Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Батюшков К.Н. / Стихотворения

Стихотворения [4/15]

  Скачать полное произведение

    Восторжен, удивлен, он шаг умерил свой

     И путь остановил над светлою рекой.

     Она между лугов, казалось, засыпала

     И в зеркальных водах брега образовала,

     Как цепь чудесная, вкруг леса облегла.

     Пространство всё ее текуща кристалла

     Древа, соплетшися ветвями, осеняли,

     Питались влагою и берег украшали.

     На водах мраморных мост дивный, весь златой,

     Явил через реку герою путь прямой.

     Ринальд течет по нем, конца уж достигает,

     Но свод, обрушившись, мост с треском низвергает.

     Кипящие валы несут его с собой.

     Не тихая река, не ток сей, что весной,

     Снегами наводнен, текущими с вершины,

     Шумит и пенится в излучинах долины,

     Представился тогда Ринальдовым очам.

     Герой спешит оттоль к безмолвным сим лесам,

     В вертепы мрачные, обильны чудесами,

     Где всюду под его рождалися стопами

     (О, призрак волшебства и дивные мечты!)

     Ручьи прохладные и нежные цветы.

     Влюбленный здесь нарцисс в прозрачный ток глядится,

     Там роза, цвет любви, на терниях гордится;

     Повсюду древний лес красуется, цветет,

     Вид юности кора столетних лип берет,

     И зелень новая растения венчает.

     Роса небесная на ветвиях блистает,

     Из толстыя коры струится светлый мед.

     Любовь живит весь лес, с пернатыми поет,

     Вздыхает в тростниках, журчит в ручьях кристальных,

     Несется песнями, теряясь в рощах дальных,

     И тихо с ветерком порхая по цветам.

     Герой велик и мудр, не верит он очам

     И адским призракам в лесу очарованном.

     Вдруг видит на лугу душистом и пространном

     Высокий мирт, как царь, между дерев других.

     Красуется его чело в ветвях густых,

     И тень прохладная далеко вкруг ложится.

     Из дуба ближнего сирена вдруг родится,

     Волшебством создана. Чудесные мечты

     Прияли гибкий стан и образ красоты.

     Одежда у нее, поднятая узлами,

     Блестит, раскинута над белыми плечами.

     Сто нимф из ста дерев внезапу родились

     И все лилейными руками соплелись.

     На мертвом полотне так - кистию чудесной

     Изображенный - зрим под тению древесной

     Лик сельских стройных дев, собрание красот:

     Играют, резвые, сплетяся в хоровод,

     Их ризы как туман, и перси обнаженны,

     Котурны на ногах, власы переплетенны.

     Так лик чудесных нимф наместо грозных стрел

     Златыми цитрами и арфами владел.

     Одежды легкие они с рамен сложили

     И с пляской, с пением героя окружили.

     "О ратник юноша, счастлив навеки ты,

     Любим владычицей любви и красоты!

     Давно, давно тебя супруга ожидала,

     Отчаянна, одна, скиталась и стенала.

     Явился - и с тобой расцвел сей дикий лес,

     Чертог уныния, отчаянья и слез".

     Еще нежнейший глас из мирта издается

     И в душу ратника, как нектар сладкий, льется.

     В древнейши, баснями обильные века,

     Когда и низкий куст, и малая река

     Дриаду юную иль нимфу заключали,

     Столь дивных прелестей внезапу не рождали.

     Но мирт раскрыл себя... О призрак, о мечты!

     Ринальд Армиды зрит стан, образ и черты,

     К нему любовница взор страстный обращает,

     Улыбка на устах, в очах слеза блистает,

     Все чувства борются в пылающей груди,

     Вздыхая, говорит: "Друг верный мой, приди,

     Отри своей рукой сих слез горячих реки,

     Отри и сердце мне свое отдай навеки!

     Вещай, зачем притек? Блаженство ль хочешь пить,

     Утешить сирую и слезы осушить,

     Или вражду принес? Ты взоры отвращаешь,

     Меня, любовницу, оружием стращаешь...

     И ты мне будешь враг!.. Ужели для вражды

     Воздвигла дивный мост, посеяла цветы,

     Ручьями скрасила вертеп и лес дремучий

     И на пути твоем сокрыла терн колючий?

     Ах, сбрось свой грозный шлем, чело дай зреть очам,

     Прижмись к груди моей и к пламенным устам,

     Умри на них, супруг!.. Сгораю вся тобою -

     Хоть грозною меня не отклони рукою!"

     Сказала. Слез ручей блестит в ее очах,

     И розы нежные бледнеют на щеках.

     Томится грудь ее и тягостно вздыхает;

     Печаль красавице приятства умножает,

     Из сердца каменна потек бы слез ручей -

     Чуствителен, но тверд герой в душе своей.

     Меч острый обнажил, чтоб мирт сразить ударом;

     Тут древо защитив, рекла Армида с жаром:

     "Убежище мое, о варвар, ты разишь!

     Нет, нет, скорее грудь несчастныя пронзишь,

     Упьешься кровию своей супруги страстной..."

     Ринальд разит его.. И призрак вдруг ужасный,

     Гигант, чудовище явилося пред ним,

     Армиды прелести исчезнули, как дым.

     Сторукий исполин, покрытый чешуею,

     Небес касается неистовой главою.

     Горит оружие, звенит на нем броня,

     Исполнена гортань и дыма, и огня.

     Все нимфы вкруг его циклопов вид прияли,

     Щитами, копьями ужасно застучали.

     Бесстрашен и велик средь ужасов герой!

     Стократ волшебный мирт разит своей рукой:

     Он вздрогнул под мечем и стоны испускает.

     Пылает мрачный лес, гром трижды ударяет,

     Исчадья адские явились на земле,

     И серны молнии взвились в ужасной мгле.

     Ни ветр, ни огнь, ни дым не устрашил героя...

     Упал волшебный мирт, и бездны ад закроя,

     Ветр бурный усмирил и бурю в облаках,

     И прежняя лазурь явилась в небесах.

    

     Между августом 1808 и первой половиной 1809

    

    

     21. ВОСПОМИНАНИЕ

    

     Мечты! - повсюду вы меня сопровождали

     И мрачный жизни путь цветами устилали!

     Как сладко я мечтал на Гейльсбергских полях,

     Когда весь стан дремал в покое

     И ратник, опершись на копие стальное,

     Смотрел в туманну даль! Луна на небесах

     Во всем величии блистала

     И низкий мой шалаш сквозь ветви освещала;

     Аль светлый чуть струю ленивую катил

     И в зеркальных водах являл весь стан и рощи;

     Едва дымился огнь в часы туманной нощи

     Близ кущи ратника, который сном почил.

     О Гейльсбергски поля! О холмы возвышенны!

     Где столько раз в ночи, луною освещенный,

     Я, в думу погружен, о родине мечтал;

     О Гейльсбергски поля! В то время я не знал,

     Что трупы ратников устелют ваши нивы,

     Что медной челюстью гром грянет с сих холмов,

     Что я, мечтатель ваш счастливый,

     На смерть летя против врагов,

     Рукой закрыв тяжелу рану,

     Едва ли на заре сей жизни не увяну... -

     И буря дней моих исчезла как мечта!..

     Осталось мрачно вспоминанье...

     Между протекшего есть вечная черта:

     Нас сближит с ним одно мечтанье.

     Да оживлю теперь я в памяти своей

     Сию ужасную минуту,

     Когда, болезнь вкушая люту

     И видя сто смертей,

     Боялся умереть не в родине моей!

     Но небо, вняв моим молениям усердным,

     Взглянуло оком милосердным:

     Я, Неман переплыв, узрел желанный край,

     И, землю лобызав с слезами,

     Сказал: "Блажен стократ, кто с сельскими богами,

     Спокойный домосед, земной вкушает рай

     И, шага не ступя за хижину убогу,

     К себе богиню быстроногу

     В молитвах не зовет!

     Не слеп ко славе он любовью,

     Не жертвует своим спокойствием и кровью,

     Могилу зрит свою и тихо смерти ждет".

    

     Между июлем 1807 и ноябрем 1809

    

    

     22. СТИХИ Г. СЕМЕНОВОЙ

    

     E in si bel corpo piu cara venia. {*}

    

     Тасс. V песнь "Освобожденного Иерусалима"

     {* В прекрасном теле прекраснейшая душа (итал.). - Ред.}

    

     Я видел красоту, достойную венца,

     Дочь добродетельну, печальну Антигону,

     Опору слабую несчастного слепца;

     Я видел, я внимал ее сердечну стону -

     И в рубище простом почтенной нищеты

     Узнал богиню красоты.

     Я видел, я познал ее в Моине страстной,

     Средь сонма древних бард, средь копий и мечей,

     Ее глас сладостный достиг души моей,

     Ее взор пламенный, всегда с душой согласный,

    

     Я видел - и познал небесны черты

     Богини красоты.

     О дарование, одно другим венчанно! {*}

     Я видел Ксению, стенящу предо мной:

     Любовь и строгий долг владеют вдруг княжной;

     Боренье всех страстей в ней к ужасу слиянно,

     Я видел, чувствовал душевной полнотой

     И счастлив сей мечтой!

     Я видел и хвалить не смел в восторге страстном;

     Но ныне, истиной священной вдохновлен,

     Скажу: красот собор в ней явно съединен:

     Душа небесная во образе прекрасном

     И сердца доброго все редкие черты,

     Без коих ничего и прелесть красоты.

    

     6 сентября 1809, Ярославль

    

     {* Дарование поэта и актрисы.}

    

    

     23. ВИДЕНИЕ НА БЕРЕГАХ ЛЕТЫ

    

     Вчера, Бобровым утомленный,

     Я спал и видел странный сон!

     Как будто светлый Аполлон,

     За что, не знаю, прогневленный,

     Поэтам нашим смерть изрек;

     Изрек - и все упали мертвы,

     Невинны Аполлона жертвы!

     Иной из них окончил век,

     Сидя на чердаке высоком,

     В издранном шлафроке широком,

     Наг, голоден и утомлен

     Упрямой рифмой к _светлу небу_.

     Другой, в Цитеру пренесен,

     Красу, умильную как Гебу,

     Хотел для нас насильно... петь

     И пал бес чувств в конце эклоги;

     Везде, о милосердны боги!

     Везде пирует алчна смерть,

     Косою острой быстро машет,

     Богату ниву аду пашет

     И губит Фебовых детей,

     Как ветр осенний злак полей!

     Меж тем в Элизии священном,

     Лавровым лесом осененном,

     Под шумом Касталийских вод,

     Певцов нечаянный приход

     Узнал почтенный Ломоносов,

     Херасков, сын и слава россов,

     Самолюбивый Фебов сын,

     Насмешник, грозный бич пороков,

     Замысловатый Сумароков

     И, Мельпомены друг, Княжнин.

     И ты сидел в толпе избранной,

     Стыдливой грацией венчанный,

     Певец прелестныя мечты,

     Между Психеи {1} легкокрылой

     И бога нежной красоты;

     И ты там был, наездник хилый

     Строптива девственниц седла,

     Трудолюбивый, как пчела,

     Отец стихов "Тилемахиды",

     И ты, что сотворил обиды

     Венере девственной, Барков!

     И ты, о мой певец беззлобный,

     Хемницер, в баснях бесподобный! -

     Все, словом, коих бог певцов

     Венчал бессмертия лучами,

     Сидели там олив в тени,

     Обнявшись с прежними врагами;

     Но спорили еще они

     О том, о сем - и не без шума

     (И в рае, думаю, у нас

     У всякого своя есть дума,

     Рассудок свой, и вкус, и глаз).

     Садились все за пир богатый,

     Как вдруг Майинин сын крылатый,

     Ниссланный вышним Божеством,

     Сказал сидящим за столом:

     "Сюда, на берег тихой Леты,

     Бредут покойные поэты;

     Они в реке сей погрузят

     Себя и вместе юных чад.

     Здесь опыт будет правосудный:

     Стихи и проза безрассудны

     Потонут вмиг: так Феб судил!" -

     Сказал Эрмий - и силой крыл

     От ада к небу воспарил.

     "Ага! - Фонвизин молвил братьям, -

     Здесь будет встреча не по платьям,

     Но по заслугам и уму".

     - "Да много ли, - в ответ ему

     Кричал, смеяся, Сумароков, -

     Певцов найдется без пороков?

     Поглотит Леты всех струя,

     Поглотит всех, иль я не я!"

     - "Посмотрим, - продолжал вполгласа

     Поэт, проклятый от Парнаса, -

     Егда прийдут..." Но вот они,

     Подобно как в осенни дни

     Поблеклы листия древесны,

     Что буря в долах разнесла, {2} -

     Так теням сим не весть числа!

     Идут толпой в ущелья тесны,

     К реке забвения стихов,

     Идут под бременем трудов;

     Безгласны, бледны, приступают,

     Любезных детищей купают...

     И более не зрят в волнах!

     Но тут Минос, певцам на страх,

     Старик угрюмый и курносый,

     Чинит расправу и вопросы:

     "Кто ты, вещай?" - "Я тот поэт,

     По счастью очень плодовитый

     (Был тени маленькой ответ),

     Я тот, венками роз увитый

     Поэт-философ-педагог,

     Который задушил Вергилья,

     Окоротил Алкею крылья.

     Я здесь! _Сего бо хощет Бог

     И долг священныя природы_..." {3}

     - "Кто ж ты, болтун?" - "Я... Верзляков!"

     - "Ступай и окунися в воды!"

     - "Иду... во мне вся мерзнет кровь...

     Душа... всего... душа природы,

     Спаси... спаси меня, любовь!

     Авось..." - "Нет, нет, болтун несчастный,

     Довольно я с тобою выл!" -

     Сказал ему Эрот прекрасный,

     Который тут с Психеей был.

     "Ступай!" - Пошел, - и нет педанта.

     "Кто ты?" - спросил доносчик тень,

     Несущу связку фолианта?

     "Увы, я целу ночь и день

     Писал, пишу и вечно буду

     Писать... всё прозой, без _еров_.

     Невинен я. На эту груду

     Смотри, здесь тысячи листов,

     Священной пылию покрытых,

     И нет _ера_ ни одного.

     Да, я!.." - "Скорей купать его!"

     Но тут явились лица новы

     Из белокаменной Москвы.

     Какие странные обновы!

     От самых ног до головы

     Обшиты платья их листами,

     Где прозой детской и стихами

     Иной кладбище, мавзолей,

     Другой журнал души своей,

     Другой Меланию, Зюльмису,

     Луну, Веспера, голубков,

     Глафиру, Хлою, Милитрису,

     Баранов, кошек и котов {4}

     Воспел в стихах своих унылых

     На всякий лад для женщин милых

     (О, век железный!..). А оне

     Не только въяве, но во сне

     Поэтов не видали бедных.

     Из этих лиц уныло-бледных

     Один, причесанный в тупей,

     Поэт присяжный, князь вралей,

     На суд явил творенья новы.

     "Кто ты?" - "Увы, я пастушок,

     Вздыхатель, завсегда готовый;

     Вот мой венок и посошок,

     Вот мой букет цветов тафтяных,

     Вот список всех красот упрямых,

     Которыми дышал и жил,

     Которым я насильно мил.

     Вот мой баран, моя Аглая", -

     Сказал и, тягостно зевая,

     Спросонья в Лету поскользнул!

     "Уф! я устал, подайте стул,

     Позвольте мне, я очень славен.

     Бессмертен я, пока забавен".

     - "Кто ж ты?" - "_Я Русский и поэт_.

     Бегом бегу, лечу за славой,

     Мне враг чужой рассудок здравый.

     Для Русских прав мой толк кривой,

     И в том клянусь моей сумой".

     - "Да кто же ты?" - "Жан-Жак я Русский,

     Расин и Юнг, и Локк я Русский,

     Три драмы Русских сочинил

     Для Русских; нет уж боле сил

     Писать для Русских драмы слезны;

     Труды мои все бесполезны!

     Вина тому - разврат умов", -

     Сказал - в реку! и был таков!

     Тут Сафы русские печальны,

     Как бабки наши повивальны,

     Несли расплаканных детей.

     Одна - прости Бог эту даму! -

     Несла уродливую драму,

     Позор для ада и мужей,

     У коих сочиняют жены.

     "Вот мой Густав, герой влюбленный..."

     - "Ага! - судья певице сей, -

     Названья этого довольно:

     Сударыня! мне очень больно,

     Что вы, забыв последний стыд,

     Убили драмою Густава.

     В реку, в реку!" О, жалкий вид!

     О, тщетная поэтов слава!

     Исчезла Сафо наших дней

     С печальной драмою своей;

     Потом и две другие дамы,

     На дам живые эпиграммы,

     Нырнули в глубь туманных вод.

     "Кто ты?" - "Я - виноносный гений.

     Поэмы три да сотню од,

     Где всюду ночь, где всюду тени,

     _Где роща ржуща ружий ржот_, {5}

     Писал с заказу Глазунова

     Всегда на срок... Что вижу я?

     Здесь реет между вод ладья,

     А там, в разрывах черна крова,

     Урания - душа сих сфер

     И все титаны ледовиты,

     Прозрачной мантией покрыты,

     Слезят!" - Иссякнул изувер

     От взора пламенной Эгиды.

     Один отец "Телемахиды"

     Слова сии умел понять.

     На том брегу реки забвенья

     Стояли тени в изумленьи

     От речи сей: "Изволь купать

     Себя и всех своих уродов". -

     Сказал, не слушая доводов,

     Угрюмый ада судия.

     "Да всех поглотит вас струя!.."

     Но вдруг на адский берег дикий

     Призрак чудесный и великий

     В обширном дедовском возке

     Тихонько тянется к реке.

     Наместо клячей запряженны,

     Там люди в хомуты вложенны

     И тянут кое-как, гужом!

     За ним, как в осень трутни праздны,

     Крылатым в воздухе полком

     Летят толпою тени разны

     И там и сям. По слову: "Стой!"

     Кивнула бледна тень главой

     И вышла с кашлем из повозки.

     "Кто ты? - спросил ее Минос, -

     И кто сии?" - на сей вопрос:

     "Мы все с Невы поэты росски", -

     Сказала тень. - "Но кто сии

     Несчастны, в клячей превращенны?"

     - "Сочлены юные мои,

     Любовью к славе вдохновенны,

     Они Пожарского поют

     И топят старца Гермогена;

     Их мысль на небеса вперенна,

     Слова ж из Библии берут;

     Стихи их хоть немного жестки,

     Но истинно варяго-росски".

     - "Да кто ж ты сам?" - "_Я также член_;

     Кургановым писать учен;

     Известен стал не пустяками,

     Терпеньем, потом и трудами;

     Аз есмь зело _славенофил_",-

     Сказал и пролог растворил.

     При слове сем в блаженной сени

     Поэтов приподнялись тени;

     Певец любовныя езды

     Осклабил взор _усмешкой блудной_

     И рек: "О муж, умом не скудный!

     Обретший редки красоты

     И смысл в моей "Деидамии",

     Се ты! се ты!.." - "Слова пустые",-

     Угрюмый судия сказал

     И в Лету путь им показал.

     К реке подвинулись толпою,

     Ныряли всячески в водах;

     Тот книжку потопил в струях,

     Тот целу книжищу с собою.

     Один, один славенофил,

     И то повыбившись из сил,

     За всю трудов своих громаду,

     За твердый ум и за дела

     Вкусил бессмертия награду.

     Тут тень к Миносу подошла

     Неряхой и в наряде странном,

     В широком шлафроке издранном,

     В пуху, с косматой головой,

     С салфеткой, с книгой под рукой.

     "Меня врасплох, - она сказала,-

     В обед нарочно смерть застала,

     Но с вами я опять готов

     Еще хоть сызнова отведать

     Вина и адских пирогов:

     Теперь же час, друзья, обедать.

     Я - вам знакомый, я - Крылов!" {6}

     "Крылов, Крылов", - в одно вскричало

     Собранье шумное духов,

     И эхо глухо повторяло

     Под сводом адским: "Здесь Крылов!"

     "Садись сюда, приятель милый!

     Здоров ли ты?" - "И так и сяк".

     -"Ну, что ж ты делал?" - "Всё пустяк -

     Тянул тихонько век унылый,

     Пил, сладко ел, а боле спал.

     Ну, вот, Минос, мои творенья,

     С собой я очень мало взял:

     Комедии, стихотворенья

     Да басни, - всё купай, купай!"

     О, чудо! - всплыли все, и вскоре

     Крылов, забыв житейско горе,

     Пошел обедать прямо в рай.

     Еще продлилось сновиденье,

     Но ваше длится ли терпенье

     Дослушать до конца его?

     Болтать, друзья, неосторожно -

     Другого и обидеть можно.

     А Боже упаси того!

    

     1809

    

     {1 Психею - душу или мечту - древние изображали в виде бабочки или

    крылатой девы, обнявшейся с Купидоном.

     2 Смотри VI песнь "Энеиды"

     3 Смотри "Тень Кука"

     4 Всё это, даже и кошки, воспеты в Москве - ссылаюсь на журналы.

     5 Этот стих взят из сочинений Боброва, я ничего не хочу присваивать.

     6 Крылов познакомился с духами через "Почту".}

    

    

    

     24. <О БЕНИТЦКОМ>

    

     Пусть мигом догорит

     Его блестящая лампада;

     В последний час его бессмертье озарит:

     Бессмертье - пылких душ надежда и награда!

    

     Конец октября 1809

    

    

     25. ТИБУЛЛОВА ЭЛЕГИЯ III

     Из III книги

    

     Напрасно осыпал я жертвенник цветами,

     Напрасно фимиам курил пред алтарями;

     Напрасно: Делии еще с Тибуллом нет.

     Бессмертны! Слышали вы скромный мой обет!

     Молил ли вас когда о почестях и злате?

     Желал ли обитать во мраморной палате?

     К чему мне пажитей обширная земля,

     Златыми класами венчанные поля

     И стадо кобылиц, рабами охраненно?

     О бедности молил, с тобою разделенной!

     Молил, чтоб смерть меня застала при тебе,

     Хоть нища, но с тобой!.. К чему желать себе

     Богатства Азии или волов дебелых?

     Ужели более мы дней сочтем веселых

     В садах и в храминах, где дивный ряд столбов

     Иссечен хитростью наемных пришлецов;

     Где всё один порфир Тенера и Кариста,

     Помосты мраморны и урны злата чисты;

     Луга пространные, где силою трудов

     Легла священна тень от кедровых лесов?

     К чему эритрские жемчужины бесценны

     И руны тирские, багрянцем напоенны?

     В богатстве ль счастие? В нем призрак, тщетный вид!

     Мудрец от лар своих за златом не бежит,

     Колен пред случаем вовек не преклоняет,

     И в хижине своей с фортуной обитает!

     И бедность, Делия, мне радостна с тобой!

     Тот кров соломенный Тибуллу золотой,

     Под коим, сопряжен любовию с тобою,

     Стократ благословлен!.. Но если предо мною

     Бессмертные весов судьбы не преклонят,

     Утешит ли тогда сей Рим, сей пышный град?

     Ах! нет! И золото блестящего Пактола,

     И громкой славы шум, и самый блеск престола

     Без Делии ничто, а с ней и куща - храм,

     Безвестность, нищета завидны небесам!

     О дочь Сатурнова! услышь мое моленье!


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ]

/ Полные произведения / Батюшков К.Н. / Стихотворения


Смотрите также по произведению "Стихотворения":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis