать. И не потому не может, что связали его, а потому, что сгорело в нем что-то и - темно, пусто стало в душе...
    К Зубову подошел Резников. Потом один за другим стали приближаться другие... Бобров, Кононов и еще несколько .человек с Яковом Маякиным впереди ушли в рубку, негромко разговаривая о чем-то.
    Пароход на всех парах шел к городу. От сотрясения его корпуса на столах дрожали и звенели бутылки, и, этот дребезжащий жалобный звук был слышен Фоме яснее всего. Над ним стояла толпа людей и говорила ему злые и обидные вещи.
    Но лица этих людей Фома видел, как сквозь туман, и слова их не задевали его сердца. В нем, из глубины его души, росло какое-то большое горькое чувство; он следил за его ростом и хотя еще не понимал его, но уже ощущал что-то тоскливое, что-то -унизительное...
    - Ты подумай, - шарлатан ты! - что ты наделал с собой? -говорил Резников. -Какая теперь жизнь тебе возможна? Ведь теперь никто из нас плюнуть на тебя не захочет!
    "Что я сделал?" -старался понять Фома. Купечество стояло вокруг него сплошной темной массой...
    - Н -ну, - сказал Ящуров, - теперь. Фомка, твое дело кончено...
    - М -мы тебя...- тихо промычал Зубов.
    - Развяжите! -сказал Фома.
    - Ну, нет! Покорнейше благодарим!
    - Позовите крестного...
    Но Яков Маякин сам пришел в это время. Подошел, остановился над Фомой, пристально, суровыми глазами оглядел его вытянутую фигуру и - тяжело вздохнул.
    - Ну, Фома...
    - Велите развязать меня! - убитым голосом попросил Фома.
    - Опять буянить будешь? Нет уж, полежи так...- ответил ему крестный.
    - Я больше слова не скажу... клянусь богом! Развяжите- стыдно мне! Ведь я не пьяный...
    - Божишься, что не будешь буянить? - спросил Маякин.
    - О, господи! Не буду...- простонал Фома. Ему развязали ноги, но руки оставили связанными.
    Когда он поднялся, то посмотрел на всех и с жалкой улыбкой сказал тихонько:
    - Ваша взяла...
    - Всегда возьмет! - ответил ему крестный, сурово усмехаясь.
    Фома, согнувшись, с руками, связанными за спиной, молча пошел к столу, не поднимая глаз ни на кого. Он стал ниже ростом и похудел. Растрепанные волосы падали ему на лоб и виски; разорванная и смятая грудь рубахи высунулась из-под жилета, и воротник закрывал ему губы. Он вертел головой, чтоб сдвинуть воротник под подбородок, и - не мог сделать этого. Тогда седенький старичок подошел к нему, поправил что нужно, с улыбкой взглянул ему в глаза и сказал:
    - Надо претерпеть...
    Теперь, при Маякине, люди, издевавшиеся над Фомой, -молчали, вопросительно и с любопытством поглядывая на старика и ожидая от него чего-то. Он был спокоен, но глаза у него поблескивали как-то несообразно событию, - светло...
    - Дайте водки мне!.. - попросил Фома, усевшись за стол и опершись о край его грудью. Его согнутая фигура была жалка и беспомощна. Вокруг него говорили вполголоса, ходили с какой-то осторожностью. И все поглядывали то на него, то на Маякина, усевшегося против него. Старик не сразу дал водки крестнику. Сначала он пристально осмотрел его, потом, не торопясь, налил рюмку и наконец молча поднес ее к губам Фомы. Фома высосал водку и попросил:
    - Еще!
    - Будет!.. -ответил Маякин.
    И вслед за тем наступила тяжелая для всех минута полного молчания. К столу подходили бесшумно, на цыпочках и, подойдя, вытягивали шеи, чтоб увидать Фому.
    - Ну, Фомка, понимаешь ты теперь, что наделал? -спросил Маякин. Говорил он тихо, но все слышали его вопрос.
    Фома качнул головой и промолчал.
    - Прощенья тебе -нет! -продолжал Маякин твердо и повышая голос. - Хотя все мы - христиане, но прощенья тебе не будет от нас... Так и знай...
    Фома поднял голову и задумчиво сказал:
    - А про вас, папаша, я забыл... Ничего вы не услышали от меня...
    - Вот-с! - с горечью вскричал Маякин, указывая рукой на крестника. - Видите?
    Раздался глухой протестующий ропот.
    - Ну, да всё равно! - со вздохом продолжал Фома. - Всё равно! Ничего... никакого толку не вышло!..
    И он снова согнулся над столом.
    -- Чего ты хотел? - спросил крестный сурово.
    - Чего? - Фома поднял голову, посмотрел на купцов и усмехнулся. - Хотел уж...
    - Пьяница! Мерзец!
    - Я -не пьян! -угрюмо возразил Фома. -Я всего выпил две рюмки... Я совсем трезвый был...
    - Стало быть, - сказал Бобров, - твоя правда, Яков Тарасович: не в уме он...
    - Я? - воскликнул Фома.
    Но на него не обратили внимания. Резников, Зубов и Бобров наклонились к Маякину и тихо начали о чем-то говорить.
    "Опека..." - уловил Фома одно слово...
    - Я в уме! -сказал он, откидываясь на спинку стула и глядя на купцов мутными глазами. -Я понимаю, чего хотел. Хотел сказать правду... Хотел обличить вас...
    Его вновь охватило волнение, и он вдруг дернул руки, пытаясь освободить их.
    - Э -э! Погоди! - воскликнул Бобров, хватая его за плечи. - Придержите-ка его.
    - Ну, держите! - с тоской и горечью сказал Фома. - Держите...
    - Сиди смирно! - сурово крикнул крестный.
    Фома замолчал. Всё, что он сделал, -ни к чему повело, его речи не пошатнули купцов. Вот они окружают его плотной толпой, и ему не видно ничего из-за них. Они спокойны, тверды, относятся к нему как к буяну и что-то замышляют против него. Он чувствовал себя раздавленным этой темной массой крепких духом, умных людей... Сам себе он казался теперь чужим и не понимающим того, что он сделал этим людям и зачем сделал. Он даже чувствовал обидное что-то, похожее на стыд за себя пред собой. У него першило в горле, и в груди точно какая-то пыль осыпала сердце его, и оно билось тяжело, неровно. Он медленно и раздумчиво повторял, не глядя ни на кого:
    - Хотел сказать правду...
    - Дурак! -презрительно сказал Маякин. -Какую ты можешь сказать правду? Что ты понимаешь?
    - У меня сердце изболело... Нет, я правду чувствовал!
    Кто-то сказал:
    - По речам его очень видно, что помутился он разумом...
    - Правду говорить -не всякому дано -
     сурово и поучительно заговорил Яков Тарасович, подняв руку кверху. -Ежели ты чувствовал - это пустяки! И корова чувствует, когда, ей хвост ломают. А ты -пойми! Всё пойми! И врага пойми... Ты догадайся, о чем он во сне думает, тогда и валяй!
    По обыкновению Маякин увлекся было изложением своей философии, но, вовремя поняв, что побежденного бою не учат, остановился. Фома тупо посмотрел на него -и странно закачал головой...
    - Отстань от меня! - жалобно попросил Фома. - Всё ваше! Ну - чего еще вам?
    Все внимательно прислушивались к его речам, и в этом внимании было что-то предубежденное, зловещее...
    - Жил я, - говорил Фома глухим голосом. - Смотрел... Нарвало у меня в сердце. И вот - прорвался нарыв... Теперь я обессилел совсем! Точно вся кровь вытекла...
    Он говорил однотонно, бесцветно, и речь его походила на бред...
    Яков Тарасович засмеялся.
    - Что же, ты думал языком гору слизать? Накопил злобы на клопа, а пошел на медведя? Так, что ли? Юродивый!.. Отец бы твой видел тебя теперь- эх!
    - А все-таки, - вдруг уверенно и громко сказал Фома, и вновь глаза его вспыхнули, - все-таки - ваша во всем вина! Вы испортили жизнь! Вы всё стеснили... от вас удушье... от вас! И хоть слаба моя правда против вас, а все-таки -правда! Вы -окаянные! Будь вы прокляты все...
    Он забился на стуле, пытаясь освободить руки, и закричал, свирепо сверкая глазами:
    - Развяжите руки!
    Его окружили теснее; лица купцов стали строже, и Резников внушительно сказал ему:
    - Не шуми, не буянь! Скоро в городе будем... Не срамись да и нас не срами... Не прямо же с пристани -в сумасшедший дом тебя?
    - Да -а?! - воскликнул Фома. - Так вы меня в сумасшедший до-ом?
    Ему не ответили. Он посмотрел на их лица и поник головой.
    - Веди себя смирно, -развяжем!.. -сказал кто-то.
    - Не надо! - тихо заговорил Фома. - Всё равно... И речь его снова приняла характер бреда.
    - Я пропал... знаю! Только -не от вашей силы... а от своей слабости... да! Вы тоже черви перед богом... И -погодите! Задохнетесь... Я пропал -от слепоты... Я увидал много и ослеп... Как сова... Мальчишкой, помню... гонял я сову в овраге... она полетит и треснется обо что-нибудь... Солнце ослепило ее... Избилась вся и - пропала... А отец тогда сказал мне: "Вот так и человек: иной мечется, мечется, изобьется, измучится и бросится куда попало... лишь бы отдохнуть!.." Эй! развяжите мне руки...
    Лицо его побледнело, глаза закрылись, плечи задрожали. Оборванный и измятый, он закачался на стуле, ударяясь грудью о край стола, и стал что-то шептать.
    Купечество многозначительно переглядывалось. Иные, толкали друг друга под бока, молча кивали головами на Фому. Лицо Якова Маякина было неподвижно и темно, точно высеченное из камня.
    - Может, развязать? - прошептал Бобров.
    - Нет, не надо...- вполголоса сказал Маякин. - Оставим его здесь... а кто-нибудь пусть пошлет за каретой... Прямо в больницу...
    Он пошел к рубке, тихо сказав:
    - Постерегите... как бы, чего доброго, в воду не прыгнул...
    - А -жалко парня!.. -сказал Бобров, посмотрев вслед ему.
    - Никто в дурости его не повинен!.. -хмуро ответил Резников.
    - Яков-то...- кивнув головой вслед Маякину, шёпотом сказал Зубов.
    - Что Яков? Он тут не проиграл...
    - Н -да -а... он теперь... опечет!..
    Их тихий смех и шёпот сливались со вздохами машины и, должно быть, не достигали до слуха Фомы. Он неподвижно смотрел пред собой тусклым взглядом, и только губы у него чуть вздрагивали...
    - Сын к нему явился...- шептал Бобров.
    - Я его знаю, сына-то, - сказал Ящуров. - Встречал в Перми...
    - Что за человек?
    - Деловой... Большим орудует делом в Усолье...
    - Стало быть - этот Якову не нужен... Н -да... вон оно что!
    - Глядите - плачет!
    - О?
    Фома сидел, откинувшись на спинку стула и склонив голову на плечо. Глаза его были закрыты, и из-под ресниц одна за другой выкатывались слезы. Они текли по щекам на усы... Губы Фомы судорожно вздрагивали, слезы падали с усов на грудь. Он молчал и не двигался, только грудь его вздымалась тяжело и неровно. Купцы посмотрели на бледное, страдальчески осунувшееся, мокрое от слез лицо его с опущенными книзу углами губ и тихо, молча стали отходить прочь от него...
    И вот Фома остался один со связанными за спиной руками пред столом, покрытым грязной посудой и разными остатками пира. Порой он медленно открывал тяжелые опухшие ресницы, и глаза его сквозь слезы тускло и уныло смотрели на стол, где всё было опрокинуто, разрушено...
    Прошло года три.
    С год тому назад Яков Тарасович Маякин умер. Умирая в полном сознании, он остался верен себе и за несколько часов до смерти говорил сыну, дочери и зятю:
    - Ну, ребята, - живите богато! Поел Яков всяких злаков, значит, Якову пора долой со двора... Видите - умираю, а не унываю... И это мне господь зачтет... Я его, всеблагого, только шутками беспокоил, а стоном и жалобами - никогда! Господи! Рад я, что умеючи пожил - по милости твоей! Прощайте, детушки... Живите дружно... не мудрствуйте очень-то. Знайте -не тот свят, кто от греха прячется да спокойненько лежит... Трусостью от греха не оборонишься -про это и говорит притча о талантах... А кто хочет от жизни толку добиться- тот греха не боится... Ошибку господь ему простит... Господь назначил человека на устроение жизни... а ума ему не так уж много дал - значит, строго искать недоимок не станет!.. Ибо свят он и многомилостив...
    Умер он после краткой, но очень мучительной агонии...
    Ежова за что-то выслали из города вскоре после происшествия на пароходе.
    В городе возник новый крупный торговый дом под фирмой "Тарас Маякин и Африкан Смолин"...
    За все три года о Фоме не слышно было ничего. Говорили, что после .выхода из больницы Маякин отправил его куда-то на Урал к родственникам матери.
    Недавно Фома явился на улицах города. Он какой-то истертый, измятый и полоумный. Почти всегда выпивши, он появляется - то мрачный, с нахмуренными бровями и с опущенной на грудь головой, то улыбающийся жалкой и грустной улыбкой блаженненького. Иногда он буянит, но это редко случается. Живет он у сестры на дворе, во флигельке...
    Знающие его купцы и горожане часто смеются над ним. Идет Фома по улице, и вдруг кто-нибудь кричит ему:
    - Эй ты, пророк! Подь сюда!
    Фома очень редко подходит к зовущему его, - он избегает людей и не любит говорить с ними. Но если он подойдет, - ему говорят:
    - Ну-ка, насчет светопреставления скажи слово, а? Хе -хе-хе! Про -орок!


Добавил: stritreiser

1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ]

/ Полные произведения / Горький М. / Фома Гордеев


Смотрите также по произведению "Фома Гордеев":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis